Глава четырнадцатая
Кокаин и Аллах
Начало 2008 года
На лондонской Юстон-роуд было как всегда шумно. Стоял солнечный мартовский день 2008 года — один из тех, что робко намекают на весну, но не более. Городские площади и парки расцвечены коврами фиолетово-синих и золотых крокусов. Над головой авиалайнеры летели в Хитроу. Я только что вернулся после четырехмесячного пребывания в Йемене.
Перейдя дорогу, я бросил взгляд на вокзал Кингс-Кросс, ставший мишенью шахидов в 2005 году. Не сумевшие предотвратить нападений британские спецслужбы почти три года спустя все еще не оправились от провала. Не желая снова оказаться застигнутыми врасплох, они хотели использовать мое знакомство с джихадистами Лутона, Бирмингема и Манчестера. ЦРУ же хотело использовать мое знание круга боевиков в Йемене и Сомали.
В безликой гостинице у вокзала Юстон собрались три спецслужбы — заслушать мой подробный отчет о недавней встрече с Авлаки в городе Атак.
Команду американцев возглавлял офицер под сорок, по моим предположениям второй человек ЦРУ в Копенгагене. Лысый, с рыжей щетиной Джед был неприметен, если бы не льдисто-голубые глаза. И взгляд, которым он меня сверлил. Говорил кратко и делал подробные записи. Сквозь его деловитость случайно прорывались блестки лаконичного юмора. Честолюбивый Джед жаждал результатов. Изредка ему изменяло самообладание, и левый глаз начинал дергаться, словно передавал морзянку.
Джед явно получил полномочия предложить цену за мои услуги, убедившись, что у меня есть прямой доступ к Авлаки.
Продолжение встречи было посвящено сбору информации о «Харакат аш-Шабаб» в Сомали. Датчане были заинтересованы в разработке «Харакат аш-Шабаб», поставляя им оборудование: водоочистители, палатки, спальные мешки, но не оружие. Любопытно, что британцам не угодили гамаки, вероятно, на том основании, что ни один террорист не должен хорошо спать. На моих глазах три спецслужбы заспорили о гамаках — первое явное разногласие.
На встрече в Юстоне присутствовал Мэтт из МИб, и было ясно, что правительство Ее Величества обеспокоено, что ценного информатора, выбравшего местом жительства Англию, переманивают американцы. Англичане решили ответить на предложение американцев серией укрепляющих командный дух мероприятий, ловко рассчитанных на то, чтобы потрафить моей любви к отдыху на открытом воздухе, но в то же время стать серьезной заявкой на мои услуги.
Их первым козырем стал День рыбалки в Северном Уэльсе. Как всегда присутствовали датчане. Прежде всего я был их человеком, и они не собирались позволять мне гулять наедине с МИб в дальних уголках мира.
Мой датский куратор Кланг явился в куртке «Барбур», охотничьих брюках и кепке из шотландки, точно модель из каталога. Весь день он старательно разыгрывал роль деревенского сквайра, хотя для шотландки район Британии явно не подходил. Мэтт едва сдерживал смех.
С Клангом приехал еще один сотрудник PET, которого я окрестил «Трейлер», потому что он вырос на ферме. Он заменил Будду, у которого заболела спина. В грязной куртке Трейлера не было ничего дизайнерского. Он был настолько же непритязателен, настолько Кланг изыскан — очень высокий, из сельской глуши Ютландии и только что завершил карьеру гандболиста. Он наблюдал за передачей оборудования курьеру «Харакат аш-Шабаб» на стоянке отеля «Интерконтиненталь» в Найроби.
Стоял безоблачный весенний день. Пока парочка датчан с помощью инструктора безуспешно пыталась выудить форель из реки Ди, Мэтт подошел ко мне на берегу, там, где они не могли нас услышать.
— Мы не хотим, чтобы ты ехал в Сомали для американцев, — сказал он. — Я думаю, тебе нужно задержаться здесь: ты нам нужен.
