Глава 30. Принц Фитц Чивэл

Писарь Таттерсолл, «Об использовании Силы мастером Неттл»

В комнате меня ждали остывающий завтрак и приготовленная одежда. Я неприязненно посмотрел на еду – аппетита не было никакого. Тогда я немного поворошил ее на тарелках, чтобы казалось, будто я все-таки что-то съел. Зачем я это делаю? Неужели я боюсь, что Спарк, она же Эш, донесет, что я ничего не ел? Кому? Глупости.

Я спустился в парильни Оленьего замка, зажав свежую одежду под мышкой. Королевская резиденция издавна гордилась своими парильнями, где ревущее пламя соседствует с ледяной водой. Здесь смывают с себя грязь, потеют, парятся, снова смывают пот и одеваются в чистое. Одни парильни предназначены для стражников и слуг, другие – для аристократов, включая королевских родичей. Туда я и направился.

К моей досаде и раздражению, там поджидал банщик, который рвался принять у меня как грязную, так и чистую одежду, полить меня теплой водой в ванне, подать мыло и мочалку, снова окатить водой и подбавить пару, плеснув на раскаленную докрасна железную топку. На все его услужливые предложения я большей частью отмалчивался. Я очень старался не выглядеть угрюмым или обиженным, но получалось плохо. Когда-то парильни были местом, где я мог отдохнуть наедине со своими мыслями или в компании собратьев-стражников. Теперь и этого у меня нет.

Вымывшись и вытершись насухо, я заверил слугу, что вполне в состоянии одеться сам, и отпустил его из маленькой раздевалки. Там была лавка, а еще зеркало и даже щетки для волос. Я придал себе относительно приличный вид.

Приемная перед залом для аудиенций Дьютифула оказалась уютной комнатой. В очаге горел огонь, вдоль стен стояли мягкие стулья и диванчики. Каменные стены украшали большие картины в золоченых рамах, изображающие охоту. Тут можно было зажечь курильницу с Дымом или выпить чаю. Лакеи были готовы исполнить любое пожелание гостя.

Я был не единственным, кто ждал встречи с Дьютифулом. Престарелая женщина в расшитом пуговицами платье была уже основательно навеселе. Небогато одетый малый разложил на столе несколько свитков и делал в них пометки, коротая время. Двое молодых аристократов неприязненно косились друг на друга, сидя на противоположных концах скамьи, – ясно, пришли, чтобы Дьютифул их рассудил.

Наконец двери распахнулись, и из зала вышел герцог Фарроу с советником. Навстречу ему поднялись двое слуг. Он торопливо поклонился мне и поспешил по своим делам. Тут, к удивлению моему и остальных, паж жестом попросил меня пройти в зал. Один из ожидающих выразительно кашлянул, однако паж и ухом не повел, препровождая меня к королю.

Зал для аудиенций был обставлен изысканно и куда более мужественно, нежели приемная. Картины изображали битвы и героев, между ними на стенах висело оружие, выигранное в поединках. Посреди зала, на возвышении, красовался трон. В дальнем углу у уютного очага стоял столик с легкими закусками, окруженный удобными креслами.

Дьютифул ждал меня не в углу.

Он сидел на троне в мантии и короне, и у меня не возникло сомнений, что передо мной – король Шести Герцогств, а не просто родич. Я медленно приблизился. Оглянувшись, я убедился, что паж исчез. Дьютифул не улыбнулся, не приветствовал меня по-дружески – не сделал ничего, чтобы мне было легче.

Остановившись на расстоянии от трона, которое счел надлежащим, я поклонился:

– Мой король.

– Принц Фитц Чивэл.

Трон стоял так высоко, что, даже сидя, Дьютифул взирал на меня сверху вниз. Я ждал. Он заговорил негромко.

– Ты разыскал Шайн Фаллстар и вернул ее домой. Моя мать приняла ее под свою опеку. Возвращение дочери стало большим утешением для лорда Чейда, и здоровье его поправилось. Благодарю тебя за службу.

Я склонил голову:

– Это лишь часть того, что я намеревался сделать.

Ничего не ответив на это, он продолжал:

– Перед тем как ты тайно покинул Олений замок, мы встречались, чтобы обсудить похищение, и я просил тебя не забывать, что я – твой король.

Я, чуть помедлив, кивнул.

Он долго молчал, глядя на меня, потом покачал головой:

– Принц Фитц Чивэл, я обращаюсь к тебе как твой повелитель. Я призвал тебя сегодня, чтобы вновь напомнить тебе, что я – твой король. А также, что ты – принц Фитц Чивэл и все твои поступки теперь на виду. Я сожалею, что приходится обсуждать такие дела сейчас, когда у нас случилось горе. Но я не позволю тебе продолжать в то же духе!

Он умолк, и я понял, что он старается взять себя в руки.

– Повторю то, что уже сказал вчера. Жизнь в Оленьем замке не ограничивается нашим семейным несчастьем. Как не ограничивается она тем, что лорд Чейд ныне ни на что не способен, а твоя Сила непредсказуема. И тем, что мы признали Неттл нашей кузиной и объявили, что она замужем и ждет ребенка. И тем, что нам надо как-то увязать Тома Баджерлока и Фитца Чивэла, разобраться с теми, кто пытался убить Ланта, и отчимом Шайн, организовавшим покушение на лорда Чейда. Шесть Герцогств и Горное Королевство – это очень большое игровое поле с множеством постоянно перемещающихся фигур. А вокруг наших границ – Калсида, Внешние острова, Удачный и Джамелия. И драконы, с каждым из которых дело иметь не легче, чем с целой страной, – если они вообще снисходят до переговоров.

Его голос дал трещину. Дьютифул снова умолк, и я почувствовал, как он пытается совладать со своими чувствами. Когда он заговорил снова, в его словах была боль, задевшая меня куда больше, чем королевское негодование.

– Я был уверен, что всегда могу положиться на тебя. Я знал, что ты ставишь благо Шести Герцогств превыше всего, что ты будешь честен со мной, даже если тебе придется сказать нечто такое, что мне будет больно слышать. Я всегда чувствовал, что могу доверять тебе. И уж точно я не сомневался, что ты не совершишь ничего, чтобы добавить мне забот как королю и правителю. Я не забыл, что ты сделал для меня. Ты вернул меня из необдуманного побега к людям Древней Крови. Ты отправился со мной освободить Айсфира и отвоевать мою королеву. Я знал, что ты, как и моя мать, и лорд Чейд, вмешивался в мои дела, чтобы доказать, что я король не только по титулу, но и по сути. Я до сих пор сижу на этом троне в том числе и благодаря тебе.

Он замолчал. Я смотрел в пол где-то посередине между мной и троном. Дьютифул дождался, когда я поднял взгляд на него.

– Фитц Чивэл Видящий, почему ты отправился в путь, ни с кем не посоветовавшись? Почему ты не поделился со мной своими соображениями? Я бы выслушал тебя, как ты выслушивал меня. Почему ты утаил от меня свои планы?

Я сказал ему правду:

– Потому что ты запретил бы мне ехать. И тогда мне пришлось бы поступить тебе наперекор.

Он еще больше выпрямился на троне.

– Ты и поступил наперекор моему приказу. И знаешь это.

Он был прав. Я чувствовал, что отпираюсь, как ребенок, когда возразил:

– Но не прямо.

Дьютифул закатил глаза:

– Не надо, прошу тебя. В этом мало чести для нас обоих. Фитц, ты вышел из тени на яркий солнечный свет, и теперь все твои поступки привлекают внимание. Ты только что вернулся в лоно семьи, и поэтому каждое, даже самое пустяковое твое действие дает пищу для слухов. Я не Чейд и не могу мгновенно изобрести завесу лжи, чтобы придать чему угодно видимость приличия. – Я отмалчивался, и он прерывисто вздохнул. – Докладывай. Расскажи мне все – от и до. Расскажи то, что скрыл от моей матери и своей дочери. Докладывай так, будто я – Чейд.

Я на миг забылся:

– Как его здоровье?

