Они собрались во дворе после завтрака.

Прошло семь перемен, но мало что изменилось – лихорадка Фуриана ослабла, но не ушла полностью. Опарыши делали… что ж, они делали именно то, для чего их вывели. Процесс был, мягко говоря, отвратительным, и когда Личинка снимала перевязки, Мия почти не могла вынести этого зрелища. И было по-прежнему не ясно, приносили ли они какую-то пользу.

Гладиаты находились не в лучшем расположении духа. Их радовала победа на арене и место в «Венатусе Магни», которое все же удалось заполучить Соколам Рема. Но цена, которую они заплатили…

Брин оставалась в своей клетке и ни с кем не разговаривала, даже во время трапез. Возможно, Мечница уже никогда не сможет бороться. Фуриан стоял на пороге смерти, а Бьерн был мертв. Если это их плата за шанс на свободу, то она потребовала больше крови, чем они готовы были отдать.

Аркад собрал их по приказу домины; свет солнц бил в глаза, как молоты, гладиатам Коллегии Рема, построившимся на песке. Ребра Мии невыносимо болели, раны на лице чесались под грязными от запекшейся крови бинтами. Было странно видеть мир одним глазом под повязкой – ей недоставало глубины, баланса. Девушка знала, что ей пора встретиться с Эшлин – прошлой неночью к ней в клетку явилась Эклипс, сообщив, что их корабль прибыл в Вороний Покой. Но учитывая ситуацию, сложившуюся в крепости, Мия не рисковала идти на встречу. Фуриан мог очнуться в любой момент, и если Личинка обратится к ней за помощью с травами посреди неночи, и стражи обнаружат ее пропажу…

Она коснулась бинта на лице. Мия пока не набралась храбрости, чтобы взглянуть на себя в зеркало. И лишь гадала, что там увидит.

Гадала, что Эшлин увидит.

Мясник стоял с заведенными за спину руками, переминаясь с одной ноги на другую, как обычно. Несмотря на поражение в Уайткипе, он казался довольным, что заслужил пару новых шрамов в свою коллекцию.

Сидоний молча ждал, скрестив руки на клейме «ТРУС» на своей широкой груди. Его короткие волосы начали отрастать, голубые глаза блестели в лучах солнц. Как всегда, он стоял рядом с Мией и не отходил далеко, если была такая возможность. В клетке мужчина пел ей дифирамбы, заявляя, что ее поединок с шелкопрядицей был величайшим из всех, что он когда-либо видел. Но о родителях не расспрашивал. Не задавал вопросов, на которые Мия пока не была готова отвечать. Несмотря на все свое бахвальство и громкие слова, несмотря на глупое поведение в обществе женщин, Сидоний знал, когда говорить, а когда лучше помолчать.

С каждой переменой он все больше и больше нравился Мие.

«Но он мне не друг».

Волнозор стоял по другую сторону от Сидония, будто прирос к земле. Он бился как демон против саблезубых медведей на арене; им с Сидом не хватило всего пары очков до собственных венков. Мие трудно было представить, как этот мужчина расхаживал бы по сцене в шелковых чулках-шоссах, зачитывая рифмованные куплеты. С гордой осанкой и блестящей на солнцах кожей он выглядел как прирожденный воин.

«И он мне не друг».

Брин стояла рядом с Отоном и Феликсом и выглядела так, будто не спала ни минуты с битвы в Уайткипе. Было так странно видеть ее без близнеца – Мия даже поймала себя на том, что осматривается в поисках Бьерна. Ваанианка ходила как призрак. С налитыми кровью глазами и пустым взглядом, обхватившая себя руками.

«И она тоже…»

Мечница прислонялась к двери в лазарет. Ее лицо казалось бледным под татуировками, правая рука повисла на перевязи, надетой через шею и пропитанной кровью. Порез на ее спине был суровым, но рана на предплечье просто ужасала. Никто точно не знал, сможет ли женщина когда-нибудь снова орудовать мечом. Мия видела страх в ее глазах.

«Но она мне…»

А Фуриан?

Он спал на каменной плите в лазарете под бдительным присмотром Личинки. Мия чувствовала его боль всякий раз, как оказывалась рядом, словно та просачивалась сквозь тьму у ее ног. Девушка не знала причины. Даже при всех травах и мазях никто не мог сказать наверняка, какое его ждало будущее, кроме, пожалуй, самой Матери.

– Гладиаты! – рявкнул Аркад. – Смирно!

Собравшиеся воины выпрямились и прижали кулаки к груди. На веранду вышли Леона с Антеей, донна шла на один шаг впереди магистры.

