«Осталось совсем немного».

После казни Мию, еще покрытую кровью, быстро увели с песка прямиком в просторную камеру ожидания. Ей обработали царапину и дали воду, после чего приказали ждать. Хоть у нее во рту и было сухо, как в пустыне, вместо того чтобы пить, она использовала воду, чтобы смыть кровь с дрожащих рук.

Но даже когда вся вода исчерпалась, ее пальцы все равно остались липкими.

Мия наблюдала, как мимо пробегает отряд железных священников, стражи приводили в камеру по несколько гладиатов за раз. Она узнала некоторых с палаццо губернатора Мессалы; Рагнара из Ваана, чемпиона Коллегии Тацита; Мирожора, чемпиона Мечей Филлипи. Но вскоре их собрались десятки, а затем сотни, стоящих по всей камере в броне из кожи и стали.

Температура была удушающей, стены истекали потом. Слуги ходили с ведрами и ковшами, бойцы жадно пили, но Мия лишь попросила еще воды для рук. Она оттирала пятна с казни и старалась не смотреть на алую лужу, собирающуюся у ног.

Из-под пола слышался стон механизма; какого-то колоссального двигателя, вечно жаждущего крови. Мия пыталась не думать о Мечнице и Брин, о Волнозоре и остальных. Они выбрали свою судьбу. Написали ее багровыми чернилами. Она не могла позволить себе думать о них. Их испытания закончились, а самое сложное в жизни Мии ждало ее впереди. Она по-прежнему слышала прощальные слова Сидония, сказанные, пока он лежал на песке.

Глядя на нее.

И прошептав так тихо, чтобы никто, кроме нее, не смог услышать.

«Удачи, Мия».

Ее руки все так же оставались липкими.

– …Мы с тобой…

– …Мы всегда будем с тобой…

– Ты хорошо сражалась.

Мия не поднимала голову. Ей не нужно было видеть, чтобы понять, кто перед ней стоял. На этот вопрос уже ответила тошнота в желудке. Похоть, голод и ноющая тоска. Ее тень миллиметр за миллиметром тянулась к нему, как железо к магниту. Губы девушки изогнулись в горькой ухмылке, когда она ответила:

– Я боролась с семеркой истощенных заключенных, которые едва могли держать меч.

– Такова плата за непокорство в Итрее, – ответил Непобедимый.

– Да, я слышала.

– Я не был уверен… как буду себя чувствовать, наблюдая за тобой. Все-таки они были моими братьями и сестрами. Когда они пали от твоих клинков… – Фуриан вздохнул. – Я едва мог в это поверить. Наверное, я ожидал какого-то подвоха. Какой-то уловки, игры или помилования в последнюю минуту.

– Игры?

Мия изумленно покачала головой.

– Почему все до сих пор ведут себя так, будто это гребаная игра?

– Гладиаты! – крикнул страж. – Смирно!

Взгляды собравшихся воинов обратились к железной решетке. Мия увидела силуэты трех эдиторов снаружи. Самый старший из трио вышел вперед, глядя на гладиатов. Его длинная борода была заплетена в косичку, глаза разные – один карий, другой зеленый. Вокруг его шеи обмотался полосатый питон.

– Гладиаты коллегий Итреи, – обратился он. – Каждый из вас и ваших господ заслужил свое место на песках «Венатуса Магни», пройдя множество испытаний и битв. Скоро начнется величайшее зрелище в итрейском календаре, и вы сразитесь и умрете ради славы республики перед обожающей толпой. Те, кто падет, все равно останутся легендами. А тот среди вас, кто останется к концу «Магни», будет вознагражден свободой Рукой самого Бога. «Магни» – это грандиозная битва; каждый воин начнет поединок на песке. Каждому из вас дадут цветную повязку на руку, чтобы обозначить, кому вы преданы. Гладиатов из одной коллегии поставят вместе, но вы не обязаны придерживаться этой преданности на протяжении всего поединка. Никогда не забывайте – все должны пасть, чтобы один поднялся.

Мужчина позволил им пару секунд поразмыслить над его словами, холодными и твердыми, как железо.

– Как только поднимется эта решетка, – продолжил он, – встаньте на назначенные исходные позиции и ждите инструкций от главного эдитора. Да благословит и сохранит вас Аа, и пусть Цана направит ваши руки.

Мия спрятала мечи в ножны, все еще пытаясь стереть красные пятна с пальцев. Между гладиатами начали ходить стражи, раздавая повязки красных, синих, золотых и белых цветов. И тогда она почувствовала. Страх. Набухающий в сердцах и разумах всех воинов, просачивающийся сквозь камень и густо повисший в воздухе. Каждый из них смотрел в глаза смерти и знал, что выживет лишь один. Некоторые расхаживали взад-вперед, били себя в грудь и бормотали что-то под нос. Другие молчали, борясь со своим страхом в тишине. Остальные посматривали на товарищей, ища утешения, хотя знали, что вся преданность забудется еще до финальных фанфар.

«Осталось совсем немного».

Сквозь толпу протолкнулся страж и привязал кусок ткани к руке Фуриана, чтобы обозначить его верность. Потребовав, чтобы Мия встала, обмотал вокруг ее бицепса другой кусок ткани. Оба были красными, как пятна, которые ей так и не удалось смыть.

Прозвучали фанфары, пол затрясся под их ногами. Крик эдитора эхом пронесся по арене, и зрители завопили в ответ.

– Жители Итреи! Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Добро пожаловать на «Венатус Магни» Годсгрейва! Мы представляем вам самых могучих воинов под тремя солнцами из лучших коллегий республики! Собравшихся здесь, чтобы сразиться у вас на глазах, чтобы омыть себя в крови и славе и чтобы почтить Всевидящего, всемогущего Аа. Мы представляем вам Драков Траяна!

Железная решетка поднялась, и первая группа гладиатов вышла на песок в сопровождении итрейских легионеров. К этому времени в камере ожидания стояло около двухсот пятидесяти воинов – слишком много, чтобы объявлять каждого индивидуально. Манежи выводили массово: Волков Тацита; Мечей Филлипи; Львов Леонида, одни за другими они выходили вперед, чтобы приветствовать зрителей. Когда все коллегии заняли свои места на арене, фанаты на трибунах узнали своих любимчиков и почетных чемпионов, и шум начал неуклонно расти.

