XIII. Наконец-то Швеция

Я была совершено счастлива. Я приехала в Швецию, богатую европейскую страну, и со мной был молодой, привлекательный мужчина, по-настоящему неравнодушный ко мне. Но стоило мне выйти из здания аэропорта, как мое тело застыло от жгучего холода. Это была еще даже не зима, но резкие ледяные порывы ветра пробирали меня до костей. Я не подозревала, что где-то на нашей планете может быть так холодно. У меня было ощущение, что я и носа на улицу не высуну из теплой утробы моего нового дома.

Подъехав к дому Йохана, я побежала внутрь, оставив свои сумки в машине. Мне было слишком холодно, чтобы думать о чем-то еще, кроме тепла, ожидавшего меня в гостиной. Я уже скучала по сом-там – очень острому салату из зеленой папайи, привычному блюду для тех, кто родился в Исане. Мы считали, что жить без него невозможно.

Вскоре после того, как я начала новую жизнь с Йоханом, со мной связалась подруга Саи. Саи отказалась возвращаться в Убон, когда я уезжала в Германию, и я очень беспокоилась, оставляя ее с подругами в Паттайе. Я боялась, что она может впутаться во что-нибудь противозаконное. В Паттайе попасть в беду ничего не стоит.

Оказалось, она начала употреблять ябу, популярный в Таиланде амфетамин, и сейчас сидела в тюрьме. Через подругу она решила связаться со мной и попросить о помощи. Я отправила ей безвозвратный «залог», который на самом деле представляет собой взятку для полиции. Когда деньги были получены, дело против Саи закрыли, а ее освободили. Это обошлось мне в пять тысяч батов. Я отдала бы и вдвое больше, только бы вытащить ее из тюрьмы. Заплатив взятку, я могла спокойно спать по ночам. В Паттайе полно людей, балансирующих «на грани». Тяга к этому разудалому образу жизни оказалась слишком сильной для 15-летней девочки, оставшейся без присмотра взрослых.

Поскольку виза у меня была туристическая, работать в Швеции я не могла и вела жизнь «праздной женщины». Я выполняла ту небольшую работу по дому, которая требовалась для нас двоих; это оставляло мне массу времени, чтобы смотреть телевизор и ходить в спортзал. Я часто навещала родителей Йохана. Но мне было скучно. Тогда я попросила Йохана сделать визу для моей подруги Би.

За несколько месяцев до отъезда в Германию я встретила Би, одну из подружек Йинг по старшим классам. Когда Би впервые пришла ко мне в гости в Паттайе, она спросила, как здешним девушкам удается заполучить столько желанных вещей – мотоциклы, золото и красивую одежду. Особенно ее интересовало, откуда у них столько денег.

Я сказала ей правду: «Они спят с туристами». Би удивилась: «И всего-то?!» Этот бизнес манил ее, как вода рыбу. Она была откровенно заинтересована в нем, в отличие от большинства девушек, в первый раз приезжающих в Паттайю. Впрочем, и других не приходится особенно уговаривать, стоит им увидеть, сколько здесь крутится доступных денег. Тот факт, что больше не нужно работать долгими часами за жалкую компенсацию от работодателя-тайца, становится весомым аргументом. Вскоре Би перебралась в Бангкок, чтобы стать профессионалкой.

Йохану быстро удалось сделать визу для Би; шведские иммиграционные власти настроены довольно либерально. Они не только дали мне трехмесячную туристическую визу, но, когда мне стало скучно, еще и позволили моей подруге приехать и остаться со мной. Я была в восторге от того, что рядом будет человек, с которым я смогу говорить на родном диалекте и есть свою национальную еду.

Мы замечательно проводили время, гуляя по окрестностям. Поскольку я уже немного ориентировалась в Стокгольме, я стала гидом для Би. Даже не верилось, что я могу играть роль гида в европейской стране и водить подругу по лучшим местам для шопинга. Было ощущение, будто я живу в сказке, ставшей былью! Мы, две бедные молодые девушки из низшего класса Таиланда, гуляем по Швеции, и шведы признают в нас «равных» себе – более или менее. Может быть, это было как-то связано с нашей внешностью, по крайней мере когда дело касалось мужчин. Но такое никогда не могло бы случиться в Бангкоке и вообще в любом другом регионе Таиланда. Да, я могла поехать в Лаос, и там на меня смотрели бы как на равную в этническом смысле, но я все равно оставалась бы всего лишь женщиной. В Швеции же я была наравне и с мужчинами, и с женщинами.

