Глава 34. Драконы

– Они не говорили, зачем направляются в Кельсингру? Или когда собираются вернуться? Почему они так спешили? Почему Шут не стал дожидаться меня?

Ни Лант, ни Пер не смогли ответить ни на эти, ни на остальные мои вопросы. Я метался, как волк, запертый в клетке, меряя шагами землю между костром и черным камнем. Я хотел пойти за Шутом в одиночку, но не решился – ведь если я не вернусь, Лант и Пер погибнут. Потом я задумался, не пытаюсь ли таким образом скрыть собственную трусость? На этот вопрос у меня тоже не было ответа.

Мы поели зайчатины и бульона, запив компотом из ягод. Пока меня не было, Лант и Пер успели обустроить лагерь. Они притащили бревно побольше, чтобы сидеть у костра, и разложили припасы поудобнее. Я осмотрел большой тюк, оставшийся после ухода Шута и Спарк. Судя по количеству вещей, они собирались в долгий поход. Но если эти вещи предназначались для Кельсингры, почему Шут и Спарк бросили их тут? И если Шут хотел путешествовать со мной, почему они со Спарк отправились туда одни? Я сидел, глядя в огонь, и ждал.

– Мне покараулить первым? – спросил Пер.

Его голос вывел меня из оцепенения. Обернувшись, я прочел тревогу на его лице.

– Нет, Пер. Я пока не устал. Спи, я разбужу, когда наступит твой черед.

Он уселся рядом со мной:

– Я много спал, пока вас не было. Больше-то делать было почти что нечего. Так что я тоже пока не устал.

Я не стал с ним спорить. Позже, когда придет его время заступать в караул, мальчишка поймет, что ошибся. Лант уже ушел отдыхать. Некоторое время мы сидели и молчали, уставившись в огонь.

– Почему они оделись в женские платья?

Тайны, тайны, тайны… Чьи они, эти тайны?

– Вот их бы и спросил.

Пер помолчал. Потом снова подал голос:

– Эш – девчонка?

– Вот его и спроси.

– Я и спросил. А он в ответ спросил, почему я одет мальчиком.

– И что ты на это ответил? – поддел я его.

Пер снова помолчал, потом сказал:

– Значит, он девчонка.

– Я этого не говорил.

– А и так понятно. – Он наклонился, чтобы быть ближе к огню. – Зачем Эш притворяется мальчиком?

– А вот об этом лучше спросить Спарк.

– Спарк… – Это имя явно было неприятно ему. Он поморщился и обхватил себя руками за плечи. – Да наплевать мне. Все равно я ему больше не верю. – Черты его лица застыли. – Не нужен мне друг-обманщик.

Я набрал было побольше воздуха, но промолчал. Я мог бы сказать ему многое. Я мог бы задать ему сотню вопросов, которые заставят его передумать. Но одно дело – когда тебя поучают, и другое – когда учишься на своих ошибках. Сколько всего говорил мне Верити. Сколько жестких наставлений я выслушал от Баррича. Сколько добрых советов дала мне Пейшенс. Но разве это помогло?

– Поговори со Спарк, – только и сказал я.

На сей раз Пер молчал особенно долго, потом неохотно выдавил:

– Может быть.

Поскольку он утверждал, что совсем не хочет спать, я оставил его сидеть у костра и пошел в палатку, толкнул Ланта, чтобы тот подвинулся, и забрался под одеяла. Меня терзали собственные вопросы. Должно быть, я уснул, потому что проснулся, когда Лант выбирался наружу, чтобы сменить Пера. Мальчишка прижался спиной к моей спине, тяжело вздохнул и вскоре захрапел. Я закрыл глаза и попытался снова заснуть, но ничего не вышло. Тогда я выбрался из палатки и присоединился к Ланту. Он топил снег в котелке для чая. Я сел рядом и стал смотреть в огонь.

– За что ты меня так ненавидишь?

Мне не нужно было долго искать ответ.

– Ты обидел мою дочь. А потом, когда мне пришлось доверить ее тебе, ты не позаботился о ней и не попытался утешить. Она так и сидела в заснеженной повозке, пока ей не помог Ревел.

Он долго молчал, потом сказал:

– Мы тогда растерялись, Шайн и я. Мы совсем не понимали, что вы с Риддлом задумали. Ты нам почти ничего не объяснил. Я пытался забрать Би из повозки, но она… надулась, как маленькая. Я устал, замерз и был зол на тебя. И я оставил ее, подумал – пусть сама выбирается. Если бы потом ничего страшного не случилось, так ли все это было бы важно? Фитц, я не хотел становиться писарем, а учить детей не хотел и подавно. Я хотел оставаться в Оленьем замке, веселиться с друзьями и жить своей жизнью. Я никогда не любил детей, и даже ты должен признать, что Би была необычным ребенком.

– Довольно, – сдержанно сказал я. Он заставил было меня почувствовать себя виноватым, но последние слова все перечеркнули.

– Я не такой, как ты! – выпалил он. – И не такой, как отец! Я пытался стать таким, чтобы порадовать его. Но я не такой! И не хочу становиться! Я здесь, я пошел за тобой, потому что ты прав, я подвел твою дочь. И свою сестру. Сестру… Ты хоть понимаешь, как у меня все внутри переворачивается, когда я зову ее так? То, что они сделали с Шайн, с моей сестрой… мне даже подумать об этом тошно. Я хочу отомстить за нее, и за Би тоже. Я знаю, что не могу изменить того, что случилось, но могу сделать что-то в будущем. И я сделаю это не ради тебя, не ради отца. Все, что я делаю, я делаю для себя. Чтобы обрести мир в душе, насколько это вообще возможно после всего, что случилось.