Англичане хотели, чтобы я стал лидером джихадистов в городах Англии, а также сосредоточился на установленных мною сомалийских контактах.
Вскоре последовала еще одна вылазка в импозантный загородный дом неподалеку от Авмора в Шотландии. МИб прислали за мной машину в аэропорт Инвернесс, и после двадцатиминутной поездки вдоль берега Лох-Несс она доставила нас к имению на поросших лесом холмах.
На ступеньках меня ждали Мэтт и эффектная брюнетка лет тридцати. Эмма была моим новым куратором МИб, поскольку Мэтта переводили на другую работу. Высокая и спортивная, безупречный цвет лица, высокие скулы, свободный великосветский тон и внешняя невозмутимость. Точеные черты и широкая улыбка напомнили мне Джулию Робертс.
— Приятно, наконец, с вами встретиться, — сказала она мне с улыбкой.
Эмма призналась, что бабушка у нее шведка и она говорит по-шведски. Я заговорил с ней по-датски, и она засмеялась и ответила на шведском, более или менее понятном датчанам. Это помогло сломать лед.
Снова были датчане, и Энди из MИ5, но американцев не приглашали. Они, должно быть, чувствовали себя оскорбленными. Двухдневный тренинг британского спецназа по ориентированию в горах, спуску на канате и выживанию вел инструктор Роб. Он только что вернулся с секретного задания в Ираке.
Кроме того, был психолог Люк. Лет 45, подтянутый образованный шотландец, тихий, с серо-голубыми глазами. Аккуратно подстриженная борода его старила. Ему следовало оценить, насколько я устойчив и годен к работе информатора на переднем крае. Я чувствовал, что англичане проверяли мою реакцию.
Люк ставил передо мной сложные гипотетические дилеммы.
— Что бы вы сделали, прикажи вам «Аль-Каида» казнить заложника? — спросил он.
Пока я думал, он наклонился вперед и тихо сказал: «Вы его казните, чтобы не навлечь подозрений и не вызывать у ваших товарищей сомнений».
Мы говорили о бремени двойной жизни и о моем разрыве с Каримой. Он лучше, чем я, мог вообразить, понял, с каким давлением мне пришлось столкнуться.
Вечером все немного расслабились. Мы играли в бинго, и датчане мухлевали. Им также показалось забавным водить лучом лазерной указки по лицам моих британских кураторов и оттопыренным ушам Мэтта, когда мы пытались говорить о деле. Порой их выходки выводили из себя, и я чувствовал, что они слишком фамильярны со мной.
Словно стараясь смутить меня еще сильнее, Кланг принялся неуклюже приударять за Эммой. Но, похоже, больше повезло Мэтту. Я заметил между ними особую взаимную симпатию.
Британцы были деликатны, но настойчивы. Я посчитал, что мне лучше работать с ними. Это была бы обоюдная ответственность. С ними я мог рассчитывать на должную подготовку и поддержку. А ЦРУ меня использует, а потом бросит на произвол судьбы.
Напряженность между британцами и американцами нарастала, и я обратился за советом к датским кураторам. Шаг неверный. Их манили деньги и возможности ЦРУ.
— С янки ты дальше пойдешь, — говорил мне Кланг, — и они больше платят.
Я возразил. Мэтт, Энди, Эмма и другие сотрудники из двух отделов британской разведки — хорошие друзья, честные и умные. Они зажаты в тисках бюрократии и инструкций, но они профессионалы.
Американцы ответили на ухаживания за мной со стороны англичан на датском прибрежном курорте Хельсингёр, иногда именуемом столицей «датской Ривьеры». Его самая известная достопримечательность — ренессансный замок Кронборг под названием «Эльсинор», выведенный Шекспиром в качестве места действия «Гамлета», — подходящая обстановка для обсуждения планов по сокрушению принца джихада.
Под конец встречи Джед отозвал меня в сторонку.
— Ведь у тебя с женой не было медового месяца? — спросил он, и его ледяные глаза на миг потеплели.
— Нет. За последние два года у меня просто не было времени.
