Глава 20. Убить время

Мастер Силы Арк, «Столпы Силы и порталы»

Лучший способ перестать мучиться размышлениями, известный мне, – взять топор и попытаться кого-нибудь зарубить. Достойных смерти врагов поблизости не было, но их отлично заменяет живое воображение. Так что я направился на тренировочный плац в поисках Фоксглоу.

День был ясным и холодным. Сама Фоксглоу была тепло одета, а вот от ее новобранцев уже валил пар. Она гоняла их в хвост и в гриву и ходила среди сражающихся, не стесняясь использовать учебный деревянный меч.

– Эта рука у тебя не защищена, болтается без дела и так и просит по ней рубануть, – сказала она одному из бойцов, добавив к словам звучный шлепок мечом, чтобы лучше запомнилось.

Я остановился на краю плаца и стал ждать, когда она обратит на меня внимание.

Думаю, Фоксглоу заметила меня гораздо раньше, но не стала подходить сразу, а еще немного погоняла молодежь, чтобы я посмотрел, как она работает. Мне показалось, что она успела завербовать в ряды моей стражи еще пять человек. Все они теперь носили знак Бастарда.

Наконец Фоксглоу разрешила своим подопечным передохнуть и подошла ко мне.

– Что ж, гордиться мне пока нечем, но они учатся понемногу. Я немедленно разошлю весть, что мы призываем в наши ряды опытных воинов. Возможно, это привлечет тех, кого выгнали из других отрядов по возрасту или из-за старых ран. Я дам им возможность проявить себя, и мы посмотрим, что из кого выйдет.

– Кто-нибудь из них дерется топором? – спросил я.

Фоксглоу вскинула бровь:

– Лили – вон она стоит – сказала, что умеет с ним обращаться, но я ее пока не проверяла. Еще Витал, наверное, мог бы научиться. Когда-нибудь. А что? Думаешь, нам пригодились бы рубаки, чтобы не ты один топором размахивал?

– Я думал, с кем бы потренироваться.

Она застыла, с удивлением глядя на меня. Потом резко втянула носом воздух, шагнула ближе и бесцеремонно пощупала мое плечо и предплечье. Ее удар в живот слева застал меня врасплох, но дух она из меня не вышибла.

– Ты уверен, что хочешь подраться? Это не очень-то по-королевски.

Я молча смотрел на нее, и она кивнула.

– Хорошо. Лили!

Женщина, которую она подозвала, оказалась моего роста и очень мускулистой. Фоксглоу отправила ее потренироваться с учебным утяжеленным топором и критически оглядела меня:

– Ты в этом наряде собираешься сражаться?

Мне не хотелось идти переодеваться – слишком долго, слишком много тревог успеют проснуться и начнут рвать меня на части.

– Сойдет и так.

– Нет. Не сойдет. Думаю, в стражнической кладовке найдутся старые кожаные куртки. Сходи-ка прямо сейчас, чтобы не заставлять Лили ждать.

Когда я развернулся, чтобы идти, она добавила:

– А пока подумай вот над чем. Ты начнешь вспоминать приемы и можешь решить, что способен применить их. И твое тело попытается выполнить приказ разума. Но ничего не выйдет. Постарайся не навредить себе сегодня. Ты еще успеешь восстановить форму. Не сразу и не до конца, но в достаточной мере.

Сначала я не поверил. Но задолго до того, как она закончила муштровать новобранцев, мне пришлось согласиться с ней. Лили сокрушила меня. Даже когда я представлял на ее месте одного из калсидийских наемников, укравших мою дочь, я не мог одолеть ее. Учебный топор, деревянный, но утяжеленный свинцовыми пластинами, весил как лошадь. Не знаю, о чем думала Фоксглоу, когда отослала Лили работать в паре с Виталом, или просто пожалела. Как только Лили ушла, капитан велела мне сходить в парильни и отдыхать. Я старался не слишком волочить ноги, покидая поле битвы после такого разгрома. Тренировка сделала свое дело. Я по-прежнему понятия не имел, как продвигается лечение Чейда, зато впал в уныние, по сравнению с которым тоска, навеянная эльфийской корой, казалась веселой поездкой на санях. Я убедился, что, даже если мне прямо сейчас представится возможность сразиться с похитителями дочери, все кончится тем, что меня убьют у нее на глазах. Думаю, я сидел в парильнях с таким угрюмым выражением, что никто не решился заговорить со мной. Может, я и выглядел так, будто разменял лишь четвертый десяток, но уже тридцать лет, как перестал быть тем мускулистым гребцом и воином, каким был в юности. Последние два десятка лет я вел тихую жизнь почтенного землевладельца, и мое тело изменилось соответственно.

Вскарабкавшись по лестнице, я обнаружил в коридоре Стеди, устало привалившегося к моей двери. Я отпер ее, и он молча вошел следом за мной.

Когда я закрыл за нами дверь, он заметил:

– К завтрашнему дню этот синяк на глазу приобретет чудный оттенок.

– Возможно.

Я разглядывал сына Баррича и Молли. Я успел опуститься до самого дна отчаяния, но тут дно провалилось, и я полетел еще глубже в бездну. У него были глаза Баррича и губы Молли…

– Я не знаю, как помочь твоей сестренке. Сегодня всего на миг нам открылась возможность найти ее вместе с Чейдом. Но тут же исчезла. И даже если мы найдем Би, я не смогу отбить ее у врагов. Моя Сила изорвана в клочья, и я уже не могу махать мечом так ловко, как раньше. Именно сейчас, когда я так нужен Би, я не могу помочь ей.

Глупые, бесполезные слова сами сорвались с моих губ. Пока я говорил, лицо Стеди оставалось бесстрастным. Потом он сделал два быстрых шага ко мне, схватил за плечи и как следует встряхнул.

– Прекрати, – прорычал он. – Из-за тебя мы все тонем в безнадежности, а нам нужно быть сильными. Фитц, ты пришел к нам, когда мой отец погиб. Это ты научил меня быть мужчиной. Так будь же им сам, во имя Эля! Подними стены! И не опускай их.

Меня охватили те же чувства, что бывают, когда обнаруживаешь, что вор срезал твой кошелек на базаре, – мгновенное замешательство, отчаянные попытки нашарить пропажу в надежде, что просто показалось… Нет, все верно. Мои стены и правда были опущены, а переживания хлестали через край, как вода во время паводка. Я рывком поднял стены и только потом осознал, что забрал для этого часть сил у Стеди. Верный своему имени, он стоял передо мной, как скала, сжимая меня за плечи.

– Поднял? – ворчливо спросил он.

Я кивнул.

– Вот так и держи теперь, – велел он, отпустил меня и отступил.

Мне показалось, что он покачнулся, но Стеди лишь засмеялся, поймав мой взгляд.

– Я споткнулся о твой половик. Вот и все.

Я сел на край кровати и снова проверил стены.

– Они достаточно крепкие? – спросил я.

Стеди медленно кивнул.

– Я сейчас сам не свой, – сказал я. Жалкое оправдание!

– Это верно, Том… Фитц. Нам всем не нравится сидеть и ждать известий, но больше мы ничего не можем сделать. Никто не винит тебя. Разве такое можно было предвидеть? Против нас использовали магию, столь же необоримую, как в те времена, когда красные корабли «перековывали» наши города. – Он невесело улыбнулся. – То есть это я так думаю. Я-то те времена не застал.