– Соколы Рема! – объявил эдитор.

– Начинается, – прошептал Фуриан.

– И заканчивается, – ответила Мия.

Она вышла под ослепительный свет вместе с Непобедимым. Толпа закричала – одни Спасительнице Стормвотча («Ворона! Ворона! Ворона!»), другие чемпиону Талии («Непобедииииииимый!»). Когда пара встала среди других гладиатов с красными повязками, в воздухе звонко прозвучал голос эдитора:

– Жители Итреи, пожалуйста, встаньте!

Все зрители поднялись, раздался громкий звон фанфар, и от этого звука по коже Мии пробежали мурашки.

– С тех пор, как предатели Царетворцы пытались поставить нашу славную республику на колени, прошло семь лет! Семь лет восхитительного порядка, семь лет благоразумия и процветания, семь лет справедливости и света!

Сердце Мии забилось быстрее, во рту внезапно пересохло. Она знала, что сейчас будет, кто сейчас будет. Семь лет кровавых обещаний, убийства и стали, вопросов и молитв. Фуриан посмотрел на Мию, его тень пошла рябью, а ее начала пульсировать и расцветать, протягивая черные щупальца к Сенату, к люминатам, к…

– Ваш спаситель! Ваш консул! Юлий Скаева!

Его появление было как удар в живот. Спустя столько времени Мия думала, что, возможно, ее чувства притупились. Но боль вонзилась ножом в ее грудь, заставляя пошатнуться, тень девушки дрожала и корчилась, несмотря на три солнца, пылающие наверху.

Он был высоким и до боли красивым, темные волосы проредили едва заметные седые прожилки. На нем была длинная тога насыщенного фиолетового цвета и золотой венок на лбу. Когда он улыбнулся, казалось, сами солнца засияли ярче, и толпа взревела в экстазе. Рядом с ним стояла прекрасная женщина с темными волосами и зелеными глазами, облаченная в дорогие шелка и золотые украшения. В ее объятиях сидел мальчик лет шести-семи. У него были темные волосы, как у матери, и отцовские бездонные черные глаза. На его груди была вышита символика легиона люминатов, но на шее не висела троица.

Скаева обнял рукой свою жену и показал три пальца в знаке Аа. Толпа ответила тем же, сотни тысяч людей подняли руки, выкрикивая его имя. Челюсти Мии сжались так крепко, что свело зубы. Она затаила дыхание, поскольку дышать стало слишком больно. От вида, как он улыбается рядом со своей семьей, в то время как ее собственную беспечно закопал в могилу…

Окруженный морем люминатов, железом и солнцесталью, Скаева подошел к кафедре в консульской ложе.

– Мой народ! – крикнул он, его слова эхом прошлись по трибунам. – Мои соотечественники! Друзья! В этот самый священный праздник мы собрались под глазами Всевидящего в самой величайшей республике, которая когда-либо существовала!

Консул выдержал паузу для вспышки радостных аплодисментов.

– Друзья, настали тяжелые времена. Когда я объявил о своем намерении баллотироваться на четвертый консульский срок, меня одолевали сомнения. Но продолжающиеся атаки на наших магистратов, администратов, даже детей наших уважаемых заморских сенаторов, убедили меня, что угроза нашей славной республике еще не устранена. И я не брошу Итрею и вас в час нужды.

Скаева заговорил громче, когда толпа взорвалась криками:

– Нам нужно держаться вместе! И с вашей помощью мы будем держаться вместе! От себя, от моей любимой жены Ливианы и сына Люция… – Скаеве пришлось помедлить, поскольку аплодисменты заглушили его голос, – …от моей семьи, друзья, мы благодарим вас за бдительность, мужество, но больше всего – за веру! В Бога и в нас!

Мия не сводила глаз со Скаевы, внутри нее кипела ненависть. Ее пальцы неосознанно потянулись к стилету из могильной кости, спрятанному под железным браслетом на запястье. К стилету из могильной кости, который Алинне Корвере однажды приставила к горлу Скаевы – в ту перемену, когда он лишил Мию всего ее мира.

«Терпение».

Мия убрала пальцы с клинка. Во рту чувствовался привкус крови.

«Терпение».

Скаева улыбнулся обожающей толпе, играя роль скромного и благодарного консула. Забрав сына у жены, он посадил Люция себе на плечи и вновь поднял три пальца в знак благословения. Мия наблюдала, как мальчик наклонился и что-то прошептал на ухо отцу.

– Мой сын сказал, что я, как всегда, слишком много говорю, – улыбнулся Скаева, и среди зрителей послышался смех. – Он напоминает мне, что мы здесь собрались не просто так. Так что, пожалуй, начнем?

Люди взревели – все как один.

– Друзья, я спросил: мы начнем?

Единое, оглушительное приветствие, поднимающееся до самых небес.

– Теперь я передам слово нашему любимому великому кардиналу, моему дорогому другу Франческо Дуомо, чтобы он произнес молитву.

Все глаза посмотрели на духовенство Аа в первом ряду. Великий кардинал Дуомо встал у другой кафедры, сосредоточив на Скаеве свои темные глаза, в которых мерцала скрытая злоба, и низко поклонился. Затем мужчина заговорил в механический рог, его голос раскатился по арене – вязкий, как ирис, и сладкий, как тьма.

– Благодарю, славный консул, – произнес он. – Пусть Аа вечно омывает вас Светом. Да будет ваше правление долгим и плодотворным.

Улыбка Скаевы заострилась, но он ответил поклоном.

– Дорогие жители, пожалуйста, склоните головы, – сказал Дуомо.

Вся арена затихла, тишина звенела в воздухе и на ветру.

– Всемогущий Аа, Отец Света, творец всего, в этот самый священный праздник мы благодарим тебя за твою любовь, твою бдительность и множество благословений. Оставайся всегда негасимым в наших сердцах и благослови тех, кто умрет здесь во славу нашей республики. Во имя Твое, мы молим тебя.