– Чуть лучше. Можешь навестить его. Но это потом. Принц Фитц Чивэл Видящий, это не я держу перед тобой ответ, а ты передо мной. Расскажи мне обо всем, что ты делал с той минуты, как решил уехать из Оленьего замка. Не утаивая ничего.

Мне не понадобилось много времени, чтобы решиться. Возможно, настал час, чтобы мой король узнал, каков я на самом деле. Возможно, его убийцам не следовало скрывать, какую тихую работу они выполняют ради благополучия трона. И на что способен я сам. И я рассказал ему во всех подробностях. Рассказал, как напоил своих спутников, как сам наелся семян карриса и запил эльфийской корой. А потом – как я обошелся со смазливым насильником и «герцогом» Элликом.

Дьютифул не перебивал мой отчет. Лицо его оставалось бесстрастным. Когда я закончил, он некоторое время молчал. Я переступил с ноги на ногу, постаравшись сделать это незаметно. Он смотрел на меня сверху вниз. Что он видел? Что я оказался недостойным? Может, он уже пожалел, что позволил мне выйти из тени?

– Принц Фитц Чивэл Видящий. Ты был свидетелем того, как я пытался сбежать от своей судьбы и своего долга. Ты напомнил мне, в чем состоит мой долг, и заставил меня вернуться к своим обязанностям. Мне известно, что с тобой не всегда обращались как с принцем. Тебе давали поручения, не слишком подходящие для человека твоего происхождения. То же касается и Чейда. Я знаю, что вы оба ступили на этот путь по воле моего деда. А теперь я своей волей заставлю вас сойти с этого пути.

Он подождал, но я тщетно гадал, что он хочет сказать мне этим.

– Ты понимаешь меня? Вижу, что нет. Принц Фитц Чивэл Видящий, отныне ты больше не убийца. Ты больше никогда не будешь делать так называемую тихую работу или вершить королевское правосудие. Мое правосудие вершится на глазах у всех при свете дня. А не тайно, с помощь яда или кинжала. Теперь ты понимаешь меня?

Я медленно кивнул. Голова у меня шла кругом. Столько раз за все эти годы я говорил, что больше не хочу убивать. Снова и снова твердил, что я больше не убийца. Но вот мой король лишил меня этого звания и связанного с ним бремени – и я чувствую себя наказанным. Я заморгал. Я больше не муж. Считай, что и не отец. И не убийца. Так что же от меня осталось?

Дьютифул как будто прочитал мои мысли:

– Ты будешь вести жизнь, подобающую принцу династии Видящих. Блюсти честь и достоинство. И правила вежливости. Ты будешь делиться нажитым опытом и мудростью с моими сыновьями и станешь их наставником в годы возмужания. А если я пошлю тебя с посольством, ты поедешь вести переговоры, а не подсыпать яд! Поедешь как принц Фитц Чивэл Видящий.

Каждый раз, когда он произносил мое полное имя и титул, это звучало как заклинание. Он словно выстраивал вокруг меня невидимую стену. Я поймал себя на том, что киваю на каждое слово. Не об этом ли говорил Шут? Вот кто-то и придумал, что делать с моей жизнью. И звучит-то это все не так уж плохо… Но почему так пусто на сердце?

Дьютифул серьезно смотрел на меня.

Я торжественно поклонился:

– Понимаю, мой король.

– Повтори.

Я набрал воздуха. Слова, которые я произнес, показались мне почти предательскими:

– Я больше не убийца, король Дьютифул. Я должен впредь вести себя как принц Фитц Чивэл Видящий.

– Нет, – въедливо уточнил он. – Не вести себя. Быть. Ты – принц Фитц Чивэл Видящий.

Я замялся, но все же спросил:

– А леди Розмари?..

– А леди Розмари – это леди Розмари. – Он ясно дал понять, что разговор окончен.

Вопросы бились у меня в голове, словно рыба в садке…

– Принц Фитц Чивэл Видящий, встретимся за ужином.

При мысли о том, что придется снова погрузиться в придворную жизнь, меня передернуло.

Дьютифул добавил чуть тише:

– Оставайся с семьей, Фитц Чивэл. Вместе мы все переживем.

Стало ясно, что аудиенция окончена.

Я снова поклонился:

– Мой король. – И покинул зал.

Миновав приемную, я вышел в коридоры Оленьего замка. В голове не было ни одной связной мысли. Я даже понятия не имел, куда идти, но тут за спиной послышались торопливые шаги. Обернувшись, я увидел, что меня догоняет Спарк.

– Господин, прошу вас, минуту!

Она раскраснелась, и на миг меня охватил ужас: неужели что-то случилось с Шутом?

Но, подбежав ко мне, она огорошила меня другой новостью:

– Господин, я хочу только сказать, что перенесла вещи в ваши новые покои.

– Мои новые покои?

– Комнаты, которые больше соответствуют вашему… – она на мгновение запнулась, – вашему новому положению, господин. – Было заметно, что Спарк чувствует себя почти так же неловко, как я. В руке у нее покачивался на витом шелковом шнурке массивный медный ключ. – Вам отвели Ванильные покои.

Я тупо смотрел на нее, по-прежнему ничего не понимая.

– Мне говорили, раньше там жила леди Пейшенс с прислугой.

С прислугой. С единственной служанкой. Однако комнаты Пейшенс были намного просторнее, чем моя единственная спальня. Они располагались в том же коридоре, что и покои лорда Чейда. И оттуда не было доступа в тайный лабиринт. Я по-прежнему молча смотрел на Спарк.

– Разумеется, с тех пор там все поменялось. Думаю, даже несколько раз. Там очень красиво, господин. Прекрасный вид на море и на сады внизу.

– Знаю, – выдавил я.

– Ваш друг поселится в комнатах, раньше принадлежавших лорду Голдену. Они ему знакомы, хотя меня просили не говорить об этом никому, кроме вас. А я буду служанкой при нем. Но и вашей тоже, конечно. Я буду жить в комнате для прислуги при его покоях.

В комнате, где когда-то жил я. Ко мне наконец вернулся дар речи.

– Похоже, у тебя и работа новая.

Она покачала головой, и из-под чепца на лоб выбился непослушный локон.

– О нет, господин, я с самого начала работаю в Оленьем замке горничной.

Она улыбнулась, но в глазах ее мелькнуло беспокойство. Та же тревога терзала и меня.

– Да, конечно. Спасибо.

– О, ваш ключ, господин. Вот. От ваших новых покоев.

– Спасибо. – Я торжественно взял у нее ключ. – А теперь, пожалуй, пойду, навещу лорда Чейда.

– Конечно, господин.

Она снова присела в реверансе, на этот раз не без показного изящества, и поспешила прочь. А я отправился в комнаты Чейда, подозревая, что за всеми этими переездами стоит он и что он объяснит мне, зачем их затеял.

Я постучал, и слуга впустил меня. Оказавшись в передней, я хотел пройти в спальню, однако слуга жестом указал на дверь в гостиную. У меня отлегло от сердца – значит, Чейду лучше!

Гостиная была выдержана в зеленых и коричневых оттенках – мох и желуди. Над камином висел портрет короля Шрюда во времена его расцвета. Пар из чайника наполнял комнату теплым и пряным ароматом. Чейд в мягком халате сидел в кресле у камина. Напротив него, на мягком стуле, устроилась Шайн. На девушке было простое и скромное платье, зеленая ткань подчеркивала цвет ее глаз. Волосы, заплетенные в косу, были уложены в узел на затылке. Без сомнения, подумал я, влияние Кетриккен. Шайн и Чейд посмотрели на меня, когда я вошел. Шайн, похоже, встревожилась.

Но не она, а Чейд заставил меня остановиться на полпути. Он благожелательно улыбнулся мне – и это была растерянная улыбка старика. За то недолгое время, что мы не виделись, он постарел. Лицо так осунулось, что сквозь кожу проступили кости черепа. Глаза казались почти остекленевшими. Я даже засомневался, что учитель узнал меня.

