Глава 11

Я сижу на кухне и в ожидании полицейских вытаскиваю из раненой стопы осколки. Когда мне кажется, что я уже извлекла все до последнего кусочка, я промываю и бинтую рану, почти не замечая боли. Точнее, я ее почти приветствую, поскольку она отвлекает меня от других мыслей. Зачем кому-то понадобилось бросать кирпич в мое окно? Почему все это вообще со мной происходит? И я нахожу ответ. Это мои медные трубы: я буду считаться виновной до тех пор, пока не будет доказано обратное. Для тех, кто смотрит телевизор и заходит в Интернет, я – похитительница детей, и не важно, на самом деле я это натворила или нет.

Звонок в дверь. Интересно, это мне только кажется или он действительно звучит громче? Эхо мелодичного звона отдается в каждой клеточке моего тела, от него даже зубы сводит. Я хромаю по коридору к двери, мешкаю. А что, если это не полиция?

– Эй? – Мужской голос снаружи. – Тесса Маркхэм? Я из полиции. Вы нам недавно звонили.

Я открываю дверь и вижу на пороге двоих мужчин в форме. Я надеялась, что снова приедут Чибуцо и Маршалл. Этих парней я еще не видела. Они совсем молодые. Моложе меня. За ними, на тротуаре, все так же толпятся почти присмиревшие журналисты. Да их и поменьше – ночь все-таки на дворе, точнее, утро. Надо же, никто не кричит, не толкается при полиции-то. Пара фотовспышек – и всё.

– Спасибо, что приехали, – говорю я офицерам, плотнее заворачиваясь в халат. – Идемте.

Они входят в дом, и я веду их на кухню, где они записывают мои показания. Выслушав, что случилось, сразу просят меня показать им спальню, и мы отправляемся наверх.

– Там, на улице, журналисты, – говорю я. – Они что-нибудь видели?

Отвечает темноволосый:

– По их словам, мимо ехал мотоциклист, притормозил, бросил в окно кирпич, потом прибавил газу и уехал.

– А номер они не заметили?

Полицейский мотает головой.

– Похоже, он специально замазал номерной знак грязью. Двое фотографов успели сделать снимки, но они получились нечеткие. Слишком были заняты наблюдением за вашим домом.

Кто бы сомневался – целый табор журналистов днюет и ночует под моими окнами в надежде лишний раз щелкнуть ни в чем не повинную женщину, а когда совершается настоящее преступление, никто из них не успевает среагировать…

– Мы разослали ориентировку на мотоцикл, – продолжает темноволосый. – И еще мы опросим каждого из тех, кто стоит сейчас под вашими окнами, как только убедимся, что у вас всё в порядке.

Когда я снова вхожу в стылую комнату, где шторы хлопают на ветру, пол усыпан осколками, а посреди кровати лежит одинокий красный кирпич, мне становится так плохо, как не было с самого начала. Может быть, потому, что тогда я еще не до конца проснулась. А может быть, из-за того, что с тех пор у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать и прочувствовать.

– А у вас есть представление о том, кто бы это мог сделать? – спрашивает светловолосый.

– Нет.

– Может быть, вы в последнее время с кем-то ссорились? Или у кого-то на вас зуб?

Другой полицейский тычет своего коллегу локтем в бок, но тот, похоже, понятия не имеет о том, кто я такая. Может быть, он даже новости не смотрит.

– В прессе решили, что я краду детей, – говорю я. – Тот, кто бросил этот кирпич, видимо, считает, что они правы.

Светловолосый вспыхивает.

– Ах да, конечно… Извините.

Значит, и он обо мне тоже слышал.

– Все это чушь и выдумки, – говорю я. – Ваши ведь не считают, что я в чем-то виновата, а для этих хорошая история всегда важнее правды.

– Надо вам это заделать, – говорит темноволосый полицейский. – Вы здесь одна?

Я киваю и прикусываю губу изнутри.

– Да, я одна.

– Фанерка какая-нибудь найдется?

– Я… э-э-э… вообще-то не знаю. Если есть, то наверняка в саду, в сарае.