Толпа ответила в унисон:

«Во имя Твое, мы молим тебя».

Дуомо распростер руки, яркая улыбка осветила его глаза.

– Да начнется «Магни»!

Трибуны взревели, затопали, завыли, а Дуомо вернулся к толпе кардиналов и епископов, довольный, как жених в брачную ночь. Взгляд Мии обратился к Скаеве – мужчина занял свое место, темные глаза консула были устремлены на Дуомо. Они смотрела друг на друга, как гадюки над трупом единственной мыши. Но сын Скаевы что-то шепнул ему на ухо, и внезапно консул ярко и громко рассмеялся. Его жена наклонилась и поцеловала его в щеку. Скаева оторвал взгляд от Дуомо и счастливо улыбнулся своей семье. Ноги Мии задрожали.

Они не заслуживали такого счастья. Чтобы у Скаевы были жена и ребенок, когда он оставил ее ни с чем. Чтобы Дуомо играл в благочестие и говорил о любви, когда он разрушил весь ее мир. Она посмотрела на гладиатов вокруг: каждый из них препятствие, каждый меч – помеха, каждая глотка – камешек на пути к сердцам этих ублюдков.

– Я чувствую ее… – выдохнул Фуриан. – Твою ненависть…

Мия моргнула и взглянула на мужчину рядом с собой. Фуриан смотрел на нее со смесью ужаса, страха и жалости. А затем посмотрел на тень у ее ног.

– Всемогущий Аа… что они тебе сделали?

– Жители Итреи! – раздался крик. – Узрите свое поле боя!

Толпа замерла, когда громкий дрожащий стон прошел по всей длине арены. Четыре группы гладиатов – красных, белых, золотых и синих – стояли в противоположных точках вокруг продолговатой арены, собравшись кучками человек по шесть. Мия наблюдала, как земля перед ней разверзлась, песок каскадом посыпался в механические недра арены. Зрители вскочили на ноги, пытаясь лучше рассмотреть, как четыре гигантских силуэта вырастают из-под пола. Тяжелые корпуса из железного дерева, длиной в пятнадцать метров, с фантастическими тварями, вырезанными на носах, и десятками блестящих весел, усеивающих бока.

– Это военные галеры, – пробормотал один ошарашенный гладиат.

– Но… – сказал другой. – Но…

– Гладиаты, смирно! – рявкнул центурион и показал на веревочные лестницы, свисающие с кораблей. – Все быстро поднимайтесь! Живо! Шевелитесь!

Мия мгновенно сделала, как было приказано, и Фуриан беспрекословно побежал за ней, забираясь по лестнице на палубу. Остальные полезли следом, но большинство гладиатов просто пялились на центуриона в нескрываемом смятении.

– Корабли? – спросил один. – Всемогущий Аа, мы стоим на гребаном песке!

– На твоем месте я сделал бы, как приказано, – ответил центурион.

Мужчина повернулся и вместе с остальными побежал назад по песку. Некоторые гладиаты забирались на галеры, другие осматривались в замешательстве. Мия услышала новый механический стон, скрежет металла под давлением. Клетки по краю арены закрылись тяжелыми железными заслонками, из песка поднялся ряд круглых решеток. И на глазах у изумленной толпы эти решетки вздрогнули и, издав последний гулкий металлический кашель, начали извергать воду высоко в воздух.

Зрители ахнули и возликовали, ветерок подхватил водяной пар и принес милосердную прохладу на раскаленную арену. Но всего через пару секунд эти вздохи превратились в радостные вопли, поскольку вода начала идти сильнее, выше, затапливая арену и плескаясь вокруг кораблей. Вскоре она затопила пол на пятнадцать сантиметров. На двадцать. На тридцать, доставая до голеней гладиатов в неумолимом потопе.

– Это соленая вода, – заметил один.

Лев Леонида перегнулся через перила и крикнул во всю глотку:

– Это морское сражение, тупые ублюдке, залезайте, залезайте!

На сей раз гладиаты повиновались, кидаясь к лестницам и карабкаясь по корпусам. Мия стояла на носу корабля, наблюдая, как вода бежит и врезается в их киль. Арену уже затопило на три метра, но вода продолжала идти, их корабль закачался на деревянном каркасе, подхваченный потоком. Благодаря разведке Эшлин Мия имела кое-какое представление о том, что ее ждало на песках, но очутиться посреди всего этого…

Девушка покачала головой, поражаясь демонстрируемой силой. Изобретательностью. Чистой гребаной гордыней. Вместо того чтобы отправить своих жителей к морю, великая республика Итрея доставила море к своим жителям.

– Жители Итреи! – крикнул главный эдитор. – Сенат и Железная Коллегия нашей славной республики с гордостью представляют вам битву Сиуолла!

Вода поднялась уже на четыре с половиной метра и не останавливалась. В центре арены вырос большой постамент с каменной крепостью – видимо, символизируя мощные оборонительные сооружения самого Сиуолла. Мия увидела механические катапульты на зубчатых стенах, заряженные бочками с горящей смолой. И, опустив взгляд на вихри под водой, заметила десятки темных силуэтов, плавающих вокруг их корпуса.

Фуриан выглянул за перила и всмотрелся в змееобразные очертания.

– Это?..

Трибуны дружно загалдели, когда одна из подводных теней вынырнула на поверхность – злобная морда, мертвенно-черные глаза и ряды острых зубов. Почти пятиметровая туша рассекла поверхность воды своим гигантским раздвоенным хвостом и скрылась обратно.

– Штормовые драки, – выдохнул Непобедимый.

Мия покачала головой. Наверху катапульты. Вокруг вражеские корабли. Внизу чудовища.

И, посмотрев на гербы на нагрудниках и щитах гладиатов в их группе, она поняла, что их с Фурианом окружали Львы Леонида. Как минимум дюжина, все размером с дом и крепкие, как железо на ее груди.

– Что ж, – пробормотала Мия. – Какая уютная обстановка.

