Глава 13. Варшавский скорый
Стас мгновенно проснулся, услышав щелчок дверного замка. Рука привычно скользнула под подушку. Пусто! Он рывком сел на диване и только тут всё вспомнил — побег, «пряничный домик», эстонку Ингу. И она, легка на помине, не спеша вошла в комнату.
— Guten Tag, Станислав. Точнее, с добрым утром.
— С добрым утром, — отозвался он, торопливо влезая в брюки.
— Сейчас я подам кофе. Через час придёт фотограф, нужно быть готовым полностью.
Он молча кивнул. Разговаривать не очень хотелось. Стас был «совой» — утром ему требовалось время на «раскачку». Только побродив тенью по квартире, покурив, хлебнув кофе, он постепенно начинал превращаться в годного для общения человека. К тому времени, когда Инга вошла в комнату с подносом, Стас уже был умыт, побрит и причёсан — в маленькой туалетной комнате для этого нашлось всё необходимое.
— Каким образом мы выберемся в Россию? — спросил Стас, когда Инга сделала первый глоточек кофе.
— Сначала мы будем пить кофе, — ответила она, отпивая ещё глоточек. — Потом будем разговаривать о делах.
«Ну, конечно, — саркастически подумал Стас. — Она же эстонка. Эстонские парашютисты и с неба спускаются в три раза медленнее».
То ли чашечка была маленькой, то ли Инга была исключением из правила, но не прошло и минуты, как беседа возобновилась.
— Цыганского языка ты, конечно, не знаешь?
— Только «ромалэ» и «чевелэ», ну, ещё «эх!»
Инга двинула уголками рта, показывая, что шутку поняла.
— Ничего, — спокойно сказала она. — Полиция его тоже не знает.
— Вы что, в цыгана меня превратить решили? — поразился он.
Вот затея, глупее не придумаешь! Бродячий народ во все времена находился под самым пристальным вниманием полиции. На главной площади города, и то безопаснее прятать!
— Нет, — помолчав, ответила Инга. — Это такая эстонская шутка.
— А-а, очень смешно.
— Прятать тебя среди цыган плохо, — с самым серьёзным видом пояснила она. — Во-первых, их полиция проверяет очень часто.
— Я знаю. А во-вторых?
— Во-вторых, ты не умеешь плясать с медведем.
Стас озадаченно уставился на Ингу, пытаясь сообразить — это что, снова тонкий эстонский юмор?
— Но самое главное не в этом. Наши друзья сегодня сообщили, что полиция тебя не ищет.
— Полиция не ищет? — выделил он голосом первое слово. — А кто ищет?
— Да, ты понял правильно. Полиция тебя не ищет, потому что господин Демидов был освобождён через три дня после задержания.
— А госпожа Демидова?
— Госпожу Демидову освободили в один день с тобой. Нет, — добавила она, увидев, как изменилось лицо Стаса. — Её освободили по-настоящему, наш человек в полиции это подтверждает. А тебя ищет не полиция, а какие-то люди. И очень хорошо ищут.
Стас потёр лоб. С одной стороны, кое-что прояснилось. В самом деле, зачем искать человека, которого сами же выпустили? И с какой, спрашивается, стати его искать, если смерть господина Бронштейна совершенно не криминальная? Если и есть там какие шероховатости (а они есть, конечно), то доказать их очень трудно, почти невозможно. Тогда зачем ягодицы напрягать? Как будто он сам подобные смерти ни разу не отказывал. Здесь, слава Богу, ясно.
С другой стороны — загадок стало ещё больше. Куда делась Галина? Кто эти люди, которые его ищут? Одними «алмазными» делами всю эту суету объяснить не получается. «Де Бирс» это или другая компания, но они, по сути, и так правят бал на рынке драгоценных камней. И у них, наверняка, есть тысяча и один способ поумерить активность конкурента, да ещё и лапы на этом погреть. Его смерть, по большому счёту, на ситуацию никоим образом не повлияет. Стало быть, все эти телодвижения идут совсем по другому департаменту. В задумчивости подняв глаза, Стас столкнулся с внимательным взглядом Инги. Эстонка без всякого стеснения изучала его, словно бабочку, надетую на булавку.
— Кто-то очень хочет убить тебя, Станислав.
— Спасибо, я уже сообразил, — буркнул он.
— Мне нужно точно знать — кто и зачем. Иначе я не могу гарантировать тебе сохранность жизни.
