Роза спускается по лестнице и садится на высокий барный стул. – Что на завтрак?

– Не имею ни малейшего представления, – говорю я. Я не голоден.

– Салли, перестань уже плакать, – говорит Роза. – Это раздражает.

Салли выглядит так, словно сломается пополам от малейшего дуновения ветра. Роза выглядит так, словно с самого рождения отлично высыпается. Роза улыбается. Показывает ямочки.

– Ты очень похожа на Дэвида, знаешь? Особенно когда улыбаешься.

– Хорошо. Значит, все будут любить меня так же, как любят Дэвида. Могу поспорить, он сбежал с Сюзеттой. Вы знали, что она ушла от Макбранайтов?

Салли вздрагивает. Я не говорю ей, что Сюзетта – это няня Макбранайтов. Я не спрашиваю у Розы, правда ли это. Я переключаю внимание на кофе. Салли тихо плачет над своей чашкой.

– Теперь все всё знают, Че, – говорит Роза. – Лжи больше не будет. Ты должен радоваться. – Она подтягивает под себя ноги, опасно балансируя на стуле, и садится на пятки. На меня обрушиваются воспоминания о том, как Роза сидела так в раннем детстве.

– В молодости он совершил убийство. – Салли смотрит не на нас, а на свой кофе. Слезы у нее текут медленней.

Я хочу спросить, откуда она об этом знает. Она это видела? Зачем Дэвиду говорить с ней об убийстве, если она при нем не присутствовала?

– Он сказал, что никогда больше не совершит ничего подобного. Что это был несчастный случай.

Он врал. Розино выражение лица тому подтверждение. Салли не отвечает, и я понимаю, что ничего не сказал вслух. Интересно, он после этого еще когда‐нибудь убивал?

– Дэвид никогда больше ничего такого не делал. Если он чувствовал ярость, то делал другие вещи. Разрешенные законом. Он научился сублимировать. Он уже не тот, кем был, когда мы встретились. Я думала, эта часть его характера вообще исчезла. Я любила его, Че. До сих пор люблю. Я думала, он изменился.

– Куда он сбежал?

– Не знаю. Он даже не сказал мне, что уезжает.

Она говорит так, словно ее сердце навсегда разбито. У меня ужасное чувство, что исчезновение Дэвида расстраивает ее куда сильнее, чем все остальное. Чем смерть Майи. Чем то, что Роза – воплощение зла. Чем устройство мозга обоих ее детей.

– Роза?

Роза качает головой:

– Он оставил телефон, взял свой экстренный набор. И украшения Салли. Он не попрощался даже со мной, хотя я была его любимицей.

Салли не смотрит на нас.

– Салли, я не такой, как он. Я знаю, ты думаешь, что снимки мозга означают именно это, но я набрал низкий балл в тесте на психопатию.

Роза хихикает. Мне явно не добиться расположения матери, заявляя, что я не такой, как любовь всей ее жизни.

– Я тоже не такая, как он, – говорит мне Роза. – Я гораздо умнее.

– Я не думала, что то, что у Дэвида, передается по наследству. – Салли больше не плачет.

– То есть ты сожалеешь, что родила нас? – спрашиваю я.

– Конечно, сожалеет, глупый. Ей всегда нужен был только Дэвид. Она считает, что они совершили ошибку, когда завели детей.

Салли молчит.

– Ты ведь жалеешь, что я родилась, правда, Че?

– Не все время. – Раз уж мы говорим откровенно, я могу в этом признаться. Роза расплывается в довольной улыбке.

– Неужели после знакомства с дедулей и дядей Солом ты не засомневалась, стоит ли вам заводить детей? – не сдержавшись, спрашиваю я.

Уголки губ у Салли слегка ползут вверх, словно она пытается улыбнуться:

– У многих хороших людей родственники просто ужасные.

– Не такие ужасные. К тому же Дэвид не был хорошим человеком.

– И продолжает им не быть. Он же не умер. Он совершил несколько убийств, – говорит Салли Роза. – Но уже давно перестал убивать. После того как я родилась.

– Что ты такое говоришь? – Салли в ужасе смотрит на Розу. – Что он тебе рассказал?

– Много всего.

– Кого он убил?

Роза пожимает плечами, словно это не важно:

– Он не называл имен.

– Он сказал тебе, почему убивал? – спрашивает Салли. – Скольких людей он убил?

– Он не серийный убийца, Салли. Об этом не беспокойся. Это было всего несколько раз.

