Глава четвертая
Половицы не скрипнули, просто я почувствовал движение за спиной и сразу обернулся. Оказывается, в комнату вошла Тамара, а следом за ней и капитан Родимцев.
— Документы на оружие посмотреть можно? — вежливо и без обычного ментовского напора спросил участковый.
— Да бога ради… Тамара, предъяви свои…
Я полез в карман и вытащил из-под обложки гражданского паспорта, который уже много лет выдается офицерам вместе с удостоверением личности военнослужащего, сложенную вчетверо бумажку с моей фотографией. Это и была лицензия на право ношения оружия. Пока Илья читал документ, имеющий отметку в местном райотделе, я достал и сложенный вчетверо лист копии приказа министра обороны о награждении меня именным оружием. Точно такие же документы передала ему Тамара.
— Опасные вы, наверное, люди, — заметил старший лейтенант, просмотрев документы, но пока еще не возвращая их нам.
— Без оружия мы более опасны, чем с оружием… — сказала в ответ Тамара.
— Почему? — не понял капитан Родимцев.
— Про себя я промолчу, — показала она свою скромность, хотя тоже была способна на многое, — но Виктор Вячеславович является ходячим оружием. У него руки как оружие. Может одними руками убить!
— Это как? — с излишней заинтересованностью спросил капитан.
— Просто, — ответил я. — Удар на «отключку», после чего захват одной рукой челюсти, другой затылка, и резкий рывок влево. В результате — гарантированный перелом шейного позвонка. Это самый простой вариант. А есть и еще множество…
— Например… — не унимался капитан. Ему, похоже, не давали покоя две рвано-резаные раны на горле двух вчерашних отморозков на «Камаро». В этом я его понял легко, но попадаться в такую ловушку желания не проявил, поэтому ответил иначе:
— Слышали вы, тезка, что-нибудь про «отложенную смерть»?
— Слышал и даже читал, что это все ерунда, рекламный трюк различных школ восточных единоборств.
— В восточных единоборствах это может быть и рекламным трюком, а в реальной схватке удар ногой в область мочевого пузыря обладает как раз нужным эффектом. Не в гениталии, как бьют обычно, а именно в область мочевого пузыря — выше. Боль после получения резкого и сильного удара будет тупая и ноющая, непроходящая, хотя и не имеющая влияния болевого шока, но редкий мужчина сразу решит обратиться к врачу. Просто постесняется. А зря, потому что у него произошел разрыв мочевого пузыря. И если человеку в течение приблизительно десяти — двенадцати часов не сделать операцию, потом уже будет поздно. Боль превратится в привычную, и будет казаться, что она уходит. Но наступит гангрена, и человек быстро умрет. Это и есть «отложенная смерть» в реальности. Существует еще несколько вариантов применения различных ударов, вызывающих одинаковый результат. Например, удар в селезенку, которая, если бить правильно, со стороны спины, легко отрывается.
— С возрастом, наверное, резкость и сила удара катастрофически теряются… — предположил старший лейтенант. — Это естественный процесс. По крайней мере, мне именно так говорил один бывший боксер, примерно ваш ровесник.
— Для выхода на ринг вполне может оказаться и так. В жизни ситуация несколько иная. Главное все же — правильная, отработанная траектория удара, умение использовать вес собственного тела, способность перекладывать его с пятки на кулак. И про тренировки забывать не следует. У нас за домом под навесом стоит турник, висит боксерский мешок, по которому мы время от времени бьем и руками, и ногами. Есть в доме и перчатки, и боксерские лапы.
— А различные рваные раны чем наносятся? — не унимался капитан, и я понял, куда он клонит и откуда у его вопроса ноги растут.
— А зачем они нужны, рваные раны? Нужна или немедленная смерть, или «отложенная», о которой мы только что говорили. Рваные раны обычно чреваты большой потерей крови, которая брызгает в разные стороны. Если вам хочется стирать свою одежду, можете наносить и рваные раны, но это, грубо говоря, на любителя. При рваных ранах кровь, как правило, не ручьем льется, как при резаных, а брызжет во все стороны, и трудно бывает не испачкаться.
— А чем такие раны наносятся?