Я не знаю, чем я помогу тебе, или о чем ты попросишь меня, или смогу ли я это сделать, – продолжал он. – Но я с тобой. Я твердо намерен сделать все, что смогу. И до тех пор я не вернусь домой. Но когда все будет кончено, я хочу вернуться, вернуться живым. Так что лучше перестань отмалчиваться и объясни мне наконец, что происходит и что я должен буду сделать. Или научи меня чему-нибудь полезному. Потому что ты не отделаешься от меня до конца этого похода. Разве что если меня убьют. И о мальчишке, думаю, можно сказать то же самое.

– Я не хочу брать вас собой. Я с самого начала не хотел этого.

– Но мы уже с тобой. И мне кажется, как бы ты ни злился, ты не допустишь, чтобы я умер из-за собственного неведения.

Тут он попал в точку. Я уже почти подобрал слова для ответа, когда послышался приглушенный крик. За ним последовал более громкий и звуки борьбы. Все это доносилось со стороны камня. У Ланта хватило самообладания выхватить головню из костра.

Я подбежал к обелиску первым, но когда Лант поднял свой факел повыше, я крикнул ему:

– Назад! Не прикасайся к Шуту и не давай ему к тебе прикасаться! – И, едва переведя дух, добавил: – Оттащи Спарк к костру. Разбуди Пера. Согрейте воды.

Спарк извивалась на снегу, скуля, словно собака, которой приснился дурной сон, но глаза ее были открыты. Я испугался за нее. Много лет назад мне довелось повидать, что может сделать с рассудком неподготовленного человека проход сквозь камни Силы. Регал свел с ума немало юных магов-учеников, пытаясь провести этим путем небольшую армию. Спарк не обладала Силой и только что прошла сквозь столпы третий раз за сутки. Ну как мог Шут подвергнуть девочку такой опасности! Сердце разрывалось от мысли, что я уже не смогу ей помочь. Но еще больше я боялся за самого Шута. Я молился, чтобы мне лишь померещилось в неверном свете факела, что его левая рука неравномерно посеребрена Силой.

Он лежал на спине, тяжело дыша. Его слепые глаза были широко распахнуты, и свет факела отражался в их золотой глубине. Юбки рухнувшим шатром разметались по снегу.

Пер что-то спросил сонным голосом, Лант заорал в ответ, чтобы тот подбросил дров, набил котелок снегом, подвесил его над огнем и принес теплое одеяло, а он, Лант закутает в него Спарк. Я позволил им суетиться. Все равно больше ничем девочке не поможешь – остается только согреть ее и попытаться накормить. Я осторожно присел рядом с Шутом, справа от него, подальше от серебряной левой руки.

– Шут! – позвал я его, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее. – Шут, ты слышишь меня?

– Дракон! – выпалил он, хватая ртом воздух. – Дракон летит за нами?

Я посмотрел на ночное небо и не увидел ничего, кроме заледенелых звезд, мерцающих в темноте.

– Я не вижу никаких драконов.

– Он гнался за нами. Мы бежали, Спарк тащила меня за руку, а мы бежали по улицам. Там было полным-полно Элдерлингов, они разговаривали и смеялись, а мы пробегали прямо сквозь них. Спарк крикнула на бегу, что они не настоящие, только дракон настоящий. Но один, думаю, был все-таки настоящий. Один из Элдерлингов. Я почувствовал его стрелу. – Он умолк, тяжело дыша.

– Тебя ранили? Или Спарк?

– Не знаю. – Правой рукой он потеребил ткань блузы на плече. – Было такое чувство, будто кто-то резко дернул меня и сразу отпустил. Спарк все бежала и тащила меня за собой, и я старался не отставать. Потом она крикнула: «Камень!», и я ударил по нему ладонью. И вот мы тут. О да, мы тут… Не сердись на меня, Фитц. Пожалуйста, только не сердись на меня.

– Я не сержусь на тебя, – солгал я. – Я очень боюсь за вас обоих.

Теперь надо было сказать ему горькую правду. Я заговорил, осторожно подбирая слова.

– Шут, похоже, твоя левая рука покрыта Силой. Как у Верити, когда он вырезал своего дракона. Сейчас я помогу тебе встать и подойти к костру. Будь осторожен, не коснись этой рукой себя или меня.

Неверный свет факела играл на его блестящих пальцах. Я так никогда и не узнал точно, где Верити отыскал столько сырой магии. Мой король окунул в нее обе руки, чтобы удобнее было высекать из камня дракона. Первозданная Сила проникала в его плоть, мутила рассудок. К тому времени, когда мы нашли его, он едва смог узнать свою королеву. Кетриккен плакала, увидев его таким, но его в те дни заботила только работа над драконом.

– Да, – улыбнулся Шут, и его улыбка в свете факела выглядела блаженной и пугающей. – По крайней мере, это я сумел сделать. Вопреки всему. Я взял с собой перчатку в отчаянной надежде, что у меня получится. Она в кармане юбки.

– В левом или правом?

– В правом. – Он слабо похлопал по карману.

Мне не хотелось прикасаться к его одеждам. Кто его знает, каким образом он раздобыл сырую Силу и куда еще она попала. Воткнув в снег головню (которая уже едва тлела), я разглядел краешек белой перчатки, торчащий из кармана пышной юбки, и вытащил ее.

– Положи правую руку мне на запястье, чтобы чувствовать, что я делаю, – сказал я Шуту. – Так, вот я держу перчатку, чтобы ты мог вдеть туда руку. Ох, Шут, будь очень осторожен. Я не хочу, чтобы оно ко мне пристало.

– Если бы ты знал, каково это, ты бы захотел, – сказал он. – Оно так сладко жжет…

– Шут, прошу тебя, будь осторожен. Пожалей меня.

– Буду. Раньше-то я тебя не жалел… Раскрой края перчатки пошире, Фитц.

Я сделал, как он сказал.

– Только не коснись левой рукой перчатки снаружи. И не трогай правой рукой левую.

