Глава восемнадцатая
Блондинка для Анвара
Весна-лето 2010 года
9 марта 2010 года я стоял у международного автовокзала Эрдберг в Вене, дожидаясь 11-часового автобуса из Загреба. В столице Австрии стояло холодное и ветреное, типично мартовское утро. Из подъезжавших автобусов беспрерывным потоком шли туристы, желавшие осмотреть дворцы Габсбургов.
Джед предупредил, что меня будет подстраховывать группа сотрудников ЦРУ. Я заметил, как стоявший на углу мужчина в ковбойской шляпе посмотрел на часы. Разумеется, агенты ЦРУ не стали бы так откровенно светиться.
Потом я увидел ее. Как я и ожидал, она была в длинной черной юбке, но без паранджи, а в простой косынке. Ветер трепал выбившуюся из-под нее прядь светлых волос.
— Ассаляму алейкум! Я — Амина, — пристально глядя на меня сине-зелеными глазами, представилась женщина по-английски с легким акцентом.
Следуя наставлениям Авлаки, я, дабы не вызывать подозрений, не только оделся по-европейски, но и держался подальше от женщины, которую видел впервые в жизни. Даже не поздоровался с ней за руку. Но впечатление она на меня произвела — показалась гораздо привлекательнее, чем на фотографии. Амина была поразительно красива — полные губы, высокие скулы и точеный нос. Она выглядела моложе 32 лет. Настоящая Гвинет Пэлтроу, подумал я, Анвару эта девушка понравится.
Я отыскал ее для Авлаки в Facebook в ноябре 2009 года — через пару месяцев после его повторной просьбы подыскать ему жену на Западе. Я оставил на сайте соответствующее сообщение, и Амина откликнулась.
«От чьего имени вы пишете и связаны ли вы напрямую с шейхом?» — написала она в первом сообщении 28 ноября 2009 года.
Два дня спустя, когда мы уже обменялись несколькими сообщениями, Амина написала следующее:
«У меня есть несколько вопросов. Вы знакомы с AAA лично? И если да, могу ли я кое о чем спросить?» AAA был наш код — речь шла об Анваре аль-Авлаки.
«Да, я действительно лично знаком с ним. Спрашивайте, не стесняйтесь», — тут же ответил я.
И женщина написала:
«Я написала шейху письмо по электронной почте, но не знаю, верный ли адрес. Я спросила его, ищет ли он вторую жену, а если да, я готова за него выйти, но только не знаю, не покажется ли это глупым. Но я все равно попыталась. Теперь я познакомилась с вами, у вас есть возможность узнать меня получше и дать мне рекомендацию.
Я хочу уехать из этой страны и ищу мужа, который станет моим наставником и которому я буду помощницей во всем. Я глубоко уважаю его и все то, что он делает для Уммы, и я хочу во всем ему помогать».
Я тотчас ответил.
«Вы будете его третьей женой, у него уже есть две, однако он не с ними, они находятся в столице и видят его лишь время от времени. Но вы будете вместе с ним постоянно, поскольку у вас нет там семьи. Все будет непросто — придется часто переезжать. И на вас, как на жену, лягут заботы по дому. От вас потребуется много терпения всегда и во всем, потому что AAA угрожает опасность и т. д., но Аллах — наш защитник. Вы понимаете?»
Десять минут спустя она ответила:
«Я готова пойти за ним куда угодно, мне 32 года, и я готова к опасностям, я не боюсь погибнуть во имя Аллаха. Я не знала, что у него уже есть две жены. Но мне все равно. Я хочу помогать ему в его делах… Я справлюсь и с заботами по дому [и] обещаю быть трудолюбивой и деятельной женой».
Настоящее имя Амины было Ирэна Хорак. Я решил познакомиться с ней поближе. Потом были десятки электронных писем и бесед в Facebook. Она часто и подробно писала мне о своей жизни, чтобы я смог рассказать о ней Авлаки.
Ирэна родилась в Беловаре, городке, окруженном сельскохозяйственными угодьями к востоку от столицы Хорватии Загреба. В одном из ее последующих сообщений для Авлаки Амина сообщила, что она из хорошей и дружной семьи, где ее любят, и как большинство хорватов ее воспитали в католической вере, уважении к семейным ценностям и нравственным нормам. Кроме родителей, Амине особенно была близка единственная сестра-близнец Хелена.
В юности Амина занималась легкой атлетикой. Даже была чемпионкой среди юниоров в беге на стометровке. Местная газета поместила ее фотографии — как она первой приходит к финишу, как в восторге размахивает руками. Она страстно увлекалась бегом, мечтала представлять Хорватию на Олимпийских играх.
Обе сестры учились в университете Загреба на отделении спортивной педагогики. Амина хотела работать с инвалидами. Со временем мечты о спортивной славе поблекли, и она посвятила себя учебе. А по вечерам, как многие сокурсницы, ходила в ночные клубы Загреба, выпивала и танцевала до утра.
Уже намного позже я обнаружил, что в то время она размещала в социальных сетях фотографии в весьма раскованных позах и откровенной одежде — в трико в обтяжку и высоких сапогах, а на одном фото даже в черном облегающем кожаном комбинезоне без рукавов.
После окончания университета Ирэна работала в одном из интернатов для детей-сирот. В нем было около 50 детей 7—18 лет, среди них много трудных подростков.
Амина сама признавала, что застенчива. В одном из сообщений для Авлаки она писала:
«Люди считают, что у меня сильный характер, но на самом деле это мой щит, да, я сильная, но и очень эмоциональная, чуткая и ненавижу несправедливость. Я люблю работать, я не ленива, люди считают меня отзывчивой, доброй, открытой».
Ислам Амина открыла для себя случайно на свадьбе в Загребе, куда ее пригласили. Одним из гостей был Сейдж, симпатичный адвокат с длинными дредами и широкой улыбкой. Он был мусульманин и работал в Лондоне. Пару дней спустя она уже летела в Лондон, просто бросив своего приятеля. Так началась эта любовная связь на расстоянии.
Сейдж считал себя верующим и увлеченно рассказывал ей об исламе, но относился к религии легко. Любил выпить, и, судя по всему, Амина неплохо погуляла с ним в барах Лондона и Загреба. Она призналась подруге, что они собираются пожениться.
Позже она писала Авлаки о Сейдже:
«Он говорил об исламе так мило и спокойно, и от него я узнала много нового для себя. Мне было интересно… И я сама стала стараться узнать побольше».
Она связалась с группой мусульманок в Боснии, которые познакомили ее с мусульманками в Загребе. С ними она стала ходить в мечеть.
«Прочитав в Коране о Боге — Аллахе, я сказала себе: это и есть тот Бог, которого я всегда искала, именно таким он и должен быть», — писала Амина в одном из сообщений к Авлаки.
«То, что у Бога есть сын, всегда казалось мне бессмыслицей, а все, что я увидела в исламе, казалось мне логичным и простым, но понять и принять это в тот период моих исканий было очень и очень сложно».
Мне ее слова напомнили собственные откровения в библиотеке Корсёра.