— Можешь считать это нашим подарком. Только скажи нам, куда ты хочешь поехать, и мы все устроим, — проговорил Джед.
Я был польщен. Они относились ко мне серьезно. Может, так принято завоевывать доверие ценного источника. А с учетом ухаживаний за мной англичан ход своевременный. Я принялся планировать очередную поездку в Таиланд в надежде, что она будет более приятной.
Моя работа на датчан и британцев становилась все труднее и опаснее. Мне требовалась история для прикрытия. В Дании прикрытие, или «легенду», мне обеспечил болтливый и недалекий босниец Аднан Авдич, знакомый мне со времен радикального подполья. Он сидел за решеткой, прежде чем ему вынесли оправдательный приговор по делу о терроризме.
В один прекрасный день я подобрал его на окраине Копенгагена в новехонькой «Тойоте». Ее арендовала датская разведка, что было частью легенды, но Аднан думал, что машина моя.
— Отличная тачка, Мурад! Наверняка обошлась тебе в кругленькую сумму, — сказал он. Мы поехали и заговорили о джихаде.
— Мне нужно сделать небольшой крюк, кое-что сбросить.
Как я и рассчитывал, он не смог сдержать любопытства.
— Что?
— Это ради джихада. Никому ни слова.
Я помолчал и украдкой огляделся.
— Открой бардачок, посмотри, но только руками не трогай, чтобы не оставить отпечатки пальцев.
Он в изумлении уставился на маленький пакетик с белым порошком.
— Ух ты, Мурад, ты уверен, что это можно?
— У меня есть фетва, — ответил я.
Ему не следовало знать, что в пакетике смесь муки и крошеного свечного воска.
Я остановился перед местом встречи.
— А теперь выходи и подожди меня, — приказал я ему.
На углу улицы стоял мужчина в коричневой косухе. Я передал ему пакет, зная, что Адиан увидит, как совершилась сделка.
Уходя с пакетиком, мой старший куратор Сёрена улыбался. Он явно наслаждался яркой эпизодической ролью уличного дилера. В Англии МИ5 также организовала мне прикрытие для отвода любых подозрений относительно получаемых мною наличных денег: лицензированный водитель такси в Бирмингеме. Правительство Ее Величества даже купило мне микроавтобус «Мерседес» с кожаными сиденьями.
Я начал работать в таксомоторной компании Алум Рока, принадлежащей одному пакистанскому бизнесмену. Его сын, Салим, которого я впервые встретил на собрании «Аль-Мухаджирин» в Лутоне, был на заметке в МИ5. Там надеялись, что, если мы будем работать вместе, мне удастся войти в круг местных пакистанских экстремистов. Службу безопасности особенно тревожила эта категория подозреваемых, поскольку в нескольких заговорах в Великобритании участвовали молодые люди пакистанского происхождения, некоторые из них обучались делать бомбы в лагерях «Аль-Каиды» на своей исторической родине.
Но проникнуть в круг пакистанских радикалов было трудно. К мусульманам других этнических и национальных групп, а в особенности к обращенным, они относились с подозрением. После преодоления КПП в подконтрольных племенам районах колесить в такси по Бирмингему было чудовищно скучно. В конце концов, я заявил МИ5, что работа в такси не для меня.
Я не мог привыкнуть к семейной жизни в Бирмингеме. Фадия вернулась со мной, и мы переехали в муниципальный жилой дом на Уотсон-роуд, невзрачной улице в Алум Роке. Трудно вообразить обиталище ужаснее, но такова была цена за мое прикрытие. Повсюду валялся мусор. Банды молодых пакистанцев устраивали разборки с поножовщиной. Фадия жаловалась, что крысы были больше кошек. Я отчаянно хотел сказать ей, что она заслуживает большего и я могу ей это предоставить, убожество нашей жизни возвело между нами стену. Но ради ее и своей безопасности я не мог рассказать ей, зачем мы на самом деле живем в таком районе.