Я кивнул, хотя его слова ничуть не утешили меня.

Стеди сел рядом со мной.

– Ты запомнил что-нибудь необычное во время прохода сквозь камни?

– Думаю, Чейд потерял сознание в тот самый миг, когда втащил меня в камень, поэтому он не использовал свою Силу во время перехода. – Мне не хотелось вспоминать об этом. – Я сознавал, что мы путешествуем сквозь камни. И сознавал, кто я, гораздо отчетливее, чем когда-либо во время таких переходов. Я пытался удержать Чейда, не дать ему раствориться, но для этого мне пришлось опустить собственные стены. Если ты понимаешь, о чем я.

Он кивнул, нахмурившись:

– Ты знаешь, что у меня нет таланта к обращению с Силой. Я чувствую ее. Я крепок и могу делиться здоровьем, но сам направлять Силу не могу. Могу помогать другим, но сам работать с ней не умею.

Я кивнул.

– Мне иногда кажется, что я вовсе не наделен Силой, – продолжил он. – Думаю, я всего лишь человек, способный делиться.

Я снова кивнул:

– Барричу в этом не было равных.

Он сглотнул:

– Я ведь едва знаю свою младшую сестру. Ивовый Лес далеко, и она почти не была частью моей жизни. Я видел ее несколько раз, но она показалась мне… ну, недалекой. Словно не настоящий человек, а так… Вот я и не узнал ее как следует. И теперь жалею об этом. Знай, если тебе понадобится моя сила, моя помощь, тебе достаточно попросить.

Я знал, что он говорит искренне. И знал, что он очень мало чем может помочь мне.

– Тогда присматривай за старшей сестрой и защищай ее, как только сможешь. Я не знаю, куда заведет меня судьба. Оставайся здесь с Неттл и береги ее.

– Разумеется. – Он посмотрел на меня, как на дурачка. – Она моя сестра. А я вхожу в королевский круг магов Силы. Разве я могу не защищать ее?

И в самом деле. Я почувствовал себя глупо.

– Как там Чейд? Ему лучше?

Стеди помрачнел. Он посмотрел в пол, потом поднял глаза и открыто встретил мой взгляд.

– Нет. Не лучше. – Он зачесал пальцами волосы назад, вздохнул и спросил: – Что ты знаешь о его опытах с камнями и столпами Силы?

Мое сердце упало.

– Почти ничего.

– Его всегда очень интересовал Аслевджал. Чейд верил, что Элдерлинги оставили огромные знания в этих маленьких кусочках камня и резьбе на стенах. Он часто наведывался на остров. Сначала он предупреждал круг, куда направляется и как долго собирается там оставаться. Но потом стал бывать там все чаще, и тогда Неттл велела ему прекратить. Она утверждала, что имеет на это право как мастер Силы, а Чейд возражал, что ради знаний, которые он надеется получить, можно и рискнуть «жизнью одного старика», как он выразился. Потребовалось вмешательство короля Дьютифула, чтобы Чейд подчинился.

То есть это мы думали, что он подчинился. Он перестал уходить из замка к Камням-Свидетелям. Но зато он узнал, изучая высеченные на камнях надписи, что есть еще один камень Силы, заложенный прямо в стену Оленьего замка. А может, этот камень был тут с самого начала. Нам удалось найти признаки того, что укрепления часто строились вокруг таких камней. И есть сведения, что когда-то в Большом зале герцогского дворца Калсиды стоял круг столпов Силы. Они давно опрокинуты, утверждают наши шпионы… Ой, прости. В общем, внизу, в темницах замка, в одной из стен есть камень Силы, на котором высечена руна Аслевджала. Чейд пользовался им, и часто. А чтобы никто не узнал, покидал замок поздно ночью и возвращался к утру…

От волнения я сжал кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони. Если верить Прилкопу, это самый опрометчивый способ использования камней. Много лет назад он предупреждал меня не ходить сквозь камни дважды на протяжении двух дней. Я не послушался и в результате проблуждал в камнях несколько недель. Чейд действительно серьезно рисковал.

– Все выяснилось, только когда он стал пропадать. Однажды он исчез. Весь день и еще полдня мы не могли найти его, а потом обнаружили на лестнице, ведущей из подвалов. Он шел, спотыкаясь, и тащил на плече мешок с камнями памяти.

На миг я разозлился:

– И никому не пришло в голову сказать мне?

Стеди посмотрел на меня удивленно:

– Это не мне было решать. Я не знаю, почему тебе ничего не сообщили. Возможно, Чейд их упросил. Неттл, Дьютифул и Кетриккен были ужасно злы на него и испуганы после того случая. Думаю, тогда он на самом деле прекратил свои опыты. – Он покачал головой. – Зато завел привычку часами перебирать принесенные им бруски из камня памяти. Он держал их у себя в покоях и, мы думаем, занимался ими вместо того, чтобы спать. Однажды Неттл упрекнула его за рассеянность, тогда-то он и объяснил, чем занимается. Когда Неттл велела отнести камни в библиотеку и ограничить его доступ к ним, Чейд был вне себя от злости. Но это была не злость взрослого человека, а скорее гнев ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. С тех пор прошло больше года. Мы думали, он сумел подавить свою жажду Силы. Но вероятно, эти два последних путешествия, одно так скоро после другого, пробудили ее.

Я перебрал в памяти случаи, когда Чейд приходил повидаться со мной. Он приводил с собой Риддла. Неттл должна была знать об этих путешествиях, если Риддл был с ним. Ведь правда?

– Он сознаёт, что происходит с ним? Понимает, что сам это делает?

– Мы не знаем. Он говорит бессвязно. Вспоминает дела минувших дней. Неттл чувствует, что он перебирает события прошлого перед тем, как дать потоку Силы унести их. Меня послали к тебе по двум причинам. Во-первых, чтобы помочь тебе укрепить стены. Неттл опасается, что Чейд будет цепляться за тебя, пытаясь унести твое сознание с собой. Во-вторых, чтобы попросить у тебя коры дерева делвен. С Внешних островов. Той, что почти полностью подавляет Силу, если напоить человека ее настоем.

– У меня не так уж много осталось. Мы почти все использовали в Ивовом Лесу.

На лице Стеди отразилось беспокойство, и он сказал:

– Пусть даже немного, нам все равно пригодится.

Кора по-прежнему лежала в моей дорожной сумке. Никто не разобрал ее с тех пор, как нас с Чейдом почти что волоком доставили в наши комнаты. Я нашел травы и дневник, куда Би записывала свои сны, на самом дне. Коры оставалось всего два пакетика. Я посмотрел на них, потом с неохотой протянул Стеди. Достать эту кору было нелегко. Хватит ли такого количества, чтобы помочь Чейду? А вдруг она разрушит его способность направлять Силу, которую он так мучительно развивал в себе долгие годы? А если он не сможет работать с Силой, то как поможет мне отыскать Шайн и сказать ей заветное слово? Я стиснул зубы. Пора уже начать доверять Неттл. Пора проявить уважение к знаниям, полученным ею нелегким трудом.

