Глава тринадцатая
Из Лэнгли с любовью
Лето 2007-го — начало 2008 года

Мои датские кураторы всегда называли британцев «кузенами». ЦРУ было «Большим братом». Кланг и Будда не могли скрыть волнения, узнав, что с мистером Стормом хотят встретиться американцы.

Встречу датчане организовали в копенгагенском отеле «Скандик», стоящем у самого уреза воды. Восемнадцать этажей стекла и бетона, со стороны напоминавшие функциональное американское офисное здание. Но внутри сплошное светлое дерево, минималистская скандинавская мебель, а сквозь вестибюль «прорастали» странные деревья белого плексигласа.

Когда я приехал, вокруг меня засуетились Кланг и Будда. Перед ждущими наверху американцами даже с Кланга сползла привычная маска.

«Джошу» и «Аманде» было немногим за тридцать, оба в строгих деловых костюмах. Джош был высокий и темноволосый, красивый в этом новоанглийском преппи-стиле. И явно никогда не вкалывал физически. Совсем другое впечатление произвела Аманда. Меня привлекли ее глаза. Васильковые, с просящим, почти умоляющим выражением. Полные губы, высокие скулы и медового цвета волосы до плеч.

Для ЦРУ встреча в отеле «Скандик» была прощупыванием почвы. Что мне известно о «Фатх-аль-Ислам», «Аль-Каиде» и боевиках, с которыми я встречался в Йемене? Особенно их интересовали две темы: Анвар аль-Авлаки, без предъявления обвинений сидевший в одиночке в Сане, и связи йеменцев с Сомали. Как раз появилась наследница «Союза исламских судов» исламистская группировка «Харакат аш-Шабаб» и принялась вербовать в сомалийской диаспоре в Европе и США бойцов на войну с эфиопами, вторгшимися в Сомали для спасения правительства страны.

Аманда умела задать вопрос так, что на него нельзя было не ответить, то ли благодаря энтузиазму, способности настроиться на твою волну или своим глазам. Несколько часов я вершил суд, рисуя сети своих контактов с джихадистами на трех континентах.

Аманда сказала, что ЦРУ может быть заинтересовано в моей поездке в Сомали, где американские политики пытались побороть анархию с момента катастрофического вторжения 1992–1994 годов и «Падения черного ястреба». Если боевики захватят большие участки побережья или затянут эфиопов в трясину уличных боев, это будет куда опаснее Йемена.

Джош и Аманда постоянно делали заметки. Я смотрел, как наманикюренные пальчики Аманды изящно порхали над блокнотом, и вскоре двадцать страниц были исписаны аккуратным почерком. Под занавес они задали простой вопрос:

— Как вы смотрите на то, чтобы работать на нас?

— Был бы очень рад.

— Будем на связи, — сказала Аманда и, наконец, улыбнулась уголками губ. Или мне показалось.

Я хотел оставить себе свободу маневра. Постараться, проворно добывая информацию, помочь и британцам, и американцам, но методы и приоритеты у них были разные. Неспешные и осторожные англичане, тем не менее, были хорошо информированы. Подход к операциям за границей у них почти академический, с доскональными обсуждениями племенной вражды и региональных причуд. Их тревожил внутренний враг, чью силу и решимость они не могли оценить.

Американцы, напротив, хотели задействовать свои огромные технические ресурсы для операций за рубежом — в Йемене, Сомали и Пакистане. Однажды их страну атаковали, больше это не повторится. Они стремились к быстрому результату и не жалели денег на решение проблем. Разъяренные после 11 сентября, они были готовы преследовать цели, не заморачиваясь правовыми аспектами. Англичане убийств не одобряли. И я быстро сообразил, что и ресурсы у них очень разные. ПЕТ, а теперь МИб летали экономклассом, даже на дальние расстояния. Прощай жизнь в стиле Джеймса Бонда! Агенты ЦРУ, садясь на борт, все так же направлялись в бизнес-класс. Датчане шутили с коллегами из ЦРУ, что, приведись им однажды лететь вместе, американцам следует присылать им остатки своего обеда.