Женщина выглядела усталой, но, по крайней мере, на сей раз она оделась в более привычной для себя манере. Ее белое платье струилось к сандалиям, ткань заколыхалась, когда донна остановилась на горячем песке. Волосы Леоны были заплетены в косы, уложенные вокруг макушки, как венок победителя, который она держала в правой руке.

– Мои Соколы! – крикнула донна, высоко поднимая венок. – Узрите!

Гладиаты изобразили радость, но, учитывая обстоятельства, Мие показалось, что их энтузиазм был немного наигранным.

– Хоть нам и пришлось заплатить высокую цену, но победа, которую мы так долго жаждали, уже у нас в руках. С этим венком мы получили место в играх «Венатус Магни», которые состоятся ровно через пять недель. До свободы осталось рукой подать, и вскоре со всех углов Города мостов и костей будет звучать имя Коллегии Рема!

На сей раз крики гладиатов прозвучали гораздо громче. Похоже, несмотря на глубину горя, обещание свободы могло любого заставить позабыть о своих бедах. Волнозор хлопнул Сида по плечу, Мясник ударил себя кулаками по бокам и взревел. Мысли о борьбе в «Магни» было достаточно, чтобы их сердца затрепетали, и Мия поймала себя на том, что ее кровь начинает течь быстрее, как у всех остальных. Она мысленно представила себе Скаеву и Дуомо.

«Скоро, ублюдки…»

– Трое из вас могут стоять с гордо поднятой головой, – заявила Леона. – Самые лучшие и храбрые среди всех, кто тренировался в этих стенах под бдительным надзором нашего уважаемого экзекутора.

Леона кивнула Аркаду, который ответил напряженным и формальным поклоном.

– И все же, – продолжила она, – лишь один из вас нанес смертельный удар Изгнаннице. Лишь один гладиат, чьи доблесть и отвага навеки вымостили нам путь к славе.

Леона посмотрела на Мию.

– Ворона, выйди вперед.

Мия покосилась на Мечницу, но сделала, как было приказано, кланяясь своей госпоже. Леона сосредоточила на ней взгляд своих светящихся голубых глаз.

– Преклонись, – коротко приказала она.

Мия стиснула зубы при напоминании о своем положении, но повиновалась, кривясь от боли в сломанных ребрах. Осторожно, чтобы не задеть перевязанный лоб, Леона надела на ее голову серебряный венок. И, достав из складок своего платья серебряный торквес Фуриана, протянула его Мие. Он был слегка оплавлен, металл потерял цвет из-за отравленного поцелуя Ишках.

– Теперь он твой, – объявила Леона.

Мия хмуро посмотрела в сторону лазарета, затем взглянула в глаза донне.

– Если мы хотим победить в «Магни», – продолжила Леона, – если Соколы Рема хотят добиться славы, которая принадлежит нам по праву, я считаю, это должно быть сделано твоей рукой и ничьей иной. Но, по правде говоря, независимо от того, что будет дальше, ты заслужила его, Ворона.

Леона надела торквес на шею девушки.

– Мой чемпион, – гордо провозгласила она.

Сидоний взревел, и остальные гладиаты последовали его примеру, топая ногами и стуча кулаками по груди. Мия снова посмотрела на Мечницу, пораженная такой несправедливостью. Двеймерка с Фурианом сражались так же яростно, как она, и рисковали не меньше – без них Мия бы не одолела Ишках. Но только ее имя купалось в лучах славы. Только Мию назвали чемпионом.

«Ради этого ты работала, – напомнила она себе. – Все, что от тебя требуется, это еще несколько недель играть свою роль».

Мия склонила голову и тихо сказала:

– Вы оказываете мне большую честь, домина.

– Это ты оказываешь нам честь, Ворона. И продолжишь это делать в Городе мостов и костей. Но уже не в кожаных лоскутах и с обрезками стали, нет. Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион. И должна выглядеть соответствующе.

Леона хлопнула в ладоши.

– Узрите.

Двое стражей выкатили на веранду деревянный манекен. На него надели доспехи из холла, и Мия поняла, что их поменяли под ее размер.

Железо было почти черным и отполированным до темного блеска. На нагруднике выгравировали парящего сокола, наплечники и поножи сделали в виде соколиных крыльев. К нагруднику пришили юбку и рукава из перекрывающих друг друга железных пластин, а на плечи накинули плащ из кроваво-алых перьев. На шлеме было выполнено изображение богини-воительницы Цаны со свирепым и беспощадным лицом. В ножнах на поясе висели два клинка – из лиизианской стали, судя по виду. Обоюдоострый гладиус и длинный заостренный кинжал, идеально подходящие для стиля караваджо.

Несомненно, это были лучшие доспехи, которые доводилось видеть Мии. Но они, должно быть, стоили целое состояние. Которое Леона не могла себе позволить.

«Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион».

Мия посмотрела на Леону, сдерживая вздох.

«И должна выглядеть соответствующе».

– Благодарю вас, домина, – сказала девушка.

– Можешь отблагодарить меня на «Магни», – ответила Леона. – Принеся мне поб…

Голос донны затих, когда во дворе появился страж с юношей в шапке с пером. На его щеке значилось клеймо с одним кругом, но он был одет в дорогую ливрею, слегка запыленную в дороге. Камзол мальчика украшали Львы Леонида.

– Гонец, ми донна, – объявил страж. – Мальчишка говорит, что дело важное.

– Я пришел с посланием от моего хозяина, любезная донна, вашего отца, – сказал юноша, низко кланяясь. – Мне приказали зачитать его в слух под угрозой порки.

– Тогда читай, – приказала Леона.

Юноша достал сверток пергамента с печатью Леонида. Затем посмотрел на собравшихся гладиатов, явно нервничая. Но все же прочел громко и четко:

«Любимая дочь,

Я с радостью в сердце поздравляю тебя с победой в Уайткипе. Признаюсь, я удивлен, что ты не потребовала аудиенции, чтобы позлорадствовать надо мной, и мне приятно думать, что смирение, которому я пытался научить тебя в детстве, начало брать свое. Жаль, что я…»

Юноша запнулся, посмотрел на Леону и с трудом сглотнул.

– Продолжай, – потребовала она.

Мальчишка начал заикаться, но затем взял себя в руки.

«…Ж-жаль, что я не бил тебя сильнее и чаще».

Некоторые гладиаты зашевелились, сердито глядя на мальчика. Мия почувствовала, как ее ногти впиваются в ладони, взгляд не отрывался от донны. Выражение лица Леоны ни капли не изменилось.

«Вот почему она так его ненавидит…»

Юноша уже начал потеть и дергал себя за воротник камзола, словно тот его душил. Отчаянно желая поскорее покончить с этим, он прочистил горло и продолжил:

«Из достоверных источников среди моих деловых партнеров я узнал, что Коллегия Рема имеет серьезную задолженность перед своими поставщиками. Чтобы избавить себя от унижения, что мою дочь потащат в суд как должницу, я позволил себе выплатить все долги твоим кредиторам и объединил их в единую сумму, которую ты теперь должна выплатить Коллегии Леонида с еженедельно увеличивающимся процентом».

Глаза Леоны округлились.

– Что?

«Твое первое погашение в количестве трех тысяч двухсот сорока трех серебряных священников я жду к концу месяца, ровно через три недели. Если ты не предоставишь указанную сумму, у меня не останется иного выбора, как запросить карательную компенсацию через магистратский суд и претендовать на владение твоей коллегией, имуществом и другими финансовыми активами в качестве возмещения.

Пожалуйста, не думай, что я держу зло или гнев на тебя в своем сердце, моя дорогая. Это, как ты мне однажды сказала, просто бизнес».

Юноша взглянул на Леону и закончил дрожащим голосом:

«Если бы только твоя покойная мать могла увидеть, как многого ты добилась. Со всем уважением, твой любящий о-отец Леонид».

Во дворе воцарилась такая тишина, что Мия могла бы услышать вздохи Мистера Добряка. Глядя на гонца, она поняла, что бедный ублюдок понятия не имел о содержании письма. Судя по лицам Волнозора и Отона, малец наверняка ожидал, что его потащат по склону и скинут в море.

– О-он также пожелал, чтобы я передал вам подарок, ми донна, – сказал юноша. – Чтобы отпраздновать вашу победу.

Потянувшись в мешок, гонец достал бутылку золотого вина и поставил ее на песок. На кроваво-красной этикетке сбоку значился год урожая.

«Албари, семьдесят четвертый».

Увидев этикетку, Леона вся содрогнулась от гнева. Мия не знала причины, но на донну вид этой бутылки подействовал, как вид крови на белого драка. Она с явным усилием сделала глубокий вдох, и лишь дрожь кулаков выдавала ее ярость. А затем, выпрямив спину, ответила юноше обычной формальностью:

– Передай моему отцу премного благодарностей. И скажи, что во вмешательстве магистратов нет нужды. Он получит свои деньги к концу месяца. Это я обещаю.

– Да, ми донна, – гонец поклонился, на его лице читалось облегчение.

– Можешь идти, – сказала она холодным, стальным голосом.

Юноша снял шляпу и пошел так быстро, как только мог.

– О, и мальчик? – крикнула Леона.

Тот обернулся, слегка кривясь и поднимая бровь.

– Д-да, ми донна?