И все же я не удержался и сказал:

– Только осторожно. Это очень сильное средство.

Стеди взвесил на руке крохотные свертки:

– На это мы и надеемся. Неттл рассчитывает, что, если полностью отгородить его от потока Силы, он сможет снова найти себя. И мы сохраним то, что от него еще осталось. Спасибо тебе.

Стеди ушел, а я остался сидеть и смотреть на закрытую дверь. То, что от него еще осталось… Я встал, сжимая в руке дневник Би, потом снова сел. В таком состоянии Чейд точно не поможет мне найти Шайн. Прежде всего нужно укрепить разум Чейда и добиться, чтобы он сказал нам ее заветное слово. И в этом я не могу ничем помочь. Мне остается только ждать.

Меня уже тошнило от ожидания. Ждать было так мучительно, будто с меня живьем сдирали кожу. Больно было думать о том, что́, быть может, приходится терпеть Би в эту самую минуту. Я снова и снова говорил себе, что напрасно мучаюсь, представляя, как она страдает от боли, страха, холода или голода. В руках бессердечных людей. Все напрасно. Надо занять разум тем, что я могу сделать, чтобы вернуть ее. И как я убью тех, кто посмел прикоснуться к ней.

Я опустил глаза на тетрадь Би. Это был мой подарок – стопка хорошей бумаги в крепком кожаном переплете с вытисненным рисунком в виде ромашек. Я сел и открыл первую страницу. Правильно ли я поступаю, читая личный дневник Би? Что ж, я-то знал, как часто она сама шпионила за мной!

На каждой странице было короткое описание сна. Некоторые оказались прекрасны, как поэмы. Часто Би дополняла записи рисунками. Я нашел изображение женщины, спящей в саду среди цветов, над которыми вились пчелы. На следующей странице был нарисован волк. Я невольно улыбнулся – Би явно срисовала его с фигурки Ночного Волка, много лет стоявшей на каминной полке у меня в кабинете. Под ним была поэтичная история про Волка с Запада, который придет и отомстит за своих подданных, стоит только воззвать к нему. На следующей странице было двустишие о человеческой судьбе, заключенное в простую рамку из кругов и колес: «Все, о чем он мечтал, все, чего он боялся, за год сбылось». Еще несколько страниц были заняты стихами о цветах и желудях. А дальше, на странице, сверкавшей пронзительно яркими красками, был сон о Человеке-Бабочке. На рисунке был настоящий Человек-Бабочка, бледнолицый, запредельно бесстрастный, с крыльями бабочки на спине.

Я закрыл тетрадь. Этот сон сбылся. Совсем как Шут в юности, Би записала свой сон, и сон оказался пророчеством. Я старался забыть безумные речи Шута о том, что Би – его дочь, что она родилась Белой Пророчицей. Однако вот оно, доказательство, и отрицать его трудно.

Потом я покачал головой. Сколько раз я упрекал Шута, что он подгоняет свои пророчества к событиям, происходящим впоследствии? Вот и здесь наверняка что-то в том же роде. Не было никакого Человека-Бабочки, была женщина в плаще с узором, напоминающим крылья. Я подавил свои сомнения, затолкал их в дальний чулан и заколотил дверь молотком неверия. Би – моя дочь, моя девочка, я верну ее домой, и она станет маленькой принцессой дома Видящих. Но от этой мысли внутри у меня все снова сжалось. Я сидел, обнимая тетрадку, словно родное дитя, и шептал: «Я найду тебя, Би. Я верну тебя домой». Мое обещание было ничем, как воздух, который я выдыхал, произнося эти слова.

Я жил в безвременье. Когда-то Би была дома, и все было хорошо. И когда-нибудь снова наступит время, когда она будет дома и в безопасности. А между этими временами разверзлась пропасть сомнений и неведения, в которую я провалился. Я метался между отчаянием и надеждой. Каждый раз, когда в коридоре раздавались шаги, я верил, что пришли известия о моей дочери, но потом оказывалось, что это просто посыльный принес кому-то новый камзол, и я вновь погружался в отчаяние. Неуверенность пожирала меня заживо, беспомощность связывала по рукам и ногам. И я должен был скрывать и то и другое.

Следующие три дня были самыми долгими в моей жизни. Я ходил по кругу, как часовой, бесконечно вышагивающий вдоль стены. Став принцем Фитцем Чивэлом, я начал обедать со своей семьей, на глазах у всех, кто собирался в Большом зале. Раньше я и не задумывался, как редко Видящим удается побыть наедине с собой. Мне приходили бесчисленные приглашения. Эш по-прежнему прибирал – или Спарк прибирала? – в моей комнате, раскладывая послания аккуратными стопками. Не имея возможности посоветоваться с Чейдом, я показывал Кетриккен те, что казались Эшу важными. Когда-то я помогал королеве ориентироваться в течениях придворных интриг, а теперь она направляла меня, говоря, какие приглашения принять, какие вежливо отклонить, а какие отложить на потом.

И вот, после тренировочного боя на топорах с бойцами моей стражи на рассвете, я отправился на верховую прогулку с двумя мелкими аристократами из Бакка и принял приглашение поиграть в карты вечером. Весь день я запоминал, кого как зовут, кто чем интересуется, и вел ничего не значащие беседы. Я с вежливой улыбкой отделывался общими словами, когда меня спрашивали о чем-то, и, как мог, старался быть больше подспорьем, чем обузой трону Видящих. И все это время в глубине моей души бурлила тревога за дочь.

Пока что нам удавалось подавлять слухи о том, что произошло в Ивовом Лесу. Меня беспокоило, как мы будем скрывать правду, когда в Олений замок вернутся Баламуты. Рано или поздно всем станет ясна связь между Томом Баджерлоком и Фитцем Чивэлом Видящим. И что тогда?

Никто не знал, что дочь династии Видящих похищена, и лишь горстке посвященных было известно, что похитили младшую сестру Неттл. Мы не говорили об этом никому, кроме своих. Если бы стало известно, что калсидийские наемники проникли в Бакк и невидимыми разъезжают по нашим дорогам, началась бы паника. Пошли бы разговоры, что король не защищает своих подданных. Умалчивать о нашем горе было все равно что сдерживать подступающую к горлу рвоту. Я презирал человека, который с неизменно вежливой улыбкой сидел за карточным столом или поддерживал беседу благородных леди о цене породистой лошади. Это был принц Фитц Чивэл Видящий, и я надеялся, что никогда не буду таким. Я вспомнил, как Кетриккен ничем не выдавала тревоги в те дни, когда исчез ее непослушный сын Дьютифул. Вспомнил, как Эллиана и ее дядя Пиоттр, скрывая, что их родственников держат в заложниках, осторожно вели танец, который должен был завершиться ее обручением с Дьютифулом. Тяжело было думать о том, что на Ивовый Лес напали те самые люди, что стояли за похищением матери и сестренки Эллианы. Как бы там ни было, я был не первым, кому приходилось носить в своем сердце боль и скрывать это. Я знал, что это возможно, и каждое утро лепил перед зеркалом невозмутимое выражение. И как бы сильно мне ни хотелось перерезать себе глотку, я всего лишь подстригал бороду, запретив себе промахиваться.

