Как она ни старалась, Мия не могла сдержать зверя.

Блювочервь вырвался из ее теней, словно великан, оттолкнувший беспомощного младенца, развернул свою массивную тушу и пополз к ней. Пасть широко разинута, из темноты чрева рвется громоподобный рев. С тем же успехом два меча из лиизианской стали в руках Мии могли быть ножами для резки масла; ее тень пошла рябью, спутники рьяно поглощали страх.

Делая ее расчетливой.

Сильной.

Бесстрашной.

Разум девушки активно работал. Взгляд изучал стены арены, раздавленные камни, окровавленный песок, мчащегося на нее монстра. И наконец, там, между ней и ползущим монстром, под кучей обломков и грязью она увидела его.

Мешочек с чудно-стеклом.

В ней проклюнулась мысль – безумная, самоубийственная. Но без страха, пауз и попусту потраченных вздохов, она подняла мечи. Пот заливал глаза, волосы липли к покрытой пылью коже, губы исказились в оскале. Мия издала боевой клич и побежала прямо на рассерженного блювочервя.

Истеричная толпа замерла, в изумлении наблюдая за этой малявкой, ринувшейся прямиком на ужас из глубин пустыни. Зверь поднял свою гигантскую голову, из его пищевода вырвалась жуткая отрыжка. Мия петляла в месиве из раздавленных тел, обломков камней, сломанных мечей и копий, усеивавших песок, и осторожно прыгнула к небольшому кожаному мешочку со сферами, наполовину засыпанному пылью. А затем блювочервь раскрыл пасть и выблевал свои внутренности на арену.

Полностью поглощая девушку.

Потом следующие несколько секунд станут темой бесчисленных россказней в тавернах, споров за обеденным столом и драк в барах по всему Стормвотчу.

Одни клялись, что видели, как девчонка отпрыгнула в сторону – так шустро, что этого никто не заметил, – полностью избежав брызг желчи зверя. Другие заявляли, что во всей этой пыли, крови и хаосе попросту было слишком трудно понять, что конкретно произошло, кроме того, что она двигалась быстро, как ртуть. А были и те – их считали безумцами и пьяницами, – кто божился Всевидящим и всеми четырьмя пресвятыми Дочерьми, что эта девчонка, этот демон в коже и кольчуге попросту исчезла. В одну секунду она была погребена под внутренностями блювочервя, а в следующую стояла в десяти шагах от него, в длинной тени на песке.

Мия пошатнулась, прилив головокружения чуть не заставил ее упасть на колени. Лишь адреналин и упрямство помогли ей выстоять. Она то ли поплелась, то ли побежала, легкие горели, мир кружился перед глазами. Зверь втянул свой желудок, всасывая раздавленные трупы гладиатов и упавшее оружие, а вместе с ними и маленький кожаный мешочек, полный блестящих сфер чудно-стекла. Мия споткнулась о кучку разрушенных камней и вскочила на спину монстра, втыкая меч в его плоть, чтобы удержать равновесие. Пока гигант корчился, девушка с трудом встала и двинулась вдоль его длинного тела к поднятой голове. Зрители горланили, чудище ревело, ее собственный пульс громыхал, но сквозь эту какофонию, оглушительный хаос, ей показалось, что она услышала их – глубоко внутри живота блювочервя.

Череду тихих влажных хлопков.

Зверь замер, по его телу прошла волна дрожи. Мия залезла ему на шею, отбросила один меч в сторону и зацепилась за сломанное копье, погруженное в кожистую шкуру. Обхватив червя бедрами, пальцами и чистой сумасбродностью, она замахнулась лиизианской сталью и, издав вопль, вонзила ее в плоть за крошечным ухом монстра.

Существо взвыло, в его пищеводе набух пузырь крови и вырвался через рот. Толпа понятия не имела о том, что оно проглотило сферы; понятия не имела о взрыве, который превратил добрую часть желудка червя в кровавый суп. Все, что они знали, ошеломленно наблюдая с открытыми от восхищения ртами, это что девчонка вонзила свой меч, зверь закачался взад-вперед, как пьяница в сортире, и, издав булькающий вздох, рухнул замертво на землю.

