Глава девятнадцатая
Новое прикрытие
Лето — зима 2010 года
После провала операции «Амина» американцы контакты со мной заморозили.
— Они тобой недовольны, — сообщил мне Кланг. — Ты получил четверть миллиона долларов, Авлаки — красивую блондинку, а Большой брат — твое милое письмецо, — потешался он.
Я отправил Алексу раздраженное электронное послание, раскритиковав методы работы американцев и напомнив, что мою двойную игру датчане задумали первыми, когда они даже не подозревали о моем существовании.
Какое-то время казалось, что двойная игра снова станет исключительно достоянием датчан. Британцы исчезли, американцы продолжали оплакивать дорогостоящий провал. Но я не унывал. Понимал, что приятели-джихадисты скоро со мной свяжутся.
Все силы я отдавал новому предприятию — «Сторм Бушкрафт» — компании по организации разного рода поездок с приключениями. Зарегистрировал я ее в Великобритании. Некоторые джихадисты Бирмингема заинтересовались, на какие деньги я зачастил в Йемен и Восточную Африку. Я решил прикрыться легендой, что хорошо зарабатываю на продаже наркотиков, но мне позарез требовалось надежное прикрытие.
Приключенческий туризм был моей второй натурой. Я всегда любил отдых на природе и еще мальчишкой ставил палатки в окрестностях Корсёра. Мне очень понравились тренировки на выносливость с британцами в Авморе. А после поездки в марте 2010 года с агентами британской разведки в отель «Айс» на севере Швеции я побывал еще севернее в составе арктической экспедиции. Холод был такой, что трудно дышать, а солнце садилось, едва взойдя. Но я был в своей стихии — изучал способы выживания в Арктике, охотился, раскладывал костры.
Экспедицией руководил Тоби Кауэрн из резерва морской пехоты. Его очень ценили в кругах путешественников-исследователей. Кауэрн подготовил команду, в 2006 году победившую на соревнованиях «Полар Челлендж» — гонках до Северного полюса. Тоби отличался жизнелюбием и невероятной выносливостью. Когда по вечерам мы почти все валялись в своих иглу, не в силах пальцем шевельнуть, Тоби спокойно читал при свете факела.
Я видел, что Тоби готов к большему, чем просто учить людей выживанию в суровых условиях Арктики. Его угнетало, что из-за травмы спины он не может, как многие его товарищи из Королевской морской пехоты, участвовать в операциях в Афганистане.
Я хорошо понимал, что именно такого человека западной разведке следовало внедрить в круги джихадистов за границей. Тоби Кауэрн прекрасно знал, как действовать в чрезвычайных ситуациях, а смуглый цвет лица делал его похожим на уроженца Ближнего Востока.
— Тебе не хотелось бы заняться чем-нибудь поинтереснее? — спросил я его однажды, когда мы тащились по снегу.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, чем-нибудь, что как-то связано с разведслужбой?
— А почему ты об этом спрашиваешь? Сам-то ты кто по профессии?
Я, не вдаваясь в детали, обрисовал ему, чем занимаюсь.
— Мне кажется, тебя оценили бы. Не хочешь встретиться с моими друзьями из разведки?
— Почему бы и нет? — ответил Тоби.
В самый разгар операции «Амина» я представил Тоби Кауэрна Клангу, Сёрену и Андерсу. Это произошло на вилле в Роскилле-фьорде. Мы убедились, что американцев там уже нет. На время разговора Тоби с кураторами мне приказали выйти, и я решил прогуляться по побережью.
— Этот парень нам нравится, — подытожил Кланг, когда я вернулся.
Скоро Тоби уже работал со мной в компании «Сторм Бушкрафт», когда я с ее помощью пытался продолжать сотрудничать с разведслужбой. Мне удалось убедить радикальных исламистов, что фирма служит надежным прикрытием моей работы для дела джихада. А на самом деле я замыслил еще глубже внедриться в их круги.
Я дотошно выстраивал компанию, закупал транспортные средства и снаряжение для активного отдыха. Даже связался с Мареком Самульски, обращенным поляком из Австралии. Познакомились мы в экстремистских кругах в Сане, создавая веб-сайт и страницу на Facebook. После высылки из Йемена он переехал в Южную Африку, где работал веб-дизайнером, но датская разведка подозревала, что у него остались связи с радикалами. За 5000 долларов Самульски согласился сделать сайт, чем, сам того не ведая, помог мне заложить основы будущей работы против «Аль-Каиды».