– Я знаю, что делаю.

Я тихо выругался, поскольку отнюдь не был в этом уверен, и тут, к моему ужасу, Шут расхохотался.

– Дай мне перчатку, – велел он. – Я сам.

И я передал ему перчатку и стал напряженно смотреть, как он вдевает в нее руку. Я очень боялся, что он либо посеребрит себе и правую руку, либо испачкает перчатку снаружи. В тусклом свете факела видно было плохо, но, кажется, он справился.

– Можешь встать и идти?

– Я надел перчатку. Тебе этого мало?

– Пожалуй, достаточно.

Обхватив его вокруг талии, я помог ему встать. Шут оказался неожиданно тяжелым, и я понял, как много весят все его многочисленные юбки и подбитый мехом плащ.

– Сюда. Мы развели костер.

– Да. Я чувствую его.

Он нетвердо держался на ногах, но идти худо-бедно мог.

– Чувствуешь? Ты хочешь сказать, что различаешь его?

– Не только. Думаю, это драконье чутье. Я ощущаю запах костра, его свет и что-то еще. Нечто, что я не могу описать. Дело не в глазах, Фитц, но я улавливаю тепло. Тепло твоего тела и жар костра. Я знаю, что Лант стоит слева от костра, а Пер сидит на корточках возле Спарк. С ней все хорошо?

– Давай узнаем, – отозвался я, спрятав поглубже свои опасения.

У меня был Дар, так что я хорошо понимал, что значит обладать чувствами, недоступными другим. Если Шут утверждает, что чувствует тепло, почему я не должен ему верить? Я, например, знаю, что с дальнего края бывшей рыночной площади за нами наблюдает притаившаяся в темноте лисица. Это сообщил мне Дар. Не стоит оспаривать «драконье чувство» Шута.

Когда я подвел его к костру, сердце мое упало. Спарк лежала на снегу и тихонько жалобно попискивала, словно котенок, потерявший маму. Она безостановочно скребла пальцами и сучила ногами. Пер сидел на корточках рядом, и на его лице сменяли друг друга противоречивые чувства, словно тени в пляшущем свете костра: страх, сочувствие, неловкость, растерянность…

Я сказал, обращаясь к Шуту:

– Вот тут лежит бревно, присядь. Позади тебя. Чуть дальше.

Как я ни старался быть осторожным, Шут опустился на бревно довольно резко. И когда он тщательно подобрал свои разметавшиеся юбки, я внутренне напрягся. Перчатка на его левой руке была женская, и жест, которым он поправил сбившийся капюшон, тоже был женским. Я заметил, как Лант наморщил верхнюю губу, словно кот, унюхавший тухлятину. Как же он меня раздражает…

– Спарк. Как она? – спросил я Пера.

Он передернулся при звуке ее имени:

– Не знаю.

Я присел рядом с девушкой на корточки и заговорил, чтобы Шут понял, что происходит.

– Она не лишилась чувств. Ее глаза открыты, она издает звуки, но во взгляде нет осмысленности. – Я посмотрел на мальчишку. – Можно попросить у тебя плащ-бабочку? Надо как можно лучше согреть ее.

Он без колебаний встал, сбросил плащ и протянул его мне. Я снял один из своих и передал ему. Пер с благодарностью закутался в него. Я подоткнул край плаща Элдерлингов под лежащую Спарк, укрыл ее и завернул в плащ целиком, так что открытым осталось только лицо. Она оказалась словно в ярко раскрашенном коконе. Ее попискивание сделалось тише и перешло в пение без слов. Она продолжала извиваться, но уже не так отчаянно.

– Расскажи мне все, – велел я Шуту.

Он потуже завернулся в плащ. Даже на морозе я чувствовал исходящий от его одежды затхлый запах. Это был плотный шерстяной, с меховой оторочкой плащ из гардероба леди Тайм. Такие же плотные шерстяные юбки доходили до края голенищ его сапог. Сапоги Шута были кожаные, пошитые скорее для прогулок по городу, чем для походов по зимнему лесу.

Он зачесал назад короткие светлые волосы и тихонько вздохнул:

– Ты бросил меня. Ты предупреждал меня, что так будет, и по твоему тону я понял, что ты настроен серьезно. Поэтому я немедленно приступил к собственным приготовлениям. Не то чтобы мне это нравилось, Фитц, но ты не оставил мне выбора. Мне удалось убедить Спарк, что мое место – рядом с тобой, и в этом предприятии оно действительно так. Поскольку леди Розмари прогнала ее, чтобы единолично хозяйничать в Оленьем замке, мне не составило труда склонить Спарк на свою сторону. Я подбил ее совершить налет на старые комнаты Чейда. Она же добыла для меня драконьей крови.

– Зачем тебе понадобилась кровь дракона?

– Тсс. Не перебивай.

Он безошибочно повернулся к Ланту и сообщил:

– В мешке, который мы оставили, есть травы для чая. В левом переднем кармане. – Потом он повернул голову и посмотрел слепыми глазами на котелок. – Вода скоро вскипит.

В первое мгновение Лант не двинулся с места, однако потом все же встал и повернулся к палатке.

– Там в мешке есть и две кружки. Это укрепляющие травы. Возможно, они помогут Спарк, – добавил Шут ему вдогонку, потом снова обратился ко мне: – Добыть одежду было легче всего. Никто нас ни о чем не спросил. Это вещи из гардероба леди Тайм, конечно же. Спарк сказала, замок на нем добротный, но старый. А ее учили отпирать замки. Мы вошли и целых полдня выбирали себе наряды. У Спарк оказался настоящий дар подгонять одежду по размеру. На это-то и понадобилось время. Ей пришлось носить вещи по одной-две в мои покои и уже там кроить и подшивать. Мы уже почти закончили, и тут в последний раз явился ты и давай колотить в дверь. Я побоялся впустить тебя – ты мог бы разгадать наш замысел.

