Все ее усилия в попытке стать женщиной обессмыслились за какие-нибудь тридцать секунд. Позвонила ее сестра и с грубой прямотой повторила то, что ей только что сообщил муж Шукрии: «У меня есть другая жена и ребенок». Не желая сообщать эту новость жене в лицо, он попросил сестру Шукрии послужить посредницей.

Шукрия, которая только что пришла домой после смены в больнице, смертельно устала и поначалу решила, что у нее путаются мысли и она не так поняла слова сестры. Но когда та положила трубку, Шукрия задалась вопросом, как долго она это уже знала. Ощущение, что что-то не так, определенно появилось у нее какое-то время назад. А теперь она выглядела глупо из-за того, что не признавала истину сама и отрицала ее в разговорах с другими.

В дорогом ливанском ресторане, который я выбрала для нашей встречи, она слепо уставилась в пространство. Или мне так кажется. Небольшие, с тонированными стеклами очки эффективно скрывают ее глаза.

Прошло почти два года с тех пор, как мы с Шукрией впервые встретились в больнице. Она сегодня опоздала на час, и в результате у нас с Сетарех было полно времени, чтобы заказать на стол половину меню, пытаясь представить себе, что может понравиться Шукрии. Мы воображали, что наша встреча будет маленьким праздником – хотя бы потому, что сидеть мы будем не в том темном и душном углу, где встречались обычно. Теперь мы сидим над разномастным фуршетом из жареной курицы, хумуса, рубленых салатов и тающего мороженого – все это стоит на столе между нами. Шукрия не хочет есть, и Сетарех из вежливости тоже не прикасается к пище.

При всех интимных подробностях, которыми Шукрия поделилась с нами за то время, что мы знаем друг друга, она старалась избегать пространных разговоров о муже. Она лишь упоминала о нем в нейтральном уважительном тоне, почти всегда мимоходом, не желая много рассказывать об их браке.

Вплоть до сегодняшнего дня.

Первая поездка в Таджикистан, которую муж предпринял пару лет назад, была короткой. Он попросил у Шукрии отложенные ею деньги, чтобы вложить их там в некий новый бизнес. В Кабуле для него больше не было возможностей. Инвестиционный оптимизм первых военных лет испарился. Строительный бизнес больше не оправдывал себя, одно новое здание за другим шло на слом или оставалось недостроенным. Богатые иностранцы старались потихоньку выйти из дела, а большинство афганцев с деньгами предпочитали вкладывать их за границей. И соседний Таджикистан, как он слыхал, только и ждет инвестиций. Это могло бы сделать их богатыми, говорил он Шукрии.

Она отнеслась к этой идее скептически, но не желала показаться чересчур пессимистичной. И дала ему денег. Перед второй поездкой он попросил еще – и на сей раз отсутствовал дольше.

За следующие полгода он приезжал домой лишь дважды. Он организовал в Таджикистане фруктово-овощной бизнес и говорил, что дела нуждаются в его постоянном внимании. У него была машина с «дорожным пропуском», позволявшим ему пересекать границу, закупая товар на афганской стороне, а затем продавая его в таджикском приграничном городке. Он казался жизнерадостным: все вроде бы шло хорошо. Шукрии нет нужды беспокоиться, уверял он ее. Он взял денежные ссуды и в других местах в Кабуле. Платить кредиторам, когда они придут за долгами, предстояло Шукрии. Но ведь она же понимает, что они в этом деле действуют сообща и что она должна внести свою долю в его тяжкий труд за границей? Шукрия не протестовала, не желая портить мужу настроение. Как она будет искать деньги, чтобы оплачивать его долги, – эту проблему можно решить потом.

Снова приехав домой, он упомянул за ужином какую-то женщину. Сыпля байками о своих путешествиях, он рассказал и об одной глупышке, с которой познакомился в Таджикистане. Она, мол, влюбилась в него и сказала, что хочет за него замуж. Шукрия не приняла шутку:

– Если хочешь жениться на другой и бросить жену и троих маленьких детей – что ж, делай как знаешь! – сказала она мужу.