– Несколько – это сколько? – спрашиваю я.

У Салли посерело лицо. Интересно, сколько подобных разговоров у нее уже было с Розой? Может, это первый. Хотя кто знает, что Роза ей наговорила, когда они ходили в полицию, чтобы сделать признание.

– Три, – говорит Роза. – Я почти уверена, что он убил всего троих.

– Господи боже мой, – выдыхает Салли.

– Дэвид делал это не потому, что ему нравится убивать. Он просто выходил из себя.

– Это не может не успокаивать, – замечаю я.

Салли выглядит так, словно ее сейчас стошнит. Интересно, сколько она на самом деле знает о человеке, которого так любит?

– Это сарказм, – говорит Роза. – У меня не бывает приступов гнева, и я никогда не хотела никого убить. Видите? Я не такая, как Дэвид.

– А как же история с Сеймон и арахисовым маслом? Роза закатывает глаза:

– Сколько раз я должна повторить, что это была идея Сеймон?

– Я в это не верю. Вот если ты расскажешь, как заставила ее думать, что это ее идея, тогда я поверю. Что теперь? – спрашиваю я у Салли.

– Теперь? – повторяет она. – Я не знаю.

– Можем остаться здесь, – говорит Роза. – Нам больше не нужно никуда ехать. Я все устроила.

– Нет, не можем, – возражает Салли. – Джин и Лизимайя хотят, чтобы мы уехали.

– Но они больше не могут заставить нас уехать. Квартира снята на полгода, – настаивает Роза. – И к тому же я нужна Сеймон.

Салли потрясенно качает головой. Мне до ужаса хочется воскликнуть: «Я же говорил!» Наконец‐то она видит, какая Роза на самом деле. Но я чувствую себя совершенно опустошенным.

– Ты не нужна Сеймон, Роза, – говорит Салли. – Ты разрушила ей жизнь. Ты заставила ее убить сестру.

– Я этого не делала. Произошел несчастный случай. Я никогда никого не убивала. Я пообещала Че, что не буду этого делать. Я держу обещания. Это моя любимая игра.

– Тогда зачем ты сказала в полиции, что вы с Сеймон хотели убить Майю?

– Чтобы избавиться от Дэвида. Я думала, что в какой‐то момент он может выйти из себя и убить меня. В последнее время я его явно раздражала. Это меня пугало. – Роза вовсе не выглядит напуганной.

Салли закрывает лицо руками. Я должен ей сочувствовать. Я буду ей сочувствовать, но позже, не прямо сейчас. Она потеряла Дэвида, но он чудовище. Я потерял Соджорнер, самого прекрасного человека из всех, кого когда‐либо встречал.

– Я хочу остаться. Мы ведь можем остаться, хотя бы пока не закончится срок аренды?

– Ладно, мы вернемся домой, – говорю я. – А что потом?

Салли шмыгает носом, пытаясь сдержать очередной поток слез.

– Я поселюсь у одной из сестер. Начну все сначала. – Она замолкает, словно вспомнив, что у нее двое детей. – Мы начнем все сначала.

– Я не такой, как он, – повторяю я, но вижу, что она мне не верит. Она думает, что мы с Розой оба такие же, как Дэвид. Она думает, что полюбила чудовище и произвела на свет двух чудовищ.

Мне нужно принять душ. Нужно выспаться. Мне нужен другой мозг. Как жаль, что ни душ, ни сон не изменят морфологию моего мозга. Салли говорит что‐то про завтрак, но в холодильнике пусто, а в шкафчиках осталось всего пол-упаковки мюсли.

– Я собиралась сходить в магазин, – вспоминает Салли, а потом замолкает. – Сейчас схожу.

Вместо этого она идет в кабинет и закрывает за собой дверь. Мне нужно поесть. Интересно, когда я снова почувствую голод. Роза высыпает в миску половину оставшихся мюсли и ест их сухими.

– Салли сама не своя, – говорит она.

Интересно, Салли вообще когда‐либо бывала сама своя? Дэвид и Салли всегда высказывали одни и те же мнения, мысли. Они почти всегда были во всем согласны друг с другом. Я никогда не замечал, как сильно они были похожи между собой. Точнее, какими похожими казались. Их отличало только то, что Дэвид был способен на гнев. Салли думала, что изменила Дэвида, но на самом деле это Дэвид ее изменил. Все годы, пока она была его женой, он создавал из нее идеальное прикрытие. Как она сейчас себя чувствует? Я не знаю собственную мать. Я никогда не узнаю, какой она была до встречи с Дэвидом. И тут я понимаю, что никогда не узнаю, каким был я сам до рождения Розы.

