– Держите его!

– Господь всемогущий, горит!

– Проклятье, да держите же его ноги!

– Аа, помоги мне! Помоги мне!

Мия сидела в темном углу клетки, прижимая окровавленную тряпку к поцарапанной щеке. Ее ребра пылали, адреналин битвы покидал вены, руки дрожали. Наверху орала толпа. Ультима была в самом разгаре, каменный пол вибрировал от свирепой финальной битвы. Мечница сидела рядом, ее руку обмотали тканью, которая уже пропиталась алым, и Мия прижимала намокший бинт к рваной ране на спине женщины. Обе остро нуждались в том, чтобы им наложили швы, на полу уже собралась лужа крови. Но у Личинки дел было по самые гланды.

– Свяжите его! – кричала девочка. – Он только мешает!

Фуриан снова заорал во всю глотку, содрогаясь от ног до макушки, эхо его боли прокатывалось по недрам арены. Мужчину положили на каменную плиту, экзекутор и трое стражей Леоны пытались его сдержать. От брызг яда шелкопрядицы его шея, подбородок и грудь покрылись волдырями и сочились кровью. Казалось, он обезумел от агонии, мышцы рук и груди вздувались при криках.

Донна Леона стояла у двери с нескрываемым ужасом в глазах.

– Всемогущий Аа… – прошептала она.

– Свяжите его! – снова скомандовала Личинка.

Аркад надел тяжелые железные кандалы на руки, ноги и талию Фуриана, приковывая его цепями к плите. Но Непобедимый продолжал изгибаться, сдирая кожу на запястьях и щиколотках об оковы и колотясь затылком о камень. Мия знала, что такое боль, – благодаря кровавому бичеванию в горе, нанесению татуировки в камере в Висельных Садах. Но она ни разу в жизни не видела подобной агонии.

– Личинка, нужно усыпить его, – сказала Мия.

– У меня нет снотрав! – воскликнула девочка, показывая на сундучок с лекарствами. – Они испортились по пути сюда!

– Как насчет «синкопы»?

– Использовала всю на Мяснике!

– Четыре Дочери, – выругалась Леона. – Ты что, привезла один глоток?

– При всем уважении, домина, но вы уже много месяцев не давали мне денег на пополнение запасов!

– Ну, сделай хоть что-нибудь! – рявкнула Леона. – Вы только послушайте его!

Фуриан снова испустил крик, широко раззявив рот, и от напряжения кровь на шее засочилась быстрее. Скривившись от боли в сломанных ребрах, Мия встала и проковыляла к сундучку Личинки. Липкими от крови пальцами начала перебирать пузырьки и баночки с порошками и жидкостями, в голове звучали уроки Паукогубицы.

– Что, ради бездны, ты делаешь? – прорычал Аркад.

Мия проигнорировала вопрос экзекутора и вручила Личинке несколько баночек.

– Перетри травы от головы с «непорочностью» и добавь щепотку всекорня, а затем смешай все с парой капель золотого вина.

– Нет, – Личинка нахмурилась. – «Непорочность» затвердеет от алкогол…

– Для этого тебе и нужен болотный лист, – перебила Мия. – Окуни его в… ай, я сама все сделаю. А ты пока наложи швы Мечнице. Она заливает кровью весь гребаный пол.

– Ворона? – обратилась Леона.

Мия повернулась к женщине у двери.

– Доверьтесь мне, домина.

Леона посмотрела на Фуриана, по-прежнему извивающегося на плите. Она кивнула со слезами на глазах, и Мия принялась смешивать ингредиенты. Личинка взяла иглу с шелковой нитью, чтобы зашить жуткую рану на предплечье двеймерки. Меч шелкопрядицы пронзил женщину до самой кости, и ее кровь текла ручьем, как дешевое вино во время праздника истиносвета. Мечница стиснула зубы, глядя на Непобедимого.

– Ты можешь его спасти?

– Я могу его усыпить, – ответила Мия. – Экзекутор, мне нужна ваша фляга.

Аркад поднял бровь, глядя на протянутую окровавленную руку Мии.

– Ваше золотое вино, живо!

Аркад потянулся за пазуху и достал серебряную флягу. Мия вылила свою смесь в виски и хорошенько ее взболтала.