Дрожь от приземления монстра прошлась по всей арене, в воздух поднялась пыль. Но когда неночные ветры подули с трибун на пропитанный кровью песок, завеса пыли развеялась и явила крошечную фигуру, стоящую в одиночестве на голове поверженного зверя.

Мия, пыхтя и кровоточа, нагнулась и высвободила свой клинок. А затем, повернувшись к ошарашенным зрителям, медленно подняла его к небу.

На арене воцарилась тишина. Звенящая и непрерывная. Никто в толпе не верил своим глазам и не осмеливался подать голос. Пока, наконец, мальчишка на руках у матери не показал на залитую кровью девушку в центре арены, его карие глаза округлились.

– Ворона! – тоненько пропищал он.

Мужчина, сидящий рядом, посмотрел на мальчика и крикнул всем вокруг:

– Ворона!

Имя повторялось, подобно эху, клич подхватывало все больше и больше людей. Десятки, затем сотни, затем тысячи – и все одновременно скандировали, словно клятву, словно мольбу: «Ворона! Ворона! Ворона!», пока Мия, хромая, шла вдоль туши блювочервя с высоко поднятым над головой мечом. Зрители затопали ногами в такт кричалке, все быстрее и быстрее, слово и гром их топота сливались в «ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!»

Мия кричала вместе с ними, в ее груди набухали ликование и гордость.

– Как меня зовут?! – проревела она.

– ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!

– КАК МЕНЯ ЗОВУТ?!

– ВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНА!

Мия закрыла глаза, упиваясь этой атмосферой, позволяя ей просочиться сквозь поры своей кожи.

Сангии э Глория.

Она повернулась к ложам сангил и посмотрела на восторженную донну Леону, вскочившую с места. Взглянула на клетку гладиатов с Сидонием, Мечницей и Мясником у прутьев, кричавших ее имя и стучавших кулаками по железу. И, наконец, в толпе, среди моря улыбающихся лиц, увидела девушку. Длинные рыжие волосы. Голубые, как ясные небеса, глаза. Со светящейся, как солнца, улыбкой, Эшлин подняла руку, вытянув пальцы.

И послала Мие воздушный поцелуй.

В ту неночь Коллегия Рема пировала, как костеродные. Длинный стол в камерах под ареной был заставлен едой и вином, братья и сестры гладиаты поднимали тост за победу Мии, словно древние лорды и леди. Фуриан сидел во главе стола, как король, поскольку это место было отведено чемпиону. Но если это королевство, то теперь у него появилась королева. Сидя в конце стола, с серебряным венком победителя на копне длинных черных волос, Мия Корвере подняла чашу с вином и улыбнулась, как безумная.

Гладиаты уже достаточно оправились от отравления. Под действием адреналина от триумфа Мии они много пили и мало ели, вспоминая битву снова и снова. Сидоний так громко ликовал, будто сам одолел чудище. Закинув мускулистую руку на шею Мии, он объявил это величайшей победой, которую когда-либо видел на песках.

– За эту великолепную мелкую сучку! – проревел мужчина.

– Отвали от меня, гребаный громила, – улыбнулась Мия, отталкивая его.

– Никогда не видел ничего подобного! – не унимался Сид. – А ты, Мечница?

– Не-а, – женщина улыбнулась, поднимая чашку. – Такого никогда.

– Волнозор?

– Победа, достойная Пифия и Просперо! – заявил крупный двеймерец.

– А ты, Мясник? И что насчет тебя, Отон?

– Не-а, – ответили они. – Никогда.

– За Ворону! – взревел Сид, и все в помещении подняли чаши.

Только Фуриан хранил молчание, отхлебывая свое вино так, словно оно было отравлено. Его взгляд, полный подозрений и хладной ярости, не отрывался от Мии. Девушка догадывалась, что, несмотря на недомогание, он наблюдал за ее сражением и наверняка чувствовал, как она призывала тьму. Но отрицать блистательность данной победы было невозможно, и как бы вид серебряного венка на ее макушке не заставлял его сердце обливаться кровью, Непобедимый мудро держал свою желчь при себе.