– Вот и хорошо; пошли, покажете мне сарай. Там наверняка что-нибудь найдется, чтобы заделать эту дыру. Это недолго, пять минут, и готово. У меня отец – плотник, он меня всему научил. – Полицейский подмигивает, и меня прямо-таки захлестывает благодарность. – Кстати, я констебль Дейв Кавендиш, – говорит он. – А вот этого бесполезного персонажа зовут констебль Джеймс Льюис.

Констебль Льюис снова вспыхивает. Я ободряюще улыбаюсь ему.

Внизу натягиваю пару старых «кроксов», и мы с Дейвом шагаем по мокрой траве к ветхому сараю в дальнем конце сада, а его напарник остается ждать нас в кухне. Я отпираю сарай, и он всего за двадцать секунд находит все, что ему нужно, – старый кухонный шкаф с фанерной задней стенкой и мебельный степлер.

Через десять минут дырка в моем окне заделана, осколки с пола убраны, а постель перестелена.

– Вряд ли это входит в ваши служебные обязанности, – говорю я. – У вас, случайно, не будет из-за меня неприятностей?

– Ночь сегодня спокойная, – говорит темноволосый с улыбкой. – Конечно, тут нужен стекольщик, чтобы заделать окно основательно, но как временная мера и это сгодится.

– Спасибо вам большое, – говорю я.

– У вас нога… – продолжает Кавендиш.

– На осколок по глупости наступила.

– Надо показать доктору. Так ведь инфекцию занести можно.

– Спасибо, – снова говорю я, уже зная, что скорее всего ни к какому доктору не пойду. – Как вы думаете, того, кто это сделал, поймают?

– Честно говоря, вряд ли. Но чтобы вам было спокойнее, я вам так скажу – сюда они больше не вернутся, я уверен. Это просто какие-то идиоты, считающие, что знают всё лучше полиции. Ну а будут еще проблемы, смело зовите нас. – Дейв кивает в сторону улицы. – Эти, там, у дома, сильно вас достают?

Я дергаю плечом – у меня нет сил сказать ему, что из-за них моя жизнь превратилась в ад.

– Мы с ними поговорим, когда будем уходить. Скажем, чтобы вели себя потише.

Проводив полицейских, я, хромая, возвращаюсь в спальню. Там все выглядит вполне нормально. С задернутыми шторами даже фанерки в окне не видно. Но все равно холодно и промозгло. В воздухе будто висит какая-то грязь. Я знаю, что не смогу сейчас лечь в ту же постель, закрыть глаза и заснуть как ни в чем не бывало. Разве можно спокойно спать, зная, что где-то там, за окнами, бродит человек, который меня так сильно ненавидит?

Беру с тумбочки будильник, перекидываю через плечо пуховое одеяло и ухожу из спальни, закрыв за собой дверь. Ложиться на те полтора часа, которые остались до сигнала будильника, бессмысленно, но, с другой стороны, что мне еще делать? Я вдруг понимаю, что мне разонравился мой дом, и не из-за журналистов на улице. Мне вообще перестало нравиться здесь с тех пор, как отсюда ушел Скотт. Теперь это дом воспоминаний. В нем нет жизни. Хотя я не знаю, умер ли он совсем или просто затаился и чего-то ждет.

Пересекаю узенькую лестничную площадку, направляясь ко второй спальне – спальне Сэма. Вхожу и полной грудью вдыхаю застоявшийся воздух: мне хочется верить, что комната еще сохранила его запах. Но нет, никакого намека на то, что тут когда-то жил мой мальчик. Ставлю будильник на низенький столик у его кроватки, забираюсь в нее – она короткая, для малыша, так что мне приходится свернуться калачиком – и подтыкаю вокруг себя большое двуспальное одеяло. Только угнездившись под ним, я понимаю, до чего замерзла. Одеяло еще холодное на ощупь. Жаль, что у меня нет здесь грелки или электрического одеяла… или кого-нибудь под боком, большого и теплого, чтобы прижаться животом к его спине, согреть об него ледяные ноги.