Стасу стало смешно. Его, офицера милиции, собирается охранять молодая женщина. Да её саму охранять надо! Сохранность она, видите ли, гарантировать не может! Вот ещё Кевин Кёстнер на его голову, блин!
— Не надо мне ничего гарантировать. Помогите с документами, я сам выберусь.
Лицо Инги стало холодным и официальным.
— К сожалению, не могу. У меня контракт.
— А, ну, если контракт, тогда конечно… Не знаю я, кто охотится. Может, разведка чья-то, может, масоны.
— Значит, ты многим мозоли оттоптал, если даже предположить не можешь — кто тебя хочет прикончить. Ладно, я что-нибудь придумаю.
Она говорила без малейшего сарказма, скорее, с лёгким сожалением. Как сестра милосердия, которая слегка огорчилась, что вместо ожидаемых пяти придётся пятнадцать клизм ставить. В это время стукнул дверной молоток — пришёл фотограф.
Шипел, выпуская пары, похожий на тянитолкая, паровоз Зигля. На тёмно-синем вагоне сияли бронзовые буквы «Wien-Warshawa». Жандарм, бегло просмотрев паспорта на имя Станислава Гржибовского и его супруги Иоанны Гржибовской, с вежливой улыбкой вернул их Стасу и Инге, и они вошли в вагон. Свой небольшой саквояж «пан Гржибовский» нёс сам, а огромный чемодан «пани Иоанны» тащил за ними дюжий носильщик. В самом деле, не может же благородная пани путешествовать с одним ридикюлем.
— Слушай, у меня такое чувство, что за нами «хвост». Или это ваши приглядывали?
Они уже сидели в купе. Стас не боялся показаться слишком осторожным — в таком деле лучше показаться смешным, чем оказаться убитым. Потом, если что, вместе посмеёмся.
— У тебя хороший нюх, Станислав. Но плохое зрение.
— В каком смысле?
— В самом прямом, — спокойно ответила Инга. — Нас пасут. На вокзале их было четверо — классический «конверт». В наш вагон сели двое. Где остальные, не знаю. Кстати, «приняли» они нас именно на вокзале. Вот потому я предпочитаю работать одна.
— Что с ними делать будем? — деловито поинтересовался Стас.
— Пока ничего, — пожала плечами она. — До Польши они себя не проявят, это точно. А там посмотрим.
В дверь купе вежливо постучали.
— Господа желают чаю? Или кофе?
— Кофе, — решил он. — И ещё, у вас есть русские газеты?
— Есть, конечно, — проводник. — «Русское слово» хотите?
— Да, пожалуйста.
Прихлёбывая, между делом, кофе, Стас с интересом просматривал принесённую проводником прессу. Проводник через некоторое время принёс несколько номеров обещанного «Русского слова». Стас испытал двойственное чувство — словно он всё это читает в архиве, даже запах бумажной пыли почудился на секунду. События, которые прошли давным-давно, представали с газетных листов в виде свежих новостей. Нонсенс!
Он развернул газету, и в глаза сразу бросилось «ленские прииски». Ну-ка, ну-ка.
«На ленскихъ пріискахъ.
ИРКУТСКЪ, 12.IV. На Ленскихъ пріискахъ состояніе напряженнаго выжиданія. Товарищество разсчитало 150 семейныхъ рабочихъ, которыя съ семьями переселяются въ Бодайбо.
На пріискахъ производятся ничтожныя работы десяткомъ рабочихъ. Должностныя лицъ а опасаются выходить изъ квартиръ, охраняемыхъ солдатами.
Рабочіе ведутъ себя мирно, самыя активныя изъ нихъ, напротивъ, уговариваютъ товарищей вести себя вѣжливо, чтобы не дать повода для расправы. Ротмистръ Трещенковъ Н.В. отъ руководства солдатами отстраненъ министромъ внутреннихъ дѣлъ. Вмѣсто него назначенъ шъ табъ-ротмистръ Исаевъ».
«Исаев? — с удивлением подумал Стас. — Всеволод, что ли? Видимо, группа „Зет“ со смертью Столыпина расформирована. Интересно, кого же вместо Столыпина назначили? Макарова, как в прежней истории, или кого другого?»
Он чуть не сплюнул от огорчения. Покосился на Ингу — та внимательно рассматривала «Ниву» и, похоже ничего не заметила.
«Надо тоже что-нибудь полегче почитать, — подумал Стас. — Я и так скоро озверею совсем».
