Глава двадцать третья
Возвращение на ринг
Конец 2011 года
Недели после гибели Авлаки были мрачными. Я не мог перебороть чувство вины за его убийство. Я постоянно представлял себе горе его стареющего отца, который всегда старался его уберечь, горе его жен и детей, и в особенности той женщины, которую я отправил к нему в Йемен.
Печаль усугубило зашифрованное послание, которое я получил от Амины спустя несколько недель после гибели Авлаки.
«Посылаю вам это письмо в большом горе и с печалью в сердце о моем муже, но и с чувством радости за него, принявшего мученическую смерть. Аль-Хамду ли-Ллях! Теперь он в Джаннат [раю] и чувствует только радость и счастье.
Я хотела бы связаться с вами в случае, если буду возвращаться в Европу, но у меня есть еще четыре месяца, чтобы принять решение. Мое главное желание — принять мученическую смерть… Да дарует Аллах нам всем сабр [терпение] и силу, чтобы пережить это тяжкое время в жизни.
Прошу Аллаха благословить вас за то, что благодаря вам я встретилась с моим мужем. Наш брак был благословением Аллаха, и я горжусь, что была его женой».
Я подумал, как нелегко Амине сейчас — остаться одной без помощи и поддержки. И я решил перечитать ее письмо.
«Мое главное желание — принять мученическую смерть…»
Чтобы отомстить за смерть мужа, эта молодая, испытывающая благоговение перед имамом женщина, с которой мы в Вене пили кофе, готова принести себя в жертву.
Во сне я видел Авлаки, укорявшего меня за содеянное.
В те дни я не мог обрести покой, постоянно обращался мыслями к американцам. Эти люди исчезли из моей жизни. Я перешел в категорию бракованного товара, стреляной гильзы. В ушах у меня стояли бесконечно повторявшиеся клише из тех, что в ходу в Лэнгли. Я стремился доказать их ошибочность, опровергнуть представление о том, что я бывший игрок. Я жаждал, чтобы обо мне снова вспомнили.
Я хотел уйти с передовой разведки. Меня переполняли чувства разочарования, неудовлетворенности из-за невозможности повлиять на ситуацию. Мое состояние передалось и Фадие. Разве мог я ее в чем-то винить? Я тогда был как натянутая струна и не мог заставить себя признаться ей во всем.
Туманным ноябрьским днем меня вдруг осенило — нужно попытаться восстановить связи с датской разведкой и доказать, что я все еще могу играть с ними на равных. Пусть я проворонил гонорар, обещанный мне за операцию по устранению Авлаки, но датская разведка до сих пор платила мне, а я был не из тех, кто привык получать деньги, ничего не делая. Настала пора вновь приняться за работу.
Бывая в Йемене, я познакомился с разветвленной сетью, а не только с Авлаки. Я, можно сказать, рос вместе с АКАП, ставшей самой активной и смертоносной из всех группировок, грозившей удушить своими щупальцами весь мир. Авлаки был крупной фигурой, но имелась и еще одна, чьи навыки боевика и методы руководства были куда совершеннее. Насир аль-Вухайши.
Вухайши был доверенным лицом Усамы бен Ладена и начальником его штаба, до 11 сентября располагавшегося под Кандагаром, а после начала американцами в октябре 2001 года операции «Несокрушимая свобода» сбежал в Иран. Иранцы арестовали его и выдали Йемену, но Вухайши после побега из тюрьмы в 2006 году сумел вернуть к жизни идеи джихада у себя на родине. В Йемене «Аль-Каида» стала «Аль-Каидой на Аравийском полуострове», а Вухайши — эмиром группы. В августе 2010 года бен Ладен из Абботтабада прислал письмо, превознося Вухайши за «умелое и эффективное» руководство АКАП.
К концу 2011 года Вухайши, известный боевикам как Абу Базир, превратил АКАП в мощную силу. Воспользовавшись непопулярностью президента Салеха, АКАП вовлекала в свои ряды тысячи боевиков из сочувствующих племен. В апреле обрела самостоятельность вновь созданная группа под названием «Аль-шариат Ансар» — «Партизаны Шариата». Целью ее было укрепление и расширение базы движения и привлечение все новых и новых боевиков.
«Партизаны Шариата» умело использовали в своих интересах политический хаос, что позволяло им брать под контроль новые территории в провинциях Абья и Шабва, включая и Зинджибар — пыльный город на южном побережье, всего в 40 милях от Адена по прибрежному шоссе. Именно по этому шоссе той сентябрьской ночью я и ехал на встречу с Авлаки.
