Глава 29. Семья

Писарь Симмер, «О происшествии с Китни Моссом»

Полдень уже миновал, когда мы прибыли в Олений замок.

Мы двигались медленно, чтобы не тревожить Неттл. Риддл ехал рядом с ней, и если она и злилась на него прежде, то теперь ее гнев затмила боль потери, терзавшая всех нас. Благодаря Силе Дьютифул и весь двор разделяли наше горе. Я же не чувствовал ни Силы, ни чего бы то ни было, кроме утраты.

Пять дней мы провели у камня. Неттл вызвала из Баккипа новый круг, они со свежими силами взялись за дело и попытались отыскать Би в камне. Эта попытка не принесла ничего, кроме изнеможения, – маги вышли из камня обмороженными, с пустыми глазами. Неттл поблагодарила их и круг Ржанки за героические усилия. Мы свернули лагерь и покинули камень, возвышавшийся среди лесных теней.

Я ехал на мерине Персивиранса, выезженном так хорошо, что им можно было вообще не править. Безучастный и молчаливый, я тащился в конце вместе с Баламутами. Все силы уходили на то, чтобы не думать. Едва во мне проклевывался росток надежды, я безжалостно выпалывал его. Я старался не рассуждать о том, что я сделал не так и что еще можно попробовать предпринять. Не рассуждать ни о чем вообще.

Мы ехали днем, но для меня весь мир был окутан мглой. Порой я радовался тому, что Молли мертва и не знает, что я натворил. Порой мне казалось, что судьба наказывает меня за то, как мало я любил Би, когда она была маленькой, глупой и беспомощной. А потом я снова прогонял все мысли из головы.

Стража пропустила нас в ворота Оленьего замка беспрекословно, и мы въехали во двор. Навстречу Неттл тут же выбежали слуги и устроили переполох – они кинулись поздравлять ее с возвращением домой и едва ли не на руках унесли в замок. Сквозь глухое отупение горя я смутно удивился, увидев, что Баламуты выстроились в ровную шеренгу и ждут моей команды. Я отправил бойцов отдыхать, велев доложиться Фоксглоу утром. Пора ей принять их в ряды моей стражи, выдать новую форму и вымуштровать как следует. У меня не было сил всем этим заниматься.

Зачем я вообще вернулся сюда? Что, если снова сесть на лошадь и уехать? Сколько времени займет путь до Клерреса? Быстрее всего ехать одному. Но мой конь устал. И у меня нет припасов в дорогу. Нет, это делается не так. Но вот бы снова стать бесшабашным мальчишкой! С этими мыслями я долгое время стоял во дворе столбом. Риддл подошел и встал рядом, но я не повернул головы.

Он тихо сказал:

– Король Дьютифул велит всем нам явиться в его зал для приема близких гостей.

Сейчас мой король отчитает меня за непослушание. Потребует доложиться. Мне было наплевать, но Риддл не уходил, и мой Дар улавливал его присутствие.

По-прежнему не глядя на него, я сказал:

– Мне надо сперва позаботиться о лошади.

Он помолчал немного и проронил:

– Тогда я скажу Неттл, что ты вскоре присоединишься к нам.

Я повел мерина в старые конюшни. Увидев пустое стойло между Стрелой и Капризулей, я завел его туда, расседлал, натаскал воды и насыпал овса, благо зерно обнаружилось там же, где всегда. Подошла девочка-грум по имени Пейшенс, посмотрела и молча ушла. Больше никто не беспокоил меня, пока не появился Персивиранс.

Он взглянул на меня поверх перегородки стойла:

– Это моя работа.

– Не сегодня.

Он молча смотрел, с какой дотошностью я делаю все то, что необходимо сделать, когда усталая лошадь вернулась в конюшню. Я знал, как у него чешутся руки, когда кто-то другой ухаживает за его лошадью. Но мне была нужна эта работа. Мне было нужно хоть что-то сделать правильно.

– Она прямо как ветер. Стрела. Лошадь, которую вы мне одолжили.

– Да. Она хорошая.

Чалая смотрела на меня поверх стойла. Я закончил. Больше делать было нечего. Больше не осталось предлогов, чтобы задержаться здесь. «И куда я пойду?» – подумал я, закрывая за собой дверь стойла.

– Принц Фитц Чивэл… Господин? – Пер говорил шепотом. – Что случилось? Где Би?

– Пропала. Пропала навсегда. – Я произнес вслух слова, которые эхом перекатывались у меня в голове все это время. – Они увели ее за собой в камень Силы, парень. И заблудились в потоке магии. Они так и не вышли с другой стороны.

