Глава 17. Кровь

Из неоконченной рукописи Чейда Фаллстара

Когда, промахнувшись в темноте мимо ступеньки, летишь вниз, сердце замирает от предчувствия удара, который неотвратимо последует мгновение спустя. Меня охватил точно такой же ужас падения, только вместо предстоящего удара я боялся, что буду падать вечно. Падать и падать. Светящиеся точки были крохотными, как пылинки. Лишенный тела, я тщетно пытался плыть к ним. Никогда прежде, очутившись в камне Силы, я не ощущал свое «я» и свою смертность так пронзительно.

И едва я осознал себя, как вдруг понял, что я здесь не один. Он был рядом со мной, рушился в пропасть, будто комета, и его сущность сгорала в хвосте этой кометы. Так быть не должно. Совсем не должно.

Не знаю, сколько времени прошло между мгновением, когда я понял, что так не должно быть, и ощутил желание что-то сделать. Наконец мне ценой немалых усилий удалось понять, что нужно делать. Положить ему границы. Определить, что он есть. Как? Назвать. Самое древнее волшебство, известное человеку, – именование. Чейд. Чейд. Но у меня нет языка, нет голоса. Что делать? И тогда я обернул себя вокруг него, заключил его в скорлупу, слепленную из всего, что я знал о нем. Чейд. Чейд Фаллстар Падающая Звезда.

Я держал его. Не тело, но его «я». Мы падали вместе. Я следил, чтобы наши «я» не смешивались, и надеялся, вопреки всему, что это падение где-нибудь когда-нибудь прекратится. Несмотря на все мои усилия, Чейд истончался, просачиваясь сквозь меня, его уносило прочь потоком Силы, как крепкий ветер уносит муку из корзины. Что еще хуже, по моим ощущениям, он даже не сопротивлялся этому. Я пытался собрать его сущность обратно, сколько мог ухватить, но чувствовал, как место, где мы очутились, не будучи ни местом, ни временем, постепенно перемалывает и меня самого. Само безвременье его ужасало. Наш полет сквозь бесконечность, полную звезд, казалось, замедлился.

– Пожалуйста, – прошептал я.

Что, если мы так никогда и нигде не вернемся в мир? И никто не узнает, что случилось с нами. И Би погибнет или останется жить в уверенности, что отец даже не попытался спасти ее. Но эти мучительные мысли были мимолетными.

Растворись, – прошептал кто-то, кто был Чейдом и в то же время чем-то меньшим и большим, чем он. – Не сопротивляйся. Все не важно.

И он поддался мерцающей притягательности межзвездной черноты, черноты, которая не была ни местом, ни расстоянием. Чейд разлетался в прах – так отцветший одуванчик уносится множеством пушинок под дуновением ветра. А я – я был не надежной сумой, а сетью вокруг него. Изо всей силы воли, что у меня еще оставалась, я держал нас обоих, сопротивляясь соблазну мерцающей тьмы, сопротивляясь желанию рассыпаться на мириады пылинок.

Чейд. Чейд Фаллстар.

Нет, одного имени было недостаточно, чтобы удержать его. Слишком долго он скрывал его.

Чейд Фаллстар. Брат Шрюда Видящего. Отец Ланта Фаллстара. Отец Шайн Фаллстар. Чейд! Наставник и создатель Фитца Чивэла Видящего. Я связывал его этими поименованиями, словно набрасывал канаты на причальные свайки, пытаясь удержать у берега корабль, который вот-вот унесет штормом. Но чтобы полностью связать его, мне пришлось бы открыть собственную сущность и отдаться на волю потока.

Я не хотел, чтобы меня держали, но вдруг оказалось, что Дьютифул крепко схватил меня и тянет прочь из камня. Камень отпускал с неохотой, словно густая грязь. Чейд, хотел он того или нет, вывалился вместе со мной, и вдруг мы оба оказались на заснеженном холме над Баккипом. Занимался рассвет, мы дрожали от холода.

Рассвет.