Однажды мы с Би сели в такси с водителем-марокканцем. Он спросил, откуда мы родом. Я ответила: «Из Таиланда». Он спросил, не поеду ли я с ним к нему домой, чтобы заняться с его другом сексом. Я сказала: «Еще чего!» Он был уверен, что все тайки работают стриптизершами, а все тайки-стриптизерши подрабатывают проституцией. Он сильно ошибался! Я больше не была бар-герл. Би, напротив, спросила меня по-тайски, сколько она получит от его друга за шорт-тайм. Я немного удивилась, но посоветовала ей назвать ему цену, эквивалентную тремстам долларам, в шведских кронах. Как ни удивительно, он сразу согласился. Это составляло двенадцать тысяч батов за шорт-тайм – в двенадцать раз больше, чем в Таиланде. Би с радостью ухватилась за эту возможность.

Би приехала в Швецию с намерением найти себе мужа. Но вернувшись в Таиланд и отдыхая на Пхукете, она познакомилась с замечательным датчанином, который увез ее с собой в Данию. Пожалуй, верно сказано: «Клад, который мы ищем, зарыт у нашего дома».

Проведя три месяца в Швеции, я вернулась в Таиланд, чтобы получить новую визу и съездить в Убон повидаться с матерью. Дома я провела пять недель. Для любой девушки, которая долго жила за пределами своей деревни, возвращение к корням – особенно в примитивной и провинциальной местности – происходит очень трудно. Через пять недель после возвращения я осознала, что мне нужны веселье, музыка, возбуждение и ночная жизнь Паттайи, куда я тут же сбежала и где провела еще два месяца.

В Паттайе я остановилась в отеле, принадлежавшем другу Йохана, и некоторое время учила его говорить, читать и писать по-тайски. Мать навещала меня и даже целый месяц проработала в отеле. Хотя она была не прочь убить время таким образом, Паттайя ее не привлекала. Ей были неинтересны ни жизнь в курортном городе, ни настоящая работа, позволяющая заработать на жизнь. Мать просто дожидалась моего возвращения в Швецию, чтобы спокойно пожинать плоды моей новой жизни.

Я регулярно ходила в фуд-корт в «Ройал Гарден», чтобы поесть и поболтать с друзьями. Я ждала, пока будет готова моя новая виза, и вела довольно спокойную жизнь по сравнению с предыдущей жизнью хорошо оплачиваемой шлюхи. Правда, иногда по вечерам я встречалась с Полом. Но на этот раз я приехала в Паттайю не за этим. Через пять лет после начала самостоятельной жизни у меня появился свой мужчина, который был счастлив заботиться обо мне эмоционально, физически, а самое главное – финансово.

Теперь я могла проводить с матерью больше времени, чем все предыдущие пять лет. Она ничего не смыслила в вопросах, касающихся визы, равно как и всех документов, которые от нее требовались, зато понимала, что мой отъезд из страны означает для нее большие деньги. Она знала, что я всегда буду обеспечивать ее и своих сестер.

Я впервые привезла в Паттайю Йинг, чтобы она увидела, где я провела столько лет. Ей всегда хотелось посмотреть Паттайю. Йинг была моей единственной родной сестрой. Ей оставалось всего полтора года до окончания школы. Я работала для того, чтобы она могла получить школьный аттестат и образование, которого у меня не было. Мне никто не дал такой возможности. Я очень гордилась ею и надеялась, что она тоже будет мной гордиться.

Паттайя вызывала у Йинг смешанные чувства. Этот город был бесконечно далек от провинциальной деревни, которую она называла своим домом. Ей нравилось, что здесь так доступны кинотеатры и современные, оборудованные кондиционерами торговые центры, о которых большинство деревенских жителей вообще не знает. В этом городе было полно заведений с нашей любимой исанской кухней. Ей также нравились теплый тропический бриз и шум прибоя, нежно омывающего берег. Помимо этих немногих удовольствий, делать в Паттайе в общем-то нечего, если не зарабатывать на жизнь по ночам.

Шведское посольство известило меня, что моя виза готова и я могу снова лететь в Швецию. Я собрала сумки и приготовилась к перелету. На этот раз мне не пришлось разбираться с квартирой, полной мебели и электроники, которые нужно было отправлять домой. Поэтому все сборы прошли в мгновение ока.

Не успела я обжиться в Швеции, как мне позвонили насчет Саи. Я узнала, что она снова сидит в тюрьме за употребление ябы. С меня опять требовали денег за ее освобождение. Я не знала, как быть. Я думала, что она больше не употребляет ябу и ее жизнь налаживается, но сильно ошибалась. Я поняла, что, пока Саи остается в Паттайе, ее будут преследовать проблемы.

На этот раз я послала деньги матери, чтобы она дала взятку, хотя у меня не было никаких гарантий, что Саи отпустят после второго ареста. Было очень больно слышать, что моя младшая сестра сидит в тюрьме для несовершеннолетних. Мне казалось, что если я снова заплачý, она вернется к жизни со своими приятелями – с теми, кто балуется наркотиками, а возможно, и совершает преступления. Я колебалась, но не видела другого решения. Я отослала деньги матери, чтобы добиться освобождения моей 16-летней сестры из тюрьмы. Вместо этого мать взяла деньги себе и потратила их на предметы роскоши и «делание лица» в деревне, оставив Саи гнить в тайской тюрьме еще на шесть месяцев.