Он уставился на меня, потом вцепился руками себе в волосы, словно хотел вырвать их. Склонил голову на грудь.

– Би… – Голос его от напряжения дал петуха. – Моя кроха Би. Я учил ее ездить верхом.

Я положил руку ему на плечо, и он вдруг бросился ко мне, спрятал лицо у меня на груди.

– Я пытался спасти ее, господин! – вскрикнул он, задыхаясь от слез, уткнувшись в мою рубашку. – Правда пытался!

– Знаю. Ты сделал все, что мог.

Я стоял, прислонившись спиной к стене. Когда колени подогнулись, я сполз на пол. Персивиранс рухнул рядом, сжался в комок и отчаянно разрыдался. Я устало сидел возле него, гладил по спине и жалел, что не могу вот так же выплакать свое горе. Оно, словно черная ядовитая жижа, заполнило меня до краев и не шло наружу.

Мерин перегнулся через перегородку к Перу, вытянул шею и дохнул ему в волосы, потом лизнул. Пер погладил его:

– Со мной все будет хорошо.

Мальчик умел убедительно лгать.

Стрела мысленно потянулась ко мне.

В ответ до меня донеслось ее недоумение. «Главное – не привязываться. Если у тебя никого нет, ты никого не подведешь. Ни Стрелу. Ни Персивиранса. Разруби привязанности сейчас, пока они не проросли глубже. Поступи, как ответственный человек», – сказал я себе.

Я заставил себя встать на ноги и сказал:

– Мне надо идти.

Мальчик кивнул, и я пошел прочь. Я ничего не ел, я давно не спал, и у меня все болело. Мне было все равно. Я вошел в замок через кухню, словно по-прежнему был безымянным псарем. Безучастно прошел в зал, где Дьютифул принимал близких гостей. Когда-то это были покои короля Шрюда. Здесь он вершил суд над подданными благородных кровей. В былые времена здесь приговаривали принцев к изгнанию, а неверных принцесс – к заточению в далеких замках. Какой приговор уготовал мне Дьютифул? Я снова удивился, зачем вернулся в Олений замок. Наверное, просто потому, что придумать что-то еще было мне не под силу. Двери, ведущие в покои, были высокие, резные, из горного дуба. Они не были заперты. Я толкнул створки и вошел.

При всей его торжественности, зал был обставлен очень просто. Строгий, безыскусный трон на возвышении, откуда король вершит суд. Рядом и чуть ниже – кресло для советника, если король пожелает, чтобы таковой присутствовал. Ряды простых дубовых стульев вдоль стен – для свидетелей и подателей жалоб. А посреди зала, за небольшим деревянным ограждением – низкий помост из цельного куска дерева, на котором подсудимый стоит на коленях в ожидании королевского приговора.

Они ждали меня. Дьютифул и Эллиана. Принцы Проспер и Интегрити. Неттл и Риддл. Кетриккен в простом черном наряде с капюшоном, выглядевшая старше, чем в прошлую нашу встречу. Чейд, а рядом с ним, кутаясь в толстую шерстяную шаль, словно никак не могла согреться, – Шайн. Она жалась к отцу, как маленькая. Ее щеки, нос и лоб до сих пор были красны от холода. Лант с прямой спиной сидел по другую руку от Чейда. Старик смотрел на меня, но его взгляд не выражал ничего. Тут же, я заметил, был и Олух – таращился по сторонам круглыми глазами. Король Дьютифул еще не воссел на трон, однако был в официальном наряде и короне. Голову королевы Эллианы украшал шарф с вышитыми нарвалами и оленями, поверх которого была надета корона. Она выглядела торжественно и элегантно. Неттл переоделась с дороги, но по-прежнему казалась замерзшей и усталой. Рядом с ней стоял Риддл в синем, цвета Оленьего замка, камзоле с черным кантом. Он положил руку на плечо Неттл, словно защищая ее, как этого никогда не делал я. Ее брат Стеди стоял рядом, как будто для того, чтобы одолжить ей силу, если потребуется.

Я выпрямился, расправил плечи и стал ждать. К моему удивлению, в дверях раздались еще чьи-то шаги. Повернувшись, я увидел, что в зал входит Нед, мой приемный сын. Он стаскивал с головы шерстяную шапку, щеки его горели от мороза. За ним по пятам вошли близнецы Свифт и Нимбл. Неужели они тоже должны видеть мой позор и бесчестье? Следом за ними вошел Чивэл, старший сын Баррича. Паж, проводивший их в зал, глубоко поклонился и вышел, прикрыв двери. Чивэл посмотрел на меня глазами, полными горя, и присоединился к своим братьям и сестре. Свифт и Нимбл встали по сторонам от Неттл. Они сгрудились потеснее все вместе. Нед посмотрел на меня, но я не стал встречаться с ним глазами, и он, поколебавшись, присоединился к Неттл и ее братьям.