Ради фотографий и других подтверждений рекламы веб-сайта я на самом деле организовывал путешествия из Северной Европы в отдаленные уголки мира, причем по ценам ниже рыночных, и даже нанял двух помощников.
Мои вылазки на природу также служили средством привлечь внимание боевиков, мечтавших об участии в джихаде.
В тот же год — но до разрыва с МИ5 — я внедрился в группу британских пакистанцев, тренировавшихся в одном из спортзалов иммигрантского района Бирмингема. Слух о том, как я по просьбе Авлаки организовал для него видеоконференцию по сбору средств среди врачей Рочдейла, распространился со скоростью лесного пожара и, как и было задумано, помог мне заручиться доверием молодых пакистанских радикалов.
Примостившийся за закусочной спорткомплекс, именуемый местными «Джимми» — бетонно-металлический барак, где на первом этаже занимались боевыми искусствами и боксом, а на втором располагались тяжелоатлетический зал и молельня. Для поднятия духа в спортзале через громкоговоритель транслировали исламские песнопения. На стенах висели плакаты и листовки с рекламой пейнтбола. Большинство постоянных клиентов явно сидели на стероидах, некоторые носили длинные салафитские бороды.
Хозяин, Джимми, пакистанского происхождения британец лет сорока с небольшой проседью в длинной бороде. Призвание он нашел в приобщении слонявшихся по улицам и пристрастившихся к наркотикам молодых британских пакистанцев к спорту, а потом к наставлению на путь истинного ислама. Лучшего, чем этот спортзал, места для насаждения фундаментализма просто не отыскать.
Джимми и посещавшие спортзал молодые радикалы очень почитали меня за личное знакомство с Авлаки. После тренировок мы слушали интернет-проповеди имама. Некоторым из собиравшихся радикалов было под тридцать. Немногословный Джуэл Аддин собирал деньги на «религиозные» нужды с окрестных мусульман. А вот тучный Анзал Хусейн был неугомонен и из суфизма резко перешел в салафизм, отрастил и окладистую бороду. Он слыхал о моих тренировках для «Мухаджирин» в Бартон Хилс и попросил меня организовать подобные занятия для его группы.
И в один из выходных дней мы всемером втиснулись в помятую «Мицубиси Паджеро» и поехали в Уэтерби в Йоркшире. За 2000 долларов в год я арендовал у местного фермера небольшой участок леса посреди полей.
Скоро выяснилось, что эти парни явно пересмотрели видеороликов на YouTube. Когда мы прибыли к месту назначения, Анзал и двое других с портативными радиостанциями вышли из машины.
«Аллах акбар», — озираясь в лесу, страстно зашептали они. Сначала я просто онемел.
Войдя в раж, Анзал принялся рубить мачете молодые деревца. Еще один присоединился к нему с топором.
— Не рубите деревья! Они тоже творение Аллаха! — крикнул я.
Анзал замер с мачете в руке.
— Ты правильно понимаешь Аллаха, брат, — произнес он с сильнейшим бирмингемским акцентом.
Анзал вместе с другими обменивались по переносным радиостанциям джихадистскими призывами. «Ас-саляму алейкум Аллах аль-Муджахидин!»
На следующее утро сразу после утренней молитвы Анзал схватил пневматическую винтовку и не спеша направился в глубь леса.
— Надо кроликов пострелять, — сообщил он.
Я почувствовал себя явно не в своей тарелке.
И вдруг Анзал замер на месте и побледнел. Прямо на нас двигался какой-то мужчина с черной собакой. Это был фермер, доктор Майк, живший неподалеку от леса. Он решил с нами поздороваться. Пес был настроен миролюбиво, звали его Билли. Билли довольно вилял хвостом и был рад встрече с чужаками. Что же касалось доктора Майка, то он очень удивился, встретив в лесу толпу молодых людей с горящими взорами и окладистыми бородами. Майк взял собаку за ошейник. Анзал отпрянул, будто увидал демона — в фундаменталистских кругах черных собак часто считают воплощением дьявола.
Когда я потом смотрел фильм «Четыре льва», одна из сцен вдруг показалась мне до боли знакомой.