К тому времени как Саи выпустили, она поняла, что больше не хочет оказаться в тюрьме для несовершеннолетних. Ей пришлось вернуться в Убон. Мать не собиралась оставлять ее в Паттайе без присмотра. Я жалела, что Саи совсем не похожа на Йинг, прилежную ученицу, которая уже перешла в одиннадцатый класс. Будь это так, Саи сделала бы нашу жизнь – мою и матери – намного проще. Возможно, если бы Саи не узнала в свое время, что ее удочерили, она могла бы вырасти больше похожей на Йинг, но я этого уже никогда не узнаю.

Саи почти окончила девятый класс – достижение, которое открывало ей доступ к приличной работе. Она могла бы устроиться в крупную компанию, которая обеспечила бы ей медицинскую страховку, четыре выходных дня в месяц и другие преимущества. Но она бросила школу, когда была так близка к достижению этой цели, и сразу же вляпалась в неприятности. Саи лишила себя таких возможностей! Я потратила массу времени и денег, стараясь обеспечить ей хорошую жизнь, платила за ее обучение и помогала строить ее успешное будущее. Все это пошло прахом, когда она бросила школу и подсела на ябу. Я была очень разгневана и ужасно обижена; я чувствовала, что мои усилия пошли прахом.

Моя жизнь в Швеции налаживалась. Благодаря щедрости Йохана я, к восторгу моей матери, посылала домой деньги каждый месяц; но я не могла целый день сидеть в квартире без дела. Вскоре мне удалось найти работу, где требовалось делать то, что получалось у меня лучше всего, – исполнять экзотические танцы. Денег за это платили гораздо больше, чем я зарабатывала в Таиланде. Выяснилось, что кроме меня здесь есть и другие тайские танцовщицы, но я была самой миниатюрной, самой молодой, а потому притягивала всеобщее внимание.

Мой первый рабочий день позволил мне показать свои прелести на сцене – яркое шоу, которое я отточила до совершенства в свою бытность юной танцовщицей-«зажигалочкой» в Паттайе. Я танцевала так, как привыкла танцевать в тайских гоу-гоу, – в том стиле, который привлекал множество клиентов. К моему удивлению, и посетители, и танцовщицы стали дружно смеяться надо мной. Я привыкла быть одной из самых «горячих девочек» на сцене – и вдруг превратилась в посмешище! Стало ясно, что мне придется поработать над тем, что я делала неправильно. Я не собиралась упустить шанс зарабатывать большие суммы в шведских кронах.

Стриптизерши в Таиланде по стилю исполнения приближаются к гимнасткам и не снимают трусики-бикини – по крайней мере, далеко не сразу. Шведки не любят азиаток, работающих в шведских клубах; они «играют грязно», стараясь добиться нашего провала. Они думают, что все мы приезжаем в Европу, чтобы заниматься своим прежним ремеслом. Кроме того, как правило, мы оказываемся гораздо лучшими танцовщицами, чем они, с нашей экзотической внешностью, смуглой кожей и миниатюрными телами, которые больше нравятся европейским мужчинам.

В первый же день одна из танцовщиц украла у меня лифчик – в общем, впечатляющего дебюта не получилось. Потом мое имя внесли в расписание, а мне об этом не сказали. Я лишилась шестисот крон (шестьдесят долларов), потому что не пришла на работу. Некоторые девушки очень старались сделать мою жизнь несчастной – и им это удалось.

Однажды я, как безумная, металась по костюмерной клуба. Вошла менеджер, велела выходить на танцпол и поинтересовалась, почему я до сих пор здесь – ведь мне пора на сцену. Я ответила, что ищу свой сценический костюм, и вскоре обнаружила его в мусорной корзине. Танцовщица-шведка выбросила мою одежду. Ей не нравилось, что маленькие загорелые азиатки притягивают к себе внимание посетителей, которое, как она считала, по праву принадлежит ей. Другим танцовщицам потребовалось немало времени, чтобы осознать, что я хочу зарабатывать на жизнь только танцами. В конце концов некоторые из них стали моими подругами.

Я знала по-шведски лишь те немногие слова, которым обучил меня Йохан. Мне приходилось общаться с клиентами на английском. Я лгала им, обещая, что сделаю для них что угодно, и вынуждая оплатить приват-комнату и приват-танец. После того как они вносили плату (от которой я получала солидный процент), мы отправлялись в комнату, и я нарушала свое обещание. Я делала только то, что делали все остальные девушки в клубе, – этакая стриптизерская версия торговой практики «замани и подмени».

