– Так-так, – сказал Сидоний. – Гляньте-ка, кого нелегкая принесла.

Мия присела на пол клетки, страдая от головокружения после шагов. В казарме царила почти кромешная тьма, тишина нарушалась лишь тихим сопением и прерывистым шепотом гладиатов вокруг. Сидоний лежал на боку на соломе, слегка приоткрыв глаза. Мистер Добряк предупредил Мию, что он не спит, но мужчина все равно был в курсе ее тайн. Ну, некоторых из ее тайн…

Какой смысл скрывать то, о чем он и так знал?

– Ты принесла мне жрачку или как? – спросил Сид.

Мия улыбнулась и подкинула ему кусок сыра, который украла с кухни. Итреец улыбнулся, откусил щедрый кусок и сказал с полным ртом:

– Ты даже более скрытная, чем пердеж в церкви.

– Ты меня ждал? Это так мило с твоей стороны.

– Нет, вообще-то, чтобы ты знала, ты прервала очаровательный сон, включающий меня, магистру, хлыст и кровать с перьевым матрасом.

– Магистру? – Мия подняла бровь.

– У меня страсть к женщинам постарше, вороненок.

– У тебя страсть ко всему с сиськами, дыркой и сердцебиением, Сид.

– Ха! Ты хорошо меня знаешь, – здоровяк улыбнулся и поднял сыр в качестве тоста. – Но, Четыре Дочери, мне нравится твой стиль.

– Жаль, что Фуриан не может сказать того же.

– А, так вот, где ты пропадала. И как он себя показал? Обычно мужчины, которые расхаживают с такой бравадой, таким образом пытаются компенсировать горошинку в штанах.

Мия вспомнила ощущения от члена Фуриана у своего бедра и сжала ноги, чтобы усилить ноющее чувство. После встречи с Непобедимым она никак не могла успокоиться. Была неугомонной и преисполненной желанием. Пытаясь игнорировать это все и мыслить здраво.

– Я не спала с ним, Сид, – нахмурилась Мия. – А пыталась убедить его не привести нас всех к гребаной смерти.

– Ну, скажу тебе как бывший путешественник, ты бы удивилась, как сильно помогает быстрая дрочка в исправлении напряженных международных отношений.

Мия кинула солому в своего сокамерника и невольно расплылась в улыбке.

– Ну ты и свинья.

– Как я и сказал, ты хорошо меня знаешь, вороненок.

– Если мы с Фурианом не научимся сражаться вместе, эта шелкопрядица использует мою толстую кишку для приготовления сосисок.

– Она настолько пугающая?

– Я не боюсь ее, нет. Но она орудует мечом лучше всех, кого я встречала.

– О, неужели? И скольких же мастеров ты встречала?

– Предостаточно.

– Гм-м, – хмыкнул Сид, прислоняясь к стене и изучая Мию с ног до головы. – Ты сплошная загадка. Могу поспорить, тебе нет еще восемнадцати. Тощая мелюзга, и при этом размахиваешь клинком лучше, чем я. Но ты же понимаешь, что у тебя всегда есть альтернатива тому, чтобы стать ужином шелкопрядицы, верно?

– И какая же? – Мия вздохнула. – Убить Фуриана во сне и надеяться, что Леона поставит нас с Мечницей с кем-то, кто не такой невыносимый мудак?

Сидоний поднял руки и сделал вид, будто машет крыльями.

– Улетааааай, вороненок.

– Не вариант.

Сид фыркнул.

– Ты выходишь из этой клетки чаще, чем капеллан шлепает своего четырнадцатилетнего мальчонку. Ты можешь покинуть это место в любое время. Так что, раз Чемпион Мудак намерен привести тебя к жестокой смерти, почему бы просто не сбежать?

Мия вздохнула.

– Тогда каждого из вас казнят.

– Херня, – ответил мужчина. – Я наблюдаю за тобой, Ворона. Наблюдаю, как ты наблюдаешь за нами. Аркадом. Леоной. Фурианом. Мной. За твоими хитрыми глазками постоянно крутятся крошечные шестеренки. И хоть я не считаю тебя самой хладнокровной рыбой в этом пруду, ты не можешь искренне говорить, что тебе не плевать, кто из нас выживет или умрет. В особенности, когда мы все, скорее всего, погибнем в «Венатусе». Так что за игру ты ведешь?

– Поверь мне, Сидоний, – ответила Мия. – Последнее, что я здесь делаю, так это играю.

– Ну, будь по-твоему, – Сид снова откусил кусок сыра и задумчиво покачал головой. – Скажу честно, ты напоминаешь мне одну женщину. Охренительное сходство. У вас одинаковые глаза. Одинаковая кожа. И она тоже была сплошной загадкой.