Леона провела рукой по новым доспехам Мии, ее пальцы задержались на рукояти кинжала.

– Пожалуйста, передай отцу мои соболезнования по поводу смерти его чемпиона. Скажи, что я нетерпением жду, когда моя Ворона зарежет его следующего в Годсгрейве.

– Д-да, ми донна, – запнулся мальчишка, после чего скрылся из виду.

Во дворе воцарилась тишина, нарушаемая лишь далекими криками чаек и тихой песней моря. Леона прошла по песку, взяла бутылку золотого вина и посмотрела на этикетку. Затем обвела взглядом своих гладиатов. Ее щеки раскраснелись от гнева. Они так отчаянно боролись, так далеко зашли, но даже сейчас, когда до победы оставался один шаг, их коллегия все равно находилась на грани катастрофы. Где, во имя Дочерей, они возьмут такие деньги?

– Возвращайтесь к тренировке, мои Соколы, – приказала домина. – Нас ждет работа.

Гладиаты направились к стойкам и взяли тренировочное оружие.

Донна вернулась в крепость.

Аркад наблюдал за ее уходом.

С прищуренными глазами.

И сжатыми кулаками.

Леона сидела у себя в кабинете, изучала гроссбухи и купалась в солнечном свете, льющимся из эркерного окна. Тени были длинными и темными, и если одна под столом и имела причудливую форму, донна слишком сосредоточилась на работе, чтобы это заметить.

В дверь тихо постучал страж и, получив разрешение Леоны, заглянул внутрь.

– Ми донна, – сказал он. – Экзекутор просит разрешения поговорить с вами.

– Впусти его, – ответила Леона.

Внутрь проковылял Аркад, – цок, топ, цок, топ, – и страж закрыл за ним дверь. Леона не отрывалась от бухгалтерской книги, сжимая в пальцах перо, которым выписывала цифры аккуратным курсивом. На столе рядом стояла закрытая бутылка «Албари, семьдесят четвертого». Аркад замер перед ней, глядя на бутылку и переминаясь.

– В чем дело, экзекутор? – спросила донна, не поднимая взгляд.

– Я… я хотел узнать, в порядке ли вы, домина.

– С чего вдруг?

– Гонец вашего отца…

Леона напряглась, наконец поднимая голову.

– Мне его подарок показался довольно милым, – она посмотрела на бутылку. – Я удивлена, что он до сих пор помнит год урожая.

– Я знал, что он жестокий мужчина, но… – Аркад вздохнул, его голос смягчился от печали: – Ваша мать была хорошей женщиной, ми донна. Вы не заслуживаете такого оскорбления. А она не заслуживала того, что он с ней сделал.

– Он забил ее до смерти бутылкой золотого вина, Аркад, – произнесла Леона с легкой дрожью. – Потому что она случайно разбила его бокал за ужином. Кто вообще такого заслуживает?

Экзекутор прошелся взглядом по полу, словно пытался найти там подходящие слова. Он мог быть богом на песках, но здесь, наедине с донной, под ее ясно-голубым взглядом, мужчина казался беспомощным, как младенец.

– Если когда-нибудь…

Он помедлил и с трудом сглотнул. Сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

– Если когда-нибудь вам потребуется утешение… иными словами, если вы захотите поговорить…

Леона наклонила голову, глядя экзекутору в глаза.

– Это очень мило с твоей стороны, Аркад. Но я не считаю это уместным.

Мужчина посмотрел из окна во двор – на лазарет, где лежал Фуриан.

– …Уместным? – повторил он.

– Я уже не та девочка, которая провела все детство на цыпочках, потому что боялась в очередной раз разозлить монстра, с которым жила. Я уже не та девочка, которая пряталась под столом, когда этой бутылкой наносились удар за ударом. Я сангила. Домина этой коллегии. А ты – мой экзекутор. И дешевая выходка моего отца лишь укрепила мою решимость победить в Годсгрейве.

Аркад просто смотрел на нее, на его лице ясно читались скорбь и злость.

– Мне не нужны утешения, – продолжила Леона с гневом в глазах. – Мне нужно увидеть этого ублюдка на гребаных коленях. Если хочешь служить мне, Аркад, молю тебя, служи тем, за что я тебе плачу. Приведи меня к победе.

Леона вновь склонилась над гроссбухом, подперев рукой голову.

– Можешь идти, – добавила она.

Аркад постоял еще с пару секунд, не произнося ни слова. Но в конце концов…

– Ваш шепот, – пробормотал он. – Моя воля.

Крупный мужчина развернулся и проковылял из кабинета, закрывая за собой дверь. Как только он исчез, Леона уронила перо. Поджала губы и сделала пару прерывистых вдохов. Яростно вытерла глаза.