Каждый день я навещал Чейда. Это было почти то же самое, что навещать любимое дерево в саду. Кора дерева делвен заглушила его Силу, он перестал таять, зато стало ясно, сколь мало осталось от прежнего Чейда. Стеди находился при нем неотлучно. Я говорил с Чейдом о пустяках. Он вроде бы слушал, но почти никогда не отвечал. Слуга приносил еду для нас троих. Чейд ел сам, но иногда замирал, словно забывая, что он делает. Когда я пытался говорить с ним о Шайн, он проявлял скорее вежливый интерес. Однажды я прямо спросил, какими словами он запечатал ее Силу, и он уставился на меня не столько встревоженно, сколько непонимающе.

Тогда я попытался надавить на него, заставить признать хотя бы то, что у него есть дочь, но вмешался Стеди:

– Дай ему время вернуться. Ему еще нужно найти кусочки себя и собрать их вместе.

– Откуда тебе-то знать? – спросил я.

– Маленькие бруски камня памяти, принесенные Чейдом, содержат множество полезных сведений. Неттл думает, их нарезали мелко, чтобы работать с ними было не так опасно. Мы никому не позволяем брать сразу много брусков или использовать их в одиночку. После изучения каждого бруска составляется отчет о том, что удалось узнать. Мне доверили изучить брусок, где говорилось о тех, кто потерял себя в погоне за знаниями. Я написал отчет. Мы с Неттл считаем, это очень похоже на то, что произошло с лордом Чейдом. Мы надеемся, что если мы, положив конец рассеиванию, дадим ему время и возможность отдохнуть, то он опомнится и снова станет собой.

Помолчав, он добавил:

– Фитц, я могу только догадываться, как он важен для тебя. Когда мы потеряли отца, ты не пытался занять его место. Но ты оберегал мою мать, братьев и Неттл, как только мог. Сомневаюсь, что ты делал это только из любви к матери. Думаю, ты понимал нашу потерю. Я всегда буду перед тобой в долгу. И я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы вернуть Чейда. Ты считаешь, что его знания помогут спасти Би. Нам всем не нравится, что приходится сидеть и ждать известий вместо того, чтобы действовать. Поверь: то, что я делаю, я делаю потому, что не знаю способа привести быстрее Чейда в чувство.

И это невеликое утешение было самым лучшим, что я почерпнул из этих визитов.

В ту ночь я не мог заснуть и пытался занять свои мысли. Я прочел несколько свитков о Силе и отчетов о том, что удалось узнать из брусков камня памяти. Кетриккен и Эллиана велели своим писарям искать в библиотеке любые упоминания о городе Клеррес, где живут Белые Пророки. Четыре свитка были отложены для меня. Я просмотрел их – сплошь слухи и легенды, щедро приправленные суевериями. Я оставил их, чтобы Эш потом прочел Шуту, и утешился мыслью о том, что могу отравить там все колодцы. Количество необходимого яда зависит от уровня воды. Я заснул, погрузившись в подсчеты.

Следующий день тянулся медленно. Я с трудом дождался его конца, как и накануне. Новый день принес вьюгу, задержавшую возвращение Летучего отряда. Ни от Одаренных, ни от разъездов стражи, которые разослал Дьютифул, не было никаких вестей о чужеземных солдатах. Было нелегко цепляться за эту надежду, но еще труднее – оставить ее. Я уповал на то, что, если метель уляжется, Олух скоро вернется, и тогда мы выведаем у Чейда заветное слово Шайн и передадим его, воспользовавшись Силой. Я, как мог, старался отвлечься, но каждая минута ожидания казалась бесконечной.

По меньшей мере дважды в день я навещал Шута. Драконья кровь продолжала преображать его, да так быстро, что становилось страшно. Шрамы на его лице и нарочно оставленные следы пыток на щеках и лбу стали сглаживаться. Пальцы распрямились, и хотя он по-прежнему хромал, но уже не вздрагивал от боли при каждом шаге. Он ел с волчьим аппетитом, и Эш следил, чтобы ему всегда было чем утолить голод.

В комнату, которая теперь стала логовом Шута, Спарк чаще всего приходила в обличье Эша, но теперь я время от времени видел ее в разных частях замка как девушку и только диву давался. Она не просто переодевалась, нацепив кружевной чепец с пуговками, она полностью преображалась. В роли Эша она была прилежным и вдумчивым слугой, но иногда на мальчишеском лице мелькала улыбка девочки по имени Спарк. Ее взгляды, брошенные искоса, были не кокетливыми, а загадочными. Несколько раз я заставал ее в покоях Чейда, когда она прибирала по мелочи или приносила чистую воду для умывания. При таких встречах она скользила по мне взглядом, будто мы незнакомы, так что и я ничем не показывал, что знал ее в другом качестве. Интересно, знал ли про ее двойственность кто-то, кроме Чейда и нас с Шутом?

Тем утром, поднявшись по лестнице после ежедневной учебной схватки на топорах со своими стражниками, я застал у Шута именно Эша. Шут, одетый в черно-белый халат, сидел у рабочего стола Чейда, а Эш отчаянно пытался привести в порядок его отросшие волосы. Наряд моего друга напомнил мне о временах, когда он был шутом короля Шрюда. Теперь на его голове отрастали новые волосы, похожие на пух только что вылупившегося цыпленка, а старые, более длинные пряди, свисали тусклыми жгутами.

Преодолев последнюю ступеньку, я услышал голос Эша:

– Нет, это безнадежно. Лучше я подстригу все так, чтобы они были одной длины.

– Пожалуй, ничего лучше сделать нельзя, – согласился Шут.

Эш стал срезать ножницами прядь за прядью, раскладывая их на столе, и Пеструха тут же подошла полюбопытствовать.

Я приблизился совсем тихо, но Шут встретил меня вопросом:

– Какого цвета мои новые волосы?

– Как спелая пшеница, – опередил меня Эш. – Но еще больше они похожи на одуванчиковый пух.

– Такими они были во времена нашего детства, – сказал я. – Вечно парили облаком вокруг головы. Шут, наверное, тебе придется побыть отцветшим одуванчиком до тех пор, пока волосы не отрастут достаточно, чтобы стянуть их в хвост.

Шут потянулся потрогать свою шевелюру, и Эш с недовольным фырканьем оттолкнул его руку.

– Столько перемен и так быстро. И все равно каждый раз, проснувшись, я не могу надивиться тому, что живу в тепле, чистоте и сытости. Боль по-прежнему всегда со мной, но это боль выздоровления, ее можно потерпеть. Я почти радуюсь тому, как все свербит и колет, ведь каждый свербеж и каждое колотье означает, что я иду на поправку.

– А зрение? – отважился спросить я.

Он уставился на меня драконьими переливающимися глазами:

– Я различаю свет и тьму. Больше почти ничего. Вчера, когда Эш прошел между мной и очагом, я смог различить на фоне огня его силуэт. Немного, конечно, но хоть что-то. Я стараюсь быть терпеливым. Как там Чейд?

Я покачал головой, но тут же спохватился, что он не видит моего жеста.

