Книга: Десятое декабря
Назад: Ал Рустен
Дальше: Дом

Дневник времен девушек Семплики

(3 сентября)

 

Перевалив за сорок лет, я принял решение взяться за грандиозный проект: каждый день делать записи в этой новой тетради с черной обложкой, которую я купил в «ОффисМакс». Как подумаю, что через год по странице в день будут заполнены 365 страниц, а какая картина жизни и времени будет для детей и внуков, даже правнуков, всем добро пожаловать, не жалко (!): смотрите, какой была жизнь на самом деле, какая она есть. Ведь что нам на самом деле известно о прошлом? Как пахла одежда, как скрипели экипажи? Будут ли люди будущего знать, например, о звуке аэропланов, пролетающих в небе по ночам, ведь аэропланы к тому времени будут passé? Будут ли люди будущего знать, что коты по ночам иногда дрались? Потому что к тому времени изобретут какую-нибудь химию, чтобы коты не дрались. Прошлой ночью мне снились два демона, которые занимались сексом, а потом оказалось, что это всего лишь два кота, которые дрались за окном. Будут ли люди будущего иметь представление о самом понятии «демоны»? Не сочтут ли они нашу веру в «демонов» эксцентричной? Да и вообще, будут ли в то время существовать «окна»? Интересно ли будущим поколениям, что даже такой продвинутый выпускник колледжа, как я, иногда просыпался в холодном поту от страха перед демонами и не исключал, что один из них находится у меня под кроватью? А вообще, черт побери, я не собираюсь писать энциклопедию, и, если кто-то из будущего это читает, если ему хочется узнать, что такое «демон», пусть поищет в чем-нибудь под названием «энциклопедия», если у вас еще остались такие вещи!
Отвлекаюсь от темы, потому что устал, потому что коты дерутся.
Буду делать записи по двадцать минут каждый день вечером, как бы ни устал.
Так что доброй ночи всем будущим поколениям. Пожалуйста, знайте, я был такой же человек, как и вы, тоже дышал воздухом и напрягал ноги, когда пытался уснуть, а когда писал карандашом, иногда подносил его к носу – нюхал. Хотя кто знает, может, вы, будущие люди, будете писать лазерными перьями? Но, может, и у них будет какой-то запах? Нюхают ли люди будущего свои (лазерные) перья? Ладно, уже поздно, а меня в этих философических размышлениях унесло куда-то далеко. Но настоящим я выражаю свою решимость писать в этой тетради по меньшей мере двадцать минут каждый вечер. (Если вас это не воодушевляет, подумайте, сколько всего будет зафиксировано для потомства за один лишь год!)

 

(5 сентября)

 

Опа. Пропустил день. Слишком много всего. Итоги дня вчерашнего. Всего в нескольких словах. Вчера, когда забирал детей из школы, от «парк-авеню» отвалился бампер. Для будущих поколений: «парк-авеню» = модель машины. Нашей, не новой. Нашей, старенькой. Поржавевшей. Ева села, спросила, что означает слово «старьехлам». В этот момент бампер и отвалился. Мистер Ренн, учитель истории, был очень любезен, поднял бампер (заметка на память: написать благодарственное письмо директору) и сказал, что у него один раз тоже отвалился бампер, когда он учился в колледже и был бедным. Ева меня заверила, что ничего страшного – отвалился и отвалился. Я ответил, конечно, ничего страшного, да и чего там может быть страшного, просто случилось что-то такое, чему я определенно не был причиной. В памяти сохранилась картинка: трое маленьких детишек на заднем сиденье, – горе горькое, смиренно держат бампер на коленях. Один конец бампера вынужденно торчал из окна Евы, и сегодня она сопливится, а на руке – небольшая царапинка от острой части бампера. Мистер Ренн прикрепил носовой платок к концу бампера, торчавшему из окна. Когда Ева забеспокоилась, что мы можем забыть вернуть платок («Мы такие забывчивые, папуля»), я сказал, что не считаю нас забывчивыми. А потом, конечно, по пути домой ветер этот платок сорвал.
Лилли, как всегда, поместила случившееся в широкий контекст, сказав, кого волнует какой-то дурацкий бампер, если мы все равно скоро, когда разбогатеем, купим новую машину, верно? Приехали домой, я сунул бампер в гараж. В гараже лежала большая дохлая мышь или маленькая белка, а по ней ползали личинки. С помощью лопаты переместил бо́льшую часть белки/мыши в мусорный пакет «Хефти». На полу гаража остается развод или пятно, похожее на масляное, с торчащими из него кисточками шкурки.
Постоял, грустно глядя на дом. Подумал: почему грустно? Не грусти. Грустишь ты – грустят все вокруг. Войди в дом веселым, не упоминай про бампер, про пятно от белки/мыши, про личинки, дай Еве добавки мороженого за то, что строго с ней говорил.
Она прелестнейшее дитя. Громаднейшее сердце. Раз, еще крошкой, нашла мертвую птицу во дворе и положила на детскую горку, чтобы птица «могла считать себя частью семьи». Она плакала, когда мы выкидывали старое кресло-качалку, кричала: кресло, мол, ей говорило, что хочет провести остаток дней в подвале.
Нужно пересилить себя! Быть добрее. Начни прямо сейчас. Скоро они вырастут, и как будет горько, если от тебя останется воспоминание как о раздраженном, замученном типе в разваливающейся машине.
Список того, что нужно сделать в первую очередь: проверить сальдо чековой книжки. Получить талон техосмотра на «парк авеню» и приклеить на стекло. Заменить бампер. (Заметка на память: узнать, выдадут ли талон без бампера.) Смыть пятно, оставшееся от белки/мыши в гараже, чтобы дети могли там играть летом.
Список того, что нужно сделать во вторую очередь: сделать уборку в подвале (после недавних дождей там небольшой потоп, который уничтожил коробки/упаковочные материалы, заготовленные к Рождеству. К тому же клетка для морской свинки, кажется, плавала. Переставлена на стиральную машину. Теперь, когда будет стирка, должен временно переставить клетку в воду.).
Когда у меня будет достаточно досуга/средств, чтобы сидеть на тюке сена и смотреть на луну, пока семья спит в роскошном особняке? Вот тогда и будет возможность хорошенько подумать о смысле жизни и т. д., и т. п. У меня такое чувство – и всегда было такое чувство, – что это и всякие другие хорошие вещи непременно с нами случатся!

 

(6 сент.)

 

Сегодня – очень тягостный день рождения в доме Лесли Торрини, подружки Лилли.
Дом этот – особняк, в котором как-то раз останавливался Лафайетт. Торрини показали нам комнату Лафайетта, теперь это «комната для игр». Плазменный телевизор, пинбол, массажер для ног. Тридцать акров, шесть дополнительных построек (они так их называют – «постройки»): одна для «феррари» (три штуки), одна для «порше» (две, плюс еще одна, которую он сейчас тюнингует), одна для старинной карусели, которую они реставрируют как семья (!). Через ручей, кишащий форелью, переброшен красный восточный мост, привезенный из Китая. Показали нам отпечаток копыта времен какой-то династии. В гостиной рядом со «Стейнвеем» – гипсовый слепок копыта еще более ранней династии, сделанный с бревна другого моста. Автограф Пикассо, автограф Диснея, платье, которое надевала Грета Гарбо, – все это выставлено в большом застекленном шкафу красного дерева.
Огород, за которым ухаживает парень по имени Карл.
Лилли: «Вау, этот сад типа раз в десять больше, чем весь наш двор».
Цветник, за которым ухаживает другой парень, которого, как ни странно, тоже зовут Карл.
Лилли: Ты бы не хотел тут жить?
Я: Лилли, ха-ха, не…
Пэм (моя жена, моя радость, любовь моей жизни!): Знаешь, что в ее вопросе неправильно? Это «ты бы не»? Нужно, Ты бы хотел здесь жить? Я знаю, я бы хотела.
Перед домом, на просторном газоне – крупнейшая композиция ДС из всех, что я видел: все в белом, белые мантии, колышутся на ветру.
Лилли говорит: Можно подойти поближе?
Лесли, ее подруга: Можно, но мы обычно не подходим.
Мать Лесли в индонезийском саронге: Мы не подходим, потому что делали это много раз, детка, но, если тебе хочется? Наверное, для тебя все это что-то очень новое и волнительное?
Лилли, застенчиво: Да.
Мама Лесли: Пожалуйста, иди, порадуйся.
Лилли стремглав убегает.
Мама Лесли Еве: А ты, детка?
Ева жмется застенчиво к моей ноге, отрицательно качает головой: нет.
Тут появляется отец (Эмметт), держит свежераскрашенную ногу от карусельной лошадки, говорит, пора обедать, надеется, что нам понравится блюдо из свежей рыбы парусник, доставленной из Гватемалы, приготовленной с редкой приправой, которую привозят из одного-единственного небольшого района в Бирме и которую приходится вывозить за большие взятки, а еще ему пришлось сконструировать и построить специальный контейнер, позволяющий сохранять свежесть парусника.
Дети могут поесть позднее в домике на дереве, говорит мама Лесли. Мы купили специальную сервировку для стола. Та, которая была там раньше, была русской. Мы ее привезли из России, когда уехали оттуда. Очень неплохая, но немного облезла. И подсвечники были старинные. Я имею в виду старинные в смысле романовские.
И на прошлой неделе мы наконец доделали там электропроводку, говорит Эмметт.
Он показывает на домик на дереве, выкрашенный под викторианский, с двускатной крышей, торчащим изнутри телескопом и чем-то вроде небольшой солнечной панели.
Томас: «Вау, этот дом на дереве типа раза в два больше нашего настоящего дома».
Пэм (шепотом): Не говори «типа».
Я: Ох-ах-ах, пусть говорит, как ему нравится, давай не будем…
Томас: Этот дом на дереве раза в два больше нашего настоящего дома.
(Томас, как обычно, преувеличивал: домик на дереве не в два раза больше нашего дома. Скорее, наш дом в три раза больше дома на дереве. Но, конечно, да: дом на дереве большой.)
Наш подарок не самый кошмарный. Хотя, вероятно, самый дешевый (кто-то купил маленький DVD – плеер, кто-то принес клочок волос настоящей мумии (!)), но, на мой взгляд, самый душевный. Потому что Лесли (которую явно расстроил клок волос мумии, о чем она и сказала, поскольку у нее уже был один (!) тронула простота нашего комплекта для изготовления бумажной куклы. И хотя, покупая подарок, мы не смотрели на него как на китч, когда мама Лесли сказала, Лес, посмотри-ка, кич или что, тебе ведь нравится, правда? Я подумал: да, может, и китч, может, мы так и выбирали. В любом случае, это самортизировало удар, когда следующим подарком оказался билет на «Прикнесс» (!), поскольку Лесли недавно заинтересовалась лошадьми и стала рано вставать, чтобы кормить девять принадлежащих им лошадей, тогда как прежде она категорически отказывалась кормить шесть лам.
Мама Лесли: Догадайтесь, кому в конечном счете пришлось кормить лам?
Лесли (резко): Ма, ты разве не помнишь, я тогда все время отдавала йоге?
Мама Лесли: Хотите знать, как было на самом деле, по-честному? Это было благодатью, мне представился шанс заново открыть, какие они удивительные животные. После школы, в те дни, когда Лес занималась йогой.
Лесли: А я занималась йогой типа каждый день?
Мама Лесли: Я думаю, мы просто должны доверять нашим детям, доверять, что их глубинные интересы в жизни в конечном счете возьмут верх, вы так не считаете? Именно это и происходит сейчас с Лес и лошадьми. Как же она их любит.
Лесли: Они замечательные.
Пэм: А наши дети – мы их даже не можем заставить убрать то, что оставляет Фербер у нас на переднем дворе.
Мама Лесли: А Фербер – это?
Я: Собака.
Мама Лесли: Ха-ха, да все какают, верно?
Да, верно, мы не можем содержать двор в чистоте, даже несмотря на то что недавно попытались составить расписание, но чтобы Пэм делилась этим со всем миром – мне это не нравилось, будто наши дети не только одеты хуже, чем Лесли, но и менее ответственны, словно собака не так идеально хороша, как лама, лошадь, попугай (попугай наверху в коридоре говорит «Bonne nuit!», когда я прохожу пописать), и т. д., и т. п.
После обеда прогулялись с Эмметтом, который работает хирургом, два раза в неделю что-то делает с мозговыми вставками, маленькими электронными приборами. Или, возможно, биотроникой? Они очень маленькие. Сотни могут уместиться на булавочной головке? Или на монетке в десять центов? Не понял толком. Спросил про мою работу, я ответил. Он сказал, так, хм-м, удивительно, наша цивилизация требует от некоторых делать такие странные, мудреные вещи, оскорбительные вещи, вещи, которые не приносят никому никакой ощутимой пользы, и как при этом можно ожидать, что люди будут ходить с высоко поднятой головой?
Мне никакого ответа не пришло в голову. (Заметка на память: придумать ответ, послать открытку, завязать таким образом дружбу с Эмметтом?)
Вернулись в дом, когда на небе появились звезды, посидели на специальной платформе для наблюдения. Наши дети смотрели на звезды как зачарованные, словно в нашем районе их нет. Что, сказал я, в нашем районе нет звезд? Никакой реакции. Ни от кого. Вообще-то звезды там казались ярче. На платформе было много выпивки, и вдруг все, о чем я думал, показалось глупым. Так что я замолк, словно в ступоре.
Пэм вела машину, я, угрюмый и пьяный, сидел на пассажирском сиденье «парк-авеню». Дети, особенно Лилли, щебетали, какой был замечательный праздник. Томас без остановки пережевывал скучные факты о ламах со слов Эмметта.
Лилли: Не могу дождаться своего дня рождения. У меня ведь через две недели, да?
Пэм: Что ты хочешь устроить на свой день рождения, детка?
Долгое молчание в машине.
Наконец Лилли с грустью: Ой, я не знаю. Ничего, наверное.
Подъехали к дому. Снова молчание, смотрим на наш унылый пустой двор. То есть в основном сорняки и никакого красного восточного мостика с древними отпечатками копыт, никаких наружных построек, ни единой ДС, только Фербер, о котором вроде как забыли и который, как обычно, ходил и ходил вокруг дерева, пока почти не удушил себя до смерти своей постепенно укорачивающейся привязью, просто припечатал себя к земле, а сам оказался на спине и смотрел на нас умоляющими глазами, в которых к отчаянию примешивалось что-то вроде легко закипающей ярости.
Отстегнул привязь, Фербер посмотрел на меня враждебным взглядом и наложил кучу в опасной близости к веранде.
Посмотрел, не проявят ли дети инициативу – не уберут ли какашки. Но нет. Дети только прошли мимо, волоча ноги, и в изнеможении остановились у входной двери. И тогда я понял, что инициативу придется проявить мне и убрать кучу. Но я устал и знал, что мне еще нужно будет сделать запись в этой дурацкой тетради.
Вообще-то, не люблю богатых людей, из-за них мы, бедняки, чувствуем себя глупыми и неадекватными. Не то чтобы мы бедняки. Я бы сказал, мы средний класс. Нам очень, очень повезло. Я знаю. И все же нехорошо, что из-за богатых мы, середняки, чувствуем себя глупыми и неадекватными.
Пишу это все еще пьяным, уже поздно, а завтра понедельник – и, значит, работа.
Работа работа работа. Дурацкая работа. Так устал от работы.
Спокойной ночи.

