Глава семнадцатая
Секреты моджахеда
Осень 2009 года
Когда тело Салеха Али Салеха Набхана опускали в Аденский залив, я собирался на новое рандеву с Авлаки — человеком, которого американцам выследить не удавалось. Прошел почти год с моей поездки к нему в глушь провинции Шабва. Мы постоянно переписывались, но он хотел встретиться, того же очень хотела и западная разведка.
И вновь, следуя пошаговым указаниям, я ехал в Шабву на встречу, с которой начал этот рассказ. Я не только нашел Авлаки (когда ЦРУ, казалось, понятия не имело, где он), но получил гораздо более четкое представление о его превращении из духовного вождя в организатора. Западным разведслужбам не удавалось оценить силы и проникнуть в намерения АКАП, а также понять роль, играемую Авлаки. Беспилотники могли показать движущиеся пикапы, лагеря и дома, но не тех, кто внутри. Агентурные разведданные — непосредственные, из первых рук донесения «с земли» — бесценны.
Встреча с Авлаки в ту сентябрьскую ночь не только позволила мне увидеть его превращение из мыслителя в планировщика, но и представила убедительные доказательства этой трансформации.
— Мне надо тебе кое-что показать, — проговорил он, доставая ноутбук и флэшку. — Впредь мы будем общаться так.
На флэшке было шифрующее программное обеспечение, названное — весьма уместно — «Секреты моджахеда 2.0». Авлаки уже начал пользоваться этим алгоритмом «расширенного стандарта шифрования» с 256-битным ключом для связи с последователями на Западе. Он считал, что наш метод почтового ящика больше небезопасен.
Я завороженно следил за его демонстрацией программного обеспечения. Программисты создали несколько ярких оболочек, пока программное обеспечение загружалось, AK-47 изрыгал огонь из дула в форме ключа.
Я принялся записывать.
— Ты сможешь найти программное обеспечение в Интернете. Не ставь программу на жесткий диск и никогда не устанавливай ее с включенным интернет-соединением, — сказал он мне. Он объяснил, что при запуске аутентичная копия программного обеспечения через экран запросит на проверку цифровой отпечаток пальца.
— Для связи со мной тебе нужно создать личный ключ, — сказал он, показывая мне, как его создать. Личный ключ, по сути уникальный секретный шифровальный код для шифровки своих и расшифровки присланных сообщений, хранился в программе на флэшке, защищенный персональным паролем. Похоже, Авлаки давал этот инструктаж не впервые.
— Теперь тебе нужно создать открытый шифровальный ключ, — сказал он, показывая мне, как работать в программе. — И мы можем обменяться открытыми шифровальными ключами по электронной почте и начать отправлять друг другу зашифрованные сообщения. Получив зашифрованное письмо, выдели и скопируй текст, потом открой программу. Она предложит ввести и наши открытые ключи, и пароль от личного ключа. Затем вставь текст в программу и нажми «расшифровать».
Меня поразило, как за пятнадцать секунд набор случайных букв, цифр и символов превратился в понятный текст. Для зашифровки сообщений те же шаги надо было выполнить в обратном порядке. Зашифровать можно было практически любой файл, в том числе изображения и видео. Анвар сказал, что зашифрованное сообщение можно отправлять по электронной почте, но позже я узнал, что их также можно скопировать на флэшку.
— Мы считаем, что этот метод безопасен, но все равно будь осторожен даже в зашифрованных письмах, — сказал он.
Авлаки был одержим безопасностью. Я уже собирался идти спать, измотанный после тяжелого дня, как он остановил меня.
— Еще кое-что. Ты знаешь Мохаммеда Усмана?
— Да, — сказал я. — Он останавливался у нас в Сане.
— Он приезжал сюда, — сказал он, — он тебя подозревает.
— Правда?
Я удивился и встревожился.
— Да, — сказал он, — он подозревает, что ты работаешь на британскую разведку. Разумеется, он никак не может подтвердить такое смешное обвинение. Думаю, он странный малый.
— Когда он здесь был? — спросил я.
— Пару недель назад. Я не знаю, куда он уехал.
