Следующим утром, после бесконечно долгой бессонной ночи, проведенной за разглядыванием потолка над койкой, Алекс оделся и сел ждать развития событий. Думать он мог лишь о Джекс, о том, как она висела на импровизированной дыбе одна-одинешенька и никому дела не было до ее мук.

Генри не заставил себя долго ждать. Здоровяк, похоже, пребывал не в самом лучшем расположении духа. Это проявилось особенно ясно, когда он вздернул Алекса на ноги и принялся бить в живот. Судя по всему, Генри не хотел оставлять следы издевательств на своей жертве. Наверное, ему настоятельно посоветовали не портить призовую добычу.

Выбора у Алекса не было, приходилось терпеть. Он знал, что удары в живот способны серьезно повредить внутренние органы. С другой стороны, отвечать на побои тоже противопоказано, иначе Генри поймет, что дело нечисто и медпрепараты почему-то не действуют. А этого допускать нельзя, потому что в противном случае навсегда исчезнет надежда помочь Джекс.

И вот что плохо: сейчас Алекс был вынужден переносить всю боль, раз уж лекарства больше не действовали. Молодой человек упал как подкошенный, сраженный дикой резью в животе, от которой его чуть не вырвало. Распластавшись на полу, он корчился в судорогах и проклинал все на свете.

— Алекс, — сказал тут Генри, уперев руки в бока и возвышаясь над ним одышливой горой, — ты, наверное, уже решил, что я с тобой до конца разобрался. Но знаешь, сегодня утром, когда у меня из носа опять пошла кровь, я понял, что и близко не получил с тебя должок.

Санитар неожиданно ударил Алекса мыском башмака в голову, отчего молодой человек прокусил собственную щеку. Во рту сразу расплылся медянистый привкус крови. Он изо всех сил старался сохранять трезвость мысли и ни в коем случае не сопротивляться, разыгрывая из себя ничего не чувствующего бедолагу.

— А теперь, раз уж вчера не получилось оприходовать эту сучку и я должен ждать, твой должок только возрос… Ничего, мы тебя еще разговорим. Ты у нас зачирикаешь.

Генри присел на корточки, стараясь как можно полнее донести угрозу.

— Кстати, сегодня тебя ждет кое-что особенное. Я перебинтую тебе руки вот здесь и здесь, — он ногтем отчеркнул полосы на коже Алекса, — а потом их отрежу. И то же самое проделаю с твоими ногами. А бинты нужны для перетягивания вен, чтобы ты не терял много крови и подольше оставался на нашем празднике… Ты расскажешь нам все-все, без утайки — потому как в противном случае мы с твоей дамочкой проделаем кое-что похуже. И знаешь? Когда дело касается ножа, Юрий работает… как артист. Мастер с большой буквы. Раз начав, он уже не может остановиться. Им, видишь ли, с этого момента движет чистое вдохновение. Правда, я бы сказал, у него немножко больная фантазия, когда речь заходит о женщинах… Впрочем, о вкусах не спорят. Ты тоже не будешь спорить, а выложишь все до капельки, лишь бы Юрий не стал щекотать твою девку.

Алекс лежал клубком на полу, не в силах разогнуться от боли и ярости.

Наконец Генри поднялся.

— Ну вот, с минуту на минуту придет Элис с твоей утренней дозой. К ночи вчерашняя порция почти выветрится, а сегодняшняя будет разбавленной, так что у тебя появится прекрасная возможность слушать верещание Джекс: «Ах, Алекс, умоляю, открой им все, что знаешь!»

Беда в том, что даже при желании Алекс ничего не мог рассказать этим людям. Какая такая застава? О чем вообще идет речь? Увы, ему никто не поверит…

— Ты все понял? — потребовал Генри.

Стиснув ноющий живот обеими руками, Алекс мог только кивать.

Санитар схватил его за шиворот, вздернул на ноги и пихнул в кресло.

— Посиди, отдохни пока. Элис скоро придет. Усек?

Алекс равнодушно кивнул.

Генри задержался в дверях, с улыбкой оглянувшись на пациента:

— А знаешь, у вас тут ничего. Особенно из-за торазина. Это ж надо такое придумать, а? Я тебе хоть кишки могу выдавливать, а ты и пальчиком не шевельнешь… Нет, здесь мне определенно нравится.

После ухода Генри молодой человек уронил лицо в ладони и стал ждать, когда рассеется пелена перед глазами. Шейные мышцы болели так, что он опасался повернуть голову.

