Глава 17

Я разворачиваюсь и по тому же тротуару иду в кафе. Холодный декабрьский ветер то и дело налетает на меня всей своей мощью, норовит стащить на проезжую часть. Как же это замечательно – идти, не оглядываясь через плечо на каждом шагу! Хотя показываться в людных местах без шерстяной шапки, натянутой на самые глаза, я не рискую до сих пор. Если меня сейчас никто не узнает, я с удовольствием посижу в кафе, расслаблюсь вдали от недремлющего ока прессы. Но вот придет ли бывшая домработница Фишера на встречу со мной? Надеюсь. Возможно, на нейтральной территории она будет чувствовать себя увереннее.

Распахиваю дверь кофейни и вхожу внутрь, где с удовольствием вдыхаю ароматы корицы и кофе, наслаждаюсь теплым воздухом из труб вентиляции, прислушиваюсь к болтовне вокруг. Постояв несколько минут в очереди, беру один американо, к которому затем опрометчиво прибавляю миндальный круассан, и выбираю место за столиком подальше от окна. Круассан теплый и сладкий. Я слизываю сахарные крошки с губ, запиваю их глотком обжигающего кофе и позволяю себе ненадолго изгнать из головы все мысли. Насладиться мгновением передышки. Ни о чем не думать. И все равно поглядываю каждую минуту на дверь, проверяя, кто вошел. То и дело бросаю взгляд в окно, не покажется ли за стеклом Мерида Флорес. Вздрагиваю от запоздалой мысли: а вдруг где-нибудь у другого выхода из метро, в другой стороне от ее дома, есть другая «Коста»? Достаю телефон, быстро заношу в «Гугл» свои координаты – и убеждаюсь, что второго такого кафе в окрестностях нет.

Проходит полчаса. Я заказываю второй кофе. Не успеваю оглянуться, как истекает и весь час. Ясно, что она не придет.

У меня в сумке тренькает телефон. Я вытираю руки салфеткой и выуживаю его оттуда. Эсэмэска от Карли.

Я со вздохом набираю ответ.

«Ничего хорошего. Она не хочет со мной говорить».

«Пойди и попробуй еще раз».

«Бесполезно».

Я не отвечаю. Да и что я могу сказать? Неприятно сознаваться себе в этом, но Карли была права – вся эта история куда более странная, чем я думала. Вот хотя бы почему бывшая домработница Фишера ходит за мной хвостом, а говорить отказывается? Может, она приглядывает за мной с какой-то целью? Может быть, она все еще у него на службе, только втихую? Но зачем это им? И при чем тут вообще я?

Что еще я могу сделать? Мне как-то не верится, что есть смысл снова идти к ней на квартиру. Зачем – ходить с безутешным видом у нее под окнами и волноваться? Хотя моя неприязнь к Карли нисколько не уменьшилась, но надо отдать ей должное: именно она дала мне хорошего пинка, который заставил меня оторвать зад от дивана и начать делать что-то для своего спасения. Например, выяснять, на самом ли деле за кулисами всех событий последнего времени кроется что-то странное.

И тут я понимаю, что еще можно сделать… Правда, это такая сумасшедшая мысль, что у меня сразу учащается пульс и немеют кончики пальцев. Звуки кафе то отдаляются, то снова делаются ближе. Неужели я в самом деле об этом думаю?

С помощью навигатора я ползу в маленькой «Тойоте» по замерзшим проселочным дорогам, а вокруг бушует настоящая метель. От жидкого дневного света утешения мало. Снег начался еще в Винчестере. Надо было узнать прогноз погоды, прежде чем ехать. Но теперь уже поздно. Выйдя утром из кафе, я опустошила нашу со Скоттом совместную кредитную карту и взяла на эти деньги в прокате автомобиль. Из-за чего теперь мучаюсь угрызениями совести. Я же обещала себе, что никогда не воспользуюсь этой картой – надо было разрезать ее, чтобы соблазна не было. Но я говорю себе, что это ради благой цели. Опять же, оглядываясь назад, понимаю, что и выезжать надо было пораньше, но пока я моталась по городу в поисках дешевого проката, пока заполняла у них всякие бумаги, из Лондона удалось выехать только за полдень.