— Ну, больше он у нас не остановится, — засмеялся я, пытаясь сгладить неловкость. Авлаки, казалось, внимательно смотрел мне в лицо.
С Усманом я познакомился случайно, или мне так показалось. При возвращении в Йемен из Европы меня вежливо, но твердо задержали два сотрудника службы безопасности и отвели в камеру. Отсканировали сетчатку, сняли отпечатки пальцев и продержали восемь часов. Вопросов задавали мало, документы и вещи проверили бегло. На следующее утро перед рассветом, сонного и злого, меня провели к рейсу йеменской авиакомпании в Сану. Зал был полупустой, но меня усадили рядом с мужчиной лет тридцати, с виду пакистанцем.
В полете он представился как Мохаммед Усман, он был из Лейтона в Восточном Лондоне. Он знал некоторых из «братьев» в Лутоне и хотел встретиться с единомышленниками в Йемене. Но у него не было въездной визы. Будет ли это проблемой?
Я предложил ему сказать йеменцам, что едет на свадьбу. Раньше это помогало, помогло и в его случае. И еще предложил переночевать у нас пару ночей, он начал спрашивать об Авлаки, ему хотелось с ним встретиться. Я не сказал ему, что знаю имама, но осторожно ответил, что это возможно.
— Но откуда я знаю, что ты не шпион? — спросил Усман.
Он улыбался, но ход его мысли мне не понравился.
— Тот же вопрос я могу задать тебе, — отрезал я.
Но я познакомил его кое с кем из джихадистов, и через них он добрался до Шабвы и Авлаки, но лишь для того, чтобы отплатить мне за гостеприимство гнусными обвинениями.
Я все время вспоминал, как Авлаки поднял, а потом снял вопрос. Я почти не сомневался, что он не поверил словам Усмана, и по возвращении в Сану с большим оптимизмом подумал о том, что поездка удалась, и в особенности о том, как ЦРУ обрадуется программному обеспечению «Секреты моджахеда».
Как только Фадия задремала у меня под боком, я послал Клангу кратчайшее СМС:
«Отлично».
Едва на следующий день я приземлился в Лондоне, как был вызван для отчета. Присутствовали Энди и Кевин от МИ5, Джед от ЦРУ и два датских агента. МИб, британскую внешнюю разведку, представляла Эмма.
Я описал путешествие и встречу во всех подробностях — дороги, местность, поведение Анвара и его одержимость секретностью. На бис я показал шифрующее программное обеспечение.
В благодарность англичане договорились о продолжении моих тренировок под открытым небом в Восточном Суссексе. Проводила их компания «Вудлор» эксперта по выживанию Рэя Мирса, превратившего бушкрафтинг в телесериал и успешный бизнес.
Когда мы знакомились сидя у костра, я понял, что дюжина участников — банкиры, юристы и бухгалтеры известных лондонских фирм. Они самодовольно описывали свою работу.
— А где работаете вы? — спросил инструктор, когда подошла моя очередь.
— Я таксист в Бирмингеме, — ответил я.
Я поймал на себе снисходительные взгляды. Знали бы они, что на этой неделе я побывал в йеменской глуши по заданию западной разведки.
Едва я покинул сельскую глубинку Суссекса, как вызвали в Копенгаген. Джед показал мне спутниковые снимки деревни, где я встречался с Анваром и Абдуллой Мехдаром. Он попросил меня указать дом, где я останавливался. Больше трети фото были с разных ракурсов. Я спрашивал себя, как американцы узнали, что я был в этой деревне. Возможно, отслеживали купленный в Йемене мобильник, взятый с собой в Шабву. Номер я им дал.
Я четко видел участок и высокие стены и удивился, что спутниковая фотография может дать такое прекрасное разрешение.
— Это то самое место, — сказал я.
— Спасибо, — сказал Джед, взгляд ледяных глаз не выдал удовлетворения, но улыбка уголками губ адресовалась британцам.
Я наблюдал, как из-за меня росло напряжение между американцами и британцами. Я подумал, не был ли Усман креатурой MИ6. Возможно, они желали посеять недоверие между Авлаки и руководством АКАП. Или проверяли мою лояльность, или хотели внедрить своего человека поближе к центру событий? Вместо того чтобы плестись за шпрехшталмейстером Джедом со всеми его деньгами? Шпионаж насквозь соткан из таких «возможно».