Мини-государство «Аль-Каиды» только формировалось. Город Джаар был его колыбелью, а Вухайши — бесспорным главой. Это было блестящим подтверждением его веса в джихадистском движении. Вухайши стали рассматривать как потенциального преемника бен Ладена и Завахири, в качестве главного лидера «Аль-Каиды» во всем мире.
Я позвонил Клангу в Копенгаген — надо было встретиться. Однако теперь прямых авиабилетов мне не вручали — только на поезд по Англии и на паром из Хариджа в Данию.
На встрече с Клангом и Йеспером я был не в лучшем настроении. Я понимал, что они — моя последняя возможность выйти из игры чемпионом. Но не волновался: понимал, что другого такого агента, способного подобраться к Вухайши, в принципе не существовало.
— Думаю, что за год я смогу на него выйти, — заверил я их.
Кланг воспринял мои слова скептически, как бармен, которого местный алкоголик уговаривал налить последний стаканчик.
Кланг заявил, что рад моим попыткам восстановить контакты с йеменскими боевиками, при условии, что я действительно этого хочу, однако я чувствовал, что особой срочности в этом не было. Мой гонорар, как обычно, увеличили — прибавили за работу за границей. Теперь я получал в месяц около 7500 долларов. Однако я чувствовал, что был для них обузой, а не пригласительным билетом на бал к Большому брату.
Но я упрям: я покажу им, на что способен. Теперь я фактически был свободным художником, расставлявшим собственные приоритеты, и остался без своего важнейшего контакта — Анвара аль-Авлаки.
3 декабря я вернулся в Сану и сразу ощутил себя уязвимым. Мало того, что я лишился поддержки кураторов, я не был уверен в Абдуле настолько, чтобы от своего имени забросить парочку пробных шаров. И еще не знал наверняка, как он относился ко мне после встречи в Малаге, когда я высказал американцам свои сомнения. Это означало наличие еще одного опасного аспекта.
При встрече Абдул не выказал ни беспокойства, ни недоверия. Если он работал на ЦРУ, он прекрасно владел собой. Он предложил мне переговорить с Муджибом, доставившим прошлым летом на подконтрольные племенам территории мое первое послание на флэшке для Авлаки духовному лидеру «Аль-Каиды» Адилу аль-Абабу. Муджиб, по словам Абдула, регулярно виделся с Вухайши.
И мы втроем встретились на крыше дома в Сане, где я остановился.
Муджиб оказался низкорослым толстяком с длинной бородой. На голове платок, но не расцветки племени. Уже марка его автомобиля — довольно новый «Мерседес» — говорила, что он не простой салафит. Гордился он и своими обширными связями. Хвастал тем, что выступал посредником между «Аль-Каидой», салафитами в Даммадже, где я учился свыше десяти лет назад.
Муджиб сказал мне, что недавно передал Вухайши послание саудовцев с предложением сделки. Они пообещали, что все простят Вухайши и его группировке и снабдят их оружием и деньгами, если те согласятся прекратить борьбу против Саудовской Аравии и американцев и будут сражаться с шиитскими мятежниками Северного Йемена. Мне эта идея представилась неосуществимой, как нарушение суверенитета Йемена, но поскольку я слышал это из уст Муджиба, стопроцентной уверенности быть не могло.
Я сменил тему — рассказал об истинной причине своего приезда в Йемен. Я мысленно прогнал наш с ним диалог, но только теперь получил возможность убедиться, заинтересован ли он во мне.
— В Швеции есть братья, которые готовы отомстить за гибель шейха Анвара. Они также готовы присягнуть АКАП, и я в этой связи хотел бы найти способ связаться с Абу Базиром [Вухайши], — объяснил я присутствующим. Мои расчеты строились на том, чтобы наладить канал связи через курьеров, как это было с Авлаки. Это позволило бы мне восстановиться в статусе специального уполномоченного в Европе — ответственного за рекрутирование и доставку добровольцев.
Я говорил правду. Перед тем как отправиться в Йемен, я в шведском городе Мальмё встретился с группой мусульман, искавших возможность выехать за границу для участия в джихаде. И опять же, я вышел на них благодаря знакомству со многими боевиками, с которыми познакомился за предыдущее десятилетие. Датская разведка попросила меня обратиться к Абу Арабу, датчанину палестинского происхождения, который уже принимал меня во время моего приезда в Ливан в 2007 году.