– Твоя бывшая любовь? Небось, разбила тебе сердце?

– Не-а, – Сид покачал головой. – Я никогда ее не любил. В отличие от многих мужчин, которые ее знали. Эта женщина чуть не опустила республику на колени. Но, в конечном итоге, она со своими хитрыми глазками и кучей секретов привела к тому, что всю ее семью убили. Мужа. Юную дочь. Сына-младенца. И множество моих друзей в придачу.

В животе Мии похолодело. Глаза сузились.

– О ком ты говоришь?

– О бывшей донне этого дома, разумеется, – ответил мужчина, показывая на стены. – О жене истинного судьи. Алинне Корвере. – Он покачал головой. – Тупая ебаная шлюха.

После Мия не помнила, как пришла в движение. Только приятный хруст, когда ее кулак врезался в челюсть Сидония, и громкий треск, когда его голова отскочила от стены. Здоровяк выругался, попытался отмахнуться от нее, пока она царапала ему горло, била в щеку, висок, нос.

– Ты совсем с катушек…

– Возьми их обратно, – сплюнула Мия.

– Отвали от меня!

Мия с Сидонием продолжили борьбу, мужчина свалил ее на пол, а ее костяшки сплясали на его лице. «Возьми их обратно!» – ревела она. Пара каталась по соломе, раздавая пинки и удары. От шума проснулись несколько гладиатов, Мечница выглянула через щель в двери камеры, Отон и Феликс, заметив разразившуюся схватку, начали их подбадривать, прижавшись лицами к прутьям, чтобы лучше видеть.

– Да захлопните пасти! – рявкнул Мясник из противоположной клетки.

– Мир, Ворона! – крикнул Сидоний.

– …Мия, перестань…

– Возьми их обратно!

– О чем ты?

Сидоний врезал Мие в челюсть, та – ему в горло. Давясь, здоровяк схватил ее за волосы и ударил головой о прутья; весь мир зазвенел, как гонг. Набросившись на Сидония в слепой ярости, со звездочками, пляшущими в глазах, она сильно ударила его ногой по яйцам. Оба гладиата упали на пол, пытаясь отдышаться и кровоточа. Порез на лбу Мии, оставшийся после поединка с шелкопрядицей, снова пошел кровью; Сид стонал и прижимал руки к промежности.

– …Мия, остановись, Аркад услышит!..

Шепот Мистера Добряка пробился сквозь алую дымку в ее голове и привел девушку в чувство. Не-кот сказал правду – если они продолжат драться, экзекутор наверняка услышит шум, и их, скорее всего, высекут. Мия в последний раз пнула Сидония, который с бранью перекатился по полу. Мужчина сел в углу, как побитая собака, а Мия забилась в противоположный. Оба тяжело дышали и сердито смотрели друг на друга с разных сторон забрызганного кровью камня.

– Что, р-ради бездны… это было? – выдавил Сид, его голос поднялся чуть ли не на октаву.

Мия вытерла окровавленными костяшками окровавленный нос.

– Никто не смеет так о ней говорить.

– О ко…

Сидоний моргнул. Ледяные голубые глаза сузились, глядя на запыхавшуюся девушку, со свистом втягивающую воздух в противоположном углу. Убирая длинные темные волосы с черных глаз – глаз, которые напоминали ему о…

– Не может быть… – выдохнул мужчина.

Сидоний посмотрел на стены вокруг них. Снова на девушку. Мия видела, как в его голове медленно складывается пазл, невозможная математика, и все становится по своим безумным местам. Эта девушка, которая отказывалась покидать крепость, хотя могла уйти в любой момент. Эта девушка, которая настроилась сражаться в самом жестоком состязании в истории республики, просто чтобы добиться свободы, которую могла получить в любое время. Значит, если дело не в свободе…

– Ворона, – ахнул он. – И вот мы сидим здесь, в Вороньем Гнезде.

…то дело в победе.

– Ты… Ты их?..

Мия ощутила, как внутри нее что-то набухает. Под болью от драки с Сидом, под пульсом, стучащим в голове и налитых кровью глазах. Тяжесть. От каждой перемены в окружении напоминаний о прошлой жизни, напоминаний о том, кем она могла бы стать, обо всем, чего ее лишили. Раздражение и голод, которые она испытывала в присутствии Фуриана, недоумение и вожделение, которые питала к Эшлин, чистый магнетизм поставленной перед ней задачи. Мия не чувствовала страха перед всем этим, нет, существа в ее тени не позволили бы такому случиться. Но она чувствовала грусть. Сожаление о том, что было и могло бы быть.