 

(7 сент.)

 

Перечитал предыдущую запись и должен кое-что прояснить.
От работы не устал. Работа – благо. Я не ненавижу богатых. Я сам хочу стать богатым. А когда у нас наконец появится собственный мост, форели, домик на дереве, ДС и проч., по крайней мере, буду знать, мы сами все заработали, в отличие от тех же Торрини, у которых, как я чувствую, денежки-то семейные.
Сегодня на работе во время ланча был Осенний Толчок. Все, около тысячи человек, спустились во двор. Играло маленькое трио. Кто-то раздал маленькие оранжевые и желтые флажки с буквами ОТ, которые вскоре усеяли почти всю землю. По двору проходит канал, и много идиотов побросало в нее маленькие флажки. Фильтрующее устройство с одной стороны скоро оказалось забито флажками, дворник, у которого из заднего кармана торчало несколько флажков, сердито ходил вокруг фильтра, пытаясь вытолкать из него флажки линейкой.
Как всегда, подавали маленькие плоские сухие сэндвичи. Когда наша группа спустилась во двор, много сэндвичей уже валялись, втоптанные в землю вокруг сервировочного стола.
Присели на бермудскую травку, второпях поели.
Сидел, думал о Еве. Такая она прелесть. Вчера после вечеринки сидела грустила в своей комнате. Спросил, что случилось. Сказала ничего. Но в этюднике цветным карандашом зарисовка – ряд грустных ДС. Видно, что специально рисовала грустных, по морщинам на лице, как у Фу Манчу, по которым стекали фонтаны слез, а там, где слезы падали на землю, расцветали цветы. (Заметка на память: поговорить с ней, объяснить, что ничего в этом плохого нет, они вовсе не грустят, на самом деле, учитывая их прежнюю жизнь, они счастливы: они сделали выбор, они довольны и пр.)
Очень трогательная передача на НОР про бангладешскую ДС, отправляющую деньги домой, – теперь ее родители смогли построить хижину. (Заметка на память: найти в сети, загрузить, показать Еве. Сначала сделать апгрейд компьютеру. Он супермедленный. Мало памяти? Может, удалить «Цирковой неудачник»? Акробаты дергаются из-за нехватки памяти + слоны не прыгают = не увлекает.)
Уже почти час, как мы вернулись к работе. В лифте некоторые еще держали в руках маленькие сухие сэндвичи, все мы стояли красномордые, в галстуках, шутили насчет Осеннего Толчка: Мы ходили на Толчок, посетил нас там торчок и т. д., и т. п. Потом смущенное молчание – про себя повторяем то, что сейчас наболтали с таким энтузиазмом, словно претендовали на приз «Самое глупое изречение».
Короткий период, в течение которого все мы исподтишка поднимали глаза к зеркальному потолку кабины, чтобы обозреть свои лысины и т. д., и т. п., посмотреть, как мы выглядели «сверху».
Андерс сказал: Наверное, птицам я кажусь очень странным.
Никто не рассмеялся, все издали звук, как бы заменяющий смех, чтобы Андерс не обиделся: у него недавно умерла мать.

 

(8 сент.)

 

Только что вернулся из долгой прогулки по Вудклиффу.
Там повсюду мужчины моего возраста читают, сидя в больших креслах под яркими оранжевыми светильниками. А где мое большое кресло? Оранжевый светильник? Ни тебе большого кресла, ни ярких светильников, ни комнаты, уставленной книгами. Почему репродукции на наших стенах такие жалкие? У нас только одна, со старинными машинами, куплена в «Таргет» и другая – типичный пляж с колесом обозрения «Феррис», купленная на гаражной распродаже. Что мы делаем не так? Где наши дорогие картины в рамах, подписанные художниками? (Заметка на память: подружиться с молодым художником. В дом приходит молодой художник, семья производит на него сильное впечатление, он пишет семейные портреты бесплатно? И все равно – рамы штука дорогая. Может, семейство произвело такое впечатление на художника, что он сам делает рамы, т. е. рама = часть подарка?) В Вудклиффе все роскошно. Красивые клумбы, ночные запахи кедрового грунта, глиссеры на газонах в лунном свете. За большим домом с башнями на углу Лонгфелло + Перди-Вей двор простирается вниз склоном в двести ярдов идеального газона. Там в темноте пятнадцать (я пересчитал) ДС, висят себе безмолвно в белых мантиях в лунном свете. Дух захватывает. Их чуть наклонил ветерок, мантии и волосы (длинные, текучие, черные) – под одинаковым углом. Невероятные цветы (тюльпаны, розы, что-то ярко-оранжевое, что-то на длинных стеблях, собранное в белые гроздья) подрагивают на ветру, издавая бумажный шорох. Изнутри доносятся звуки флейты. Наводит на мысли о древности, о богатых людях тех времен, вот они разбивают великолепные сады, бродят по ним, рассуждают о философии, об изобилии земли, предназначенной для удовольствий, и т. д., и т. п.
Ветер прекращается, все возвращается в вертикальное положение. За газоном – тихие вздохи, неразборчивый гул иностранных слов. Может быть, пожелания спокойной ночи? Может быть, на своем языке говорят: бог ты мой, это называется сильный ветер?
Чуть не подошел поближе, чтобы посмотреть, может, поговорить, но в последнюю минуту остановился: Стой, чужая собственность, плохая идея.
Постоял немного, смотрел, думал, молился: Господи, дай нам больше. Дай нам в достатке. Помоги нам не отстать от ровесников. Ради детей. Не хочу, чтобы их травмировало наше отставание.
Большего не прошу.
Залаяла собака, пробежала между двумя СД, одна из них вскрикнула. Но собака на привязи. Вернулась назад.
Из дома: Фу, Брауни, фу! Успокойся!
Слышал это, стоя в тени дерева, поспешил прочь.

 

(12 сент.)

 

Девять дней до д. р. Лилли. Побаиваюсь слегка. Слишком сильно давит. Не хочу, чтобы плохо получилось. А откуда волнение? Может, собственное тринадцатилетие с гостями? Катались на лошади, Кен Дризняк упал и чуть не остался парализованным. К тому же черствый пирог. На Кейт Фресслен шипела змея. Папа убил змею мотыгой, ее кусочки разлетелись, запачкали платье Кейт. А может, стресс в связи с этим д. р. дело вполне нормальное, все родители его испытывают?
Попросил Лилли составить список предложений по подаркам на д. р. Сегодня приехал домой, нашел конверт с надписью СПИСОК ВОЗМОЖНЫХ ПОДАРКОВ. Внутри вырезки из какого-то каталога. «Отдыхающая лютость». Два очень детально изображенных лютых фарфоровых хищника семейства кошачьих укрощены (по крайней мере, пока!) на декоративных подушках детальнейшей проработки, но их дикость не стоит недооценивать. Смотрящий влево гепард: $350. Смотрящий вправо тигр: $325. Потом на клейкой бумажке: ПА, ВТОРОЙ ВАРИАНТ. Фигурка «Девушка, читающая сестренке»: эта сценка из детства невадского художника Дани напомнит в фарфоре радости «времени сказки» и нежные мгновения, знакомые каждому. Девушка и маленькая девочка читают на полированном камне: $280.
У меня руки опустились. Потому что 1) с какой стати двенадцатилетняя девочка просит подарок, подходящий старушке, и 2) с чего двенадцатилетняя девочка взяла, что $300 = адекватная стоимость подарка на д. р.? Нам дарили одну рубашку, одну рубашку, которую мы не хотели, обычно самосшитую. Один раз получил баскетбольный мяч, но ужасно прыгучий типа какими играют в АБА, красно-бело-синий с нарисованным на нем по непонятным причинам клоуном. Отскакивая от земли, мяч подлетал фута на два выше, чем нормальный мяч. Друзья называли меня «попрыгунчик». Что говорить, трех сотен он не стоил. Думаю, мама купила его на скидочные купоны. Вручила мне завернутым в самосшитую рубашку, один длинный рукав которой свисал. Потом заставила меня облачиться в эту рубашку с длинными рукавами, сказала, иди похвастайся. Сфотографировала: я пытаюсь вести прыгучий мяч, а мой приятель Ал держит длинный рукав рубашки, словно говорит: Вау, какой длинный рукав. На фотографии мяч выскочил из кадра. Нижний сегмент мяча виден, словно полумесяц, и Крис М., задрав голову, смотрит на мяч/луну удивленно/испуганно.
Но не хочу разбивать сердце Лилли или грубо напоминать ей о наших ограниченных возможностях. Бог свидетель, ей и без того слишком часто и грубо напоминают о наших ограниченных возможностях. Для школьного проекта «Мой двор» Лесли Торрини принесла фотки Восточного моста плюс на заднем фоне информация по ДС (место рождения, возраст и пр.), «все остальные дети» тоже что-то принесли, а Лилли принесла коробку от презервативов 1940-х, найденную в прошлом году, когда мы предприняли неудачную попытку завести огород. Возможно, дурная мысль дать ей коробку от презервативов? Я думал, что исторический подход приветствуется, к тому же многие и не поймут, что это коробка от презервативов. Но учительница заметила, сказала об этом, дети громко заулюлюкали, а учительница получила повод для разговора о безопасном сексе, что было хорошо для класса, но, наверное, не так хорошо для Лилли.
Что касается гостей, то Лилли сказала, лучше никого не приглашать. Я сказал, почему, детка. Она сказала, так, нипочему. Я сказал, может, из-за нашего двора, нашего дома? Потому что ты боишься, что из-за нашего пустого двора и маленького дома праздник может получиться скучным и неловким?
В ответ она расплакалась и сказала, Ах, папа.
Вообще-то, может, одна фигурка будет не слишком? А скорее стоит не скупиться на «слишком», потакая ее желанию, потому что я помню грусть на ее лице, когда она вернулась из школы в день «Мой двор» и со вздохом уронила коробку из-под презервативов на стол.
Может, «Девушку, читающую сестренке» – как самую дешевую? Вот только самый дешевый подарок может послать плохой сигнал? Сигнал экономии даже при попытке быть расточительным? Может, лучше расщедриться? Остановиться на «Отдыхающей лютости»?
Куплю «визой» ягуара, надеюсь, для нее это станет сюрпризом.