Фадия не подозревала, что за ее возвращением в Европу стояли спецслужбы. Датская разведка сдержала обещание организовать ей предоставление студенческой визы для возвращения в Данию, а видом на жительство в Европе сроком на пять лет, выданным британским посольством в Копенгагене, она была обязана секретной службе Ее Величества.
Мобильный телефон был важнейшим средством связи с кураторами. Только они знали мою тайную миссию. С Клангом я разговаривал по нескольку раз в день, мы передавали друг другу информацию и обменивались идеями. Мои кураторы из MИ5 звонили пару раз в неделю, обычно для того, чтобы договориться о встрече.
Даже когда события развивались медленно, мне было трудно отключиться. Часто Фадие приходилось задавать мне один и тот же вопрос по нескольку раз, прежде чем я отвечал. Мой разум был далеко, я думал о следующем электронном письме, которое мне нужно написать, или о том, как мне расширить свою сеть джихадистов. Даже по выходным мне было трудно сосредоточиться на детях, оставляемых на мое попечение. Шпионаж поглощал все силы.
Однажды вечером мы с Фадией уселись посмотреть фильм Джорджа Клуни «Сириана», триллер, действие которого происходит на Ближнем Востоке. Вскоре действие меня захватило, я видел как неправдоподобные моменты, так и попытки воссоздать все тонкости ремесла шпионажа. Но во мне преобладало недоверие к отдельным персонажам. И еще мне отчаянно захотелось исповедаться Фадии, указать на экран и признаться: «Именно так я себя чувствую». Но я знал, что это невозможно.
Иногда я долго колесил по сельской местности. Ставил CD-диск группы «Металлика», врубал полную громкость и расслаблялся. Иногда после прогулки я отправлялся в деревенский паб выпить пинту пива и поболтать с завсегдатаями. Маловероятно, чтобы мусульмане болтались в таких местах. На пару драгоценных минут мне просто требовалось сбросить маску.
Не все экстремисты в Бирмингеме были трепачами. Вскоре я познакомился с одной из самых скользких фигур в городе, пакистанцем, которого я знал только по имени Шахиир. Около тридцати, плотного телосложения и вечно в спортивном костюме. Чисто выбритый и красивый, он, казалось, искал неприятностей. У него уже была судимость: еще подростком он совершил вооруженный разбой и недавно освободился.
С Шахииром меня познакомил один из самых активных городских экстремистов в марокканской кондитерской в Алом Рок. Как большинство молодых мусульман, радикальных идей Шахиир нахватался в тюрьме. Возможно, он, подобно другим, искал искупления. Немногословный Шахиир был человеком действия. Когда я сказал, что знаком с Авлаки, и рассказал ему о нашей недавней встрече в Йемене, он начал открываться.
— Брат, мы должны сражаться с кафирами, — сказал он, когда мы взяли по куску марокканского торта мескуты.
Вечером, когда вышли из кондитерской под дождь, Шахиир пристально на меня посмотрел.
— Мурад, я хочу стать шахидом, Иншааллах.
Его слова повисли в воздухе. Он серьезно? Или проверяет меня? Я велел себе не торопиться, пусть продолжает. Я не выказал ни пренебрежения, ни чрезмерного интереса. Я вспомнил совет Люка, психолога MИ5.
— У тебя есть идеи? Ты знаешь датскую газету, напечатавшую карикатуры на Пророка Мухаммеда, мир ему. Знаешь что-нибудь о системе их безопасности? — спросил он меня.
— Могу разузнать, — ответил я.
— Ты знаешь, как раздобыть в Дании оружие? — спросил он.
— Раздобыть можно, — сказал я. На память пришло мое прошлое в «Бандидос».
— Пойми, я хочу умереть в этом нападении. Хочу, чтобы меня застрелили, хочу, чтобы меня убили фисабилиллях [во имя Аллаха], — сказал он.
«Пора звонить Солнышку», — подумал я.