Под конец встречи я отвел Эмму в сторонку и рассказал о таинственном Усмане.
— Очень интересно, — сказала она и задала о нем еще несколько вопросов.
Я пытался читать у нее по лицу. Подготовлена она была хорошо.
— Ну же, я знаю, что он работает на вас. Не играй со мной в игры, — сказал я.
— Нет, Мортен, ты ошибаешься. Нет.
Возможно, сказывалась усталость или неизбежно расцветающая при этой двойной жизни паранойя. Доподлинно я никогда не узнал, потому что Усмана больше не встретил. Но этот случай меня разозлил. С британскими кураторами я всегда прекрасно ладил, но стал бояться, что они могут использовать меня для разработки собственных источников.
Мою тревогу подпитывал другой эпизод, произошедший уже после возвращения в Бирмингем. Как-то утром сел я в свой почтенный «Ягуар» и заметил, что панели над бардачком болтаются. Я подумал, что под них пытались спрятать «жучок». Я тотчас сорвал панели, но ничего не нашел.
Я сказал Солнышку, что мне нужно встретиться с начальником бирмингемского подразделения MИ5. Встретились мы в заброшенной местной гостинице, в провонявшем сигаретным дымом номере. Начальник походил на великовозрастного футбольного хулигана.
Слушая меня, он закурил сигарету и, прежде чем ответить, сделал длинную затяжку.
— Мортен, мы тебе доверяем — мы никогда такого не отчебучим.
— Держите меня за дурака? — ответил я.
— Клянусь жизнью сына.
Я сомневался, что у него есть сын, но не стал развивать тему. Просто понял, что теперь МИ5 прослушивает мой автомобиль, телефон и дом.
Возможно, на мне начинало сказываться давление. Я понял, что в этом бизнесе лояльность и доверие явно не били через край, честно никто не выигрывал. Сменятся приоритеты или усилится конкуренция, и меня спишут или сдадут. Главное правило игры кураторов безжалостно примитивное: цель всегда оправдывает средства.
Даже если они со мной не играли, одна из спецслужб могла допустить утечку по беспечности или я сам ошибусь — и буду разоблачен группировкой, в которую внедрен. Первое задание в Найроби показалось таким легким, потому что мне некому было доверять, никто не мог проверить мои подозрения. Фадия все еще ничего не знала, и чем сильнее разрастался обман, тем немыслимее было ввести ее в этот темный мир. Мама догадывалась о моей деятельности, но никогда не проявляла сочувствия. Меня терзало одиночество шпиона.
Осенью 2009 года эволюция роли Авлаки ЦРУ беспокоила, но после произошедшего в Техасе он стал целью номер один.
5 ноября в 13.30 39-летний майор вооруженных сил США Нидал Хасан зашел на обширную военную базу Форт-Худ, примерно в шестидесяти милях от Остина. Психиатр Хасан служил в центре медицинской экспертизы военнослужащих.
Хасан достал мощный самозарядный пистолет бельгийского производства, который он оснастил двумя лазерными прицелами. С криком «Аллах акбар [Аллах велик]» открыл огонь и убил 30 и ранил еще 30 человек. Крови было столько, что бросившиеся помогать раненым поскальзывались и падали.
Когда информационные агентства сообщили новость, в Бирмингеме был поздний вечер. Я был дома с Фадией и замер, услышав о бойне. Сначала я понятия не имел, что это теракт. Но услышав в ту ночь имя подозреваемого, я сел.
В ярости Хасан стрелял наугад во всех, кто в форме, когда его ранили за пределами медицинского центра. Его взяли под стражу и начали срочное расследование. Но еще до ужасной бойни ФБР знало, что Хасан переписывался с Анваром аль-Авлаки.
С декабря 2008 года по июнь 2009 года Хасан написал Авлаки около двадцати электронных писем, задавая вопросы о допустимости для мусульманина служить в иностранной армии и об условиях ведения джихада. Он стал радикалом, наслушавшись рассказов солдат, вернувшихся из Ирака и Афганистана. Имама он слышал в 2001 году в мечети в Фолс-Черч, Вирджиния, и явно был от него в восторге.