 

(14 сент.)

 

Наблюдал сегодня Мела Реддена. У него все в порядке. У меня все в порядке. Он совершил несколько небольших ошибок. Я словил их все. Он совершил одну ресайклинговую ошибку: бросил банку от диетической колы не в тот бачок. Когда он бросил банку не в тот бачок, он совершил эргономическую ошибку, потому что бросил издалека и промахнулся, а поэтому ему пришлось подойти, поднять ее и бросить еще раз. Тут он совершил еще одну эргономическую ошибку: не присел, когда поднимал банку, чтобы ее перебросить, а согнулся в пояснице, увеличив, таким образом, опасность повреждения спины. Мел одобрил мои наблюдения, а потом попросил пересмотреть их. Очень умно. Тогда не совершай ошибок. Не бросай банок в бачок. Не совершай эргономических ошибок, а сиди, не двигаясь, за рабочим столом. Так удалось прикрепить это к его послужному списку. Расстались друзьями и т. д., и т. п.
Неделя до дня рождения Л.
Заметка на память: заказать гепарда.
Однако не все так просто. Некоторые новые проблемы с «визой». Гарантия полного платежа. Нет гарантии полного платежа. Выяснилось в «ТвоейИтальянскойКухне», когда по «визе» был отклонен платеж. Оставил там Пэм с детишками, быстро вышел с натянутой улыбкой во весь рот, поехал к банкомату. Пугающее мгновение, когда банкомат денег не выдал. Тут какой-то алкаш сказал, что банкомат сломан, объяснил, где ближайший. Проезжая, поблагодарил алкаша взмахом руки. Он выставил мне средний палец. Второй банкомат, слава богу работал, выдал деньги.
Запыхавшийся вернулся в «ТвоюИтальянскуюКухню», нашел там Пэм с третьей чашкой кофе, а дети сползли со стульев, постукивали монетками по стенкам аквариума, официанты недовольно косились. Заплатил наличными, добавил крупные чаевые в качестве извинения. Подумал, не отобрать ли мелочь у детей (!). Но в целом приятный вечер. Здорово. Дети продемонстрировали хорошее поведение, если не считать эпизода с аквариумом. Но проблема остается: «виза»: Гарантия полного платежа. И «амерэкспр»: Гарантия полного платежа, и «дискавер»: неполная Гарантия полного платежа. Позвонил в «дискавер»: в моем распоряжении $200. Если мы переведем $200 с зарплатного счета (когда придет жалованье), у нас в распоряжении на «дискавер» будет $400, и я смогу купить гепарда. Хотя успею ли – вопрос. В настоящее время на зарплатном счете нуль. Должно прийти жалованье, нужно попросить, чтобы его обработали в ускоренном порядке, надеюсь, быстро разблокируют. А потом, делая платежные поручения, отобрать из них на общую сумму в $200 и обозначить как отсроченный платеж.
Откладывать теперь стало нелегко.
Для будущих поколений. В наше время существуют кредитные карточки. Компания дает деньги взаймы, а ты возвращаешь с высокими процентами. Это хорошо, когда у тебя не хватает денег на что-нибудь нужное (например, на покупку нелепого ягуара). Вы в вашем безопасном будущем можете сказать: А не лучше ли просто не покупать того, что тебе не по карману? Легко вам говорить! Вас нет здесь, в нашем мире, с детишками, любимыми детишками, когда другие родители делают подарки своим детям, например, покупают туристическую путевку в Ниццу по программе «Культурное наследие», если ты из семейства Манчини, или трехнедельное путешествие с погружением к затонувшим судам на Багамах, если ты Гэри Голд и его сынок, загорелый пижон Байрон.
Ограничения так разочаровывают.
Я столько всего хочу сделать, пережить и дать детям. Время летит так быстро, дети растут со страшной скоростью. Если не сейчас, то когда? Когда мы передадим им великодушие и ощущение щедрости? Никогда не были на Гавайях, никогда не занимались парасейлингом, никогда не обедали в кафе на берегу океана, сидя в мягких соломенных шляпах, купленных из прихоти. И вот меня беспокоит: если они вырастут в нищете, то не станут ли чрезмерно бережливыми? Хотя они и не растут в нищете. И все же есть вещи, которые мы хотим, но не можем себе позволить. Если детей из-за нищеты воспитывать в атмосфере чрезмерной бережливости, то не пережует ли их мир, чтобы потом выплюнуть? Хочу купить большой ящик, украсить, как спрятанный сундучок с сокровищами, зарыть, изготовить карту и как бы случайно навести на нее детей. А потом, когда они принесут карту, сказать: «Смешно, не предавайтесь несбыточным мечтаниям, будьте осторожны, будьте умеренны, мир жесток». А когда они будут настаивать и в самом деле найдут сокровище, это будет отличный урок: побеждает тот, кто не отступает. Но как это сделать? Где достать ящик? Что туда положить, чтобы не очень дорогое? Как вырыть такую большую яму? И когда? На уик-энды я всегда занят. Было бы больше денег, нанял бы горничную, садовника, они бы освободили меня от хозяйства, и я бы нашел ящик, заполнил его, закопал. Или попросил бы садовника закопать, когда я заполню. Или попросил бы горничную заполнить. Но денег нет ни на садовника, ни на горничную, на сундук с сокровищами тоже, да нет даже денег, чтобы купить набор, с помощью которого можно состарить карту.
И все же нужно сражаться до конца! Вспомни об отце. Когда мама ушла от отца, отец продолжал работать. Когда его уволили, стал разносить газеты. Когда и оттуда уволили, стал разносить второстепенные газеты. Со временем вернулся к первостепенным. Когда он умер, работа у него была ничуть не хуже, чем та первая, которую он потерял. И отец вернул почти все долги, которые набрал после перехода на второстепенные газеты.
Заметка на память: съездить на могилу отца. Привезти цветы. Попросить у отца прощение за то, что я ему наговорил, когда он разносил газеты, потому что не мог позволить себе взять смокинг напрокат на выпускной вечер, а был вынужден надеть старый отцовский не моего размера. И все же для грубости нет оправданий. Не вина отца, что он был на добрый фут выше меня, а потому штанины волочились по земле, скрывая туфли, взятые у отца, которые жали, потому что у отца, хотя и высокого, размер ноги был небольшой.
Отец был хороший парень. Всегда работал из последних сил ради нас, никогда нас не оставлял и всегда приносил домой конфеты, даже в те нелегкие дни, когда продавал второстепенные газеты.

 

(15 сент.)

 

Черт побери. Все коту под хвост. Не получается вовремя перевести жалованье в «дискавер». Им нужно время для разблокировки.
Так что без ягуара.
Нужно подумать о каком-нибудь другом подарке для Лилли, чтобы устроить для нее маленький исключительно семейный праздник на кухне. А может, придется сделать так, как иногда делала моя мама: если не можешь подарить то, что хочешь, то возьми фотографию этой вещи, красиво заверни вместе с запиской с обещанием подарить саму вещь попозже. Но заметка на память: Не делай при этом того, что делала мама, а именно, когда ребенок пытается потребовать обещанное, закатывать глаза, беситься и спрашивать, не думает ли он, что доллары растут на дереве.
Нет. Когда Лилли придет ко мне с купоном просить подарок, удивить ее щедростью – угостить шикарным ланчем в лучшем ресторане города, а там выйдет хозяин, торжественно одетый, и скажет с французским акцентом: «О, я вижу у кого-то сегодня особый день», а Лилли покроется румянцем (заметка на память: выучить, как будет по-французски «Да, да, это ее день рождения»), после чего мы отправимся искать фигурки, и я, к ее удивлению, куплю ей не одну, а две фигурки и даже лучше, дороже, чем дешевка из каталога.
Заметка на память: Найти рекламу с фотографией ягуара для купона МОЙ ДОЛГ. Лежала на маленьком столике, но я там не нашел. Может ее использовали, чтобы записать телефонное сообщение? А может, чтобы подбирать маленькие штучки, которые выплевывает кот?
Заметка на память: Узнать, какой ресторан – лучший в городе.
Бедняжка Лилли. Помню ее в короне из «Бургер Кинга» с прелестным, исполненным надежды личиком, когда она была крошкой, а теперь что? Она не знала, что ее ждет: не принцесса, а девочка из бедной семьи. Жалкенькая. Третий сорт.
А если нет семейного праздника на кухне, то и подарок не нужен. А может, и фотография ягуара с купоном МОЙ ДОЛГ не нужна. Ягуара я мог бы нарисовать, но что, если мы потом купим ей верблюда? Или скорее не купим верблюда. Я не лучший из художников. Ха-ха! Не нужно падать духом. Смех лучшее лекарство и т. д., и т. п.
Уверен, настанет день, и все мечты сбудутся. Но когда? Почему не сейчас? Почему?
Ужасная головная боль три дня подряд.

 

(20 сент.)

 

Прошу прощения за молчание, но вау!
Был слишком счастлив/занят, чтобы писать!
Пятница – самый невероятный день за всю жизнь! Даже нет нужды записывать – никогда не забуду этот грандиозный день! Но запишу для будущих поколений! Им будет приятно знать, что удача и счастье реальны и возможны! Хочу, чтобы они знали: в Америке моего времени возможно все!
Чудно́ смотреть на предыдущую запись и видеть вопрос «Почему не сейчас?», потому что именно! Именно это и случилось!
Вау-вау-вау – вот все, что я могу сказать! Помните, как – выше – я всегда покупал в обед билетик «Отскреби»? Я об этом говорил? Может, не говорил? Так вот, в пятницу выиграл ДЕСЯТЬ ШТУК! Каждую пятницу, чтобы вознаградить себя за хорошую неделю, заглядываю в магазин около дома, угощаюсь «Баттерфингером» и покупаю билетик «Отскреби». Иногда, после трудной недели – двумя «Баттерфингерами». Но если тремя, то билетика не покупаю. Но в пятницу выиграл ДЕСЯТЬ ШТУК! На билетик «Отскреби». Уронил оба «Баттерфингера», стоял, открыв рот, с десятицентовиком в руке, которым отскребывал наклейку. Пошатнулся, сдвинул с места подставку для журналов. Чувак взял билетик, прочел билетик, сказал: Победитель! Чувак вышел, поправил подставку, пожал мне руку.
Потом сказал, что мы получим чек, чек на ДЕСЯТЬ ШТУК, в течение недели.
Понесся домой бегом, забыл о машине. Понесся назад за машиной. На полпути подумал, какого черта, развернулся, побежал. Выскочила Пэм, спросила, где машина. Показал ей билетик «Отскреби», она, ошарашенная, застыла во дворе.
Мы теперь богачи? сказал Томас, он прибежал, таща Фербера за ошейник.
Не богачи, сказала Пэм.
Стали богаче, сказал я.
Богаче, сказала Пэм. Черт.
Потом мы все принялись плясать во дворе, Фербер смотрел как дебил на неожиданные танцы, потом стал и сам плясать, пытаясь поймать себя за хвост.
Потом, конечно, решали, как поступить. Вечером в кровати Пэм сказала: частично погасить задолженность по кредитам? Я подумал, да, окей, можно. Но меня это не возбудило, и к тому же, казалось, ее тоже вовсе не возбудило.
Пэм: Было бы здорово устроить для Лилли на день рождения что-нибудь особенное.
Я: Я за, именно, да.
Пэм: Она бы порадовалась, а то ходит все время грустная.
Я: Знаешь, давай так и сделаем.
Потому что Лилли у нас старшая, наша любимица, мы к ней неровно дышим, а неровно значит, переживаем за нее.
И мы составили план, тогда и составили.
Такой: поехать в фирму ландшафтного дизайна «Гринвей», заказать им полный новый дизайн двора, включая десять розовых кустов + кедровая дорожка + пруд + маленькая купель + композиция на четыре ДС! Очень важно провести прием, как скоро это можно сделать? Плюс, можно ли это сделать тайно? «Гринвей» сказал, что за хорошие деньги можно и в один день, пока дети в школе. (Заметка на память: написать хвалебное письмо о Мелани из «Гринвей»: суперский организатор.)
Второй шаг состоял в том, чтобы по секрету пригласить гостей – пусть будет праздник-сюрприз в день перестройки двора, то есть завтра, то есть вот почему молчал в тетради прошлую неделю, прошу прощения, прошу прощения, был суперзанят!
Мы с Пэм работали рука об руку, как в прежние времена, так мило, так тесно, полное согласие, вечером того дня, когда все приготовления сделаны, рано легли спать (!!). (Секс от руки, не спрашивайте!)
Виноват, если юмор староват.
Просто я счастлив.
Иногда настолько занят, что не вижу ее / она не видит меня. Но когда мы видим друг друга, то все как в первые дни, например, первое свидание на Мелоди-лейк, когда, войдя в Пещеру спелеолога, мы поцеловались около толпы седобородых аниматроников, окутанные запахом хлорного тумана от ярко-синего водопада неподалеку.
Начало нашей прекрасной истории.
Так счастлив.
Заметка для будущих поколений: Счастье возможно. А когда ты счастлив, все гораздо лучше, чем при противоположности, т. е. когда грустишь. Надеюсь, вы знаете! Я знал, но забыл. Привык к тому, что всегда немного грустный! Немного грустный, что вызвано стрессом, который вызван переживаниями по поводу ограничений. Но сейчас, вау, нет: счастлив!
Завтра большой праздник для Лилли.