Солнышко работала с Энди, моим старшим куратором в МИ5, и стала главным моим контактным лицом в агентстве. Кланг и датчане прозвали ее так за жизнерадостность. Ей было лет двадцать пять, она отлично овладевала ремеслом, и у нее было блестящее чутье. Никаких внеслужебных отношений она не допускала. Как-то после закрытия бара Кланг ущипнул ее пониже спины, и она заорала так, что он отскочил, будто ошпаренный кот.
В отличие от Мэтта Солнышко не читала Горация в оригинале, зато хорошо читала по лицам. Она перекрасилась в блондинку и напоминала симпатичную простую девчонку. Я думал, она не выделялась специально, понимая, что люди с большим доверием воспринимают привычное.
— Надо встретиться, — позвонил я ей в тот же вечер.
— Так точно — в 11 утра, — сказала она и повесила трубку. Она любила военные клише.
На следующее утро я ждал встречи у супермаркета «Сэйнсберис» на окраине Бирмингема. Сидел в машине и смотрел на спешащих мамочек, управлявшихся с тележками и непослушными детьми.
Зазвонил телефон.
— Иди к дальнему концу стоянки. Увидишь красный «Вольво». Не останавливайся. Мы тебя подберем.
Ко мне подъехал белый фургон с вентиляционной установкой на крыше. Из него, улыбаясь фирменной улыбкой, выглянула Солнышко.
— Прыгай назад.
Сзади не было окон, и я понятия не имел, куда мы едем. Через сорок минут мы прибыли. Я знал только, что это могло быть за углом.
Раздался лязг цепи, потом механический скрежет — возможно, поднимались ворота гаража. Невидимый мне шофер дал газ, и мы въехали. Дверь за спиной с грохотом опустилась.
— Ясно! — сказала по рации Солнышко. Дверь открыл мужчина. Это был Кевин, тоже из команды Энди. С виду Кевину было чуть больше двадцати, и, вполне возможно, он был одним из организаторов наших приключений на открытом воздухе, поджигая стога и засовывая ядовитых змей в дупла деревьев. Спорить с ним я бы не стал.
Казалось, мы на большом складе — в одном из оперативных центров MИ5.
С виду походило на типографию, переделанную под архитектурное бюро. Плакаты на стенах и ряды столов, освещаемых свисающими с высокого потолка лампами. Отнюдь не хай-тек. Подключение к Интернету, несколько компьютеров, и все.
В углу маленький кабинет, только стол и стулья. Меня ждал Энди. Солнышко и Кевин предоставили ему задавать вопросы. Я рассказал ему о встрече с Шахииром.
— Тебе необходимо продолжать с ним говорить, — выслушав меня, сказал Энди. Это был первый из целого ряда моих докладов, по мере прояснения замыслов Шахиира.
Шахиир был чрезвычайно осторожен. Во многом он был страшнейшим кошмаром MИ5: умный профессиональный преступник, ставший на путь шахида. Со мной говорил только наедине и на улице. Мы совершали долгие прогулки по парку Алум Рока. Требовал, чтобы я не брал мобильника, и каждый раз, ощупывая, проверял меня.
— Просто предосторожность, брат, — говорил он.
— Он на самом деле опасен, настоящий псих, — сказал я Энди при следующем докладе. — Что, черт возьми, мне делать? Я единственный, кому он рассказывает все это дерьмо.
— Просто продолжай с ним говорить, — ответил Энди с тревогой в голосе.
Зная мишень Шахиира, я не удивился появлению датских кураторов.
— Министр проинформирован о деле, — сказал мне Кланг. — Начальство действительно ценит твою работу.
На сей раз Кланг не шутил.
Но как я понимал, у нас оставались проблемы. Никаких доказательств, кроме смутного плана нападения на датскую газету, который он доверил только мне, и записи рассказа у нас не было. Ничего для ареста или предъявления обвинения. Только слова, и меня можно обвинить в провокации. Поэтому я сымпровизировал, воспользовавшись его неуверенностью в том, что удастся достать деньги на оружие и подготовку.