Но тут он сказал:

– А, это ты, мой мальчик! Как вовремя. Шайн как раз заварила чаю. Прелесть что за чаек. Присоединишься?

– А что это за чай? Я не узнаю запаха. – Я медленно двинулся к ним через комнату.

Чейд указал на стул рядом с собой, и я осторожно присел.

– Чай как чай. Пряности и все такое. Имбирь вроде бы. Лакричный корень, может быть? Сладкий такой. И пряный. Хорошо выпить такого чайку в холодный день.

– Спасибо, – сказал я, потому что Шайн уже протягивала мне наполненную чашку. Я с улыбкой принял ее. – Вы как будто ждали меня.

– О, всегда приятно, когда заходят гости. Я надеялся, что Лант заглянет. Ты уже встречался с моим мальчиком, Лантом?

– Да. Да, мы знакомы. Ты прислал его ко мне в Ивовый Лес, помнишь? Чтобы он стал учителем для моей дочери Би.

– Правда? Ах да, да. Учитель… Из Ланта вышел бы хороший учитель. У него доброе сердце. Нежная душа.

Он кивал при каждом слове. Нет – не кивал. Это у него голова тряслась. Я покосился на Шайн. Она встретила мой взгляд, но ничего не сказала.

– Чейд, прошу тебя… – проговорил я, хотя сам не понимал, о чем прошу. – Ты здоров?

– Он чувствует себя неплохо, – предостерегающим тоном сказала Шайн. – Когда его никто не тревожит. И не приносит плохих новостей.

Возможно, о ней можно было сказать то же самое.

Я поднес чашку ко рту и притворился, что пью, а сам принюхался. Кажется, никаких зелий не чувствовалось. Я посмотрел на Шайн – она как раз отпила глоток.

Она встретила мой взгляд и сказала:

– В чай добавлены успокоительные травы. Но совсем немного.

– Совсем немного, – согласился Чейд и снова улыбнулся мне так благожелательно, что по спине побежали мурашки.

Я посмотрел на Шайн в упор:

– Что с ним такое?

Она как будто не поняла, о чем я:

– По-моему, с моим отцом все хорошо. Он рад, что я с ним.

Чейд кивнул:

– Да, я рад.

Шайн понизила голос:

– Он перестал использовать Силу, чтобы скрывать возраст. Ему больше нельзя ее использовать, и пить травы, которые он пил раньше, тоже нельзя.

Блуждая взглядом по комнате, я пытался подавить заворочавшийся в сердце ужас. Король Шрюд взирал на меня со стены. Его проницательный взгляд и решительный подбородок – фамильные черты Видящих – напомнили мне о том, как угасал его рассудок на закате жизни, подточенный недугом, беспощадной болью и одурманивающими настоями, которыми он глушил ее. Что-то в словах Шайн встревожило меня.

– Откуда тебе известно, что ему нельзя использовать Силу?

Она посмотрела на меня с легким изумлением, словно я сморозил неприличность:

– Леди Неттл сказала мне. Она говорит, он слишком увлекся Силой и больше не может держать ее в узде. Она не смогла объяснить мне толком, потому что я сама этой магией не владею, но говорит, что отец теперь стал очень уязвимым. Он не должен использовать Силу сам, и никто не должен прилагать Силу к нему.

Я ответил на вопрос, который она не задала вслух:

– Я не причиню ему вреда. Я выпил очень крепкого настоя эльфийской коры, чтобы Виндлайер не смог затуманить мой разум и восприятие. От этого я потерял способность чувствовать Силу. Она так и не вернулась.

– Виндлайер… – повторила она, побледнев.

Ее маска спокойствия дала трещину, и я увидел истерзанную женщину, отчаянно цепляющуюся в поисках утешения за приметы нормальной жизни – чистую одежду, теплую постель, завтрак, обед и ужин в свой черед. Если ты однажды узнал на собственном опыте, на что способны бессердечные подонки, этого уже не забыть. Так до конца жизни и будешь помнить, что среди прочего с тобой может случиться и это.

– Ты в безопасности, – сказал я, хоть это и не могло ей помочь.

Она подняла на меня глаза и тихо проронила:

– Пока да. А Би – нет. Она укусила его, чтобы он отпустил меня. И я сбежала.

– Что сделано, то сделано, – выдавил я. – Не думай об этом.

Между нами повисло молчание. Чейд улыбался. Интересно, что еще за травы он пил?

Шайн вдруг выпалила:

– Бадж… Принц Фитц Чивэл. Я хочу попросить у тебя прощения.

Я отвел глаза:

– Ты уже извинилась, Шайн. Сразу, когда мы нашли тебя. Ты не виновата, что они забрали Би.

– Я прошу прощения не только за это, – еле слышно сказала она.

Я решил увести разговор от этой опасной темы:

– Ты знаешь, почему Би укусила человека, который держал тебя, а не бледную девушку, которая держала ее саму?

Она покачала головой. Молчание окутало комнату, и я не спешил его нарушать. Есть вещи, которые не исправишь разговорами.

– Сила, – сказал я, заставив Шайн снова посмотреть на меня. – Кто-нибудь рассказывал тебе о ней? О том, что ты, будучи потомком Видящих, должна иметь талант к этой магии?

Мои слова, похоже, ошеломили ее:

– Нет.

– Что ж…

И с чего же начать? Как видно, Чейд так и не снял свою печать. Неттл знает, что Шайн наделена Силой и что она запечатана. Должен ли я вмешаться или это не мое дело?

Я вздохнул и попытался уйти с тонкого льда:

– Но это не обязательно. Уверен, когда будет решено, что время настало, тебя проверят. И если окажется, что у тебя есть Сила, то тебя станут учить управлять ею.

И я не сомневался, что ее уроки будут совсем не такими, как жестокое обучение, через которое прошел я.

– У нее есть Сила.

Мы оба повернулись к Чейду. Голова его по-прежнему тряслась, так что казалось, будто он все время кивает.

– Правда? – Шайн вдруг расцвела, явно обрадовавшись.

– Правда. Ну конечно же, она у тебя есть. И еще какая. – Улыбка Чейда сделалась уверенной, а его взгляд, пусть ненадолго, обрел былую проницательность. – Разве ты не помнишь, как нашла меня во сне? Как ты, необученная и несведущая, использовала магию Видящих, чтобы разыскать меня? Моя… любимая… доченька. – Последние слова он выговорил очень отчетливо и при этом неотрывно смотрел в лицо Шайн.

Он запечатал ее словами, которые точно не мог сказать ей никто, кроме него! Кто еще назвал бы ее «любимой» и «доченькой» одновременно?

Их глаза встретились, и я понял, что отец и дочь дышат слаженно. Шайн одними губами выговорила: «Папа». Все застыло, как вода в омуте. Я смотрел на них, не понимая, что происходит, не зная, к добру это или к худу.

Я услышал, как наружная дверь покоев открылась. Голос Стеди раздался еще за порогом:

– Ты же знаешь, что ему нельзя пользоваться Силой, Фитц!

– Это не я, – отозвался я и увидел, как исказилось от потрясения его лицо, когда тот вошел.

Стеди посмотрел на Шайн, на Чейда, потом глаза его широко распахнулись, и я понял, что он связался с Неттл.

Потом его взгляд снова метнулся ко мне:

– Она должна перестать! Леди Шайн, пожалуйста, пожалуйста, перестаньте! Это может убить его!

– Перестать? – проговорила она, будто сквозь сон. – Это же мой папа. Я думала, он забыл обо мне. Или бросил меня.

– Никогда, – поклялся Чейд так горячо, что я засомневался: а вдруг на самом деле Шайн не губит его, а исцеляет?

– Я не знаю, что делать, – признался Стеди.

– Я тоже, – согласился я.

Казалось, прошло очень много времени, прежде чем снова хлопнула дверь. Это была Неттл, сильно раскрасневшаяся, и с ней какая-то незнакомая мне высокая женщина. Она окинула комнату взглядом и как будто сразу все поняла.