Кончилось тем, что доктор Майк сообщил об увиденном в лесу местной полиции. Во время нашей следующей встречи куратор из МИ5 Энди кипел от возмущения.
— Что, черт возьми, ты себе думаешь? Куда тебя понесло без нашего разрешения? — рявкнул он.
Сотрудникам британской разведки меньше всего хотелось из газет узнавать, что агент МИ5 тайком тренирует потенциальных террористов.
МИ5 допустила ошибку, несмотря на информацию, представленную мной об этой группе. Несколько человек из нее 30 июня 2012 года — всего за пару дней до начала Олимпийских игр в Лондоне — снова направились в Йоркшир.
Только теперь они прихватили с собой целый арсенал самодельного оружия — мачете, кухонных ножей, обрезов, самодельную взрывчатку и импровизированную бомбу из фейерверков и шрапнели, похожую на ту, что потом применили террористы в Бостоне. Изготовили ее по руководству из интернет-журнала «Инспайр», издаваемого Авлаки.
Целью атаки был митинг «Лиги английской обороны» — экстремистской антиисламской группировки — в Дьюсбери, Западный Йоркшир. Лишь по случайности он закончился до появления пакистанцев. Хотя я еще за пару лет предупреждал о них МИ5, нашла оружие и раскрыла планы террористов дорожная полиция — остановив из-за отсутствия страховки машину, на которой группа возвращалась в Бирмингем.
В автомобиле полицейские обнаружили послание «Лиге английской обороны»: «Сегодня день возмездия… за ваше богохульство над Аллахом и его посланником Мухаммедом. Смерть мы любим больше, чем вы — жизнь…»
Впоследствии выяснилось, что в сентябре 2011 года Аддин чудом избежал ареста при взятии бирмингемской группы, готовившей теракт в Великобритании. Нескольких из заговорщиков, в том числе двух главарей группировки, весной 2011 года прошедших подготовку в пакистанских лагерях «Аль-Каиды», я знал по спортзалу «Джимми» и кругам радикалов Бирмингема. Службы безопасности подозревали, что Аддин был участником террористической группировки и собирал для нее деньги, но тогда его не арестовали.
Инцидент с «Лигой английской обороны» поднял тревожные вопросы. За Аддином следили всего за пять дней до того, как его люди отправились в Дьюсбери, но без внедренной агентуры подготовку теракта в МИ5 проморгали. Филеры видели, как он заходил за ножами в магазин, но внутрь не пошли.
В июне 2013 года Анзала Хусейна, Джуэла Аддина и еще троих моих знакомых приговорили к длительным срокам тюремного заключения за покушение на теракт против членов «Лиги».
Но когда они планировали теракт против «Лиги», я уже давно не сотрудничал с МИ5 из-за отрицательного отношения британцев к операции «Амина».
Я давно повзрослел и стал отцом, но так и не научился распоряжаться деньгами. Вместо того чтобы приберечь 250 000 долларов, я потратил большую часть на «Сторм Бушкрафт» и путешествия. Датская разведка была в восторге — из-за скандинавских сомалийцев, толпами вступавших в «Харакат аш-Шабаб», они давно мечтали заиметь глаза и уши в Восточной Африке и получили их даром.
Несмотря на поддержку эфиопского вторжения и защищавшие правительство силы Африканского союза, «Харакат аш-Шабаб» взял под контроль большую часть Центрального и Южного Сомали. И в его рядах сражалось много этнических сомалийцев из Европы и Северной Америки. Кое-кто из них уже вернулся в Северную Европу, в том числе молодой боевик Мохаммед Джил. Датчане установили, что Джил тесно связан с «Харакат аш-Шабаб» и руководством «Аль-Каиды» в Восточной Африке, завоевав авторитет во время пребывания в 2000-х годах в Кении.
В январе 2010 года Джил на такси направился на улицу в Орхусе, где жил карикатурист Курт Вестергор. Радикальные исламисты ненавидели Вестергора за карикатуры на Пророка Мухаммеда, напечатанные в 2005 году в датской газете. Вооруженный топором и ножом, Джил подошел к парадной двери и разбил стекло. Вестергор успел спрятать пятилетнюю внучку и войти в надежно защищенное помещение.
Когда несколько минут спустя прибыла полиция, Джил оказал ей вооруженное сопротивление, но полицейские прострелили террористу левую руку и правую ногу и арестовали.