Полгода спустя ее отношения с Сейджем исчерпали себя. Казалось, ислам стал для Ирэны важнее этой связи. Она стала посылать ему электронные письма с упреками, что он не молится по пять раз в день, пьет.
Борьба со смертельной болезнью — раком — только укрепила веру Ирэны. Она перенесла операцию по удалению матки, болезнь отступила, но с мечтой о детях пришлось проститься. Она с головой окунулась в ислам, стала изучать арабский, изменила образ жизни, привычки и внешний вид — стала носить длинную юбку и косынку. Она порвала с друзьями и знакомыми. Так Ирэна превратилась в Амину.
Авлаки об этом бурном для нее жизненном этапе она писала так:
«После разочарований и гнева я обретаю покой в сердце, которого прежде не чувствовала… Я была так счастлива больше и больше узнавать об исламе… Я очень эмоционально воспринимала все, что имело отношение к исламу, я плакала во время молитв, плакала, услышав Азан» [призыв к молитве].
Так же как и я, она почувствовала прилив энергии, ощутила освобождение, когда в мае 2009 года официально приняла ислам, произнеся Шахаду.
Позже давняя подруга описала, насколько сильно увлекла Амину новая вера. Она говорила только об исламе и все время пыталась убедить друзей принять ислам.
Именно тогда Амина отыскала в Интернете проповеди Авлаки на английском языке. Ее вдохновил его призыв к последователям жить простой жизнью Пророка, чистой и свободной от порочных западных соблазнов. И хотя внешность у него была далеко не голливудская, Амину восхищали его искренность и ум, его тихое обаяние. И у нее появилась мечта — стать его женой, этот человек мог многому научить ее в исламе.
Когда мы стали общаться в Facebook, Амина сказала мне, что в Загребе ее травили. Начальству на работе очень не понравилась ее манера одеваться. Она чувствовала себя изгоем в обществе и даже в ортодоксальной хорватской мусульманской общине.
«Я живу в стране кафиров. Я действительно хочу отсюда уехать», — позже написала она Авлаки в одном из сообщений.
И я снова ее понял, вспомнив тот мрачный день, когда обмывал тело старика, умершего прямо у мечети в Риджентс-парке.
«Мне делали множество предложений, но я отклоняла их, потому что многие мусульмане несерьезно относились к браку или же не разделяли мои идеи».
Ирэна не могла заставить себя рассказать об обращении в мусульманство отцу, но матери рассказала, и та без энтузиазма, но все же приняла это. Когда я получил от нее первое сообщение в Facebook, мне показалось, что ее гложет печаль. Она понимала, что почти ни с кем не связана, кроме семьи. Очень знакомо.
Но я почувствовал, что эта потерянная впечатлительная женщина — мой шанс.
— Амина может вывести нас на Авлаки, — сказал я вскоре после начала переписки в Facebook кураторам из МИ5 — Солнышку, Энди и Кевину.
— Мы поняли, но нам надо посоветоваться с начальством, — ответил Энди.
Британцы разделяли мою тревогу относительно того, что отправка Амины в самое пекло поставила бы ее жизнь под угрозу. Но американцы, которых поддерживали датчане, отнеслись к идее с энтузиазмом.
— Неплохая задумка, — оценил Джед, когда мы встретились с ним в Копенгагене. По глазам было видно, что ему понравилась идея столь соблазнительной приманки. После Форт Худа американцы действовали с открытым забралом. В Вашингтоне законодательно обосновали устранение Авлаки, несмотря на американское гражданство. Джед понимал, что Амина — прекрасная возможность выследить имама-террориста.
ЦРУ официально включилось в сватовство.
По его настоянию я сообщил Авлаки, что нашел ему подходящую невесту, и 11 декабря 2009 года он откликнулся. Амину я попросил кратко написать о себе.
Она послала мне ответ для пересылки Авлаки:
«Мне 32 года, не замужем и не была замужем, детей нет. Я — высокая, стройная (рост 173 см), спортивного телосложения, сомневаюсь, что прилично описывать волосы. Но многие считают меня красивой, привлекательной, я выгляжу намного моложе своих лет: никто не дает мне больше 23–25».
15 декабря я получил от Авлаки еще одно зашифрованное письмо для пересылки невесте:
«Я хотел бы подчеркнуть два момента. Прежде всего, я нигде не живу постоянно. Поэтому часто условия жизни резко отличаются. Иногда приходится жить даже в палатке. Во-вторых, из соображений личной безопасности я порой вынужден скрываться, поэтому я и моя семья подолгу ни с кем не видимся. Если вы сможете жить в таких трудных условиях, если привычны к одиночеству и редким встречам с людьми, тогда Аль-Хамду ли-Ллях! Все замечательно. У меня нет проблем ни с одной из двух жен, у нас добрые отношения. Тем не менее обе они предпочли жить в городе, потому что деревенская жизнь со мной их не устраивает. Не хочу повторения этого в третий раз с моей третьей женой. Мне нужна женщина, которая разделит со мной тяготы и лишения.
И еще: не могли бы вы прислать свою фотографию? Пожалуйста, прикрепите ее к сообщению».
Участвуя в подготовке терактов, Анвар не мог не понимать, что американские спецслужбы занесли его в список врагов, подлежащих уничтожению, именно поэтому он писал Амине о трудностях будущей совместной жизни.
В середине декабря Амина попросила меня переслать Авлаки новое письмо, где изложила основные требования.
«Я не хочу формального мужа, я хочу быть с ним и жить по законам ислама, а здесь это для меня невозможно. По натуре я не домохозяйка, но умею готовить и делать все по дому, хоть это мне не всегда по душе. Я приступила к переводу ваших лекций на свой родной язык, тем самым я смогу помочь братьям и сестрам в этой части мира».
Она также спросила Авлаки, сможет ли она въезжать и выезжать из Йемена.
«Больше всего меня беспокоят родители, для них будет ударом, если я скажу, что уезжаю, — писала она. — Если я не смогу их больше видеть, боюсь, мне придется отказаться».
Временами ее наивность просто поражала и тревожила.
Я зашифровал ее письмо с помощью программы «Секреты моджахеда» и переслал Авлаки. 18 декабря тот ответил:
«Думаю, приехав в эту страну навсегда, вы навсегда и уедете… Все здесь идет к войне. Только Аллах знает, чем это кончится», — написал он.
А затем в ответ на ее просьбу решил подробнее рассказать о себе.
«Я — человек спокойный. В семейные дела почти не вмешиваюсь, но если вмешиваюсь, все должно быть, как я сказал. Неповиновения жен я не терплю. Дети, в особенности девочки, — дело другое. С ними очень покладист, наказывать их должен не я, а мать. Я люблю читать. Я провожу время с семьей, но мой долг превыше всего… Работа для меня важнее семьи, поэтому жена должна взять на себя часть моей работы. Прожив большую часть жизни на Западе, я хотел бы жить с мусульманкой с Запада».
Авлаки попросил у меня адрес электронной почты Амины, чтобы задать ей «личные вопросы» напрямую. Немалый риск, учитывая его одержимость безопасностью. Но похоть опять взяла верх над разумом.
В сочельник после ракетного удара по «Аль-Каиде» в районе Шабвы Амина написала мне снова.