 

(21 сентября! Д. р. Лилли (!)

 

Есть такие идеальные дни, ты просто чувствуешь: вот она, настоящая жизнь. Состаришься, будешь чувствовать, что жизнь того стоила, потому что у меня был тот идеальный день.
И сегодня такой день.
Наверное, перевозбужден, чтобы обо всем по порядку, плюс устал после долгого замечательного дня. Но попробую.
Утром дети в школу, как всегда. В десять появляется «Гринуэй». Отличные ребята. Здоровенные ребята! Один с ирокезом на голове. В саду работают двое (!). Розовые кусты – готовы, фонтан – готов, дорожка – готова. Грузовичок с ДС приезжает в три. ДС выходят из машины, скромно стоят у забора, пока устанавливают раму. Рама хороша. Остановились на «Лексингтоне» (по ценам – среднего класса): бронзовые стойки с колониальными навершиями, рычаги ЛегкоКрут.
ДС уже в белых мантиях. Микрошнур проведен. ДС держат в руках провисший микрошнур, так альпинисты держат веревку. Только гор здесь нет (!). Одна присела на корточки, другие стоят, вежливые/беспокойные, одна нюхает новые розы. Одна робко машет рукой, другие что-то говорят ей, типа: Эй, мы не должны махать. Но я машу в ответ, типа говорю: В этом доме ничего страшного, можете махать.
Доктор наблюдает за инсталляцией, чтобы все было по закону. Такой молодой. По виду ему бы работать в «Вендис». Говорит, мы можем наблюдать за подъемом, а можем и не наблюдать. Многозначительно смотрит на меня, скашивает глаза на Пэм, типа: жена слабонервная? Пэм немного слабонервная. Иногда не может разделать сырую курицу. Я говорю, пойдем в дом, поставим свечки на торт.
Вскоре стук в дверь; доктор говорит, подъем завершен.
Я: Значит, мы можем посмотреть?
Он: Безусловно.
Мы выходим. ДС теперь наверху приблизительно в трех футах над землей, чуть покачиваются на легком ветерке. По порядку слева направо: Тами (Лаос), Гвен (Молдова), Лиза (Сомали), Бетти (Филиппины). Эффект поразительный. После того как ты много раз видел подобные композиции в дворах других, более богатых, тебе вдруг и собственный двор кажется более богатым, ты начинаешь по-другому относиться к себе, словно ты наконец догнал ровесников и время, в котором живешь.
Пруд классный. Розы классные. Дорожка, джакузи классные.
Все готово.
Не верится, что мы все это провернули.
Забрал Лилли из школы рано. Лилли выглядит жалко, потому что в ее д. р. ее никто не поздравил, никаких гостей она не ждет, никаких подарков не получила, плюс теперь нужно идти к доктору на укол?
Потому что тут мы придумали одну хитрость.
В машине делаю вид, что заблудился.
Лилли (недоуменно): Папа, как ты можешь заблудиться, когда Ханеке – наш доктор навсегда?
(Пэм подготовила все это заранее, договорилась с медсестрой, которая, когда я наконец «нахожу» кабинет доктора, выходит и говорит, что доктор заболел, так заболел, что укола сделать не может: первый из серии суперсюрпризов для Лилли!)
А тем временем дома: Пэм, Томас, Ева суетятся, украшают. Доставлена еда (БРБКЮ от «Снейкис»). Прибывают друзья. И когда Лилли выходит из машины, она видит совершенно новый двор, наполненный школьными друзьями, которые сидят за новым столом для пикника близ нового гидромассажного бассейна (заметка на память: написать благодарность детям за восхитительную сдержанность/хранение тайны) и новой композиции из четырех ДС. Лилли рыдает от счастья!
Еще больше слез, когда разворачиваются сверкающие розовые пакеты и появляются «Отдыхающая лютость» плюс «Девушка, читающая сестренке». Лилли тронута, что я точно запомнил фигурки. Плюс «Летняя дрема» (бродячий клоун с удочкой ($380), которую она даже не просила (в доказательство щедрости). Еще несколько приступов счастливых рыданий, объятий прямо перед приглашенными, словно благодарность/любовь к нам важнее страха перед критикой друзей.
Гости играли в обычные игры, в «Али-Бабу» и т. п. Каким-то образом игра в новом дворе стала более зажигательной. Дети радовались, благодарили нас за приглашение, некоторые сказали, что двор им понравился. Некоторые родители тоже задержались сказать, как им понравился двор.
И, боже мой, какое выражение на лице Лилли, когда все ушли!
Она на всю жизнь запомнит этот день.
Одна маленькая неприятность: когда все закончилось и мы приступили к уборке, Ева идет прочь, хватает кота, слишком грубо, как иногда она делает это, если бесится. Кот царапает ее, несется на Фербера, вцепляется в него когтями. Фербер бросается наутек, натыкается на стол, со стола на него падают розы, подаренные Лилли.
Мы находим Еву в стенном шкафу.
Пэм: Детка, детка, что случилось?
Ева: Мне не нравится. Это нехорошо.
Томас (прибегает с котом, чтобы показать, что он повелитель котов): Они сами хотят, Ева. Они типа сами предложились.
Пэм: Не говори «типа».
Томас: Они сами предложились.
Пэм: Там, откуда они родом, возможности невелики.
Я: Это помогает им заботиться о людях, которых они любят.
Ева стоит лицом к стене, выпятив нижнюю губу – обычное выражение перед потоком слез.
И тут мне приходит в голову идея: Иду на кухню, листаю личные характеристики. Опа. Хуже, чем я думал: лаоска (Тами) предложилась, потому что две ее сестры уже в борделях. У молдаванки (Гвен) есть двоюродная сестра, считалось, что она в Германии будет мойщицей окон, оказалось, нет – сексуальная рабыня в Кувейте (!). На глазах сомалийки (Лизы) в одной соломенной хижине за один год умерли от СПИДа отец + младшая сестренка. У филиппинки (Бетти) младший брат «очень умелый компьютерщик», но родители не могут отправить его в школу и живут в крошечной хижине с тремя другими семьями, поскольку их собственный домик съехал по склону холма во время землетрясения.
Я выбираю «Бетти», возвращаюсь в стенной шкаф, зачитываю «Бетти» вслух.
Я: Ну, это поможет? Теперь ты понимаешь? Ты представь себе ее младшего брата в хорошей школе благодаря ей, благодаря нам?
Ева: Если мы хотим им помочь, то почему просто не дать денег?
Я: Ах, детка.
Пэм: Пойдем посмотрим. Посмотрим, грустный ли у них вид.
(Вид у них не грустный. На самом деле они мирно болтают в лунном свете.)
У окна Ева успокоилась. Чужая душа – потемки. Такая чувствительная. Даже пока была еще кроха, Ева была такая. Когда наш прежний кот, Сквигги, умирал, Ева спала рядом с ним, давала ему воду из капельницы. Доброе сердце. Но я беспокоюсь, Пэм беспокоится: если ребенок слишком чувствительный, ребенок не соответствует миру, то мир выворачивает его наизнанку, т. е. необходима определенная бесчувственность?
А вот Лилли сегодня в один присест написала всем записочки с благодарностями, подмела кухню, хотя никто ее не просил, потом вышла во двор с фонариком, вычистила от какашек площадку Фербера специальным новым совком, явно ездила на велосипеде купить на свои деньги в «ФасМарт» (!).

 

(22 сент.)

 