И всего на секунду, всего на миг, эта тяжесть оказалась ей не по силам.

Остальные гладиаты поняли, что представление окончено, и поплелись обратно на свои места на соломе. Мия сгорбилась, обнимая содранные колени и глядя на Сидония из-под кривой челки. Губы дрожали. Глаза горели во тьме.

– Возьми их обратно, – прошептала девушка со слезами на ресницах.

– Мир, Ворона, – пробормотал Сид, трогая кровоточащую губ. – Если я тебя обидел, то прошу прощения. Я не… Я не мог…

Мужчина пораженно на нее посмотрел, затем вновь окинул взглядом стены вокруг. Красный камень, железные прутья, ржавые цепи. Ничто из этого не могло ее удержать. И все же она по-прежнему была здесь…

– Четыре Дочери, прости…

Мия сидела в темноте и чувствовала его жалостливый взгляд, ползущий, словно блохи, по ее коже. Она не могла этого вынести – проявленную слабость, скорбь в глазах Сида. Проведя окровавленными костяшками по глазам, девушка ощутила, что ее норов вновь берет над ней верх. Злость была приятнее – гораздо приятнее, чем жалость к себе. Пальцы покалывало от адреналина после драки, ноги тряслись. Ей хотелось сбежать, бороться, закрыть глаза и утихомирить бурю в голове, чтобы время замерло хотя бы на секунду.

Этого она хотела?

«Чего ты хочешь?»

С ее стороны было глупо так себя выдать. Позволить ярости управлять собой, позволить Сиду угадать, кто она. Но было ли это ошибкой?

Он знал ее отца. Верно ему служил. И по-прежнему боготворил его, даже после стольких лет.

Может, она хотела, чтобы он узнал?

Или хотела узнать кого-то, кто тоже знал ее родителей? Кто понимал долю того, каково ей было здесь находиться?

Вдали простиралось будущее и пустые пески арены Годсгрейва. Кровь впереди, кровь позади. Каждый миг ее жизни вел к этому маршруту, этому отмщению, этой прямой, не разветвляющейся дороге.

Но чего она хотела, помимо расплаты?

До конца неночи оставалось еще много времени.

Мия не хотела спать.

Не хотела видеть сны.

Не хотела лежать в этом месте, которое служило ей домом, а теперь – лишь блеклым напоминанием обо всем, что могло бы быть.

«Так чего ты хочешь?»

– Ворона?

Девушка посмотрела на Сида, тихо кровоточащего в углу.

– Пресвятой Аа, мне жаль, девочка, – сказал он.

Чего Мия точно не хотела, так это чтобы он так на нее смотрел. И когда Сидоний поднялся с соломы и сел рядом с ней, обняв крупной рукой за плечи, она поняла, что последнее, что ей было необходимо, это его утешения. Мия не нуждалась в сочувствии. Не желала сидеть в неуклюжих, слегка неудобных объятиях и плакать, словно напуганный ребенок. Это время давно осталось позади. Оно мертво и похоронено, как ее семья. Теперь она – Клинок Красной Церкви. Не слабая и хрупкая, как стекло. Мия была сталью.

Но и одной ей оставаться не хотелось.

Она подумала о своем времени в качестве аколита. О забвении и утешении, которые обретала в объятиях Трика. Но он тоже был мертв и похоронен. В пустом склепе в пустом зале, с единственным словом, вырезанным в память о нем. Мия сказала шахиду Аалее, что скучала по нему, и это правда. Но больше, как поняла девушка, она скучала по ясности их отношений; о простой радости, когда ты кого-то хочешь, и тебя хотят в ответ. Ноющее чувство, по-прежнему преследовавшее ее после визита к Фуриану, тоже не помогало.

«Чем ярче пламя, тем быстрее оно гаснет, – сказала ей Аалея. – Но его тепло может согревать нас вечность. Даже от любви, продлившейся всего одну неночь. Для таких людей, как мы, нет вечных обещаний».

Глядя в глаза Сидонию, она наконец поняла, чего хочет.

Не вечности, нет.

Но хотя бы одной неночи.

– …Почему ты так на меня смотришь? – спросил мужчина.

И, не произнося ни слова,

она посмотрела через плечо

на тень у лестницы

и исчезла прямо из его объятий.

Звуки гавани. Солдаты кричат: «Все чисто!», патрулируя по неночным улицам. Ветер, дующий с океана на Воронье Гнездо, приятно холодил кожу, и Мия задрожала после духоты казармы. Ее рука замерла у окна, будто не решаясь постучать.

– …Это неразумно…

– Возвращайся в крепость, – прошептала Мия. – И скажи Эклипс, чтобы присматривала за улицей.