«У вас есть новости от брата, говорят, он убит или арестован? Это верно?» — спрашивала она.
Узнав, что Авлаки цел и невредим, я сразу написал ей, называя Авлаки условным именем «Сами».
«У Сами все в порядке, Аль-Хамду ли-Ллях… просто немного терпения, он сейчас в очень трудных условиях. Вы действительно уверены, что сможете пройти это тяжелое испытание?»
Побывав на волосок от гибели, Анвар не забыл о блондинке-хорватке и всего четыре дня спустя написал мне. Я переслал письмо ей.
«Сами вас приветствует и сейчас не может связаться с вами напрямую, но я пересылаю вам его письмо, и через меня вы сможете ему ответить. С ним все хорошо. Он вас не забывает и спрашивает, когда мы сможем договориться о поездке и так далее».
После ракетного удара в сочельник британские спецслужбы встревожились и выступили против плана. Они не желали посылать ни в чем не повинную гражданку Европы на верную смерть. Я разделял их тревогу. Меня потрясло убийство Абдуллы Мехдара, и я хотел удостовериться, что в ходе операции по устранению Авлаки Амину не занесут в категорию «неизбежных потерь».
Британцы попытались переманить меня у американцев на секретном объекте, словно взятом из сценария фильма об агенте 007.
Форт-Монктон соорудили в конце XVIII века для охраны военно-морской базы Портсмута. Там до сих пор сохранились казематы, разводной мост и все фортификационные сооружения. Объект окружен высоким забором из колючей проволоки, ярко освещен, оборудован камерами видеонаблюдения и известен под кодовым названием «Учебный центр № 1».
Форт-Монктон и в самом деле базовый учебный центр секретных разведывательных служб. Самые ценные британские агенты проходили подготовку именно там.
В Лондоне меня забрала и повезла в Форт-Монктон сотрудница МИб Эмма, одетая во все черное брюнетка, ее волосы были собраны в тугой узел на затылке. Лавируя между автомобилями на автостраде, она рассказывала мне о себе. Училась в Оксфорде, но после окончания срочно потребовались деньги, и она решила стать исполнительницей, скажем поделикатнее, «экзотических танцев».
Мне льстило, что она мне доверяла. Но потом я задался вопросом, не часть ли это заранее разработанного плана, санкционированной начальством меры укрепления доверия, призванной помочь мне сблизиться с британской группой.
Когда мы подъехали к воротам, Эмма протянула мне шарф.
— Надень на голову — мы не хотим, чтобы охрана на внешнем периметре тебя видела, — приказала она.
Форт-Монктон во всех смыслах был «старой школой». К ужину в банкетном зале с обшитыми деревянными панелями стенами сотрудников МИб ждали пожилые дворецкие во фраках. Я остановился в личных покоях легендарного шефа британской разведки начала XX века сэра Мансфилда Смит-Камминга, подписывавшегося инициалом первой части двойной фамилии «С» и вдохновившего Яна Флеминга на создание образа «М», главы британской секретной службы MИ-6.
— Вы, черт возьми, кто? — спросил меня Стив, один из инструкторов-ветеранов. Ему было 50, и после американо-британского вторжения в Ирак он руководил операцией МИб по выслеживанию Удея Хусейна, садиста и сына иракского диктатора Саддама Хусейна.
— Штатских сюда не пускают. И даже мне ни разу не разрешили ночевать в спальне полковника, — добавил он.
— Ну, меня зовут Мортен Сторм… — ответил я, тотчас поняв свой промах.
Во время пребывания в Форт-Монктоне Эмма запретила мне представляться.
— Не волнуйся, это вполне нормально, — добавила она.
В течение дня я вместе с агентами МИб занимался ролевыми играми. Мне вручили сценарий и дали 15 минут на подготовку. Камеры передавали мои ответы группе агентов в соседней комнате. Потом Стив сказал мне, что я по природе «решатель проблем» и прошел все тесты. Я не понял, говорит он всерьез или льстит.
Специальная подготовка продолжилась и после Нового года.
Меня направили в Эдинбург на курсы контрнаблюдения, которые вели Энди и Кевин из МИ5.
Утром в моем гостиничном номере они объяснили, как обнаруживать слежку и как от нее отрываться. Можно остановиться под благовидным предлогом и незаметно оглядеться. Другой способ убедиться, нет ли хвоста, — неожиданно резко свернуть. Но не наугад, иначе профессионал сразу заметит уловку. То же верно и для автомобиля. Это напомнило мне суматошную поездку по улицам Найроби с водителем Икримы, Мохаммедом. Энди и Кевин также объяснили мне, как проверить, следят ли за тем, с кем мне предстоит встреча.
После ланча мы приступили к практическим занятиям. Мои наставники из МИ5 проинформировали меня, что нескольким агентам, которых я никогда прежде не видел, поручено следить за мной на улицах Эдинбурга. Первое задание заключалось в том, чтобы обнаружить топтунов и оторваться. Выйдя из привокзальной гостиницы, я пошел вверх по улице, разглядывая поблескивавшие в лучах зимнего солнца башенки Эдинбургского замка. Добравшись до замка, я повернул налево и стал спускаться по Королевской Миле. Несмотря на холодный ветер, на улице толпились туристы. Слежку вычислить было непросто.
Я резко остановился у магазинчика, торгующего кашемиром, разглядывая ценники. В отражении в витринном стекле сразу заметил прошествовавшего мимо меня мужчину в сине-черной куртке. Я вновь пошел, а он остановился у киоска и принялся разглядывать открытки. Пройдя мимо него, я не оглянулся, а нырнул в переулок. Выглянув из-за угла дома, я заметил, что и он идет за мной.
Я пошел быстрее, бездумно петляя по мощеным переулкам. В итоге я вскоре понятия не имел, куда забрел, но хвост исчез. Когда, сориентировавшись, я вернулся в гостиницу, мне сказали, что я прошел первый тест.
Вечером того же дня после еще парочки тренировок Кевин и Энди привели меня в магазинчик на Королевской Миле, торговавший хаггисом.
— Ты должен попробовать. Шотландская традиция, — сказал Энди.
Я невольно нахмурился, и оба рассмеялись. И объяснили мне, из чего этот хаггис готовят. На этом веселье закончилось. Британская разведка предпочитала не тратить драгоценное время на прогулки ради моего удовольствия.
Когда мы уселись в тихом уголке местного ресторана, Кевин посмотрел мне прямо в глаза и очень серьезно сказал:
— Мы недовольны тем, как американцы хотят обойтись с Аминой. Наше дело — сбор информации. Убийствами мы не занимаемся. Мы не обязаны помогать Амине попасть в Йемен. Мы считаем, что там она может погибнуть.
Однако в словах Кевина не было и намека на пресловутые «особые отношения» британских и американских разведслужб.
— Мортен, мы не можем предложить тебе денег, как они, но зато обещаем: мы тебя не обманем. Ты знаешь, мы не лжем. Нам не нравится этот план с Аминой, и мы не хотим, чтобы тебя обвели вокруг пальца.