Неттл посмотрела на свою спутницу:

– Мы расцепим их. Очень осторожно. Я помогу лорду Чейду восстановить стены, а ты попробуй помочь девушке. Стеди, будь наготове, ты нам можешь понадобиться. – Дочь мельком посмотрела на меня. – Тебе лучше уйти. Я чувствую, как он снова пытается утащить тебя в поток.

– Уже ухожу, – согласился я, обуздав и страх, и любопытство.

Но я ничем не мог помочь – зато легко мог помешать. Я ясно понимал, что хотела сказать Неттл, но все равно мне было до боли обидно, что она отослала меня прочь, как досадную помеху. Как там говорил Баррич? «Бесполезный, как седло на корове». Точно, это про меня. Как же я устал быть бесполезным и несведущим…

Мне было трудно заставить себя уйти и еще труднее понять, куда податься потом. Я отправился в свое новое жилище. Ключ послушно повернулся в замке, и дверь распахнулась. Я очутился в странном, незнакомом месте. Все следы пребывания Пейшенс и Лейси отсюда давным-давно вымели. Комнаты, как и все помещения Оленьего замка, выглядели куда роскошней, чем в те времена, когда я был мальчиком на попечении Пейшенс. Кто-то оштукатурил голые каменные стены и выкрасил их в светло-желтый колер, напомнивший мне цвет старого черепа. В большой комнате на полу лежал ковер, на стенах висели картины, изображающие цветы. В камине теплился небольшой огонек, рядом лежала поленница дров. Еще стояли несколько стульев с вышитыми подушечками и столик на ножках в виде кошачьих лап. И никаких напоминаний о том, что я когда-то жил здесь.

В просторной спальне я обнаружил, что моя одежда аккуратно развешена в шкафу. Тут были наименее броские из вещей лорда Фелдспара и кое-какие новые предметы гардероба, очевидно подобранные для меня Эшем. Обернувшись, я увидел над своей кроватью меч Верити. Парень все продумал. Или это была Спарк? Интересно, почему мне так трудно думать о них как об одном и том же человеке? Поклажа, которую я привез из Ивового Леса, лежала тут же, и я с облегчением обнаружил все свои яды и подручные инструменты в неприкосновенности. Дневник Би тоже никто не тронул. Этот потрепанный узелок был единственным, что на самом деле принадлежало мне в этих комнатах. Я убрал его в кедровый сундук, пристроив рядом с мягкими одеялами.

Я ходил по комнатам, как волк, изучающий границы новой клетки. В комнате для прислуги стояли узкая койка, сундук, кувшин и тазик для умывания. Сундук был пуст. Конечно же, Эшу и Спарк будет куда удобнее в покоях Шута.

Гостиная оказалась намного больше, чем я ее помнил. Должно быть, вечный беспорядок, который устраивала в ней Пейшенс, заставлял комнату казаться меньше. Бегло изучив стены, я не нашел никаких признаков потайных ходов. Зато приметил дырочку в штукатурке – это вполне мог оказаться глазок для подглядывания. Я сел на стул и стал смотреть в окно. Но мне нечем было занять голову или руки, нечем отвлечься от пустоты, оставшейся на месте Би. Чем мне теперь заполнить бесконечные часы оставшейся мне жизни? Я вышел из своего миленького жилища, прошел по коридору и постучал в дверь Шута.

Спустя минуту-другую в замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, а потом распахнулась. На пороге стоял Эш и смотрел на меня с радостью и облегчением.

– Как хорошо, что вы пришли! – искренне выпалил он. – С ним такое творится – я прямо не знаю, что делать!

– Что случилось?

Едва я вошел, Эш сразу же закрыл и запер за мной дверь.

– Он в ужасе, – объяснил он. – Он не хотел никуда уходить из тайных комнат, но леди Розмари настояла. Она… в общем, я больше не ученик там. Хорошо, у меня хотя бы есть работа слуги тут, в Оленьем замке. Я знаю, что лорд Чейд… Впрочем, сейчас не время тревожить вас моими затруднениями. Мы переселили вашего друга сюда со всеми предосторожностями, но он все равно трясется от страха за свою жизнь. И я не знаю, как успокоить его.

Мальчик поднял глаза и отшатнулся, увидев ярость на моем лице.

– Да как она посмела! – зарычал я. – Где Шут?

– Он в спальне. Я привел его сюда по секретным коридорам и постарался окружить знакомыми вещами. Ему намного лучше, но он так распереживался…

Я легко нашел дорогу в спальню. Эти покои тоже были мне знакомы: когда Шут притворялся лордом Голденом, я жил тут как его слуга, Том Баджерлок. Сегодня комнаты были обставлены далеко не так изысканно, как во времена лорда Голдена с его причудами. Подойдя к двери спальни, я громко постучал и сказал: «Это я, Фитц».

Ответа не было. Я открыл дверь и увидел, что внутри царит полумрак. Ставни на окнах были плотно закрыты, комнату освещало только пламя в камине. Шут сидел в кресле лицом к двери, сжимая в руке кинжал.

– Ты один? – спросил он дрожащим голосом.

– Пока да. За дверью ждет Эш – на случай, если нам что-нибудь понадобится.

– Я знаю, вы все думаете, что это глупо. Но, Фитц, поверь: мне и правда грозит опасность!

– Не важно, что я думаю. Важно, чтобы ты чувствовал себя в безопасности, тогда твое здоровье будет крепнуть и дальше. Итак… Обстоятельства наши изменились. Никто не хотел нам зла, но я вижу, что тебе очень не по себе. – Я продолжал говорить, пока шел к нему, – так он по голосу понимал, где я. – Я не меньше твоего был удивлен, когда меня выселили из старой комнаты. А сегодня король Дьютифул весьма официально заявил, что я теперь принц и больше не убийца. Как видишь, моя жизнь тоже сильно переменилась. Но главное, повторяю, чтобы ты чувствовал себя в безопасности. Скажи мне, как я могу тебе помочь в этом?

Он перестал сжимать кинжал совсем уж отчаянно:

– Тебе не противно, что я себя так веду? Тебя не раздражает моя слабость?

Его слова поразили меня.

– Конечно нет!

– Ты уехал так внезапно. Ничего мне не сказал. И я решил, что ты устал оттого, что я во всем от тебя завишу.

– Нет, ты тут ни при чем. Просто я думал, что смогу спасти Би, если не буду мешкать. Если бы я отправился в путь хоть на день раньше…

– Не надо. Ты так себя с ума сведешь. – Он покачал головой. – Не может быть, чтобы она просто исчезла, Фитц. Не может такого быть…

Может, и мы оба это знаем. Я запретил себе думать об этом.

– Что мне сделать, чтобы тебе стало спокойнее?

– Ты уже делаешь. Ты рядом – этого достаточно. – Он судорожно протянул руку и с грохотом уронил кинжал на столик. – Вот.

– Я не могу быть с тобой все время, но постараюсь заходить почаще. Что еще?

– Эш вооружен?

– Не знаю. Но тут как раз я могу помочь. Как я понял, он теперь твой личный слуга. Я смогу сделать из него и твоего телохранителя.

– Это было бы… большим облегчением.

– Что еще?

– Фитц, мне нужно видеть. Больше, чем что-либо на свете, мне необходимо зрение. Не мог бы ты воспользоваться Силой, чтобы исцелить мои глаза?

– Шут, я не могу. По крайней мере, не теперь. Я напился эльфийской коры. Ты сам знаешь – ты ведь присутствовал, когда я рассказывал Дьютифулу.

– Но это пройдет, правда? На Аслевджале ведь прошло…

– Надеюсь. Я уже говорил тебе. – Не время было говорить ему, чего мне может стоить попытка исцелить его. – Тебе стало намного лучше с тех пор, как Эш дал тебе драконьей крови. Возможно, зрение и само восстановится. Как твои боли?

– Стало намного легче. Я по-прежнему чувствую, как мое тело… меняется. Оно идет на поправку, но не столько восстанавливается, сколько становится иным. Эш сказал, у меня глаза изменились. И кожа.