– …Мия, я…

– Иди.

Не-кот беззвучно покинул ее, тень девушки истончилась и побледнела. Как только Мистер Добряк ушел, она почувствовала, как он змеится и ползет по ее животу – страх, который всегда преследовал Мию в отсутствие демона. Страх от этого визита. Страх от того, что он подразумевал и к чему мог привести. Страх того, кто и что она. И прежде чем он успел слишком глубоко впиться своими когтями в ее плоть, девушка дважды постучала костяшками по стеклу.

Из комнаты не доносилось ни звука. Мию начал охватывать ужас при мысли, что, возможно, ее там нет, что она ушла после их ссоры, предала ее и оставила позади, доказывая, что все это недоверие и подо…

Окно отворилось. У подоконника стояла озадаченная Эшлин Ярнхайм с растрепанными после сна волосами. Ее голубые, как опаленное солнцами небо, глаза сияли.

– Мия? – ваанианка подавила зевок. – Который час?

Ее глаза округлились, увидев разодранные костяшки, рану над заплывшим глазом, синяк на челюсти.

– Черная Мать, что произошло…

Вопрос затих, когда Мия прижала палец к ее губам. Они замерли на секунду; две едва соприкасающиеся девушки, и весь мир вокруг них затаил дыханье. Недоумение в глазах Эшлин начало медленно рассеиваться, пока Мия ласково, как перышком, водила по ней пальцем. Медленно и нежно обвела гладкий изгиб верхней губы, пухлую и мягкую нижнюю. Точеную щеку, линию челюсти. Эш задышала чаще и полностью проснулась, осмыслила, изумилась, кожа ее голых рук покрылась мурашками. И когда она приоткрыла губы, чтобы заговорить, возможно, чтобы возразить, Мия подалась вперед и заставила ее замолчать.

Раньше ей не доводилось целоваться с девушками. По крайней мере, не так. Поцелуй, произошедший в горе, был прощальным – быть может, затянувшимся, но все равно прощальным. Этот же был приветствием; ласковой, отчаянной просьбой о начале, а не конце. Бессловесным вопросом. Мия приоткрыла губы и слилась с Эшлин в поцелуе. И почувствовав, как та трепещет, легонько касаясь ее языком, получила свой ответ.

Девушка перелезла через окно, не прерывая поцелуй. С переплетенными руками и исследующими ладонями сделала секундную паузу, чтобы снять с Эшлин сорочку через голову. Под ней ваанианка оказалась абсолютно голая, являя свое роскошное обнаженное тело с помощью всего одного быстрого рывка вверх. Мия замерла, чтобы насладиться видом; солнечный свет падал на линию ее горла, на круглые изгибы, на тень между ног.

– Мия, я…

Та подалась вперед, прижимаясь устами к шее Эшлин. Ее грудь вздымалась, щеки залились румянцем, рот нашептывал всякие пустяки, голова откинулась назад, когда Мия спустилась ниже, к груди, и принялась дразнить языком затвердевший сосок.

Пара рухнула на кровать, Эш сорвала повязки с груди и бедер Мии, испуская стон, когда зубы девушки легонько укусили ее за шею. Любые вопросы затерялись в страсти, дыхание выходило слишком быстро, чтобы говорить, губы приоткрылись. Эш прильнула к Мие всем телом, кожа к коже, и каждый сладостный секрет оказался у кончиков ее пальцев. Они спустились по ребрам к изгибам бедер и сомкнулись на ягодицах, в то время как Мия обвила ее одной ногой, прижимая ближе к себе.

Девушка почувствовала, как пальцы Эш пробегаются по внутренней стороне ее ног, спину пронзил аркимический разряд и заискрился под веками. Ее собственная рука спустилась ниже, по упругому животу Эш к пушистым светлым волоскам между ног. Их руки одновременно нащупали свои цели, поцелуй углубился, вздохи слились. Мия выгнула спину, когда Эшлин начала твердо и уверенно выводить на ней круги своими ловкими пальцами. Свободной рукой она взяла ее за грудь, вторая принялась за работу между ног ваанианки, вторя ее медленному, мучительному ритму и прислушиваясь к стонам.

Ничего подобного Мия раньше не испытывала. Аркимические разряды и сладкую нежность, а также бесконечные, парализующие поцелуи, которые наполняли ее теплом до самых кончиков пальцев. Время остановилось, заполняясь лишь игривыми языками и затаенными вдохами. Между ног начал нарастать жар, подпаливая все тело.

– О Богиня, да, – прошептала Мия.

– Не останавливайся, – взмолилась Эшлин.