Белая полоса продолжается.
Все на работе интересуются мои выигрышем в «Отскреби». Принес на работу фотки двора, вывесил у себя в кубикле, народ приходил, восторгался. Стив З. спросил, можно ему заглянуть как-нибудь, посмотреть своими глазами. Впервые: раньше Стив З. ни минуты на меня не желал тратить. Даже поинтересовался у меня: где я купил выигрышный билет, сколько билетов я обычно покупаю, хорошая ли репутация у «Гринуэя»?
Со смущением признаю, какую радость мне доставил этот разговор.
В обед пошел в молл, купил четыре новые рубашки. Непреходящая шутка в отделе по этому поводу: у меня, мол, всего две рубашки. Это не так. Но у меня три одинаковые синие рубашки и две одинаковые желтые – отсюда и путаница. Обычно не покупаю для себя новую одежду. Всегда считал, что важнее купить детям, т. е. не хочу, чтобы другие дети говорили, будто у моих детей всего по одной рубашке. Что касается Пэм, Пэм очень красива, выросла в богатой семье. Не хочу, чтобы прежняя богатая красавица все время носила старую одежду, думала: когда я была молодая, одежды у меня было много, а теперь из-за него (т. е. из-за меня) нет, я плохо одета.
Поправка: Пэм выросла не в богатой семье. Отец Пэм = фермер в небольшом городке. Крупнейшая ферма на краю небольшого городка. Так что по сравнению с девушками с более мелких, более бедных ферм Пэм = богатая девушка. Если такая же ферма близ более крупного города, то это уже только средняя ферма, но и наоборот: городок такой маленький, что скромная ферма = имение.
В любом случае Пэм заслуживает самого лучшего.
По пути домой остановился у магазина, где купил выигрышный билет «Отскреби». Купил «Отскреби» + четыре батончика «Баттерфингер». Вспомнил о тяжелых старых временах, когда в высмеянной старой рубашке чувствовал себя плохо/виноватым, если покупал хотя бы один «Баттерфингер».
Парень за прилавком напомнил мне, сказал: Привет, мистер Отскреби, мистер Крупный Выигрыш!
Все в магазине стали пялиться. Я помахал, держа по два батончика в каждой руке, словно это скипетры, мини-скипетры, вышел, чувствуя себя счастливым.
Почему счастливым?
Приятно побеждать, быть победителем, прослыть победителем.
Приехал домой, обошел дом сбоку, чтобы взглянуть на двор. Двор удивительный: рыбки плавают у листьев лилии, у роз жужжат пчелы, ДС в свежих белых мантиях, на газоне – солнечный столб, пылинки устремляются вверх с сонной усталостью конца лета, команда жизнеобеспечения (т. е. ребята из «Гринуэй», они приходят по трое каждый день, чтобы дать ДС еду, воду, сводить в уборную в задней части их фургона, разобраться с женскими вопросами и т. д., и т. п.) трудится вовсю во дворе.
Девица из «Гринуэй»: Тут у вас просто-таки сказка.
В доме обнаружил у нас в гостях Лесли Торрини (!). Это = колоссально. Лесли прежде никогда не появлялась у нас одна. Говорит, ей нравится, как висят наши ДС рядом с прудом, отражаются в нем. Звонит домой, требует, чтобы сделали пруд. Мать Лесли называет ее избалованной паршивкой, говорит, никакого пруда. Это = очко в пользу Лилли. Не то чтобы мы радовались, когда кто-то другой расстраивается. Но Лесли столько радовалась, когда Лилли расстраивалась, так что, может, и ничего, если Лесли = немного грустна, а Лилли = воспаряет высоко.
Девочки уходят во двор и долго там остаются. Мы с Пэм поглядываем. Девочки сошлись? Сидят, склонив друг к дружке головы в тени деревьев, обмениваются девчоночьими секретами, цементируя статус Лилли как подружки Лесли. Не могу сказать. Девочки смотрят в другую сторону.
Приезжает мама Лесли (на «БМВ»). Лесли и ее мать недолго пререкаются насчет пруда.
Мама Лесли: Лес, детка, у тебя уже есть три ручья.
Лесли (язвительно): Маман, разве пруд и ручей – одно и то же? Лесли с мамой уезжают.
Лилли благодарно клюет меня в щеку, бежит наверх, напевая радостную песенку.
Так счастлив. Чувствую себя везунчиком. Чем мы это заслужили? Отчасти да: везунчик. Выигрыш в «Отскреби» = везение. Но, как говорят, везение = 90 % умения. Или подготовки? Подготовка = 90 % умения. Умение = 90 % удачи? Не помню точно, как там говорят. В любом случае нужно отдать нам должное, мы хорошо распорядились удачей. Не сошли с ума, не купили катер, не купили наркотиков (!), не съехали с катушек, не почувствовали разочарования, не стали искать себе любовников, не стали высокомерными. Только пристально присмотрелись к семье, поняли, что необходимо одному из ее членов (Лилли), тихо, без шума сделали так, чтобы она получила необходимое.
Заметка на память: Попытаться распространить позитивные чувства, связанные с выигрышем в «Отскреби», на все стороны жизни. Стань заметнее на работе. Беги по лестнице (радостно, с улыбкой на лице), получи повышение. Не гоняйся за дешевизной, начни лучше одеваться. Научись играть на гитаре? Поставь себе за правило замечать красоту мира? Почему бы не узнать побольше о птицах, цветах, деревьях, созвездиях, не стать истинным гражданином мира природы, не ходить по окрестностям с детьми, терпеливо заставлять их заучивать названия птиц, цветов и т. д., и т. п.? Почему бы не свозить детей в Европу? Они там никогда не были. Никогда не пили в высокогорном кафе в Альпах горячий шоколад, услужливо поданный хозяином, который находит их такими разумными/дружелюбными по сравнению с обычными чванливыми/богатыми американскими детьми (которые всегда игнорируют его хорошенькую калеку-дочку с косичками), что показывает им тайную туристскую тропу к невероятно красивой поляне; там дети валяют дурака, сидят с хорошенькой девочкой-калекой на траве, потом говорят, что это был лучший день в их жизни, переписываются с девочкой-калекой по электронной почте; мы договариваемся здесь о проведении ей операции; хирург так тронут, что согласен прооперировать ее бесплатно; она на первой странице нашей местной газеты, мы на первой странице их газеты в Альпах?
Ха-ха.
Я просто счастлив.
Отсюда и эти фантастические спекуляции.
(Вообще-то, я и сам никогда не был в Европе. Отец говорил, что там подают слишком маленькие порции. Потом отец потерял работу, стал разносить газеты, размер порций = вопрос спорный.)
Я шел по жизни, как сомнамбула, будущий читатель. Теперь я это понимаю. Выигрышный билет был как звонок, разбудивший меня. В спешке окончить колледж, завоевать Пэм, получить работу, народить детей, продвигаться на работе, забыть прежнее чувство особости, которое было у меня в детстве, когда я сидел в пахнувшем кедром стенном шкафу спальни, смотрел в высокое окно на колышущиеся на ветру деревья и думал, что в один прекрасный день я совершу что-нибудь выдающееся.
Принимаю решение жить по-новому, гораздо энергичнее, начиная с ЭТОГО МОМЕНТА (!)…

 

(23 сент.)

 

Ева не дает нам покоя.
Как я, вероятно, уже упоминал, Ева = чувствительная. Мы с Пэм считаем: это хорошо. Это = признак интеллекта. Но Ева, кажется, каким-то образом прониклась мыслью, что чувствительность = эффективный способ привлекать к себе внимание, т. е. развила в себе склонность отделять себя от других, возможно, как способ демонстрировать свою индивидуальность, т. е. изображать, будто лучше, утонченнее других. Раньше отказывалась есть мясо, сидеть на кожаных сиденьях, использовать пластиковые вилки из Китая. Очаровывает, когда ребенок маленький. Но Ева растет, и эту склонность возражать из принципа начинаешь воспринимать как немного манерную + становится насущным вопрос, что она думает о себе.
Семейная жизнь в наше время иногда кажется похожей на игровой автомат «Ошарашь крота», будущий читатель. Будущие поколения все еще играют в это? Появляется пластиковый крот, ты шарахаешь по нему молотком, он умирает, падает, появляется другой, ты шарахаешь, убиваешь? Эта игра может показаться тебе странной/жестокой, будущий читатель? Тебе, чтобы жить, даже не нужно есть? Вы парите целыми днями в воздухе, дружески улыбаетесь друг другу? Иногда кажется, что если один ребенок у тебя счастлив, то тут же тебе как снег на голову неприятности со стороны другого, то есть он выражает недовольство, и тут родитель должен «ошарашить» ребенка, т. е. отреагировать на недовольство.
Теперь явно пришла очередь Евы.
Сегодня учительница Евы миз Росс прислала домой записку. Ева устраивает истерики. Ева вечно недовольна, Ева топает ногой, Ева кинула контейнер с рыбным блюдом в Джона М., когда Джон сказал, что теперь его очередь кормить рыбок. Это не похоже на Еву, говорит миз Р. Ева – самый дружелюбный, самый добрый ребенок в классе.
И еще последние рисунки Евы стали какими-то странными.
Приложен образец рисунка.
Типовой дом. (Могу сказать: по шутливому изображению вишни = розовые завихрения, имеется в виду наш дом.) Во дворе мрачные ДС. Одна («Бетти») думает в облачке над головой: ОЙ-ОЙ! БОЛЬНА-ТО КАК. Вторая («Гвен») показывает длинным костлявым пальцем на дом: СПОСИБО ЛЕДИ. У третьей («Лизы») слезы катятся по щекам: А ЕСЛИ БЫ Я БЫЛА ВАШЕЙ ДОЧЕРЬЮ?
Пэм: Так. Похоже, это не проходит.
Я: Да, не проходит.
Поехал прокатить Еву. Прокатились по Истриджу, Лемон-Хиллз. Показывал на дома с ДС. Заставил Еву считать. Получилось, из приблизительно 50 домов есть в 39.
Ева: Значит, если все так делают, это уже и хорошо.
Это в точку. Ева пародирует меня, Пэм.
На Уэддл-Дак-кроссинг композиция из восьми ДС: ДС держатся за руки, прелестное (бумажные куклы) впечатление. Они все словно поют в один голос. Вокруг рамы носятся три малыша, их преследуют два щенка.
Я: Вау, какое жалкое зрелище.
(Ева проницательная, Ева разбитная. Потому буду часто шутить с Евой.)
Ева молчит.
Зашли в «Мороженое Фрица», заказал себе банановый сплит, Ева взяла «Снежок», мы сидели на большом деревянном крокодиле, смотрели на закат.
Ева: Я даже… даже не понимаю, как они еще до сих пор не умерли.
И тут меня осенило + небольшое облегчение: Ева протестует, потому что не понимает научную основу всего этого. Спросил у Евы, знает ли она, что такое Канал Семплики. Не знает. Нарисовал на салфетке человеческую голову, объяснил: Лоренс Семплика = доктор + умная голова. Нашел способ протаскивать микрошнур через мозг, не причиняя никакого вреда и никакой боли. Для прокладки пилотного маршрута используют лазер. Потом через него с помощью шелковой нити пропускают микрошнур. Микрошнур входит сюда (прикоснулся к виску Евы), выходит отсюда (прикоснулся к другому виску). Все очень аккуратно, без боли, когда это делают, ДС под наркозом.
Потом решил пооткровенничать с Евой.
Объяснил: У Лилли важный поворотный момент в жизни. На следующий год Лилли переходит из начальной в среднюю школу. Мама и папа хотят, чтобы Лилли, поступив туда, могла высоко держать голову, как уверенная в себе молодая женщина, чувствовать, что ее семья не хуже/не беднее других семей, ее двор приблиз. не дешевле дворов сверстников, то есть не та почти помойка, что прежде, т. е. больше не откровенный источник стыда для Лилли.
Разве это так уж много?
Ева молчит.
Вижу, как крутятся колесики.
Ева души не чает в Лилли, ради Лилли встанет перед мчащимся поездом.
Потом поделился с Евой, какая у меня была летняя работа, когда учился в средней школе – в «Сеньоре Вкусно» (мексиканская кухня). Там было жарко, все в жиру, босс злобный, всегда гонял нас щипцами. Когда я возвращался домой, волосы все были в жиру + рубашка воняла жиром. Я бы теперь не смог пойти на такую работу. А тогда? Тогда радовался: заигрывал с буфетчицами, участвовал в розыгрышах с другими работниками (прятал щипцы злобного босса, засовывал журнал под штаны, и, когда злобный босс гонял меня щипцами, мне не было больно, злобный босс = сбитый с толку).
Дело в том, сказал я, что все относительно. Девушки Семплики раньше вели жизнь, совсем не похожую на нашу. Их жизни грубые, жестокие, беспросветные. То, что нам кажется пугающим/неприятным, им вполне может не казаться пугающим/неприятным, т. е. они видели и похуже.
Ева: Ты заигрывал с девушками?
Я: Заигрывал. Маме только не говори.
Это вызвало подобие улыбки.
Кажется, мне удалось достучаться до Евы. Надеюсь. В любом случае рад, что попытался. Когда мать и отец разводились, папа купил мне молочный коктейль в кафе и сообщил новость. Всегда был благодарен отцу за это. Было приятно чувствовать, что он думает обо мне, хотя время для него было грустное + трудное.
У мамы был роман с Тедом Девиттом, они работали вместе. Девитт всегда льстил матери, говорил, какая она красивая, говорил, что она – единственное, что заставляет его вставать по утрам. Мама к такому не была привычна. Папа любил маму. Но отличался лаконичностью. Папа не любил болтать о своей любви. Папа любил на тихий, надежный манер. На десятую годовщину свадьбы папа подарил маме шлифовальную машинку (!). Любимое прозвище папы для мамы = Тянучка. (Мама высокая.) Папа любил пошутить, сказать, что мама похожа на высокого подростка. Иногда заходил на кухню и изображал, что испугался при виде высокого мальчишки у раковины. Мама, очарованная Девиттом, начала тайком уходить из дома, они с Девиттом снимали номер в отеле, и мама влюбилась в Девитта. (Тогда ничего этого не знал. Только много лет спустя папа перед смертью мне все рассказал.)
Когда сестра Долорес пронюхала про развод, она не отпустила класс на переменку и прочла целую лекцию на тему развод = смертный грех, загробная жизнь для тех, кто разводился, совсем не сахар, заставила весь класс молиться за души мамы и папы. Все на меня зло смотрели, типа из-за тебя лишились переменки.
Все это было больно.
И до сих пор.
Отсюда мое стремление к тому, чтобы быть хорошим отцом/мужем, который обеспечивает устойчивую платформу для детей.
Вечером обсудили с Пэм ситуацию с Евой. Пэм, как и обычно, предложила дельный совет: Не торопись, прояви терпение, Ева яркая, Ева умная. Через месяц Ева привыкнет, обо всем забудет, снова станет прежним счастливым ребенком.
Люблю Пэм.
Пэм – моя скала.