В баре я говорила посетителю: «Пойдем в приват-комнату, я тебя полижу». Оказавшись в приват-комнате, я уверяла его, что сказала лишь «ты мне нравишься» или «я полижу только твои пальцы и соски». Многие мужчины сердились, но, как ни удивительно, далеко не все. Если они впадали в ярость, вышибалы просили их покинуть клуб. Тем, кто буянил, помогали выйти через переднюю дверь.

Обычно мы танцевали всю ночь с одним перерывом в полночь. Я всегда с удовольствием ходила в ночной магазин за едой и закусками, покупая лапшу, курицу-гриль, сэндвичи, напитки и тому подобное. Нам это было необходимо, чтобы поддержать силы, поскольку танцы и «развод» клиентов – изнурительная работа. Из западных девушек лишь немногие вызывались сходить за покупками, да и то изредка, а восточноазиатские и южноамериканские девочки всегда были «на подхвате».

Однажды вечером, получив по нескольку крон от каждой из девушек, я принесла всю заказанную еду и выложила ее на столик. Одна из шведок спросила, сколько стоила ее порция. Как и все остальные, она каждый вечер ела одно и то же и прекрасно знала, сколько стоит ее заказ. Но как раз в тот вечер я забыла взять на кассе чек. Та стриптизерша и еще несколько других европеек возмутились: «И как мы теперь узнаем, сколько нам полагается сдачи?» Я тут же вытащила всю мелочь из кармана, швырнула ее на стол и предложила им считать сдачу самостоятельно. Да, шведки не так любили меня, как шведы.

В другой раз один швед очень оскорбительно отзывался о тайских девушках: «Все они – шлюхи. Им нужны только деньги. Все они – лгуньи и воровки». Хотя он довольно точно описал мое прошлое, я сумела скрыть свои эмоции, несмотря на закипающий гнев. Мои сестры совершенно определенно не были шлюхами!

Я сказала ему, что если он придет в приват-комнату, я сделаю ему минет за самую низкую возможную цену – полторы тысячи крон (сто пятьдесят долларов). Это была сумма, которую обычно просили за танец на коленях в приват-комнате, и она давала мужчине право только смотреть, как девушка исполняет стриптиз. Когда мы перешли в приват-комнату, я мило улыбнулась и вышла. Потом я пожаловалась вышибалам, что он меня шлепнул. Ему было велено немедленно покинуть клуб. Мужчинам не позволено прикасаться к женщинам в клубе. Я знала, что поступаю нехорошо, но говорить гадости о тайках – разговаривая с тайкой! – это полная глупость. Он получил по заслугам.

В клубе я намеренно дразнила мужчин, морочила им голову, обещая сексуальный контакт в приват-комнатах, и получала неплохую плату за свой обман. Мне очень нравилась моя работа. Я могла обращаться с ними так же, как секс-туристы обращались со многими девушками в Таиланде, да еще получать материальное вознаграждение.

Однако далеко не все мужчины, которые ходят в клубы посмотреть экзотические танцы, такие глупцы. Некоторые приходят ради чистого удовольствия увидеть выступление сексуальных девушек, насладиться возбуждением и готовы платить за это удовольствие. Один клиент некоторое время смотрел, как я танцую, и разговорился со мной во время моего перерыва. Наконец он заказал танец в приват-комнате. После долгого танца и продолжения разговора он оставил мне чаевыми десять тысяч крон (тысяча долларов). Спустя четыре дня, когда у меня был выходной, он снова приходил в клуб. На следующий день я узнала, что он оставил для меня дополнительно пятьсот долларов чаевых. Он заплатил еще пять тысяч крон, чтобы продемонстрировать свою благодарность! Было очень приятно получить столько наличных без необходимости их отработать. У меня возникло чувство, которого я прежде не знала. Я ощущала чистый, неподдельный экстаз: заработать столько денег, не продавая свое тело в прямом смысле этого слова!

В Швеции есть стриптизерши, которые по выходным дням подрабатывают эскортом, получая до двух тысяч крон (двести долларов) за обычное вечернее свидание за ужином; никакой «интим» в эту сумму не входит. О нем договариваются отдельно. Но я этим больше не занималась.

Работа в Швеции позволила мне скопить немало денег, и одновременно я готовилась привезти в Европу свою мать. Я помогла Йинг поступить в колледж в Корате, прикупила пару участков земли, начала строить новый дом в своей деревне и вообще улучшила нашу жизнь, свою и своей семьи. Почти все шло хорошо. Единственная остававшаяся у меня проблема, помимо холодного климата, была связана с Саи. Она начала встречаться с каким-то бездельником и в конечном счете забеременела. Саи стала матерью в семнадцать лет. Я согласилась в последний раз ей помочь, профинансировав для нее покупку маленького магазина одежды в универмаге «Лотос» в Убоне.