И я быстро сообразил, что в датской разведке каждый хотел поучаствовать в моих приключениях, но при условии, что их возьмут на ковер-самолет. И следующая остановка будет достаточно экзотической. Кланг обратился ко мне со странной просьбой.

— Оставь мне в папке «Черновики» письмо с запросом на встречу в Бангкоке.

Мы оставляли друг другу письма в папке «Черновики» почтового ящика со взаимным доступом — трюк, применявшийся «Аль-Каидой». Чем меньше пересылается писем, тем лучше.

Для датских кураторов я был пропуском в места, в которых они на свое чиновничье жалованье никогда бы не побывали. И им, судя по всему, удавалось оправдывать расходы на отели высшего разряда для встреч с Мортеном (иначе Мурадом) Стормом.

Трехдневный визит в Бангкок в начале декабря для планирования миссии в Кению казался нелепым, но я быстро понял, почему Кланг в таком восторге от Востока. Несколько часов после прилета он вместе со всей датской командой, включая начальника Сёрена, провел в квартале публичных домов, накачиваясь пивом и обсуждая с застенчивой девочкой-подростком условия оказания услуг.

Так удовлетворение разнообразных прихотей госслужащего финансировали датские налогоплательщики. Едва он нашел девушку, я ушел. Предстояли трудные дни, и мне ни к чему было начинать с чудовищного похмелья.

— Думаю, увидимся позже, — сказал он с похотливой ухмылкой.

Как минимум одна из эскапад Кланга закончилась унижением. Проведя несколько часов в стриптиз-клубе с другой женщиной, он привел ее в ресторан. Официантка прошептала, что женщина она лишь с виду, а на самом деле «трансвестит». Кланг побледнел, все мы рухнули под стол от смеха.

Датчане рисковали даже выпивать со мной. Американские и британские кураторы — никогда. Но датчане были беспечнее. Кто-то мог меня узнать, разоблачить мое прикрытие и поставить под угрозу жизнь. Но я был рад расслабиться. Мне требовалось сбросить напряжение, и я полагал, что вряд ли кто из моих знакомых экстремистов окажется в ночном клубе в Бангкоке.

Слабость отдельных моих датских кураторов к проституткам, экзотическим странам и дорогой выпивке явно восходила к временам службы в отделе по борьбе с наркотиками, славившемся суровыми загулами сотрудников и присвоением конфискованного кокаина. Теперь, когда меня снабдили дипломатическими паспортами, кураторы достигли таких горизонтов, о которых могли только мечтать. Когда «разборы полетов» все чаще назначались в заграничных борделях, слишком легко забывалось, что агенты ПЕТ призваны быть моими профессиональными партнерами.

Мэтт как всегда был куда сдержаннее: единственной вольностью, допущенной им в этой необычной поездке, стали расстегнутая деловая рубашка и аккуратно отглаженные джинсы.

— Привет, Мортон, к черту старый Лондон? — с блеском в глазах произнес он, входя в мой роскошный гостиничный номер, высоко над многолюдным городом. — Мы хотим, чтобы ты отправился в Кению, у нас есть подарки твоим сомалийским друзьям, — сказал он мне.

К исходу 2007 года группировка «Харакат аш-Шабаб» отвоевывала немалые территории Сомали. Власть переходного правительства, поддерживаемая разбившей «Союз исламских судов» эфиопской армией и миротворцами Африканского союза, ограничивалась центральными кварталами Могадишо.

В ряды юнцов «Харакат аш-Шабаб» вливалось все больше иностранных боевиков. Совсем недавно Госдепартамент внес ее в список иностранных террористических организаций. Сомали — некогда списанное как несостоятельное государство — внушало растущую тревогу в столицах стран Запада.