Роза достает свой телефон:

– Сеймон говорит, что ее родители купят нам билеты домой. И все. Они не хотят больше иметь с нами никаких дел. Сеймон страшно расстроена. Без меня ее сердце будет разбито.

– В этом я сомневаюсь, Роза. С ней будет то же, что с Апиньей. Она очнется и поймет, что ты с ней сделала.

– Мы с Апиньей до сих пор дружим. Мы постоянно общаемся.

– Докажи. Позвони Апинье прямо сейчас и покажи, какие вы с ней хорошие подруги.

– Она сейчас спит.

– Где твой планшет? Покажи мне список звонков, чтобы я увидел, как часто ты общаешься со своей любимой подругой Апиньей.

Роза пожимает плечами: ей плевать, что я подловил ее на лжи.

– Сеймон – моя самая-самая лучшая подруга. Мы с ней очень близки. Я никогда не была так близка с Апиньей. Она меня никогда не забудет.

Тут я с ней согласен. Я буду скучать по Лейлани. Нужно с ней увидеться. Я бы хотел увидеться с Соджорнер. Я закрываю глаза.

– Я скоро вернусь сюда и буду жить с Сеймон. Вот увидишь.

Она бредит.

– Джин и Лизимайя тебе не позволят. Они хотели бы, чтобы ты умерла.

– Теперь, когда Дэвида нет, станет гораздо лучше, – говорит Роза. – Будем только мы с тобой.

– А как же Салли?

– Салли не считается. Считаемся только я и ты.

– Не могу представить себе ничего хуже. Хуже может стать, только если Дэвид вернется. Надеюсь, я никогда больше его не увижу. Как ты думаешь, куда он поехал?

Роза пожимает плечами:

– Куда‐нибудь очень далеко.

– Жаль, что он не взял тебя с собой. Ты ведь его любимица и все такое.

– Я не убийца, не то что Дэвид. Это он был тикающей бомбой, не я. Но теперь его нет.

– Потому что ты от него избавилась. – Я говорю это и понимаю, что Роза избавилась и от Соджорнер. Она не собиралась сталкивать ее с лестницы. Она просто забрала ее у меня. Я никогда ее не прощу.

– Я же сказала тебе, что я умная. Мы с тобой одинаковые, – говорит она. Я слышу, как у нее на зубах хрустят мюсли. – У нас одинаковый мозг.

– Если бы это было так, я тоже был бы умным. Но ты всегда говоришь, что я совсем не умный. – Будь я умным, я бы уже давным-давно сбежал от этой семьи, от Розы. Я бы давно понял, что представляет собой Дэвид.

– По сравнению со мной ты не умный, но ты умнее большинства людей. Потому что у нас одинаковый мозг.

– Нет, Роза, это не так.

– Я думала, ты никогда не врешь, Че. Мы оба видели снимки.

– Я – не мой мозг. Доктор сказала, что мой снимок еще не означает, что я такой же, как ты.

– «Доктор сказала», – пародирует меня Роза.

– Есть еще наше окружение, есть ДНК. Мы – это не только морфология нашего мозга.

Роза хихикает:

– У нас с тобой все одинаковое. Мы живем вместе. У нас одни родители.

– Нет. Не совсем так. Я на семь лет тебя старше. Это все меняет. Первые семь лет моей жизни мы прожили в одном и том же доме, в Сиднее. У меня была стабильность. А у тебя почти вся жизнь прошла в разъездах. Пять разных стран, миллион разных городов, квартир, школ, репетиторов. Это был полный хаос. К тому же я за тобой присматривал. Я был твоим третьим родителем. Я заботился о тебе, Роза. Забота о тебе меня изменила. Дэвид открывал в тебе твои худшие стороны. Но не я. Я…

– Я тебя спасла, – перебивает Роза. Такой самодовольной я ее еще никогда не видел. – Если ты не такой, как я, из‐за того, что присматривал за мной, значит, ты не психопат благодаря мне. Если бы я не родилась, Че, ты был бы мной. Дэвид учил бы тебя быть хорошим маленьким психопатиком. Ты стал нормальным человеком из‐за меня. Почему ты меня не благодаришь?

На этот раз Роза не улыбается. Она смеется.