Но слезы все же взяли верх, и женщина вновь посмотрела на бутылку на столе. Солнечный свет блестел на стекле. На этикетке кроваво-алого цвета.

Леона опустила голову, и каштановые локоны скрыли ее глаза.

– Отец, – сплюнула она.

В дверь постучали.

– Четыре Дочери, кто там еще? – требовательно спросила Леона.

– Простите, ми донна, – сказал страж, заглядывая внутрь. – С вами хочет поговорить магистра.

Женщина вздохнула и убрала волосы с лица.

– Хорошо.

В кабинет вошла Антея и закрыла дверь. Леона выпрямилась на стуле и взяла перо, всем своим видом источая образцовое самообладание. Магистра остановилась перед ней, откинув длинную седую косу, и склонила голову.

– Что такое, Антея?

– …Домина, вы знаете, что я всегда служила вам верой и правдой, – в ее глазах засияла тревога, когда она посмотрела на бутылку золотого вина. – И никогда бы не причинила вам вреда.

– Разумеется.

– Я знаю, что отец давит на вас финансово. Мне бы не хотелось обременять вас очередными проблемами. Я долго думала, стоит ли вообще говорить об этом, но…

– Антея, – спокойно перебила Леона. – Говори, что хотела.

– …Дело в Аркаде, домина.

Донна посмотрела на дверь, за которую совсем недавно вышел экзекутор.

– И что с ним?

– Он знает.

Леона отложила перо и откинулась на спину стула, хмурясь.

– Что знает?

– Леона, – многозначительно сказала магистра. – Он знает.

Мия сидела в лазарете и слушала завывания неночного ветра, дующего с океана. Перемена в температуре принесла приятную прохладу, но ее было слишком мало, чтобы дышать стало легче. Чуть раньше, когда она, прищурившись, посмотрела на горизонт, ей показалось, что там уже виднеется третье солнце, застывшее на краю мира. Вскоре оно взойдет и начнется истиносвет; ужасная жара, гомонящая толпа и целый океан крови.

Сквозь каменные стены просачивались обрывки разговоров ужинающих гладиатов, и Мия услышала, как Мясник пожаловался на вкус приготовленного Пальцем «рагу». Тот, в свою очередь, под улюлюканье и крики гладиатов, громко проинформировал Мясника Амая, куда он может засунуть это рагу, если оно ему не по душе.

Лицо Мии расплылось в улыбке и тут же скривилось, когда Личинка намазала ее щеку алоэ и мятой. Рану слегка покалывало. Девочка кивнула каким-то своим мыслям и наложила новую повязку на лицо Мии, осторожно закрепив ее.

– Рана быстро заживает, – сказала она. – В следующий раз сможем обойтись без повязок.

– Отлично, – ответила Мия. – Спасибо.

– Взбодрись, вороненок, – раздался хриплый голос позади нее. – Даже при всей твоей миловидности нельзя называть себя настоящим гладиатом, пока не заработаешь парочку шрамов.

Мия повернулась к Мечнице, зевающей на соседней плите.

– Ну, в таком случае, – улыбнулась девушка, – ты самый настоящий гладиат, который когда-либо выходил на пески, Мечница.

– Да уж, – ухмыльнулась та. Женщина подняла правую руку, по-прежнему обмотанную бинтами. – Она определенно будет настоящей красавицей.

– Ты уже можешь ею двигать? – тихо поинтересовалась Мия.

Двеймерка посмотрела на Личинку, которая покачала головой.

– Еще слишком рано, – заявила девочка, – чтобы говорить что-то наверняка.

Мия с Мечницей обменялись встревоженными взглядами, но промолчали. В лазарет вошел Палец, неся деревянный поднос с четырьмя горячими мисками. Когда он торжественно поставил свою ношу, Мия осмотрела повара с головы до ног, гадая, сколько человеческих органов он использовал в своем шедевре на сей раз.

– Ужин, – объявил он. – Ешьте, пока теплое.

– Вкуснятина, – улыбнулась Личинка. – Спасибо, Палец.

Мужчина взъерошил ей волосы и поплелся из помещения. Мия подняла бровь.

– «Вкуснятина»? – спросила она, когда повар отошел на достаточное расстояние. – Из всех существующих слов это последнее, которое я бы использовала, чтобы описать стряпню Пальца, Личинка.

– Все зависит от того, как ты росла, – девочка пожала плечами. – Попробовав на вкус сырую крысу, перестаешь быть таким привередливым в еде, уж поверь мне.

Мия кивнула и закусила губу, вновь поражаясь, до чего эта маленькая девочка напоминала ей себя. Она тоже росла в суровых условиях, как Мия после смерти родителей. Не боялась высказывать свое мнение. Возможно, была умнее, чем нужно. Девушка знала, что это лишнее. Что это слабость.