Одним из вступивших в «Харакат аш-Шабаб» был молодой человек Ахмед Абдулкадир Варсаме, которому я в прошлом году помог улететь в Сомали. С тех пор он оставил несколько сообщений в нашем общем ящике электронной почты с просьбой найти и привезти такое оборудование, как ноутбук, видеокамера и портативный агрегат для фильтрации воды.

Эта поездка могла помочь MИ6 получить доступ к «внутренней кухне» и руководству группировки. Ноутбук был подходящим вариантом: с его помощью можно было при подключении к Интернету передавать ценную информацию, и Мэтт договорился его предоставить. Он познакомил меня с серьезным молодым человеком в толстых очках, выглядевшим так, будто несколько недель не видел солнца.

— Вы слишком молоды для покойника, — сказал я.

Он аккуратно поставил ноутбук в спортивную сумку с другими принадлежностями: видеокамерой, портативным фильтром, солнечным зарядным устройством для мобильного телефона «PowerMonkey», часами «GPS Suunto» (при правильной настройке годны для отслеживания террористов), неприметными очками ночного видения и несколькими сотнями долларов наличными.

В папке «Черновики» общего с Варсаме почтового ящика я оставил письмо, в котором сообщил ему, что достал все, о чем он просил.

Вылетев из Бангкока в Найроби, я сосредоточился. Прогонял в голове сценарии, придумывал ответы на любые вопросы. Мне требовался отдых, но я не мог заснуть и вместо этого пялился в иллюминатор на огромные кучевые облака внизу. В MИ6 это было мое первое задание, и я чувствовал себя в центре глобальной войны. И английская, и датская разведки собирали в Найроби команды поддержки миссии.

В Найроби я приземлился 7 декабря 2007 года. В роскошном отеле я остановиться не мог. Я изображал джихадиста, что означало скромную гостиницу «Пан Африк». В интернет-кафе по соседству я вошел в общий с Варсаме почтовый ящик. Он оставил мне номер телефона в Найроби, чтобы договориться о встрече.

В номере я вставил в мобильник SIM-карту местного оператора связи и позвонил.

Ответил голос с сильным кенийским акцентом. Он был рад меня слышать.

— Оборудование у меня, — сказал я ему. — Встретимся завтра на автостоянке отеля «Интерконтиненталь» в три часа.

Место и время выбрали датчане, они с англичанами хотели все контролировать. К моему удивлению, собеседник спорить не стал.

Моя первая операция шла гладко. Я вернулся в номер и смотрел, как Флойд Мейвезер дрался с Рикки Хаттоном за титул чемпиона мира в полусреднем весе. Мне вспомнился бой Тайсона и Холифилда десятилетней давности, когда меня забрала полицейская машина в Корсёре. За эти годы много чего произошло, но даже отель «Пан Африк» куда лучше датской тюремной камеры.

На место я пришел заранее. На автостоянке появился долговязый и лопоухий сомалиец и сразу меня заметил. Иногда неплохо быть большим рыжеволосым датчанином. Я почувствовал, как забилось сердце, когда он ко мне подошел. Не говоря ни слова, взял сумку и удалился. У нас были зрители — агенты MИ6 и ПЕТ.

Проникновение за кулисы «Харакат аш-Шабаб» принесло и другой быстрый выигрыш. Кенийская разведка проследила, как забравший оборудование доставил его на конспиративную квартиру «Харакат аш-Шабаб» в пригороде Найроби Истли. Несколько дней спустя — 13 декабря — полицейские захватили там большое количество оружия и поддельных паспортов и арестовали свыше 20 человек, предположительно планировавших нападения на западные цели Кении.

Когда произвели эти аресты, я в далеком Амстердаме уже доложил триаде ПЕТ, ЦРУ и МИб о выполнении задания. На той встрече я видел элегантную Аманду в последний раз. Как всегда, она прилежно вела записи о моих путешествиях, хотя кое-какие эпизоды в Бангкоке я упустил.