– Все так же, насколько я могу судить. Рана от меча заживает, но медленно. Кора дерева делвен отрезала его от Силы. Я знаю, что он использовал ее, чтобы поддерживать здоровье. Думаю, он и травы, помогающие против старения, пил. А теперь больше не пьет. Мне мерещится, что его морщины становятся глубже и лицо делается все больше осунувшимся, но…

– Вам не мерещится, – тихо сказал Эш. – Каждый раз, когда я захожу в его комнату, то вижу, что он еще чуть-чуть постарел. Как если бы все изменения, которых он добился с помощью магии, стираются и настоящий возраст настигает его.

Закончив стрижку, Эш положил ножницы на стол. Пеструха постучала по блестящим лезвиям клювом, потом решила пригладить собственные перышки.

– Что толку с того, что они не дали ему умереть от Силы, если теперь он умрет от старости? – добавил Эш.

Мне нечего было ответить. Я старался не думать об этом.

А Эш задал новый вопрос:

– И что будет со мной, если он умрет? Я понимаю, плохо думать о себе, когда другой человек страдает, но не думать я тоже не могу. Он был моим учителем и защитником тут, в Оленьем замке. Что будет, если он умрет?

Мне не хотелось думать о таком повороте событий, но я постарался успокоить его:

– Леди Розмари унаследует обязанности Чейда. А ты станешь ее учеником.

Эш покачал головой:

– Вряд ли она оставит меня здесь. Мне кажется, она недолюбливает меня настолько же, насколько был добр со мной лорд Чейд. Она считает, что он был слишком снисходителен. Если он умрет, леди Розмари, наверное, прогонит меня и наберет более почтительных учеников. – И он добавил чуть тише: – А мне останется только то, другое ремесло…

– Нет, – отрезал Шут, опередив меня.

– Тогда, может быть, вы возьмете меня своим слугой? – спросил Эш так жалобно, как мне редко доводилось слышать.

– Я не могу этого сделать, – с сожалением ответил Шут. – Но я уверен, Фитц устроит тебя, прежде чем мы уедем.

– Куда уедете? – спросил Эш, озвучив мои мысли.

– Туда, откуда я явился. Нам предстоит нелегкое и опасное дело. – Он обратил ко мне слепые глаза. – Фитц, я сомневаюсь, что нам нужно ждать, пока восстановится твоя Сила или мое зрение. Думаю, через несколько дней я уже смогу отправиться в путь. Тогда и выступим, не откладывая.

– Эш прочитал тебе свитки, которые я отложил? Или, может быть, Спарк сделала это?

Девочка усмехнулась. Но мне не удалось сбить Шута с мысли.

– От них никакого прока, как ты сам прекрасно понял, Фитц. Тебе не нужны старые рукописи или карта. У тебя есть я. Вылечи меня. Восстанови мне зрение, и мы сможем отправиться в Клеррес.

Я заставил себя промолчать и глубоко вздохнуть. Терпение. Все его мысли – о том, как разрушить Клеррес. И я понимаю его, но и разум, и сердце заставляют меня оставаться на месте, обрекая на мучительное ожидание. Я сомневался, что Шут прислушается к доводам рассудка, но решил попробовать.

– Шут… Ты что, совсем не понял, что случилось с Чейдом и как это сказалось на мне? Я сейчас не рискну прикоснуться к Силе – ни чтобы исцелить тебя, ни чтобы войти в камень самому. Провести тебя с собой? Нет. Ни один из нас не выйдет из камня.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я заговорил громче:

– И я все равно не покинул бы Олений замок, пока не исчезнет последняя надежда получить известие о том, где находится Би в пределах Шести Герцогств. Одаренные сейчас ищут ее. Может быть, Чейд еще поправится и поможет нам поговорить с Шун. Неужели я должен мчаться в Клеррес, плыть на корабле несколько месяцев, бросив Би на милость похитителей, когда в любую минуту из Шокса или Риппона может прийти весть о ней? Знаю, тебе не терпится отправиться в путь. Оставаться на месте и ждать известий мучительнее, чем поджариваться заживо. Но я лучше вытерплю эту пытку, чем брошусь вперед очертя голову и оставлю Би без помощи. А когда мы отправимся в Клеррес, когда мы выдвинемся в поход, чтобы обрушить на них нашу месть, то лучше поплывем на корабле, взяв с собой армию. Или ты правда думаешь, что я могу явиться в далекий город, взять приступом его стены, убить тех, кого ты ненавидишь, и вернуться целым и невредимым вместе с освобожденными пленниками?

Шут улыбнулся, и по спине у меня побежали мурашки, когда он тихо сказал:

– Да. Да, я верю, что мы можем это сделать. Более того, я считаю, это наш долг. Потому что знаю: там, где армия будет разбита, смогут одержать победу убийца-одиночка и тот, кто знает, как у врага все устроено.

– Так дай мне быть убийцей, Шут! Я ведь сказал, мы с тобой обрушим на них нашу месть. И так и будет. Ненависть горит в моем сердце не менее жарко, чем в твоем. Но если твоя ненависть – лесной пожар, то моя – пламя в кузнечном горне. Если ты хочешь, чтобы я разобрался с ними как убийца, позволь мне сделать это так, как меня учили. Грамотно. Верно. С ледяным сердцем.

– Но…

– Нет, послушай. Я сказал, что их кровь прольется. Так и будет. Но не ценой жизни и благополучия Би. Я найду ее, верну домой и пробуду с ней столько, сколько потребуется, чтобы она пришла в себя и смогла пережить мою отлучку. Би – прежде всего. Так что смирись с тем, что месть откладывается, и используй это время с толком. Тебе нужно восстановить силы и здоровье, а я тем временем уже начал восстанавливать старые умения.

Потрескивал огонь в очаге. Эш стоял неподвижно, словно часовой, прерывисто дыша. Его взгляд метался от меня к Шуту и обратно.

– Нет, – сказал Шут наконец. Он был непоколебим.

– Ты что, не слышал ничего из того, что я сказал? – возмутился я.

Теперь уже он повысил голос:

– Я все слышал. И кое-что из того, что ты сказал, имеет смысл. Мы подождем какое-то время, однако я не думаю, что с этого будет прок. Хотя как замечательно было бы для нас с тобой, если бы ожидание не оказалось напрасным! Я держал ее всего несколько мгновений, но в эти мгновения между нами зародилась связь. Не знаю, как описать это тебе. Ко мне вернулось зрение. И пусть мои глаза остались слепы, я снова мог видеть будущее. Все возможные пути, все важнейшие перекрестки дорог. И впервые в жизни я обнимал кого-то, кто видел это вместе со мной. Кого-то, кому я мог бы передать все, чему успел научиться сам. Кого-то, кто стал бы моим наследником, подлинным Белым Пророком, не испорченным Слугами.

Я не проронил ни слова. Чувство вины душило меня. Это я разрушил их объятие, вырвал Би из его рук и несколько раз вонзил нож ему в живот.

– Но если сегодня придет весть о том, где теперь Би, а завтра ты вернешь ее домой, то послезавтра мы должны отправиться в путь.

– Я не брошу ее снова!

– Конечно нет. И я тоже не брошу. Би будет там, где безопаснее всего. Она отправится с нами.

Я уставился на него с открытым ртом:

– Ты сошел с ума?