От меня не укрылось, как ловко он уклонился от вопроса о драконьей крови. Придется разобраться с этим позже. Припру его к стенке и добьюсь правды. А вот и Лант вернулся, принес травы… Он вопросительно взглянул на меня, я кивнул, и он бросил траву в котелок. Пер придвинулся ближе, чтобы послушать рассказ. Шут обратил к мальчику слепые глаза и улыбнулся ему. Пер потупился. Я его не винил – смотреть в золотые глаза Шута было жутко.

– Как вы добрались до Камней-Свидетелей?

Я не мог представить, чтобы слепой Шут и нагруженная тяжелой поклажей девочка сумели проделать этот путь.

– Никак, – скупо обронил Шут. – Когда настала глухая ночь, мы оделись потеплее, Спарк взяла заплечный мешок и раздобыла посох для меня. Мы спустились в подземелья Оленьего замка. Пройти мимо стражи было нелегко, но нам удалось прошмыгнуть, когда часовые сменялись. Спарк ведь знала дорогу, она уже ходила туда по следам Чейда. Дьютифул приказал перекрыть проход к камню железной решеткой, но Спарк и тут сумела отпереть замок. А когда мы добрались до камня, настало время сделать самое рискованное в нашей затее. Спарк смочила мою ладонь драконьей кровью и крепко взяла меня за другую руку. Я приложил руку к старому камню Силы, заложенному в фундамент замка теми, кто отстраивал его на руинах крепости Элдерлингов. И все получилось – мы вышли из камня на Аслевджале.

Я хорошо помнил этот путь. Я уставился на него во все глаза:

– Как долго вы пробыли там?

– Ровно столько, сколько понадобилось, чтобы найти грань камня, которая привела нас сюда. Еще капля драконьей крови – и вот мы здесь. Вышли и страшно удивились, застав здесь Пера и Ланта. То есть я никак не ожидал увидеть их. А вот Спарк, похоже, подозревала, что Пер будет тут. Правда, я уловил легкий холодок от него, когда он увидел наши наряды. – Он снова обратил слепой взгляд на мальчика, но тот ничего не ответил, уставившись в огонь.

– Я догадался, куда ты направился, – продолжал Шут. – Я даже подумывал, не пойти ли за тобой. Я бы и сам не прочь снова ступить в сад камней… Дотронуться до Верити. – Странная улыбка заиграла у него на губах. – В последний раз коснуться Девушки-на-драконе. Ты навестил ее?

– Нет.

При воспоминании об этом изваянии меня до сих пор пробирала дрожь.

Он понизил голос:

– Она поправится? Спарк?

Мне хотелось заорать на него, спросить, зачем он так страшно рисковал ею. Но я прикусил язык.

– Не знаю. Четыре прохода сквозь камни меньше чем за два дня? Я никогда такого не делал. Остается только согревать ее, поить горячим, если получится, и ждать. Хотел бы я знать, почему ты сам так хорошо перенес эти путешествия.

Он вдруг выпрямился и повел головой, словно оглядывая древнюю ярмарочную площадь.

– Фитц… Мы останавливались тут. Помнишь? Когда я умер.

– Забудешь такое…

Пер и Лант ошеломленно уставились на меня, но я сделал вид, что не заметил. Все это время они смотрели в огонь, но ловили каждое наше слово. Я не собирался объяснять им, что произошло здесь в тот давний летний день. Стоило Шуту упомянуть о тех событиях, и они ожили у меня в памяти, словно все было только вчера. Не то, как я стал мертвым Шутом, – это воспоминание до сих пор заставляло меня содрогнуться. А то, как мы обменялись телами, чтобы он стал собой, и наши сущности слились воедино. Мы стали одним.

Тогда это казалось очень правильным. Словно все пришло в идеальное равновесие.

– Это было здесь, – согласился я.

– Да. А потом мы ушли, но оставили тут мои вещи. Палатку Элдерлингов. Походную жаровню…

– Это было несколько десятилетий назад.

– Но это же вещи, сделанные Элдерлингами. И ты поставил палатку на камнях площади. Они, должно быть, где-то под снегом. Не мог бы ты взглянуть, что от них осталось?

Я мог бы. Я отлично помнил место, где ставил палатки. И то, где сложил для Шута погребальный костер.

– Возможно.

– Пожалуйста, Фитц. Поищи. Эта палатка послужит отличным убежищем. Даже если от нее остались лишь лоскутки, которых хватит на одеяла, они согреют нас лучше шерсти и мехов.

– Ладно.

Я понял, что не добьюсь продолжения, пока не выполню его просьбу. Подобрав подходящую ветку, я сунул ее в костер, а пока она разгоралась, чтобы служить мне факелом, спросил Пера:

– Как она?

Он постепенно пододвигался ближе к своему другу.

– Перестала стонать и бормотать. Затихла. Это хорошо? – спросил он.

– Не знаю. Она прошла сквозь камни несколько раз подряд. Такое и я не пережил бы, не говоря уже о неподготовленном человеке.

– Но чародей Гр… но ваш друг совсем не пострадал.

Я не ответил. Мне не хотелось обсуждать драконью кровь и те изменения, которые происходили с ним с тех пор, как Шут ее выпил, не говоря уже о том, что он смачивал в ней ладонь.

– Следи, чтобы ей было тепло. Говори с ней. Будь якорем, удерживающим ее в этом мире. Лант, пойдем со мной.

Он с готовностью встал, я взял свой жалкий факел, и мы двинулись в темноту. Я отыскал столп Силы и, ориентируясь от него, определил, где относительно узорчатой ограды стояла наша палатка. Ага, а погребальный костер был вон там… Я поднял факел выше – мне померещилось или на этом месте снег слегка бугрится, словно там, под ним, лежат остатки груды дров, сгнившей за долгие годы? Я побрел туда.