Когда мы прощались, я не думал, что мы не увидимся. Но вскоре Аманда вернулась в штаб-квартиру ЦРУ, где готовилась к заданию в Афганистане. Оно стало для нее последним. В декабре 2009 года она и еще шесть коллег погибли в результате взрыва шахида на базе ЦРУ в Хосте, Афганистан. Это был трагический для Управления день, впоследствии отраженный в фильме «Цель номер один». Ее я узнал по опубликованным в газетах фотографиям, настоящее имя — Элизабет Хансон. Родилась в пригороде Чикаго и считалась одним из самых талантливых молодых аналитиков ЦРУ.

Измученный, но довольный выполнением первого настоящего заграничного задания, я вылетел из Амстердама в Йемен. Американцы и датчане хотели, чтобы я вернулся в Сану поработать с йеменскими и сомалийскими радикалами, и англичане, явно предпочитавшие, чтобы я продолжил противодействие террористическим заговорам в Великобритании, согласились. Кроме того, мне нужно было воссоединиться с Фадией, мы не виделись уже несколько месяцев. Она понятия не имела, что за последние дни я побывал на трех континентах, работал с тремя спецслужбами. Она думала, что я живу в Бирмингеме.

Показывая посадочный талон в амстердамском аэропорту, я вдруг сообразил: прошел ровно год с того дня, как я бродил по армейскому магазину в поисках имущества для «Союза исламских судов» в Сомали. И мне удалось, наконец, передать оборудование восставшей из пепла группировке, но теперь обстоятельства изменились. При одной мысли о том, что могло бы случиться, я вздрогнул.

Зал прилета в аэропорту Саны как обычно представлял смесь шумных бестолковых очередей и суровых офицеров паспортной службы. Картина отлично знакомая, но теперь я смотрел на нее с противоположной стороны. Впервые я прошел через это здание наивным новообращенным. Теперь моя работа заключалась в том, чтобы найти, проследить и сообщить о людях, чьи убеждения я не так давно разделял.

Фадия была куда веселей, чем в период утраты мною веры в Дании, она наслаждалась пребыванием в кругу семьи и показалась мне гораздо увереннее в себе и взрослее. Она арендовала и обставила мебелью дом на 40-й улице, в уютном районе города, и ее родные были довольны тем, что она ни в чем не нуждалась, хотя ни они, ни она сама, разумеется, не подозревали, что источником львиной доли нашего дохода является датская разведка.

Через несколько дней после моего возвращения из тюрьмы вышел Анвар аль-Авлаки, отсидев почти 18 месяцев. Обвинения ему так и не предъявили. И примерно неделю спустя я пришел к нему в гости, в ту же квартиру, где он развлекал нашу компанию почти два года назад. Он был бледен и худ.

— Первые 9 месяцев меня держали в одиночной камере, — сказал он мне. — Видел я только охранника, а камера была длиной 3 метра. Под землей. Временами я думал, что изоляция и клаустрофобия сведут меня с ума… Писать я не мог — не было бумаги. Физических упражнений я не делал.

Авлаки был резок и зол, но в то же время был благодарен судьбе.

— Я выжил благодаря воле Аллаха, а страдания углубили мою веру. И хотя книги получить было очень сложно, мне удалось перечитать Кутба.

Египетского религиозного ученого Сайида Кутба многие считают родоначальником идеи глобального джихада «Аль-Каиды». Одним из его преданных учеников был Айман аз-Завахири, второй человек после Усамы бен Ладена.

«Благодаря гладкому стилю Сайида я читал по 100, 150 страниц в день, — писал впоследствии Авлаки о времени, проведенном в тюрьме. — Автор так сильно меня увлек, что мне казалось, будто Сайид сидит в моей камере и говорит со мной напрямую».