– Конечно! Можно подумать, ты сам не знаешь. Кто ж не сойдет с ума под пытками? – Он невесело рассмеялся. – Послушай меня. Если Би – твоя истинная дочь, если в ее душе горит тот же огонь, что и у тебя, она сама захочет пойти с нами и уничтожить это гнездо зла.

– Если?! – возмутился я.

Жуткая улыбка озарила его лицо.

– А если она мое дитя, в чем я не сомневаюсь, то, когда ты найдешь ее, выяснится, что она уже знает свою судьбу: она должна отправиться с нами и помочь нам. Ей откроется это будущее в видениях.

– Нет. Меня не волнуют ее видения и твои советы. Я не повезу своего ребенка на войну!

Он улыбнулся еще более зловеще:

– Тебе и не придется. Это она поведет тебя.

– Ты спятил. А я устал до изнеможения.

Я отошел от него в другой конец комнаты. Впервые после возвращения Шута мы поспорили так, что почти поругались. Уж он-то лучше всех на свете должен был понимать мои муки. В эти дни я совсем не хотел с ним ссориться. В моей душе осталось уже так мало веры и понимания происходящего, что, когда Шут заставил меня усомниться в себе, я воспринял это как нападение.

Я расслышал, как Эш шепчет ему:

– Знаете, а он ведь прав. Вам надо сперва поправить здоровье. Я помогу вам в этом.

Я не разобрал, что ответил Шут, но Эш добавил:

– И об этом я тоже позабочусь. Когда придет время, все будет готово.

Убедившись, что опять владею своим голосом, я заговорил снова. Ни злости, ни обиды не прозвучало в моих словах, когда я попросил:

– Расскажи мне о последователях той женщины. Не о наемниках, а о бледных. Я не понимаю… Они белые или белые отчасти? Если Слуги так дурно обращаются с ними, почему эти люди делают все, что скажет эта Двалия? Почему мы должны перебить их? Ведь они будут только рады освободиться из-под ее власти, верно?

Шут медленно покачал головой и заговорил спокойно и рассудительно. Может быть, он и сам отчаянно хотел примириться со мной.

– Дети верят в то, что им говорят. Они считают, что следуют «пути», Фитц. Они умеют лишь подчиняться Двалии. Если они не работают на нее, то считаются бесполезными. А от бесполезных избавляются. Умерщвляют в детстве. Если повезет – быстро и безболезненно. Кое-кого из их сотоварищей напоили на ночь ядом. Непослушных или бесталанных обращают в рабов. Тех, в ком есть хоть невеликий талант, оставляют жить, покуда они послушны. Многие со временем начинают верить в то, что им внушают. Они не пожалеют никого, исполняя ее приказы. Не пожалеют и собственной жизни и жизни любого, кто станет им противостоять. Они фанатики, Фитц. Прояви к ним хоть каплю милосердия, и они убьют тебя.

Некоторое время я молча размышлял. Эш притаился, ловя каждое наше слово.

Наконец я прокашлялся и заговорил:

– Выходит, нет никакой надежды заставить их восстать против Двалии. Нет никакой надежды обратить их в союзников.

– Если ты сумеешь разыскать тех, кто похитил Би… Я имею в виду не наемников, а тех, кто все задумал, – небелов, Двалию… Тебе может показаться, что они добрые. Молодые. Запутавшиеся. Что они просто подчинялись приказам. Не верь им. Не доверяй им. Не проявляй ни милосердия, ни сострадания. Каждый из них мечтает о могуществе. Каждый из них видел, что Слуги творили с его товарищами. И каждый сделал свой выбор, решив служить им и подчиняться. Любой из них куда более вероломен, чем ты можешь себе представить.

Я не знал, что сказать. И эти люди держат в плену мою Би? Я мог бы бросить против них свою стражу или попросить у Дьютифула войско. Но мой гнев остыл, едва я представил себе, как Би, такая маленькая и слабая, пытается выжить среди битвы. Грохочут копыта, лязгают мечи… А если Двалия и ее небелы решат убить мою дочь, лишь бы не отдавать ее нам? У меня не хватало духа спросить, возможно ли такое.

– Они никогда не пойдут против Двалии, – с неохотой признал Шут. – Даже если вам удастся настигнуть их до того, как они покинут Шесть Герцогств, а мне в это не очень-то верится, небелы будут защищаться до последней капли крови. Им такого нарассказывали о внешнем мире, что они предпочтут умереть, чем попасть в плен.

Некоторое время он задумчиво молчал. Эш убрал ножницы и стал подметать состриженные волосы.

– Ладно. Хватит изводить друг друга. Мы оба считаем, что ехать в Клеррес необходимо. Не будем пока обсуждать, когда и каким путем мы туда отправимся. Давай подумаем о том, что мы можем спланировать. Добравшись до Клерреса, нам придется одолеть две линии укреплений вокруг школы. И даже когда мы очутимся внутри, выжечь это паучье гнездо будет не так-то просто. Думаю, лучше положиться на скрытность и хитрость, чем на силу.

– Хитрость – это то, что я умею, – негромко сказал Эш. – Я мог бы пригодиться вам.

Шут с интересом покосился на него, но я отрезал:

– Нет. Может быть, за свою короткую жизнь ты успел набраться печального опыта, но я не беру в такие опасные переделки детей. Речь идет не о том, чтобы заколоть кого-то в темноте или подсыпать яду в суп. Шут говорит, их там десятки. Возможно, сотни. Это задача не для ребенка.

Я тяжело опустился в кресло у стола рядом с другом:

– Шут, это не такое простое дело. Пусть ты и убедил меня, что все Слуги до единого должны умереть, я все равно сомневаюсь, что смогу это сделать. Я не занимался тихой работой так же долго, как и не дрался на топорах, и мои навыки подзабылись. Ты и сам это знаешь. Да, те, кто похитил Би и Шун, уже покойники. С той самой минуты, как ворвались в мой дом. Я убью их всех, но так, чтобы не подвергать опасности мою дочь и Шун. И тех, кто причинил боль тебе, тоже. Да. Но остальные? Ты просишь меня вырезать целое поселение. Кажется, ты значительно переоцениваешь мои возможности.

На его лице промелькнуло множество чувств, и не все из них я успел уловить. Страх. Отчаяние. Сомнение в том, что я могу не доверять его суждениям. В конце концов Шут лишь печально покачал головой:

– Фитц, неужели ты думаешь, что я стал бы просить тебя о таком, если бы у нас был выбор? Ты, наверное, решил, что я хочу убить их, просто чтобы обезопасить себя. Или отомстить. Но это не так. На каждого из тех, кого мы должны убить, приходятся десять, двадцать тех, кого держат в рабстве и неведении. Тех, кого мы можем освободить, чтобы они зажили по собственному разумению, как получится. Дети, которых заставляют спариваться, как скот, родных и двоюродных братьев с сестрами. Тех, кто рождается увечным или без признаков Белой крови, уничтожают так же бездумно, как ты выпалываешь сорняки на огороде. – Его голос дрогнул, и руки, лежавшие на столе, затряслись.

Эш потянулся к Шуту, чтобы утешить его прикосновением, но я покачал головой – вряд ли Шут хотел, чтобы к нему прикасались в эту минуту.