Но Личинка ей нравилась.

– Справедливо, – улыбнулась Мия. – Прошу прощения.

– Так ты будешь есть или нет?

– Давай сюда.

Личинка передала Мие миску и подняла бровь, глядя на вторую пациентку.

– Мечница?

– Благодарю.

Женщина поставила миску на плиту рядом с собой. Мия наблюдала, как она осторожно берет ложку здоровой рукой, гадая, что с ней станет, если правая так и не восстановится. Как быстро этот мир избавится от гладиата, который не может поднять меч?

В лазарет забрел Клык и с надеждой посмотрел на миску Мии, виляя хвостом. Девушка почесала крупного мастифа за ухом, но ужин оставила себе.

– Как дела у Фуриана? – спросила она.

Личинка кивнула на Непобедимого и ответила с полным ртом:

– Сама посмотри.

Мия отставила миску и, кривясь, поднялась – ее ребра по-прежнему болели, но реального средства им помочь не было, кроме как стараться не шевелиться лишний раз. Она подошла к спящему Фуриану, и ее тень задрожала, в животе пробудился знакомый голод, не имеющий никакого отношения к ужину.

По правде говоря, Непобедимый выглядел немного лучше. К его лицу возвращался цвет, и, коснувшись лба, Мия обнаружила, что лихорадка спала. Морщась от тревоги, она убрала повязки и присмотрелась. Несомненно, раны выглядели ужасно; яд шелкопрядицы разъел мышцы и кожу на груди и шее. Но вместо гнилого, сочащегося кровью месива, которое она видела в прошлый раз, раны приобрели здоровый, чистый розовый оттенок. Вид извивающихся толстых личинок, ползающих по изувеченной плоти Фуриана, по-прежнему вызывал тошноту, да и пахло от него далеко не розами. Но, слава Черной Матери, гнилое мясо исчезло.

– Это невероятно, – пробормотала Мечница.

– Это отвратительно, – фыркнула Мия.

Полностью потеряв аппетит, она отдала всю миску с ужином Клыку, который довольно заурчал, с удовольствием поедая рагу.

– Но да, это невероятно, – признала Мия. – Хорошая работа, Личинка.

Девочка взмахнула деревянной ложкой, как королева.

– Вы слишком добры, ми донна. Слишком добры.

– Что будет дальше?

– Ну, это скорее искусство, чем наука, понимаешь? – ответила Личинка, вытирая нос рукавом. – Думаю, через пару перемен можно будет снять с него опарышей. Мама говорила топить их в горячем уксусе, но мне их жалко, учитывая, какую работу они проделали. После этого раны нужно будет держать в чистоте и регулярно мазать, а Фуриану – спать. Его лихорадка еще полностью не прошла, а инфекция может и вернутся при плохом раскладе. Он пока не поправился, но, с нашей помощью, его шансы велики.

– Он сможет бороться в «Магни»? – спросила Мечница.

– Поживем – увидим, – пожала плечами девочка. – Я не волшебница.

– Как по мне, так это волшебство, – Мия восхищенно покачала головой, улыбаясь Личинке. – И всему этому тебя научила мама?

– Да. Она бы научила меня большему, будь у нее время. Иногда я гадаю, сколько знаний она забрала с собой в могилу.

– Да уж, – вздохнула Мия. – Понимаю тебя.

Личинка поводила ложкой по миске и закусила губу.

– Забавно, но я тут думала… Когда лишаешь жизни человека, то забираешь не только его, ведь так? Ты забираешь все, что он значил для этого мира. – Девочка, сощурившись, посмотрела на Мечницу. – Ты когда-нибудь думала об этом? Когда убивала на арене?

– Нет, – ответила женщина. – Это верный путь к безумию.

– Тогда о чем ты думаешь? – спросила Личинка с полным ртом.

– Думаю, что лучше они, чем я, – пробормотала Мечница.

Девочка повернулась к Мие.

– Что насчет тебя, Ворона? Ты когда-нибудь думала о том, чего лишаешь мира?

Мия открыла рот, но не нашлась, что ответить.

По правде, она действительно думала о тех, кого убивала. В последнее время все чаще и чаще. Смерть люминатов, убитых в горе, было легко оправдать. Но всех после них? Сенаторского сына и магистрата, которых она убила по поручению Скаевы? Тех людей в Яме Висельных Садов? Гладиатов, которых она заколола на арене? В каком-то смысле они проложили ей дорогу в эту коллегию и к глоткам консула и кардинала. Но снимало ли это с нее вину?