Я мысленно прокрутил все возможные для себя варианты. Британцы, судя по всему, готовы поставить на долгосрочное сотрудничество со мной. Британские кураторы мне нравились, да и участь Амины меня волновала. Но еще недавно я сомневался в их намерениях и подозревал, что они скорее предпочтут, чтобы я вышел из игры, чем ринулся в объятия американцев. Не исключено, что за переменой отношения ко мне стоит неприятие плана использования Амины как наживки.
В последующие несколько дней и датчане, и американцы упорно настаивали на реализации упомянутого плана, хотя датские законы запрещали разведке участие в политических убийствах за рубежом.
Вскоре после моей эдинбургской подготовки мне позвонил Кланг.
— Мы летим в Исландию как частные лица, платит Большой брат.
Пару дней спустя мы уже расслаблялись в термальных источниках голубой лагуны Рейкьявика. В группе появился новичок — Йеспер. Ему было под 50, и он представлял полную противоположность Клангу. Тщеславный Кланг вечно хвастал мускулами. Йеспер был лишен позерства, его отличало сдержанное суховатое остроумие. Наружность самая заурядная — худой и лысоватый. Если Кланг начинал в беспокойном отделе по борьбе с наркотиками, то Йеспер был кабинетным сыщиком. До поступления в разведку расследовал в полиции финансовые преступления. Я попросил купающихся сфотографировать меня с агентами. К моему изумлению, никто из агентов не запротестовал.
Позже у себя в номере пятизвездочного отеля «Рэдиссон Блю» в Рейкьявике я передал сказанное мне британцами.
— Мортен, мы считаем, ты должен продолжать сотрудничать с американцами. Мы заинтересованы. К тому же они не жалеют денег, — заявил Кланг.
Деньги играли роль. Мой гонорар предложили удвоить. Разумеется, глупо сравнивать эту сумму — примерно 4000 долларов в месяц — с окладом гендиректора. Но для того, кому нередко приходилось собирать закатившуюся под диван мелочь, деньги вполне приличные.
Я также понимал, что у меня появится хорошая возможность повлиять на ход миссии Амины. Лучше все же не убивать Авлаки, а посадить за решетку.
В первые недели 2010 года, несмотря на интенсивное давление, которому подвергался Авлаки, мы продолжили электронную переписку. Он хотел, чтобы Амина выехала как можно скорее.
«Поскольку по здешним новым законам условия пребывания иностранцев ужесточаются… ты не мог бы попробовать ускорить ее приезд в Йемен, прежде чем она попадет на заметку спецслужбам и ей начнут чинить препятствия для въезда в страну», — писал он.
В последний день января он настоятельно не рекомендовал мне ехать встречать Амину.
«Если поедешь или будешь наводить о ней справки, навлечешь неприятности на нее и на себя, потому что ты под наблюдением.
Во всем мире меня слушают миллионы людей, но лишь горстка тех, на кого я могу положиться. Все равно что искать иголку в стоге сена. А поскольку ты — один из тех, на кого я могу положиться, меня заботит твоя безопасность, твое здоровье, а также твои мысли и манхадж [методы]».
На секунду я даже растрогался. Все-таки в нем оставалась человечность — он был на крючке, но выручал тех, кому доверял. Я уже подумывал, как безболезненно сдать его йеменским властям. Его посадят, но ведь не убьют.
Всего две недели спустя ЦРУ форсировало миссию Амины. Меня вызвали на встречу в Хельсингёр. Кланг и Йеспер встретили меня на вокзале — в великолепном здании в неоренессансном стиле с высокой треугольной крышей и множеством башенок и шпилей.
— Мы переговорили с американцами, — сказал Кланг, когда мы отъехали от станции. — Они готовы предложить тебе 250 000 долларов. Когда Амина приземлится в Сане и выйдет из здания аэропорта, деньги твои.
Йеспер вмешался:
— Но мы тебе этого не говорили. Один из «хозяев мира» прилетел из Вашингтона, округ Колумбия, чтобы лично сделать тебе это предложение.
Чувствовалось, что датчане ревнуют. Может, они и спали с американцами в одной постели, но ревновали.
Справа от нас нес воды Эресунн, пролив, отделявший Данию от Швеции, искрясь в свете зимнего солнца. Проехав несколько миль, мы добрались до Хорнбека, курортной деревушки. Датская разведка арендовала виллу на поросшем деревьями берегу озера, в тихом местечке, где можно было спокойно обговорить детали физического устранения одного из врагов Америки.
Третий и самый высокопоставленный офицер датской разведки ждал меня в гостиной. Одетый в широкие брюки и синюю рубашку с открытым воротом, он был высокого роста, с ярко-голубыми глазами и расчесанными на аккуратный пробор волосами соломенного цвета. Руководитель группы Сёрен представил его мне как «Томми», а кураторы неизменно величали его «Шеф Томми», он и вправду был самым старшим по званию офицером датской разведки. Мне сказали, что он докладывал непосредственно директору Якобу Шарфу. Он крепко пожал мне руку и поблагодарил за старания.
Остальные сотрудники датской разведки собрались за белым обеденным столом и вели себя как паиньки. Американская делегация опоздала. В джинсах и ковбойских сапогах явился Джед в сопровождении высокого брюнета с проседью. В первый миг я принял его за человека с чековой книжкой, однако выяснилось, что это копенгагенский резидент ЦРУ, «Джордж». Он распахнул дверь перед низкорослым лысеющим мужчиной. «Алекс» был одним из «хозяев мира» с комплексом Наполеона.
Шеф Томми поприветствовал его формальным рукопожатием, и американец повернулся ко мне.
— Мы довольны вашими результатами и благодарим вас, — сказал он. Казалось, его голос отдавался эхом от стен.
— Мы рассматриваем операцию как реальную возможность остановить Авлаки, и вы понимаете, что для моего правительства это крайне важно. Сам президент Обама держит руку на пульсе. Я знаю, потому что лично докладываю обо всем в Белом доме.
Подчеркивать это было ни к чему. Оба его подчиненных сопроводили его слова подобострастной ухмылкой.
— Потому давайте сразу к делу: мое правительство готово выплатить вам за услуги четверть миллиона долларов в качестве вознаграждения. Доставьте Амину в Йемен, и мы немедленно переведем вам деньги.
В качестве вознаграждения, отметил я: как же эти ребята любят высокопарность.
— Мы только что договорились, — ответил я.
— Отлично, — сказал он. — Сразу хочу прояснить: первым делом вы держите в курсе нас, а не наших британских коллег.
Датские агенты подали сэндвичи с копченым лососем, маринованной сельдью и салями.
Алекс без обиняков продолжал:
— Нам надо придумать предлог для вашей встречи с Аминой.
Несмотря на все предупреждения Авлаки не ехать в Вену встречать Амину, американцы слышать не хотели пускать ее в Йемен, не прощупав как следует.
Я вынул ноутбук и тут же приступил к составлению электронного письма Авлаки:
«Касательно сестры — она настаивает, чтобы я встретил ее в Австрии, в Вене. Дело в том, что у нее возник ряд вопросов, которые по телефону не обсудишь».
Алекс настоял на том, чтобы отредактировать текст — явно из стремления претендовать потом на авторство.