Время от времени Мия смотрела через стол своими чернильно-черными глазами и прожигала чемпиона взглядом; в ее животе набухали тошнота и голод, появлявшиеся в его присутствии. Глядя на место во главе стола, она дала себе мысленное обещание.

«Скоро».

– Смирно!

Гладиаты притихли и поднялись на ноги, когда в клетку вошли экзекутор Аркад и магистра. За ними шла счастливая донна Леона.

– Домина! – рявкнули гладиаты.

– Спокойно, мои Соколы, – она подняла руки, указывая им сесть обратно. – Я не стану отрывать вас от пиршества. Со всех улиц звучит имя Коллегии Рема, и все вы заслужили этот временный отдых.

Донна улыбнулась, когда они подняли чаши и выпили за ее здоровье. Женщина потратила время, чтобы переодеться в платье с открытыми плечами и сочетающийся с ним корсет из прекрасного жатого бархата того же каштанового оттенка, что и ее волосы. Мия гадала, сколько же серебра Леона на него потратила. Сколько платьев привезла сюда из Гнезда. Сколько ей стоил этот треклятый праздничный пир, и где, ради бездны, она добыла деньги. Столь ограниченная в расходах и готовая продать Мию в дом удовольствий всего перемену назад…

Девушка посмотрела на Аркада и заметила, что экзекутор рассматривает еду и вино с той же обеспокоенностью на лице. Взглянула на драгоценности на шее донны, на золото на запястьях, и ее догадка укрепилась.

«Она совсем не умеет распоряжаться деньгами. Воспитывалась в богатой семье и так и не узнала реальной ценности денег или той жизни, когда они заканчиваются. Все, что ее волнует, – как она выглядит в глазах других. В глазах отца».

Мия осмотрела Леону с головы до пят и мысленно вздохнула.

«Выросла бы я такой же, если бы моего не убили?»

Боковым зрением Мия увидела, как Фуриан смотрит на свою домину, возможно, надеясь на жест или знак. Но, будучи верной своему образу, высокая, гордая и о, такая правильная Леона даже не удостоила его взглядом.

– Моя Ворона, – сказала донна, улыбаясь Мие. – На два слова.

– Домина.

Мия вышла за Леоной из клетки, чувствуя спиной прожигающий взгляд Фуриана. Аркад и магистра последовали за ними; когда пожилая женщина закрывала дверь, Сидоний вновь начал расписывать битву, используя бутылку вина и зубочистку в качестве наглядного пособия.

– Ты в порядке? – спросила Леона.

– Вполне, – ответила Мия. – Благодарю, домина.

– Это я должна тебя благодарить, – глаза женщины заблестели. – О нашей коллегии говорит весь город. Губернатор Стормвотча, сам Квинт Мессала, объявил это сражение лучшим, которое когда-либо видела республика, и ты… – Леона сжала плечи Мии, – …ты, моя кровавая красавица, виновница торжества.

– Я живу, чтобы чтить вас, домина, – ответила девушка.

На это Аркад прищурился, но Леона, казалось, витала в облаках.

– Губернатор Мессала традиционно устраивает банкет в неночь после «Венатуса», – сказала донна. – Все костеродные и администраты приглашены к нему в палаццо, как и сангилы, которые выставляли гладиатов на игры, вместе с их чемпионами. – Глаза Леоны сверкнули от восторга. – Но он отправил персональное послание, попросив меня привести тебя вместе с Фурианом, чтобы все могли посмотреть на Спасительницу Стормвотча.

– …Спасительницу Стормвотча? – пробормотала Мия.

– Хорошо звучит, не правда ли? – хихикнула Леона. – Менестрели уже поют о твоей победе в городской таверне. Ты будешь гордостью банкета, жемчужиной на моей короне. И нас осыплют монетами – городская элита будет бросать предложения о покровительстве к моим ногам! Взгляды всех сангил будут прикованы к тебе, пылая от зависти.

«Всех сангил…»

– Мессала всегда отдавал предпочтение воинам из коллегии моего отца, – продолжила Леона. – Он годами пел дифирамбы Львам Леонида. Его сильно заденет, когда он увидит меня на почетном месте по правую руку от Мессалы.

Донна прижала пальцы к губам, прикрывая безумную ухмылку.

