Глава 3
Повелитель куропатов
– Хлебушка!
Жалобный стон за стенкой разбудил Женю. Последнее, что он запомнил перед тем, как позволил себе малодушно потерять сознание, – лицо Богдана в свете фонаря. Арсений обрадовался, что сталкер очнулся, поправил капельницу, и потревоженная игла отозвалась болью в руке.
– Ай да я! Откачал тебя.
– Что это? – пересохшие губы противно натянулись.
– Ну, наверное, мы смогли остановить течение лучевой болезни, – доктор не понял вопроса пациента и задумчиво почесал подбородок. – За последствия не ручаюсь, но точно не помрешь… Раз до сих пор не помер…
– За стенкой, – губы все-таки треснули, Женя не оценил неуклюжую шутку.
– Голод… – просто сказал врач, и его плечи поникли. Он вынул иглу, убрал капельницу, и когда возвратился с Богданом, Русаковым и незнакомцем, Евгений уже сидел на постели, ощупывал голову. Волосы вроде не выпадали.
Старшие товарищи обменялись с ним рукопожатиями, словно Жени не было всего пару часов, никто из них не проявил никаких эмоций. Собой они заполнили всю каморку.
– У нас проблемы! – начал Русаков. – Пришли к тебе, как к старшему, сейчас все расскажем.
– Как станцию захватили?
– На дурачка! – Богдан усмехнулся. – Мы увидели, как караван бандитов отправился с клетками на охоту, и постучались в герму сразу же. Чудики-часовые решили, что это возвратились свои, мол, что-то забыли. Открыли калитку чуть шире, чем следовало. Обошлось без стрельбы.
– Я все думал, почему Ганза поддержала блокаду? Оказывается, бандиты скооперировались с ганзейскими егерями, зверюг для цирка им перепродают. Но сейчас не все так хорошо, – комиссар торопился поделиться плохими новостями.
– Как меня нашли? – перебил его Женя.
– Она тебе сама расскажет, – Богдан развел руками и посмотрел на Русакова. – Удивительно!
– Бандиты вернулись и обложили станцию. И в туннелях, и на поверхности. Блокада. К ним еще подкрепление подошло.
– С Кожуховской?
– Угу. Все здешние станции так или иначе промышляют водой, на Автозаводской совсем чуть-чуть, на Кожуховской ухитряются продавать. Есть водоотводы грунтовых вод от туннелей в сторону реки. Вот тебя и нашли в том, где фильтр стоит.
– Хорошо! – Женя поднялся на ноги, в комнате стало еще теснее. – Я знаю, как накормить людей!
– А мы хотели обсудить, как будем прорываться.
– Ты умеешь превращать воду в вино? – впервые подал голос местный.
Это был старик. Если бы не злой взгляд из-под очков-консервов, его сухое лицо напоминало бы кулак. «Я ему не нравлюсь!» – понял Евгений, и ему захотелось огрызнуться, но он глубоко вздохнул.
– Накормим людей – прорваться станет легче.
Все помолчали.
– Я видел… – Женя прикинул в уме: «Одиннадцать в яме плюс четыре наверху минус два Алениных», – тринадцать человек. Сколько их на самом деле?
– Не меньше двадцати. Могли получить подкрепление с Кожуховской, – Русаков нахмурился. – Вожаком у них развенчанный вор, кличка – Воробей. Жесткий чувак.
– Такой маленький, пухленький, седина, как у воробья, торчит, с маленькими руками? Он их не знает, куда девать, и прикольно складывает на животике! – Богдан оживился. – Тогда я его встречал. На наших станциях. Тихо себя вел, паскуда.
– Воробей, говоришь? – смутная догадка заставила Женю сесть. – А ведь он тогда с нами ехал. С «Пятого года» на Беговую. Не знаю насчет трех, но двух исчезнувших девушек он точно видел.
– Думаешь, это он их украл? – Богдан помолчал. – Их как поперли с Новокузнецкой, он долго место себе искал. Пленные говорят, к фашистам стучался, прежде чем Автозаводскую захватить.
– У него… эта… все волосы на голове… словно ни разу не попадал под радиацию, – все рефлекторно потрогали себя за макушки – на месте ли остатки шевелюры? Даже Женя повторил этот жест.
Спустя несколько часов Евгений с Машей, по-детски хихикая, ловили кистеперых рыб, используя руки в качестве живца. Глупые рыбы, реагируя на тепло, впивались в них и оказывались в корзине.