У меня в Германии есть подруга, которая росла так же, как и я, продав свою девственность в шестнадцать лет. Она работала в секс-туристических притонах, пока не познакомилась с очень славным немцем, который увез ее в свою страну. У нас общее отношение к нашему прошлому и безжалостное чувство стыда. Мы отчаянно хотели денег и становились жертвами самых оскорбительных и похотливых желаний, какие только могли себе позволить извращенные фаранги-туристы.

Обычная публика мало что знает о жизни бар-герлс после того, как они уходят из профессии; да и к чему ей забивать этим голову? Но тем, кто в курсе наших бед, хорошо известно, что нам требуется длительная психотерапия, чтобы справиться с эмоциональным страданием и вести жизнь, которую хотя бы отдаленно можно назвать нормальной. Увы, лишь немногие девушки знают, что существует служба психологической помощи. И даже если им известно о ней, у них нет ни желания, ни средств, чтобы позволить себе такую роскошь.

Навещая родителей Йохана, я остро чувствую, что была многого лишена в своей жизни, пока росла, – в частности семьи, которая заботилась бы о моем благополучии. Знаю, мне очень повезло оказаться в Швеции. Я веду жизнь, которая кажется неосуществимой мечтой для большинства девушек из провинциального Таиланда. Моя жизнь здесь сравнительно легка, безопасна и комфортна – в общем, она похожа на рай, хотя в раю наверняка теплее.

Прожив в Швеции некоторое время и танцуя в клубе, я зарабатываю больше, чем когда-либо могла себе представить. Я выступаю на сцене, занимаюсь делом, которое приносит мне радость, и нахожусь в центре внимания. Я не продаю свое достоинство, чтобы поддерживать семью. Кажется, такая возможность выпадает раз в жизни – и это происходит со мной! Но я понимаю, что этого недостаточно. Я хочу большего. Я хочу жить и работать в восхитительном городе, где тепло, люди говорят по-английски, а деньги текут в карман так же легко, как и здесь.

Моя исанская кровь привыкла к теплому климату триста шестьдесят пять дней в году. Полуденная температура в «жаркий» летний день в Швеции такая же, как в самый холодный день в Паттайе или Бангкоке. Лас-Вегас кажется мне единственным вариантом. Я читаю о Лас-Вегасе, наслушавшись разговоров девочек в клубе. Его жители говорят по-английски, климат там теплый, и весь город полон красочных достопримечательностей и восхитительных людей. Что еще важнее, деньги там текут не просто ручейком, а мощным потоком!

Я знаю, что получить американскую визу мне будет нелегко. Я долго думала о различных вариантах, один из которых выйти замуж за американца. В Америке живут сотни тысяч тайцев; если уж они нашли туда дорогу, значит, смогу и я! США намного ближе к Швеции, чем Швеция к Таиланду, а я ведь сумела попасть сюда. Значит, и путь в Штаты должен существовать!

Прошло время с тех пор, как я дописала этот последний абзац. Я много размышляла о поездке в Лас-Вегас, оставаясь в Швеции и продолжая копить деньги. Попаду я в Лас-Вегас или нет, карьера танцовщицы из ночного клуба рано или поздно кончится.

Я зарабатываю много денег, обеспечиваю свою семью и коплю деньги на будущее. Мое пребывание в Швеции улучшило качество моей жизни и жизни моей семьи – сейчас и на многие годы вперед. Должна признаться, я никогда не стремилась выучить шведский язык, потому что он трудный. У меня не было потребности в этом – мой «товар» расходился без слов. Я успешно общаюсь почти на любом языке, поскольку коммуникация не исчерпывается устной речью. Я намерена провести здесь еще какое-то время, а потом упаковать вещи и пуститься в следующее приключение. Я рождена жить в таком месте, где солнце светит больше шести месяцев в году – может быть, это Лас-Вегас?..

Когда я в свои тринадцать лет садилась в автобус до Бангкока, то понятия не имела, что меня ждет. Прожив целую «тяжелую жизнь» за семь лет, оставив ее позади и покончив с торговлей сексом, я знаю, что нет на свете таких преград, которые смогли бы удержать меня от исполнения моей мечты. Мне повезло, что я смогла вырваться из беднейшего региона Таиланда, чтобы жить и путешествовать в Европе. Учитывая все эти факторы, Лас-Вегас – не слишком дикая идея, если взглянуть на дело с моей колокольни.

Я читала, что танцовщицы в Лас-Вегасе платят клубу по сорок-шестьдесят долларов в день, чтобы иметь право выступать в нем, потому что получают от посетителей огромные чаевые. Не могу представить себе, как такое возможно: платить, чтобы работать в клубе! Гоу-гоу барам в Паттайе не хватает девушек, чтобы заполнить свои сцены. Но если в Лас-Вегасе чаевые так хороши, что танцовщицы готовы платить за привилегию там работать, то кто я такая, чтобы спорить? Я готова в этом поучаствовать.