Я вошел в программу «Секреты моджахеда» на своем компьютере, ввел свой пароль и открытый код Авлаки и кликнул по иконке «Зашифровать». Скопировал и вставил зашифрованный текст в «почтовый клиент», набрал адрес анонимного электронного почтового ящика Авлаки и нажал «Отправить».
Алекс наблюдал за моими действиями, чуть ли не раскрыв рот.
— Вы понимаете, что только что отправили сотни агентов домой, в Штаты, — сказал он.
Авлаки ответил пять дней спустя.
«Я загружу для тебя короткое зашифрованное видео, и когда будешь с ней встречаться, ты ей его покажешь, чтобы она могла убедиться, что это действительно я».
Эта видеозапись Авлаки была ответом на просьбу Амины прислать ей личное видеопослание, чтобы убедиться, что она общается с самим Авлаки, а не с кем-то еще.
Сотрудникам датской разведки я сообщил об электронном письме Авлаки через норвежского провайдера «Теленор». Мы пользовались «Теленор», потому что шифрование у них было надежнее, чем у большинства провайдеров. Датчане очень много данных передавали американцам, но как любая спецслужба, датская разведка тоже хотела получить ту или иную информацию первой. Так датчане напоминали американцам, что я датский актив. Однако даже «Теленор» не давал стопроцентной гарантии того, что сообщения больше никто не прочтет. Сотрудники МИ5 предупредили меня, чтобы я ничего важного по телефону не сообщал — на случай, если подслушивают русские или «Моссад». А МИб вообще отказалась от телефона как средства связи с агентурой.
Несколько дней спустя Авлаки написал снова, сообщив, что живет уже не в палатке, а в доме.
«Я лично предпочитаю палатку в горах, потому что там мне удобнее и читать, и писать, и заниматься исследованиями».
Он приложил к своему посланию длинное личное письмо Амине и попросил меня зашифровать его с помощью «Секретов моджахеда», добавив: «Самое главное, чтобы у нее была надежная электронная почта и никто из домашних не мог бы прочесть».
На эту встречу в Вену со мной поехал Джед, и когда мы сидели в пивной в ожидании приезда Амины, я поразился, узнав, что и он, как и я, любит группу «Metallica». Я до сих пор почти ничего не знал об этом человеке. У него были жена, дети и доберман. Меня не касалось, откуда он родом, где жил и работал, и я не лез к нему с вопросами. Но я действительно ценил его стремление достичь результатов.
По плану Алекса я должен отвести Амину в булочную в «Лаунж Герстхоф», где в соседнем баре ресторана нас будет ждать группа наблюдения. Но в последнюю минуту до меня дошло, что глупо тащить мусульманку туда, где подают спиртное. И я вместо этого предложил близлежащий «Макдоналдс».
Мы уселись за перегородкой. Я дал ей прочесть письмо Авлаки на своем ноутбуке.
«Сестра, этот шаг, на который ты отважилась, очень важен, и я молюсь, чтобы ты была готова к нему. Однако позволь мне сказать тебе кое-что из своего личного опыта…
В общем и целом моя жизнь была беззаботной и комфортной. Но мне приходилось жить и в палатках без водопровода, я бывал сильно ограничен в передвижении.
Но позволь мне признаться тебе, что мир и покой в моем сердце, которыми я обязан Аллаху, все пройденные ради этого трудности отвратили меня от моей прежней жизни. Я не променял бы ее на целый мир.
[Проведенные в тюрьме месяцы] стали лучшим периодом моей жизни. Я никогда не думал, что смогу… но смог. Почему? Потому что Аллах мне помог…
Сложность состоит в том, что [ты столкнешься] с ограничением свободы передвижения и общения. Непросто жить в чужой стране, не имея друзей и не зная языка…»
Амина медленно и безо всяких эмоций читала это послание. Потом, оторвав взор от монитора, посмотрела на меня.
— Вы осознаете все последствия? — спросил ее я.
— Да, я готова, — ответила Амина. Иншааллах! — Я хочу посвятить себя исламу и хочу, чтобы шейх Анвар стал моим учителем.
Женщина стала расспрашивать меня о Йемене, но отсутствие у нее опыта поездок в другие страны (ее единственный визит в арабский мир ограничивался курортом в Тунисе) означало, что она имеет смутное представление о жизни, с которой ей предстоит столкнуться. Однако в ее искренности и преданности исламу у меня сомнений не возникло.
Как и просил Авлаки, я объяснил Амине, как посылать зашифрованные электронные письма при помощи программы «Секреты моджахеда».
— Это означает, что и я тоже моджахедка? — спросила она, пристально посмотрев на меня.
— Да, сестра, — ответил я.
У нее на глаза навернулись слезы.
— Я — моджахедка, — прошептала она, дрожа от волнения.
Все детали встречи я в тот же самый вечер передал агентам в номере гостиницы в Копенгагене.
Джордж, местный резидент ЦРУ, был доволен.
— Мы передадим эти сведения в Вашингтон и будем ждать, каков будет следующий шаг.
Британцы все еще не расстались с надеждой на отстранение меня от операции. Во второй половине марта британские коллеги пригласили меня в отель «Айс» далеко на севере Швеции: это дворец чудес, полностью вырезанный изо льда и снега.
Прибыли кураторы из МИ5 — Энди, Кевин и Эмма в шикарном лыжном костюме и сапогах-луноходах. Явился Кланг, не пропускавший ни одного подобного мероприятия. А вот американцев не пригласили.
Мы катались и на собачьих упряжках по снегу, и на джипах и снегоходах по льду.
Во время этой поездки британцы не обсуждали со мной Амину. Наверняка думали, что это будет уж слишком явно и вульгарно, а может, опасались Кланга. Британцы знали датскую разведку, а американцы крупно вложились в затею с Аминой. Но мне кажется, что они просто рассчитывали, что наша встреча в северных снегах заставит меня пересмотреть свои намерения.
Однако операция «Амина» уже началась, и давать задний ход было слишком поздно.
Весенним днем 2010 года я стоял в очереди на регистрацию в аэропорту Бирмингема, собираясь сесть на самолет до Копенгагена, куда меня вызвали на совещание по операции «Амина». Внезапно зазвонил телефон.
Это был Кевин, куратор из МИ5. Он знал, где я.
— Мортен, если ты сейчас туда полетишь, ты должен понять, что мы больше не встретимся, — предупредил меня англичанин.
Я отошел подальше от стойки регистрации. С точки зрения британцев, я встал не на ту сторону, и это было роковое решение.
— Я просто хочу сказать, что мы здорово провели время вместе, — продолжил Кевин. Я не сомневался в его искренности.
— Мы очень недурно поработали. Все это действительно грустно, но ничего не поделаешь — бюрократия.
МИ5 и МИб обрубали концы.
Я очень нервничал во время полета в Копенгаген. Я привык к Кевину, Энди, Эмме, Солнышку и остальным британским кураторам. Англия стала для меня едва ли не второй родиной, и мне казалось, британцы понимали меня лучше датчан. Однако разрыв был окончательным. Датчане предупредили меня, что британцы официально запретили мне читать электронные письма от Авлаки на территории Великобритании. И отныне мне приходилось летать в Копенгаген, чтобы читать их там.