В одном из электронных писем он выражал надежду на встречу с Авлаки в раю, где они смогут побеседовать за бокалом безалкогольного вина. Перехваченные электронные письма изучали две опергруппы ФБР и не нашли оснований для предъявления обвинения Хасану, сочтя сообщения входящими в сферу законных интересов и исследований армейского психиатра.
Утром 6 ноября 2009 года эти письма предстали в совершенно ином свете. Федеральные агентства начали лихорадочный поиск других американцев, переписывавшихся с Авлаки, прочесывая базы данных перехватов.
В конце концов, меня не удивило, что кто-то из корреспондентов Авлаки совершил теракт. Этого следовало ожидать, поскольку взгляды имама становились все радикальнее. И Авлаки тотчас прославил атаку Хасана. Через четыре дня после теракта в Форт-Худ имам написал на своем сайте: «Нидал Хасан — герой. Он человек совестливый, не вынесший противоречия между исламским вероисповеданием и службой в армии, сражающейся против мусульман».
«США ведут войну против терроризма, но на самом деле эта война против ислама. В две мусульманские страны американская армия вторгалась напрямую, а в остальные косвенно, руками своих марионеток», — добавил Авлаки. И призвал других мусульман Америки следовать примеру Хасана.
«А еще подвиг брата Нидаля показывает дилемму американской мусульманской общины. Ее представителей все чаще загоняют в безвыходное положение, заставляя предавать или ислам, или страну».
Я сам наблюдал, как Авлаки обхаживал западных последователей. В марте я организовал для сбора средств тайную конференцию по Skype с группой пакистанских сторонников в Рочдейле. Среди них было несколько врачей, желавших финансово помочь делу джихада. Они прислушивались к уверенным ответам Авлаки по различным религиозным вопросам. Ради укрепления моего авторитета в радикальной среде затею благословила английская контрразведка, но при условии, что средства до имама не дойдут.
Запись конференции у меня сохранилась. В сборе средств Авлаки не уступал американским политикам:
«Враг угнетает мусульман. Каждый брат и сестра должны поступать в соответствии Хак [истиной]… если Аллах благословил вас богатством, вы должны поддерживать борьбу ислама, независимо от того, говорим мы о Сомали, Афганистане или Ираке… а не просто сидеть на обочине и смотреть».
«Когда дело касается Йемена, о нем — поскольку он не в новостях — забывают, поэтому я настойчиво прошу каждого брата, кто может, помочь».
Однако теперь — превознося Нидала Хасана — Авлаки не мог не понимать, что перешел Рубикон. Я подозревал, что не пройдет и пары часов, как меня пригласят на новую встречу. И хотя я с нетерпением ждал выходных с детьми, пришлось смириться с неизбежным.
Я сказал Фадие, что мне может понадобиться съездить в Данию.
— Мама неважно себя чувствует, — сказал я, не придумав ничего лучше.
Когда я приехал в отель в Копенгагене, где была назначена встреча, Джед был просто комок нервной энергии.
— Авлаки пора устранять, — с порога заявил он.
— То есть арестовывать? — зная, что он имеет в виду противоположное.
— Ну, я не думаю.
ЦРУ хотело использовать собранную мной информацию для устранения человека, одобрившего и прославившего теракт против американских граждан. Перчатка брошена.
Я был не единственным подходом к имаму, разведка разрабатывала и другие источники, а правительство Йемена усилило давление на тех, кто сотрудничал с новым лидером боевиков. Однако мои контакты с Авлаки были иного рода. Я понял, что по мере активизации западной разведкой поисков имама круг его доверенных лиц будет сужаться. И, скорее всего, я — один из немногих, кто в нем останется.
Всего шесть недель спустя после Форт-Худа военные корабли ВМС США в Аденском заливе выпустили крылатые ракеты по предполагаемым тренировочным лагерям «Аль-Каиды» в Йемене. Своим заявлением власти Йемена попытались смягчить возмущение общественности американскими военными действиями на йеменской территории. В нем говорилось, что убиты 34 боевика «Аль-Каиды», в том числе командиры среднего звена.