Палатка лежала под костром. Я пошел медленнее, нарочно зарываясь ногами в пушистый снег, стараясь ступать по самим камням мостовой. И вдруг мысок моего сапога зацепился за что-то мягкое. Неужели за столько лет от чудесной палатки Шута могло сохраниться хоть что-то? Подцепив находку ногой, я выволок краешек наружу. Ткань. Такая яркая, что краски заиграли даже в тусклом свете факела. Тогда, много лет назад, мы с Шутом просто бросили тут зимнее снаряжение и ушли. Я увел его сквозь столп Силы на Аслевджал. И все эти годы его великолепная палатка лежала здесь, под снегом.

– Помоги мне вытащить это, – сказал я Ланту.

Он воткнул факел в снег и наклонился. Даже вдвоем нам пришлось изрядно потрудиться, ведь ткань палатки устилал не только снег. На ней толстым слоем лежала опавшая листва, кусочки мха, весь тот мусор, который словно бы испарялся с камней древней площади и дороги Силы. Когда значительный кусок удалось вытащить из-под снега и я отряхнул его, нашим взглядам явилась череда красочных драконов и змеев.

Это оказалось небыстрое дело. Мы с Шутом, уходя, оставили в палатке вещи, и теперь я боялся, что она порвется под их весом, пока мы ее тащим, но ткань выдержала. Я хорошо помнил, как эта палатка защищала нас от ледяных ветров Аслевджала, и тепла наших тел хватало, чтобы согреть ее. Даже если она прохудилась, то все равно послужит отличным укрытием для нашей разросшейся компании. Наконец мы освободили ее и медленно подтащили к костру. Края ярких полотнищ обледенели, и найти вход оказалось непросто.

– Мы нашли ее, – сказал я, и Шут улыбнулся, как ребенок.

Спарк лежала тихо, глаза ее были открыты, губы беззвучно шевелились. Время от времени она переводила взгляд, словно следила за чем-то невидимым, а один раз улыбнулась кому-то. Губы ее продолжали двигаться. И тут я наконец понял…

– Какой же я дурак! Надо унести ее с каменной мостовой! Посмотрите на нее! С ней же говорят камни.

– То бормотание? – вскинулся Лант. – Я думал, мне просто мерещится и это всего лишь шепот ветра в кронах. Пер ничего не слышал.

– И ты, значит, тоже… – сказал я.

Это была тяжелая работа, особенно в темноте. Я велел Ланту и Перу вырыть небольшую ямку для костра под елями, где снега меньше, а сам тем временем перенес Спарк в свою палатку. Потом отряхнул палатку Элдерлингов от остатков мусора и расстелил ее на снегу, чтобы найти углы. Раньше я никогда не присматривался к опорам, составлявшим ее каркас. Оказалось, они белые и сделаны словно из китового уса, только кит, верно, был совсем уж огромным. Я отложил их в сторону и вернулся туда, где мы нашли палатку. Разбросав ногами снег, я отыскал недостающие опоры и ржавые останки жаровни. Сойдет.

Чтобы установить палатку, мне понадобилось куда больше времени, чем обычно. Когда дело было сделано, мы поставили в ямку жаровню, набросали туда тлеющих углей и вскоре развели небольшой костерок. Палатка Элдерлингов была просторнее моей. Как только мы перенесли постели, я затащил внутрь Спарк. Мы повесили над огнем котелок со снегом.

– Побудь с ней, – сказал я Перу и повернулся к Ланту. – А ты поройся в поклаже и принеси нам что-нибудь поесть.

Потом я вернулся к большому костру, у которого оставил Шута.

– Твоя палатка готова. Проводить тебя?

Он смотрел в сторону палатки, и на губах его играла легкая улыбка.

– Я почти ощущаю ее силуэт, так хорошо она удерживает тепло. – Он вдруг тяжело вздохнул. – У меня с ней связано столько воспоминаний… А плащ, тот, что ты зовешь бабочковым? Прилкоп нашел его в Кельсингре. А когда нас превратили в рабов, он умудрился оставить его себе. Свернул в узелок, и плащ не нашли, он ведь почти не занимает места. А потом, уже в Клерресе, Прилкоп подарил его мне. А я отдал плащ Инкале – моей посланнице.

Я почувствовал к нему острую жалость, но взял себя в руки.

– Не пытайся заставить меня забыть об одной истории, дразня другой, Шут. Вы со Спарк прошли через камень в Кельсингру. Это земля торговцев Дождевых чащоб, ныне зовущих себя торговцами Драконов. Там правят королева Малта и король Рэйн. Драконы живут в городе или где-то поблизости. Что произошло, когда вы появились там?

Я надеялся, что, упомянув известные мне факты о Кельсингре, подтолкну его поделиться правдой. Напрасно.

– Малта… – улыбнулся Шут. – Это была, наверное, самая несносная девица из всех, кого я знал. Но такая прелестная… Я назвал в честь нее лошадь. Помнишь?

– Помню. Неттл сказала, Баррич глазам своим не поверил, когда получил ее от тебя в подарок. Итак, вы вышли из камня…

Он поджал было губы, потом все же заговорил:

– Была ночь. Спарк пришлось присесть и передохнуть. Мне не хотелось позволять ей отдыхать, хоть я знал, что вокруг ночь, потому что не ощущал поблизости тепла. Я слеп, Фитц. Но тот город был залит светом, и по улицам ходили жители в ярких одеждах – вы зовете их Элдерлингами, а торговцы – Старшими. Мы прибыли в разгар какого-то праздника. То есть это город открыл нам воспоминание о праздничном дне. И я видел! Вряд ли ты можешь вообразить, что это такое – столько времени быть слепым, привыкнуть и смириться, что до конца дней будешь разве что различать тьму и свет, и вдруг прозреть! Видеть краски, лица, улавливать смену выражений на этих лицах, видеть игру теней на стенах в свете множества факелов. О Фитц!