Он умолк и крепко сцепил пальцы, пытаясь успокоиться. Пеструха бросила прихорашиваться и подскочила по столу ближе к нему.

– Шут? Шут?

– Я здесь, Пеструха, – сказал он ей, будто ребенку, и протянул руку.

Птица уселась ему на запястье, и Шут даже не дернулся. Тогда она вскарабкалась по его руке выше, помогая себе клювом, уселась на плече и стала клювом приглаживать его волосы. Я заметил, что Шут немного расслабился и перестал стискивать зубы. И все же голос его был слишком невыразительным, когда он заговорил.

– Фитц… Ты понимаешь, что именно для этого они похитили Би? Наше дитя? Она станет ценным пополнением их племенных стад, ведь им так не хватает чистой Белой крови. Если они еще и не поняли, что Би – моя дочь, то скоро поймут.

Глаза Эша широко распахнулись. Он хотел что-то сказать, но я резким жестом велел ему помолчать. Я прижал ладонь к груди, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Глубоко вздохнул. И задал вопрос:

– Так сколько времени нам понадобится, чтобы попасть в Клеррес?

– По правде сказать, я точно не знаю. Когда я впервые отправился в Олений замок, я шел кружным путем. Я был молод. Несколько раз сбивался с дороги или вынужден был сесть на корабль, который шел не туда, куда мне было нужно, в надежде там найти судно, которое уже отвезет меня в Бакк. Иногда я на несколько месяцев застревал на одном месте, прежде чем мне удавалось раздобыть денег на дорогу. Дважды меня задерживали против моей воли. В те времена у меня мало что было при себе, а Шесть Герцогств казались почти сказочной страной. А когда мы возвращались в Клеррес с Прилкопом, то часть пути преодолели при помощи столпов. И все равно путешествие получилось долгое.

Шут замолчал. Может, надеялся, что я предложу снова воспользоваться этим путем? Но ему пришлось бы ждать очень долго, даже после того, как я снова смогу управлять своей Силой. Произошедшее с Чейдом несчастье напрочь отбило у меня желание погружаться в камни.

– Но каким бы путем мы ни отправились, выступать надо как можно скорее. Драконова кровь, которой напоил меня Эш, действует просто удивительно. Если я и дальше буду поправляться так же быстро, если ты поможешь мне вернуть зрение… О, даже если ни того ни другого не произойдет. Мы подождем известия, на которое ты надеешься. Но сколько мы собираемся ждать? Десять дней?

Ну что ты будешь с ним делать… Я решил не давать пустых обещаний.

– Давай подождем, пока вернутся Баламуты с Олухом и Фитцем Виджилантом. Они будут через несколько дней. И возможно, к тому времени твои зрение и здоровье восстановятся, насколько это возможно. А если нет, то попросим Олуха и остальной круг Неттл исцелить твои глаза.

– А ты?

– Я не стану этого делать, пока Неттл не скажет, что я снова могу управлять своей Силой. Я буду рядом, но не смогу помочь. – И я повторил вслух то, что недавно сказал самому себе: – Пора мне уже начать доверять Неттл как мастеру Силы. И уважать ее знания. Она предупреждала, чтобы я не пользовался Силой. И я не стану этого делать. Но другие смогут помочь тебе.

– Но я… Нет. Раз так, значит нет. – Он вдруг зажал себе рот рукой. И пальцы, и голос его дрожали. – Я не могу. Не могу позволить им… Тогда подождем, пока ты придешь в себя, Фитц. Ты знаешь меня… Но другие… Пусть они одолжат тебе силы, но только ты можешь прикасаться ко мне. А до тех пор… Нет. Придется мне подождать.

Он вдруг поджал губы и скрестил руки на груди. Я видел, как покидает его надежда, как опускаются в тоске его плечи. Он закрыл глаза, и я отвел взгляд, давая ему время прийти в себя. Как быстро испарилась его навеянная драконьей кровью отвага. Уж лучше бы он и дальше пререкался со мной… Больно было видеть, как он снова трясется от страха. И эта боль, словно кузнечные мехи, раздувала мой гнев. Я убью их. Всех убью.

Пеструха что-то бормотала ему. Я встал и отошел от стола. И заговорил оттуда, чтобы он понял – я больше не сижу рядом, глядя на него.

– Эш, ты так ловко обращаешься с ножницами. Не поможешь мне избавиться от этого шва?

– Да уж, выглядит, как на криво сшитом платье, – откликнулся Эш. – Идите сюда. Сядьте у огня, тут посветлее.

Эш работал, и мы тихо переговаривались – чаще всего он предупреждал, что сейчас вытянет нить из кожи, или просил промокнуть выступившую кровь. Мы оба сделали вид, будто ничего не заметили, когда Шут осторожно ссадил ворону на стол и ушел в постель. К тому времени, когда мы закончили, он либо и правда спал, либо умело притворялся.

Дни все тянулись. Всякий раз, поймав себя на том, что меряю комнату шагами, я спускался на плац и тренировался. Однажды мне довелось сойтись с внуком Блейда – юноша с трудом скрыл свой восторг, отделав меня по первое число. В следующий раз я принял его предложение помериться силами в бою на палках, и он едва не сбил меня с ног. После этого Фоксглоу отвела меня в сторонку и насмешливо поинтересовалась, неужели мне нравится, когда меня бьют. Конечно нет, сказал я. Просто пытаюсь восстановить кое-какие навыки. Но, хромая в парильни, я признался себе, что солгал ей. Чувство вины заставляло меня искать боли, а кроме того, только боль могла вытеснить из головы тревогу за Би. Я понимал, что напрасно следую этому искушению, но оправдывал себя тем, что, освежив навыки, буду не столь беспомощен, когда наконец сойдусь с ее похитителями в бою.

Именно во время занятий на тренировочном плацу меня и застал крик: «Баламуты возвращаются!» Коснувшись кончиком деревянного меча земли, чтобы показать, что сдаюсь, я поспешил им навстречу. Они ехали неровным строем, словно потерпели поражение и злились. Они вели в поводу лошадей убитых товарищей, но не везли с собой их тела. Скорее всего, их похоронили на месте гибели. Интересно, что они подумали, увидев, что у одного из тел перерезаны сухожилия и глотка? Возможно, в том кровавом месиве никто ничего не заметил…

Не глядя на меня, они повели лошадей в конюшни. Фитц Виджилант уже спешился и стоял, ожидая, пока кто-нибудь примет у него поводья. Олух, постаревший, замерзший и усталый, мешком сидел на приземистой кобылке.

Я подошел и встал возле его стремени:

– Здравствуй, старый друг. Обопрись на мое плечо и слезай.

Он поднял на меня глаза. Давно я не видел его таким несчастным.

– Они плохие. Они насмехались надо мной всю дорогу. Стучали меня по спине, когда я пил чай, чтобы я все пролил на себя. А в гостинице подослали двух девиц, чтобы дразнили меня. Они подбивали меня потрогать их за грудь, а когда я трогал, били по рукам… – Его маленькие глазки наполнились слезами.

Он так хотел поделиться со мной своими горестями… Я подавил гнев и ласково сказал ему:

– Теперь ты снова дома, и никто больше не сделает тебе ничего плохого. Ты снова среди друзей. Слезай.