Я встретил Джила за месяц до нападения. Датская разведка попросила, чтобы я связался с Кеннетом Сёренсеном, вернувшимся в Данию приятелем по Сане. Мы пошли в сомалийскую мечеть в Копенгагене и столкнулись с Джилом, и Сёренсен предложил вместе пообедать. Тогда в Джиле меня ничего не насторожило, но сойдись я с ним поближе, не исключено, я понял бы, что он готовит теракт.
Для меня всплеск терроризма в Восточной Африке — в Сомали, в Кении — стал призывом к действию. Я полагал, что бизнес, связанный с организацией активного туризма, предоставит нам с Тоби необходимое прикрытие для налаживания контактов с «Харакат аш-Шабаб». Но сначала мне следовало снабдить Тоби легендой для благовидного обоснования нашего партнерства.
Тоби долго отращивал бороду. Я учил его всему, что узнал об исламе и исламистах, с которыми постоянно общался, выложил не одну тысячу долларов на курсы руководителей экспедиций. Наша электронная переписка пестрела арабскими выражениями и исламскими цитатами, создавая наглядные и убедительные доказательства его приверженности исламскому фундаментализму.
Я принялся распускать слухи среди знакомых радикалов Великобритании, что у меня появился выход на обратившегося в ислам резервиста морской пехоты. Я представил Кауэрна Рашиду Ласкару, одному из приятелей из Саны, вернувшемуся в Великобританию, а также многим радикалам в Лутоне. Я заручился одобрением и поддержкой плана Авлаки.
«Рад слышать новости о твоей неправительственной организации (НПО) и, Иншааллах, ты — именно тот, кто нужен для такой работы. Это хороший долгосрочный план и в будущем поможет решить массу проблем», — писал он мне.
Но главный прорыв произошел именно по инициативе «Харакат аш-Шабаб». В зашифрованных электронных письмах я в общих чертах обрисовал Варсаме и Икрима, как моя компания упростит для меня получение денег и поставки для группы в Сомали: палатки, гамаки, солнечные батареи, устройства водоочистки, GPS-пеленгаторы.
«НПО — действительно надежное прикрытие для нашего дела», — писал мне Варсаме.
Икрима, восходящая звезда «Харакат аш-Шабаб», был от «Сторм Бушкрафт» в восторге. В письме ко мне спрашивал: «…как у тебя дела? Подойдет ли для размещения Шомпол? Как регистрация и вся бумажная волокита? Это станет очень хорошим проектом для всех мусульман».
И закончил: «Да благословит Аллах этот проект и сбережет от глаз и подозрений кафиров».
Шомпол — заповедник в Восточно-Африканской рифтовой долине на юге Кении, одно из мест, которые я присматривал для размещения лагерей «Сторм Бушкрафт». Его главное преимущество — район отдаленный, и любопытных глаз можно не опасаться.
Одобрение проекта Икримой было очень важно. Его влияние в «Харакат аш-Шабаб» подкреплялось моими деньгами и снаряжением, а время, проведенное в Европе, обеспечило ему широкие и надежные связи в среде тамошних экстремистов. Он курировал всех заграничных и западных боевиков, прибывающих в «Харакат аш-Шабаб», большинство из них останавливались в Найроби.
Связи Икрима с АКАП укрепляли его авторитет в «Харакат аш-Шабаб». Этим занялся я с западными кураторами. В сентябре прошлого года в Шабве Авлаки признался мне, что АКАП располагает арсеналом противотанковых ракет, захваченных в ходе операции против нескольких военных конвоев. Я передал эту новость Икриме, и тот заинтересовался.
«Продадут ли нам братья полученные ими противотанковые ракеты и есть ли у них оружие, способное поражать танки на дальнем расстоянии? Как у израильтян? Есть у них ручные гранатометы?» — интересовался он.
Икрима попросил напрямую связать его с Авлаки, которого он называл «Хуком». В начале 2010 года они обменялись зашифрованными посланиями и принялись разрабатывать план о направлении новобранцев «Харакат аш-Шабаб» для соответствующей подготовки в Йемен перед отправкой их в бой или, что куда опаснее, на совершение терактов в западные страны.