Фуриан по-прежнему корчился, кричал, умолял. Когда Мия приблизилась с флягой в руке, его тень потекла по камню, будто пыталась дотянуться до нее. Лишь тусклое освещение внутри клетки и разворачивающаяся на плите драма помешали остальным заметить неладное. Мия быстро подошла ближе, проталкиваясь между стражей. Тень Непобедимого слилась с ее тенью, в животе возникли тошнота и голод, вечно пробуждавшиеся в его присутствии, и девушку чуть не стошнило. Она пошатнулась и едва не уронила флягу. Аркад схватил ее за плечи, чтобы удержать от падения.

«Черная Мать, я его чувствую…

– Ты в порядке?

…словно он часть меня».

– О-откройте ему рот, – приказала Мия.

Боль от раны на щеке и сломанных ребер была невыносимой, но теперь у нее заныли и горло с грудью; каким-то образом чувства Фуриана передавались ей, ухудшая ее состояние.

– Фуриан, ты должен это выпить! – крикнула Мия. – Слышишь меня?

Единственным ответом был булькающий вой, полный страданий, так что Мия просто вылила содержимое фляги ему в рот. Он подавился, пытаясь выплюнуть смесь, но она накрыла ладонью его обгоревшие губы и рявкнула:

– Глотай!

Чемпион дернулся, натягивая цепи, из его глаз полились слезы. Но все же выполнил приказ; кадык на его изувеченном горле скакнул вверх, когда он проглотил обжигающее пойло. Чтобы травы подействовали, потребовалось несколько минут – в конце концов, материал у Мии был не из лучших. Но постепенно корчи Непобедимого затихали, крики перешли в стоны, и, казалось, прошла вечность в темных недрах под окровавленным песком, когда наконец налитые кровью глаза Фуриана с трепетом закрылись.

Мия рухнула на колени, волосы прилипли к расцарапанному лицу, в голове стучало.

– Где ты этому научилась? – ошарашенно спросила Личинка.

Девушка опустила голову, перед глазами все расплывалось.

– …Ворона? – позвала Леона.

– …Мия?..

– …Мия!..

Кровь на руках и в глазах, на языке привкус горького лекарства, которого она никогда не принимала. Мия посмотрела на свою тень. Тень, которая должна была быть достаточно темной для троих. Но когда комната закружилась, а боль от ран и травмы после испытания на арене вспыхнула, накидывая черную завесу на ее глаза, Мия осознала…

«Достаточно темная для четверых…»

– …Мия…

Она проснулась в трюме корабля, сверху скрипели балки, со всех сторон доносился шум волн. Открыв глаза, девушка ощутила прохладное, легкое, как перышко, прикосновение к своему затылку и услышала вздох облегчения у своего уха.

– …Наконец-то…

Гамак, на котором она лежала, раскачивался и пружинил, во рту было сухо, как в пустыне. Сквозь небольшой иллюминатор просачивался яркий свет, снаружи виднелись две бескрайние полосы разных оттенков голубого; ясно-опаленного и темно-океанского. Ребра горели, как тлеющий огонь. Мия подняла руку к лицу, нащупала бинт на щеке и лбу, покрытый запекшейся кровью.

– Не трогай, – раздался голос. – Чтобы быстрее зажило, лучше оставить раны в покое.

Мия подняла взгляд и увидела Личинку с ее темными глазами и милой улыбкой. Она стояла над Фурианом, мужчина раскачивался на соседнем гамаке. Посмотрев на свою тень, Мия пришла к выводу, что тень Фуриана покинула ее, пока они спали. Тем не менее тошнотворное чувство осталось, в груди набухала тоска по недостающей частичке себя.

Девушка глубоко вдохнула, жестикулируя на безъязыком, чтобы только Мистер Добряк мог ее понять.

Где?

– …На «Славолюбце»… – раздался шепот. – …Плывем в Воронье Гнездо…

Эклипс? Эшлин?

– …Тоже плывут, но с задержкой в пару перемен…

Фуриан?