Внутри бушевала ярость. Он машинально вытянул руку вперед, наблюдая, как трясутся пальцы.

Ох, скорей бы закончился этот день… Очень хочется увидеть Джекс. Конечно, она еще будет оглушена, но уже не в такой степени. Алекс нуждался в ее помощи, иначе на спасение можно не рассчитывать.

Какие все же сволочи… И торазин пустили в ход, и пилюли… Кстати, о пилюлях. Их дозировку они тоже уменьшат или как? Поскольку родную мать Алекса пичкали торазином, он уже давно расспросил врачей о действии этого препарата. Как выяснилось, любое медикаментозное средство, принимаемое вместе с торазином, значительно усиливало свой эффект.

Алекс откинулся на спинку кресла и заставил себя дышать глубоко, размеренно, чтобы успокоиться в ожидании утренней порции лекарств.

Наработанную хитрость предстоит повторить еще один — последний — раз.

Он был практически на сто процентов уверен, что до вечерней дозы дело не дойдет, коль скоро организм не успеет вывести лекарства за несколько часов, а к утру Алекс должен быть уже мертв. После выуживания сведений он потеряет свою ценность.

Да, но что за информацию они могли из него вытащить? Ведь Алекс ничего не знал. Джекс-то, судя по всему, сумела понять, чего хотят эти люди, но ей не дали времени поделиться своей догадкой с Алексом.

И тем не менее даже столь незначительная информация была опасна. Если Алекс не отыщет путь к спасению, его наверняка заставят признаться, что Джекс о чем-то догадалась, а затем пытками вытянут из нее все до капельки. Дед Алекса однажды заметил, что у каждого человека есть предел сопротивляемости и что сломать и разговорить можно кого угодно.

А эти люди явно были мастерами. Надежды продержаться в их лапах практически никакой что для Джекс, что для Алекса.

Стало быть, до пыток доводить нельзя. Надо как-то остановить их на полпути. Алекс всю ночь провел без сна, стараясь что-то придумать, однако невозможно строить планы, когда не хватает фактов. Скажем, если за ним придут и с самого начала свяжут руки или наденут смирительную рубашку, то тогда пиши пропало. Надо убедить тюремщиков, что он не опасен; надо строить из себя оглушенного идиота, чтобы никто не встревожился.

А если его все же решат связать, то придется импровизировать.

Далее, если драка произойдет в палате, совершенно неясно, как выбираться с девятого этажа «Матери роз». Толстенные разграничительные двери голыми руками не разобьешь. И даже если он сумеет отнять всю связку ключей, не получится пройти мимо дежурного поста: кто-нибудь обязательно увидит Алекса и забьет тревогу.

И тут в палату вошла Элис, державшая перед собой медицинский поднос.

Женщина пару секунд пристально разглядывала пациента, затем опустила поднос с тремя чашечками.

— Пора принимать лекарства. Не вздумай только упираться. У меня и так хлопот полон рот. Другие больные ждут моего целительного прикосновения, так что поторапливайся.

Алекс кивнул и взял стаканчик с торазином. Как и раньше, вылил сладкую жидкость себе под язык, затем подсыпал в рот пилюль. Отпил воды и тут же выплюнул всю смесь в третью чашечку. Скомкал ее в руке и швырнул в мусор.

Все это время Элис не спускала с него глаз. Ее взгляд скользнул к корзине. Она задумчиво постояла еще мгновение, затем бросила поднос на койку и полезла в мусор за самым большим стаканчиком — тем самым, где раньше была вода, а теперь находились все препараты.

Элис заглянула в чашечку и раздраженно сунула ее Алексу в руки.

— Ничего поумнее не смог выдумать? Короче, даю десять секунд вот это все проглотить, или я сейчас кликну пару санитаров. Они тебя вмиг засунут в смирительную рубашку.

Алекс моргнул, словно с трудом улавливал смысл ее слов.

— Но мне надо воды, чтобы глотать…

— Часики тикают, Алекс.

На миг в поле зрения попала рука, которую Элис старательно прятала за спиной. Шприц!

Алекс словно взорвался, вылетая из кресла.

Краткий писк изумления захлебнулся, когда молодой человек хуком справа сломал медсестре нижнюю челюсть и обеими руками тут же сдавил глотку.

Взметнулся кулак со шприцем, но Алекс перехватил запястье женщины, выворачивая кисть так, что затрещали кости. Шприц вывалился из ослабевших пальцев.