С тринадцати лет моя жизнь вращалась вокруг ярких огней, крохотной сцены, режущей слух рок-музыки и ночей, переходивших в рассвет. Эти ночи были полны порочных стариков, зубы которых пожелтели от никотина, а дыхание было зловонным от спиртного. Возможность никогда больше не спать с отвратительными или извращенными мужчинами ждет меня впереди, в Лас-Вегасе. Он, как и Швеция, дает шанс «грести деньги лопатой» без необходимости торговать плотью. С другой стороны, я уже сомневаюсь, что хочу использовать свое тело или продолжать быть танцовщицей в клубе на этом этапе жизни. Возможно, я рождена для чего-то более великого.

Наконец я перестала работать в стрип-клубе и начала учить шведский; я также очень серьезно подошла к новому направлению своей жизни. То, что я начала писать эту книгу и вспоминать многие события своей биографии, мотивировало меня бросить танцы. Я намерена сделать свою следующую карьеру, какой бы она ни была, намного более респектабельной.

Первым шагом стало возвращение к учебе. Хотя заработок стриптизерши – вещь существенная, я знаю, что способна на большее. Я доказала, что могу получить все, чего захочу и в чем нуждаюсь, и для этого мне больше не надо спать с секс-туристами!

За первые четыре месяца 2002 года я отослала матери полмиллиона батов. Из этой суммы двести тысяч батов предназначались для покупки земли на мое имя, а триста тысяч должны были лечь на мой сберегательный счет и идти на оплату текущих расходов матери. Но мать потратила все триста тысяч за четыре коротких месяца – и хотела еще. Сумма в семьдесят пять тысяч батов в месяц почти в двадцать раз превышает среднемесячный доход семьи в моей деревне.

Мать разозлилась на меня, когда я перестала работать в клубе, и продолжала требовать денег. Во время наших телефонных разговоров она говорила о других бар-герлс из нашей деревни, уверяя, что эти девушки присылают домой гораздо больше. Я знала, что она лжет. Пусть исанские женщины сколько угодно говорят моей матери, что их дочери в Паттайе, Бангкоке, Европе или США присылают домой по восемьдесят тысяч батов в месяц – я знала, что это неправда. На самом деле они говорили о доходах своих дочерей от проституции, никогда не признавая этого вслух. Также верно и то, что их ложь – типичный пример попытки помериться друг с другом «лицом».

Я подарила Йинг мотоцикл, модную одежду, мобильный телефон, оплатила полный курс школьного обучения и многое другое, но она всегда недовольна. Она пошла по стопам матери в своем неутолимом стремлении к материальным благам. Йинг живет по стандартам среднего класса. Она думает только о моих деньгах, не беспокоясь об их источнике. Она также всячески старается дистанцироваться от позора быть рожденной в бедной захолустной деревне, в нашей семье, но главное – от меня и моей прежней профессии. Йинг не разговаривает со мной на нашем исанском диалекте, если рядом есть мужчины, которые могли бы счесть ее «деревенщиной». Что о ней думают женщины, ей все равно. Я сравниваю жизнь 17-летней Йинг со своей собственной. Она никогда не смогла бы оценить испытания, выпавшие на мою долю, ради того чтобы у нее была жизнь, которой она теперь наслаждается. Она совершенно не понимает, как ей повезло, – да и не пытается понять.

Фаранги годами твердили мне, что моя семья «пьет из меня соки». Шведы, с которыми я поделилась своей историей, разделяли их мнение. В итоге я приняла решение посылать своим родственникам только по пять тысяч батов в месяц. Эта сумма – как раз те деньги, которые две мои сестры зарабатывали бы, если бы у них была работа в нашей деревне. Я делаю им подарок в виде пяти тысяч батов каждый месяц; им не придется их отрабатывать. Никто никогда не дарил мне такие деньги просто так. После этого моя мать тоже приняла решение – и теперь я снова, после того как содержала мать семь долгих лет, стала нежеланной гостьей в «ее доме». ЕЕ доме?! Это мой дом! Это дом, который я купила и обставила мебелью на деньги, полученные за годы физических и эмоциональных жертв. Жертв, за которые я буду продолжать расплачиваться до конца жизни!

Моя мать не желала видеть меня снова, если мое возвращение не будет сопровождаться суммой в двести тысяч батов. Я не подозревала, что по-прежнему остаюсь «черной овцой», единственное назначение которой просто присылать домой деньги. Все эти годы мать давала мне понять, что я желанная гостья в нашем доме и загладила свою вину за смерть отца. Но стоило мне сократить свои денежные взносы, и она стала обращаться со мной точно так же, как раньше. Я была изгоем!