— Знаешь, шейх Анвар благословил продажу наркотиков для поддержки братьев, ведущих джихад, — сказал я ему во время нашей следующей прогулки в парке. — Во-первых, гибнут кафиры, и разрушается их общество. Во-вторых, можно получить деньги для моджахедов.
Шахиир заинтересовался.
— И пятую часть ты получаешь себе как военный трофей. Иншааллах.
— Мурад, а ты в этом уверен? — сказал он, широко раскрыв глаза.
— Да. Он дал мне фетву, — ответил я, зная, что подобная история, вздумай он проверять, наверняка уже ходит в кругах датских экстремистов.
Мою попытку вернуть Шахиира на преступную стезю Энди не одобрил.
— Мы не можем подталкивать людей к совершению преступлений. О чем, черт возьми, ты думал? Ты просто не вправе творить такое, не спросив нас, — сказал он.
— Я импровизировал, как иначе нам арестовать парня? — ответил я.
Энди вместе с Кевином и Солнышком скрылся в стеклянном кабинете и сделал несколько звонков.
Вышел он повеселевший. Он все еще был зол, но, похоже, уже допускал такую возможность.
— Хорошо, хорошо, ты уже это сказал, и теперь слишком поздно, ничего не поделаешь.
Вскоре появился Шахиир — в серебряном «Лексусе». Деньги от наркоты, подумал я: наверняка хочет насладиться последними деньками жизни.
Мы добрались до парка. Когда мы под дождем шли к пруду с утками, я подумал, что мы смотрелись странно.
— Деньги у меня есть. Можешь раздобыть оружие, — сказал он.
Я с деланой небрежностью оглянулся, нет ли слежки. Я знал, что теперь MИ5 пытается следить за каждым его шагом, но, похоже, мы были одни. Утки громко закрякали. Картина сюрреалистическая.
— Брат, пойдем, только я и ты, и сделаем это. Мне нужно, чтобы в Дании со мной был ты.
— Я с тобой, брат, — ответил я, чувствуя, что слова прозвучали не особо убедительно.
Он обнял меня.
— Это самое лучшее, Мурад, самое лучшее. Мы станем шахидами [мучениками]. Нет ничего лучше этого, запомни это.
Увидел бы нас кто со стороны, у него сложилось бы неверное впечатление.
— Знаю. Это рай. Мы — моджахеды, и за него мы сражаемся, — ответил я со всей убежденностью, на какую был способен.
Он хочет, чтобы я умер вместе с ним, подумал я. Как я собираюсь выпутываться?
На следующем моем докладе присутствовал Кланг. Он дал понять, что датчане хотели бы, чтобы Шахиира остановили задолго до того, как он доберется до Дании.
— Если он явится в Данию, мы его убьем. Застрелим.
Это была бравада. Датский закон запрещает внесудебную расправу.
— Мы следим за ним, — сказал мне Кевин из МИ5. — Да, он продает наркотики. Но сам к ним не прикасается.
— Здесь вам придется нам поверить, — сказал Энди.
— Я хочу поехать в Данию через две недели, — сказал Шахиир на нашей следующей встрече. Он попросил меня возобновить контакты в преступном мире, чтобы мы смогли купить оружие и боеприпасы.
День нашего отъезда надвигался, но мои кураторы по-прежнему держали меня в неведении.
Я ездил по неподконтрольным властям районам Йемена и обедал с боевиками «Харакат аш-Шабаб», но мысль о поездке на родину с этим психопатом лишила меня сна.
Шахиира британская полиция арестовала за неделю до нашей предполагаемой поездки за продажу наркотиков на улицах Бирмингема. Как рецидивист, он получил длительный срок. Красота операции была в том, что он не заподозрил о моей работе на разведку даже в тюрьме. Но и оттуда он, казалось, пугал других джихадистов Бирмингема: все боялись говорить о таинственном Шахиире, и его настоящего имени я так и не узнал.
Надежно упрятав Шахиира за решетку, мы с кураторами могли планировать мою следующую поездку к Авлаки.