– Враги со всех сторон, – прошептал Фуриан.

– По крайней мере, в моей жизни есть хоть какая-то стабильность.

– Если останемся только ты и я…

– Знаю.

– Но до тех пор? – он посмотрел на клинки в ее руках, по-прежнему запятнанные кровью тех, кто звал ее подругой. – Тебе хватило чувства долга, чтобы защитить коллегию и отправить тех, кто ее предал, в могилу. Я надеюсь, что, возможно, ошибался насчет тебя. Что ты научилась хотя бы доле чести и пути гладиата. Мне нужно беспокоиться о твоем мече за моей спиной?

Мия покосилась на него, вода вокруг них поднялась еще выше.

– Все закончится лишь одним способом, – сказала она. – И мы оба это знаем. Но я пойду на тебя в лоб. Это, по крайней мере, я могу тебе обещать.

Непобедимый кивнул и крепче обхватил меч.

– Будь посему. Сангии э Глория.

Мия покачала головой.

– Можешь забирать свою славу, Фуриан.

Она посмотрела на консульское кресло.

– Я здесь только ради крови.

Внизу, в недрах арены, Меркурио закончил загружать тачку, поставив на нее тяжелое ведро, и скривился от боли. По правде говоря, он был слишком стар для такой гнили. Его гребаный артрит вновь вышел поиграть, да и две последние перемены, что он ходил здесь в лохмотьях, никак не облегчили его опоясывающий лишай.

– В следующий раз я переоденусь в доспехи стража, – прорычал старик.

Эшлин закатила глаза.

– Бездна и кровь, да кто поверит, что ты страж, ворчливый старый урод?

Девушка притаилась у двери в холл, присматривая за коридором снаружи. Она по-прежнему была одета в украденные доспехи – в черный кожаный нагрудник, юбку и в шлем с плюмажем, закрывающий лицо. Меркурио слышал рев зрителей наверху, его живот наполнился ледяным холодом и бабочками, когда он осознал, что игры «Магни» начались.

Хотя ее лицо оставалось каменным, дочурка Ярнхайма, похоже, разделяла его беспокойство. Она посмотрела на арену над их головами и вздохнула.

– Я должна быть там, – прошептала ваанианка.

– Это важно для нее, – ответил Меркурио.

– Пусть так, но весь этот план – гребаное безумие.

Меркурию вздохнул.

– Не знаю, заметила ли ты, девочка, но Мия Корвере и безумие идут в паре, как сигариллы и дым.

Эшлин улыбнулась.

– О, я заметила.

Епископ Годсгрейва присоединился к ней у двери и выглянул в коридор.

– Я понимаю, что сейчас не время и не место, – пробормотал он. – Но просто знай, если ты сделаешь ей больно, тебе нигде не спрятаться от меня.

Эш подняла бровь, рассматривая старика с головы до ног.

– Знаешь, ты необычайно мил для ворчливого старого урода.

– Отъебись, – прорычал Меркурио.

– Звучит как план. Приступим?

– Да. Но, как ты вежливо заметила, я уже пожилой человек.

– И?

– И поэтому ты толкаешь гребаную тачку.

По камню над ними раскатились аплодисменты. Эшлин повезла тачку, и пара скрылась во тьме.

Толпа разразилась криками, когда прозвучали фанфары, все мужчины, женщины и дети поднялись на ноги. После пяти перемен бойни, пяти перемен под палящими солнцами, пяти перемен ослепительных зрелищ, игры «Венатус Магни» наконец начались.

Леона наблюдала, как катапульты в крепости Сиуолла выпускают бочки с горящей смолой. Первый залп был просто предупредительным – бочка покружилась в воздухе и с зловещим шипением рухнула в воду. Но такой угрозы оказалось достаточно, чтобы гладиаты пришли в движение, и на палубах воцарился хаос из-за короткой борьбы за командование.

Рагнар из Ваана быстро взял на себя руководство Золотым кораблем; трибуны возликовали, когда он закончил краткий спор с Волком Тацита, пронзив глотку мужчины мечом и скинув его за борт. Вода под перилами вспенилась и поалела, и четыре штормовых драка принялись разрывать мужчину на кричащие кусочки. Отдав команду гребцам, Рагнар встал за штурвал и направил корабль к крепости.

Вскоре после этого Мирожор Филлипи взял на себя командование Синим кораблем, и его гребцы тоже начали грести к крепости. На палубе Белого корабля начался настоящий бедлам, Драки Траяна боролись за главенство с гладиатами из других трех коллегий. Толпа взревела, когда судно превратилось в бойню, а доски стали скользкими от крови.

Глядя на Красных, Леона увидела, что их галера уже плывет к крепости, Кровавые ястребы Артимеда стояли за штурвалом. Ворона с Фурианом замерли у носа корабля с оружием наготове. Но, присмотревшись, Леона увидела около дюжины Львов Леонида, собирающихся у них за спинами. Не желая ждать, пока они доберутся до крепости, гладиаты Леонида вознамерились прикончить ее надежды на победу прямо здесь и сейчас.

Донна посмотрела на своего отца и обнаружила, что тот смотрит в ответ, улыбаясь.

– Просто бизнес, – прошептал он.

– Они идут, – пробормотал Фуриан.

– Знаю, – ответила Мия.

– Не умирай прежде, чем я смогу тебя убить.

– Я здесь точно не умру.

Львы без лишних слов перешли в атаку, Мия с Фурианом развернулись им навстречу, сталь ударила о сталь. Трибуны возликовали от внезапного и кровавого предательства, Мие с Фурианом пришлось пятиться назад по палубе, пока их спины не оказались у ростра на носу.

Несмотря на численное превосходство врагов, пара с умом подошла к выбору поля боя – носовая часть была узкой, поэтому Львы не могли нападать всей толпой, и их численность лишилась своего преимущества. Мия потянулась к теням у ног атакующих Львов, но попросту не смогла их удержать под тремя горящими солнцами. Ей пришлось полагаться только на скорость, на тренировки с Меркурио, Солисом, а затем и Аркадом; на перемены, недели и месяцы, которые она провела с различными клинками в руках.