– Только представь выражение лица этого старого ублюдка.

– Ми донна, – предупредила магистра, косясь на Мию. – Вам не стоит так говорить…

– М-м-м, да, – Леона опомнилась, кивнула и разгладила складки на платье. – Я отвлекаю тебя от праздника, моя Ворона. Иди и торжествуй свою победу. Но не пей слишком много, ладно? Я хочу, чтобы ты выглядела наилучшим образом на завтрашнем банкете.

«Как любимый питомец, – поняла Мия. – Как собака у ног хозяйки. Которую продадут в ту же секунду, как она гавкнет не по команде.

Сидеть.

Перекатись.

Сыграй мертвую.

Умри».

Девушка крепко сжала губы. Думая об отце, раскачивавшемся на веревке. О матери, истекшей кровью на ее руках. О младшем брате, научившемся ходить в какой-то темной яме и умершем во тьме.

Думая о Дуомо.

Думая о Скаеве.

«Сосредоточься на цели, Корвере».

И, посмотрев в глаза Леоне, она поклонилась и прижала руку к сердцу.

– Ваш шепот – моя воля, домина.

– Черная гребаная Мать, ты была великолепна!

Эшлин налетела на Мию, как только та влезла в окно таверны, и крепко обвила ее руками. Девушка кивнула: «Да, да», и высвободилась из хватки ваанианки, зашторивая окна. В конце концов, она была самой известной персоной в Стормвотче, а улицы полнились гуляками, празднующими «Венатус». Солнца опаляли глаза, на теле проступали синяки от сегодняшних побоев, и после пира с братьями и сестрами гладиатами Мия чувствовала себя несколько пьяной. Окинув взглядом крохотную комнату, она не обнаружила в ней стульев – лишь одну койку с матрасом, тонким, как ломтик дорогого сыра.

– Не совсем консульская вилла, да?

– Все таверны, пристройки и бордели забиты из-за «Венатуса», – Эш пожала плечами. – Мне улыбнулась Мать, что удалось найти место хотя бы в этой лачуге. Не спрашивай, сколько мы за нее платим. Хорошо, что Меркурио дал нам столько денег. Да и вообще, в бездну комнату, ты только что грохнула гиганта! О тебе судачит весь город!

Мия рухнула на кровать и начала массировать ноющие ребра.

– Ага, – вот и все, что ей удалось выдавить.

– Бездна и кровь, Корвере, – Эш присела на матрас рядом с ней. – Ты убила блювочервя! Спасла жизни сотен людей, стоящих перед десятками тысяч остальных! Теперь Леона должна быть охренительно злой и пьяной в стельку, чтобы даже задуматься о твоей продаже! Разве ты не довольна?

По пути сюда Мия задавалась тем же вопросом, выскользнув из клетки арены и перешагивая между тенями. Она должна быть довольна. Помимо ситуации с порванной цепью червя, все прошло почти так, как планировалось. Она заслужила уважение Леоны. Обеспечила коллегии меценатов. Ее имя звучало со всех углов города. Они на один венок ближе к «Магни» и глоткам Скаевы с Дуомо.

Но вся эта неправильность постепенно заражала ее, как болезнь. Каждую перемену с клеймом на щеке ей становилось все труднее и труднее игнорировать людей, которые не могли просто избавиться от своих оков с помощью теней, как она. Не только гладиаты. Вся республика была хорошо смазанным механизмом из людских страданий. Теперь, когда ей открыли глаза, Мия не могла этого развидеть. И не хотела.

Но она также понимала, что ничего не исправит. Девушка даже не могла помочь другим членам коллегии, не провалив свой план. Она слишком многое поставила на карту, чтобы попасть сюда. И не только она. Меркурио. Даже Эшлин. И все ради общего блага, верно? Верила ли она сама в это? Что республике будет лучше без тирана в консульском кресле?

Что всем будет лучше, как только Юлий Скаева умрет?

Но что случится с ее братьями и сестрами из коллегии, если план каким-то чудом удастся? Два раба убили своего хозяина, и администраты распяли каждого слугу в его доме. Что они сделают с теми, кто останется в Вороньем Гнезде, если Мия убьет кардинала и гребаного консула? Даже если ей удастся совершить это чудо, Сидоний, Брин и Бьерн, Мечница… их всех казнят.