Но удар стал провалом разведки, вновь продемонстрировав трудности точного наведения на цель без агентуры. Крылатые ракеты разрушили бедуинскую деревню, где остановились боевики «Аль-Каиды» и около дюжины других бойцов. Местные чиновники заявили, что среди почти 60 погибших в результате удара было много женщин и детей.
«Американцы только что забили потрясающий гол в свои ворота», — написал вскоре после атаки Авлаки.
Этот удар нанесли 17 декабря, а ровно неделю спустя была первая попытка устранить Авлаки еще одним ударом крылатых ракет.
Предполагалось, что он будет присутствовать на встрече руководства «Аль-Каиды», где обсуждался ответ на предыдущую атаку.
Сначала сообщили, что Авлаки убит. На следующий день — на Рождество 2009 года — я на каникулах в Шотландии смотрел новости, когда получил от близкого к Авлаки боевика племени Абдуллы Мехдара СМС: «Высокий парень в порядке».
28 декабря зашифрованное послание Авлаки подтвердило, что он жив.
«Уф. Черт, рвануло совсем рядом», — писал он мне. Он также предупредил меня не связываться с вождем племени Абдуллой Мехдаром, с которым я подружился три месяца назад, чтобы «не обжечься».
Когда я узнал, что «высокий парень в порядке», авиалайнер рейса 253 авиакомпании «Норт-Вест эйрлайнз» Амстердам — Детройт как раз подлетал к Восточному побережью США. Молодой нигериец — Умар Фарук Абдулмуталлаб — сидел в кресле 19А над крылом и рядом с топливными баками. В полете он минут на 20 ушел в туалет.
Вернувшись, накрылся с головой одеялом и попытался привести в действие взрывное устройство, спрятанное в нижнем белье. Оно не сработало, только загорелись трусы, поскольку некоторые из находившихся на борту, то ли вспомнив Ричарда Рида, то ли героизм пассажиров рейса 93 «Юнайтед эйрлайнз» 11 сентября, бросились на него и скрутили.
Миссия молодого нигерийца началась в Йемене пять месяцев назад. Туда с учебы в Дубае его заманили сладкие речи Авлаки и одержимость мученичеством. Летом 2009 года он прочесывал мечети Саны в поисках того, кто свел бы его с имамом. В конце концов, кто-то взял у него номер мобильного, и через несколько дней он получил СМС с номером телефона. Абдулмуталлаб удивился, услышав на другом конце голос своего героя, велевший ему для вступления в джихад привести — в письменной форме — доказательства необходимости священной войны.
После написания и отправки сочинения и просьбы о духовном руководстве Абдулмуталлаба привезли в Шабву на рандеву с Авлаки — всего пару дней спустя после моей встречи с имамом.
Абдулмуталлаб сказал проповеднику, что он готов выполнить любое задание, в том числе стать шахидом. Авлаки помог Абдулмуталлабу записать шахидское видео. И сказал ему не летать в Европу прямо из Йемена, чтоб не вызвать подозрений. А его последнее наставление испугало молодого нигерийца: «Не забудь подождать, пока самолет будет над Соединенными Штатами, а потом взорви его».
Лежа после ареста на больничной койке, обожженный Абдулмуталлаб подробно рассказал об этих инструкциях агентам ФБР. Полностью его признание стало мне известно позже, но кураторы ясно дали понять, что Авлаки знал о заговоре и принимал в нем участие. Американцам только что удалось избежать еще одной террористической атаки на свою страну, а влияние Авлаки почти сравнялось с авторитетом самого Усамы бен Ладена.
Еще тревожнее было утверждение Абдулмуталлаба о том, что Авлаки прямо советовался с мастером АКАП по изготовлению бомб — молодым саудовцем Ибрагимом аль-Асири. Бомбу изготовил аль-Асири. А парой месяцев ранее его же бомбу, содержащую около 100 г мощного взрывчатого вещества и трудно обнаруживаемого белого порошка ниперита, засунули в прямую кишку младшего брата Абдуллы. Мишенью Абдуллы был ответственный за борьбу с терроризмом принц Мухаммед ибн Наиф Аль Сауд, чьи службы безопасности за два года до того изгнали братьев из Саудовской Аравии.