Я поднял глаза на Дьютифула, но он смотрел на дверь. Раздался вежливый стук, створки распахнулись, и вошла Спарк в синем наряде служанки. А рядом, положив бледную руку ей на плечо, шел Шут. Он был в черном камзоле поверх белой рубашки с широкими рукавами, черных узких штанах и туфлях. Мягкая черная шляпа прикрывала его поредевшие волосы. Его невидящий взгляд бродил по залу, но я знал, что благодаря Спарк он знает, куда идти. Она подвела его к одному из стульев у стены и помогла сесть. Стеди обвел зал взглядом и посмотрел на Дьютифула. Король коротко кивнул, и тогда Стеди подошел к дверям и плотно закрыл их.

Я ждал. Всего однажды, в двенадцать лет, мне довелось видеть подобный суд, да и то сквозь потайное отверстие в стене. Я хорошо помнил, как это было. Сейчас король Дьютифул займет место на троне, другие рассядутся вдоль стен. А мне велят преклонить колени за ограждением и объяснить свои поступки. И свои ошибки.

Дьютифул протяжно, прерывисто вздохнул. Насколько тяжело дается все это ему? Я вдруг остро пожалел, что заставил его пройти через такое. Но не о том, что я совершил. Тут я не сожалел ни о чем, кроме того, что не смог спасти свою дочь.

Дьютифул заговорил тихо, но веско:

– Думаю, все собрались. Мне жаль, что пришлось созвать вас подобным образом. Но обстоятельства требуют, чтобы все осталось между нами. В кругу семьи, в каком-то смысле.

Меня поразило, как неофициально он начал.

Дьютифул между тем повернулся к Неду, Чивэлу и Нимблу:

– Мы сообщили вам, что Би похитили. Теперь у нас известия еще хуже. Мы потеряли ее.

– Нет! – воскликнул Чивэл, не желая признавать правды. – Что случилось? Как ее похитили и почему вы не смогли поймать преступников?

Нед обвел взглядом всех нас. Его голос, которым он так хорошо владел, дрогнул:

– Она была такая маленькая… такая хрупкая…

Шайн глухо всхлипнула.

Дьютифул спросил:

– Фитц, расскажешь им? Или лучше я?

Вот как. Они хотят, чтобы я во всеуслышание покаялся, прежде чем начнется суд. Что ж, я это заслужил. Дьютифул так и не воссел на трон, но я знал, как положено вершить такие дела. Я подошел к месту подсудимого и положил руки на ограждающие его перила.

– Все началось за два дня до Зимнего праздника. Я хотел устроить особенный день для Би. У нее… У нас в доме не все шло гладко…

Нет, подумал я. Не стоит причинять им лишнюю боль. Чейд, Лант и Шайн и так страдают. И хотя они подвели меня, я подвел их куда больше.

И я взял всю вину на себя. Не упомянул о том, какой никудышный вышел из Ланта учитель, замел под ковер жадность и ребячество Шайн. Обо всех своих промахах я рассказал, ничего не скрывая: начиная с того, как вмешался в судьбу несчастной собаки, и заканчивая тем, как оставил свою дочь на попечение других, чтобы попытаться спасти Шута. Я признал, что в свое время отказался от предложения, чтобы в моем доме все время находился маг, обученный Силе, который мог бы передавать сообщения в мое отсутствие. И что я никогда не понимал, зачем нужна стража в доме.

Я хладнокровно описал все, что произошло в поместье, пока меня не было. Я не умолк, чтобы переждать судорожные рыдания Шайн. Я рассказал о том, как были ранены, убиты и изнасилованы слуги Ивового Леса и как я тщетно пытался найти Би. Я сказал, что двое калсидийцев, которых я допросил, подтвердили слова слуг, но не упомянул, как развязал похитителям языки. Я признался, что напился настоя эльфийской коры и потому не смог последовать за моей дочерью в камень Силы. И для тех, кто не искушен в магии, объяснил, что Би пропала. Нет, она не умерла. Все куда сложнее, чем смерть. Она пропала. Исчезла. Растворилась в потоке Силы. И все усилия вернуть ее оказались тщетными.

И вот все кончено – во всех смыслах. Меня качало. Я опустил глаза и увидел, что стою на коленях. Должно быть, в какой-то момент ноги перестали держать меня.

– Фитц? – В голосе Дьютифула прозвучало только участие. – Тебе нехорошо?