Мия взглянула на девушку, глядящую на нее ярко-голубыми глазами.

– Просто тяжелая перемена, – вздохнула она. – Есть покурить?

Эш ухмыльнулась, порылась за пазухой и достала тонкий серебряный портсигар. На нем был вытеснен герб семьи Корвере – ворона в полете на фоне двух скрещенных мечей. Портсигар подарил ей Меркурио в ту неночь, когда Мие исполнилось пятнадцать. Металл нагрелся от кожи Эшлин.

Мия прикурила сигариллу от кремня и выдохнула серый дым.

– Где Эклипс и Мистер Всезнайка? – спросила ваанианка.

– Эклипс дежурит на улице. Мистер Добряк следит за донной Леоной. Завтра в губернаторском палаццо устраивается большая вечеринка. Леона пытается обеспечить себя покровительством, чтобы раз и навсегда решить проблему с деньгами. Губернатор попросил ее взять меня с собой.

– Ну разумеется, – кивнула Эш. – Ты бы себя видела. Гребаный блювочервь собирался сожрать половину зрителей, а ты крикнула грубое слово, и он просто накинулся на тебя, как змея! Невероятно.

– Ага, – буркнула Мия. – Сама едва верю.

Девушка снова затянулась сигариллой, качая головой. Эш по-прежнему улыбалась, в голубых глазах мерцало воспоминание о триумфе Мии. Она протянула руку и погладила морщины между ее бровей, словно хотела стереть это хмурое выражение. Мия отмахнулась от ее руки.

– Зубы Пасти, да что не так? – раздраженно вздохнула Эш. – За тебя поднимает тост весь город. Ты получила лавры, заслужила благосклонность донны и обеспечила свою коллегию будущим. Все прошло так, как ты хотела, а ты сидишь хмурая, как летняя буря.

Мия закусила губу. Думая, стоит ли вообще что-либо объяснять. Она посмотрела на Эшлин, в темных глазах вспыхнули огоньки, когда девушка затянулась сигариллой. Вино в желудке развязало ей язык, но недоверие в жилах заставляло крепко сжать челюсти.

– …Бездна и кровь, Мия, в чем дело? – спросила Эшлин.

– Блювочервь, – наконец произнесла она.

– И что с ним?

– В пустыне за Тихой горой, когда я гналась за вами с Ремом в Последнюю Надежду… – Мия выдохнула дым, ожидая какой-то реакции при упоминании их прошлой вражды, но Эшлин просто слушала. – На фургон люминатов напал песчаный кракен. Убил кучу людей Рема.

– Я помню.

Мия сделала глубокий вдох и задержала его на пару долгих секунд.

– Я заставила его это сделать, – наконец выдохнула она.

Эшлин часто заморгала.

– Как?

Ассасин пожала плечами.

– Без понятия. Знаю только то, что каждый раз, когда я призывала тени в ашкахской Пустыне Шепота, на мой зов откликались песчаные кракены, и крайне злые. Червь на арене отреагировал точно так же. Я пыталась приклеить его к тени, и он чуть не слетел с гребаных катушек.

Девушка покачала головой и снова затянулась сигариллой.

– Ученые из Великой Коллегии говорят, что песчаные кракены и другие звери ашкахской пустоши были изменены колдовской скверной, оставшейся после разрушения империи.

«Корона Луны».

«Падение Ашкахской империи».

«Чудовища, оставшиеся после нее».

– Я гадаю… не может ли это все быть как-то связано?

– С падением империи? – спросила Эшлин. – Даркинами?

Мия пожала плечами, внутри нее нарастало уже знакомое раздражение. Кассий ничего о себе не знал. Фуриан даже не хотел. Меркурио и Мать Друзилла сказали, что она Избранница Матери, но что, ради бездны, это значило?

Никто, кого она встречала, не дал ей настоящих ответов. Но то существо в некрополе Галанте… оно словно знало больше.

– Меня просто затрахало не знать, кто я, Эшлин.

– Ну, это просто, – заявила ваанианка, сжимая руку Мии.

– О, неужели?