– Я думаю, что конечный результат оправдывает средства, – ответила она. – Если этот результат воспрепятствует моему концу.

– Ты правда в это веришь?

– Приходится.

– Что ж, – Личинка грустно улыбнулась. – Лучше ты, чем я.

Клык заскулил и лизнул пальцы Мии своим плоским розовым языком.

– Прости, мальчик, – сказала она, присев, чтобы почесать пса под челюстью. – Ты уже все съел. Куда тебе еще?

Мастиф снова заскулил, на сей раз жалобней. Затем понюхал руку Мии и начал наматывать небольшие круги, поджав свой короткий хвост. Сел на задние лапы, издал звук, как будто пытался выкашлять проглоченный комок шерсти. И, посмотрев на девушку своими большими карими глазами, пес выблевал на пол струю ярко-алой крови.

– Зубы Пасти! – выругалась Мия, отпрыгивая в сторону.

Миска с рагу выпала из рук Личинки и разбилась о камень.

– Ворона…

Мия подняла взгляд и увидела, как из уголка губ девочки вытекает струйка крови.

– Что-то мне не… нехорошо… – прошептала она.

– Вот дерьмо, – выдохнула Мия.

Личинка соскользнула с плиты и закашлялась кровью. Мия побежала к ней и подхватила прежде, чем девочка упала на пол. Затем взглянула на Мечницу – женщина провела кулаком по губам, ее пальцы окрасились алым. И тут двеймерка схватилась за живот, и ее стошнило кровью на камень.

Мия посмотрела на Клыка, свернувшегося в луже крови.

На пустую миску, из которой ужинал пес…

– Вот дерьмо…

«Яд…»

– Помогите! – взревела девушка. – Помогите!

С веранды послышались крики боли, изумленная ругань, кашель и отхаркивание. Прижимая к себе Личинку, Мия потащила ее к выходу из лазарета и увидела всех гладиатов коллегии на коленях или на спинах, с испачканными в крови руками и ртами. По столу и полу растекалось рагу. Личинка застонала и выплюнула сгусток крови на грудь Мии. Ошарашенный Палец смотрел на эту кровавую картину, рядом стояло несколько не менее пораженных стражей.

– Да не стойте вы, мать вашу, помогите мне! – рявкнула Мия.

Палец увидел Личинку в ее руках и заковылял к ним на подмогу. Где-то в доме прозвучала тревога. Мия с Пальцем занесли Личинку обратно в лазарет и положили ее на плиту. Мечница лежала на полу, из ее рта текла кровь. Мия окинула взглядом помещение, ее разум активно работал. Присев у миски Личинки, она окунула палец в рагу, попробовала его на вкус и сплюнула. Среди приправ затаился горький металлический привкус. Ее мозг кипел, вспоминая все, благодаря чему она стала любимой ученицей Паукогубицы, повторяя снова и снова четыре основных принципа ядоварения:

Глаза Мии округлились, ответ пришел к ней во плоти.

– Это «погребальная песнь», – ахнула она, поворачиваясь к Пальцу.

– Ты…

– Да, блядь, уверена! У тебя есть коровье молоко на кухне? Или сливки?

– …Есть козье молоко для чая донны.

– Вскипяти его. Все, что есть. Сейчас же.

– Но я…

– Живо, Палец!

Повар побрел на кухню, а Мия начала перебирать баночки и пузырьки Личинки. «Погребальная песнь» – смертельный яд, и его довольно трудно приготовить, если не знаешь, что делаешь. Но это один из первых токсинов, который научил варить Мию Меркурио, и хоть антидот не был широко известен, для Клинка Матери Священного Убийства он не составил проблем. Радуясь, что донна позволила Личинке обновить запасы, Мия шарила по полкам и хватала нужные ингредиенты.

«Ярколист. Суходоль. Молочный чертополох…»

– Четыре Дочери…

Девушка обернулась и увидела донну Леону в сорочке, стоящую в двери лазарета. За ней маячила магистра, ее лицо исказилось от ужаса. В крепости продолжала звенеть тревога.

– Что, во имя Всевидящего… – выдохнула Леона.

– Яд, – ответила Мия. – «Погребальная песнь», подсыпали в ужин. Времени мало. Не могу найти гребаный нитрат серебра… У вас есть зеркало?

Донна смотрела на Личинку, наблюдая, как из уголков ее губ стекает кровь.

– Леона! – рявкнула Мия. – У вас есть зеркальце?

Женщина моргнула и перевела взгляд на Мию.

– Д-да.

– Несите его на кухню. Сейчас же! – Мия повернулась к стражам, стоявшим за своей госпожой. – Ты – неси Личинку, вы двое – несите Мечницу. Быстрее!