На сборы у меня уходит совсем немного времени. В этот раз у нас нет грузового ящика. Мы снова берем с собой только то, что можем унести. У меня один чемодан и один рюкзак. Вещей у меня больше, чем в них помещается, так что я решаю оставить книги и самые протертые треники с футболками, а вместо них беру боксерское снаряжение. Постер с Али придется оставить здесь. Я смотрю на шрамы у него на костяшках, перевожу взгляд на свои руки. На них синяки с последнего спарринга. Я бы хотел отдать этот постер Соджорнер, но она запретила мне ей звонить. Я хочу лишь одного – позвонить ей.

Я заставляю себя думать о том, что возвращаюсь домой. Джорджи, Назим, Джейсон. Они знают, что я скоро приеду. Джейсон думает только о себе: «Супер. Придешь на мой следующий бой». Джорджи и Назим задают миллионы вопросов. Я обещаю все им рассказать, когда прилечу. Но я не уверен, что расскажу им. Не уверен, что хочу хоть кому‐то рассказывать про черную дыру у меня в мозгу. На нас не подали в суд. Смерть младшей сестры Лейлани Макбранайт представили как несчастный случай, особой огласки она не получила. В конце концов, Лейлани широко известна лишь в узких кругах мира моды.

Я складываю мягкие рубашки, которые купила мне Лейлани, и чувствую, что сейчас разрыдаюсь. Я буду скучать не только по Соджорнер. «Как упаковывать модные шмотки, которые ты мне купила?» Вместо ответа Лейлани мне звонит.

– У тебя есть папиросная бумага?

– Ты подстриглась! – Волосы у нее теперь короче моих. Острижена под машинку, выглядит словно арестантка. – Два миллиметра?

Лейлани кивает.

– Слишком отросли, так что, – она сводит и разводит пальцы, изображая ножницы, – я с ними разделалась. Тебе бы тоже подстричься.

Это правда. Волосы падают мне на глаза. Я откидываю их назад.

– Времени не было. – И денег. И желания. Прическа не имеет значения.

– Папиросная бумага есть?

– Не-а.

– Используй старые футболки. Только чистые! Разложи их между рубашками. Смотри, чтобы бирки от футболок не касались рубашек. От них останутся следы. – Она передергивает плечами. – Бирки могут сильно повредить хорошую ткань. Лучше их срезать. Складывай рубашки как можно меньше. Тебе надо избежать заломов. Как только окажешься дома, повесь их на вешалки. Только не на проволочные!

Я делаю под козырек. Лейлани мне кивает.

– Спасибо, – говорю я. – За советы, за одежду, за то, что научила меня ее ценить.

– Рада помочь, – отвечает Лейлани, словно она из службы поддержки клиентов. Но я вижу, что она говорит искренне.

– И за то, что показала мне этот город.

– Пожалуйста.

– И за то, что научила жестко шутить.

– На здоровье.

Она на миг отворачивается.

– Я буду скучать по тебе, – говорю я.

Лейлани улыбается.

– Особенно по твоему смеху.

– Ой, замолчи! Будешь плохо себя вести, отправлю тебе рингтон со своим смехом.

– Пожалуйста! Я об этом мечтаю!

– Но мы еще увидимся, Че. Ты ведь сбежишь от Розы? – Она придвигается ближе к экрану, так что я вижу только ее глаза. – Обещаешь?

Я киваю:

– Обещаю.

– Когда ты станешь свободным, я тебя навещу, где бы ты ни оказался. – Я знаю, что она так и сделает.

– Я буду рад.

Она ухмыляется, словно показывая, что серьезный разговор окончен:

– Я хотела бы познакомиться с твоей подружкой Джорджи.

– Она бы тоже хотела с тобой познакомиться, – говорю я, пытаясь придумать что‐нибудь легкое и ни к чему не обязывающее. Но вместо этого делаю глубокий вдох: – Если увидишь Соджорнер, скажи, что я ее люблю.

Лейлани качает головой:

– Не сейчас. Может, позже. Джейми говорит, Сид нелегко далось расставание с тобой.

У меня сжимается горло. Еще не прошло и дня, и я каждую минуту готов был написать Соджорнер.

– Я так по ней скучаю, – шепчу я.

Лейлани смотрит в сторону. Не надо было этого говорить. То, что я потерял Соджорнер, – ничто по сравнению с тем, что Лейлани потеряла Майю.

– И я скучаю по Майе, – говорю я ей.

– Мне кажется, боль никогда не пройдет. – Она не пытается скрыть свое горе. Оно разлито у нее по лицу.

– Должна пройти, – говорю я. Но не уверен, что сам в это верю.