– …Дела плохи…

Мия кивнула, осматривая каюту. Раньше она здесь не бывала – каждое путешествие их запирали в камере. Помещение было тесным, единственным убранством служили сундучок Личинки с лекарствами и деревянные ящики. С потолка свисали три гамака, Мия отдыхала в среднем. Слева от нее лежала на животе Мечница, ее глаза были закрыты, правую руку и спину обматывали окровавленные повязки. Справа находился чемпион Коллегии Рема – без сознания и мокрый от пота. Его торс и горло покрыли зеленоватой мазью, но раны от яда шелкопрядицы все равно выглядели ужасно. Среди запахов трюма, моря и пота затесалась пока еще слабая вонь начинающегося гниения.

Личинка поднесла чашку с водой к ее губам, и Мия осушила ее до дна, вздыхая от облегчения, несмотря на боль.

– Мечница… – начала она, облизывая потрескавшиеся губы. – К-как она…

– Неплохо, – прошептала девочка, чтобы не разбудить спящих. – Сухожилия и мышцы ее руки сильно пострадали. Но я хорошо ее зашила. Думаю, она проснется.

– А… Ф-Фуриан?

Личинка вздохнула, глядя на Непобедимого.

– С ним дела обстоят похуже. Инфекция пустила корни в его ранах, и я боюсь, что она обернется сепсисом крови. Мне нужно вернуть его в Гнездо.

– Мы плывем так быстро, как только позволяют Леди Трелен и Леди Налипса.

Мия посмотрела на донну Леону, стоящую в дверном проеме, сосредоточив взгляд на чемпионе. Рядом с ней замерла вечно преданная магистра.

Как обычно, пожилая женщина выглядела безукоризненно, но Мию удивило, как изменилась Леона. Обычно донна одевалась так, будто собиралась на грандиозную вечеринку, но теперь на ней была простая белая сорочка. Ее ногти были обкусаны до мяса. В правой руке она держала серебряный торквес, который некогда красовался на шее Фуриана. Металл был слегка оплавлен от яда шелкопрядицы.

– Домина, – кивнула Мия.

– Моя Ворона, – ответила женщина. – Мне отрадно видеть, что ты проснулась.

Мия села, скривившись, в голове все поплыло. Ее щека опухла, ребра ныли, и она чувствовала стянутые швы на коже. Девушка забрала у Личинки вторую чашку и выпила залпом воду.

– К-как долго я спала?

– С твоего триумфа прошло три перемены, – ответила Леона.

– Значит, оно наше? – спросила она с трепетом в животе. – Место в «Магни»?

– Да, – ответила донна, проходя в каюту. – Наше. Моего отца можно описать разными словами, вороненок. Он змей. Лжец. Ублюдок. Но ни один сангила не осмелится отказаться от столь публичного пари. Учитывая, сколько венков он выиграл, у него были лишние места. Он может себе позволить отдать одно нам. Но теперь, благодаря жертве Брин и Бьерна, у него нет эквилл. А благодаря твоей отваге, нет и чемпиона.

Женщина посмотрела на Фуриана.

– Все, чего мы хотели, теперь досягаемо.

– Как Брин? – поинтересовалась Мия.

Единственным ответом от донны послужил полный горести взгляд. Но Брин потеряла брата, прямо на своих глазах. Подавленная и истекающая кровью перед освистывающей толпой. И все впустую. Ни денег. Ни славы. Вообще ничего.

«Чего еще, ради бездны, вы от нее ждали?»

– Как твои раны? – спросила Леона.

Мия осторожно коснулась бинта на щеке и посмотрела на Личинку.

– Вы мне скажите.

– Твои ребра сломаны, – ответила девочка. – Синяки будут ужасными, но ты поправишься. Порезы на лице быстро заживают. Хотя, я боюсь, что останутся шрамы.

Внезапно эта мысль запылала ярче, чем боль от ранений. В детстве она никогда не была симпатичной – что такое красота, она узнала лишь после того, как Мариэль соткала ей лицо в Тихой горе. И, по правде, Мия наслаждалась силой, которой та наделяла.

Девушка гадала, что скажет Эшлин. Как будет смотреть на нее теперь, и возненавидит ли она свое отражение в этих голубых, как опаленные небеса, глазах. На секунду она пожалела, что не может вернуться в гору, где Мариэль исправила бы все изъяны одним мановением руки. Мия знала, что теперь этот вариант для нее навеки под запретом, раз уж она пошла против Церкви. А значит, эти шрамы и клеймо на лице ей придется нести до самой смерти.