Он перевернул страницу и первое, что попалось на глаза, была заметка:
«Ужасы жизни.
ДВИНСКЪ, 4.IV. Дочь чиновника Я., гимназистка, подала жалобу на своего отца, обвинивъ его въ томъ, что онъ изнасиловалъ ее и затѣмъ превратилъ въ свою наложницу. Младшая сестра ея состоитъ въ любовной связи съ братомъ. Однажды ихъ засталъ младшій братъ и тоже сдѣлался ее любовникомъ».
Угу, нашёл полегче. Прямо, как в наше время — открываешь газету, а там сплошной кошмарный ужас. Что там дальше?
«Гибель „Титаника“. Подробности крушения».
Нет, уж, спасибо. Про «Титаник» мы в курсе. Лео ди Каприо, как живой, перед глазами стоит. Что ещё?
«ЛУГАНСКЪ, Екатеринослъ. губъ.
Впечатлительность зрителя.
Во время представленія въ народной аудиторіи пьесы „Угнетенная невинность“ пр оизошелъ тяжелый инцидентъ.
При словахъ героя пьесы: „Жены существуютъ для того, чтобы измѣнять мужьямъ“, сынъ бывшаго предсѣдателя Союза Русскаго Народа П. Базилинъ вдругъ выбѣжалъ изъ театра и, сейчасъ же вернувшись съ кирпичомъ въ рукахъ, бросилъ его въ голову своей женѣ.
Въ театрѣ началась паника. Преставленіе было прервано. Окровавленную женщину унесли въ пріемную врача. Базилинъ арестованъ». «Нет, хватит, — подумал Стас, чувствуя, что начинает злиться. — Можно подумать, что на дворе не 1912-й, а 1992-й.».
Он отложил газеты и вышел в тамбур покурить.
Довольно быстро он вычислил тех двух, о которых говорила Инга. Будь ты хоть самим Щепкиным, есть функциональные признаки, от которых избавиться невозможно. И знающему человеку они видны, когда сразу, когда чуть позже, в общем, «засветка» — вопрос времени.
Это физические данные, во-первых. Филёр не может быть очень худым или чересчур толстым, непомерно высоким или ростом с сидящую собаку, потому что всякое «слишком» обращает на себя внимание. По этой же причине он не носит усов, бороды или бакенбард. Поднятый воротник и чёрные очки — это сыщик Моркоу из детской книжки про Чиполлино. Не носят они очков, по тем же причинам.
Здесь, правда, задача была чуть посложнее. Потому что это были частные лица. Но, когда крепкий господин из второго купе, одетый, как коммивояжёр средней руки, мазнул его ленивым взглядом — слева направо и сверху вниз, чуть задержавшись на лице, Стас мысленно загнул один палец. Раз!
Последние сомнения отпали, когда из этого же купе показался второй. Оп, теперь два! Параметры типичного филёра — здоров и без особых примет. Но не слишком опытен — то и дело «косяка давит».
— Они во втором купе, — сообщил он Инге, вернувшись с перекура.
— Я знаю, — спокойно ответила она. — Скорее всего, им нужно нас убрать.
— Не исключено, — пожал плечами Стас. — Какие мысли по этому поводу?
— Да никаких, — девушка потянулась.
На ровных предплечьях, на какую-то долю секунды, обозначились округлые мышцы. И снова пропали, словно рябь прошла по воде.
— Не бойся, — покровительственно сказала она. — С тобой тётя Инга.
— Ты, тётя, от скромности не помрёшь, — фыркнул Стас, слегка уязвлённый её покровительственным тоном.
Эстонка смотрела на него, чуть прищурив, по своему обыкновению, глаза и, кажется, не в шутку забавлялась.
«Бог с ней, с дурочкой самонадеянной, — подумал опер. — Лишь бы не подставилась. Мало мне этих уродов, ещё и с ней возись. Корчит из себя Лару Крофт».
Но вслух, разумеется, ничего не сказал, взял со столика первую попавшуюся газету и, отрешённо глядя на строчки, прокачивал варианты общения с «хвостом».
Остраву они миновали, когда за окном уже стали загораться фонари. В темноте мимо проплывали огоньки деревень, время от времени в окно бросали отсвет фонари на переездах.
— Надо ложиться спать, — непреклонным тоном сказала Инга, прикручивая газовый рожок.