На это и еще на дозу «синкопы», которую Эшлин подмешала в воду гладиатов, разумеется.

Доза была небольшой, чтобы они не уснули. Но Мия знала, что любой, кто сделал хоть пару глотков, уже должен был почувствовать ее действие, и, похоже, Львы сильно изнывали от жажды перед началом поединка. Мия сделала вид, что прыгает вправо, Лев споткнулся и выругался, когда она оставила глубокий порез на его бедре. Он снова сделал выпад, но девушка ушла вбок, ее удары отскакивали от его щита, меч выпал из неуклюжих пальцев и покатился по палубе.

Фуриан двигался гибко, как вода, длинные черные волосы развевались за спиной. Он протаранил бегущих Львов своим широким щитом, отразил выпад клинком, ответный удар выбил меч из руки врага, и тот полетел в воду. Катапульты выпустили еще один залп, бочка пролетела над водой и ударила по корпусу их корабля. Пламя расцвело, громоподобный взрыв заглушил толпу. Мужчины с криками попадали на палубу и с воем в воду, зубы драков сверкали и скрежетали в алой пене. Среди пляшущих искр поднялся черный дым наряду со смрадом горящего масла и плоти. Мия подняла меч и снова ударила по врагу.

Мужчина споткнулся, слегка опьянев от «синкопы», но этого было достаточно, чтобы дать ей преимущество. Клинок Мии со свистом рассек воздух и его трахею, в то время как Фуриан прикончил соперника коротким и смертельным выпадом. Несмотря на резню и страх, девушка чувствовала себя окрыленной, ее кровь гудела, кожу покалывало. И, посмотрев на палубу, Мия осознала, что ее тень двигается по собственной воле, скользя, как патока, по кровавому дереву к Фуриану. Его тень тоже тянулась к ней.

Как разделенные возлюбленные.

Как головоломка, ищущая недостающий элемент.

Мия покачала головой. Запыхавшаяся. Голодная. На палубе вокруг них воцарился хаос, гладиаты нападали друг на друга, пока Львы атаковали Мию и Фуриана, их кратковременный альянс подошел к концу. Сталь била о сталь, воздух пронзали крики боли, еще одна бочка с горящей смолой взорвалась в небе и облила жидким огнем их палубу. Львов окружили сзади, Фуриан и Мия сражались за свои жизни на носу корабля. Она увидела, что Золотой корабль доплыл до крепости, и гладиаты захватили контроль над механическими катапультами. Белая галера почти полностью воспламенилась, Синий корабль находился в не менее плачевном состоянии, древесина заскрипела, а люди закричали, когда мачта упала прямо на крепость. Синие издали боевой клич и полезли по веревочной лестнице на зубчатые стены, Золотые ринулись им навстречу.

Еще одна огненная бочка попала по Красной галере, на сей раз в корму, поджигая гладиатов за штурвалом. Гребцы заработали активнее, отчаянно желая достичь крепости и сбежать из своего воспламенившегося гроба. Но поскольку штурвалом, объятым пламенем, никто больше не управлял, корабль занесло, и весла рассыпались в щепки, врезавшись в постамент. Судно содрогнулось, Фуриан упал на колени, Мия еле удержалась.

– Пошли! – крикнула она, пряча мечи в ножны и с разбега прыгая через перила.

Вытянув руки, она ухватилась за веревочную лестницу, свисавшую с зубчатых стен, и опасно закачалась над водой. Фуриан прыгнул за ней, хватаясь за соседнюю лестницу, гребцы и другие гладиаты быстро последовали их примеру. Лев совершил отчаянный прыжок и схватил веревку чуть ниже Фуриана, но Непобедимый тут же спихнул его в бурлящую воду внизу. Мия вскарабкалась на стены крепости, глаза щипало от дыма, от вони горящего масла и вскрытых внутренностей голова шла кругом.

Зрители скандировали и подбадривали гладиатов, восхищенные зрелищем резни. Мия сморгнула пот с глаз и почувствовала, что Фуриан перелез через зубчатые стены, даже не глядя на него. Прямо как когда они дрались в его комнате, девушка ощущала притяжение его тени, голод внутри нее разбухал, будто живое существо.

И, посмотрев на свои ноги, она увидела, что их тени полностью переплелись.

– Что, ради бездны, происходит? – ахнула она.

Леонид сердито выругался, вскочил на ноги и взревел. Сквозь завесу дыма было трудно разобрать, но, похоже, у великого сангилы осталось очень мало бойцов, участвующих в битве. Леона наблюдала, как тонули Красная и Белая галеры, гребцы прыгали за борт, решив, что лучше попытать счастья с драками, чем сгореть заживо. Вода превратилась в бурлящий суп из спинных плавников, раздвоенных хвостов и криков, зрители заликовали, когда их крошечный океан приобрел красный оттенок.

Леона прищуренно смотрела на Ворону. Чувство неправильности грызло ее изнутри. Что-то в этой девушке… было не так, но она не могла понять что. Женщина наблюдала, как она двигается среди Львов, доказывая, что Леона ни капли не ошиблась, назвав ее чемпионом. Но в том, как она боролась, было что-то не так. То рубит, то режет, бьет кулаками, пинает ногами…

«…но не пронзает…»

Донна поднялась, прищуриваясь сквозь черный дым на то, как Ворона сражается на зубчатых стенах вместе с Фурианом. Пара была просто сокрушительной, расправляясь со всеми перед собой и медленно продвигаясь от края крепости. Но ее подозрения подтвердились. Даже когда появлялась возможность заколоть оппонента кинжалом, Ворона использовала его лишь для отражения ударов. Во время казни она вонзала клинок с кровавым остервенением, но на «Магни»…

– Она убивает только гладиусом… – прошептала женщина.

Магистра повернулась к своей госпоже.

– Домина?

Леона почувствовала, как ее живот затапливает льдом. Вспомнила ту перемену, когда показала Вороне ее доспехи, гладиус и кинжал из черной лиизианской стали. Глядя, как солнечный свет отражается от посеребренного лезвия в руке Вороны, она с ужасом поняла…

– …Это не тот кинжал, который я ей подарила.