Я знал, что моих кураторов интересовала информация об умонастроении Авлаки. Тюрьма его ожесточила. Я видел это по глазам. Раньше они были веселыми, теперь во взгляде появилась сталь. И отблеск паранойи. Ему повсюду мерещились шпионы.

Он рассказал, что к нему приходили агенты ФБР, расспрашивали о встречах с двумя угонщиками 11 сентября. Он рассказал, что отказался говорить с ними по-английски, настаивая на переводчике. Сказал, что толкнул офицера ЦРУ на стул в знак протеста против того, что его допрашивают американцы. Сказал, что утешало только, что в отличие от других заключенных его не пытали. Охранники хорошо знали, что его отец знаком с президентом Салехом.

Он набрасывался и на упрятавшее его за решетку правительство, и на американцев. Сказал мне, что джихад нужен для свержения президента Салеха, который, как он выразился, только прикрывается исламом, а сам — марионетка американцев.

— Моджахеды учредят Исламское государство в Абье, как предсказано в хадисе, — сказал он мне. — Хадис говорит: «Из Адена-Абьи выйдет армия в двенадцать тысяч. Они принесут победу Аллаху и Его посланнику, они лучшие между мной и ними».

Авлаки верил, что Бог поручил ему нести знамя джихада и начать с Южного Йемена.

Когда Анвар вышел из тюрьмы, «Аль-Каида» возродилась в неподвластных правительству племенных районах к востоку и югу от Саны.

Воссозданную группировку — АКАП — возглавил Вухайши, протеже бен Ладена, в 2006 году совершивший побег из тюрьмы. Недавно шахиды в начиненных взрывчаткой автомобилях атаковали два объекта нефтепромысла в провинциях Мариб и Хадрамаут. Затем последовали нападения на йеменские силы безопасности и граждан западных стран. Для Вухайши это была первая глава в быстром восхождении к руководству «Аль-Каиды».

Группировка устроила сеть конспиративных квартир, в том числе в столице, Сане. Но главным ее пристанищем служили горы и труднопроходимая местность южных и восточных провинций страны — Мариба, Абьи и Шабвы, где велико влияние семьи Авлаки. Эти районы оставались под контролем местных племен, презиравших центральное правительство в Сане. Стремясь сохранить независимость, отдельные племенные группы предоставляли убежище и поддержку бойцам «Аль-Каиды».

Так накалена была обстановка в момент появления Авлаки, пусть даже еще неактивной фигуры в «Аль-Каиде».

В конце января 2008 года Авлаки и несколько друзей из кружка (неарестованных или недепортированных) пришли к нам в гости в дом на 40-й улице. Сана была плавильным котлом для джихадистов. Моя жена приготовила множество блюд, в том числе курицу, рис и кастрюлю сельты — традиционного йеменского кушанья из говяжьего фарша, яиц, бамии и пажитника. Когда собралась компания, еду сервировали на большом листе пластика прямо на полу.

Когда все поели, я зажег бахур, наполнивший комнату травяным ароматом. Мы откинулись на подушки, лежавшие вдоль стен, и заговорили о джихаде, в том числе об успехах Аль-Каиды на юге Йемена и о том, как лучше всего свергнуть режим Салеха. Это был настоящий заговор.

Затем разговор перешел к Сомали и успехам «Харакат аш-Шабаб» по захвату территории страны.

У меня родилась дерзкая мысль.

— Шейх, почему бы нам не позвонить братьям в Сомали и не спросить их, как дела? — подначивая, спросил я.

Они не поверили: как я могу просто так позвонить?

У меня был знакомый Ахмед Варсаме, сражавшийся в рядах «Харакат аш-Шабаб».

— Машаллах, это Мурад, как поживаешь? Передо мной сидит человек, который хочет с тобой поговорить, — сказал я, протягивая телефон Авлаки.