Мия представила отца, качающегося и задыхающегося перед толпой. Мать, плачущую и истекающую кровью на ее руках. Брата, умирающего младенцем в темной яме.

И, убрав руку с лица, пожала плечами.

– Выбор между посредственностью и красотой и вовсе не выбор. Но любой дурак знает, что выглядеть опасным лучше всего.

Губы Леоны изогнулись в безрадостной улыбке, и она медленно покачала головой.

– Ты мне нравишься, Ворона. Да поможет мне Всевидящий, но это правда. Я не знаю, кем ты была прежде, но за твою помощь, оказанную чемпиону, и доблесть на арене я всегда буду благодарна.

– Любопытно, скажет ли то же самое ваш чемпион, домина…

Взгляд донны вернулся к Фуриану, пальцы так сильно сжались на серебряном торквесе, что побелели костяшки пальцев. Мия гадала, как часто навещала его донна с момента отплытия из Уайткипа. Неужели она действительно была к нему неравнодушна? Что бы сказал на это все Аркад, если бы знал…

– Возможно, нам стоит вернуться на палубу, домина? – пробормотала магистра, сжимая ее руку. – Пусть отдыхают.

Леона часто заморгала, будто очнулась от сна. Но затем кивнула и позволила увести себя. Дойдя до двери в каюту, она остановилась и оглянулась на Мию.

– Спасибо, Ворона, – пробормотала женщина.

И с этими словами ушла.

Перемену за переменой «Славолюбец» мчал по Морю Мечей, подгоняемый в спину попутным ветром. Леди Океанов была милосердна, и корабль пришвартовался в гавани Вороньего Покоя на добрых двадцать часов раньше графика. Но даже с Матерью Трелен на их стороне, похоже, удача покинула Фуриана Непобедимого.

Как и предполагала Личинка, его инфекция переросла в сепсис. К тому времени, как они прибыли в Вороний Покой, плоть на его груди и горле потемнела, приторная вонь гниения окутывала мужчину, как туман. Личинка с Мией делали все возможное, чтобы он не очнулся, но он все равно часто просыпался и терял сознание. В бодрствовании чемпион почти ничего не понимал, а во сне бормотал навеянную лихорадкой чепуху. Что будет значить его смерть для коллегии Леоны, Мия не имела ни малейшего представления.

Подготовленный фургон быстро привез их в Воронье Гнездо, копыта лихорадочно били по склону. Похоже, познания Мии в травах впечатлили донну, и посему она ехала в компании с Личинкой, стонущим во сне Фурианом, Леоной и магистрой. Аркаду и остальным гладиатам пришлось взбираться на утес пешком.

У ворот их встретил капитан Ганник, и личные стражи Леоны отнесли Непобедимого в дом. Несмотря на боль в сломанных ребрах, оказавшись в лазарете Личинки, Мия начала искать ингредиенты, которые помогут остановить заражение крови. Сама Личинка скрылась в сарае в углу двора. Бледная от беспокойства Леона суетилась рядом, как заботливая наседка, прижимая платок к носу и рту, чтобы хоть заглушить зловоние.

– Ты можешь его спасти? – спросила она.

Мия лишь нахмурилась и вздохнула, роясь в сундуках и ящичках Личинки. Девочка не соврала – похоже, прошли месяцы с последнего раза, когда Леона давала ей деньги на пополнение запасов. Даже при всех своих знаниях, которые Мия черпала у Паукогубицы и из своей любимой потрепанной книги «Аркимические истины», работать было не с чем.

– Нам нужен святокорень, – заявила она. – «Непорочность». Что-нибудь для снятия отека, оловянная ягода или мочевой пузырь рыбы фугу. И лед. Много льда. Эта лихорадка сжигает его, как гребаную свечку.

– Ты умеешь писать? – спросила Леона.

Мия подняла бровь.

– Ну да.

– Составь список, – приказала донна. – Всего, что требуется.

Личинка вернулась из сарая, покачиваясь под тяжестью старого оловянного ведра. Затем громко поставила его рядом с головой Фуриана на запятнанную кровью плиту и начала снимать пропитанные гноем повязки с его шеи и груди.

– Что ты делаешь? – спросила Мия.