– Конечно ему нехорошо! Нам всем нехорошо! Все это страшно неправильно. А хуже всего то, что мы вынуждены оплакивать бедное дитя здесь, втайне ото всех. Фитц! Обопрись на меня. Вставай.

Это была Кетриккен – она опустилась рядом, забросила одну мою руку себе на плечо, помогла мне подняться. Это далось ей нелегко – годы пощадили ее меньше, чем меня. Я покачнулся, она помогла мне дойти до стула и сесть. Никогда еще я не чувствовал себя таким старым. Я не понимал, что происходит, пока капюшон не упал с ее головы. Тогда я увидел, что волосы Кетриккен коротко острижены в знак траура.

Остальные столпились вокруг нас.

– Мама, я же говорил, что мы не должны выдавать своих чувств, – с мягким упреком сказал Дьютифул.

– Не должны? – Эллиана вдруг сняла с головы корону и шарф, и оказалось, что от ее блестящих черных волос остался лишь колючий ежик. – Не должны? – Она занесла руку так, словно хотела швырнуть корону об пол.

Проспер перехватил ее руку и мягко отобрал королевский венец. Эллиана осела на пол, королевская мантия разметалась вокруг нее.

Она спрятала лицо в ладонях и заговорила сквозь них:

– Мы потеряли ребенка. Нашу маленькую девочку. Дочь Видящих! Она пропала, как когда-то на долгие годы пропала моя младшая сестра… Неужели нам снова суждено пережить эту муку? Эту неизвестность? Эту боль, которую нельзя никому показывать? Пропала! А мы не должны выдавать своих чувств!

Она запрокинула голову, обнажив длинную величественную шею, и завыла, как волчица, оплакивающая своего детеныша. Проспер опустился на колени рядом с матерью и обнял ее за плечи.

Чивэл спросил:

– Но точно ли она пропала навсегда? Все знают сказки о том, как люди выходили из камней спустя много лет…

Ему ответила Неттл:

– Ее никто не учил пользоваться столпами, и те, с кем она вошла в камень, тоже не были обучены. Она растворилась, как капля вина в бурной реке. Не стоит тешить себя ложными надеждами. Надо проститься с ней.

Я понял, что меня бьет дрожь. Кетриккен села рядом и заботливо обняла меня за плечи.

– Это все я виноват… – признался я.

– Ах, Фитц, вечно ты… – Она прикусила язык и сказала мягче: – Никто тебя не винит.

– Я виню.

– Ну, понятное дело, – сказала она таким тоном, будто я был ребенком и уверял, что луна сделана из сыра.

Эллиана услышала наш разговор:

– Нет! Это они во всем виноваты! Те, кто украл ее. Надо найти и убить их! Чтобы визжали, как свиньи под ножом мясника!

– Эллиана, Фитц убил всех, кого смог. Остальных поглотил камень, – попытался успокоить ее Дьютифул.

Я поднял голову. И пусть Шут был слеп, но он встретился со мной взглядом. Встал, протянул руку, пытаясь найти Спарк, и она подставила ему плечо так ловко, словно они долго отрабатывали этот трюк. Его губы задвигались – он что-то прошептал ей. Сейчас он подойдет к Эллиане, и они образуют смесь более гремучую и непредсказуемую, чем та, которой Чейд наполнял свои зажигательные горшочки.

– Дорогие родичи, – сказал Дьютифул. В голосе его зазвучала неуловимая нотка, означающая, что он берет дело в свои руки. – Прошу вас. Мы собрались здесь, чтобы оплакать малышку Би. Нам придется держать свои чувства в тайне, пока мы не выясним, каким образом против нас использовали магию, и пока остается возможность, что эти невидимые враги ударят по нам снова. Мы ударим в ответ, как только поймем, куда должен быть нанесен удар и каким образом. А до тех пор мы будем собирать сведения и строить планы. Нельзя поднимать тревогу в Герцогствах, пока мы не знаем, как защитить их. – Он покачал головой, болезненно скривившись и стиснув зубы. – Нам угрожают и другие враги, – напомнил он. – Огромный зеленый дракон терзает Фарроу, не только пожирая скот, но и разрушая хлева, чтобы добраться до животных. Еще два дракона бесчинствуют в Бернсе. Торговцы Драконов уверяют, что не способны сдерживать их, и в то же время грозят карой каждому, кто поднимет на них руку. Пиратские острова повысили пошлины для наших торговых кораблей на треть и настаивают, чтобы эти пошлины выплачивались исключительно золотом либо бренди из Песчаного края. В Тилте от неведомой болезни мрут овцы и собаки. А в горах…

– Так было всегда, – перебила его Кетриккен. – Когда беда приходит, она не ждет, пока ты разберешься с другими трудностями. Но ты прав, Дьютифул. Мы пришли сюда, чтобы оплакать Би и утешить друг друга как сможем. – Она встала и протянула руку своей невестке. Эллиана оперлась на нее, и Кетриккен помогла ей встать. – Идем.