У меня не было времени переваривать разрыв отношений с МИ5 и MИ6. По прибытии в Копенгаген меня привезли на виллу на южном берегу Роскилле-фьорда, милях в 25 к западу от Копенгагена.
Джед сказал мне, что я должен буду купить чемодан для Амины.
— А это ее не насторожит? Просто этот жест может показаться ей странным! — предположил я.
И придумал другой вариант. Я спрошу у Авлаки, что нужно взять с собой Амине в дорогу. Если она поймет, что инициатива исходит от него, никаких подозрений это у нее не вызовет.
Еще Джед показал мне деревянную косметичку, которую я должен был вручить Амине. Объяснять мне, что это следящее устройство, не требовалось. Но подобные вещи неизбежно вызывают подозрение.
Так же считал и Кланг.
— Тебе ни в коем случае нельзя ехать с этой штуковиной — стоит кому-то ее обнаружить, и вам обоим конец, — предостерег он. — Иногда я просто диву даюсь американцам. Они не ведают, что творят.
21 апреля, незадолго до вылета в Вену, я получил ответ от Авлаки.
«У нее не должно быть ничего, кроме чемодана среднего размера и сумки. На всякий случай ей надо взять с собой наличные… Хотя бы 3000 долларов. И билет тоже на всякий случай заказать в оба конца: в аэропорту могут возникнуть непредвиденные обстоятельства».
Авлаки рассчитывал, что я соберу деньги в мечетях Великобритании.
Вообще Авлаки был очень внимателен к деталям: всего за 3 недели до описываемых событий говорили, что, мол, администрация Обамы санкционировала убийство Авлаки. «Нью-Йорк таймс» писала, что Белый дом решился на беспрецедентный шаг — санкционировал ликвидацию Авлаки, хотя тот был американским гражданином, поскольку Авлаки считали активным пособником терактов. Джеда и Джорджа радовал наш успех. Удалось преодолеть еще одну преграду, и их операция впервые позволяла взять Авлаки под прицел. Они прислали мне зашифрованное электронное письмо, в котором Авлаки фигурировал как «Хук». Это была одна из его кличек в кругах джихадистов.
«Наши разговоры о том, что Хук порекомендует ей в связи с ее приездом, по-видимому, даром не прошли!.. И мы считаем, что теперь ты вполне можешь сослаться на указания Хука, предложив сестре взять с собой чемодан… и 3000 долларов… отличная легенда для предстоящей поездки и встречи с ней. Желаем благополучно добраться и удачи, твои братья».
Редчайший случай, когда ЦРУ оставило документальную улику, пусть и зашифрованную.
Ветреным весенним днем мы встретились с Аминой в одном из парков Вены и зашли в турецкий ресторанчик. Я рассказал ей о требованиях Авлаки: о чемодане и о том, что он доверил мне сбор средств на ее поездку.
На следующий день из Вашингтона в Роскилле прилетел Алекс. Кроме Сёрена, сидевшего с нами, остальные датские агенты носили нам с кухни кофе и закуски — лучшее доказательство того, кто в доме хозяин.
— Пришла пора любовных посланий, — сказал Алекс.
Парой недель ранее Авлаки прислал мне видеозапись для Амины и попросил, чтобы Амина перед отъездом тоже записала для него видео. Джед достал из сумки и подвинул ко мне через стол видеокамеру.
И еще надо купить чемодан.
— Мы в точности должны знать его тип, цвет, все остальное, — предупредил Джед. Он предложил «Самсонайт». Купленный в магазине чемодан перед отлетом Амины в Йемен в аэропорту заменят копией со следящим устройством.
Обстановка накалилась. Дружеские подначки и шутки ушли в прошлое. Иногда Алекс ускользал с виллы и шел вниз к причалу, чтобы не слышали его телефонных разговоров. Я заметил, как он жестикулировал, отрывисто говоря по мобильному. Явно отдавал приказы, подумал я. И еще мне показалось, что Джед стал чаще курить. Но меня беспокоило то, что в своем стремлении ускорить операцию ЦРУ упускает важные детали.
Американцы были недовольны тем, что я по собственной инициативе повел Амину в «Макдоналдс», а не в бар/ресторан, который они так тщательно выбрали.
— Мы просим, чтобы на этот раз вы сделали так, как мы сказали, — отчеканил Алекс.
— Просто мне это показалось нелогичным, — парировал я, раздраженный его высокомерием. Но спорить мне не хотелось.
Я сел за составление письма Авлаки о статье в «Нью-Йорк таймс» о санкционированном убийстве.
«Пусть Аллах проклянет за это американцев — нечистых свиней и кафиров», — написал я как истинный джихадист.
Прочитав черновик, Алекс нахмурился.
— Как вы можете такое писать, это просто недопустимо, — недовольно произнес он.
К моему изумлению, первым подал голос Андерс.
— Знаете что? Мы всегда так пишем. У нас, датчан, свои методы, — язвительно сказал он.
Алекс обернулся к молодому датчанину, Андерс не отвел взгляда. Алекс встал и молча вышел через стеклянную дверь в сад.
Чуть позже Кланг отозвал меня на кухню:
— Не волнуйся, Мортен, мы напишем, как было, когда наш друг уедет.
Но передо мной встала еще одна дилемма — кураторы, не зная обычаев салафитов, ее проглядели. Я не мог пригласить Амину в гостиничный номер в Вене и снять ее без паранджи. Это серьезно противоречило моим религиозным устоям. Тем не менее одна возможность оставалась.
К этому времени мы с Фадией перебрались из Бирмингема в соседний Ковентри. Роли Роуд была гораздо привлекательнее бирмингемского Алум Рока. По обе ее стороны высились аккуратные блочные дома еще довоенной постройки. Из Роскилле я приехал с деньгами, якобы заработанными на стройке в Дании, и пока мы готовили ужин, обрисовал план действий.
— Дорогая, помнишь, шейх Анвар говорил мне, что ищет жену на Западе? Ну, так вот — я нашел ему женщину через Facebook. Она из Хорватии.
Жена удивилась.
— Западной женщине захотелось поехать в Шабву? И она там выдержит?
— У нее самые серьезные намерения — она без ума от шейха. Мне надо тебе кое-что объяснить. Мне пришлось съездить в Вену и ее встретить. Об этом меня попросил он.
— Почему ты раньше мне ничего не сказал? — недоумевала Фадия.
Ее задели моя скрытность и встреча с молодой хорваткой в далекой Вене.
— Просто не хотел тебя в это втягивать. Некоторые западные правительства считают Анвара террористом. И потом все произошло совершенно неожиданно.
К счастью, новости Фадия смотрела редко и понятия не имела, что США объявили охоту на Авлаки.
Я взглянул на нее. В ее темных миндалевидных глазах блеснули слезы.
— Иногда у меня такое чувство, что я тебя совсем не знаю, — призналась жена.