– Мотылек! Ты так забавно хохочешь!
– Ты… – смех девочки как обрезало. – Ты разгадал меня? Мою тайну?
– Какую? – Женя сделал невинные глаза.
– Откуда ты знаешь мое прозвище?
– Мотылек? Догадался!
– А вдруг они радиоактивные? – спросила Маша, меняя тему разговора.
– У наших друзей в Городе Мастеров нет выбора. Если не смогут очистить, будут есть радиоактивных. Но все-таки? Что за секрет? Ты превращаешься в мотылька?
– Нет, – Маша наклонила голову и отодвинула прядь за ухом.
Женя увидел там сложившую крылышки моль.
– Когда я сплю – просыпается мотылек. Я вижу его глазами. Во сне. И пока я сплю, мотылек летает там, где мне нужно. Я потому и разведчик, что мотылек летает везде. Ну, почти везде. А когда возвращается – я просыпаюсь.
– Незаметный ночной мотылек… – задумчиво проговорил парень. – А ведь здорово!
Он поймал очередную рыбу и втиснул ее в уже наполненную корзину:
– Я цвета животных и людей вижу, у каждого он свой.
– А какой цвет у меня? Меня же две, – девочка хихикнула.
Женя напрягся, но не смог вспомнить ее цвет, смутился:
– Я это… Только на поверхности могу, чтобы свет был. Дневной или ночной.
Он завертел головой в поисках света.
И увидел его! Окошко слива в реку светилось чужой, неестественно серой аурой. Москва-река не светилась так, когда он наблюдал ее здесь в прошлый раз.
– Человек!
Сталкеру захотелось броситься туда, но все, кто был вооружен в этой экспедиции, уже ушли, оставив молодых одних. Соваться без оружия наружу было слишком рискованно.
– Уходим! Быстрее! – Женя схватил полную корзину обеими руками и энергично пополз, распахивая коленями борозды в песке.
Мотылек оставалась спокойной, как слон.
– Это ж, наверное, так красиво, – с завистью сказала она. – Видеть картины, которые рисует жизнь.
– Да. Но эти картины живые, они не всегда приятные. И они… проходят…
– Ты что, совсем не боишься? – Женя подал корзину наверх и подсадил Машу. Это был жест ухаживания, потому что ловкая и подвижная девочка не нуждалась в его поддержке. Она поняла это и ответила уже сверху:
– С тобой – не боюсь!
Глаза Маши блеснули совсем не детским чувством, и парень постарался запомнить этот взгляд, сохранить его в памяти как можно дольше.
– Я тебя никогда не забуду! – пообещал он и подумал: «Я хочу, чтобы она, когда вырастет, была со мной»…
А уже утром с приглянувшейся Жене девчушкой случилось что-то странное – или страшное. Она не просыпалась.
– Не могу больше лекарства на нее переводить, и адреналин колол, и нашатырь давал нюхать – все зря. Дышит, трепыхается, но не просыпается, – склонившийся над лежащей девочкой Арсений выпрямился и посмотрел Евгению в глаза. – Не знаю, что с ней. Ничего не получается.
Женя зашел в палатку к Богдану и застал там Русакова.
– Недоброе утро вам. Про девочку слышали? – поздоровался он и, не дожидаясь ответа, выпалил: – Это вы ее на разведку послали? Куда?
– Видишь ли, Женя, – Богдан начал серьезно, но смотрел на комиссара так, словно нуждался в его поддержке. – Девочка Маша – человек Лагутина, увязалась она не за нами, а за тобой. По одной ей понятной причине. И если ты считаешь, что мы как-то можем ею командовать, или даже управлять ее даром, то ты глубоко ошибаешься.
Полог палатки затрепыхался под тяжелой рукой.
– Караульный докладывает, у входа парламентер с белым флагом, спрашивает старшего.
– Я приму, – Евгений направился к двери.
– После дезактивации! – бросил ему в спину Русаков.
Вошедший оглядел углы и поставил на стол перед Женей пустую клетку, с которой после дезактивации стекали капли воды. Поправил черные, невероятно длинные для тех, кто ходит по поверхности, волосы, аккуратно сложил белый платок, очевидно, служивший ему пропуском на переговоры, проследил за взглядом собеседника, обращенным на клетку, и вместо приветствия произнес:
– Номер клетки – два. А есть еще одна. Потрогай!