 

(30 сент.)

 

Прошу прощения за молчание.
На этой неделе случилась безумная вещь.
В понедельник умер Тодд Грассбергер (!).
Будущие читатели знают Тодда? Я его упоминал? Может, и нет. Тодд не из близких друзей. Всего лишь коллега по работе. У нас с Тоддом была дежурная шутка касательно того, что я так и не вернул провод пожарной сигнализации, взятый взаймы. На самом же деле этот провод пожарной сигнализации принадлежал компании, а не ему. Он знал, что я знал, что он знал. Просто такая шутка между нами.
День начался отлично. Прекрасный день, бабье лето. Утром – пожарные учения. Весь комплекс эвакуировался во двор. День такой прекрасный – никто и не возражал. Все расселись на бермудской травке и стали призывать к бдительности. Забавно видеть людей из разных компаний. Словно видишь представителей разных племен. «НаброМакс» = умники рассчитывают температуру, которая нужна, чтобы уничтожить комплекс огнем. «Ооржд» = дизайнерская фирма. Там полно хиппи и красивых девиц. Многие ребята оттуда лежат на спине, смотрят на облака. Один чувак играет на маленькой деревянной флейте.
Когда прозвучал отбой, все недовольно взвыли, выстроились в очередь и грустно потянулись внутрь.
Потом в два часа по офису пронесся слух: Тодд мертв. С ним случился инфаркт у химчистки (!), вот только-только, во время ланча.
Весь день никто не работал. Все ошеломлены, ходят туда-сюда, пытаются осмыслить факт: Тодд = мертв. Под столом Тодда – пара туристских ботинок. У одной стены: трость, которую Тодд брал на прогулки по лесу во время обеденного перерыва.
Необычный грибной дождь около трех часов.
Линда Хертни: словно последнее прости от Тодда. (Линда = чокнутая. Один раз заявила, что ворона на карнизе = реинкарнация ее покойного мужа. Сказала, знает это по тому, как ворона неодобрительно наклоняет голову, видя, сколько она съедает за ланчем.)
Потом дождь прошел, парковка засверкала.
Весь вечер ловил себя на том, что по-новому смотрю на Пэм, на детей. Все вдруг такое дорогое. Помолились перед едой. Обычно перед едой не молимся. Но сегодня взялись за руки, молились. Благодарили за нашу удачу, благодарили друг друга. Молились о том, чтобы не забыть про семейные радости и горести = это всего лишь малые неровности на дороге по сравнению со смертью.
Молились за Тодда, молились за семью Тодда.
Всего несколько дней назад Тодд был у себя дома, делал то, что Тодд обычно делает по вечерам: вытаскивал мелочь из карманов, смеялся с детьми, гладил собаку, размышлял о будущем, кинул грязное белье в корзину.
Где Тодд сейчас (?!).

 

(1 окт.)

 

Сегодня панихида по Тодду Грассбергеру в украинской церкви в центре города.
Тодд явно не аристократического происхождения.
Священник = длинноволосый чувак в сутане. Поет/гнусавит в течение всей службы, по-украински, по памяти. Он поет, расхаживает, концы веревки, которой он подпоясан, болтаются. Пугающая внешность. Очень напряжен.
Проповедь: Почему это кого-то удивляет? Вы разве рассчитывали жить вечно? Единственная разница между вами, теми, кто сидит здесь в ожидании продолжения дня, и Тоддом в гробу, отправляющемся в вечный дом в холодной земле, это биение сердца. Чувствуете это, люди? У себя в груди? Это тонкая черта между вами и могилой. Почему же вы живете так, будто вы вечны? Это глупо. Вы глупцы. Это страшно? Нет, не страшно. Это правда, это реальность!
Крики: Нам проснуться? Проснуться?
Все смотрят на священника большими глазами. Кроме прихожан, часто бывающих здесь, они, кажется, слушают все это не в первый раз.
Священник продолжает: Кто из нас умрет сегодня? Не думаем ли мы, что он шутит? Это свидетельствует, что мы глупы. Любой из нас может умереть сегодня, прямо сейчас, неожиданно у него перехватит дыхание, сыграет в ящик прямо на скамейке и глазом не успеет моргнуть, как будет лежать рядом с Тоддом в земле.
Вдруг из кухни внизу: запах ростбифа + звуки крышки о кастрюлю, позвякивание расставляемых тарелок = призывно.
Люди заерзали на скамейках, встревоженные удивительным запахом.
К кафедре подошли два брата Тодда, воздать ему должное.
Старший брат: Тодд милый, Тодд забавный, Тодд – грозная сила при жизни. Мы никогда не забудем того чуда, каким был Тодд. Младший брат: Да, Тодд – суперсильная личность, Тодд = бык. Хотя Тодд был иногда суров, Тодд сыграл важную роль в жизни младшего брата, научил его стоять за себя. Иными словами, в детстве Тодд его вечно гонял, а теперь младшего брата ничто не может напугать, то есть ни один хулиган не сможет сравниться с Тоддом. Но Тодд так велик, Тодд лучший. Тодд так умен, так привлекателен внешне, неудивительно, что мать Тодда + отец всегда относились к нему (младшему брату) как к посредственности. Но Тодд такой заботливый, такой восприимчивый, Тодд понимал это, теперь уже никто не утешит младшего брата, сказав, что он (младший брат) на свой манер был вполне хорош, нередко как раз перед разрывом заключенного между ними пакта касательно того, что вечером в среду его день, он, младший брат, берет машину отца и едет встречаться с девушкой, которую любил по-настоящему, возможно, любовью всей жизни, девушкой, которую у него увел чувак из Селдена, чувак, чей старший брат был явно больше, чем Тодд, склонен, давать младшему брату возможность пользоваться семейной машиной.
У младшего брата Тодда на кафедре перехватывает дыхание. Он, кажется, никак не может остановиться.
Продолжает взахлеб.
Но Тодд велик, Тодд так велик, Тодда наверняка будет не хватать. Тодд преподал всем в семье важный урок: даже если личность сильная, агрессивная, амбициозная, не склонная замечать потребности других, это все же не значит, что он не величайший, не самый удивительный брат, который иногда, словно вопреки себе, мог вдруг всех удивить – сделать что-нибудь вполне разумное.
Младший брат, явно ошеломленный собственным воздаянием памяти старшего, после этого покинул кафедру, метнув свирепый взгляд в старшего, который что-то прошипел ему вполголоса.
К кафедре подошла вдова Тодда. Кажется, говорить не может. За ее юбку цепляются три маленькие девочки. Вдова передает микрофон младшей.
Младшая девочка: До свидания, папочка.
Обед хорош. Больше чем хорош. Панихида такая грустная, обед = божественный. Съел три сэндвича с ростбифом на прощальной бумажной тарелочке. Снаружи желтые деревья трепещут на ветру. Желтый листик попадает внутрь через открытое окно подвала. Смотрю, как его заносит, а потом он падет рядом с моей туфлей.
Думаю: жизнь прекрасна.
Как я рад, что не мертв.
Если/когда я умру, не хочу, чтобы Пэм была одинока. Если только новый муж будет хороший чувак. Мягкий. Религиозный. Очень заботливый + добрый к детям. Но детей не проведешь. Дети предпочитают мертвого папу (т. е. меня) религиозному чуваку. Бледный, скучный религиозный чувак, без обаяния, носит дурацкие свитеры и всегда немного печальный, потому что у него не стои́т из-за физического недомогания.
Ха-ха.
Сегодня чуть не все мои мысли занимает смерть, будущий читатель. Неужели так и будет? Неужели я умру, Пэм и дети умрут? Ужасно. Зачем мы появились здесь, склонные к любви, если конец нашей истории = смерть? Это безжалостно. Жестоко. Не нравится.
Заметка на память: старайся из всех сил во всем, чтобы стать лучше.
Дома собрал вокруг себя детей. Попросил их поддержать меня в новой решимости. Сказал детям: жизнь коротка, мы должны сделать так, чтобы каждый миг был важен, проживать каждый день как последний. Если у них мечта, она должна сбыться. Если у них есть желание что-то попробовать, они должны попробовать. Обещаете? Если я и совершил ошибку в жизни, то она в том, что я был слишком пассивен. Не хочу, чтобы они ее повторили. Должны дерзать, бороться, быть отважными. Что может быть хуже этого? Они будут известны как новаторы, герои, пророки (!). Разве Пол Ревир был робок, Эдисон – осторожен, Иисус – супервежлив? В конце жизни им не придется сожалеть о том, что они сделали, сожалеть они будут только о том, что не смогли сделать.
Потом спать. Время отхода ко сну иногда томительно: Пэм, уставшая после долгого дня с детьми, иногда бывает резка с детьми при малейшем сопротивлении. Дети, уставшие после школы, иногда становятся дерзкими с Пэм при первых признаках того, что Пэм становится резкой. Иногда баю-баюшки-баю = дети наверху лестницы кричат вниз, Пэм внизу лестницы кричит вверх. Иногда мимо Пэм со свистом пролетает книжка или ботинок.
Но сегодня отход ко сну проходит без проблем. Дети, ощущая справедливость моих слов о смерти, тихо уходят наверх. Томас сбегает вниз, чтобы обнять меня, Ева долго (восторженно?) смотрит на меня с площадки.
Такие дорогие детишки.
Одна из радостей родительства, будущий читатель: родитель может положительно влиять на детей, сделать так, чтобы ребенок запомнил это мгновение на всю жизнь, мгновение, которое изменяет его/ее траекторию, открывает его/ее сердце + разум.

 

(2 окт.)

 