И все вслед за двумя королевами прошли к камину. Чивэл, сын Баррича и Молли, подал мне руку и сдержанно, без унизительной жалости, спросил:

– Идти сможешь?

– Смогу. – Но я благодарно оперся на его руку, и он остался рядом со мной.

В кармане фартука Спарк оказались ножницы. Кетриккен и Эллиана сохранили свои отрезанные волосы в шелковых мешочках. Теперь эти волосы отправились в огонь, комнату наполнил неприятный запах. Он напомнил мне о той ночи, когда мы с Би сожгли тело посланницы. Моя маленькая девочка так храбро держалась тогда… У меня вдруг перехватило горло. Ничего себе воспоминания я сохранил о своей дочери: как она помогала мне замести следы убийства. Я не мог говорить. Каждый из присутствующих отреза́л прядь волос в знак скорби и бросал в огонь со словами сожаления или просто молча склоняя голову. Нед вспомнил, как подарил Би платьице, в котором она выглядела «словно праздничный торт, украшенный глазурью и пряностями». Кетриккен покаянно рассказала, как, впервые увидев ее младенцем, решила, что Би недолго протянет на этом свете. Рассказ Неттл меня удивил – та поведала, что однажды проходила мимо комнаты и видела, как Би танцует в одиночестве, глядя на снег за окном. А когда настал мой черед, я не смог произнести ни слова и лишь молча покачал головой.

Дьютифул взял у Спарк ножницы и отрезал прядь волос у меня на затылке, так, чтобы было почти незаметно. Так же поступали и остальные. Волосы Кетриккен и Эллианы уже не вернуть, но нельзя давать поводов пересудам. Шут подошел, чтобы и у него отрезали прядь.

Он накрыл мою руку своей и прошептал:

– Позже.

Вот и все. Мы не могли предать огненному погребению ее маленькое тельце. Мы знали, что наши скромные поминки остались незавершенными – и останутся таковыми навсегда. В окружении всей моей семьи я чувствовал себя одиноким как никогда. Неттл обняла меня. Кетриккен взяла мои ладони и молча покачала головой. Спарк отвела меня к Чейду. Он улыбнулся и очень ласково поблагодарил за спасение своей дочери. Я так и не понял, осознал ли он, что я потерял Би навсегда.

Каждый подошел ко мне, чтобы сказать слова утешения или просто молча обнять, прежде чем тихо покинуть зал. Братья ушли вместе с Неттл, Риддл последовал за ними. Чейда проводили в постель сын и дочь. Спарк подставила плечо Шуту, и Нед тихонько ускользнул следом – возможно, чтобы перемолвиться с ним наедине. Я мрачно попрощался с королевой Эллианой. Слезы ручьями текли по ее щекам, когда принцы уводили ее прочь.

Мы с Дьютифулом и Кетриккен остались в строго обставленном зале одни.

Дьютифул посмотрел на меня с несчастным видом:

– Я должен идти. Три герцога приехали в замок, чтобы обсудить со мной нападения драконов. Нам нужно принимать меры.

Он хотел добавить что-то еще, но я опередил его:

– Тебе нужно идти и быть королем. Я понимаю.

Я действительно понимал, но дал ему уйти восвояси без всякого сожаления, потому что отчаянно хотел побыть один. Опечаленный Дьютифул отправился королевствовать, а я повернулся к Кетриккен.

– Нет, – твердо сказала она.

– Прошу прощения? – Ее короткий ответ так поразил меня, что я растерялся.

– Ты проводишь меня в мою гостиную. Там уже накрыт для нас стол. Фитц, ты никуда не уедешь. И я не позволю тебе зачахнуть от изнеможения. У тебя на лице все кости торчат и руки, как у скелета. Идем со мной.

Я не хотел. Я хотел отправиться в свою комнату и заснуть навсегда. Или взять лошадь и ускакать в сгущающуюся зимнюю ночь. Но Кетриккен взяла меня за руку, и мы пошли через замок, вверх по лестнице, в ее личную гостиную, примыкающую к спальне королевы. Мы вошли, и Кетриккен отослала прочь двух леди, дожидающихся ее.