«Что касается отправки их туда, где сейчас находится Хук… то сам Хук мне сказал, что они хотят сначала обучить братьев, а затем вернуть их обратно или отправить на Запад», — сообщил мне позже Икрима.
Я зачастил в Кению и даже встретился там с эмиссаром «Харакат аш-Шабаб». Местные разведслужбы, судя по всему, не могли справиться с наплывом желающих вступить в террористическую группировку и пресечь вербовку молодых кенийских мусульман. Я посылал Варсаме или Икриме электронное письмо, а они в ответ присылали номер телефона для звонка. Звонил я, пользуясь SIM-картой компании «СафариКом».
Любимым местом встреч был отель «Париж» в Найроби. Именно там я познакомился с низкорослым кенийцем в очках, курьером двух моих контактов в «Харакат аш-Шабаб». Он заговорил по-арабски, но я настоял, чтобы мы говорили на английском, дабы не привлекать внимания. Я вручил ему 3000 долларов для Варсаме, выданные датской разведкой для поддержания моего авторитета. Перед уходом он попросил меня дать ему мобильный, по которому я ему звонил.
— Нам надо его проверить, — пояснил он. С телефона я звонил датским кураторам, поэтому времени на раздумья не было.
— Свой телефон я никогда никому не даю. И нашему общему другу это хорошо известно, — отрезал я.
Андерс из датской разведки потом признался, что мне повезло — по имевшимся данным, люди «Харакат аш-Шабаб» сумели проникнуть в «СафариКом», восточноафриканскую компанию мобильной связи. Заполучи они мою SIM-карту, им удалось бы узнать, куда я звонил.
Пару дней спустя после описанной встречи террористы-смертники «Харакат аш-Шабаб» взорвали себя в баре регбийного клуба, где болельщики смотрели финал чемпионата мира — погибло свыше 70 человек. Многие заговорщики были кенийцами. Икрима потом признался мне, что его эмиссара арестовали в Кении за пособничество в подготовке теракта. Закручивание гаек в Кении означало, что отныне тому опасно выезжать из Сомали на встречи со мной в Найроби. Я так и не узнал, причастен ли он к теракту в Кампале, но я догадывался, что Икрима играл в террористической группировке отнюдь не последнюю роль. Он наладил прочные контакты с кенийскими боевиками, связанными с «Харакат аш-Шабаб», и рассказывал мне о том, что регулярно приезжает в Уганду.
Мои переговоры с кенийскими властями и племенем масаи о создании туристского лагеря затянулись. Помимо Шомполе я попытался арендовать захудалый курорт у плотины Масинга, построенной для гидростанции на реке Тана.
Однако расходы быстро росли. Деньги стремительно утекали сквозь пальцы, с момента получения четверти миллиона долларов от ЦРУ я так и не добился заметной прибыли. В кенийское предприятие я вложил свыше четверти всех средств, но просто выбросил деньги на ветер. Прочной основы для перехода на новый уровень разведывательной работы я не создал. И если датчане, пусть морально, меня поддерживали, британцы явно не пришли бы в восторг, узнав, что я вовлек в свою схему их соотечественника. Просочись к ним информация о том, что служащий Королевского морского резерва стал пособником джихадистов, без объяснений не обошлось бы.
В конце 2010 года Тоби Кауэрн планировал перебраться со своей шведской «Арктической базы» в Кению, но его вызвали в британское посольство в Стокгольме. Сотрудник МИ5 отвел его в заднюю комнату и заявил, что ему лучше отказаться от участия во всех связанных со мной планах. Агент даже не удосужился объяснить Тоби, почему он должен забыть об этом проекте. Возможно, в этом не было нужды. Сама мысль о связи резервиста Королевской морской пехоты с «Харакат аш-Шабаб» слишком рискованна. У Тоби не оставалось иного выхода, кроме как продолжать соответствовать своему статусу в Британии, а мое кенийское предприятие стало разваливаться по частям.
Мое доверие к кураторам не укрепила их просьба принять участие в операции, способной погубить мое прикрытие.
Датская разведка выяснила, что группа радикалов закупила у копенгагенского наркоторговца партию АК-47. Покупатели были шведами арабского происхождения, и кое-кто из них уже отправился на поля сражений джихада.
Возглавлял группу тунисец лет 45. Он недавно вернулся из Пакистана, где подозревался в связях с боевиками «Аль-Каиды».