Элис не могла уже кричать — и не только потому, что у нее была раздавлена трахея: дикая боль в свернутой набок челюсти перебила медсестре дыхание. Из уголков рта брызнула кровь, растекаясь красным пятном на белоснежном халате.

Она прогнулась в пояснице, силясь вырваться, однако Алекс мертвой хваткой вцепился ей в горло. Оседая на колени, Элис пару раз ударила противника в грудь, но все ее попытки оказались напрасными.

Алекс чувствовал, как его пальцы проламывают хрящи гортани медсестры, — и это лишь подстегивало желание убивать, заставляло вкладывать в хватку все силы. Он скрипнул зубами, негромко рыча от напряжения.

Глаза Элис полезли из орбит. Она судорожно всплеснула руками, стараясь отбиться. Лицо женщины быстро синело. Изо рта показался разбухший язык; короткие всхлипы давали понять, что она пытается сделать хотя бы крошечный глоток воздуха, но Алекс не ведал жалости.

Он давил и давил, медленно оседая вместе с ней на пол. Прижав Элис к линолеуму, Алекс уперся коленом в гортань медсестры, добавляя к силе своих пальцев еще и вес тела. Руки женщины затряслись в последней судороге. Зашевелились губы, словно она хотела что-то сказать…

Алекс больше не сдерживал гнев: эта женщина хотела принять участие в издевательствах над Джекс — так пусть теперь сдохнет! Пусть они все сдохнут!

Он так долго не позволял себе разрядиться бешенством, так долго был вынужден таиться, что сейчас испытывал истинное наслаждение от свободно истекавшей ярости.

Алекс давил и давил, не замечая, что Элис уже мертва.

Наконец он обмяк, осел на пятки и принялся короткими всхлипами заглатывать воздух.

Лицо медсестры приобрело лиловый оттенок. Ничего не видящие глаза были распахнуты до предела. Из распухших губ, слегка свешиваясь набок, торчал язык. На пол стекала струйка тягучей кровавой слюны.

Алекс вцепился пальцами себе в волосы. К горлу подкатила рвота.

Он наконец слез с трупа. Увидел сиротливо валявшийся шприц и взял его в руку. Кончик иглы был голым — должно быть, Элис успела сбить колпачок щелчком большого пальца. Встав на четвереньки, Алекс принялся обшаривать пол, пока не обнаружил колпачок под койкой. Надев его на иглу, он сунул шприц себе в карман.

В зловещей тишине раздался скрип, когда молодой человек, не вставая с пола, в изнеможении прислонился к койке. Он не сводил глаз с мертвой женщины, распластавшейся на полу. Конечно, у него не было выбора, однако сейчас дело осложнилось очень серьезно. Ну и куда прикажете девать труп? На ум пришел шкафчик для одежды, однако первый же взгляд внутрь дал понять, что Элис здесь не поместится. Под кровать запихнуть тоже не получится: больничные койки слишком высоки, под ними ничего не спрячешь.

Он принялся мерить палату шагами, силясь что-то придумать. Очень скоро кто-нибудь придет, и тогда… Даже если расправа обрушится не сразу, все равно наступит ночь и его потащат на пытку в женскую душевую…

А если каким-то образом прислонить Элис к стенке сразу за дверью, затем прибраться в палате и сесть в солярии как ни в чем не бывало? Если погасить верхний свет и оставить включенным только ночник над койкой, то Генри сунет голову в палату, увидит, что Алекса здесь нет, и пойдет за ним в комнату отдыха…

Нет, в таком плане слишком много дырок. К примеру рано или поздно Элис хватятся. Местные санитары, надо полагать, уже сталкивались с подобными ситуациями и всегда начеку. Как-никак речь идет о психиатрической больнице с опасными пациентами. Скорее всего исчезновение сотрудницы будет замечено буквально в течение нескольких минут — и тогда начнутся рьяные поиски.

Алекс ходил и ходил кругами, мучительно выискивая решение и бросая на труп взгляд при каждом развороте. Элис должна исчезнуть. Но как?..

Постой-ка! Он пристально уставился на мертвую медсестру. Черт знает что такое. Пол был вымазан кровью изо рта, плюс во время удушения она потеряла контроль над мочевым пузырем, и теперь между раскинутыми ногами растекалась лужа.

А если…

Хм-м. Получится ли…

Нужно попробовать. Все равно других идей нет.