Там нас действительно ждал обед. Супницу накрыли крышкой, чтобы ее содержимое не остыло, хлеб был свежий и мягкий. Чай отдавал ромашкой, мятой и еще какой-то незнакомой мне пряностью. Я ел без аппетита, просто потому, что есть было проще, чем сопротивляться Кетриккен. Выпив обжигающего чаю, я почувствовал себя, как конь, который после долгой скачки наконец вернулся в свое стойло. Горе не отпустило меня, но усталость брала верх. Кетриккен добавила полено в камин, вернулась к столу, но садиться не стала. Она зашла мне за спину, положила руки на плечи и стала разминать их. Я окаменел.

Она наклонилась и прошептала мне на ухо:

– Иногда бывает нужно перестать думать. У тебя сейчас как раз такой день. Наклони голову.

И я послушался. Она разминала мои плечи и шею, вспоминая о былых временах. Она напомнила, как пыталась отравить меня при нашей первой встрече в Горном Королевстве и о наших долгих странствиях в поисках короля Верити. Она говорила о моем волке и о том, как мы с ним двигались, словно единое целое. О том, какую боль она пережила, когда нашла Верити таким изменившимся и ей пришлось отдать его дракону.

Дрова в камине почти прогорели, а за узким и высоким окном угасал зимний день.

– Вставай. Тебе надо поспать. – Она отвела меня в свою спальню и отвернула роскошное пурпурное покрывало, открыв белые простыни. – Отдыхай. Никто не станет искать тебя здесь или задавать вопросы. Просто спи.

– В чае… – проговорил я, еле ворочая языком.

Она кивнула:

– Это для твоего же блага. И это справедливо, учитывая, как ты поступил с Риддлом.

Я не нашел что возразить и повалился на ее белые простыни как был, в одежде, которую не снимал несколько дней. Она стащила с меня сапоги и укрыла одеялом, как ребенка.

Посреди ночи я очнулся и вздрогнул. Сон ушел, горе вернулось, но теперь это была спокойная, тихая печаль, словно рана, которая почти не болит, если не шевелиться. Постепенно я осознал, что лежу не в своей кровати. Запах Кетриккен окутывал меня со всех сторон. Я чувствовал спиной мягкое тепло. Она спала рядом со мной, обхватив меня руками. Это было так неправильно… и так хорошо. Я взял обе ее руки в свои и прижал к груди. Мне ничего на свете не было нужно – только чтобы кто-то держал меня, спал рядом и прикрывал мне спину.

Она глубоко вздохнула во сне и тихо выдохнула единственное слово:

– Верити.

Горе утраты остается с нами навсегда. Можно спрятать его в сундук и запереть на замок, но стоит приоткрыть этот сундук хоть на волос, и запах потерянной нежности окутывает тебя, наполняет легкие так, что трудно дышать. Верити, затерявшийся в Силе, совсем как Би. Иногда разделить с кем-то горе – пусть и не бальзам на душевные раны, но лучшее, что можно придумать. Я скучал по моему королю и жалел, что я не так силен, как он.

– Верити, – согласился я. И добавил: – Би.

Я закрыл глаза, и сон снова поглотил меня.

Перед рассветом Кетриккен меня разбудила. На ней была плотная зимняя ночная сорочка, обрезанные волосы белым ореолом топорщились над розовым лбом.

– Тебе пора. Уходи через потайную дверь, – сказала она, и я кивнул.

У Дьютифула и без того забот полон рот, не хватало еще, чтобы пошли слухи о его матери и его кузене. Все тело ломило. Я не стал надевать сапоги, а понес их в руках. Она проводила меня в гардеробную, где была тайная дверь. Там Кетриккен схватила меня за руку, заставила обернуться и снова крепко обняла. Я поцеловал ее в лоб, потом в щеку. А когда отстранился, она поцеловала меня в губы.

– Не казни себя, Фитц. Горюй, но не казни себя. И не убегай. Ты нужен нам, теперь даже больше, чем когда-либо.

Я кивнул, но ничего не ответил. Знала ли она, на какую крепкую привязь только что меня посадила?

Потайной проход, как и все помещения, которых касалась рука Кетриккен, был просторным и опрятным. Ни мышиного помета, ни паутины. Ощупью отыскав дорогу в старое логово Чейда, я вошел как можно тише, чтобы не разбудить Шута.

Но он сидел в кресле у очага и смотрел на свои руки, шевеля пальцами на фоне пламени.

– Вот ты где, – приветствовал он меня. – А я-то уже начал беспокоиться, когда ты не пришел.

Я замер:

– Ты решил, что я сбежал.

Было несколько обидно узнать, как много друзей считали, что я именно так и поступлю.

Он мотнул головой – мол, не важно:

– Могло быть и так.

– Я всего однажды сбежал!

Шут поджал губы и ничего не ответил. Его пальцы продолжали замысловатый танец.