Отсутствие благодарности – обычная реакция исанских матерей, когда их дочери, которые много лет приносили в жертву свои молодые жизни ради родственников, решают уйти из секс-торговли. В этом случае щедрые денежные пожертвования прекращаются. Родители, особенно матери, продолжают жить в домах, купленных дочерями, в то время как эти самые дочери вынуждены ютиться в крытых соломой хижинах, содержа одного или нескольких детей на семьдесят батов в день, получаемых на фабрике по производству обуви, одежды или аксессуаров. Миллионы батов, которые они заработали на продаже своих тел, давным-давно разграблены родителями и дальними родственниками. Как только уходят деньги, исчезают родственники и друзья, которые наживались на наших прежних заработках.

Эти молодые женщины часто остаются больными после многих лет злоупотребления своим телом, к тому же они очень одиноки. Их детям часто отказано в официальном статусе и образовании, которое они получили бы, родившись за границей. Те, кто заработал массу денег (как правило, в Японии) и возвращается домой, тоже страдают от разочарования, и им особенно трудно приспособиться к деревенской жизни. Некоторым не удается привыкнуть, и они становятся алкоголичками; другие совершают самоубийство. Их желание – так же как и мое – всегда быть «хорошими дочерями». Все мы просто следуем правилам нашей культуры, требующей от нас заботиться о своих семьях, забыв о себе!

Молодая женщина, уехавшая в Японию в 18-летнем возрасте, зарабатывала миллионы тайских батов на секс-торговле даже после того, как расплачивалась со своими сутенерами. После многих лет обслуживания мужчин она вернулась к себе домой в Чиангмай с маленькой дочерью и мужем-японцем, который спустя два года бросил ее. Оставшись без денег, она снова вышла замуж и родила еще троих детей.

Мне потребовалось немало лет, чтобы понять это. Но в конце концов я пришла к выводу, что с самого начала были правы фаранги, которые говорили мне: «Твоя мать обращается с тобой так же, как ты со своими клиентами, – как с ходячим банкоматом». В последние семь лет я была всего лишь неиссякаемым источником денег для матери и моих сестер. Я могла бы стать богатой, если бы моя семья проявила хоть малую толику финансовой ответственности, вместо того чтобы сорить моими деньгами.

Сейчас май, и в Швеции становится теплее; днем температура поднимается до четырех-пяти градусов. Швеция – очень гостеприимная страна, и я надеюсь в следующем году получить шведский паспорт. Только немногие иностранцы, может быть, человек сто в год, получают тайский паспорт, и лишь единицы из них – уроженцы Запада. Это одно из многих различий между нашими странами. США и европейские страны предоставляют многим иностранцам право на гражданство. Азиатские страны позволяют уроженцам других стран становиться своими гражданами далеко не так охотно.

Получив шведский паспорт, я смогу работать в Испании – еще одном государстве, входящем в ЕС. Швеция – страна замечательная, и я очень благодарна за ее либеральные иммиграционные законы, уровень здравоохранения и образовательную систему. Однако виза, хорошая медицинская страховка и языковая школа не могут защитить от свирепого, безжалостного холода. Испания обещает много преимуществ, два из которых – теплый климат и Майорка, туристический город, похожий на Паттайю, где сущее раздолье истинным «совам». Испанцы любят веселиться всю ночь напролет, изо дня в день. У нас с ними определенно есть что-то общее. И нет ничего невероятного в мысли о том, что я, возможно, когда-нибудь смогу получить и испанский паспорт.

Еще одно преимущество Испании – туристы тратят там много денег, особенно в стрип-клубах. Я могла бы легко приспособиться к испанскому образу жизни. Я танцевала бы там так, как делала это в Таиланде, а не в Швеции, и мне не нужно было бы снова приспосабливаться. Я часто думаю о легких деньгах; перед притягательностью туристических денег почти невозможно устоять. Но я понимаю, что это был бы шаг назад от моих долгосрочных целей. А они значат для меня гораздо больше, чем любые деньги, которые я могла бы заработать. Иначе я бы просто стала в Швеции проституткой и гребла деньги лопатой. Ясное дело, будущее вызывает у меня растерянность и даже противоречивые мысли. Я знаю, чего хочу для своей жизни. Но достичь этих целей, не используя прежних навыков, – самая большая трудность.

Я была занята в индустрии, где подвизались молодые сексуальные девушки, и заработала больше денег, чем могла мечтать. Тем не менее я знаю, что жизнь не ограничивается этим. Сюда, в Швецию, приезжают девушки из Восточной Европы, Южной Америки, Таиланда и Филиппин – всех нищих регионов мира. В Таиланде девушки с севера и северо-востока страны едут в Бангкок. Таиланд кажется мне теперь всего лишь частью мировой торговли сексом. Эти девушки, как и я, родом из одинаковых гетто.