«Блин, сейчас ещё на горшок сажать начнёт», — ухмыльнулся про себя опер.
— Знаешь, милая, я схожу покурю, а потом лягу.
Он понимал, что именно сейчас нужно быть возле неё. Зарежут её, как курёнка, пока он в тамбуре дымить будет. Фраза была сказана для того, кто сейчас, может быть, стоит в коридоре и прислушивается.
Маленькая ладошка зажала ему рот.
— Дорогой, я не хочу, чтобы от тебя пахло табаком, — капризным тоном протянула она, кивком головы указывая на дверь.
Стас тихонько кивнул и присел на полку. Она жестом показала «ложись».
«Пожалуй, верно. Если решат, что спим, не будут спешить. Глядишь, секунду-две подарят».
Давно миновали Ястшембе-Здруй, минутная стрелка нудно проползла три четверти, а гости всё не приходили. Изредка, в отсвете случайных фонарей, он различал лицо спутницы с открытыми глазами. Она лежала неподвижно, как сфинкс. Или как кошка, стерегущая добычу.
«Каждый считает добычей другого», — мысленно усмехнулся он.
Тихий звук заставил его превратиться в слух. Он бросил взгляд на Ингу. Та тихо кивнула, показывая, что всё слышит, и, прижав палец к губам, прикрыла веки. Стас последовал её примеру, тихо посапывая для полноты картины. Полированная дверь стала тихонько приоткрываться, и в неё почти бесшумно проскользнула тёмная фигура. Постояв секунду, ночной визитёр шагнул к оперу.
Он скорее почувствовал, чем увидел замах. Спасибо Сашке, их динамовскому тренеру. Стас резко прянул в сторону, прижавшись к стенке купе, ветерком мазнуло по лицу — рука с ножом с силой ударила в то место, где только что было его горло. Крутанувшись по оси, он сверху левой рукой захватил вооружённую кисть, и стал выкручивать её наружу. И тут же почувствовал, что тот намного его сильнее. Правой Стас ударил в лицо, стараясь попасть ладонью в основание носа. Жилистая кисть стала выворачиваться из пальцев, вторая рука врага пыталась нащупать горло. Распрямившись, как пружина, опер ударил пяткой под колено. И вдруг убийца тихо охнул, и стал мешком валиться на него. А тёмная фигура напарницы, мелькнув, как призрак, исчезла за дверью.
Вырвав нож, он сбросил с себя тело, и тоже метнулся к выходу. Но тихий шёпот: «Стой!» заставил замереть на месте. В проёме чернела какая-то тёмная бесформенная масса.
— Ты долго будешь таращить свои глаза? — послышался тихий голос Инги. — Затаскивай внутрь этого борова.
Сообразив, что это напарница держит второго убийцу, он сгрёб его за одежду и заволок внутрь. Тело было тяжёлым и совершенно безвольным. Ай, да напарница! Он почувствовал неловкость — пока возился с одним, она управилась с двумя. Впрочем, эта мысль мелькнула и пропала, не до того сейчас.
— Чем ты их? — тихо спросил он.
— Много будешь знать, быстро станешь стариком, — тихо огрызнулась Инга, прибавляя света в рожке. — Быстро обшарь карманы.
При свете сразу стало ясно — оба трупы. У «коммерсанта» на виске синеватое углубление, словно ударили чем-то тупым и тонким. Такое же пятнышко, сноровисто выворачивая карманы, он обнаружил на сонной артерии того, который пытался его зарезать.
— У тебя кровь, — спокойно сказала она. — На руке.
— Чёрт! — он облизнул мизинец.
Порезался, когда нож отбирал. Ну, это ерунда, конечно. Всё, что нашёл в карманах, он сложил на столик и на свой диван, чтобы не путаться — где чьё. Инга, тем временем, сильным мужским движением открыла окно.
— Туда, — коротко сказала она.
Не прошло и минуты, как оба трупа перекочевали на улицу. Два глухих шлепка о землю — и всё. Инга быстро просмотрела вещи убитых, паспорта сунула в ридикюль, деньги — в кошелёк, расчёски, портмоне и прочие мелочи, тщательно обтерев платочком, швырнула в окно.
— А теперь — спать! — скомандовала она, уворачивая рожок.
— Как скажешь, — покладисто отозвался он, укладываясь на диван.
И в самом деле — ночь на дворе. Ну, чуть не убили. Так, что ж теперь, не есть, не спать, и в туалет не ходить?