– Да, – улыбнулась Эш. – Ты храбрая. Ты яркая. И ты прекрасна.

Мия фыркнула, мотая головой и глядя в стену.

– Я серьезно, – сказала Эшлин, наклоняясь и целуя Мию в щеку.

Та повернулась к ней, темные глаза сосредоточились на ясно-голубых. Эшлин не отодвинулась и начала медленно-медленно приближаться. Ее кожа пахла лавандой, рыжие волосы падали каскадом на лицо с россыпью веснушек. В животе Мии затрепетало, когда она осознала, что девушка вот-вот ее поцелует.

– Ты прекрасна, – прошептала Эш.

И, закрыв глаза, она подалась вперед и…

– Нет, – быстро сказала Мия.

Ваанианка замерла, ее губы находились всего в сантиметре от Мии. Она опустила взгляд.

– Почему? – прошептала Эш.

– Потому что я тебе не доверяю. И не хочу, чтобы ты думала, будто можешь затащить меня в постель, просто чтобы я оказалась у тебя в кармане.

Эшлин посмотрела на Мию так, будто не верила своим глазам.

– Думаешь, я…

– Пошла бы на все, чтобы добиться желаемого? – спросила Мия. – Лгала? Жульничала? Трахалась? Убивала?

Девушка щедро затянулась сигариллой, прищурив глаза. Ее язык слегка заплетался от выпитого за ужином, но теперь она дала ему волю.

– Да, Эш, в этом и проблема, – сказала она. – Я так думаю.

Эшлин вскочила с кровати, словно Мия ее ударила. Затем прошла к противоположной стене и встала так далеко, как только позволяла крошечная комната. Уперев руки в бока и уставившись в стену. Ваанианка долго хранила молчание, но в конце концов повернулась к Мие и прорычала:

– Пошла ты, Мия.

Затем протопала по комнате и ткнула костяшками ей в лицо.

– Пошла ты!

– Убери свою руку от моего лица, Эшлин, – предупредила Мия.

– Да мне стоит выбить эту сигариллу из твоего рта! – воскликнула она.

Мия покачала головой, вновь затягиваясь.

– Ты когда-нибудь замечала, что люди начинают кричать, когда им толком нечего сказать?

– Зубы Пасти, хватает же тебе наглости! На случай, если ты не заметила, сейчас на твоей стороне лишь один человек во всем мире, и…

– Меркурио на моей стороне, Эшлин. И был на ней задолго до тебя.

– Что-то я не вижу его поблизости, а ты? – крикнула ваанианка. – Не вижу, чтобы он тащил свою задницу из Годсгрейва в Уайткип и Стормвотч. Не вижу, чтобы он прокрадывался на арены и закапывал чудно-стекло в песок, а также посылал тебе предупреждение о чудовище, которое должно содрать шкуру с твоих гребаных костей. Он ничего не делал, кроме как пытался отговорить тебя от этого плана, в то время как я только и делала, что помогала тебе, мать твою!

Мия покачала головой, туша сигариллу о стену.

– Не потому, что ты ненавидишь Духовенство так же сильно, как я. Не потому, что все это тебе на руку. О, нет, упаси Мать! Все потому, что ты так обо мне заботишься.

– И это охренеть как тебя пугает, не так ли?

Мия фыркнула.

– У меня два демона из теней, которые буквально пожирают мой страх, Эшлин. Я ничего не боюсь.

– Мистера Говнюка и Волчка здесь нет, – огрызнулась Эш. – Сейчас здесь только ты да я. И несмотря на все твое бахвальство, эта мысль пугает тебя до усрачки. Судя по запаху, тебе пришлось выпить целую бутылку вина, чтобы набраться храбрости и отослать их. Но ты все же отослала. И при этом слишком труслива, чтобы признать истинную причину, почему ты это сделала.

– Иди в манду, Эшлин.

– А я уж думала, что ты и не попросишь, Мия.

Девушка напряглась, вскакивая с койки и сжимая кулаки. Эшлин не двигалась с места, глядя на Мию со сжатыми челюстями. Их лица находились в паре сантиметров друг от друга, воздух между ними потрескивал от аркимических разрядов.