Эшлин с Меркурио шли по недрам арены, по извилистым коридорам, под каменными арками, следуя за липкими алыми следами. Они миновали солдатский караул, уборщиков, слуг, но почти все, у кого имелись глаза, находились наверху и смотрели «Магни». Они слышали звуки разразившейся борьбы наверху, гулкие взрывы и вой толпы.

В конце коридора виднелись широкие деревянные двустворчатые двери, которые охраняли два явно раздраженных легионера, поднявшие головы, чтобы лучше слышать звуки бойни наверху. Тот, что повыше, выпрямился, завидев Меркурио. Осмотрев старика с головы до пят, остановил свой взгляд на Эшлин.

– Вы не…

Ваанианка низко наклонилась и кинула на пол маленькую белую стеклянную сферу. Легионерам как раз хватило времени, чтобы заметить чудно-стекло, прежде чем оно взорвалось с хлопком, и конец коридора наполнился облаком белого газа. Эш с Меркурио подождали, чтобы проверить, не прибежит ли кто-нибудь на звук, но, похоже, рев трибун и сражения наверху успешно поглотили шум взрыва.

Завязав на лице плотные платки, они вошли в комнату и закрыли за собой дверь с четкой табличкой из дерева: «МОРГ».

Кровь на руках и на языке.

Кровь на клинках и в глазах.

Мия сражалась на зубчатых стенах, камень стал скользким от крови. Гладиаты рубили и кололи друг друга, сталь звенела о сталь, воздух наполняли боевые кличи. Мирожор, чемпион Филлипи, покрылся алым от пят до макушки, размахивая могучей двуручной мотыгой, под ударом которой броня и щиты мялись, как бумага. Рагнар из Коллегии Тацита еще стоял на ногах и выл, как безумец, согнувшись и перекидывая вражеского гладиата через плечо в воду.

Бойня была ужасной, трупы собирались грудами, в живых оставалось около двадцати гладиатов, когда сражение начинали почти три сотни. Мия никогда в жизни не видела подобного кровопролития. Фуриан сражался рядом с ней, его руки по подмышки были испачканы багряным.

Их тени полностью переплелись, все четыре – Мии, Фуриана, а также Мистер Добряк и Эклипс свернулись в черноте под их ногами. Она смутно слышала рев толпы и наблюдала, как ее мечи выплясывают в воздухе будто сами по себе. Более того, Мия слышала Фуриана, его сердцебиение, дыхание, а среди всего этого, среди крови, дыма и оглушительного воя охмелевшей от убийств толпы, она поняла, что слышит…

«…не его мысли, но…»

Его голод. Его тоску. Его мысли о Леоне были пропитаны скорбью и горечью. Его желание получить венок победителя отдавалось эхом в каждом биении сердца. На секунду она так глубоко это почувствовала, что испытала искушение просто откинуть меч и позволить ему одолеть себя. Похоже, Фуриан тоже ее чувствовал, косясь на консульское ложе и на великого кардинала среди своей трусливой паствы, его челюсти сжались от ненависти.

– Всемогущий Аа, – выдохнул он. – Эти ублюдки…

Дыхание обжигало легкие, глаза щипало от пота, пульс стучал под кожей. Ее клинок пел в воздухе, руки болели, но где-то вдалеке, такую слабую среди рева зрителей, рева огня, рева этих трех солнц, ослепительно сияющих в небе, она услышала ее.

Тьму.

Под водой.

Под своей плотью.

Под мраморной корочкой на костях этого города. Тень Мии сплелась с тенью Фуриана, растекаясь по ней, как кровь по камню.

– …Мия…

– Ты чувствуешь это? – выдохнула она.

Фуриан вонзил свой меч в грудь очередного врага, его руки стали скользкими от крови.

– Я чувствую тебя, – пропыхтел он.

Повороты и виляния, уклоны и уколы, время неумолимо ползло.

– Я чувствую нас…

– …Мия, что происходит?..

– Я не знаю, – прошептала она.

Девушка убила еще одного гладиата, нырнув под его удар и перерезав его подколенное сухожилие.

– Да поможет мне Черная Мать, я не знаю…

Мирожор замахнулся мотыгой и кинулся на Мию, шумно топая по камню. Она чувствовала, как сзади сцепились Рагнар и Фуриан, клинок к клинку. Даже с «синкопой» в жилах эти мужчины были чемпионами, ветеранами десятков кровопролитий, крепкие, как сталь. Но Мия по-прежнему чувствовала Фуриана, их тени полностью сплелись, превращаясь в клубок на камне, танцующий в крови. Казалось, будто у нее появились две пары глаз, два сердца, два разума, двойная сила, двойная воля, двойная ярость. Мирожор прицелился мотыгой в ее голову, и Мия ощутила руку Фуриана на своей, как он направляет ее в блок. Непобедимый ударил Рагнара и ощутил хватку Мии на своем мече. Они объединились, не зная себе ни конца, ни края, ни где заканчивалась она, ни где начинался он. Там, под этими палящими солнцами, пусть и всего на секунду, но, похоже, головоломка нашла свой недостающий элемент.

Мия ударила гладиусом под коленом Мирожора, разрезав сухожилие до кости. Фуриан обезоружил Рагнара молниеносным ударом, но ваанианец протаранил Непобедимого и толкнул на пол. Они царапались и бились на скользком от крови камне. И когда руки Рагнара сомкнулись на шее Фуриана, у Мии перехватило дыхание. Она ахнула, давясь, и почувствовала, как мотыга Мирожора врезала ей по ребрам. Оба даркина закричали от боли. Мия выпустила из пальцев кинжал, клинок со звоном приземлился на пол и проехался по камню, останавливаясь возле Фуриана и Рагнара.