Ее губы были теплыми, мягкими и сладкими, как мед, все тело извивалось, пока пальцы Мии водили взад-вперед по набухшему клитору. Эш была такой горячей, влажной, трепещущей, что голод в девушке вырос до невыносимых размеров.

– Я хочу попробовать тебя на вкус, – выдохнула она, водя носом по шее Эшлин.

– О да… да…

Мия медленно, как тающий лед, спустилась ниже. Провела языком по линии горла, улыбаясь, когда Эш выгнула спину и поджала пальцы ног. Спустившись к набухшей груди, взяла ее в рот, облизывая и всасывая, при этом не прекращая работать рукой между бедер. Внутри нее горела жажда, царила засуха пустыни, и был лишь один способ ее утолить. Мию притягивало вниз сладкой, мрачной гравитацией.

Всегда и только вниз.

Эш распласталась на матрасе и стонала, пока девушка продолжала свой спуск, оставляя тягучие, томные поцелуи на ее ребрах и животе. Мия ненадолго остановилась, выводя кончиком языка пламенные круги вокруг пупка, пальцы рисовали легкие узоры на коже Эшлин. Она вдохнула аромат лаванды и головокружительный запах ее желания.

– Пожалуйста, Мия, – выдохнула ваанианка.

Ниже, ниже к гладким раздвинутым ногам, лаская Эшлин языком и подбираясь все ближе к опьяняющему источнику жара. На впадинке между бедром и пахом Эш была небольшая темная родинка, и Мия медленно ее облизала, мрачно улыбаясь.

– Что «пожалуйста»? – прошептала она.

– Пожалуйста, Мия…

Та поджала губы и легонько подула на свою цель, от чего Эшлин задрожала. Мию уже пробовали на вкус раньше, но сама она никогда этого не делала; предвкушение свернулось в ее животе и вызывало трепет по всему телу. Она хотела оттянуть время, насладиться каждой секундой, каждым острым ощущением, но Эш запустила руку в ее волосы и, прерывисто ахнув, опустила голову ниже.

Шелковая мягкость, увлажненная похотью, раздвигающаяся под нажимом ее поцелуя. Мия неторопливо водила языком вверх и вниз по складкам Эшлин. Та охала и ахала, поднимая бедра выше и крепче прижимая к себе голову Мии. Девушка чувствовала себя изголодавшейся, изнывающей от жажды; ее полностью поглотил вкус ваанианки, теплый нектар на языке. Наслаждаясь ее стонами, Мия ущипнула набухшие соски, провела руками по груди, впилась пальцами в ягодицы.

Когда она увеличила темп, Эшлин потерялась в себе, глаза закатились, тело наполовину свисло с кровати, с уст срывался торопливый шепот: «не останавливайся, не останавливайся». Мия никогда еще не знала такой силы; каждое ее движение, каждое прикосновение языком или губами встречались стонами, мольбами, трепетом по всему телу.

Время потеряло всякое значение, каждая секунда могла длиться год, каждый год длился ровно в течение одного удара сердца. Между девушками нарастал жар, от которого Эш поднялась даже выше, стала жарче, ярче, ее стоны – громче, протяжнее, пока она не натянулась, как струна, выгнув спину и сдавив голову Мии между ног. Каждая мышца напряглась, носочки вытянулись вверх, и ваанианка закричала так, будто наступил конец мира.

После этого все тело Эш обмякло, дыхание выходило рывками. Мия продолжала выводить легкие круги, наслаждаясь ее вкусом и силой своего маленького триумфа. Ухмыльнувшись, она сильнее лизнула языком складки Эш, от чего та простонала: «Хватит, Богиня, хватит», и сдалась, когда девушка ласково притянула ее к себе. Эшлин обняла Мию, их тела слились воедино, тонкие руки обвили талию, губы сомкнулись в еще одном затяжном, голодом поцелуе. На их языках смешивался вкус ваанианки, и Мия почувствовала, что тонет в нем, ее веки с трепетом закрылись. Все было так правильно, сладострастно и блаженно, что она не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.

Но затем Мия ахнула, Эшлин шлепнула ее по заднице и прикусила губу достаточно сильно, чтобы чуть не пролить кровь.

– Ай! – дернулась Мия. – За что?

– За то, что заставила меня умолять, – насупилась ваанианка.

– О? – Мия улыбнулась, касаясь губ Эшлин. – Что-то я не слышала жалоб в тот момент.

– Не дай этому вскружить тебе голову, Корвере. Новичкам везет.

– Неужели?

Ее тихий смех перешел в легкий трепет, когда Эш уткнулась ей в шею.

– Правда, – выдохнула та, задевая зубами кожу.