Он посмеялся над ней – мол, она вообще не понимает шуток. Это же была просто очередная байка. Женщины с такой легкостью вбивают себе в головы дурацкие идеи – вот и все, что он имел в виду. Шукрия помнит, как нехотя улыбнулась мужу: да, женщины порой бывают удивительно глупы, согласилась она.

В ту ночь он не пришел в ее постель. Вместо этого кратко заявил, что ему нужно съездить к родственникам. Он останется у них ночевать. А на следующий день, вернувшись, когда она убирала после завтрака, он просто сказал эти слова:

Потом он повторил это еще трижды и ушел, не произнеся больше ни слова. Шукрия и в первый раз прекрасно все расслышала, но не понимала, что это на самом деле значит, пока не раскрыла словарь. Произнеся слово талак – которое в буквальном смысле означает «развязывание узла», – ее муж с ней развелся. Произнесенное трижды, это слово сделало развод окончательным.

Правда, она все равно ничего не понимала. В этом не было никакого смысла. Зачем ему понадобилось с ней разводиться?! Осмыслить это было невозможно. Тогда Шукрия погрузилась в обычные повседневные дела. Вначале пошла на базар за покупками, которые уже давно запланировала. Приготовила ужин и помогла детям сделать домашнее задание. Она никому не рассказала о странном утреннем поступке мужа. Может быть, если она будет молчать, то ничего такого не случится.

Шукрия проработала еще десять месяцев – все в том же состоянии отрицания. Время от времени ее муж наезжал погостить из Таджикистана, но они не обсуждали свой развод. До тех пор, пока на днях не позвонила ее сестра.

– А вот теперь послушай меня, – потребовала она от Шукрии во время их разговора, выговаривая каждое слово в подчеркнуто замедленном темпе. – Я больше не позволю тебе страдать. Ты должна подумать о своей жизни и детях.

Кроме того, вся семья уже в курсе, так что Шукрия может перестать притворяться, сказала сестра. Они знают даже о новорожденном ребенке. «Ты должна жить реальностью», – убеждала она.

Муж Шукрии бросил ее, и пора было это принять. И тогда-то до нее впервые дошло: она потерпела неудачу не только как жена. Она потерпела неудачу как женщина.

Если афганка хочет развестись с мужем, требуется его безоговорочное согласие. Возможно, ей также придется предоставить свидетелей, которые подтвердят, что ее развод с мужем обоснован. Мужчина волен развестись по любой причине – или вовсе без причины. Произнесение слова «талак» трижды делает брак недействительным для мужчины. И часто все на этом и заканчивается.

Однако в подобных случаях брошенная женщина едва ли становится свободной. Если брак не расторгнут судом или собранием старейшин, в глазах общества брошенная женщина по-прежнему остается замужней, просто муж ее отсутствует.

Для Шукрии сложилась кафкианская ситуация: вся власть над ее жизнью по закону по-прежнему принадлежит отсутствующему человеку. Если бы она попыталась сменить место жительства, отправиться путешествовать или подписать любой документ от своего лица или от лица своих детей, кто угодно мог бы потребовать дополнительного и исчерпывающего одобрения мужа, поскольку он остается главой ее домохозяйства и ее дел.

Как и большинство женщин, Шукрия заключила брак со своим мужем дома, в окружении родственников, во время церемонии, проведенной местным муллой. Как и большинство афганских браков, их брак не был нигде зарегистрирован.

У Шукрии есть вариант: предпринять шаги к разводу через официальную систему правосудия Афганистана, в которой гражданское право, шариат и местные обычаи играют каждый свою роль. В лучшем случае это будет импровизированная и непредсказуемая процедура. Вероятно, ее станут слушать только через мужчину-посредника. Без присутствия мужа, который засвидетельствовал бы, что действительно покинул ее, ей придется вызывать собственных свидетелей, и даже при этом есть риск, что она выйдет из зала суда без свидетельства о разводе.