Парень не шевельнулся, и тогда парламентер сам ткнул пальцем между прутьев. Палец не пролез.
– Бабочка не проскочит, не то, что птица.
Жене в лицо ударила кровь, но он справился с эмоциями. Тем не менее, бандит заметил его реакцию.
– Хочешь получить первую клетку? Вижу, что хочешь. Тогда будем договариваться.
Евгений посмотрел ему в глаза и ничего не ответил.
– Будем же договариваться, а? Или я ничего не понимаю в людях? – в голосе парламентера появилась неуверенность, которой ждал Женя.
– В метро человеческая жизнь стоит недорого, на что ты хочешь обменять жизнь девочки?
– Заговорил… – констатировал бандит. – А я тебя помню, паря. Ты прикрыл нас тогда от выродков. Так что за мной должок. Не забуду. Но здесь я не по своей воле. Сам понимаешь, начальство. У тебя начальства же нет?
Женя не отвечал, давал бандиту выговориться.
– Знаю, что нет. Ну да это ничего не меняет. Воробей умный, он понимает, что ты станцию с раба… – визитер подавился словом, – …тягами не отдашь. Сохранить лицо, и все такое. Но он хочет, чтоб ты увел своих людей. Просто увел. Тогда получишь назад свою ночную бабочку. Придумай что-нибудь. Ты – человек. Нас тогда спас, как человек. Оружие у ямы оставил – как человек. И девку свою не бросишь. Человек же?
Бандит припал грудью к столу и заглянул в опущенные глаза парня.
– Прав Воробей или не прав?
Сталкиваясь с давлением взрослых прежде, Женя мечтал оказаться где-нибудь далеко-далеко, но сейчас… Он представил мятущуюся душу маленькой влюбленной в него девочки. Он вспомнил этот детский доверчивый взгляд. Выдохнул:
– Зовут тебя как?
– Цыганом кличут.
– Я не про кличку. Человечье имя у тебя есть?
– По пачпарту, что ли? – Цыган осклабился, но мгновенно стал серьезным. – Цыганков Олег Владимирович.
– Зачем? – начал парень, и тут же ему показались бессмысленными собственные усилия и разговор с посланником Воробья. Он не закончил вопрос.
– Что – зачем? – не понял парламентер.
– Зачем просыпаешься по утрам, Олег Владимирович Цыганков?
– А-а-а, – разочарованно протянул бандит. – Ты, это, паря, пойми. Те, кто такие вопросы себе задавали, они двадцать лет под землей прожить не могли. Передохли все. Нет ответа на этот вопрос.
Они некоторое время молчали. На лице Цыгана шла борьба. Он развернул клетку дверцей к Жене.
– Открой!
Тот открыл, внутри мелькнул автоматный рожок.
– По честняку. Воробью нужна станция! Тебе не нужна. Не может он больше мыкаться то у фашиков, то у печатниковских, то на «треугольнике»… Воробей тебе сделку предлагает. Не рожок маслят, не два, даже не цинк. Сколько в дрезину, что у автозаводских была, влезет, столько даст. Это ящика четыре. Думай, паря! Только уведи своих. У тебя ж какие-то дела свои есть? Вот и ступай подобру-поздорову. А мы тут сами как-нибудь разберемся. И девку твою сверху посадим, целую-невредимую!
Цыган устал от длинного монолога и тяжело выдохнул.
– Всех четверых! – потребовал Женя.
– Каких четверых? У нас только одна.
– А Беговая, «Пятый год», Краснопресненская?
– Вот те крест – не брали там никого! – Цыган дурашливо перекрестился. – Если Воробей и замутил чего без меня, так я б знал. Я ж ему – пятая рука!
Парень смотрел на него с недоверием.
– Ну, сам посуди, – бандит перестал кривляться. – Куда бы мы их дели? На Автозаводской вы их не нашли, таскать с собой по поверхности – глупо, с соседскими блатными у Воробья терки, не доверил бы такую ценную добычу.
– Ценную?! Откуда знаешь, что ценная?
– Слухом земля полнится. Вся Ганза на ушах стоит. Была б его маза, Воробей бы выкуп потребовал. Когда девки пропали? Неделю-две назад? Многовато! Тому, кто их украл, выкуп не нужен, – Цыган нехорошо, плотоядно облизнулся, Женю передернуло.