Кланг спросил меня, не мог бы я поехать в Копенгаген, где оставались некоторые члены этой группы.
— Мы полагаем, что они ведут разведку целей. Хотелось, чтобы ты на них вышел и выяснил их планы, — объяснил он.
Если Кланг допускал, что мне удастся, не вызывая подозрений, сблизиться с членами группы, готовившей теракт в Копенгагене, это говорило о недостатке профессионализма и просто здравого смысла.
— Ты в своем уме? — прямо спросил я. — Я их в глаза не видел — думаешь, мое появление не вызовет у них подозрений?
Данных наружного наблюдения как шведской, так и датской разведки вполне хватило, чтобы помешать их планам. Пару недель спустя, ранним утром 29 декабря, эта четверка проехала по Эресуннскому мосту от Мальмё до Копенгагена. В машине пулемет, боеприпасы, глушитель и десятки пластмассовых контактных манжет. Служба радиоперехвата сообщила, что через несколько дней они планируют напасть на редакцию копенгагенской «Юлландс-Постен», газеты, первой опубликовавшей те самые карикатуры на Пророка Мухаммеда.
В тот же день все четверо были арестованы. Шведский гражданин йеменского происхождения, подозреваемый в том, что был инициатором и вдохновителем теракта, скрылся и избежал ареста. А вскоре направился в Йемен.
В один из серых дней начала декабря я приземлился в Хитроу рейсом из Кении. Погода была под стать настроению. Может, пора завязывать с этими играми в шпионов? Слишком часто мне стали ставить палки в колеса, сводя на нет все попытки помочь датскому правительству даже за собственные деньги.
С другой стороны, я больше десяти лет входил в круги джихадистов. За это время я изучил их сети, группы и отношения в этих группах, пусть даже не всегда мог точно предсказать, кто именно из потенциальных джихадистов готов совершить теракт.
И вскоре — в декабре 2010 года — я еще раз убедился, насколько это действительно непросто. Человек, готовивший широкомасштабную бойню, въехал в центр Стокгольма на машине, имея при себе несколько самодельных взрывных устройств. Он припарковался на оживленной в канун Рождества торговой улице и отправил в шведскую разведку и в СМИ электронные письма с заявлением, что мстит за публикацию в шведских газетах карикатур на Пророка Мухаммеда и за участие шведов в войне в Афганистане. Затем поджег автомобиль и спрятался.
Он хотел дождаться, когда у пылавшего автомобиля соберется толпа зевак, и привести в действие бомбу на сиденье. А когда охваченные паникой люди побегут в его сторону, взорвать остальные бомбы у себя на теле и в рюкзаке.
Бомба в машине не сработала. Камеры слежения зафиксировали, что на соседней улице человек пытается подорвать себя. В течение десяти минут он пытался привести в действие взрывное устройство, закрепленное на животе. В конце концов, часть бомбы взорвалась, уложив его на месте, больше никто не пострадал.
В тот же день я выяснил, что погибший террорист-одиночка был моим бывшим лутонским приятелем Таймуром Абдульвахабом аль-Абдалы. Мы познакомились с ним в универмаге и вместе играли в футбол. Из всех своих знакомых в Лутоне я считал его совершенно неспособным совершить теракт. Более того, в наших спорах он часто критиковал меня за радикальные взгляды. Но это было 6 лет назад.
После прохождения подготовки в Ираке Таймур действовал один. Кажется, никто из радикалов Лутона понятия не имел, что он готовил атаку, за исключением Нассердина Менни, беженца из Алжира, впоследствии осужденного за предоставление Таймуру денег на подготовку теракта. Может, поддерживай я свои английские контакты, я бы узнал о его поездке в Ирак и одно это меня бы насторожило. Однако после размолвки разведслужб мне запрещалось работать в Великобритании. Потому я рассмеялся, когда из Копенгагена позвонил Кланг.
— Британцы попросили, чтобы мы связались с тобой насчет Таймура. Ты знаешь его друзей в Лутоне?
— Не думаю, что в Лутоне он дружил с радикалами, по крайней мере, когда я там был и в последний раз его видел — уже больше пяти лет назад.
Мысль о том, что британцы могут по желанию меня отстранять и задействовать, казалась смехотворной. Однако вскоре я убедился, что не только они решат меня вернуть, когда я снова понадоблюсь.