Некоторое время он молчал, лишь тяжело дышал, словно голодающий, поделившийся воспоминанием о пире. Я ждал.

– Конечно же я знал, что это всего лишь морок. Или, если угодно, представление, которое разыгрывает для гостей камень памяти. Но от этого зрелище не казалось мне менее очаровательным. Наоборот. Я хотел увидеть больше. Странно сказать, но когда Спарк попыталась завязать беседу с проходившими мимо людьми, я скорее испугался за нее, чем за себя. Я помог ей встать, и мы вместе пошли по улицам. Ах, Фитц, как чудесно было идти с ней рука об руку, но не нуждаться в ее зрении. Вернее, почти не нуждаться. Кое-что в городе все еще нуждается в восстановлении, он ведь большой, а жителей в нем не так уж много. Я предупредил Спарк, чтобы она была начеку, вдруг заметит кого-то живого, кто, как мы с ней, проходит сквозь призраков. Она сказала, что постарается, но голос ее звучал слабо, и я испугался, поняла ли она меня. – Он снова умолк, и снова его незрячие глаза обратились в сторону палатки Элдерлингов. – Я замерз, – сказал Шут.

– В палатке твой рассказ услышат все. Здесь у нас нет лишних ушей.

– Ну и что с того, что услышат? Думаю, когда Спарк придет в себя, она и так все расскажет Перу. Они очень подружились.

Я не стал говорить, что она может никогда не прийти в себя. Не стал говорить и о том, что Пер усомнился в их дружбе. Я просто помог Шуту встать и пройти по неровной земле к палатке Элдерлингов. В темноте она выглядела потрясающе – маленький костерок освещал ее изнутри, и драконы и змеи на ткани сверкали золотым, алым и лазурным светом. Ее красота была могущественной и в то же время хрупкой. Сердце радовалось при взгляде на такое чудо. Костер, оставшийся у нас за спиной, потрескивал, пламя его танцевало, наполняя морозный воздух запахом сосновой смолы. До меня доносился запах овсянки, которую готовил Лант. Шут был рядом, живой, хоть и невыносимо глупый. И на краткое мгновение я испытал чистую волчью радость наслаждения тем, что есть.

Но в следующий миг меня захлестнул стыд. Как я мог хоть на мгновение возрадоваться жизни, когда моя Би потеряна навек? Когда я иду в края, где никогда не был, чтобы убить столько Слуг, сколько смогу? Когда в палатке лежит девушка, растерзанная недугом Силы?

– Ты скрипишь зубами, – тихо заметил Шут.

– Я подвел своих самых близких людей.

– Скажи лучше, что ты судишь себя строже, чем кто-либо когда-либо судил себя.

Мы подошли к палатке.

– Пригни голову, – посоветовал я Шуту, прежде чем ввести его внутрь.

– Давай я сначала сниму лишнее.

Я забрал у него шерстяной, отороченный мехом плащ и толстый стеганый жилет, потом он развязал пояс и уронил на снег несколько плотных юбок, оставшись в шерстяных штанах и сапогах.

Я подобрал все это – охапка получилась немалая.

– Насколько то, что мы считаем фигурой женщины, на самом деле иллюзия, созданная нарядами? – задумался я, едва не сгибаясь под тяжестью ноши.

– В большей мере, чем ты думаешь, – ответил Шут.

Мы забрались в палатку Элдерлингов, уже согретую теплом жаровни. Пер сделал для Спарк постель из еловых лап. Сам он сидел, скрестив ноги у огня, и вид имел одновременно встревоженный и обиженный.

– Подожди, – сказал я Шуту и завернул его женский наряд в плащ, чтобы получился мягкий тюфяк. – Держи.

Он с благодарностью сел и протянул к огню руки – одну в перчатке, другую без.

– Так намного лучше, – сказал Шут.

Вошел Лант с котелком каши. Он положил понемногу каждому, даже Спарк. Овсянка у него не так уж и пригорела. Лант постепенно учится. Он раздал также по куску хлеба и сыра, и я рассудил, что он прав: сытный ужин нам не помешает.

– Завтра я попробую добыть мяса, – сказал я.

– Завтра надо идти дальше, – возразил Шут.

– Только если тебе вовсе не дорога жизнь Спарк. Я не допущу, чтобы эту девочку вели сквозь камни еще по меньшей мере три дня, и даже потом это будет для нее опасно. Если у меня получится поговорить сегодня посредством Силы с теми, кто остался в Оленьем замке, я попрошу Неттл прислать сюда кого-нибудь, чтобы вас всех проводили обратно.

– Вот уж нет, – с милой улыбкой заявил Шут после затянувшегося молчания.

Спарк повернула к нам голову и вдруг заговорила:

– Драконица? Красная драконица?

– Ее тут нет, – успокоил ее Шут. – Когда вернемся в Кельсингру, я позабочусь, чтобы мы первым делом встретились с королевой Малтой. Она нам друг, Спарк. Если бы мы сразу поговорили с ней, на нас бы не напали.

– А мне кажется, самое время поговорить об этом нападении, – вмешался я. – Почему вы так спешно направились в Кельсингру, почему на вас напали и как ты умудрился покрыть Силой всю руку?

Шут издал тихий горловой звук. Я догадался, что пройдоха измышляет, как бы половчее обойти правду.

Он прокашлялся и заговорил:

– Как ты знаешь, я много лет дружен с королевой Малтой и драконицей Тинтальей, так что решил…

– Ты дружишь с драконом и королевой? – перебил совершенно ошалевший Пер.