Йохан потерял работу. Поскольку он – профессиональный программист, на которых обычно есть спрос, это стало для него огромным ударом. Все свое время он тратил на поиски нового рабочего места – увы, безрезультатно. Вполне понятно, что он становился все более раздражительным, с ним стало трудно жить, а самое главное, он впал в депрессию. Йохан привык к комфортной жизни молодого специалиста, чьи доходы позволяли покупать все, чего душа пожелает. Но теперь он истратил свои сбережения и больше не мог содержать нас.

Мне всегда было некомфортно из-за того, что Йохан оставался единственным добытчиком и к тому же был очень щедр. Мне нужно удовлетворять свои основные потребности, к тому же я искренне хочу помочь ему пережить этот кризис. Я вернулась к экзотическим танцам, утешая себя тем, что танцы в Европе – не то же самое, что танцы в Таиланде. В Швеции я продаю только сексуальную фантазию; я больше не торгую сексом.

Йохан очень злится из-за того, что до недавнего времени я посылала домой так много денег. Хоть я и уменьшила денежные перечисления родственникам, но похоже, сделала это слишком поздно. Йохан остро реагировал на эти траты, а теперь еще лишился работы. Все это привело к нашему разрыву. Я потеряла лучшего в своей жизни бойфренда из-за запросов моей матери. Я несу полную ответственность за то, что соглашалась утолять ее ненасытную жажду денег и уступать ее хищническому желанию «делать лицо».

Йохан сдал в субаренду свою квартиру и перебрался к родителям, потому что больше не мог позволить себе снимать отдельное жилье. Я переехала в маленький домик в ближнем пригороде Стокгольма, принадлежащий тайке, менеджеру моего клуба. Она приехала в Швецию около двенадцати лет назад примерно таким же путем, что и я. Она хотела накопить денег и улучшить свою жизнь и жизнь родственников. Теперь ей принадлежат несколько домов и прибыльный клуб. Мне хотелось бы когда-нибудь повторить ее успех.

Текстовые сообщения Дэйву от Йохана перед отъездом в Испанию:

Йохан уехал в Испанию, чтобы помочь своему другу создать бизнес. После его отъезда я осталась в одиночестве и ужасно по нему скучаю. У меня острая депрессия, и я начала курить. Моя жизнь состоит из двойных смен на работе, и я танцую по шестнадцать часов в день. Ненадолго возвращаюсь домой, чтобы поспать, а потом снова ухожу. Поскольку я больше не живу с Йоханом, то не испытываю желания возвращаться домой. Часто дремлю на работе, между танцами, когда клиентов мало.

Я потеряла контроль и больше не могу заботиться о себе. Я безутешна из-за того, что Йохан оставил меня, чтобы отправиться на работу в Испанию. Я чувствую себя брошенной, хоть и знаю, что это не входило в его намерения. Меня кладут в больницу Каролинского университета в Солне, Стокгольм, и я пробуду там несколько недель. Я принимаю сильнодействующие лекарства, и так будет продолжаться еще несколько месяцев, даже после выписки из клиники. Я совершенно не в состоянии работать. Диагноз: клиническая депрессия и шизофрения.

В конце августа 2003 года я наконец приняла решение вернуться в Таиланд. Похоже, у меня нет причин оставаться в Швеции; Йохан уехал, а работать я больше не могу. Надеюсь, возвращение на родину исцелит мое сердце и поддержит душу. Мне нужно продолжать жить. Никогда еще в моей жизни все не складывалось так удачно – чтобы так быстро развалиться на части.

Шведское правительство заботилось обо мне пару месяцев и будет продолжать делать это, пока я не почувствую себя достаточно хорошо, чтобы самостоятельно путешествовать. Я никогда не получила бы такого лечения в родной стране, а ведь я даже не заслужила постоянного вида на жительство в Швеции. Я всегда буду благодарна Швеции за то, что эта страна позволила мне вновь обрести достоинство, зарабатывать и копить деньги без необходимости торговать своим телом; за медицинскую помощь и систему социального обеспечения, а также за экономическую помощь, которая поступала в течение первого месяца моего пребывания в Таиланде. К моему удивлению, на мое имя был оформлен вклад; я выяснила это, когда прилетела домой. Щедрая система соцобеспечения Швеции позволила мне получать медицинский уход и страховку по инвалидности, эквивалентную сорока тысячам батов в месяц, пока я остаюсь резидентом Швеции. Но теперь на мне висит ярлык клинически депрессивной шизофренички. Я физически нездорова и сильно набрала вес после употребления многочисленных лекарств. Пора возвращаться домой; Йохан уехал, а я не могу оставаться одна. Мне нужна помощь даже в простейших делах.