– В тебе появилось что-то от Элдерлингов, – честно сказал я. – В чем-то это даже красиво.

На его лице отразилось изумление. Он потрогал пальцами разгладившуюся кожу на скулах и упрекнул сам себя:

– Что за тщеславие!

Мы оба рассмеялись и, наверное, в равной мере удивились этому.

– Вот чем, по-моему, тебе надо заняться, – предложил я. – Ешь, спи и продолжай выздоравливать. А когда ты будешь готов – не раньше, заметь! – начни потихоньку прогуливаться по Оленьему замку. Вспомни, каково это – радоваться жизни. Угощайся вкусной едой, слушай музыку. Даже выходи на воздух.

– Нет, – произнес он тихо, но решительно.

Я постарался говорить мягче:

– Я же сказал – когда будешь готов. И я всегда буду рядом…

– Нет, – повторил он охрипшим голосом и выпрямился. Когда он заговорил снова, голос его звучал рассудительно, почти холодно. – Нет, Фитц. Не надо обращаться со мной, как с ребенком. Они украли нашу дочь. Они уничтожили ее. А я съежился и разрыдался просто оттого, что меня заставили перебраться в другую комнату. В моем сердце не осталось отваги, но это не важно. И что я слеп, не важно тоже. Я пришел сюда ощупью, и если придется ощупью идти убивать их, да будет так. Фитц, мы должны отправиться в Клеррес и убить их всех. – Он положил руки неподвижно, ладонями вниз, на стол перед собой.

Я стиснул зубы.

– Да, – пообещал я глухо. Откуда-то пришло спокойствие, почти такое же, как то, что охватило Шута. – Да. Я убью их. Ради нас всех. – Я наклонился к нему и, постукивая по столу пальцами, придвинул свою руку к его ладони. Он содрогнулся, когда я коснулся его запястья, – но руку не отнял. – Я не пойду убивать с тупым ножом. Какой смысл брать с собой в поход на врага союзника, который еще не оправился от тяжких ран? Так что послушай меня. Мы подготовимся. Мне нужно много чего сделать, и тебе тоже. Верни себе здоровье, тогда и отвага вернется. Начни ходить по Оленьему замку. Подумай, кем ты хочешь стать на этот раз. Снова лордом Голденом, может быть?

На его губах заиграла слабая улыбка:

– Интересно, те, кто ссужал лорду Голдену деньги, всё так же злы, как в те дни, когда я сбежал?

– Не представляю. Узнать?

– Нет. Нет, думаю, мне надо придумать другую маску. – Он помолчал. – Ох, Фитц! А как же Чейд? Что с ним произошло, и как ты будешь без него? Я знаю, ты рассчитывал на его помощь. Я и сам на нее рассчитывал, скажу честно.

– Надеюсь, он поправится и нам не придется обходиться без него. – Я постарался, чтобы это прозвучало искренне и с надеждой на лучшее.

Тревога на лице Шута стала только заметнее.

– Если бы я мог повидать его…

Я удивился:

– Кто же запрещает? Тебе давно пора навестить его. Хоть завтра. Я могу пойти с тобой.

Он отчаянно замотал головой. Его почти бесцветные волосы немного отросли, но были такими тонкими, что толком не лежали и взлетали в воздух при малейшем движении.

– Нет. Нет, Фитц, я не могу. – Он посмотрел на меня с мукой во взгляде и через силу добавил: – Но я должен. Я понимаю, что должен начать. И скоро.

Я медленно проговорил:

– Это правда. Ты должен. – И умолк в ожидании.

– Завтра, – сказал Шут наконец. – Завтра мы пойдем повидать Чейда. А сейчас я иду спать.

– Нет, – мягко сказал я. – Сейчас день, и, поскольку мне нечем заняться, я твердо решил не давать тебе спать и занимать разговорами.

Я подошел к окнам и отдернул шторы, а потом распахнул старомодные внутренние ставни. Сквозь толстое стекло с разводами хлынул солнечный свет.

– Снаружи разгар дня. На море разыгралась буря, на скалы летят брызги, на волнах белые барашки.

Он встал и медленно, осторожно пошел ко мне, ощупывая рукой пространство перед собой. Он нашарил мое плечо, взял меня под руку и невидящим взглядом уставился в окно.

– Я вижу свет. И чувствую, как от окна тянет холодом. Я помню, какой вид открывается отсюда. – Он вдруг улыбнулся. – Под этим окном – глухая отвесная стена, верно?

– Да. Никому не забраться.

Я остался стоять рядом с ним. Спустя какое-то время Шут вдруг вздохнул, и я почувствовал, что он немного расслабился. Меня вдруг осенило.

– Помнишь моего приемного сына, Неда?

– Я не был с ним близко знаком, но да, помню.

– Он сейчас в Оленьем замке. Приехал на поминки Би. Мы с ним еще толком не говорили, едва парой слов обменялись, если честно, но я хочу попросить его спеть для меня вечером, какие-нибудь старые песни, которые так любила Би.

– Музыка может облегчить боль.

– Пойду и попрошу его прийти сюда.

Шут вцепился в меня крепче. Спустя минуту он все-таки выдавил:

– Хорошо.

– Может быть, Кетриккен захочет присоединиться к нам.

Он прерывисто вздохнул:

– Наверное, это было бы замечательно.

Его пальцы схватили ткань моего рукава и не отпускали.

– Ну конечно, замечательно.

К собственному изумлению, я ощутил душевный подъем. Когда-то Пейшенс говорила мне, что лучший способ прекратить жалеть себя – позаботиться о ком-нибудь. Кажется, я случайно нашел, чему посвятить свою жизнь или, по крайней мере, ближайшие дни: помочь Шуту преодолеть страх и заново научить его маленьким радостям жизни. Если у меня получится, это немного умилостивит мою совесть, когда придет время отправляться в путь. Поэтому я провел с ним добрый час, планируя вечер. Эш с радостью отправился на кухню сказать, чтобы для нас приготовили закуски, а потом разыскать Неда и передать мою просьбу. А затем мы послали Эша в старые конюшни, чтобы нашел Персивиранса и попросил принести Пеструху. Когда я наконец вышел из покоев Шута, то столкнулся с обоими мальчиками – они поднимались по лестнице, увлеченно беседуя. Пер нес Пеструху на согнутой руке, как охотничьего сокола. Я понял, что не зря решил познакомить парня с Эшем, у которого не так много друзей: если они подружатся, это пойдет на пользу обоим.

Я медленно побрел по коридору в сторону своих новых покоев. Нед встретится со мной там. Меня вдруг накрыло чувство вины. Что со мной такое? Еще и недели не прошло с исчезновения Би, я а уже созываю гостей к Шуту. Горе взметнулось во мне, как предвещающий бурю резкий ветер, пронзив сердце холодом. Я оплакивал Би, но без особой уверенности, ведь тела не нашли и доказательств, что она мертва, у меня не было. Она пропала еще в канун Зимнего праздника. Я потерял ее гораздо раньше, чем неделю назад.

Я прислушался к своему сердцу: верю ли я, что Би умерла? Она ушла, как ушел когда-то Верити, оставив Кетриккен. Она где-то есть, просто ее нельзя ни потрогать, ни увидеть. Возможно, где-то в могучем потоке Силы, ныне закрытом от меня, струятся частички ее души. Интересно, может ли она отыскать в этом потоке Верити? Может ли ее прадед Шрюд узнать в этих частичках родную кровь?

Глупые фантазии, решил я. Детские попытки найти утешение. Мне так трудно было смириться со смертью Молли. Время сотрет все сомнения. Би умерла.

Остаток дня тянулся мучительно. Пришел Нед и разрыдался, закрыв лицо. В руках у него был подарок, который он приготовил для Би еще в конце лета, – куколку с головой как сморщенное яблоко и ручками-прутиками. У нее была кривая улыбка и глаза из ракушек – нелепая, но по-своему очаровательная вещица. Нед отдал ее мне, и я поставил ее на столик у кровати, хотя и сомневался, что смогу заснуть под ее взглядом.