– Это и для меня новость, парень, – утешил я его. – Хотя я годами об этом подозревал. Но нет, Шут, мы не станем отвлекаться на то, как ты завел эту дружбу. Оставим ее пока, но сохраним за собой право потребовать рассказа об этом позже. Продолжай.

Шут пересел поближе к Спарк и попытался нашарить ее ладонь. Она заворочалась, и я помог ей высвободить руку из-под бабочкового плаща.

– Может, выпьешь чаю? – предложил я. – Или поешь?

Она посмотрела на меня. Взгляд девушки все еще был направлен куда-то в пустоту, но она кивнула. Я осторожно потянулся к ней усиком Силы, готовый отпрянуть, если почувствую притяжение бушующего в ней вихря путеводных камней. Но ничего не ощутил. Похоже, магия потрепала ее, но не растворила. Может, она еще поправится…

Шут набрал побольше воздуха и начал рассказ:

– Так вот, там была ночь, но мне темный и безлюдный город виделся совсем другим. Мне казалось, я иду по широким и празднично освещенным улицам. Правда, иногда я спотыкался о выпавшие из стен камни, которых не было в видении, навеянном городом, а один раз нам пришлось искать другой путь, когда мы уперлись в завал поперек улицы.

– Но ты знал, куда идти, – сказал я, когда он остановился перевести дыхание. – Ты раньше бывал в Кельсингре, Шут?

Шут замялся:

– Нет… Сам я там не был. Но у меня теперь есть драконье чувство, Фитц. И оно дарит мне сны. Сны, больше похожие на воспоминания.

Он сдвинул брови, и я внезапно осознал, как сильно он изменился. Его кожа теперь напоминала нежную кожу на брюшке ящерицы. Его глаза мерцали золотом и тревогой в свете жаровни.

– Я многое помню. Полет над океаном. Мускусный запах лося, который понял, что ему не сбежать, и приготовился к драке. Вкус свежей крови на языке. Драконы созданы из голода и жажды, таких жгучих, что человеку и не представить. Вам, остальным, не понять, о чем я говорю, но ты, Фитц, поймешь. Мне снился колодец Силы. Серебряная Сила наполняла его до краев и переливалась наружу. Мне снилось, как она всплывает в реке, словно серебряная лента, после землетрясения. Но чаще всего мне снится, как я пью. Я погружаю морду в Силу почти по самые глаза и пью ее большими глотками. – Он коротко потянул носом, словно один разговор об этом пробудил в нем голод. – И я помнил, где я некогда пил ее. Из колодца в Кельсингре. Туда я и направился.

Он по-прежнему держал Спарк за руку, но теперь повернулся ко мне:

– Вот как я понял, что в крови драконов течет Сила. Все драконы жаждут ее всем своим существом. И вот как я догадался, что драконья кровь поможет мне пройти сквозь камни.

Котелок с талой водой наконец забулькал, закипая. Персивиранс заварил чай и налил каждому по кружке. Разговор на время утих – мы были заняты тем, что помогали Спарк сидеть прямо, держать дымящуюся кружку и потихоньку пить. Я с облегчением убедился, что она приходит в себя. Я все не мог придумать, как с ней быть. Я же собирался дальше направиться в Кельсингру… Хотя, возможно, после визита Шута весь город гудит, как растревоженный улей. Спарк сидела, держа уже вторую кружку с горячим чаем двумя руками.

– Первым делом я хотел разыскать Малту, – продолжил Шут. – Поприветствовать и заручиться ее помощью. Еще я надеялся, что застану Тинталью, что она вспомнит мои заслуги перед драконьим племенем и выкажет расположение. Слишком смелые надежды, конечно. Для драконов мы все равно что мошкара. Все на одно лицо, и деяния наши значения не имеют. И все же я собирался найти их, Фитц, и я действительно верил, что иду к этой цели, когда мы шли по улицам Кельсингры. Но потом мы очутились в той части города, где было темно. Никого и ничего. Воспоминания Элдерлингов больше не освещали мне путь. Однако я знал, куда идти. Я чуял его запах, Фитц. Я ощущал его в глотке, при каждом вдохе. И я уже не мог думать ни о чем ином, кроме этого колодца, полного Силы. Как она укрепит и насытит меня.

Его глаза… Это просто отсветы костерка или золото в его зрачках кружится и течет? Я уставился на него, не находя слов.

– Но конечно, я не пил ее, – сказал он.

– Только потому, что не дотянулся, – вмешалась Спарк. Она устало улыбалась, как ребенок под вечер трудного дня. Сидела она с трудом. – Он тащил меня, как непослушный пес тащит за собой хозяина. Он знал, куда идти, и волочил меня за руку куда-то в темноту. Потом мы вышли на открытое место. Я почти ничего не видела в темноте, но, по-моему, это была бедная и полуразрушенная часть города, совсем не похожая на те великолепные бульвары, по которым мы проходили раньше. И там очень противно пахло. Мы прошли мимо большой кучи навоза.

– Драконий помет? – потрясенно переспросил Пер, словно это показалось ему самым невероятным во всей истории.

– Похоже, он самый, – сказала она, и друзья впервые улыбнулись друг другу с тех пор, как Спарк вернулась.

– Оно воняло, – подтвердил Шут. – Но самое удивительное, я как будто узнавал эту вонь. Как если бы знал драконицу, оставившую эту кучу, и понимал, что зашел на ее территорию.

– Фу, – тихо сказал Лант.

Я был с ним согласен.

– Потом я попытался сдвинуть крышку с колодца.

– Ага. Приложив немало пинков и крепких словечек, – тут же наябедничала Спарк Перу.

Он чуть не ухмыльнулся, но сдержался.

– Верно, – с неохотой признал Шут. – А потом я почуял Силу где-то совсем рядом. У колодца стояло огромное ведро. Стояло оно неровно, и на дне, у стенки, серебрилась крохотная капля Силы. Как будто кто-то старался осушить ведро, но проглядел эту малость. Я чуял ее запах.