– Делайте, как она говорит! – крикнула Леона.

Мия взяла в охапку все пузырьки и баночки и побежала по двору вместе со стражей, а Леона кинулась к себе в комнату. Личинка снова закашлялась, Мечница стонала. Веранда больше походила на поле боя, гладиаты распластались в лужах крови. Волнозор лежал лицом вниз, Брин опиралась на стол, с ее губ срывались густые ленты крови и слизи, Сидоний валялся на спине. Экзекутор стоял посреди этой кровавой бойни и с ужасом смотрел на все округлившимися глазами.

– Аркад, переверните Сидония на бок! – крикнула Мия, пробегая мимо. – Переверните всех, кто лежит на спине, иначе они захлебнутся собственной кровью!

На кухне Палец стоял над большой кастрюлей и перемешивал кипящее молоко. Мия оттолкнула его и начала добавлять ингредиенты, осторожно отмеривая дозы, несмотря на спешку. Терять нельзя было ни секунды – каждый миг приближал Личинку и остальных к смерти. Но, как всегда, спутники в ее тени превращали девушку в сталь, и ее руки не дрожали. Первое правило ядоварения: плохо смешанное противоядие хуже, чем никакого противоядия.

Стражи положили Личинку на кухонную скамью. Девочка сильно побледнела и стонала, ее снова стошнило кровью.

– Смотрите, чтобы она откашливалась, ей нужно дышать!

Пот в глазах. Пульс громыхает под кожей. Личинка снова закашлялась, на ее губах лопнул ярко-красный пузырь.

– Личинка, продолжай дышать, слышишь меня?

Леона прибежала с большим овальным зеркалом, снятым со стены спальни.

– Это подой…

Мия выхватила его, взяла кухонный нож и сорвала раму с зеркала. Поднеся лезвие к задней стороне зеркала, начала яростно соскребать серебристое покрытие, сверкающие хлопья металла сыпались на кухонную скамью. Личинка снова закашлялась, ее голова безвольно болталась, словно у девочки сломалась шея.

– Ворона, она не дышит! – крикнула магистра.

– Личинка, не смей умирать! – рявкнула Мия через плечо.

Она собрала стружку нитрата и растерла ее в порошок с помощью ступки и пестика. Вновь оттолкнув Пальца, сыпанула порошок в кипящую смесь на плите, в воздухе почувствовался запах горящего металла. Девушка оглянулась через плечо, увидела, что Личинка бьется в конвульсиях в объятиях Леоны. С уст полились мольбы Черной Матери, Четырем Дочерям, всем, кто слышал.

– Пожалуйста, – шептала Мия. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Смесь была готова. Мия набрала полную глиняную чашку и повернулась к девочке. Личинка стала бледной, как труп, и неподвижной, как водная гладь. Глаза донны округлились, сорочку и руки забрызгала кровь девочки.

– Отнеси по чашке всем, кто отравился, – сказала Мия Пальцу. – Сперва тем, кто без сознания. Пусть сделают как минимум три глотка. Влей через воронку, если придется. Иди, иди!

Мия забрала Личинку из рук Леоны, часто дыша. Положив девочку на спину, вытерла кровавую пену с губ и открыла ей рот. Крепко держа чашку, влила щедрую дозу.

– Глотай, малышка, – прошептала она, массируя ей горло. – Глотай.

Личинка не слышала. И определенно не глотала. Мия посадила ее, противоядие полилось изо рта. Леона с магистрой помогли держать девочку, и, отклонив ей голову, Мия вылила еще немного снадобья в ее открытый рот.

– Глотай, Личинка, – взмолилась она. – Пожалуйста.

Мия массировала девочке горло, затем слегка встряхнула ее. Личинка не реагировала, не шевелилась, не дышала. Просто безвольно висела в руках, как сломанная кукла. Клинок в Мие уже видел все это прежде. Но девушка в ней, та, которая смотрела на Личинку и видела в ней бледное отражение самой себя, отказывалась в это верить. Она молилась о чуде, как в книгах, которые читала в детстве. Чтобы к ним приехал принц на белом коне и разбудил Личинку поцелуем. Или крестная фея с полными карманами магики, исполняющая желания.

Мия почувствовала жаркие слезы в глазах, огромный груз на плечах. В ее горле нарастал крик, но слова срывались шепотом:

– Пожалуйста, малышка.

Леона посмотрела на Мию, ее глаза округлились от шока, по щекам стекали слезы.

– …Ворона?

«Ты забираешь все, что он значил для этого мира».

– Пожалуйста, – взмолилась Мия.

Чашка выскользнула из ее пальцев и разбилась об пол.

«Ты когда-нибудь думала об этом?»