— Извини. Но я тут кое-что придумал. Анвар хочет, чтобы я вернулся и записал ее на видео. Ну, чтобы он мог на нее посмотреть. Но один я ехать не могу. Понимаешь, наша религия запрещает встречаться с незнакомой женщиной наедине. Пророк говорит: «Никогда мужчина не бывает с женщиной наедине, третий с ними — Сатана».
Мои слова Фадия восприняла с облегчением, ее успокоило, что моя салафитская вера исключает супружескую измену.
— Так что, — продолжил я после долгой паузы, — не поехать ли нам вместе? Я буду знать, что не запятнаю чести, а ты сможешь завоевать ее доверие. И мы окажем большую услугу Анвару. А потом мы могли бы немного побыть в Вене.
Трюк удался.
27 апреля мы вылетели в Вену. Я подумал, что отправку Авлаки видео его будущей жены нельзя считать «пособничеством терроризму». В любом случае Фадия невольно помогает найти объявленного в розыск. Мы сняли номер в скромной гостинице в центре Вены. Амина пришла в больших модных солнцезащитных очках и черном хиджабе. Я представил ей Фадию и объяснил, что как правоверный мусульманин не могу остаться с ней наедине. К счастью, женщины быстро нашли общий язык. Мне показалось, присутствие Фадии придало Амине уверенности.
Я еще раз спросил ее, действительно ли она хочет выйти замуж за Авлаки. Чтобы убедиться, что таково ее желание.
Мне не давала покоя четверть миллиона долларов, обещанная за роль свата. Походило уже не на борьбу с терроризмом, а на выгодный бизнес. Я подозревал, что американцы хотят убить Авлаки ракетным ударом, едва тот встретится с новой женой, и это меня мучило.
На своем ноутбуке я показал ей записанный Авлаки пятидесятисекундный видеоклип. На розово-цветочном фоне сидел имам в белой тунике, на голове, поверх традиционной белой куфии, повязанный как бандана медно-красный шарф. После всех обрушившихся на него бед я ему почти сочувствовал. Время от времени он поправлял очки. Это была соблазняющая версия видеопроповеди.
«Эта запись сделана специально для сестры Амины по ее просьбе, а также для брата, с которым ты общаешься, который передаст эту запись и заслуживает полного доверия».
«Я молюсь, чтобы Аллах наставил тебя на лучший для тебя путь… лучший во всем, лучший в том, что касается этого предложения».
Он также попросил, чтобы она послала ему видеосообщение.
Услышав его слова, Амина сразу заулыбалась, и глаза ее засияли. Ее поразило теплое отношение к ней человека, которого она так почитала.
Фадия, стоя за камерой, старалась успокоить Амину. Через объектив, в котором было видно только лицо, Амина обратилась к Авлаки. По голосу чувствовалось, как она волнуется.
«Я просто хочу сказать вам, что сейчас я очень волнуюсь и мне очень неловко за себя, но я все равно запишу это. Чтобы вы увидели меня и убедились, что со мной все в порядке. Я сделаю все необходимое, чтобы продолжить идти избранным мною путем… Я пошлю вам еще одно послание, это будет очень личное сообщение — Иншааллах!»
Для меня это было сигналом выйти из номера и оставить женщин одних. На второй записи Амина выглядела совсем по-другому. Сняла хиджаб, светлые волосы рассыпались по черной блузке. Собрала заколкой на затылке подстриженные лесенкой пряди и — отнюдь не случайно — показалась намного моложе. Немного туши для век и блеска для губ сделали ее куда привлекательней. Она явно пыталась обольстить Авлаки.
«Брат, вот так я выгляжу без хиджаба, теперь вы видите мои волосы. Я вам их уже описывала. Теперь вы увидели меня без хиджаба, и я надеюсь, вы довольны — Иншааллах!» — сказала Амина, слегка наклонив голову.
В конце она не без запинки попрощалась с ним по-арабски. Наверняка несколько дней специально учила эту пару слов.
Когда Амина с Фадией закончили записывать это личное сообщение, я вручил ей чемодан — серый «Самсонайт» с жестким верхом.
— Так велел шейх Анвар, — пояснил я.
Амину трясло от волнения.
Обняв Амину, Фадия напомнила ей, что через меня та всегда может с нею связаться, если потребуется совет о семейной жизни в Йемене.
Три недели спустя я встретил ее в «Макдоналдсе» около йеменского посольства в Вене. Я передал ей 3000 долларов наличными, якобы собранных для нее «братьями» в Англии, а на самом деле из Министерства финансов США.
Я показал ей, как написать заявление для поступления в Институт арабского языка в Сане. В нужное время там появятся посредники Авлаки и заберут его новую невесту.
— Шейх сказал, чтобы вы сняли хиджаб перед тем, как войти в посольство, — напомнил я ей.
Авлаки специально настоял на том, чтобы Амина вошла в посольство без хиджаба — так меньше подозрений. И хотел, чтобы в Йемен она летела в европейской одежде. Даже составил для меня фетву с разрешением. Стремление не вызвать ни у кого подозрений отодвинуло на задний план все религиозные соображения.
В посольстве никто не удивился тому, что эта симпатичная блондинка из Хорватии собирается в Йемен — изучать арабский язык, и Амину заверили, что виза будет готова уже на следующий день. Амина очень обрадовалась, но и разволновалась. Ей предстояло сжечь за собой все мосты и отправиться в неизвестность.
Мои покровители из ЦРУ настаивали на том, чтобы Амина не летела в Йемен прямым рейсом. Я привел ее в офис авиакомпании «Туркиш Эйрлайнс» в Вене. И еще вручил ей новенькие всепогодные сандалии для Авлаки и выданный мне ЦРУ электронный карманный словарь арабского языка с вмонтированным устройством слежения.
Отыскав кафе, где не подавали спиртное, мы уселись за столик на улице. Еще раз повторили все детали предстоящей поездки. Теперь, когда нам предстояло скорое расставание и я понял, что вряд ли увижу эту женщину снова, я внезапно почувствовал прилив нежности к ней. Мне даже захотелось защитить ее от собственной наивности.
— Не знаю, как и когда смогу вас отблагодарить, — сказала она, прощаясь со мной. — Но вы так много для меня сделали. Да вознаградит вас Аллах.
Ее прощальные слова запали мне в душу. Она была очень благодарна мне, но я понимал, что подвергаю эту женщину серьезной опасности. Я не мог знать ни о том, сработает ли план американцев, ни о том, что вообще будет дальше. Уходя, я оглянулся. Ее светлые волосы скрывал хиджаб. Потягивая кофе в этом кафе и наблюдая за элегантно одетыми жителями Вены, она казалась такой хрупкой и беззащитной.
Аллах меня не вознаградит, а Дядя Сэм может.
В день ее вылета я встретился со своими датскими и американскими кураторами на вилле в Хорнбеке. Было начало июня и один из тех бесконечных скандинавских летних вечеров, когда сумерки начинаются не раньше 11 вечера.
Прежде чем я открыл бутылку пива, Джед и Джордж велели мне отправить Авлаки зашифрованное электронное письмо о вылете Амины. Он намекал, что его эмиссары провезут к нему Амину из Саны не раньше чем через месяц, а то и два после ее прилета в Йемен. Поэтому ЦРУ нервничало.