— Обычно любыми подручными средствами. Но чаще всего это бывают не порезы, а рваные проколы в слабое место человеческого тела. Например, удар острой веткой дерева или щепкой в область горла. — Я умышленно приблизился к теме двойного убийства на дороге, где удары наносились именно в горло, чтобы показать, что не боюсь таких разговоров. По крайней мере, не избегаю их целенаправленно. Но заострять излишнее внимание на горле я тоже пока не стал. — Да и в живот, не защищенный бронежилетом, или даже в пах острую ветку легко воткнуть. Если бить с левой руки снизу в живот, то можно угодить в печень, что вызывает такой болевой шок, от которого получивший удар сразу теряет сознание, хотя это удар не смертельный. Даже наполовину удаленная печень имеет способность регенерировать и восстановиться со временем полностью. Пробитые кишки — более конкретный способ убийства. Да что о ветке говорить, если удар в горло можно наносить двумя пальцами.
— Это как?
— Прочно сжатые большой и указательный пальцы правой руки, и очень резкий удар в сонную артерию. Но такой удар требует долговременной тренировки. Я лично знал отдельных людей, которые могут так бить. Да что далеко ходить, вот Тамара так умеет…
— На ком продемонстрировать? — с вызовом спросила она, шагнув вперед.
— Не хотел бы я ночью пристать к такой женщине… — заметил старший лейтенант, сверяя номера пистолетов с номерами, указанными в наших документах.
Меня это нисколько не волновало. Там придраться было не к чему.
— К женщинам ночью вообще не стоит приставать, — резко ответила Тамара. — Ни к каким… Одни могут испугаться, другие могут сами испугать… А третьи могут и жизни лишить…
Она забрала из рук старшего лейтенанта свои просмотренные документы и вышла на кухню.
— Кстати, а что там у вас с третьей машиной? Что, парни из Следственного комитета стесняются? Они всегда такие скромные?
В это время с кухни вернулась Тамара, услышавшая мою фразу, и сообщила:
— Идут… Ведут с собой почему-то стариков Николаевых.
— Они хотели произвести обыск в доме и во дворе, — объяснил капитан, — и искали понятых из числа местных жителей.
Тамара вышла за дверь. Как, должно быть, поняли присутствующие, скорее всего, чтобы встретить приехавших людей. Но я понял иначе — зная мой вредный от природы характер, она решила меня подстраховать.
Старик со старухой Николаевы — одни из немногих жителей нашей деревни, что еще оставались здесь. Но им уже, похоже, под девяносто лет — по крайней мере, далеко за восемьдесят, это точно. Они за свои слова отвечать не могут, какие уж из них понятые! Однако возражать я не стал — это не вопрос моей компетенции. Я только догадался, что кто-то искал понятых, а машина в это время подъехала к дому и ждала за воротами. Да, к дому стариков Николаевых с этой стороны и подъехать невозможно. Там только тропа через овраг идет. Чтобы к ним попасть, следует всю деревню по кругу объехать.
— Обыск? — переспросил я.
— Обыск… — подтвердил Родимцев.
— А на основании чего? Я что — подозреваемый?
— Они сейчас все сами объяснят…
Скрипнула дверь на кухню. Дверь в комнату у нас заменяла занавеска, закрепленная на веревке, протянутой от печи к стене. Тамара, перед тем как выйти, распахнула занавеску, и я увидел, как в маленький наш домик вошло сначала пятеро людей. Один был в синем мундире с погонами подполковника, таком же мундире, какие носят в прокуратуре и в Следственном комитете. Второй был в белом халате, это, как я понял, специалист по судебно-медицинской экспертизе — эксперт. А трое были в черных костюмах, в бронежилетах, в масках «ночь» и с автоматами на груди — бригада силового сектора. Мне приходилось иметь дело с представителями Следственного комитета на Северном Кавказе. После уничтожения каждой банды следственная бригада обязательно прибывала, чтобы исследовать место боя. Только на Северном Кавказе было больше следователей и экспертов и, как правило, вообще не было собственной силовой поддержки, чью роль приходилось выполнять или нам, или местным бойцам Росгвардии, которые прилетали вместе со следаками, но обычно отдельным вертолетом. В основном, как чаще всего и случалось, следственная бригада рассчитывала на поддержку спецназа ГРУ. Здесь же им надеяться было не на кого, поэтому и таскали с собой собственных автоматчиков. Из-за плеч парней с автоматами выглядывали два старческих лица Николаевых, которые даже порог не переступили, смущаясь своей ролью.