– Тогда… быть может, донна продемонстрирует новичку свое мастерство?

– Скажи «пожалуйста».

– Я… ах!

Мия ахнула, когда Эшлин оттянула ее голову за волосы и сильно шлепнула по ягодице. Губы девушки ласкали ее шею, зубы царапнули яремную вену, ногти выводили линии огня и пламени на ноющих бедрах.

– Скажи, – прошептала Эш, покусывая горло Мии, – «пожалуйста».

В глубине души Мия никогда никому не подчинялась. Ни в Церкви, ни на арене, ни в спальне. И хоть она наслаждалась властью, которая была у нее пару минут назад – как каждое прикосновение, каждое движение разжигало пламя в девушке в ее объятиях, – Мия гадала, было ли какое-то иное удовольствие в кратковременном повиновении.

Пальцы Эш протанцевали по ней – легонько, как дуновение ветра. Живот Мии напрягся, когда ваанианка спустилась ниже, ее язык вырисовывал сужающуюся спираль вокруг вздымающейся груди.

– Скажи, – прошептала девушка, лизнув сосок Мии языком.

Сквозь шторы просачивался мягкий свет. Эшлин спустилась ниже, и Мия закрыла глаза, не желая ни видеть, ни слышать, ни говорить, только чувствовать. По ее телу струился водопад поцелуев, руки Эш были будто повсюду одновременно. Ноги раздвинулись сами по себе, жар между ними приносил сладкую агонию, дыхание выходило чаще, сердце яростно забилось в предвкушении. Внутри нее проклевывалось чувство, подобно которому она еще никогда не испытывала – ни с Триком, ни с Аалей, ни с Аврелием и его золотой красавицей. Желание Мии возросло до обжигающего предела, когда Эшлин наклонилась между ее ног и обдала горячим дыханием ноющую промежность.

– Скажи…

Невыносимо легкое касание девичьего языка заставило Мию дрожать и извиваться.

– …«пожалуйста».

Девушка подняла голову, глядя вдоль своего тела на Эшлин, готовую поглотить ее. Сердце колотилось, в легких не хватало воздуха, голова шла кругом. И, вновь закрыв глаза, упала головой на подушку и отдала себя в полное распоряжение ваанианки, расслабляя мышцы.

– Пожалуйста, – выдохнула она.

С ее уст сорвался низкий протяжный стон, когда Эшлин приступила к работе, ее губы и язык выплясывали в темноте. Мия понятия не имела, где она этому научилась; у Аалеи, какого-то нового или же бывшего любовника. Но, Богиня, это было ослепительно. Эш была маэстро, играющим старую как мир мелодию. Жар пульсировал в Мие все рьянее при каждом прикосновении языка, она едва могла дышать, комкая простыню в кулаках. Девушка чуть не потеряла голову, когда Эшлин просунула в нее палец, сгибая его, поглаживая этот тлеющий жар, от чего пальцы на ногах Мии поджались.

– О Богиня…

Беспомощная перед этим ураганом похоти и тоски, подхваченная им и сметенная, Мия ощутила, что жар внутри нее стал почти невыносимым. Ваанианка была безжалостной, ее язык и руки работали в едином ритме. Спина девушки выгнулась, бедра оторвались от кровати, губы сложились в букве «О», пальцы впились в рыжие волосы, опуская Эш ниже, сильнее, больше, больше. Она дрожала так сильно, что не могла дышать, не могла думать, не могла говорить, кроме как безмолвно молить об окончании. И когда Эшлин шевельнула рукой и присоединила второй палец к первому, бедра Мии бесконтрольно задергались, за веками расцвели черные звезды, а жар внутри разгорелся хищным пламенем. Она потерялась в себе, беззвучно крича и ослепленная сиянием тысячи солнц.

Затем, почувствовав прикосновение теплых губ к своим, таких влажных и горько-сладких, Мия открыла глаза и увидела над собой девушку – прекрасную и улыбающуюся.

Девушку, которой не могла доверять.

Любовницу, которую не могла любить.

Она попыталась восстановить дыхание, сердце колотилось о ребра.

– Это было… впечатляюще…

– Надо было соглашаться раньше, – ухмыльнулась Эшлин.

Мия притянула ее для поцелуя, их губы впились друг в друга, по телу до сих пор проходили волны дрожи от оргазма. Отстранившись после долгой, сладкой вечности, Эшлин плюхнулась на матрас и довольно вздохнула.