Вечером у Шута Нед пел самые любимые песни Би – старинные напевы, считалочки, дурашливые песенки, которые смешили ее. Ворона слушала, вертя головой, и однажды закричала: «Еще! Еще!» Кетриккен сидела подле Шута, держа его костлявую руку. Мы ели имбирные пряники и пили бузинное вино. С вином мы, возможно, несколько перестарались. Нед поздравил меня с превращением из Бастарда-колдуна в принца, я в ответ поздравил его с тем, что он вырос в известного менестреля, хотя когда-то был нелюдимым сиротой, чью семью убили пираты красных кораблей. Нам обоим это казалось очень смешным, но Эш в ужасе вытаращил глаза, а Пер, которого непонятно кто пригласил, всерьез за меня обиделся.

Ту ночь я проспал. Утром мы с Шутом позавтракали, а потом пришло приглашение от Проспера и Интегрити присоединиться к ним за игрой. Я не хотел идти, но они не оставили мне выбора. Понятное дело, им хотелось как лучше – отвлечь меня от моего горя. Я нарядился в красивые одежды, без всяких ножей и ядов. Я бросал кости из нефрита и гематита и страшно продулся в играх, в которые играл впервые в жизни. Я делал ставки серебряными монетами, хотя во времена моей юности в тавернах мы проигрывали друг другу стопки медяков. А когда вечером я пришел проведать Шута, то застал там Неда – он развлекал Эша и Пера ужасно глупыми песенками. Я сидел и слушал с приятной миной.

Решения… Нет. Решение. Шут был прав. Если я не решу, как поступить с оставшейся мне жизнью, кто-то может решить это за меня. Я чувствовал себя рудой, которую смололи в порошок, расплавили и залили в форму. И вот теперь я застывал в этой форме, превращаясь в нечто, чем никогда не был. Понимание, чем я становлюсь, приходило ко мне медленно, как возвращается чувствительность после сильного удара. Неумолимо. Бессонными ночами в моей голове все четче вырисовывались планы того, что я должен сделать. И здравый смысл велел делать это в одиночку.

Но прежде чем начать, надо закончить, сказал я себе. Однажды поздно ночью я поймал себя на том, что кисло улыбаюсь, вспоминая, как Шут покончил с ролью лорда Голдена. Все пошло не совсем так, как он задумал, и ему пришлось долго удирать от своих заимодавцев. Я решил, что лучше уйду не столь ярко. Без этаких злодейств.

Постепенно жизнь моя вошла в пусть и странную, но колею. Я смотрел на тех, кого собирался покинуть, и раздумывал, что им понадобится. А заодно – как подготовиться к задуманному. Я сдержал обещание, которое дал Шуту: отвел Эша вниз на плац и поручил Фоксглоу учить его. А когда она заявила, что мальчику понадобится противник для учебных поединков, такого же роста и веса, я привел ей Персивиранса, и она стала учить обоих бою на деревянных мечах. Фоксглоу раскусила Эша гораздо быстрее, чем я. Уже на второй день тренировок она отвела меня в сторону и поинтересовалась, не замечал ли я чего-нибудь странного в Эше. Я сказал, что в чужие дела не лезу, и она в ответ с улыбкой кивнула. Если она что-нибудь и изменила в обучении Эша, я этого не заметил.

Свою стражу я полностью перепоручил Фоксглоу. Несколько оставшихся Баламутов согласились соблюдать ее железную дисциплину, и от них появился толк. Она потребовала, чтобы они сняли форму Баламутов и стали носить мой знак. Я наедине попросил, чтобы она держала их наготове на случай, если лорду Чейду понадобятся солдаты. Хотя у него была целая сеть лазутчиков, доносчиков и порученцев, старый убийца никогда не заботился о собственной охране, а стража, пожалуй, могла бы ему пригодиться. Фоксглоу серьезно кивнула, и я успокоился, зная, что на нее можно положиться.

Когда Интегрити и Проспер снова пригласили меня поиграть, я в ответ предложил им встретиться на тренировочном плацу, где смог оценить, из какого теста сделаны мои племянники. Они оказались не такими неженками, как можно было подумать. Именно там, в драке на деревянных мечах, я впервые по-настоящему увидел в них мужчин и родичей. У Проспера была возлюбленная, и он с нетерпением ждал, когда будет объявлено об их помолвке. Интегрити, не обремененный титулом наследника, имел множество поклонниц, готовых присоединиться к нему в игре, на верховой прогулке или за бокалом вина. Я постарался передать им все, что мог, все, чему научился у Верити. Будучи намного старше их отца, я рассказал им про деда то, что счел подходящим для их ушей.

Я прощался с родными местами. Зима в Оленьем замке напомнила мне о временах моего детства. Да, теперь я мог присоединиться к обществу нарядных и надушенных дам и господ за игрой в кости или к еще каким-нибудь азартным развлечениям. Я мог бы послушать певцов из Джамелии или поэтов с островов Пряностей. Но перед главным очагом в Большом зале охотники по-прежнему ладили стрелы, а женщины пряли и вышивали. Здесь те, кто работал в замке, делали свое дело у огня, прислушиваясь к молодым менестрелям или поглядывая на то, как ученики кукольника раз за разом репетируют свое представление. Когда я был маленьким, отсюда не гнали даже бастардов.

Я тихонько приходил сюда, чтобы отдохнуть душой. Любовался, как неуклюже молодые слуги ухаживают за горничными, как перешучивается молодежь, как мягко играют отсветы огня и никто никуда не спешит. Я часто видел там Эша и Пера, а пару раз – Спарк: она издали наблюдала за другом Эша, и выражение лица у нее было весьма задумчивое.

Чейд оставался добродушным и рассеянным. Он ел у себя в комнатах и всегда был как будто рад меня видеть, но ничем не показывал, что помнит, кто я и кем мы друг другу приходимся. С ним всегда кто-то сидел. Часто это были Шайн или Стеди, а иногда – девушка по имени Велком, обучающаяся владеть Силой. Чейду было очень приятно ее внимание, да и она, кажется, благоволила к нему. Однажды я застал ее, когда она расчесывала его седые волосы, напевая песню о семи лисах. Несколько раз мне удавалось побыть немного с Чейдом наедине, отослав ее с каким-то поручением, но она всегда очень скоро возвращалась, так что я не успевал даже попробовать добиться от Чейда какого-то настоящего ответа.

Кетриккен вплотную занялась воспитанием Шайн. Теперь дочь Чейда стала одеваться более скромно, но элегантно, и всякий раз, когда я ее видел, была занята делом. Неттл начала учить ее Силе. Шайн, похоже, радовалась, что оказалась при дворе и в окружении Кетриккен. Молодым людям не дозволялось за ней ухаживать, а в компаньонки ей Кетриккен подбирала девушек прилежных и умных. Шайн стараниями королевы расцвела. Я подозревал, хотя и не был уверен, что отчасти ее спокойствие объясняется травяными чаями. Узнав своего отца и увидев, что он лишился рассудка, она смирилась с тем, что Лант не может быть ее возлюбленным. Когда на меня находило мрачное настроение, я думал, что, возможно, калсидийцы вообще отбили у нее охоту к мужчинам. И если так, размышлял я еще более мрачно, то я ничем не могу ей помочь.

Я знал, что должен заставить ее более подробно рассказать обо всем, что произошло с ней в плену. Я спросил об этом Неттл, поскольку опасался, что печальные воспоминания могут взбаламутить Силу Шайн. Неттл сразу согласилась, что мы должны докопаться до правды. Кетриккен с меньшей готовностью встретила предложение подробно расспросить Шайн, но когда мы обратились к Дьютифулу, он постановил, что это необходимо, попросив лишь по мере сил не слишком расстраивать девушку. Я составил список вопросов, но задавала их Кетриккен. Неттл была рядом, чтобы наблюдать за состоянием дочери Чейда. Сам я сидел за стеной в потайном лабиринте – там я мог все слышать и записывать, не усугубляя тревогу Шайн своим присутствием.