Рагнар сильнее сжал горло Непобедимого, Мия отчаянно пыталась вдохнуть. Мирожор толкнул девушку на пол, ударил кулаком в голову, сбил с нее шлем, обезоружил. Она не могла дышать, не могла видеть, хватка Рагнара на Фуриане душила ее. Зрители заорали во всю глотку, и тогда Фуриан протянул руку вдоль пола и нащупал пальцами рукоять упавшего кинжала Мии. Мирожор стукнул ее голову о камень, и еще раз, и еще, и еще, глаза девушки резал солнечный свет.

Пальцы Фуриана сомкнулись на рукояти кинжала Мии.

– Фуриан, – ахнула она. – Он не…

Издав отчаянный крик, Непобедимый замахнулся и вонзил клинок в зазор между нагрудником и наплечником Рагнара.

Зрители ахнули.

Фуриан триумфально закричал.

И подпружиненный клинок Мии скользнул прямо в рукоять.

– Эй.

Сидоний почувствовал, как его легко пнули в руку. Его живот крутило, но гладиат не открывал глаза и не осмеливался дышать.

Еще один пинок от особо костлявой ступни.

– Я все еще вижу твое рабское клеймо, мертвец. Хорошо, что ребята, притащившие ваши трупы, не потрудились снять шлемы. Время идти.

Сидоний чуть приоткрыл глаза и увидел над собой старика в рваных лохмотьях. У него были ярко-голубые глаза, копна седых волос и горящая сигарилла во рту.

– Ты… Меркурио? – прошептал он.

– Нет, любовница великого кардинала. Вставай давай.

Сидоний села на полу морга, окруженный сотнями мертвых тел. Увидел стройную девушку в доспехах стража, склонившуюся над «трупом» Волнозора и хлопавшую его по плечу.

– А ты Эшлин, – прошептал Сидоний.

– Приятно познакомиться, – кивнула девушка. – Но серьезно, поднимай свою задницу.

Мечница встала, снимая шлем, все еще покрытая кровью. Скривившись, Сидоний снял собственный шлем, потянулся за пазуху и достал проткнутый пузырь из-под нагрудника. Он чувствовал липкую сгустившуюся куриную кровь на спине.

– Ведро в тачке, – сказал Меркурио. – Мойтесь, одевайтесь. Нам нужно уйти до того, как закончатся игры «Магни». А значит, времени мало.

Соколы Коллегии Рема по очереди смыли с себя кровь, как могли, и переоделись в принесенную одежду. В доспехи обезвреженных стражей у двери и в лохмотья. Сидоний надел стальной шлем, кожаный нагрудник и посмотрел на каменный потолок, услышав радостный вопль толпы.

– Как думаете, как она там справляется? – пробормотал он.

Волнозор похлопал его по плечу.

– Верь, брат. Если бы не вера, мы бы здесь не оказались.

– Ага, и с твоей небольшой помощью, – ухмыльнулась Брин.

– Обязательно было использовать куриную кровь? – пожаловался Мясник, кривясь. – Она воняет.

Волнозор пожал плечами.

– Так меня учили в театре.

Меркурио нахмурился и затушил сигариллу.

– Я понимаю, что вряд ли админстраты пошлют поисковую группу за кучкой мертвых гладитов, но если вы закончили болтать, то нас ждет дерзкий побег. – Старик показал рукой на дверь. – Так что не были бы вы так охренительно любезны?..

– Прошу прощения, – пробормотала Эшлин. – Он всегда такой.

Поправив шлем, Сидоний выпрямил плечи. Затем вместе с товарищами вышел в коридор. Недра арены были практически пусты, все глазели на представление наверху. Они быстро прокрались по коридору вслед за Эшлин к небольшому служебному выходу, запертому на замок.

Эшлин взломала его и открыла дверь в небольшой проулок. Снаружи валялись у стены два стража – мертвые или спящие, Сид не знал. Но еще он увидел небольшой торговый фургон и симпатичную блондинку на месте возницы. Она оглянулась на них и улыбнулась.

– Это Белль, – сказал Меркурио. – Она перевезет вас через акведук. На материке вас ждет работорговка по имени Слезопийца.

– Работорговка? – прорычала Мечница.

– Она в долгу перед Мией, – ответила Эшлин. – В самом большом, какой может быть. Она подготовила бумаги, подтверждающие, что вы выкупили свою свободу. И знает администратов, которые уберут ваше клеймо. А теперь идите.

– Мия… – начал Сид.

– Идите.

Брин и остальные уже сели в фургон. Волнозор протянул руку Сиду и затянул его в кузов. Девочка ударила поводьями, и они двинулись в путь, прыгая по мостовой улиц Годсгрейва.

– Красивые лошади, – сказала Брин, кивая на зверей, тянущих фургон.

– Черного жеребца зовут Оникс, – улыбнулась девочка. – А белая кобыла – Жемчужина.

Сидоний сел на место возницы рядом с ней, пытаясь выглядеть уверенно в своих доспехах. Но его руки дрожали, колени подгибались, все эти испытания будто выпотрошили его изнутри. После долгих недель подготовки, притворства и молитв, что им удастся как-то провернуть этот замысел, адреналин скисал в его венах, делая усталым и…

– Не бойся, – сказала девочка, сжимая его руку. – Все будет хорошо.

Сидоний осмотрел ее с головы до ног. Круглые темные глаза. Почти ребенок.

– …Откуда ты знаешь? – фыркнул он.

– Потому что голоса в твоей голове, твердящие об обратном, это просто страх. Никогда его не слушай.

Улыбка девочки стала шире, и она взглянула на простирающуюся перед ними дорогу.

– Страх – трус.

Мия ахнула, когда Мирожор снова ударил ее головой о камень, его пальцы надавили ей на глазницы. И, вытащив стилет из могильной кости с запястья, она вонзила клинок под подбородок чемпиона, протыкая его голову прямо до мозга.

Мужчина издал булькающие звуки и свалился на пол. Вскочив на ноги, Мия подхватила гладиус и, оскалившись, побежала вдоль стены. Рагнар продолжал сжимать шею Фуриана, подняв взгляд на приближающуюся девушку. Он поднял руку, чтобы защититься от удара, но в его жилах по-прежнему текла «синкопа», и ее лезвие из лиизианской стали проткнуло его запястье, шлем и плоть с костью под ним. Мия вытащила клинок, тело чемпиона упало в алых брызгах.