Мия встала с кровати, ее колени подгибались. На верхнем ящике нашла свой серебряный портсигар, прикурила одну сигариллу кремневым коробком и скользнула под одеяло. Эшлин обвила ее руками, взяла за ладонь и поцеловала разодранные костяшки, прежде чем прижаться ближе уткнуться лицом в шею Мии. Та затянулась сигариллой, чувствуя, как сладкий и тяжелый дым наполняет ее легкие.

– Ты часто куришь, – пробормотала Эш.

– Это успокаивает нервы, – ответила Мия.

– А я заставляю тебя нервничать?

Вместо ответа она вытянула руку. Обычно та была твердой, как камень, в ее ладони еще ни разу не дрожал меч. Но сейчас рука тряслась.

– О, ты вся трепещешь, милая, – проворковала Эш. – Такое бывает с девушками в их первый раз, да?

– А ну-ка покажи свою, мисс Остроумие.

Эш вытянула руку, и хоть она пыталась это скрыть, Мия увидела, что та тоже дрожала. Девушка чувствовала грудь ваанианки, прижатую к своему телу, как ее сердце билось в том же громоподобном ритме. Переплетясь с ней пальцами, ощутила, как между ними потрескивает аркимический разряд. Поняла, что по-прежнему не утолила свою жажду.

– Возможно, тебе стоит начать курить.

Эш скривилась.

– Боюсь, мне не нравится вкус.

– Я могу его подсластить…

Щедро затянувшись сигариллой, Мия вдохнула теплый дым. Затем, подняв Эшлин пальцем за подбородок, наклонилась и поцеловала ее с приоткрытыми губами, выдыхая ей в рот. Ее губы были сладкими от ароматической бумаги. Когда поцелуй углубился, на их языках заплясали струйки дыма с запахом гвоздики. Эш наклонила голову и вдохнула, прижимаясь всем телом к Мие. Та гладила ее по спине, чувствуя, как кожа Эшлин покрывается мурашками, между ног вновь появилось то приятное ноющее чувство. Ваанианка страстно поцеловала Мию, втягивая ее язык, прежде чем отстраниться.

– Неплохо, – улыбнулась она, выдыхая дым. – Но я все равно не буду курить.

Мия пожала плечами, снова затягиваясь. Обняла Эшлин рукой за плечи, когда та устроилась у нее под боком. Какое-то время они лежали в молчании, прислушиваясь к звукам неночи снаружи. Мия присмотрелась к девушке в своих руках, к ее изящным изгибам, одинаковым впадинкам в начале позвоночника, пальцы убрали длинные локоны кроваво-алых волос и явили…

…татуировку, расползающуюся по спине.

– …Что это? – прошептала Мия.

Эшлин напряглась, села и откинула волосы за плечо.

Мия увидела чернила лишь мельком, но успела заметить замысловатые линии и затенения, намек на странное писание и силуэт изогнутого клинка на левом плече…

«Одно условие, – уточнил Солис, поднимая палец. – Ты должна доставить своему покровителю определенный предмет. Карту, написанную на древнеашкахском, с печатью в форме серповидного лезвия».

«Богиня…»

– Карта, – озарило Мию. – Карта Дуомо.

– Поэтому ты сюда пришла? – тихо спросила Эш.

Мия нахмурилась, сигарилла закачалась между ее губами.

– Что?

– Эклипс постоянно за мной наблюдает. Возможно, она что-то увидела, – ваанианка сосредоточила на ней взгляд своих небесно-голубых глаз. – И ты подумала, что единственный способ посмотреть ближе, это снять с меня одежду? Умный ход, Корвере.

– …Ты действительно так считаешь?

– Я никак не считаю, – Эшлин выпрямила плечи, делая все возможное, чтобы татуировка скрылась из виду. – Поэтому и спрашиваю.

– Эш, я понятия не имела. Почему у тебя татуировка в виде карты Дуомо на спине?

– Не татуировка, – ответила она, кивая на два круга на щеке Мии. – Она аркимическая, как твое клеймо.

Мия часто заморгала, когда к ней пришло озарение.

– Значит, если тебя убьют…

– Клеймо исчезнет. И карты не станет, – девушка пожала плечами. – Люди, которые играют с огнем, должны понимать, что могут обжечься.

В голове Мии запылали десятки вопросов. Что такого важного в этой карте, что Эшлин навечно нанесла ее на свою кожу? Чего хотели Скаева и Дуомо, раз так открыто действовали друг против друга, дабы заполучить ее? Куда она вела? И как во всем этом замешана девушка, которую она только что сжимала в объятиях?

– Ты многое мне не рассказываешь, Эшлин.

– Могу сказать то же самое о тебе, Мия.

– Например?

Эшлин всмотрелась в ее глаза и с трудом сглотнула.

– Почему ты пришла сюда? Почему сейчас?