По-моему, для нее было даже облегчением наконец рассказать обо всем, что с ней произошло. Сначала она говорила через силу, но потом слова хлынули из нее потоком. Я узнал имена некоторых похитителей и с ужасом услышал рассказ о том, как они ничем не помогали моей дочери, когда она серьезно заболела. И только когда Шайн упомянула, что с Би стала облезать кожа, я понял, что это было. Би становилась темнее – точно так же, как Шут, приближаясь к распутью, где ей предначертано совершить нечто важное. Вот только, если верить Шайн, кожа Би, наоборот, бледнела. Я отложил размышления об этом на потом, упрямо сказав себе, что сейчас необходимо просто записывать каждое слово Шайн. Позже я подумаю и пойму, что это означает для меня. И для Шута.

Я записал все, даже самые ужасные подробности, и с удовлетворением вспомнил, какой нехорошей смертью умер от моей руки смазливый насильник. Однако, когда рассказ Шайн подошел к концу, она, к моему ужасу, призналась Кетриккен и Неттл, как больно ей было узнать, что возлюбленный оказался ее братом. Шайн разрыдалась и сквозь девичьи слезы проговорила, как это было ужасно – бесконечный кошмар остался позади, но пробуждение принесло известие о том, что ей не суждено быть с человеком, которого она любит.

Неттл скрыла свое изумление, а Кетриккен просто сказала: откуда ж им обоим было знать, что так выйдет. Они не стали упрекать ее или давать советы. Дали выплакаться, а когда Шайн заснула прямо в обложенном подушками кресле, Неттл укрыла ее и ушла. Кетриккен осталась рядом и взялась за прялку.

Фитц Виджилант, однако, не готов был смириться с тем, что Шайн – его сестра. К моему удивлению, он не сменил имя бастарда на фамилию Чейда. Несколько дней он хранил мрачное молчание, не желая с нами разговаривать. Если они с Шайн оказывались за столом рядом, он угрюмо смотрел в тарелку, не поддерживая беседу. Я радовался, что Чейд ест у себя и Шайн часто составляет ему компанию. Ведь в былые времена Чейд мигом разглядел бы причину терзаний Ланта. Взгляды, которые тот бросал на Шайн, когда они сталкивались в коридоре, нетрудно было истолковать, и это не давало мне покоя. Мне до ужаса не хотелось брать дело в свои руки, но когда я уже готов был вмешаться, меня опередил Риддл.

Однажды вечером он твердой рукой заставил Ланта сесть между нами и стал расспрашивать о достоинствах его любимых таверн в Баккипе. Слово за слово, и вот мы решили направиться в город и на ночь глядя обойти три из них. Возвращались мы в Олений замок уже под утро, сильно покачиваясь, чуть ли не ощупью карабкаясь в потемках по обледенелой дороге. И вдруг Ланта прорвало.

– Никто не понимает, что случилось и каково мне теперь! – взвыл он.

– Оно и к лучшему – для тебя и тех, кто тебе небезразличен, – прямо сказал ему Риддл. – Оставь это позади и поразмысли снова лет через двадцать. Что бы там ни было, изменить ты ничего не можешь. Так что перестань цепляться за свои страдания и дай времени и расстоянию залечить твои раны.

Я ковылял рядом с ним в темноте. Мороз стоял такой, что у меня все лицо задубело. Я пытался думать, но тут Риддл запел старую песню о сыне дровосека, и после второго куплета мы с Лантом подхватили. Когда Лант явился к ужину на следующий день, он заявил, что рыбачил на лодке и поймал камбалу размером с ребенка. Я с радостью заметил, как Неттл наградила мужа многозначительной улыбкой поверх головы Ланта, который налегал на еду с аппетитом, какого за ним не замечали с самого Зимнего праздника.

Так медленно утекали долгие зимние месяцы. Я был более одинок, чем когда-либо в жизни, и меня это устраивало. Я холил и лелеял свое одиночество. Не принимал ничего близко к сердцу. Оставшись один, строил планы. Как истинный охотник, я выжидал, когда закончится зима и погода станет более подходящей для путешествия. Я написал несколько длинных писем – одно Неду, другое Кетриккен и еще одно, Неттл и Риддлу. Я подумывал написать и моей еще не родившейся внучке, но решил, что это было бы чересчур сентиментально. Труднее всего было писать Чейду, ведь я не знал, придет ли он когда-нибудь в себя достаточно, чтобы понять написанное. По примеру Верити, я подписал и запечатал свои послания и отложил их.

Я мучительно ждал день за днем, и кое-что из сломанного начало срастаться. Сила вернулась ко мне – сначала я ощущал ее как щекотку чужих мыслей, потом как шепот. Поначалу, следуя совету и пожеланиям своей дочери, я почти не пользовался ею. Потом я стал тренироваться – но аккуратно, посылая короткие сообщения Олуху или общие замечания Неттл. Оказалось, что в замке находятся несколько кругов магов, и когда они слишком небрежно пересылали друг другу мысли, я без зазрения совести подслушивал их. Я учился направлять Силу так же последовательно и упорно, как занимался с оружием, восстанавливая боевые умения. Днем я покрывался синяками в учебных поединках, а ночью тренировался метать ножи и незаметно доставать яд из рукава. Я ждал, когда погода станет мягче, а сам я – закалюсь, чтобы стать поистине смертельным оружием.

Я позаботился, чтобы как можно лучше устроить каждое существо, которое попало под мою опеку. Ворона вносила приятное разнообразие в жизнь Шута, потому что Пер каждый день приносил ее в его комнаты. Она составляла Шуту компанию лучше, чем мог бы сделать любой человек, и я порой задумывался, не протянулась ли между ними тоненькая ниточка Дара. Пеструха ловила его слова с такой же жадностью, с какой голуби клюют зерно. Невзирая на слепоту, Шут взялся учить ее разным трюкам, и я был потрясен до глубины души, когда он однажды сказал ей: «Принеси мне ложку Фитца», – и ворона подскочила по столу и стащила мой прибор. Пеструха не отвечала на попытки пообщаться с ней при помощи Дара, однако говорила такими словами и вела себя так ответственно, словно и впрямь познала связь Древней Крови. Она во многом оставалась загадкой для меня.

Что до Стрелы, то, пока я жил в замке, лошадь мне требовалась редко. Я продолжал время от времени навещать ее в конюшнях. Несколько раз я заставал Пейшенс перед стойлом – перегнувшись через дверцу, она явно любовалась кобылой. Поэтому я не слишком удивился, когда однажды Стрела резко повернула ко мне голову:

На том дело и кончилось. С тех пор Стрела видеть меня не желала. Персивиранс повозмущался немного, когда я попросил девочку ухаживать за Стрелой и выгуливать ее, но я остался глух к его ворчанию. Я видел, как вспыхнули глаза Пейшенс, когда я дал ей это поручение, и знал, что она будет радоваться общению с лошадью с открытым сердцем, как уже не дано радоваться мне. Я навещал конюшни все реже, видел, как Стрела привязывается к ней, и не вмешивался. Прекрасное животное, отвергнутое мной, дарило свою любовь другому человеку. Видеть это было горько, но я заслужил то, что получил. Менять что-либо было уже поздно, да я и не стал бы, даже если б мог.