Мне не раз доводилось заботиться об Олухе, так что я отлично понимал, что произошло. У бедняги просто талант навлекать на себя неприятности: невзирая на годы, он так и не научился отличать гнусный розыгрыш от доброй шутки. Он верит насмешникам, пока не становится слишком поздно. Как кот тянется к тем, кого его присутствие больше всех раздражает. К тем, кто скорее прочих станет издеваться над ним.

Но когда-то он мог избегать хотя бы тумаков.

Я мягко спросил:

– А почему же ты не внушил им Силой: «Меня тут нет, меня тут нет…»

Он насупился:

– Они провели меня. «Ах, ты мне нравишься, будем друзьями!» Но они плохие. И те девушки, они говорили, им понравится, если я стану их трогать. Говорили, будет весело. А потом били меня.

Я содрогнулся при виде боли, застывшей в его глазах. Изо рта Олуха текла слюна. Он закашлялся, и кашель его был влажным. Плохо дело.

– Каждый из них заслуживает хорошей взбучки, так я думаю.

Я обернулся и увидел Персивиранса. Он вел в поводу трех лошадей – чалую, Капризулю и пестрого мерина из моих конюшен. Крапчатый, вот как его звали.

– Что ты здесь делаешь? – сурово спросил я, но тут пригляделся к мальчику внимательнее.

Под правым глазом темнел синяк, и на щеке тоже. Кто-то ударил его с левой. Я слишком хорошо знал, как получаются такие синяки.

– И кто тебя избил? – спросил я, не дав ему ответить на первый вопрос.

– Они и Пера тоже били, – сообщил Олух.

Лант посмотрел на меня пристыженно:

– Он пытался вмешаться в ту ночь в гостинице. Я ему говорил, что будет только хуже, – и вот пожалуйста.

Итак, я столкнулся с неразумием, неопытностью и глупостью. Впрочем, взглянув на несчастную физиономию Олуха, я мысленно заменил «глупость» на «наивность». Олух всегда будет большим ребенком. Я молча помог ему спешиться. Он снова закашлялся и долго не мог перестать.

– Лант отведет тебя в кухню и позаботится, чтобы тебе дали теплого и сладкого питья. А мы с Пером пока отведем лошадей в стойла. Лант, советую тебе как можно скорее явиться с докладом к королю Дьютифулу. Олух доложится вместе с тобой.

Лант встревожился:

– А разве не лорду Чейду мы должны докладывать?

– Он сейчас очень нездоров.

Олух все кашлял, но наконец смог перестать, хотя и дышал по-прежнему с присвистом.

– Проследи, чтобы Олуха хорошо накормили, и отведи его в парильню. Потом я выслушаю твой доклад вместе с королем.

– Баджерлок, я думаю, лучше…

– Принц Фитц Чивэл Видящий, – поправил я. Потом оглядел его с головы до ног. – И больше не повторяй этой ошибки.

– Принц Фитц Чивэл Видящий, – послушно сказал он. Открыл рот, чтобы что-то добавить, но промолчал.

Я отвернулся, держа поводья его лошади и лошадки Олуха.

– Нет, это как раз не было ошибкой, – сказал я, не оборачиваясь. – Я имел в виду твои попытки размышлять. Но не вздумай снова назвать меня этим именем. По крайней мере, здесь. Мы пока не готовы объявить во всеуслышание, что Фитц Чивэл Видящий и Том Баджерлок – один и тот же человек.

Пер тихонько крякнул. Я не взглянул на него.

– Веди лошадей, Персивиранс. У тебя будет достаточно времени, чтобы объяснить мне все, пока мы будем ухаживать за ними.

Баламуты направились к конюшням, которые я продолжал мысленно звать «новыми», поскольку они были построены уже после войн красных кораблей. Я не хотел сейчас видеть этих людей. Лучше полностью успокоиться перед разговором с ними, а не просто изображать хладнокровие. И я повел Пера вместе с лошадьми в старые конюшни, стоявшие позади, те, где когда-то распоряжался Баррич и где я вырос. Теперь ими пользовались не так часто, как в прежние времена, но я с радостью увидел, что там чисто и достаточно пустых стойл, чтобы разместить наших лошадей. Мальчишки-грумы вылупились на меня и так засуетились вокруг, что Перу почти ничего не пришлось делать. Другие младшие конюхи, похоже, сочли его за своего и, вероятно, решили, что синяки на его лице – моих рук дело, потому что стали обращаться со мной чрезмерно почтительно.

– Эта чалая разве не лошадь лорда Деррика? – отважился спросить кто-то из них.

– Уже нет, – бросил я и едва не уронил челюсть, уловив дружелюбное одобрение кобылы:

– Вы ей нравитесь, – заметил Пер, который чистил Капризулю в соседнем стойле.

Он позволил другим мальчикам позаботиться о Крапчатом, но за Капризулей ухаживал сам.

Я не стал спрашивать, откуда он знает.

– Что ты здесь делаешь?

– Она испачкалась, господин. Мы переходили речушку по льду, Капризуля провалилась и испачкала бабки, вот я ее и чищу.

Отличный ответ, придраться не к чему. Ну и парень! Я тихо восхищался им.

– Персивиранс. Зачем ты приехал в Олений замок?

Он выпрямился и посмотрел на меня поверх перегородки между стойлами. Если его удивление и было наигранным, заподозрить обман было трудно.

– Господин, я ведь присягнул вам на верность. Где ж мне еще быть? Я знал, что вы хотите получить свою лошадь, и не мог доверить ее этим… стражникам. И я знал, что вам понадобится Капризуля. Когда мы найдем этих ублюдков и отберем у них Би, она захочет ехать домой на своей лошади. Прошу прощения, господин. Я хотел сказать, леди Би. – И он сильно прикусил нижнюю губу.

Я собирался выбранить его и отправить домой. Но когда мальчишка говорит, как мужчина, нельзя отвечать ему, как ребенку. В эту минуту к нам подошла девочка-грум с ведром воды.

Я повернулся к ней:

– Как тебя зовут?

– Пейшенс, господин.

Я на миг остолбенел, но быстро опомнился:

– Пейшенс, когда Пер закончит, покажи ему, где можно поесть, и отведи в парильни. И помоги ему найти кровать в…

– Я бы лучше остался при лошадях, господин. Если никто не будет против.

Это я тоже хорошо понимал.

– Ладно, тогда помоги ему соорудить постель прямо тут. Ты можешь устроиться в пустом стойле, если хочешь.

– Спасибо, господин.

– А давайте, я сделаю ему припарку на щеку? Я знаю такое снадобье, что к утру от синяка и следа не останется. – Пейшенс явно очень обрадовалась, что я поручил ей заботиться о Пере.

– Правда? Что ж, сделай. А я утром с удовольствием посмотрю, как она поможет.

Я уже собрался уходить, но потом вспомнил, что такое мальчишеское самолюбие, и снова обернулся:

– Персивиранс. Я запрещаю тебе подходить близко к Баламутам. Это понятно?

Он потупился и неохотно согласился:

– Господин.

– С ними разберутся. Без твоей помощи.

– Они плохие, – тихо сказала Пейшенс.

– Держитесь от них подальше, – сказал я и вышел из конюшен.