– Потому что я хотела быть с тобой.

– Но почему?

Мия затянулась сигариллой, размышляя над вопросом.

– Потому что я думала обо всем, что привело меня к этому моменту. О том, что сделало меня такой, какая я есть, и какой я могла бы быть, если бы мне дали выбор. А затем я больше не хотела об этом думать.

– Больше это для тебя ничего не значило? – лицо Эшлин оставалось каменным, голос невыразительным, но Мия видела, что в этих голубых, как опаленное небо, глазах назревала буря. – Просто отвлечение?

– Самое приятное отвлечение, – улыбнулась Мия.

– Без шуток, – предупредила Эш. – Ты то холодная, то горячая, как неисправная купальня, и если тебе просто хотелось быстрого перепихона, чтобы избавиться от неприятных мыслей, то все нормально. Лучше это, чем уловка, чтобы увидеть чернила на моей коже. Но я в любом случае хочу знать правду.

– Ни то, ни другое, Эшлин.

– Я знаю вкус лжи, Мия.

Та вздохнула и покачала головой. Она размышляла об этом по пути сюда, крадясь по неночным улицам. Почему раньше это казалось неправильным, а сейчас стало необходимым? Ссора с Фурианом распалила в ней огонь, драка с Сидом никоим образом его не утолила. Но дело было не только в этом, не в мыслях о родителях или в болезненном напоминании, что ее заперли в бывшем доме, не в мыслях о том, где она была и что ждало впереди.

– Я думала обо всем, что могло бы у меня быть, если бы имелся выбор, – наконец сказала Мия. – И поняла, что его никогда не было. С тех пор, как убили отца, я встала на этот путь. Не отрицая. Не пытаясь свернуть. Поэтому мне хотелось выбрать что-то для себя. Что-то, что могло бы принадлежать только мне. Мой выбор.

Она посмотрела на Эш, проводя дрожащими пальцами по ее щеке.

– И я выбрала тебя.

Эшлин просто смотрела в ответ, опухшие губы приоткрылись при выдохе, и Мия наклонилась для долгого, нежного поцелуя. Ваанианка прильнула к ней, подняла ладони к щекам, теряясь в сладости поцелуя, который пробрал Мию до самых костей. Она неохотно отстранилась, всматриваясь темными глазами в Эшлин.

– Ну что, похоже на вкус, что я вру? – спросила девушка.

Эшлин слегка улыбнулась и покачала головой.

– Нет. А я?

А она? Изменилось ли что-нибудь? Разве все не осталось как прежде? Вопросы об этой карте – куда она вела, почему Дуомо ее хотел, что все это значило – все так же висели между ними. Эшлин Ярнхайм все еще была девушкой, которая пойдет на все, чтобы добиться желаемого. Будет врать, жульничать, красть, убивать. У нее были секреты. И она была опасной.

Но так ли отличалась от нее Мия?

Чем больше они проводили времени вместе, тем больше сходства она находила в этой девушке, которую должна презирать.

– Ты на вкус как мед, – прошептала Мия.

Эшлин улыбнулась, прижимаясь к ней лбом. Мия закрыла глаза, прислушиваясь к звукам снаружи, к медленно затихающим прохладным неночным ветрам. У нее накопились вопросы. Слишком много вопросов. Но скоро начнется новая перемена, экзекутор разбудит их для очередного сеанса пота, избиений и гребаного Фуриана, и все это – забытое на долю блаженной секунды в объятиях девушки – вернулось быстрым потоком. Мия вспомнила, кто она. Что она. Открыла глаза и вздохнула.

– Нам нужно это обсудить. Но мне пора возвращаться.

– Знаю, – сказала Эшлин, наклоняясь для очередного короткого поцелуя.

– Я хочу остаться.

– Знаю, – выдохнула Эш, покусывая ее нижнюю губу. – Просто обещай, что вернешься.

– Скажи «пожалуйста».

Легкое покусывание сменилось болезненным укусом.

– Иди в манду, Корвере, – улыбнулась она.

– А я уж думала, что ты и не попросишь.

– Я и не просила, помнишь?

Улыбаясь, Мия поцеловала Эшлин в веки, щеки, губы, морально настраиваясь к прощанию. А затем встала с кровати, их кровати, и обмоталась своими лоскутками ткани, с ужасом думая о солнечном свете, ждущем за занавесками. Тем не менее Мия раздвинула их, щурясь от яркости снаружи, и кинула прощальный взгляд на красавицу, которую оставляла позади.

«Изменилось ли что-то между нами?»

Вздохнув, она выпрыгнула под ожидающий свет.

Ничто и никогда уже не будет прежним.