– Помнишь, ты спрашивала, почему у меня такое прозвище?

– Ты сказала мне молиться, чтобы никогда не узнать.

Девочка прикрыла нос предплечьем, кривясь от смрада гниющих ран Фуриана.

– Что ж, ты плохо молилась.

Мия заглянула в ведро и увидела большой извивающийся ком; сотню крошечных белых тел с черными головами, слепо кусающими воздух. Девушка прижала ладонь ко рту, по ее горлу начала подниматься желчь при виде этих ползающих, корчащихся…

– Четыре Дочери, – подавилась она. – Это…

– Личинки, – закончила девочка. – Я вывожу их в сарае.

– …Бездна и кровь, зачем?

– Что едят личинки, Ворона?

Мия посмотрела на плоть на шее и торсе Фуриана. Инфекция проникла глубоко: раны покрывал гной, мышцы и кожа разлагались. Вены под раной потемнели от заражения, распространяя его дальше с каждым биением сердца.

– Гнилое мясо, – прошептала она. – Но что не даст им съесть…

– Свежее?

– Ага.

– Две банки на полке за твоей спиной. Неси их сюда.

Мия нашла банки, вчитываясь в каракули сбоку. Затем посмотрела на девочку и невольно расплылась в улыбке.

– Уксус и лавровые листья. А ты и вправду очень хороша.

Личинка невесело улыбнулась и начала выкладывать личинок на рану, посыпая ими, как солью, гнилую плоть. Несмотря на гениальность идеи, Мию тошнило от этого зрелища, и она начала записывать на вощеной дощечке список всего, что потребуется, чтобы держать Фуриана в бессознательном состоянии, остановить распространение сепсиса и избавить его от лихорадки. Затем девушка показала список Личинке. Та долго всматривалась, но затем кивнула и передала его Леоне.

Донна тоже пробежала взглядом по дощечке и вручила ее магистре.

– Антея, отправляйся в город, – приказала она. – Найди все, что просит Ворона.

Магистра прочитала список и подняла бровь.

– Домина, но стоимость…

– В бездну стоимость! – огрызнулась Леона. – Делай, как я приказываю!

Пожилая женщина посмотрела на Мию с Личинкой, поджав губы. Но затем вернула взгляд к своей госпоже и низко поклонилась.

– Ваш шепот – моя воля, домина.

Магистра вышла во двор вместе с дощечкой. Донна Леона осталась, не сводя глаз с Фуриана и кусая измученные ногти.

– Он должен жить, – прошептала она.

Приказ.

Надежда.

Отчаянная мольба.

Но что было тому причиной – беспокойство за Фуриана или беспокойство за «Магни», Мия не знала.

Они работали не покладая рук до самой неночи. Личинка высыпала извивающихся опарышей на раны Фуриана, обмазывая края уксусом и выкладывая лавровые листья, чтобы отпугнуть личинок от здоровой плоти, а затем осторожно укрывала их марлей. Мия помогала, когда могла, но в основном просто наблюдала, борясь с тошнотой.

Палец принес им ужин, тощий повар смотрел на Фуриана так, будто тот был уже мертв. Вскоре после этого явился Клык в поисках объедков, и поскольку Мия по-прежнему страдала от боли в ребрах и тошноты из-за методов лечения Личинки, она скормила мастифу большую часть своей порции, почесывая его за ушами, пока он вилял своим коротким хвостом. Донна Леона тоже отказалась от еды, молча сидя на стуле и не отрывая взгляда с Непобедимого. Ее глаза покраснели и припухли. Щеки впали.

Остальные гладиаты наконец добрались до Гнезда и прошли в казарму под надзором стражи. Аркад зашел в лазарет, пыльный и уставший от долгого подъема. Он окинул Фуриана внимательным взглядом и прижал ладонь к взопревшему лбу мужчины, наблюдая, как быстро поднимается и опускается его грудь. Экзекутор нахмурился, и длинный шрам, рассекающий его щеку, сморщился. Мия коснулась бинта на собственном лице. Вновь думая об Эшлин.

Задаваясь вопросами.

– Как он? – спросил Аркад.

– Мы сделали все, что можем до возвращения магистры, – ответила Личинка. – Травы и смеси, которые она принесет, должны помочь. Но уверенности нет, экзекутор.