На маленькой нашей кухне сразу стало тесно, но расширять дом ради того, чтобы принимать в нем ментов, в мои намерения не входило.
Я шагнул навстречу прибывшим и произнес стандартную фразу, которую уже произносил несколько десятков минут назад:
— Чем обязан?
В это время последний из парней с автоматами стволом подтолкнул в кухню стариков Николаевых. Они вошли и прикрыли за собой дверь. Тамара в дом не вошла. Видимо, она стояла в сенях за дверью, и пришедшие ее не видели.
— Вы в курсе того, что произошло на дороге прошлым вечером? — строго, как отпетого преступника, спросил меня следователь с подполковничьими погонами.
— Если вы говорите о двойном убийстве на границе областей, то я в курсе.
— Откуда?
— Мне об этом рассказал, кажется, капитан Родимцев.
— А точнее вы не помните?
— Точнее не помню. — Мне откровенно не нравился тон, которым начал разговаривать со мной этот подполковник, и я стал отвечать намеренно жестко и недоброжелательно. Подчеркнуто недоброжелательно. По крайней мере, никакого уважения к представителям следствия не демонстрировал, хотя и на оскорбления не переходил.
— А зря… Если бы вы вспомнили, от кого слышали о происшествии, вы могли бы, возможно, дать нам новый след.
— Поиск следов — это ваша работа. А я сегодня утром просто никого из посторонних кроме капитана Родимцева не видел, потому и думаю, что сообщение получил от него. И что дальше?
— А дальше то, что вы вместе с женой вчера вечером на автозаправочной станции имели столкновение с убитыми, следовательно, автоматически входите в число подозреваемых. И мы прибыли сюда, чтобы провести в вашем доме и в вашем дворе обыск.
— Пожалуйста, обыскивайте… — легко согласился я. Но, увидев, что подполковник готов уже отдать приказ сопровождающим его людям, остановил его маленьким добавлением: — Однако вы представляете здесь закон и должны соблюдать его. Следовательно, обязаны предъявить мне сейчас постановление на производство обыска. Извините, я не в курсе: постановление выносится сейчас решением суда или просто выписывается в прокуратуре района…
— Постановление об обыске выписывается следователем. Я могу прямо сейчас его выписать, и, если у вас есть необходимость ознакомиться с документом, я вам такую возможность предоставлю.
Я отрицательно покачал головой и посмотрел через плечо. За нами с интересом наблюдал старший лейтенант Илья, словно проверял мое знание законов. Видимо, капитан Родимцев в его присутствии предупреждал этого следователя о моем строптивом характере, но тот махнул на такое обстоятельство рукой. Следаки не привыкли, чтобы им возражали. Тем более не будет возражать человек, у которого совесть не чиста. Следовательно, в мою задачу входило доказать обратное — что моя совесть как прозрачное стеклышко под ясными солнечными лучами…
— Нет… Так не пойдет, товарищ подполковник. Вы лучше меня знаете, что ваше постановление ничего не стоит без решения суда… С ним вы можете только лично меня обыскать, но никак не дом вместе с двором. Я только сейчас это, кстати, вспомнил. Приходилось как-то сталкиваться. Поезжайте к себе, в спокойной обстановке решите, какая есть необходимость в проведении у меня обыска, и, если найдете ее, напишите постановление и поезжайте с ним в суд. Я не буду возражать против ваших действий, если вы предоставите мне все необходимые документы.
Честно говоря, я толком не был знаком с этими законами, только краем уха слышал об отдельных разделах уголовно-процессуального кодекса. Тем не менее я говорил уверенно, а следователь сам, кажется, законы знал не слишком хорошо и потому «плавал».
— А вы в это время спрячете или просто выбросите орудия убийства… Так вы рассчитываете? Неужели вы думаете, что мы будем слушать ваши бредни…
— Придется, товарищ подполковник, слушать. Иначе я просто не позволю вам работать в моем доме.
Подполковник самонадеянно усмехнулся, не понимая, скорее всего, с кем имеет дело. Многие не желают понимать, что такое спецназ ГРУ в реальности, пока не столкнутся.
— А что вы сможете сделать? Мы просто будем работать, вас не спросив. Приступаем!