– Ты видишь свои пальцы?

– Я вижу только нечто темное против света. Но так к ним возвращается гибкость. Хоть это и болезненно. – Он снова пошевелил пальцами. – Фитц, нет слов, чтобы описать…

– Точно. Их нет. Так что давай не будем и пытаться.

– Ладно. – Голос его прозвучал обиженно.

«Би… Нет! Постарайся думать о чем-то другом».

– Я обрадовался, когда ты вчера смог встать и выйти из этой комнаты.

– Мне было страшно. Я хотел прийти к тебе. Я говорил с Эллианой, но… Нет, еще не теперь. Я понимаю, что надо как-то себя заставить. Нельзя вечно быть крысой, шныряющей за стенами. Мне нужно снова стать ловким и сильным. Чтобы мы могли отправиться в Клеррес и уничтожить его. Отомстить за наше дитя. – Его ярость, ненависть и боль взметнулись, словно пламя над углями.

Я не мог взять его с собой. И я сказал ему правду, но как будто солгал:

– У меня сейчас нет сил строить планы, Шут. Боль – вот все, что я сейчас чувствую.

И стыд. Я помнил это оцепенение. Еще с тех пор, как меня пытал Регал. Ты замираешь, пытаясь понять, насколько сильное увечье тебе нанесли. И гадаешь: останусь ли я в живых, если пошевелюсь?

– Я понимаю, Фитц. Тебе нужно оплакать Би. Это правильно. Из твоего горя, как из семечка, вырастет гнев. Я подожду, пока ты будешь готов. Хотя мне и горько думать о тех, кто страдает там, ожидая нас.

Он повернулся ко мне, и хоть глаза его были слепы, я все равно прочел в них упрек.

Я сказал без выражения:

– Не стоит, Шут. Ты пытаешься пришпорить мертвую лошадь.

– Неужели ты оставил надежду?

– Да.

Я не хотел говорить об этом.

– А я был уверен, что ты бросишься за ней. – В голосе его смешались недоумение и обида – как так, почему у меня не хватило духу?

– Я бы пошел, если б мог. Но я напился эльфийской коры, чтобы защититься от туманной магии, и меня отрезало от Силы. Сейчас я не лучше тебя могу ходить сквозь столпы.

Он перестал шевелить пальцами и потер те места, где когда-то были посеребренные подушечки.

– Но когда-то я мог…

– А теперь никто из нас не может.

– Но у тебя это пройдет. Твоя Сила вернется.

– Надеюсь, что так. Но не уверен. В некоторых свитках говорится, как лишали Силы тех, кто использовал ее во зло. Для этого их опаивали эльфийской корой.

– Сколько ты выпил?

– Две порции. Обычную кору здесь, и кору делвен, когда подобрался ближе. Я надеюсь, что это пройдет, только вот когда?

Он помолчал.

– Я рассчитывал первую часть пути в Клеррес проделать через камни, как когда-то с Прилкопом, – сказал Шут подавленно.

– Я смотрю, ты все распланировал.

Свет пламени странно заиграл на коже Шута, когда он покачал головой.

– Нет. Я продумал только возможности. Невозможности я пока не спланировал.

– Неужели?

– Да. Мы отправимся из подвалов Оленьего замка. Эш рассказал, что несколько раз лорд Чейд велел ему ждать в одном из подвальных коридоров. А однажды Эш прокрался вперед, заглянул за угол и увидел, как его хозяин появляется из каменной стены. А на стене была начертана руна.

– Этот камень ведет на Аслевджал.

Шут разочарованно вскрикнул:

– Мог бы хоть притвориться удивленным!

И тут у меня словно пелена с глаз упала – он же пытается отвлечь меня от моего горя. Заставить отрешиться от нашей общей боли. Что бы такого сказать ему, чего он еще не знает?

– Отчасти именно это Чейда и сгубило. Любопытство. Он слишком часто пользовался камнями, чтобы выбираться на Аслевджал и бродить там в поисках магических знаний. Он не следовал правилу, что между путешествиями надо выждать хотя бы три дня, а ходил туда и обратно за одну ночь. И иногда делал так несколько ночей подряд.

– Никакое любопытство не заставит меня снова отправиться туда, – содрогнулся Шут, и мы оба замолчали, вспоминая пытки, которые ему пришлось пережить на Аслевджале.

– Но ты бы согласился на то, чтобы попасть в Клеррес.

– Да. Потому что я так решил. Потому что так нужно.

Я ничего не ответил. Огонь нашептывал что-то в тишине, потрескивая, когда ему попадались капли смолы.