Постепенно, уже перед самым будильником, я все же забываюсь тревожным неглубоким сном. Вырванная из него звонком, не сразу понимаю, где я и что случилось, пока не вспоминаю прошлую ночь. И тут же, словно по сигналу, начинает болеть порезанная нога. Не обращая на нее внимания, я сажусь в тесной кроватке, потягиваюсь, разминая затекшую спину, и встаю. Натягиваю на себя рабочую одежду и хромаю вниз, где, оттянув полоску жалюзи, смотрю наружу, в серую утреннюю хмарь. О, радость! Мой фан-клуб в полном сборе. Даже новенькие прибыли. Наверное, слух о ночном происшествии распространился. Придется вызвать такси, чтобы добраться до работы.

Снова жуя размоченные в воде кукурузные хлопья, кляну себя за то, что позвонила вчера Скотту. До чего же унизительно теперь вспоминать, как я распиналась перед ним, умоляя его приехать… Он ведь уже ясно дал мне понять, что у него теперь есть заботы поважнее. Для меня в его сердце больше нет места. С этой Элли у него все серьезно. Наверное, если б речь шла о ней одной, я еще как-нибудь с этим справилась бы, но мысль о том, что у Скотта будет новая семья, прямо-таки гложет меня изнутри. Даже сейчас, стоит мне только подумать об этом, как у меня сводит кишки и перехватывает дыхание. Представляется такая картинка – женщина без лица склоняется над новорожденным младенцем, а на них с восторгом и обожанием смотрит Скотт. Хватит об этом думать.

Я упираюсь взглядом в дверцу холодильника с висящими на ней рисунками Сэма и Гарри, и вскоре от их безыскусной, милой простоты у меня теплеет на сердце.

Надо бы, наверное, включить новости и посмотреть, что они врут обо мне сегодня, но у меня нет на это сил, да и времени, по правде говоря, тоже нет. Снаружи раздается автомобильный гудок: мое такси. Я ставлю в раковину чашку из-под хлопьев, хватаю сумку и направляюсь к двери, уже не чувствуя вчерашнего ужаса.

Еще раз прохожу сквозь строй. Ослепительно мелькают вспышки, вопросы сыплются градом. Всё как вчера. Только сегодня оно, слава богу, быстрее заканчивается – доковыляв от дома до калитки, я, не жалея локтей, проталкиваюсь сквозь толпу на тротуаре и погружаюсь в желанную тишину такси.

Работа – мое убежище. Мой рай. Конечно, на меня и здесь глазеют покупатели, но, во-первых, не все, а во-вторых, здесь они мне не страшны, здесь я в безопасности, и у меня есть цель. Утро проходит мирно, в размеренном ритме. Я начинаю с того, что подметаю дорожки, а потом ухожу в теплицу, где продолжаю высаживать овощи. Бена я пока не видела – наверное, он еще в банке. Надеюсь, встреча пройдет успешно. Я ловлю себя на том, что все чаще и чаще возвращаюсь мыслями к его предложению. Может, дополнительная ответственность и вправду вытянет меня из моей нынешней полужизни, придаст ей ощущение реальности. Но пока я ни на что не могу решиться. Вот если бы полиция раскрыла, наконец, тайну Гарри и выяснила, кто он и откуда взялся, тогда я смогла бы всерьез подумать над предложением Бена. Но для того, чтобы моя жизнь начала возвращаться в норму, надо, чтобы полиция для начала очистила мое имя от грязи.

– Тесса… – Я отрываю взгляд от пакетика с семенами и вижу Кэролайн, которая стоит у входа в теплицу и ерошит свои короткие мышиные волосы кончиками пальцев. – К тебе посетитель.

– Привет, Кэролайн. – Мне удается улыбнуться. – Кто?

– Говорит, твоя подруга.

– Какая? Ты не спрашивала? – Я откладываю совок и вытираю руки о фартук. – Может, это какая-нибудь журналистка решила представиться подругой…

– Ой, извини, я не спросила.

Мысленно проклинаю коллегу за тупость, но тут же одергиваю себя. Нечестно с моей стороны так думать о ней – она ни в чем не виновата.

– Она ждет тебя в кафе, – добавляет Кэролайн. – Ладно, мне пора в магазин.

– Хорошо, спасибо. Буду через пять сек.

Кэролайн поворачивается и торопливо уходит туда, откуда пришла. Я со вздохом покидаю теплицу и ковыляю за ней. Кто бы ни ждал меня в кафе, предчувствие у меня нехорошее.