Абу Араб — настоящее имя его Али аль-Хадждиб — какое-то время за участие в исламской экстремистской группировке ФАТХ просидел в ливанской тюрьме. Там его пытали. Датское правительство исполнило свой долг и направило женщину-дипломата для проверки того, как с ним обращались в тюрьме. Но вместо того чтобы поблагодарить ее, он поклялся, что когда выйдет, то убьет ее.
Несмотря на его «подвиги», аль-Хадждибу все же позволили обосноваться в Дании. Когда я рассказал ему о планах возвращения в Йемен, он убедил меня съездить с ним в Мальмё — встретиться с одним из живших там братьев из джихадистской династии Хадждибов. С еще одним братом — Саддамом — я познакомился незадолго до того, как он взорвал себя, когда ливанские силы безопасности пошли на штурм его дома. Другой брат все еще томился в тюрьме за то, что подкладывал взрывные устройства в пассажирские поезда в Германии. Их мать произвела на свет одиннадцать сыновей и — насколько мне известно — ни одной дочери.
Двое из молодого поколения Хадждибов спали и видели, как попасть в Йемен. Один из них — племянник Абу Араба — 19-летний студент-компьютерщик, рослый, худощавый и светлокожий, с коротенькой жиденькой бородкой. Он был одет в джинсы, чтобы не бросаться в глаза службе безопасности. Его двоюродный брат, проживавший в Гётеборге, тоже мечтал поехать в Йемен.
Хадждибы опасались, что их дом прослушивается, и мы вышли на прогулку в один из парков Мальмё. Когда я рассказал им, что возвращаюсь в Йемен восстанавливать контакты с АКАП после гибели Авлаки, молодой студент-компьютерщик был просто в восторге.
— Если ты действительно наладишь связи, мы хотим приехать и дать баят [присягу] Вухайши, и я мог бы редактировать «Испайр», — предложил он.
Я рассматривал Хадждибов как нового «Варсаме» — источник, от которого смог больше узнать о террористической группировке, создать более детальную картину ее намерений и союзов. Я поделился этой идеей с Клангом.
— Эти ребята очень опасны — бомбы с часовым механизмом. Неплохо бы послать их в Йемен, чтобы через них установить новые связи с группировкой, — пояснил я.
Кланг загорелся планом:
— Ты сможешь общаться с ними по электронной почте, не подвергая себя опасности.
Но мы понимали, что мне надо установить контакты с Вухайши, что тогда датская разведка считала маловероятным.
И я рассказал Муджибу о Хадждибах. Может показаться абсурдом, но в агентурной работе я старался не врать. Только так можно не засветиться. Сложно не лгать, а запомнить, где и в чем. Кроме того, свяжись АКАП и вправду со шведскими мусульманскими боевиками, очень важно, чтобы они подтвердили мои слова.
Я уверял Муджиба, что мечтаю отомстить за убийство Авлаки, он пообещал, что свяжется с Вухайши. Я вручил ему напечатанное мною на моем ноутбуке послание для лидера АКАП. В послании этом я не поскупился на обещания, чтобы заинтересовать Вухайши.
«Мои глаза полны слез из-за огромной потери друга, брата и учителя, шахида шейха Анвара аль-Авлаки, да примет Аллах его как набожного человека… Аминь. Его гибель должна быть отмщена кровью кафиров, иншааллах…
Брат Анвар просил меня отыскать братьев в Европе, готовых приехать для прохождения подготовки, а потом вернуться в свои страны и работать во имя нашей веры. Я отыскал нескольких человек, и они готовы поехать, иншааллах».
У меня в запасе была еще одна карта. Мой кенийский друг Икрима, тот самый длинноволосый член «Харакат аш-Шабаб», стремился именно сейчас, когда не стало Авлаки, как можно скорее установить контакт с Вухайши. Если бы я смог как-то свести их, то открылась бы возможность отслеживать связи между различными филиалами «Аль-Каиды», что всегда очень непросто для спецслужб Запада.
«Брат Икрима в Сомали также нашел несколько братьев с европейским и американским гражданством, они ничем не запятнаны и готовы, овладев нужными навыками, вернуться, — писал я. — Этот брат получил специальное послание для вас от вашего учителя из Афганистана».
Я также доказал, что кое-что понимаю и в вопросах конспирации.