Муж Шукрии совершенно четко дал понять ее сестре: он ни за что не станет объявлять, что развелся с женой, перед своими родственниками, не то что перед судом. Ему было бы стыдно.

Кроме того, женщина, стремящаяся к официальному разводу, рискует остаться разочарованной и униженной. Независимо от исхода дела, само требование развода транслирует негативное сообщение: должно быть, такая женщина не была хорошей женой, не сумела позаботиться о своем муже и семействе. Иначе почему бы муж ее бросил?

Шукрии предстояло предстать перед одним или несколькими судьями, которые могли иметь юридическое образование или не иметь его, зато у каждого будет своя интерпретация разнообразных законов и каждый будет самостоятельно ориентироваться в головоломном лабиринте слухов и «традиций». Формально от суда требуется попытка связаться с отсутствующим мужем, чтобы заручиться одобрением развода с его стороны. Если сделать это не удастся, суд вызовет родственников женщины, чтобы те засвидетельствовали, что муж ее отсутствует. Только после этого у Шукрии появился бы шанс расторгнуть свой брак и получить в награду развод, которого она совершенно не желала.

Поскольку закон в Афганистане не правит, люди обычно обходят официальную афганскую систему правосудия, предпочитая ей неформальные способы разрешения конфликтов, а в этой системе местные законы и суждения разнятся еще больше, и чаще не в пользу женщины.

Шукрия ежится при мысли о том, каково ей, разведенной, придется ходить на работу:

– Будь я домохозяйкой, все было бы нормально, но я работаю вне дома. И все узнают, что я разведена. В больнице я могу даже наткнуться на тех самых судей!

На нее смотрели бы с подозрением и, возможно, презрением большинство мужчин и женщин, видя в ней плохую жену и, толкуя это понятие расширительно, плохую женщину. Но еще хуже этого унижения тот факт, что ее, возможно, заставят снова вернуться в родительский дом, где она будет формально жить под опекой своего тяжелобольного отца. Взрослая женщина не может жить в Афганистане своим домом, без кровного родственника или махрама. Будучи разведенкой, с которой остаются жить дети, Шукрия не смогла бы снова выйти замуж ни за кого, кроме родственника своего мужа. Тяжкое неравенство при разводе в Афганистане часто объясняется здесь тем, что женщины слабы умом и могут необдуманно потребовать развода, не имея на то никакой веской и обоснованной причины.

Кстати, и детей у Шукрии могут со временем отобрать. Согласно гражданскому кодексу Афганистана, основанному на шариате, дети принадлежат отцу, поскольку «каждое дитя создано отцом». Шариат считают словом Всевышнего, и подвергать его сомнению – значит быть святотатцем. Юридические аргументы, бросающие вызов гражданскому кодексу, были бы интерпретированы как оскорбление Аллаха, порождая тем самым совершенно новое, более серьезное преступление. Оспаривать аргументы шариата в суде может быть опасно, поскольку система правосудия в Афганистане нередко отправляется плохо образованными, зато благочестивыми адвокатами и судьями.

Афганка, желающая оставить мужа, будет обязана отказаться и от детей. Смысл здесь именно в том, чтобы сделать развод почти невозможным для большинства женщин – в противном случае женщины могли бы просто разводиться налево и направо, забирая с собой детей. Женщины чересчур эмоциональны, отпрометчивы и импульсивны – в особенности тогда, когда у них менструация. Им нельзя доверять принятие рациональных решений. Следовательно, ради своего собственного благополучия дети должны всегда оставаться с отцом, чтобы их не таскали от одного нового отчима к другому, если их матери-шлюхи решат внезапно выйти замуж.

Муж Шукрии пока не требовал себе детей, но она полагает, что это только вопрос времени:

– В данный момент у него нет денег. Он хочет, чтобы я продолжала некоторое время их содержать. Он позволит мне растить их и платить за них, а потом может потребовать их себе.