Последнее слово я воспринял как команду себе и даже в какой-то степени ждал эту команду, хотя следователь не понимал, что именно мне командует, и, резко повернувшись, легко выхватил из рук растерянного участкового оба пистолета, которые он рассматривал до этого, сверяя номера на оружии с номерами, указанными в документах. А я, уже на следующем скользящем полушаге, захватил согнутой в локте рукой следователя сзади за горло, закрылся от автоматчиков его телом, а к уху следователя приставил один из пистолетов.
— Никому не суетиться! — Вместе с заложником я сдвинулся к печке, прикрыв себе тылы от возможных действий капитана или старшего лейтенанта. — Я не шутник и запросто вашему следаку голову разнесу…
— Автоматы на стол… Аккуратно класть, не бросать, а то еще стрелять начнут от удара, окна нам перебьют… А сами — на пол. Лицом вниз, — услышал я спокойный и деловой голос Тамары. Она вошла неслышно и незаметно. В руках держала вилы. Встала за спиной трех автоматчиков и легонько ткнула одного из них вилами в зад. Бойцы силового сектора все же сначала обернулись, потом замерли, ни на что не решаясь. Им было стыдно выполнить команду женщины. Но я помог им это сделать.
— Не стесняйтесь, парни, вам приказывает отставной капитан спецназа военной разведки. Она шутить не любит. Поднимет на вилы первого, кто шевельнется. А я успею подстрелить второго и третьего, и вашего следака заодно…
Я поиграл стволом пистолета в руке, которая была переброшена через горло следователя. Давил на горло я при этом достаточно серьезно. Подполковник даже захрипел.
Так вот, с хрипом в горле, он и дал команду своим бойцам:
— Разоружайтесь. Не то эти психи нас перебьют…
Автоматы аккуратно, один к другому, легли на стол, не задев ни заварочный чайник, ни чашки, стоящие здесь же.
— На пол! Лицом вниз, руки за голову, пальцы переплетены! — продолжала командовать Тамара.
И как только они оказались в лежачем и беззащитном положении, она забрала со стола автоматы и профессиональными отточенными движениями поочередно из каждого вытащила затворы. Только после этого я ослабил хватку на горле подполковника. Он это почувствовал и спросил уже почти без хрипа и даже с легкой насмешкой:
— Что дальше?
— Дальше все проще. Своих бойцов оставляете здесь. Садитесь в свой микроавтобус и едете к себе в Комитет. Думаете. Если есть необходимость, пишете постановление об обыске, едете в суд, берете решение суда. И снова появляетесь здесь. Когда вы появитесь со всеми документами, я не буду возражать против обыска. А ваши люди гарантируют вам, что я ничего не припрятал, поскольку буду постоянно находиться с ними рядом.
— Так отпустите меня…
Я отпустил.
— Кстати, я тоже, вслед за вами, вспомнил, что в соответствии со статьей сто шестьдесят пятой Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в исключительных случаях отдельные следственные действия могут быть произведены без судебного решения, на основании только постановления следователя…
— Ну, так и производите, а то мне это уже начинает надоедать, — сердито сказал я и сел на диван, по-прежнему держа оба пистолета в руках.
— Так вы что, позволяете нам произвести обыск? — спросил подполковник.
— Если вы считаете настоящий случай исключительным, то это ваше право.
— Кстати, насчет прав… Вы имеете право вызвать своего адвоката.
— У меня нет своего адвоката. Не по карману содержать. Мне может предоставить и даже оплатить услуги хорошего адвоката Главное управление Генерального штаба Министерства обороны, как сейчас стало называться ГРУ, но я не думаю, что вы будете ждать несколько дней, пока Москва начнет шевелиться. Приступайте без адвоката…
— Еще… Согласно тому же закону, я обязан вам предложить добровольно сдать орудия преступления, которые мы надеемся найти, и другие возможные улики…
— Деньги, что ли? Так у нас денег даже на бензин для машины нет. Заправить не на что по нынешним ценам. А много у убитых денег с собой было?
— Сколько было, нам знать не дано. Деньги могли храниться где-то в укромном уголке машины, но их могли взять. А осталось в карманах у двоих более двухсот тысяч баксов. Кроме того, в багажнике нашлись две большие упаковки какого-то порошка. В каждой большой упаковке по двенадцать малых упаковок. Порошок мы отправили на экспертизу в областной центр, поскольку сами с таким не встречались. Однозначно можем пока сказать, что это не героин и не кокаин. Хотя и есть подозрения, что это какой-то еще наркотик, но определить в своих условиях мы не в состоянии. Вот деньги пересчитать мы смогли. Жалеете, что не взяли?