– Ну ладно, – сказал Шут наконец. – Если ты не хочешь строить со мной эти планы, чем ты займешься, Фитц? Что ты собираешься делать всю оставшуюся жизнь? – Он слегка взмахнул рукой, отметая собственные слова. – Что ты собираешься делать завтра?

Меня словно холодной водой окатили. И в самом деле, что теперь? У меня не осталось ни женщины, чтобы любить и защищать, ни ребенка, чтобы растить…

– Я только что проснулся. Даже не знаю еще, что буду делать сегодня.

Шут нахмурился:

– Сейчас разве утро? Не поздний вечер?

– Утро. Светает.

Настал новый день, а Би больше нет. Потом настанет ночь, а ее по-прежнему не будет. А потом снова зачем-то рассветет. На что мне теперь потратить свою жизнь? Я знал. Но не собирался ни с кем делиться этим решением.

Я почувствовал ее приближение за мгновение до того, как зашевелилась портьера. Я посмотрел в тот угол и увидел, как входит Спарк в аккуратном синем платье служанки. Сегодня на ней был кружевной чепец с роговыми пуговками, выкрашенными в синий. Красивая девочка. Скоро она вырастет и станет прелестной девушкой.

А Би уже не вырастет.

– Простите, господин. Я принесла в вашу комнату поднос с завтраком и оставила его там. Но…

Она замялась, и я понял, что ее смутило: моя постель осталась нетронутой.

– Я был здесь. Я спущусь вниз и позавтракаю. Не беспокойся, Спарк.

– О, я вовсе не из-за завтрака, господин. Распорядитель велел мне передать вам кое-что на словах, как только вы проснетесь.

– И что же?

– Король Дьютифул сегодня встречается с герцогом Фарроу в своих покоях. Он хочет, чтобы вы подождали в приемной и он мог поговорить с вами после этой встречи.

– Очень хорошо. Спасибо, Спарк.

– Не за что, господин. – Она снова замялась. Похоже, подбирала слова, чтобы выразить соболезнования.

Я не хотел их слышать. Я не хотел, чтобы кто-то снова говорил о том, что Би больше нет. Спарк прочла это на моем лице и молча кивнула.

Потом повернулась к Шуту:

– Господин, вы желаете позавтракать сейчас или попозже?

Шут хмыкнул – то ли насмешливо, то ли с отвращением:

– На самом деле я как раз собирался поспать. Может, позже. Хорошо, Спарк?

– Хорошо, господин. – Она легко и изящно присела в реверансе, и мне показалось, что девочка чуть улыбнулась, словно лишь недавно освоила это умение и ей оно понравилось.

Спарк беззвучно удалилась.

– Что ж, сегодня Дьютифул выручил тебя. Но предупреждаю, Фитц: если ты сам не решишь, чему посвятить остаток своих дней, кто-то может решить это за тебя.

– Мне не привыкать, – напомнил я. – Пожалуй, пойду, подожду, когда Дьютифул сможет встретиться со мной.

– Лучше зайди в парильни, прежде чем встречаться с королем. Я учуял тебя еще до того, как услышал, честное слово.

– Ох…

Я только теперь понял, что на мне все та же одежда, в которой я выехал из крепости Венец Холма. И спал в постели Кетриккен.

– Одного я никак не пойму… – вдруг сказал Шут. Он откинулся на спинку кресла и снова принялся крутить кистями на фоне пламени. Бледные пальцы казались почти золотыми в свете очага.

– Чего же?

– Шайн говорила, что Двалия повела их в столп Силы. Не Виндлайер, который, судя по всему, владел Силой или какой-то похожей магией. Двалия. Я знал ее. Она – Слуга до кончиков пальцев. В ней нет ни капли Белой крови и уж точно нет Силы. Как же она это сделала?

Какая разница? Главное, что сделала. Я припомнил, что рассказывала дочь Чейда.

– Шайн сказала, что Двалия заставила их всех взяться за руки. А прежде чем коснуться камня, надела перчатку, очень тонкую перчатку с серебряными каплями на кончиках пальцев…

Нас обоих осенило одновременно. Я уставился на Шута, а он поднес руку со срезанными подушечками к лицу, словно мог ее видеть.

– Я все гадал, зачем они это сделали, – проговорил он. – Теперь понятно.

Они срезали у него подушечки пальцев, пришили их к перчатке и использовали, чтобы увести мою дочь в камень. Я тщетно хватал ртом воздух, забыв, как дышать. На миг меня охватило отвращение, потом сквозь горе пробилась ярость.

Мне пришлось отвернуться, а когда я снова посмотрел на Шута, он потирал друг о друга искалеченные пальцы, словно вспоминая, как некогда их посеребрила магия.