Фуриан столкнул с себя труп и поднялся на ноги. В его руках по-прежнему был зажат подпружиненный кинжал Мии, темные глаза вперились в ее. Толпа ревела от жажды крови. Из сотен мужчин и женщин, которые вышли на песок, остались лишь двое. И хоть зрители не слышали слов, которыми обменивались Соколы вдалеке, крики их соперников, гул крови в жилах, все знали, что поединок скоро закончится. Тот факт, что они были соратниками из одной коллегии, не имел никакого значения. Этот поединок мог закончиться лишь одним способом.

– Все должны пасть, чтобы один поднялся! – раздался крик.

Мия с Фурианом смотрели друг на друга в центре резни, их тени извивались у ног. Если раньше они переплетались, сливаясь в идеальную черноту, то теперь скручивались, корчились и царапали друг друга от ярости.

– Итак, – сплюнул Фуриан, кидая фальшивый кинжал к ногам Мии. – Врунья до последнего.

Крики трибун отошли на второй план. Арена поблекла до бледного и полупрозрачного фона. Мия чувствовала Годсгрейв вокруг них, изнемогающий от жары под этими ужасными солнцами. Чувствовала его, как живое существо, со злостью и ненавистью, притаившимися в костях. Как во время истинотьмы, случившейся так давно, когда ей не удалось убить Скаеву в Гранд Базилике.

Чувствовала его, как саму себя.

– Фуриан… – начала Мия.

– Ты ничего не знаешь о чести, не так ли? Ты вроде говорила, что ты не герой? Что, если им нужна помощь, то пусть помогут себе сами?

– Они и помогли себе сами, Фуриан, – ответила Мия. – Мы помогли друг другу.

– И почему?

– Потому что они мои друзья. И не заслуживали смерти.

– Но она их ждет, – сплюнул он. – Как предателей, которыми они и являются. Когда меня назовут победителем, первым делом я расскажу эдиторам о твоей уловке. И вся твоя ложь будет напрасной.

Он наклонился и подобрал окровавленный меч с земли.

– Нельзя очистить руки новой кровью, Фуриан, – покачала головой Мия.

– Я отдал себя Всевидящему.

– Фуриан, разве ты не чувствуешь? Посмотри на наши тени! Прислушайся!

– Я ничего не слышу, – сплюнул он. – Кроме ведьмы, которую сейчас убью.

– Нет!

Непобедимый побежал по каменному полу, высоко подняв окровавленный меч. Рев толпы вернулся громоподобным потоком, оглушительной волной, звенящей в ее черепе. Время ползло секунда за секундой, рот Фуриана открылся в крике, руки занесли меч.

Она не хотела его убивать.

Но и погибать не хотела.

– …Мия?..

– Все должны пасть, чтобы один поднялся! – раздался крик.

– …Мия!..

«Все должны пасть, чтобы один поднялся».

И посему она пришла в движение, дорогие друзья. Как ветер. Как ртуть. Как тени. Скользнула под удар, нацеленный на ее горло, сталь со свистом миновала плоть. Тьма под ними царапала и разрывала друг друга, чернильно-черная на кроваво-алом фоне, превращаясь в комок ненависти, голода и скорби. Тенистый кот зашипел, тенистая волчица зарычала, когда девушка, Клинок, гладиат, задела кончиком меча шею Непобедимого, пробегавшего мимо.

Алые брызги. Прерывчатый вдох. Мия ощутила его боль и прижала руки к горлу, словно это ей нанесли смертельную рану. Больше никаких пузырьков, наполненных куриной кровью. Никаких уловок. Никаких игр. Его кровь была реальной, как солнечный свет на ее коже.

Фуриан посмотрел ей в глаза, его собственные округлились от удивления. Схватившись за горло, он повернулся к ложе сангил и взглянул на свою домину. Мия все чувствовала. Сожаление. Печаль. Она приказала Мистеру Добряку и Эклипс потянуться через каменный пол и там, на смертном одре, забрать его страх.

Издав последний вздох, он пал. Непобедимого победили.

Мию словно ударили молотком по позвоночнику. Кровь потекла быстрее по жилам, по коже поползли мурашки, каждый нерв воспламенился. Она упала на колени, волосы развевались вокруг нее на призрачном ветре, ее тень царапала безумные, неровные каракули на полу: Мистер Добряк, Эклипс и тысяча других силуэтов вырисовывались среди линий, которые та выводила на камне. Голод внутри Мии был утолен, тоска прошла, пустота внезапно и яростно заполнилась. Отсечение. Пробуждение. Причастие, выведенное алой и черной красками. И, подняв лицо к небу, на секунду, всего на один миг, она увидела ее. Не бесконечное поле ослепительного голубого, а бездонную черноту. Черную, целостную и прекрасную.

Усеянную крошечными звездами.

Мия увидела сияющий бледный шар, нависший над ней в небесах. Почти как солнце, но не красное, не голубое, не золотое и не опаляющее свирепым жаром. Шар был призрачно-белым, отбрасывая светлое сияние и длинные тени к ее ногам.

«Многие были одним»

– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!

«И станут снова».

Из ее горла вырвался крик – протяжный, высокий и безутешный. Небо сомкнулось, от палящих солнц ее глаза заслезились. Мия упала на колени на окровавленный камень, арена звенела, зрители вскочили на ноги: «Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!», аркимические разряды выплясывали на ее коже, сметая девушку волной эйфории. Кровь на руках. Кровь на языке.

Мертвый Фуриан на полу перед ней.

Мия опустила голову. Тяжело задышала. Воздух обжигал ее легкие. Она чувствовала себя наполненной и опустошенной одновременно. Триумфально. Все эти мили, все эти годы, вся это боль – и она наконец-то это сделала.

Она победила.

Но что-то…

…что-то изменилось.

И, опустив взгляд, Мия увидела свою тень, ныне неподвижную, как водная гладь, собравшуюся на окровавленном камне перед ней.

Достаточно темную для четверых.