— Жалею, что у меня таких денег нет… Но считать чужие деньги не люблю. И вообще баксам по привычке не доверяю. Привык, что у бандитов на Северном Кавказе они почти всегда фальшивые.
— Так что, сдадите вы нам орудие преступления, которым убитым разорвали горло? Странное, должно быть, орудие… Какое-то экзотическое…
— Откуда у меня орудие преступления, которого я не совершал? Конечно, кто-то мог и подбросить, скажем, перебравшись через забор от соседа, но для этого необходимо обладать большим объемом информации.
— Например…
— Например, знать о том, что между нами и убитыми Мамукаевым и Таппасхановым произошла стычка на автозаправочной станции. Об этом знали в подробностях только дежурный по райотделу капитан Гудилов, такая, кажется, у него фамилия, и старший лейтенант Звягин — дежурный дознаватель. Знал еще старший лейтенант вневедомственной охраны Савельев, но его кандидатура из числа подозреваемых сразу выпадает, поскольку он не мог знать ни моего адреса, ни моей фамилии.
— Ладно, товарищ подполковник, — тяжело вздохнул следователь. — Меня предупреждали, что вы человек опасный и тяжелый по характеру, я не поверил. И сам нарвался на неприятность. Оружие моим бойцам силового сектора вы вернете?
— Тамара! — только и сказал я, и она тут же уложила на стол автоматы и на каждый из них положила затвор, без которого автомат, по сути дела, можно использовать в боевой обстановке исключительно как дубинку.
— Я отменяю обыск, — распорядился следователь. — Мы можем уехать?
— Бога ради…
— Если возникнут проблемы, обращайтесь ко мне смело, — улыбнулся следователь. — Меня зовут подполковник Лихарев. Если смогу быть полезным, помогу… Вот вам моя визитная карточка, — протянул он мне кусочек картона. — Вставайте, супергерои, хватит пол протирать, поехали, нам еще до дома тридцать километров мотать…
«Супергерои» поднимались с пола осторожно, оглядываясь на стоящую у них за спинами Тамару, опирающуюся на вилы, упертые в пол. Вилы были очень острыми. Это уже привычка, что ли, — все точить до идеала. У меня в доме нет ни одного тупого ножа. Если что-то от природы должно быть острым — кухонный нож, или лопата, или столярная стамеска, я обязательно это наточу. Характер у меня такой, не позволяет терпеть в доме тупые предметы. Это, кажется, называется умным словом «перфекционизм». Мне слово, честно говоря, не сильно нравится, но сам я вот именно такой и другим быть не стремлюсь…
Тамара, чтобы не пугать «детей», вышла вместе с вилами во двор. Ее отсутствие подстегнуло автоматчиков сильнее, чем окрик подполковника-следователя. Парни быстро подхватили автоматы, затворы к ним и выскочили вслед за подполковником. Тамары, как я понял, рядом с крыльцом уже не оказалось, иначе они бы так не спешили и вообще поумерили бы собственную прыть. Последним дом покинул эксперт.
— Вы врач? — спросил я его в спину.
— Я — патологоанатом и судмедэксперт.
— Посмотрите у Тамары руку. Она вчера повредила кисть…
Патологоанатом обернулся на пороге и обиженно проговорил:
— Я ставлю диагнозы только трупам…
Я ему в ответ даже счастливого пути не пожелал. А простое «спасибо» напрочь забыл, как произносится.
Заработавший на низких оборотах дизельный двигатель микроавтобуса подсказал, что следственная бригада благополучно удалилась. Вместе с ней наш дом покинули старики Николаевы, но их домой отправили пешком, подвезти не додумались. Со мной в комнате остались капитан Родимцев и участковый. Участковый смотрел на меня почти с восхищением, а капитан Родимцев с удивлением.
— Ну, Виктор Вячеславович, крутой вы мужик… Вам еще сильно повезло, что подполковник Лихарев по характеру человек мягкий. Другой засадил бы вас вместе с женой в каталажку.
— Не существует такой каталажки, которая смогла бы нас двоих удержать. Подполковник Лихарев, видимо, что-то слышал о спецназе ГРУ и потому провести задержание не решился. Кроме того, он сам только что побывал в роли задержанного. Наверное, не понравилось…