– Не делай вид, что ничего не чувствуешь, – сказала Эш. – Это написано в каждой линии и изгибе твоего тела. Ты меня знаешь, Мия Корвере, но я знаю тебя не хуже. И знаю, чего ты хочешь.

Мия заскрежетала зубами, одна рука сжалась в кулак. Она и сама не понимала, хотелось ли ей врезать ваанианке или…

Между ними пролегал океан лжи. Предательство Эш. Убийство Трика. Уверенность, что она сделает и скажет все что угодно, лишь бы добиться желаемого. Но в ее словах тоже была доля правды. Из всех, кого Мия знала, лишь один человек помог ей в темнейший час нужды – Эшлин Ярнхайм.

Эшлин Ярнхайм была полна лжи.

Эшлин Ярнхайм была отравой.

И Эшлин Ярнхайм была прекрасна.

Мия не могла этого отрицать. Мягкие губы приоткрылись в тусклом свете. Длинные рыжие волосы волнами струились по плечам. Ее кожа была гладкой, на щеках проступала злость, окрашивая их румянцем. Круглые голубые глаза окаймляли длинные темные ресницы. От ее взгляда пальцы Мии начало покалывать, живот связало узлом. С пением вина в жилах она уставилась в эти голубые, как опаленное небо, колодцы и увидела свое отражение – свои глаза, в которых читалось то же, что и в глазах Эшлин.

Вожделение.

Вожделение.

Но…

…без своих спутников Мие действительно было страшно.

Она боялась не своих чувств к девушкам, как, наверное, думала Эшлин. В конце концов, у нее прежде уже была интимная связь с одной. И хоть та золотая красотка в кровати Аврелия была просто средством для достижения цели, Мия признавала, что могла бы найти способ поцеловать сына сенатора раньше. Могла бы прикончить его прежде, чем почувствовала эти золотые губы между своих ног, насладилась вкусом девушки на языке Аврелия.

Нет, если Мия и боялась, то не своих чувств к девушкам.

А конкретно к этой девушке.

Эшлин Ярнхайм.

Воровке.

Врунье.

Убийце.

Предательнице.

– Как я могу тебе доверять? – спросила Мия. – После всего, что ты сделала?

– Если бы я желала тебе смерти, Мия…

– Я не говорю о том, чтобы доверить тебе свою жизнь, Эшлин.

Мия взглянула на ее часто поднимающуюся грудь, представила сердце внутри нее. Гадая, громыхало ли оно так же сильно, как ее собственное, или все это было просто способом достижения цели.

Эшлин подняла руку к лицу Мии. Ее пальцы задели щеку, вызывая головокружительный прилив теплоты, который не имел никакого отношения к солнечному свету или выпитому вину. Ваанианка подалась вперед, взгляд опустился к губам Мии. Ее дыхание участилось, лицо находилось всего в сантиметре от девушки, в паре миллиметров. И тогда Мия посмотрела в другую часть комнаты и

шагнула

в тень

от занавесок.

Затем раздвинула их и распахнула окно, голова кружилась от алкоголя, от шагов между тенями, от всего. Эш позвала ее по имени, но Мия проигнорировала ваанианку, перелезла через подоконник и спустилась по стене – быстрая, как утреннее прощание между любовниками.

Призвав к себе Эклипс, она накинула тьму на плечи и голову и прокралась по неночным улицам. Из окон таверн и дверей сигарилловых клубов по-прежнему доносились тосты в честь ее победы, раскатываясь эхом по воздуху. Страх вытекал из нее, как яд из раны, пока Эклипс плыла в тени хозяйки, делая ее расчетливой, сильной и бесстрашной.

Мия не могла доверять Эшлин Ярнхайм. В этом она не сомневалась. А вот мысли о том, как она будет стоять над трупами людей, уничтоживших все, что она любила? Чувству холодной стали в руке, теплой крови на лице и знанию, что все, ради чего она трудилась последние семь лет, наконец-то находилось на расстоянии вытянутой руки?

Этому Мия могла доверять.

Ничто другое не имело значения.

Девушка провела рукой по щеке, которой коснулась Эшлин, ее кожу по-прежнему покалывало.

«Ничто».