Когда Варсаме опомнился от неожиданности, что говорит с известным имамом, он рассказал ему о войне. Казалось, Авлаки приободрился, он был рад поговорить с моджахедом из Сомали. Они обменялись электронными адресами и номерами мобильных телефонов.

Я только что установил связь между сомалийскими и йеменскими боевиками. Поскольку Авлаки тяготел к внутреннему кругу «Аль-Каиды» в Йемене, связь с Варсаме пошла бы на пользу обеим сторонам, но еще больше — западным разведкам, получившим адреса электронной почты и номера телефонов.

Перед уходом Авлаки мы договорились о новом способе связи — проверенном методе оставления электронных писем в папке «Черновики» почтового ящика с обоюдным доступом. Я объяснил ему, что так безопаснее. После тюрьмы и под пристальным вниманием йеменских спецслужб он стал осторожнее в связях с внешним миром.

Пару недель спустя он внезапно уехал из Саны — скорее всего, под давлением семьи, отец умолял его скрывать свои фундаменталистские взгляды. И еще он наверняка чувствовал, что под колпаком йеменских спецслужб ему не стать духовным вождем.

Город Атак стоит на краю Руб-эль-Хали, бескрайней пустыни, далеко переходящей за границу Йемена и Саудовской Аравии. Милях в 250 к юго-востоку от Саны, Атак с трех сторон окружен горами. В силуэте города доминируют функциональные правительственные здания, но в центре и на окраинах сохранились несколько средневековых жемчужин, тонкой работы домов глинобитного кирпича, вписанных в уходящие вверх скалы. К тому же Атак столица провинции Шабва, где велико влияние семьи Авлаки. Итак, Анвар перебрался в Атаку и жил там со второй, очень молодой женой.

С первой женой Авлаки жил в Соединенных Штатах. Она была из знатной столичной семьи, хорошо образована и свободно говорила по-английски. С сильным и независимым характером, в Сане она сама водила машину и часто ставила Анвара на место. Поэтому, когда в 2006 году он сказал ей, что хочет взять вторую жену, это ей не понравилось, в особенности когда она узнала, что новой невесте не было и 20.

Ее Авлаки подыскали два брата (в конце концов, это Йемен), его большие поклонники. Авлаки не только не смог отказаться от этого щедрого жеста, а, напротив, с энтузиазмом согласился. Свадьба была отпразднована с большой пышностью. Семья первой жены оскорбилась появлением этой молодой выскочки, бывшей ниже их по социальному статусу.

Сначала Анвар поселил новую молодую жену в квартире близ Академии ВВС в Сане. А потом она — явно без энтузиазма — последовала за ним в глухомань провинции Шабва.

В Атаке Авлаки большую часть времени проводил в Интернете. Тюремное заключение усилило популярность имама в исламистских кругах на Западе. Выйдя из тюрьмы, Анвар создал веб-сайт — anwar-alawlaki.com — и страницу в Facebook. Из городского интернет-кафе он обрушился на США и их союзников, в том числе правительство Салеха, обвиняя их в объявлении «войны исламу». Зарегистрировав свыше 60 почтовых ящиков, вступил в переписку с десятками из целого легиона своих сторонников. В феврале 2008 года я с женой поехал из Саны в Атаку встретиться с Авлаки. Тогда мы в первый, но не в последний раз отправились на поиски имама во внутренние районы Йемена. Поездку я предпринял по собственной инициативе, но с одобрения и ПЕТ, и ЦРУ. Сначала из-за племенных столкновений в Марибе (обычный случай) йеменские военные нас не пропустили. На следующий день мы попытались еще раз. Для моей жены это был визит к другу, она понятия не имела, зачем я на самом деле хочу снова встретиться с Анваром.

Девять часов мы ехали вдоль огромных песчаных дюн Рамлат эс-Сабайтан. Время от времени сквозь дымку вдруг возникал трех- или четырехэтажный дом, бросающий вызов векам, ветрам и дюнам. Границу пустыни обозначали черные гранитные купола, торчащие на сотни футов вверх точно гигантские буханки тыквенного хлеба.