Следуя указателям объезда – кто-то попал в аварию, – проезжаю через чудной маленький городок Вимборн: теплые огоньки его витрин и кафе так и манят бросить руль и зайти посидеть. Но я не обращаю на них внимания и гоню машину через город насквозь, в поля Дорсета: мои пальцы закаменели вокруг руля, взгляд мечется с экрана навигатора на дорогу впереди и обратно, крупные снежинки сыплются на ветровое стекло, как бомбы при вражеском авианалете.

Дорога вертится и так и эдак, но не может вырваться из тисков заснеженных живых изгородей по обе стороны. Каждый раз, когда навстречу мне показывается машина, я жму на тормоза – я ведь не знаю здешних закоулков и потому боюсь в кого-нибудь врезаться. Дорожные знаки у поворотов на темные, узкие тропинки показывают странные названия деревень: Уитчемптон, Гуссидж-Олл-Сэйнтс, Монктон-ап-Уимборн и Сикспенни-Хэндли.

И вдруг наконец-то вот он: знак с надписью Крэнборн. Часы на приборной панели показывают 14:50. Я за рулем уже почти три часа, что само по себе, может быть, и немного, но дело в том, что в последний раз я делала это год назад, когда мы со Скоттом возвращались с барбекю у друзей в Суррее и я вела его «БМВ». День, который лучше не вспоминать. Всю дорогу домой мы ужасно ссорились – наверное, именно тогда нашему браку и наступил конец.

Наверное, я сошла с ума, раз решилась на такое: поехать домой к Фишеру. Но мне уже и в самом деле нечего терять. Ну посадят меня в тюрьму; разве это будет хуже той жизни, которую я веду сейчас? Пленница в собственном доме. Который я больше не люблю. Нет, надо быть смелой. И потребовать ответов на свои вопросы. Явиться к этому типу и прямо спросить его, почему я оказалась замешанной в эту драму. К тому же, если уж совсем начистоту, слова Карли о том, что Джеймсу Фишеру потребовалось четыре дня, чтобы заявить о пропаже сына, встревожили меня не на шутку. И я ничего не могу с собой поделать: мне необходимо убедиться, что с Гарри всё в порядке.

Слева от дороги возникает садовый центр, который напоминает мне о работе. И о том, что по этой же самой дороге мне еще предстоит ехать сегодня назад, если я хочу завтра вовремя выйти на работу. Ведь завтра выходной, а выходные для нас – самое напряженное время. Интересно, что поделывает Бен, в силе еще его предложение о повышении или нет? Хотя, возможно, после всех неприятностей, которые я устроила ему на этой неделе, у меня и работы уже нет…

Живая изгородь сменяется высокой стеной из красного кирпича. Я только успеваю удивиться, зачем она здесь, как тут же оказываюсь в самом сердце деревни. Сбрасываю скорость и оглядываюсь. Пара домов, книжный магазин на углу, старая гостиница, и вот уже вдоль улицы потянулся ряд террасных домов. Пожарная станция, деревенский дом под соломенной крышей и снова красно-кирпичная стена, теперь по правую руку. И повсюду белые снеговые шапки – на крышах домов, на деревьях, на зеленых обочинах дороги. Хорошо хоть, посыпанное песком шоссе свободно от снега…

Навигатор велит мне свернуть на узкую улочку. Симпатичные коттеджи обступают меня с обеих сторон: эти строения стоят так близко к дороге, что кажется, будто они специально подошли взглянуть, кто там едет. Примерно на середине улицы навигатор сообщает: «Вы прибыли в указанную точку», так что сердце у меня сразу начинает колотиться и падает куда-то в пятки.

Прямо передо мной, немного отступив от тротуара, стоит внушительный георгианский дом с двойным фасадом. Садик перед ним весь в снегу, а вишнево-красная дверь кажется особенно яркой. Перед поездкой я с помощью «гугловских» карт и снятого здесь новостного сюжета хорошенько рассмотрела дом Фишера и теперь сразу понимаю, что действительно приехала куда надо. Больше того: я вижу, что в окне горит свет, – значит, Джеймс Фишер дома.