Молодой человек кинулся к своей койке, давно подметив, что она старенькая и скрипучая. Что означает этот скрип? А то, что где-то ослабли крепления. Алекс принялся лихорадочно шарить руками по каркасу и очень быстро обнаружил наполовину вывернувшийся шуруп-саморез. Вставив ноготь большого пальца в шлиц и скрипя зубами от боли и предельных усилий, он все же вывернул шуруп из рамы.

Шуруп оказался не очень длинным и уж, во всяком случае, не мог служить импровизированным оружием, зато у него был острый кончик и он отлично подходил для поставленной задачи. Алекс опустился на колени у лилового лица Эллис, поднес шуруп к ее лбу — и застыл, пытаясь вспомнить. Джекс в его присутствии активировала эти… как их там?.. «путеводные нити» несколько раз. Когда все случилось впервые и Джекс на его глазах принялась резать лоб Бетани, он был настолько потрясен, что дикое зрелище навсегда запечатлелось в его памяти.

Мало того: Алекс был профессиональным художником и с легкостью запоминал различные формы и их пространственные взаимоотношения. Он точно знал, что Джекс всякий раз вырезала одни и те же завитушки, и теперь старался, чтобы перед мысленным взором появился этот рисунок.

Из коридора донеслись встревоженные голоса санитаров. Надо торопиться.

Держа шуруп как резец, Алекс принялся чертить на лбу Элис. Сначала, как ему помнилось, шла арка, затем справа и слева от нее нужно провести две наклонные прямые. Он соблюдал ту же очередность линий и старался как можно точнее повторить углы.

Алекс полностью погрузился в решение задачи, забыв обо всем, словно работал над очередным пейзажем. Каждое движение резцом он выполнял резко и уверенно, именно так, как это делала Джекс. Кончик шурупа скрипел по черепной коробке, раздирая кожу. Наконец поверх арки он нанес несколько заключительных линий, стремясь в точности воспроизвести действия Джекс.

Закончив, он присел на корочки и, не выпуская шуруп из пальцев, уставился на полученный результат. Чужая кровь окрасила ему пальцы до основания и стекала по запястью.

И тут — произошло это неожиданно для самого Алекса — труп исчез. Нет, мертвое тело не стало потихоньку бледнеть и растворяться в воздухе, как любят показывать в фильмах про привидения. Никаких драматических эффектов. Только что Элис была здесь, а в следующий миг ее попросту не стало.

Алекс замигал и изумленно осмотрелся. Вымазанный кровью линолеум вновь был чист. Лужа мочи тоже пропала. Молодой человек перевел взгляд на собственную руку: никаких потеков. Алекс пару секунд посидел на полу, приходя в себя.

Это же надо: он только что сумел изобразить заклинание, и человек исчез. Получилось!

Восторг и облегчение нахлынули до того могучей волной, что Алекс невольно рассмеялся.

Стоп! Еще не время веселиться. Он лихорадочно подполз к креслу, забрался в него и замер, притворившись одурманенным зомби. Взгляд перед собой, все чувства настороже. Вот-вот распахнется дверь.

И тут он увидел медицинский поднос.

Вихрем сорвавшись с места, Алекс подскочил к койке и сунул улику под матрас. Еще раз оглядел палату, вытирая вспотевшие ладони о пижаму. Кажется, все выглядит нормально. В глаза ничего не бросается…

Он плюхнулся в кресло и расслабил мышцы, позволяя рукам безвольно повиснуть по обе стороны.

Приоткрылась дверная створка, какой-то санитар просунул голову внутрь и первым делом оглядел палату.

— Эй, ты меня слышишь? Медсестра Элис сюда заходила?

Алекс перевел на мужчину тупой взгляд.

— Она дала мне лекарства… и ушла…

Санитар кивнул и заторопился прочь. Когда дверь захлопнулась, Алекс облегченно выдохнул.

Так, теперь надо дождаться ночи. За ним придут. Конечно, тюремщики заранее будут знать, что Алекс окажется более оживленным, но вместе с тем не настолько бодрым, чтобы отбиваться от пыток.

Хотя сделано едва ли полдела, молодой человек все же позволил себе небольшую улыбку. Следующий шаг намного сложнее, и еще неизвестно, удастся ли он вообще, однако суть не в этом. Главное, что сейчас Алекс вновь начал обретать контроль над собственной судьбой.

Сидя в ожидании, он мучился мыслями о Джекс и отчаянно надеялся, что девушка выдюжит. Права на ошибку у него нет. Цена неудачи слишком высока.

Он уже говорил Джекс, что никому не позволит ее мучить. Пришло время сдержать обещание.