Черт.
Ёбт.
Семью постигло неожиданное событие.
Сейчас объясню.
Этим утром Томас и Лилли сонные сидят за столом, Ева – все еще в кровати, Пэм готовит яичницу, Фербер – у ее ног в надежде, что перепадет кусочек. Томас, поедая бублик, подходит к окну.
Томас: Вау. Ни фигасе. Па? Подойди-ка сюда.
Подхожу к окну.
ДС нет.
Исчезли.
Выбегаю. Рама пуста. Микрошнура нет. Калитка открыта. Немного не в себе пробегаю квартал – не увижу ли их следов.
Нет.
Несусь назад. Звоню в «Гринуэй», звоню в полицию. Приезжают копы, прочесывают двор. Коп показывает мне след микрошнура в грязи перед калиткой. Говорит, что это хорошая новость: если они все еще на микрошнуре, то их проще будет найти, потому что он ограничивает скорость их передвижения, поскольку, пока они перемещаются группой с головами, соединенными микрошнуром, вынуждены делать мелкие шажки и никто не может ни убежать вперед, ни отстать, поскольку это может привести к рывку микрошнура, а рывок может привести к повреждению мозга.
Другой коп говорит, да, именно так и обстоят дела, если ДС передвигаются на своих двоих. Но бросьте, говорит он, ДС не на своих двоих, ДС в фургоне какого-нибудь активиста где-нибудь смеются до колик.
Я: Активисты.
Первый коп: Ну да. Не=душныеЖенщины, Граждане за экономическое равенство, Семплике гореть в аду.
Второй коп: Четвертый случай за этот месяц.
Первый коп: Эти девушки не сами спустились.
Я: Зачем им это надо? Они сами сюда пришли. Зачем им убегать с каким-нибудь полным…
Копы смеются.
Первый коп: Нанюхались этой американской мечты, детка.
Дети ничуть не испугались. Дети собрались у забора.
Подъезжает школьный автобус, уезжает.
Появляется полевой мастер (Роб). Роб = высокий, худой, сутулый. Похож на лук, если у лука бывает ухо с пирсингом + длинные волосы, как у пирата; на нем короткая кожаная жилетка.
Роб тут же делает сенсационное заявление: он, мол, просит прощения, что ему приходится быть более или менее жестокосердным, когда у нас время испытаний, но закон обязывает его сообщить, что в соответствии с нашим соглашением с «Гринуэй», если ДС не будут обнаружены в течение трех недель, мы к этому времени будем обязаны полностью покрыть дебет возмещения.
Пэм: Стойте – что покрыть?
Согласно словам Роба, дебит возмещения = $100 /месяц за каждую и за каждый оставшийся месяц контракта «Гринуэя», считая от времени потери (!). Бетти (остался 21 месяц) = $2100; Тами (13 месяцев) = $1300; Гвен (18 месяцев) = $1800; Лиза (34 месяца (!) = $3400.
Всего = $2100 + $1300 + $1800 + $3400 = $8600.
Пэм: Ни хера себе.
Роб: Поверьте мне, я знаю, это куча денег. Я ведь в первую очередь исполнитель, верно? Но наши расходы – или, поймите меня правильно, их расходы, расходы «Гринуэй» – состоят в том, что мы – или они – сделали первоначальные вложения. И имейте в виду, это, очевидно, немалые вложения – расходы на визу, билеты на самолет и все остальное.
Пэм: Нам никто об этом ничего не говорил.
Я: Ни слова.
Роб: Хмм. Кто вел с вами переговоры?
Я: Мелани?
Роб: Да, верно, у меня было предчувствие. Мелани. Мелани иногда слишком торопится, чтобы поскорее заключить сделку. В особенности с клиентами из Пакета А, которые жмутся. Ничего личного. В любом случае поэтому она у нас больше не работает. Хотите на нее накричать, идите в «Хоум Депо», она второе лицо в отделе красок, вероятно, вешает лапшу на уши клиентам о том, какой цвет какой.
Чувствую злость, несправедливость: кто-то пришел в наш двор под покровом ночи, пока дети спали совсем рядом, и украл? Украл у нас? Украл $8600 плюс первоначальный взнос за ДС (около $7400)?
Пэм (копу): Как часто вы их находите?
Первый коп: Кого?
Пэм сердито смотрит на копа (Когда нужно защищать семью, Пэм = сама ярость.)
Второй коп: Честно? Я бы сказал, редко.
Первый коп: А точнее – никогда.
Второй коп: Верно. Но всегда что-то случается в первый раз.
Копы уходят.
Пэм (Робу): И что будет, если мы не заплатим?
Я: Не можем заплатить.
Роб чувствует себя неловко, Роб краснеет.
Роб: Ну, это вопрос скорее к юристам.
Пэм: Вы подадите на нас в суд?
Роб: Я – нет. Они подадут. Я что говорю: так они всегда делают. Они в судебном порядке получают… как это словечко? Орден…
Пэм (резко): Ордер на арест имущества.
Роб: Прошу прощения. Мне жаль. Мелани, ух, Мелани, я бы дернул за твою дурацкую косу, чтобы голову оторвать. Шучу, я с ней ни разу в жизни и не говорил. Но тут дело вот в чем: все это прописано в вашем контракте. Вы ведь читали контракт?
Молчание.
Я: Мы, понимаете, торопились. В тот день принимали гостей.
Роб: Да, конечно, я помню тот прием. Хороший был приемчик. Мы с вами его обсуждали.
Роб уходит.
Пэм мертвенно-бледна.
Пэм: Знаешь что? Пошли они в жопу. Пусть подают в суд. Я не собираюсь платить. Это бесстыдство. Пусть забирают этот дурацкий дом.
Лилли: Мы теряем дом?
Я: Мы не теряем…
Пэм: Думаешь, нет? А что, по-твоему, случается, если ты должен кому-то девять штук и не можешь отдать? Я думаю, мы потеряем дом.
Я: Слушай, давай успокоимся. Нет нужды так…
Ева выпятила губу – сейчас заплачет. Подумать: распрекрасно, хороши родители – спорят + бранятся + вызывают призрак потерянного дома перед глубоко уязвленными детьми и без того расстроенными удручающими событиями дня.
Тут слезы у Евы начинают литься ручьями, она принимается бормотать простите-простите-простите.
Пэм: Ах, детка, я глупости наговорила, мы не потеряем дом. Мама и папа никогда не допустят.
И тут у меня в голове вспыхивает свет.
Я: Ева. Это не ты сделала.
Взгляд Евы говорит: Я.
Пэм: Это Ева сделала?
Лилли: Как это Ева могла сделать такое? Ей всего восемь. Я не могла даже…
Ева отводит нас в сторону, показывает, как сделала это: Вытащила стремянку, залезла на стремянку с одной стороны микрошнура, нажала левой рукой рычаг «БезУсилий», микрошнур просел. Тогда Ева перетащила стремянку на другую сторону, отпустила второй рычаг. В этот момент микрошнур совсем освободился. ДС стоят на земле.
ДС коротко совещаются.
И уходят.
Я взбешен. Ева тут устроила черт знает что. Черт знает что не только для нас, да, но и для ДС. Где сейчас ДС? В хорошем месте? Хорошо ли, когда нелегальные беженки в чужой стране, без денег, еды, воды, вынуждены прятаться в лесу, в болотах и прочая, соединенные микрошнуром, словно каторжники, скованные одной цепью? Что касается Томаса и Лилли, они что думают, это классная шутка – провести собственных родителей? Я помню, как Томас подошел к окну, разыграл удивление – ДС исчезли. Томас = вонючка. Что касается Лилли: Мы столько сделали для д. р. Лилли, и вот что получили в благодарность?
Воротничок жмет. Против воли говорю все это вслух.
Дети ошарашены. Дети никогда не видели меня таким взбешенным.
Томас: Папа, мы не знали!
Лилли: Мы честно не знали!
Томас, дергая себя за волосы, выбегает. Лилли заливается слезами, выходит из комнаты, тащит (ошарашенную) Еву за руку.
Ева (удрученно, мне): Но ты сказал, ты сказал эти слова, слова про быть отважными…
Заметка будущим поколениям: иногда в наше время семьи попадают в темные полосы. Семья чувствует: мы – лузеры, что бы мы ни делали, все оборачивается против нас. Родители ругаются, не щадя голосовых связок, обвиняют друг друга в катастрофической ситуации. Отец пинает стену, в стене рядом с холодильником появляется дыра, семья пропускает завтрак. Напряжение для всех слишком велико – они не могут сидеть за одним столом. Это невыносимо. Это заставляет человека (отца) сомневаться в ценности всего начинания, т. е. заставляет отца (меня) задумываться, не лучше ли было бы для людей жить в одиночестве, по отдельности, в лесу, не совать нос в чужие дела, никого не любить.
Сегодня для нас такой день.
Бросился в гараж. Дурацкое пятно от белки/мыши по прошествии стольких недель остается на прежнем месте. Решил раз и навсегда уничтожить это пятно. Воспользовался для уничтожения хлоркой + шлангом. В результате успокоился, сел на тачку, не мог не посмеяться над ситуацией. Выиграл «Отскреби», величайшее везение в жизни, быстро превратил величайшее везение в жизни в величайшее фиаско в жизни.
Смех перешел в слезы.
Мне было так неловко за то, что я наговорил детям.
Пришла Пэм, спросила, не плакал ли я. Я сказал: нет, соринка в глаз попала. Пэм не купилась на мою ложь. Пэм чуть подтолкнула меня в бок + слегка бедром, говоря: Ты плакал, это ничего, трудные времена, я понимаю.
Пэм: Идем в дом. Давай вернем все в нормальное русло. Переживем. Ребята там с ума сходят, им очень плохо.
Пошли в дом.
Дети за кухонным столом.
По глазам детей было видно: они горят желанием простить, быть прощенными. Лилли и Томас не знали. Я сказал, я знал, что они не знали, не знаю сам, почему сказал, что они знали.
Раскрыл объятия, Томас и Лилли бросились ко мне.
Ева осталась сидеть.
У Евы, когда она была совсем маленькой, была целая копна черных кудрей. Она, бывало, стояла на диване, ела овсяные хлопья из кофейной чашки, танцевала под звуки в своей голове, дергала шнурок от жалюзи на окне.
Теперь вот: Ева сидит, обхватив голову руками, словно старушка с разбитым сердцем оплакивает потерю страстного цветка юности, и т. д., и т. п.
Подошел, сгреб Еву в охапку.
Бедняжка дрожит в моих руках.
Ева (шепчет): Я не знала, что мы потеряем дом.
Я: Не потеряем, не потеряем мы дом. Мы с мамой что-нибудь придумаем.
Отправил детей смотреть телевизор.
Пэм: Ну что? Хочешь, чтобы я позвонила папе?
Не хотел, чтобы Пэм звонила отцу Пэм.
Отца Пэм зовут Рич. Он сам себя называет «Фермер Рич». Забавно, потому что он богатый фермер. Фермер Рич = очень богатый + очень строгий. Что касается меня, то меня он не любит. Не раз говорил, что я 1) лодырь, и 2) должен ограничивать себя в смысле веса, и 3) должен ограничивать себя в смысле кредитки.
Фермер Рич в прекрасной форме, кредитками не пользуется.
Фермер Рич не поклонник ДС. На прошлое Рождество прочел всем лекцию: считает, что иметь ДС = «чистый выпендреж». Считает, что всякая развлекуха = «чистый выпендреж». Даже поход в кино = чистый выпендреж. Ездить на автомойку, т. е. не мыть машину самому на подъездной дорожке, = чистый выпендреж. Один раз, приехав в гости, с сомнением посмотрел на меня, когда я сказал, что мне нужно депульпировать зуб. Что, подумал я, депульпировать зуб = чистый выпендреж? Но нет, он не одобрял мой выбор дантиста, потому как, сказал он, видел по телевизору рекламу дантиста и понял, что со стороны дантиста давать рекламу по телевизору = чистый выпендреж.
Поэтому не хотел, чтобы Пэм звонила Фермеру Ричу.
Сказал Пэм, что мы должны приложить максимум усилий, чтобы решить вопрос самостоятельно.
Получил счета, произвел шутливый расчет: Если мы заплатим ипотеку, за отопление, «АмЭкс», плюс $200 за счета, которые мы задержали в прошли раз, то выйду почти в нуль (остаток $12,78). Если мы задержим «АмЭкс» + «Виза», то высвободится $880. Если, кроме того, мы пропустим ипотечный платеж, счет от «НиМо», взнос за полис страхования жизни, то образуются всего жалкие $3100.
Я: Черт.
Пэм: Может, все же я отправлю ему письмо по электронке? Ну, ты же понимаешь. Посмотрим, что он скажет.
Пэм наверху пишет письмо Фермеру Ричу, пишу и я.

 

(6 окт.)

 