«В этом письме не могу указать свою фамилию, взгляды или национальность, потому что это небезопасно… В будущем связь должна осуществляться через личных посланцев, например, Адиль [аль Абаб] может получать от меня послания и отправлять их вам, и вы можете посылать мне сообщения через своего курьера. Я избегаю пользоваться электронной почтой, мобильной связью, обычным телефоном и т. д.».
Несколько дней спустя я вновь встретился с Муджибом. Он сказал мне, что только что вернулся со встречи с представителями «Аль-Каиды» в подконтрольных племенам районах и передал им послание.
— Я даже, если хотите, могу организовать вам встречу с Абу Базиром, возможно, на Новый год, — заверил он меня.
— Да, конечно, это определенно понадобится.
Такая встреча стала бы самой опасной из всех моих миссий. Учитывая непримиримую вражду между правительственными силами и «Аль-Каидой» в подконтрольных племенам районах, она к тому же представлялась весьма маловероятной. АКАП как раз атаковала подразделения йеменской армии на юге и планировала организовать теракты в Америке.
Муджиб пообещал передать мне 16 Гб неотредактированных видеозаписей от АКАП для показа сочувствующим в странах Запада. Возродить журнал «Инспайр» после гибели Авлаки и Самир Хана так и не удалось, но территориальные завоевания в Южном Йемене всячески стремились обнародовать. Недавно Абдул показал мне видео американского посольства в Сане и примыкающего к нему отеля «Шератон». «Шератон», в отличие от большинства первоклассных отелей, был обложен мешками с песком, а на крыше располагались посты американских солдат — видимо, морских пехотинцев. Абдул сказал мне, что в группе считали, что контртеррористическими операциями американцы руководили прямо из отеля.
Заручившись обещаниями Муджиба, я в канун Рождества вернулся в Данию и тут же обо всем проинформировал датскую разведку. Сотрудники датской спецслужбы, как мне показалось, отнеслись к полученным сведениям серьезнее, чем раньше, хотя все мы понимали, что многое зависит от слова Муджиба.
Кланг предложил, чтобы я снова съездил в Мальмё на свидание с Абу Арабом, для встречи через него с представителями клана Хадждиба. Датская разведка рисковала, у нее не было полномочий посылать агентов для участия в операциях на территории Швеции. Датская разведка и Служба государственной безопасности Швеции сотрудничали в предупреждении и раскрытии террористических заговоров, но шведам явно не понравилось бы, начни датская разведка проводить операции на их территории.
Тем не менее датчане все же сочли это возможным. Молодой англоязычный студент-компьютерщик идеально подходил на пост редактора журнала «Инспайр» вместо Самир Хана. А я получил бы ценный контакт в сердце группировки. Адрес электронной почты в «Инспайр» служил группировке связью с единомышленниками на Западе. Спустя полтора года после отправки в Йемен Амины мы снова готовили канал отправки европейских экстремистов, желавших вступить в ряды моджахедов.
Усердный студент-компьютерщик все еще собирался ехать в Йемен. С ним и его отцом я встретился в парке, чтобы наши разговоры не подслушала Служба государственной безопасности Швеции.
— Я побывал в Йемене и передал послание Вухайши, а теперь жду ответа. А ты пока готовься, — сказал я ему.
Он несказанно обрадовался известию, как футболист дворовой команды, приглашенный в профессиональный клуб.
— Я бы сам поехал, но не могу — кафиры обложили меня со всех сторон, — сообщил Абу Араб. Он сиял от гордости, что новое поколение семейства Хадждиба готово принять эстафету.
На Рождество я вернулся в Великобританию. Никогда не любил эту пору. Волшебное Рождество оставило мучительные детские воспоминания. Сам я тоже редко бывал на праздник с детьми. Но в этом году Карима с детьми согласилась приехать ко мне с Фадией. Хотя их воспитывали в мусульманском духе, я баловал их подарками. Тем не менее радость мешалась с грустью. Скоро мне предстояло вернуться в Йемен, и прощание давалось мне с трудом.
Перед очередным заданием я всегда волновался, но сейчас испытывал настоящую тревогу. Найти Вухайши было как войти в логово льва. Опасность страшнее, чем во всех предыдущих миссиях.
Больше всего мне не давало покоя, что, если я погибну, выполняя задание, мои дети так и не узнают, что их отец был двойным агентом. В лучшем случае в телевизионных новостях скажут, что в далекой стране устранили очередного джихадиста, и покажут мою фотографию. Но ни их мать, ни мачеха ничего не расскажут им о том, кем я был на самом деле.
Не напоминал ли я старого боксера, решившегося выйти на уже непосильный бой?