Если отец на это согласен, сын может оставаться с матерью до достижения семилетнего возраста, а дочь – до девяти лет. После этого все дети становятся собственностью отца. Когда детям исполняется восемнадцать, они могут (теоретически) решить, с кем хотят дальше жить. Но на практике девушку часто выдают замуж раньше.

Шукрия начинает отщипывать кусочки от куриного кебаба. Потом берет тарелку с тушеными грибами.

– Я никогда прежде такого не пробовала. Я попробую их. Мне интересно все новое.

Жуя, она просит прощения за то, что не сообщила мне о состоянии своей семейной жизни раньше.

– Я думала, вдруг вы начнете переживать. Я не хотела вас расстраивать.

– Как вы себя чувствуете? – спрашиваю я, осторожно прикасаясь к ее руке.

Отвечая мне взглядом, она тоскливо улыбается и чуть наклоняет набок голову. Весть о новорожденном ребенке мужа сделала мучительно реальным кошмар, который она десять месяцев старалась держать в узде.

– Сейчас у меня нет никаких чувств. В моем сердце нет ничего. Я внутри вся как камень. Моя голова все еще пытается это осмыслить…

– Это моя третья судьба, – продолжает она. – Вначале я была мужчиной, потом женщиной, а теперь буду разведенной женщиной.

Как она понимает, брак не вполне справился с задачей сделать ее полноценной женщиной, хотя рождение детей со временем дало ей некое подтверждение этого. Но разведенная женщина в Афганистане – нечто иное: без мужа женщина скатывается на такую ступень, на которой она и не мужчина, и не женщина, и не уважаемый гражданин. С разводом у окружающих обычно возникают подозрения, что разведенная женщина – не праведная мусульманка. Принято считать, будто пророк Мухаммед говорил, что из всех разрешенных деяний развод более всего ненавистен Аллаху.

Женщина может быть либо дочерью, либо женой (или вдовой) – но между этими двумя состояниями не так уж много различий. Если женщина не принадлежит своему отцу, для которого ее девственность – капитал, или мужу, от которого зависит ее статус, то в культуре патриархата для нее нет никакой роли. Разведенка – женщина падшая, она теряет все привилегии, сопряженные с браком, и свой высокий статус, полученный благодаря мужу. И более прочих на нее набросятся с яростью именно другие женщины.

Если муж Шукрии в конечном счете приедет, чтобы забрать детей, она мало что сможет сделать. Когда их у нее отберут, она превратится в нечто такое, что пока еще не ведает, как назвать и описать.

– Это будет моя четвертая судьба. Разведенная женщина, лишенная своих детей.

Она размышляет вслух: может быть, так получилось потому, что этот брак с самого начала не был достойным? Она в любом случае не была настоящей невестой. Она была просто Шукуром – несчастным парнем в этом дурацком свадебном платье. Вероятно, ее брак был неудачным, потому что она так и не смогла выгнать из себя этого парня. Когда ее тело запихнули в платье, Шукрия пыталась заставить свое сознание последовать его примеру. Она так и не получила махр – ту сумму, которую муж должен выплачивать (но редко выплачивает) невесте, чтобы финансово обезопасить ее.

– В данный момент я – ничто. Я была ничем, ничем и осталась. Я никогда не была мужчиной, никогда не была и женщиной. Я была женой, а теперь больше не буду женой. Когда он отберет у меня моих детей, я не буду матерью. Для кого я имею хоть какую-то ценность? Вы можете мне сказать – для кого?!

Она качает головой из стороны в сторону, голос ее начинает срываться.

– Для ваших детей, ваших родителей и ваших пациентов, – говорю я. – Для нас. Вы имеете ценность для нас.

Но Шукрия продолжает качать головой:

– Сколько жизней я должна прожить? Сколькими людьми я должна побывать?!