– Давай вернемся к нашим ба…тронам. Думай, Чапай! Воз «маслят», телка в придачу. Малая еще, так вырастишь под себя! Думай!
Цыган напирал, не давал подумать о пропавшем Деде.
– Да мне кто б такую взятку предложил, я б маму продал! А то до седых волос дожил, а все за Воробьем дерьмо подчищаю.
Евгений с сомнением посмотрел на иссиня-черную шевелюру Цыгана. От вонючего дыма масляной лампы та стала еще чернее. Сталкер поднялся, прошел туда-сюда по комнате за спиной парламентера. Посмотрел на него, прошелся еще раз.
– А ты это… раз о бабах базар, – неуверенно прервал бандит его размышления, – Бабу-Ягу нашу куда дел?
– Не понял… – Женя все понял мгновенно, чему удивился, но фразу закончил. – Какую Бабу-Ягу?
– Алену. Из избушки на колесах. Она ж тебя «в баньке помыла, накормила, спать уложила…»
– В печь посадила, – в тон ему продолжил Евгений. – Погибла. Морок забрал. Когда гналась за мной.
Он посмотрел на Цыгана – будет тот спрашивать о своих бойцах? Но тот по-своему понял его взгляд и опять вернулся к теме визита:
– Ну, так че?!
Женя вдруг вспомнил слова Алены у себя за спиной:
– Возьми!
– Что?
Парень наклонился к самому уху Цыгана.
– Дрезину с патронами! Себе!
Евгений выбрался на поверхность первым, утрамбовал снег, долго лежал, прижавшись ухом к земле. Наконец, услышал, что хотел, и кивком пропустил вперед головной дозор – пару самых опытных сталкеров из числа местных работяг, более-менее знавших окрестности.
Выдержав паузу, в сторону бульвара выдвинулась основная группа. Вокруг потянулись горы щебня, полностью разрушенные дома, которые уже видел Женя.
Со стороны головного дозора раздались выстрелы, и Богдан с Русаковым переглянулись, прежде чем бросить вперед всех. Это был самый худший момент: узкая тропа среди развалин заставила группу вытянуться в колонну по одному, и тут поверх голов ударили несколько автоматов.
– Ша! Сдавайтесь! Или всех положим! – голос принадлежал Цыгану.
Сталкеры пробовали забиться в щели, ожидая команды Русакова, лишь Женя стоял столбом и прислушивался.
Богдан дернул его за штанину:
– Ты, щенок! Специально нас сюда завел!
Наставник не мог видеть улыбки юноши, потому тот лишь успокаивающе поднял указательный палец, призывая к вниманию. Грунт вибрировал, раздались новые выстрелы, которые заглушили ругательства. Хлопнул гранатомет. Стрельба велась не по ним. Богдан удивленно поднял бровь и встал рядом с Женей.
– Они думают, что заманили нас в засаду, – самым что ни на есть спокойным тоном произнес Евгений.
Сверху покатились фигуры в ОЗК, более темных, чем у сталкеров Русакова. Все сбились в кучу, как смогли, ощетинились автоматами.
– Кажись, в одного попали, – объявил кто-то.
– Оружие на землю! – скомандовал Женя.
Над гребнем холма появилась голова куропата. По нему дали очередь, но вреда не причинили. Куропат скрылся. Из-за холма донесся грозный клекот.
– Не стрелять, оружие на землю! – повторил Женя и направил «калашников» на Цыгана.
– Разоружить их! – уточнил Русаков и указал на второго куропата, который с грохотом запрыгнул на гребень противоположного холма. – Каково?
– Спокойно, поворачиваемся и уходим. Тронуть не должны. Поменьше агрессии. Удивленные, опешившие и уже разоруженные бандиты сбились в кучу.
– Провел-таки, сученыш, – Цыган заглядывал Жене в глаза, силился узнать по противогазу, с ним ли вел переговоры накануне? Голос его звучал на удивление беззлобно. – Использовал втемную.
– Не тебя одного! – Богдан, наоборот, злился.
– Урок коварства, – буркнул себе под нос Женя.
– Все правильно, – заступился за него комиссар. – Взял на себя ответственность за команду, рискнул нами и собой наравне. Качество настоящего лидера. А убеждать нас сыграть в орлянку с куропатами? Не-е-е!
– Люди погибли, – огрызнулся Богдан.