Я написал следующее:
«В Йемене она будет совершенно одна, и ждать месяц или даже две недели для нее слишком долго, поскольку ей придется постоянно скрывать, кто она… Попытайся договориться, чтобы Амину забрали пораньше, ей нужна поддержка, она ведь совершенно одна».
Собралась вся датская команда — Сёрен, Кланг, Трейлер, Йеспер, аналитик Андерс и, разумеется, главный Шеф Томми. Будду отпустило, и его тоже решили пригласить. Он сел на диету — мы тут же прозвали его «Будда облегчений». Джед поджаривал на гриле стейки, и атмосфера в отсутствие Алекса была непринужденной.
Джед получал по телефону СМС о том, что Амина через Загреб, Вену и Стамбул вылетела в Йемен. И наконец, пришло подтверждение, что она приземлилась в Сане. Все бросились обниматься и хлопать друг друга по спинам.
На следующий день Амина прислала мне из Саны зашифрованное сообщение о благополучном прилете. Как и договаривались, она купила йеменскую SIM-карту и послала мне свой новый номер. В тот же день я отправил его Авлаки по электронной почте.
«Поздравляю тебя, брат, — кинул мне СМС Кланг. — Теперь ты богатый человек. Очень богатый».
Вознаграждение мне вручили несколько дней спустя в люксе отеля «Краун Плаза» под Копенгагеном. Вместе с резидентом ЦРУ Джорджем Кланг пригласил меня следовать за ними к лифту. Он шествовал с важным видом, держа в руке тонкий черный портфель.
Когда мы добрались до номера, я заметил, что портфель прикован цепочкой к запястью Кланга, и явно неспроста.
— Угадайте шифр, — с улыбкой попросил Джордж.
Я задумался.
— Попробуйте 007, — продолжал с хитрой улыбкой Джордж.
Я попробовал, последовал щелчок, и кейс открылся. В нем лежали пачки стодолларовых купюр. В каждой из 25 пачек по 10 000 долларов.
— И как мне все это обменять? — спросил я.
— Это уже ваша забота, — хохотнул в ответ Джордж.
Странное чувство не покидало меня, пока я ехал на поезде в Корсёре к матери. Знали бы мои попутчики, что в этом черном кейсе, зажатом между коленей.
— Бог ты мой, это все за наркотики? — ахнула мать, смеясь. Она знала, что я теперь работал на ПЕТ, но понятия не имела, чем именно я занимаюсь, и уж, конечно, и догадаться не могла, что я получил такую прорву денег за операцию «Амина». Я щелкнул этот набитый деньгами кейс на телефон. Паренек из Корсёра, не раз отсидевший в тюрьме преступник, приволок матери 250 000 долларов от американского правительства.
В конце июня, после долгого и томительного ожидания я получил зашифрованные послания от Авлаки и Амины. Они встретились на подконтрольных племенам территориях.
— Аль-Хамду ли-Ллях! Все отлично, — написала она. — Все идет хорошо и по плану.
И тут же как гром среди ясного неба.
— Я так и не смогла забрать из института свой чемодан, и мне теперь нужно покупать почти все, что в нем было.
Я беспомощно уставился на экран. Значит, никакого следящего устройства при ней нет. «Аль-Каида» приказала ей уложить вещи в пакет, а всю электронику оставить. Для проверки в комнату Амины в Сане американцы направили осведомительницу. Их взбесило, как один-единственный добросовестный боевик «Аль-Каиды» сорвал их тщательно расставленную ловушку.
Исход операции «Амина» явно разочаровал американцев, но не Анвара аль-Авлаки.
«Аль-Хамду ли-Ллях! Мы поженились. Да вознаградит тебя Аллах за все твои труды. Но я, судя по твоему описанию, ожидал, что она другая. Я не говорю, что ты обманул меня или что-то в этом духе… нет, я не обвиняю ни тебя, ни твою жену, я считаю, что вы старались от всей души… — писал он мне. — Итак, она оказалась другой — не такой, как ты описал, а лучше! Машаллах — она оказалась лучше, чем я ожидал, и лучше, чем ты ее описал!:)»
Если Авлаки мое сватовство осчастливило, то ЦРУ, и в особенности Алекса и Джеда, потрясло, что их ставка на Амину с треском провалилась.
Датская разведка, похоже, расстроилась несильно. Намечалась поездка в Барселону, которую Сёрен, Кланг и Йеспер назвали «отчетом». Меня из аэропорта Барселоны на взятом напрокат BMW привезли в шикарный пентхаус с видом на главную улицу города.
— Вечером развлечемся немного, я все организовал, — объявил Сёрен, когда мы потягивали шампанское.
После ужина в одном из лучших ресторанов города мы, проехав через распахнувшиеся перед нами ворота, оказались во дворе уединенной виллы. Сёрен вручил хозяйке увесистую пачку евро, и нас провели в полумрак бара. На кожаных диванах в ленивых позах восседали девушки в переливающихся шифоновых платьях и туфлях на шпильке. Они не шли ни в какое сравнение с девицами, околачивавшимися в «Андеграунде» в Корсёре, но в глазах была та же пустота.
Это был явно не тот отчет, на который я рассчитывал.
Кураторы один за другим исчезали в сопровождении девиц, а меня из раздумий вывела миниатюрная женщина, представившаяся Олей из Молдовы. Но мысли занимала только Амина. Стоило мне подумать о том, что эта светловолосая хорватка где-то в глубоком тылу «Аль-Каиды» укладывается в постель с одним из самых разыскиваемых всеми мировыми разведками мужчин, как мне становилось очень не по себе.
Взяв за руку, Оля потащила меня к одной из спален в коридоре. Я сказал ей, что, дескать, не могу с ней, потому что я женат.
— Не хочешь просто поболтать? — со вздохом спросила она.
Оля явно с облегчением вздохнула, когда я спросил, нельзя ли здесь раздобыть наркотики. Мне требовалось заглушить гложущее меня чувство вины за ту опасность, которой я подверг Амину. Оля подошла к висевшей на стене комнаты картине маслом и извлекла из-под рамы флакон с белым порошком.
На кокаин я снова подсел в начале года, поняв, что способствовал убийству вождя племени Абдуллы Мехдара. Его гибель просто не выходила у меня из головы. Некоторое время чувство вины меня просто парализовало. Но после дозы у себя в доме в Бирмингеме я пусть на пару часов от него избавлялся.
Наклонившись к Оле, я уже собрался занюхнуть дорожку, как кто-то ворвался в комнату. Это был Кланг.
— Что ты, черт возьми, творишь? — закричал он. — Прекрати!
— Почему?
— Пока ты с нами, нельзя.
— Черт вас всех побери, почему мне нельзя? — разозлился я. — Если я кому и врежу, так только себе. Вы развлекаетесь с этими бабами, а их, может, работорговцы поставляют. И вообще ты не испанский полицейский.
Тот визит в Барселону сильно охладил мои отношения с датскими кураторами. Мне стало интересно, в курсе их начальство, что они творят в так называемых зарубежных командировках? Или датская разведка и вправду прогнила насквозь?
Скоро ответы на кое-какие вопросы я узнал.