Пропущу описание работы. Работа сейчас не имеет значения. Когда я вернулся домой, Пэм стояла в дверях с письмом от Фермера Рича.
Фермер Рич = ублюдок.
Цитирую не все:
Давай пока поговорим, что вы собираетесь делать с деньгами, которые ты просишь. Будете откладывать на колледж? Нет. Инвестировать в недвижимость? Нет. Когда ты получила возможность посадить несколько семян, ты эти ценные семена (доллары) просто пустила коту под хвост. И ради чего? Ради того, чтобы выставить напоказ нечто такое, что некоторые считают красивым. А вот я не считаю это красивым. Я вижу, как молодые люди здесь делают то же самое. Пожилые люди тоже. И ни здесь, ни там это не имеет ни малейшего смысла. С каких это пор люди, выставленные напоказ, стали желанным зрелищем? Другие здесь, добрейшие члены нашей церкви, они обвиняют во всем нищету. О’кей, я не против. Но, как выясняется, нищета вскоре воцарится в ваших стенах. И девиз врачу излечи себя сам я часто вспоминаю, когда у меня возникает желание встрять в какое-нибудь благотворительное предприятие. Хотя я не против время от времени завезти окорок в дом для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Поэтому мой ответ: нет. Вы зашли слишком далеко и теперь сами должны выбираться, преподать детям (и себе) ценный урок, из которого в долгосрочной перспективе вы и ваши дети извлекут выгоду.
Я: Черт.
Пэм звонила Фермеру Ричу, умоляла Фермера Рича. Фермер Рич изложил ей по телефону свой взгляд на деньги, на всю нашу историю денег, т. е. весь наш подход к жизни = разорительный. Фермер Рич запретил ему звонить. Мы упали в его глазах нашим первоначальным идиотским поступком + последующим отчаянным проявлением заносчивости в попытке исправить первоначальный идиотский поступок на тупоумный манер.
Значит, тут = точка.
Долгое молчание.
Пэм: Господи боже, как это все похоже на нас, правда?
Не знаю, что она имеет в виду. Вернее, знаю, но не согласен. Вернее, согласен, но не хочу, чтобы она это говорила. Зачем говорить? В словах негатив. Мы начинаем хуже к себе относиться.
Я говорю: может, нам лучше признаться в том, что это сделала Ева, в надежде на сочувствие «Гринуэя»?
Пэм говорит: нет, звонила сегодня. Отпустить ДС = тяжкое преступление (!). Не думаю, что они стали бы преследовать восьмилетнюю девочку, но все же. Если мы признаемся, это появится в ее личном деле? Ей потребуется психотерапия? Это будет отражено в ее личном деле? Ева будет чувствовать: я плохой ребенок? Собьется с пути, пойдет по кривой дорожке, будет водиться с плохими ребятами, скептически смотреть на само понятие достижения, не сможет жить в полную силу – и все из-за одной несчастной ошибки, совершенной в детстве?
Нет.
Не могу рисковать.
Мы с Пэм обсуждаем, соглашаемся: должны стать кем-то вроде поедателя грехов, тех, что в древности поедали грехи. Или тела грешников? Нет, ели еду с груди умершего грешника? Не помню точно, что они ели. Но мы с Пэм согласны: станем своего рода поедателями грехов: согрешим ради защиты Евы, любой ценой будем держать копов в неведении, нарушать закон по мере необходимости.
Пэм спрашивает, делаю ли я все еще записи в тетради. Не является ли тетрадь = обвинительным документом? Не написал ли я в тетради о Еве, о роли Евы в этом? Не обличит ли тетрадь нас как преступников, препятствовавших осуществлению правосудия? Не могут ли они потребовать выдачи тетради? Не стоит ли мне перестать делать записи, уничтожить сомнительные страницы? Спрятать тетрадь? Засунуть ее в дыру в стене, которую я проделал на днях? И не лучше ли вообще уничтожить тетрадь?
Говорю Пэм, что мне нравится делать записи, не хочу перестать, не хочу уничтожать тетрадь.
Пэм: Ну, тебе решать. Но если ты спросишь меня, оно того не стоит.
Пэм умна. Пэм превосходно оценивает ситуацию. Обдумываю все снова. (Если тетрадь замолчит, будущий читатель поймет, что я (в очередной раз!) признал: Пэм = права.)
Моя догадка, моя надежда: у копов много похожих случаев, мы мелкая рыбешка, наше дело = низкий приоритет, все скоро сойдет на нет.

 

(8 окт.)

 

Ошибка. Опять ошибка. Оно не сходит на нет.
Объясню.
Работал весь день.
День был обычный, наводящий тоску.
Может ли будущий читатель вообразить, как это мучительно – проживать обычный наводящий тоску день, когда хочется одного: нестись домой, обсудить стратегические планы с Пэм касательно ситуации Евы, забрать Еву из школы, крепко обнять Еву, сказать Еве, все будет хорошо, заверить Еву, что, хотя мы и не одобряем то, что она сделала, она всегда будет нашей девочкой, всегда будет для нас зеницей ок(а)?
Но в этой жизни отец должен делать то, что должен.
Весь день на работе.
Потом обычное возвращение домой: район автосалонов с подержанными машинами, длинный ряд выходящих на хайвей ветхих домов с бельем, которое сушится на веревках, относительно пасторальный участок с кладбищем первых поселенцев, бывший молл, рухнувший брюхом вверх.
Потом наш маленький дом + грустный пустой двор.
Какой-то чувак у задней калитки.
Подошел. Поговорил.
Чувак = Джерри. Детектив (!), ведет наше дело. Активисты = приоритет для города, говорит он, мэр намерен послать сильный сигнал (!). Говорит, ему известно, нам крупно не повезло в смысле денег, считает, что кляузники из «Гринуэя» заслуживают того, чтобы их варили в кипящем масле. Говорит, он сам человек невеликого достатка, семейный человек, представляет, как бы он расстроился, если бы оказался в долгу перед безликой крупной корпорацией на $8600. Но волноваться не следует, он держит это под контролем. Не успокоится, пока не найдет активистов. К активистам относится плохо. Активисты думают, они делают благородное дело? Нет. ДС превращаются в нелегальных мигрантов, отбирают места у «коренных американцев». Джерри категорически против. Отец Джерри приплыл из Ирландии на корабле, его рвало всю дорогу, потом он заполнил необходимые бланки. Это = правильный способ, полагает Джерри.
Ха-ха, говорит он.
Улыбается, отирает рот.
Джерри разговорчивый. Перед тем как стать копом, работал учителем. Рад, что больше не нужно преподавать. Его ученики – выродки. И с каждым годом вырождаются все сильнее. В последние несколько лет отбывал номер, ждал, что какой-нибудь выродок пырнет его ножом или пристрелит. Ситуация ухудшается с тех пор как дети начали становиться темнее. Если я его понимаю. Он ничего не имеет против темнокожих, но возражает против темнокожих, которые не хотят работать и учить язык и настаивают на своем праве издеваться над учителями. Когда он был мальчишкой, ему и в голову не приходило сунуть лягушонка в стакан с диетической колой одного из самых уважаемых учителей в школе. Наверняка это сделал темнокожий парень, потому что все его ученики – темнокожие. Лично его ножом не пырнули, но, в конечном счете этим бы наверняка кончилось – тот или иной темнокожий непременно бы пырнул. Потому что, если парню хватает духу подложить лягушонка в питье учителя, границ у него нет, т. е. пырнуть = следующий логический шаг.
Дети – они всегда дети, говорю я.
И да и нет, говорит Джерри. Дети = будущие взрослые. Черного кобеля не отмоешь добела. Как-то видел фильм о львенке, которого никак не ограничивали, и вот он вырос и съел хозяина. Поэтому детям нужна твердая рука.
Джерри в последнее время одинок, говорит он. Жена умерла. Не думал, что она умрет первой. Всегда была здоровая. Теперь он не знает, куда себя девать. Жена стала как облачко, даже в лучшие дни. А к концу ее словно и не было здесь. Он никогда особо не спешит домой. Дома так тихо, с тех пор как она ушла. Внуков нет, потому что детей никогда не было, у жены были проблемы с яичниками.
Поэтому много времени, чтобы заниматься нашим делом.
Тут что-то сомнительное, говорит Джерри. Не похоже на типичную работу активистов. Активисты обычно оставляют визитку: Семплике гореть в аду с красным флагом. Не=душныеЖенщины оставляют манифест + запись ДС с перечислением всего, что делала семья, чтобы оскорбить/досадить ДС, пока та находилась во дворе. В команде активистов часто есть доктор, он извлекает шнур, прежде чем посадить ДС в фургон. Но в нашем случае копы нашли след микрошнура около калитки, значит, ДС ушли своими ногами, все еще с микрошнуром.
Что-то не складывается.
Джерри чует что-то неладное.
Но не беспокойтесь, говорит Джерри: он «здесь надолго».
Пока посидит немного во дворе. Так он обычно начинает: «входит прямо в голову преступника».
Джерри кашляет, бредет в глубь двора.
Вхожу в дом. Рассказываю обо все Пэм.
Мы с Пэм стоим у окна, смотрим на Джерри.
Томас: Кто это?
Я: Так, человек.
Пэм: Не ходи туда. Не говори с ним и вообще ничего такого.
Лилли: Он у нас во дворе, а нам нельзя с ним говорить?
Я: Да. Правильно.
Я пишу почти в полночь. Джерри все еще во дворе (!). Джерри курит, Джерри раз за разом повторяет фразу из четырех нот, действующую на нервы. Слышу его из гостевой комнаты + чую запах его сигареты. Хочется спуститься, прогнать Джерри со двора. Сказать: Джерри, это наш двор. Наши дети спят, если вы разбудите их своей песней, они завтра будут в школе полусонные. И еще, Джерри, мы не разрешаем курить в доме и рядом с ним.
Но не могу.
Не должен ни коим образом враждовать с Джерри.
Боже мой.
Домашнее хозяйство в свободном падении, будущий читатель. Всюду – хаос. Дети, чувствуя напряжение, весь день ссорятся. После обеда Пэм застала детей за просмотром «Я, Гропиус» (запрещено) = шоу, в котором чувак решает, какую из девушек пригласить на свидание, ощупывая их груди через ширму с двумя отверстиями для рук. (Груди на самом деле не показывают. Только выражение на лице чувака при ощупывании и выражение девушки, когда чувак называет рейтинг. Все же: плохое шоу.) Пэм наорала на детей: мы переживаем самый трудный период для семьи, а как они себя ведут?
Когда появились дети, мы с Пэм отказались от всего (юношеские мечты о путешествиях, приключениях и т. д., и т. п.), чтобы быть хорошими родителями. Жизнь была так себе. Настоящая каторга. Вечерами, чтобы закончить все необходимое, не ложились допоздна, в изнеможении заканчивали необходимое. Во многих случаях растрепанные + усталые, на наших рубашках или блузах детское говно и/или рвота, один из нас стоял, улыбаясь устало/сердито в камеру в руках другого, вихрастые, потому что стрижки дороги, дешевые очки на кончике носа, потому что никогда не оставалось времени подтянуть винтики на очках.
И после всего этого посмотрите, к чему мы пришли.
Сейчас пошел по коридору посмотреть, что дети. Томас спит с Фербером. Это не разрешается. Ева – в одной кровати с Лилли. Это не разрешается. Ева, причина всего этого раздрая, спит как младенец.
Хотелось разбудить Еву, сказать Еве: все будет хорошо, у нее доброе сердце, просто молодое + неопытное.
Не стал будить.
Еве нужно отдохнуть.
На столе Лилли постер, над которым она работает ко дню «Мои любимые вещи» в школе. Постер = фотография каждой из ДС, плюс геогр. карта ее страны, плюс истории, которые Лилли явно узнала, беря у каждой из них интервью (!): Гвен (Молдова) = очень жизнестойкая благодаря детству в Молдавии: использовала окровавленные простыни, найденные в мусоре + липкую ленту, чтобы сделать футбольный мяч, потом, после долгих тренировок с мячом из кровавых простыней почти составила олимпийскую команду (!). У Бетти (Филиппины) есть дочь, которая, плавая, иногда катается на спине морской черепахи. Лиза (Сомали) один раз видела льва на крыше «мини-грузовика» ее дяди. У Тами (Лаос) был любимый буйвол, этот буйвол наступил ей на ногу, и теперь Тами носит специальную обувь. «Забавные факты»: их имена (Бетти, Тами и др.) не настоящие. Эти имена дал ДС «Гринуэй» по приезде. «Тами» – Джанука = «радостный луч солнца». «Бетти» = Ненита = «благословенная-ненаглядная». «Гвен» = Евгения. (Не знает, что означает ее имя.) «Лиза» = Айян = «счастливая путешественница».
Я сегодня вечером много думаю о ДС, будущий читатель.
Где они теперь? Почему они ушли?
Просто не понимаю.
Приходит письмо, семья радуется, девушка льет слезы, стоически собирает вещи, думает: надо ехать, я единственная надежда семьи. Делает вид, что все в порядке, обещает вернуться, как только закончится срок действия контракта. Ее мать чувствует, отец чувствует: нельзя ее отпускать. Но отпускают. Должны.
Весь город провожает девушку на вокзал/автобусную станцию/пристань? Группка едет в цветастом фургоне на крохотный местный аэропорт. Новые слезы, новые обещания. Поезд/корабль/самолет трогаются с места, она бросает последний полный любви взгляд на окружающие горы/реку/карьер/лачуги, что угодно, т. е. весь тот мир, который знала, и говорит себе: не бойся, ты вернешься и вернешься победительницей с большой с кучей нескучных подарков и т. д., и т. п.
А теперь?
Ни денег, ни документов. Кто извлечет из нее микрошнур? Кто даст ей работу? Устраиваясь на работу, нужно сделать прическу, чтобы скрыть шрамы от точек ввода. Когда она теперь снова увидит дом + семью? Почему она это сделала? Почему она уничтожила все, оставила наш двор? Могла бы еще долго и приятно проводить у нас время. Чего, черт возьми, она искала? Что ей вдруг так понадобилось, что она пошла на столь отчаянный шаг?
Джерри только что ушел на ночь.
У нас во дворе пустая рама, странно смотрится в лунном свете.
Заметка на память: позвонить в «Гринуэй», пусть заберут это уродство.
Назад: Ал Рустен
Дальше: Дом