– Не-е-е, – в тон Русакову проблеял Цыган. – Мы ваших передних не убивали, так, подстрелили малость. Так что… Это… Братан… вы с нами полегче…
Богдан звонко хлопнул себя по противогазу и, отдав команду, бросился в хвост колонны, туда, где сгинул дозор. Цыган бочком попытался догнать пленных, но Женя опомнился:
– Стой!
Цыган замер, Евгений дождался, пока тот обернется, и только потом продолжил:
– Передай Воробью наши условия: он возвращает Мотылька, мы – его людей. И Воробей оставляет в покое Автозаводскую.
– Наивный!
Русаков наверняка бы сплюнул, если бы не противогаз.
Цыган посмотрел на комиссара:
– Ты не понимаешь. Некуда идти Воробью. С Новокузнецкой нас выперли. Братки с Кожуховской помогать помогают, но жить пустить? Им самим тесно!
– Это ты не понимаешь, Цыган! – Женя приблизился к тому вплотную и повысил голос. – Не я буду убеждать Воробья, а ты. Чтоб дал слово оставить Автозаводскую в покое. Он же пацанов твоих захочет целыми получить, со всеми глазами, пальцами… Ступай!
Дрезина, на которой Русаков лично вызвался проводить команду Жени, стояла на рельсах, носом в сторону Павелецкой.
Комиссар развернул карту Богдана.
– Вот… Туннели, куда вам надо, назывались «ССВ» – служебная соединительная ветвь. У них четыре конца. Один – недалеко от Октябрьской, второй – ответвление от Кольцевой между Добрынинской и Павелецкой. Из-за чертовщины, которая творится в этих перегонах, ганзейцы оба конца плотно контролируют. Но вы же к ним не пойдете?
Богдан отрицательно покачал головой.
– Ваше ответвление здесь, – Русаков ногтем большого пальца ткнул в точку на перегоне между Павелецкой и Новокузнецкой. – Павелецкую-радиальную пересечете без остановки. Станция гнилая, еда и вода радиоактивные, а с тебя, Женька, радиации хватит.
Комиссар прервал инструктаж и посмотрел на парня с жалостью и сочувствием.
– Местным обычно не до транзитеров. Там много военных, но они охраняют от мутантов входы. Начальник станции меня знает, но ссылаться не обязательно. Документы у вас теперь надежные.
Еще раз оглядел спутников. Никто не счел нужным задавать уточняющие вопросы.
– Если вдруг каким-то чудом преодолеете ССВ насквозь, уходите вправо, на перегон Серпуховская – Полянка.
– То еще счастье, – буркнул Богдан.
– Перекресток с перегоном Октябрьская – Третьяковская, платформа Черная заселена кикиморами. Вы их вряд ли испугаетесь, мелочь.
Русаков быстро и небрежно сложил карту, помял. И Богдан взглянул на комиссара неодобрительно.
– Дойдите сначала. Я в это не верю. Может, все-таки останетесь на Автозаводской? Сами видели, какие у нас люди. Хорошие! – Русаков с грустью осмотрел их. – Может, передумаете?
Провожавшие бойцы по очереди жали уходящим руки, а Русаков уговаривал, но ни в голосе, ни во взгляде его надежды не было.
– О чем грустишь?! – Богдан похлопал Женю по плечу. – Мы расстаемся с Русаковым не навсегда! Нет повода для печали.
– Да я про Деда думаю, потому и грущу, он мне в последнюю встречу сон свой рассказал. Такой красочный и… хороший, – Женя пересказал наставнику сон старика.
– И че с тово? – Богдан развеселился. – Если обожраться жирной свининой, в духоте чего только не приснится.
– А если сон повторяется? Во всех подробностях!
– Говори! – Богдан стал серьезен.
– Снится мне, что стою я перед зеркалом в каком-то тесном помещении, одно зеркало влезло, а по ногам снизу сквозняком тянет, по щиколоткам. Тревожно и обнадеживающе, что ли. Я смотрю на свое отражение в зеркале и думаю, что надо бы обернуться, выяснить, что за сквозняк? А не могу.
– А мне тоже подобное снится, Женечка, видать, истосковались мы по свежему воздуху. По-другому, конечно, не как у тебя. Что стою я на платформе в самом конце, в гражданке, и вот из туннеля сквозняк, ветер прямо, будто вот-вот и поезд появится. А не появляется…
Друзья с грустью вздохнули и замолчали, каждый о своем.