– Я с трудом смогла разглядеть ее, – сказала Спарк. Теперь она сидела чуть прямее и участвовала в рассказе на равных. – Луна сейчас едва видна, но эта капелька была такая серебряная, что, казалось, вбирала в себя весь свет вокруг, сколько его было. Она была очень красивая, но в то же время пугающая. Мне захотелось отойти подальше. А он перегнулся через край этого огромного ведра, протянул руку и сумел-таки обмакнуть ее.

– Мне с трудом удалось дотянуться до нее кончиками пальцев. – Шут поднял повыше руку в перчатке и улыбнулся так, словно боги удостоили его благословения. – О, это была сладчайшая на свете мука. – Он повернулся ко мне. – Фитц… Это было как тогда. Ты помнишь, о чем я говорю. Единство и полнота. Я словно стал музыкой этого мира, могучей и стремительной. Горло перехватило, слезы текли по моим щекам, и я не мог шелохнуться от счастья.

– А потом пришел дракон, – подхватила рассказ Спарк. – Точнее, драконица. Она была красная и даже в темноте светилась красным, я увидела ее еще раньше, чем услышала. А потом она затрубила, как все рога Оленьего замка разом, и этот рев был полон гнева. Она побежала к нам. Драконы бегают не слишком-то грациозно. Пугающе, но не изящно. Словно на нас неслась разъяренная красная корова! Я закричала, схватила леди Янтарь за руку и оттащила ее… его от ведра. Мы бежали, не разбирая дороги, в темноте. Но мы бежали. И ему это было не очень-то по душе.

– Леди Янтарь? – переспросил сбитый с толку Лант.

Спарк в волнении прикусила губу, потом объяснила:

– Он… Она так велела звать ее и даже думать о ней, пока мы одеты в эти наряды. – Она посмотрела на Пера, без слов умоляя понять ее, и добавила: – Как когда я становлюсь Эшем.

Лант хотел что-то спросить, но Шут опередил его, продолжив повествование:

– Я ощущал присутствие соплеменницы – в смысле, красной драконицы. Ее рев был полон угроз, ругательств и чистейшей ярости из-за того, что мы вторглись в город и посмели явиться к источнику Серебра. Я слышал, как всполошились другие драконы. Как сердито закричал какой-то человек. Он требовал, чтобы драконица схватила нас!

Спарк покачала головой:

– Драконы так ревели, что я не разобрала криков того человека, а увидела его, только когда он выскочил прямо перед нами. У него был меч и еще то ли какая-то перевязь, то ли доспехи. Я втащила леди Янтарь в первый попавшийся дом. Мы едва успели захлопнуть дверь и побежали в темноту, налетели на какую-то лестницу, кинулись по ней вверх…

Я чуть не застонал от отчаяния:

– Вверх по лестнице? Вас преследуют, а вы сами бросаетесь туда, откуда не будет путей к отступлению?

Спарк сердито посмотрела на меня:

– Мне никогда не приходилось убегать от людей, а от драконов тем более. Да, мы побежали наверх. Там было ужасно: мебель наполовину сгнила, пол завален обломками. Я то и дело спотыкалась. А тот человек искал нас внизу и кричал. Он тоже не мог вообразить, что можно быть настолько глупыми, чтобы прятаться наверху. А потом я нашла окно. Оно выходило в переулок, и я прикинула, что он слишком узкий, дракон туда не протиснется.

Дальше рассказ опять повел Шут:

– Мы повисли на руках и спрыгнули, толком не представляя, что нас ждет внизу. О, как же мне было страшно прыгать! Это чистое везение, что мы ничего себе не сломали. Правда, я ушиб колено, но Спарк схватила меня за руку и потащила прочь. Мы шли, стараясь не шуметь, прижимаясь к стене, вдоль того переулка. Он увел нас довольно далеко. А когда мы выбрались в неспящую часть города, я понял, где мы и куда идти. До нас все еще доносился рев драконов, но меня успокаивало то, что они ищут нас у колодца. Я решил, что уже поздно просить аудиенции у Малты или искать заступничества Тинтальи, а лучше будет бежать сквозь столп Силы, хоть Спарк и боялась его до дрожи.

Я думал, что больше не смогу бежать, – продолжал он. – Я и забыл, какими тяжелыми могут быть юбки, не говоря уже о зимнем плаще на меху. А эти сапоги! – Он вытянул ногу, чтобы мы могли полюбоваться на его обувь. Носок был острый, как кинжал. – В таких не очень-то побегаешь, – заметил он. – Но едва я замедлил шаг и сказал Спарк, что, пожалуй, уже можно не так торопиться, как позади послышался топот. Кто-то бежал за нами. Это было странно. Вокруг бушевал призрачный карнавал, но я каким-то образом расслышал шаги. Я чувствовал, что больше не могу бежать, и крикнул Спарк, чтобы она спасалась сама, но она не оставила меня. А потом я услышал тот звук и стрела дернула меня за плащ. И я обнаружил, что могу не только бежать, но и тащить за собой Спарк.

– Он был красный, – вдруг перебила Спарк. Если раньше она явно наслаждалась ролью рассказчицы, то теперь голос ее дрожал от ужаса. – Я обернулась. Мне не хотелось идти в камень, я жутко этого боялась. И я обернулась, чтобы посмотреть на нашего преследователя: может, он сжалится надо мной, если я останусь? Но он выглядел как порождение дурного сна. Высокий, тощий и ярко-алый, как его дракон. А глаза! Увидев, как он остановился и наложил на тетиву новую стрелу, я перестала медлить. Я разве что не втолкнула Янтарь в камень.

– И вот мы здесь, – закончил Шут. Он обвел нас незрячим взглядом, улыбаясь.

– Да. Вы здесь, – сказал я.