Абдулла сказал саудовским властям, что хочет стать информатором, и ему предоставили аудиенцию с ибн Наифом. Он прошел проверку в аэропорту и все посты охраны. В кабинете взорвал бомбу. Части тела Абдуллы соскабливали с потолка, но самого принца лишь легко ранило. Несмотря на неудачу, брат аль-Асири и товарищи воодушевились. Никогда еще «Аль-Каида» не была так близка к убийству члена королевской семьи Саудовской Аравии.
Пока агенты ФБР продолжали интенсивно допрашивать Абдулмуталлаба в Детройте, в нескольких сотнях миль на юг в Вашингтоне, округ Колумбия, сотрудники разведки обратили внимание на спутниковые снимки той деревни, в которой я побывал.
12 января 2010 года коммандос йеменского контртеррористического подразделения тихо высадились в районе Аль-Хоты провинции Шабва, куда я приехал в ту ночь в сентябре. Вначале командиры пытались договориться с местными старейшинами о выдаче Авлаки, наверняка считая, что он все еще там, где я указал. Но между спецназовцами и местными произошла перестрелка. Неясно, удалось ли за это время Авлаки бежать.
Но Абдулла Мехдар, командир, в ту сентябрьскую ночь встретивший и проводивший меня до места, сражался до конца, хотя другие бойцы спаслись бегством.
Я получил эту новость через несколько дней от самого Авлаки в зашифрованном письме:
«Помнишь парня, с которым ты остался? Факт подтвержден. Он убит. Некоторое время назад я говорил с ним и просил в случае нападения правительственных войск уйти в горы. Он сказал, что не отступит и будет биться насмерть. Так он и поступил. Их было 20 человек, они сражались с правительственными войсками и уничтожили свыше 6 солдат, а затем отступили перед превосходящими силами. Он отказался и стрелял из своего дома, пока его не убили. Пусть Аллах проклинает их». В следующем письме он добавил, что был с Мехдаром всего за несколько дней до его гибели.
В тот же день Андерс — недавно вошедший в команду аналитик датской разведки — сказал мне, что американцы подтвердили, что операцию против Мехдара провели, пользуясь моей информацией.
Эта новость сильно расстроила меня. Меня не тронуло устранение Набхана, безжалостного террориста, причастного к убийству десятков мирных жителей. Другое дело Мехдар: уважаемый человек, сражавшийся за свои убеждения и защищавший свою территорию. Он не мечтал о глобальном джихаде, о развязывании бойни на улицах Европы или в небесах над Америкой.
Впервые моя работа двойного агента привела к смерти знакомого. Я вспомнил нашу последнюю встречу, когда шейх, помогая сменить шину на моей взятой напрокат машине, со слезами на глазах сказал мне: «Если мы не встретимся снова, увидимся в раю».
Несколько дней я, парализованный чувством вины, не мог выйти из дома в Бирмингеме. Фадия наверняка подумала, что у меня новый приступ депрессии. Я не мог даже элементарно сходить в магазин. Мрачные мысли преследовали меня, я проклинал себя за наивность и неготовность к подобному развитию событий. Моя работа осведомителем, говоря попросту, убивала людей. И кто должен быть мишенью, меня не спрашивали. Американцы с помощью правительства Йемена создали широкую сеть, и никакого различия между такими людьми, как Мехдар, и такими, как Набхан, не существовало.
Но теперь ставки для меня были слишком высоки, а срочность слишком велика, чтобы долго горевать. Я вспомнил, что один из бойцов отряда Мехдара взорвал себя и южнокорейских туристов в Йемене. Я не знал, какую роль сыграл в теракте Мехдар, но это меня немного утешило.
Через несколько недель после смерти Мехдара Авлаки в записанном видео объявил войну США. «Мы не против американцев просто как американцев, мы против зла. А Америка в целом превратилась в страну зла», — спокойно и демонстративно заявил он.
«Джихад против Америки — мой религиозный долг, как и религиозный долг всех других истинных мусульман».