Аркад кивнул.

– Ворона, возвращайся в казарму. Личинка позовет тебя, если потребуется.

– Я бы предпочла оста…

– А я бы предпочел жить на вилле в южном Лиизе и вернуть себе настоящую ногу, – прорычал мужчина. – Уже неночь. Твое место под замком и за решеткой в казарме.

Мия покосилась на донну Леону, но женщина не обращала на них никакого внимания, сосредоточившись на Фуриане. Коснувшись плеча Личинки в знак прощания, Мия, хромая, вышла во двор в сопровождении двух стражей. Аркад остался, глядя на свою госпожу с задумчиво сморщенным лбом. Небольшая часть тени Мии в форме кота тоже предпочла задержаться.

– Ми донна, вам нужно отдохнуть, – сказал экзекутор.

– Я останусь.

– Личинка сообщит вам, если будет хоть какой-то шан…

– Я останусь! – рявкнула Леона.

Личинка подняла голову на ее крик, но быстро вернулась к работе. Экзекутор перевел взгляд со своей госпожи на раненого гладиата на плите. Медленно кивнул.

– Ваш шепот – моя воля.

Развернувшись на пятке, он заковылял из лазарета во двор. Посмотрел на неночные солнца, на голубое сияние, с каждой переменой растущее на горизонте. Истиносвет был уже близко – осталось всего несколько недель, прежде чем все три глаза Всевидящего ярко запылают в небе. Раскаляя весь мир. Разоблачая все его грехи.

Грехи.

Аркад оглянулся через плечо на хозяйку, на то, как она смотрит на своего чемпиона, и поджал губы. А затем направился в крепость и пошел по коридору, его шаги сопровождала мелодия: цок, топ, цок, топ. Брови хмуро сдвинуты, губы сжаты в тонкую линию, огрубевшие от работы с мечами ладони стиснуты в кулаки.

Он не заметил маленький черный силуэт, следующий за ним, перебегая из тени в тень. Бесшумно, как кот.

Аркад проковылял мимо картин на стенах, изображавших древние гладиатские поединки, мимо доспехов со сверкающими шлемами, мимо мраморных бюстов предков Марка Рема, не уделяя им никакого внимания. И, наконец, оказался у единственной двери в конце коридора, открывая ее железным ключом.

Мужчина зашел в комнату Фуриана. Сложил руки и окинул ее взглядом. Святыню Цаны под крошечным окном. Троицу Аа на стене. Тренировочный манекен и мечи. Небольшой сундук со скудным имуществом Непобедимого.

Закрыв за собой дверь, Аркад подошел к сундуку. Скривившись, присел и начал рыться в вещах – два серебряных венка, выигранных в Талии и Блэкбридже. Рукоять сломанного меча. Заплесневелая колода карт и несколько игральных костей. Запасная набедренная повязка. Гребень из рыбьего скелета. Горсть медных бедняков.

Аркад встал, хмуро осматривая комнату. Его лицо еще больше помрачнело, глаза заблестели от злости. Он шагнул к кровати и, смяв подушку, скинул ее на пол, сорвал простыню, ощупал соломенный матрас. Раздраженно выругавшись, перевернул его и кинул в стену. И там, под ним, он увидел.

Шелковое нижнее белье.

Экзекутор поднял его к носу и глубоко вдохнул. Слабый аромат жасминового парфюма. Тот же запах, который он учуял, когда приходил сюда перед «Венатусом», заявив Непобедимому, что его мыло пахнет как женское.

– Ебаный ублюдок…

Аркад сжал белье в кулаке с побелевшими костяшками пальцев.

– Ах ты неблагодарный…

Экзекутор привел комнату в порядок, снова застелил постель, разгладил простыню. Его лицо побледнело, челюсти сжались. Вернув спальню в первоначальный вид, мужчина развернулся и вылетел из комнаты. Цок, топ, цок, топ. Ковыляя по коридору со штормовыми тучами в глазах, дошел до своей спальни и захлопнул дверь.

Охваченный гневом экзекутор не заметил магистру, стоявшую у чулана с охапкой лекарств, принесенных из города.

Но пожилая женщина определенно заметила шелковое белье в его руке.

– …Любопытно… – прошептали тени.