Но подъехать ближе мне так и не удается: на тротуаре напротив я с ужасом замечаю небольшую толпу. И это не просто толпа – это пресса. Моя первая реакция – ударить по тормозам, повернуться на сто восемьдесят градусов и дать деру. Но это сразу привлечет их внимание ко мне. Так что я ограничиваюсь тем, что поднимаю шарф, закрывая им нижнюю часть лица, съезжаю пониже на сиденье и проезжаю мимо них с такой скоростью, какую только могу развить, не рискуя возбудить подозрения.

Черт. Как же я не подумала, что они наверняка еще здесь? Их присутствие пускает ко дну мой незамысловатый план просто подойти к дому Фишера и позвонить в дверь. Журналистам наверняка понравится, если они обнаружат, что я здесь, в Крэнборне. Один бог знает, какими заголовками будут пестреть завтрашние газеты! «Похитительница детей снова берется за свое!», не меньше.

Возможно, это вообще была плохая идея. Что я здесь делаю? Я не репортер, не частный сыщик, я – садовница. Такие вещи не по моей части. С чего я решила, что справлюсь с этим сама?

Промчавшись по улице, снова оказываюсь в поле. Нахожу небольшую площадку для автомобилей, останавливаюсь, глушу мотор и гашу в машине свет. Тишина. Снежинки медленно тают на ветровом стекле, за ним сгущаются сумерки цвета линялых чернил. Что теперь? Через час, если не раньше, световой день кончится. Не очень-то мне улыбается болтаться по местным проселкам в темноте. Так что если я хочу что-то сделать, то надо браться за это сейчас, пока еще светло.

Заматываю шарф так, чтобы он полностью скрывал всю нижнюю половину моего лица, и сдвигаю пониже шапку, из-под которой теперь торчат одни глаза и переносица. Раз уж я не могу просто подойти к двери и позвонить, как все люди, придется искать какой-то обходной путь.

Чтобы не дать себе шанс отговорить себя от задуманного, выхожу из машины и топаю по дороге назад, к домам. По снегу за мной тянется едва заметная цепочка следов. Каждый раз, когда мимо, разбрызгивая песок и грязь, проносится очередная машина, мне приходится едва ли не нырять в живую изгородь. Из пешеходов мне попадается всего один старикан: видимо, такой же сумасшедший, как я, он выгуливает старую облезлую овчарку. Проходя мимо, он говорит «добрый вечер» и касается ладонью козырька фуражки. Я киваю, бормочу что-то в ответ и тут же с удвоенной скоростью припускаю дальше, к деревне.

Еще не дойдя до крайнего дома по той стороне, где живет Фишер, замечаю тропинку, уходящую куда-то вправо. Куда именно она ведет, я не вижу, так как там возвышается стена. Но никаких надписей вроде «Частная собственность» или «Не входить» не видно, и я решаю рискнуть. Что я, в конце концов, теряю?

Иду по узкой тропинке, слева тянется стена из красного кирпича, справа – ряд деревьев, ветки которых нависают у меня над головой, а под ногами скрипит снег. На нем я замечаю еще чьи-то следы, свежие, и это вселяет в меня надежду, что я иду там, где ходить разрешено всем, и не нарвусь на разъяренного фермера с дробовиком.

Через пару минут стена заканчивается. Тропа снова выводит меня на открытую местность. Я даже замираю на мгновение, до того прекрасным кажется мне зимний пейзаж: плавные линии широкого заснеженного луга и ровный ряд деревьев посередине. Вдалеке аллея упирается в ворота огромной усадьбы – в белесом зимнем воздухе она кажется миражом. При обычных обстоятельствах я сразу пустилась бы туда на разведку, но сейчас мое внимание занято другим, поскольку слева от себя я обнаруживаю именно то, что и надеялась найти: аккуратный ряд изгородей, за которыми притаились садики позади домов. Хозяин одного из них – Джеймс Фишер.