Даже в собственном автомобиле мне важно было оставаться в образе. Поэтому с компакт-диска неслись нашиды — исламские песнопения, а жена не снимала никаба. Когда на закате мы, наконец, приехали в Атак, Анвар ждал нас в новом «Ленд Крузере». С деньгами у него было неважно. Он был в племенном одеянии, на бедре висел йеменский кинжал, или джанбия.

Порядки в доме восходящей звезды исламского фундаментализма царили любопытные. Авлаки с молодой женой снимали скромную квартиру на третьем этаже в центре города. Меня поразила простота обстановки — далекая от величественных апартаментов таких имамов, как шейх Абдул Маджид аз-Зиндани. Авлаки жил почти аскетом, единственная роскошь, которую он себе позволял, — лучший мед по утрам.

Крутился потолочный вентилятор — даже в феврале уже было жарко. Снизу доносились приглушенный шум уличного движения и крики торговцев.

Из-за строгих йеменских традиций с его новой женой я никогда не разговаривал. Однако моя жена вскоре поняла, что та вряд ли подходящая пара для такого ученого, как Анвар. Тогда ей было 19, очень красивая и еще по-девчоночьи угловатая. Анвар вышел из тюрьмы всего три месяца назад, но она уже была беременна и нередко страдала от утреннего токсикоза.

Атак — отдаленный и консервативный уголок далекой и консервативной страны — казался ей утомительным и жарким. Она сказала моей жене, что на первых порах жизнь с Анваром была сурова. Их свадьба больше напоминала похороны из-за враждебности первой жены. Месяцами женщины не общались, но, в конце концов, договорились. Теперь в Атаке они жили с мужем по очереди.

Младшая жена не могла дождаться, когда вырвется из душной квартиры, вернется в Сану и увидится с родными. Она любила Анвара, но сказала моей жене, что он только и делает, что читает. Его кабинет был завален от пола до потолка книгами по шариату.

Он с одержимостью штудировал исламское вероучение. Однако дома следовал ему избирательно. Поставил в спальне телевизор, чтобы жена могла смотреть любимые турецкие сериалы с переводом на арабский. Послабление невиданное: многие боевики «Аль-Каиды» считали, что на телевидение распространяется харам — строгий запрет шариата. Телевизору явно отдавался приоритет над ведением домашнего хозяйства. В Сане об этом беспокоилась прислуга, а в этом захолустье Анвар много раз потакал жене и сам шел на кухню готовить для нас двоих обед.

Сказать, что молоденькая жена не слишком образована, значило ничего не сказать — моей жене казалось, что она была для Анвара просто игрушкой. Но даже когда она вынашивала их общего ребенка, Анвар попросил меня найти ему еще одну жену — обращенную с Запада.

Говорили мы в основном об исламе. Познания Авлаки были огромны. Но рассказывал он и о жизни в Америке: о рыбалке в Колорадо, например.

Потом сделал паузу и вернулся к 11 сентября.

— Американцы получили по заслугам. Нам надо изгнать их из мусульманских земель!

Его риторика стала жестче, чем раньше.

Ему передали, что в Сану ему возвращаться не следует, если он не хочет снова угодить за решетку. Йеменские спецслужбы прямо его предупредили: «Не призывайте к джихаду и не встречайтесь с иностранцами, иначе у вас будут большие проблемы». Я встревожился. Если за ним постоянно следили, я мог снова попасть в поле зрения властей, что было не на руку мне и моим кураторам.

Я был осторожен, чтобы не зайти с Анваром слишком далеко. Выражался он уклончиво: мне показалось, что он стал осторожнее и не готов посвящать меня в свои планы. Но я подозревал, что планы эти питает утробная ненависть к Америке и ее марионетке в президентском дворце в Сане.