Шут шел на поправку, но по-прежнему очень медленно. Я ощутил огромное облегчение, когда он присоединился ко мне у камина в Большом зале. Наряд для этого выхода, очевидно, подбирал Эш – я видел, как он любуется результатом своих трудов. На Шуте был длинный черный балахон, какие носили полвека назад, расшитый лунами и звездами. Голову украшала шапочка лорда Фелдспара, ныне расшитая зелеными пуговками и амулетами из бронзы и меди. Трость, по которой вились змеи и драконы, Шут вырезал сам, и я не мог нарадоваться, что он вновь взялся за старое увлечение. На плече его сидела Пеструха, дополняя и без того чудаковатый облик. Эш подвел его к креслу по соседству с моим. В ответ на приветствия Шут объяснял, что он – Грей, странник из далекого Сатина. Бывший лорд Голден не присовокупил к имени никакого титула, однако заявил, что он чародей из дальних краев и приехал в Олений замок изучать легендарную магию Видящих. Его наряд выглядел так удивительно, что золотые глаза и покрытое шрамами лицо вполне подходили к этому образу. В тот вечер он не задержался в Большом зале надолго, но, пока тянулась зима, начал понемногу бродить по замку. В облике чародея Грея он не завел новых друзей, однако стал навещать тех, кто знал его раньше. Я видел, как нравится ему эта игра и с какой радостью помогают ему Эш и Спарк. Эта юная парочка, решил я, сумеет хорошо позаботиться о моем старом друге. И закрыл свое сердце и помыслы даже от Шута.

Живот Неттл рос день ото дня, и Риддл все больше окружал ее заботой. Кетриккен и Эллиана не могли скрыть своей радости за нее. Я утешался тем, что они окутали ее любовью, а сам держался на безопасном расстоянии. Если никто не будет полагаться на меня, я никого и не подведу.

Спать по ночам я не мог, но это меня не тяготило. После заката я мог бродить по библиотекам Оленьего замка с лампой в совершенном одиночестве. Я стал аккуратно прочесывать их. Одно время Чейд увлекался изучением того, что сам называл религией Белого Пророка. Я нашел собранные им свитки об этом. Некоторые я перевел с листа, другие пришлось мучительно восстанавливать с пером и бумагой. Тут-то я наконец и нашел сведения, которые искал. Клеррес оказался далеко, гораздо дальше, чем мне когда-либо доводилось бывать. Рассказы путешественников были старые и часто противоречили друг другу. Я никому не говорил о своих изысканиях. Медленно, по крупице, собирал я сведения, и эта работа поглотила меня с головой.

Я стал выбираться в Баккип и навещать таверны, где собирались моряки. Встречая тех, кто забирался дальше других, я расспрашивал о месте под названием Клеррес. Трое слышали о нем, но только один заявил, что бывал в этом далеком порту. Он тогда был совсем мальчишкой, и это было одно из его первых плаваний. Этот словоохотливый старик, как мог, постарался описать мне расположенные поблизости портовые города, но годы, суровая жизнь и избыточное употребление рома подточили его память.

– На Перечные острова тебе надо, – сказал он. – Тамошние торгуют со Слугами с Белого острова. Они тебе дорогу и покажут.

Не ахти какая зацепка, однако теперь хотя бы стало ясно, откуда начинать путешествие.

Для меня было большим облегчением, что король отказался от моих услуг убийцы. Я даже признался в этом Дьютифулу, когда мы однажды ужинали в узком кругу в комнатах Чейда. Мой старый наставник вяло клевал еду, а король тем временем объяснял, почему он решил вытащить нас на свет.

– Я понимаю, Фитц, тебе было неприятно, но ты должен жить в комнатах, соответствующих твоему положению. И принцу правящего дома не пристало шнырять за стенами, будто лазутчик, подслушивая и подглядывая. – Он со вздохом отложил вилку и устало улыбнулся мне. – Фитц, я покончил с тайнами. Только посмотри, до чего они нас довели. Подумай, как они отравили детство Шайн и Ланта, не говоря уже о твоем собственном. И как чуть не случилось беды, когда эти двое встретились, не зная, кем приходятся друг другу.

Я медленно жевал, глядя в тарелку и гадая, откуда он это узнал. И надеясь, что смысл сказанного ускользает от Чейда.

– Подумай о собственной короне и письме Верити, о которых не ведала ни одна живая душа, кроме Чейда. Если бы Чейд погиб в войнах красных кораблей, никто бы так никогда и не узнал, что отец назначил тебя наследником. И вот я смотрю на Чейда, который теперь только улыбается и кивает, и гадаю: что еще он знал, а теперь забыл? Какие важные подробности истории Видящих мы уже никогда не узнаем?

Я вскинул брови, испугавшись, как Чейд воспримет этот упрек, но он увлеченно раскладывал горошины на тарелке на две кучки. Почувствовав мой взгляд, старик поднял на меня глаза. Его левое веко медленно опустилось и снова поднялось. Я забыл жевать: неужели он подмигнул мне? Или это просто нервный тик, одолевавший его в последнее время? Наши взгляды встретились, но его зеленые глаза были непроницаемы, как морская вода.

А Дьютифул продолжал:

– Я понимаю, Шуту пришлось нелегко, но мне кажется, это было разумное решение. Возможно, он уже никогда не станет таким веселым, как во времена лорда Голдена. Но Шут больше не прячется в темноте. Уж конечно, для него лучше так, чем дрожать от страха в старом логове Чейда.

– Что будет с теми комнатами?

– Ну, рано или поздно мы отодвинем старый шкаф в комнате леди Тайм и сделаем там дверь. Леди Розмари пока разбирает то, что там хранится. Она говорит, что с некоторыми из этих припасов следует соблюдать осторожность. Спешить некуда. Одна или даже пять пустующих комнат в таком огромном замке – невелика беда. Уж куда меньше, чем дракон в Бернсе. Ты не думал о том, как быть с тем драконом, Балипером?

– Я бы с радостью помог прибраться в старом логове. Розмари права, утверждая, что с некоторыми из тамошних запасов надо обращаться с величайшей осторожностью. Я бы позаботился о некоторых.

А ведь многое из того, что там хранилось, могло бы мне пригодиться. Я уже наметил заняться этим как можно скорее. Мне было известно о нескольких входах в тайный лабиринт. Но сейчас не время размышлять об этом, не то Дьютифул поймет, куда свернули мои мысли.

Я придал лицу озабоченное выражение:

– Что касается дракона, то его, конечно, всегда можно убить. Но поскольку он говорит с людьми и состоит в родстве с драконами Кельсингры, возможно, это будет не лучшим решением.

– Да, это последнее средство. Хотя мои герцоги считают, что это самый простой путь. Пока что я запретил любые враждебные действия против драконов.

– Что ж, тогда единственный выход – обращаться с ним как с любым дурно воспитанным гостем. Выбрать, что не жалко подарить, и надеяться, что он тем и удовольствуется. Позаботиться, чтобы ему было не слишком удобно. И уповать, что он надолго не задержится.

– Они так много едят… – с тоской сказал Дьютифул.

– Слишком много! – неожиданно поддержал его Чейд. Мы оба повернулись к нему. Глаза старика пылали гневом. – В этой птице слишком много розмарина! Я не могу есть такое! Что может быть хуже подмастерья, которая вообразила, что способна готовить не хуже повара! Дура неуклюжая, вот она кто!

– Лорд Чейд, это не птица, а отменная оленина. И я вовсе не чувствую в ней розмарина, – мягко, но тщетно попытался урезонить его Дьютифул.

– Тьфу! – Чейд с негодованием отодвинул тарелку и ткнул в меня шишковатым пальцем. – Думаю, мой мальчик согласился бы со мной! Ему никогда не нравилось, как она мешает в горшке, моему Фитцу! – Он медленно оглядел комнату. – Где мой Фитц? Где мой мальчик?

– Я здесь, – в отчаянии напомнил я.

Он резко перевел взгляд на меня:

– Вот уж сомневаюсь. – Он взял бокал и сделал большой глоток вина. Поставив его, снова посмотрел на меня и сказал: – Уж я-то знаю моего мальчика. Он свой долг не забудет. Его бы уже давно тут не было, так-то.

Я через силу улыбнулся и похлопал его по руке:

– Тот порывистый мальчишка, который носился по всему Оленьему замку с мечом наголо? Да, боюсь, его уже давно нет, что верно, то верно, лорд Чейд.

Чейд поморщился. На одно-единственное мгновение он встретился со мной взглядом… и снова бессмысленно улыбнулся.

– Ну и ладно, – медленно проговорил он. – Хотя я по нему иногда так скучаю…