Дьютифул схватил меня за запястье, а Кетриккен укутала с головы до ног в пурпурный шерстяной плащ, подбитый мехом белой лисы. Рядом стояли шесть ее стражников в пурпурно-белой форме. Чуть дальше был фургон, уютно обустроенный внутри. На полу и скамейках в нем лежали подушки и одеяла. Стеди ссутулился на козлах, спрятав лицо в ладонях. В фургоне сидела Неттл, завернувшись в одеяла, словно старуха. Возле нее – Риддл с красным от холода лицом. Он делился с ней своей Силой, не думая о последствиях. Казалось, от изнеможения они постарели на годы.

Годы?

Я резко повернулся к Дьютифулу. Борода его была белой, плечи поникли.

Как долго? – спросил я и лишь потом вспомнил, что нужно говорить ртом.

– Как долго? – прокаркал я, еле ворочая сухим языком.

Все наделенные Силой вокруг нас вздрогнули и посмотрели на меня.

– Полегче, Фитц, – сказал Дьютифул. – Спокойнее. Всего-то полдня и всю ночь.

Он потер щеку. Иней. Его черная борода поседела всего лишь от инея. Нас не было только один день. Не годы. И все-таки очень долго.

Он положил руку мне на плечо, заставив вернуться мыслями в настоящее.

– Фитц… Что случилось?

И добавил:

– И все это время вы были здесь? – оторопел я.

– Ну а где же еще? – сердито сказала Неттл. – Ты сообщил, что на вас напали, – и вдруг тишина. Вы оба закрылись от нас. Потом ты вдруг снова объявился в Силе, передал, что вы идете сквозь камень. Но вы не появились! Что произошло?

Мне так много надо было им объяснить. Я открыл было рот, но не смог подобрать слов, чтобы передать всю полноту случившегося. Я сказал, что на нас напали. Разве это слово способно вместить предательство, мечи, раны, боль, тщетные попытки вдохнуть, множество движений, которые мы совершили? Мой разум завяз, будто телега в грязи, мысли бестолково крутились в голове. Дьютифул подхватил Чейда под мышки, и два стражника пришли ему на помощь. Они оттащили старика к фургону. Кетриккен взяла меня за руку. Я чувствовал ее так отчетливо. Храбрая женщина. Такая настоящая, такая умная. Ночной Волк очень любил ее…

– О Фитц… – тихо охнула она, и ее раскрасневшиеся на морозе щеки вспыхнули еще ярче.

Я беззастенчиво оперся на нее. Она поможет мне. Она всегда мне помогала и никогда не подводила. Как и они все. Я просто распахнул свой разум перед Неттл и Дьютифулом, позволив своей истории течь к ним свободным потоком. Я слишком устал и запутался, чтобы сдерживаться. Я выплеснул на них все, что произошло с той минуты, как я покинул Олений замок. Делиться воспоминаниями посредством Силы оказалось куда легче, чем говорить. А в конце я прибавил самую страшную правду, какую только мог сказать:

Неттл почему-то шарахнулась от меня и зажала уши ладонями. После этого дотянуться до нее стало сложнее. А я тянулся и тянулся, искал ее ощупью, но она отгородилась от меня стеной. Напрасно – я просочился сквозь стену. Медленно, как во сне, я повернулся к Дьютифулу. И тут стена. Почему?

– У тебя все еще кровь идет. – Кетриккен достала шелковый носовой платок, встряхнув, развернула его и приложила к моей брови.

– Меня ранили всего несколько минут назад, – сказал я, зная, что, когда я делился своей историей, она не могла меня слышать.

– Прошло больше суток, – напомнила она.

Я удивленно уставился на нее. Что это было – Дар или Сила? А какая разница? Разве мы все в определенном смысле не животные в этом нелепом мире?

– Не уверен, что время для нас текло одинаково, – заметил я вслух и обрадовался, когда сильная рука Риддла схватила меня за запястье, и он потащил меня в фургон.

Риддл наклонился ко мне и сказал:

– Оставь Кетриккен в покое. Подними стены, Фитц. Я не наделен Силой, но и то чувствую твой напор.

Тут он оставил меня, чтобы помочь Дьютифулу устроить Чейда в фургоне. Старик лежал на боку, зажимая рану, и стонал. Возница что-то сказал, повозка дернулась, двинулась, а дальше я ничего не помню.

Я снова начал осознавать себя где-то на лестнице в Оленьем замке. Слуга помогал мне идти наверх. Он был незнаком мне. Я встревожился было, но Дьютифул Силой заверил меня, что все хорошо. Надо просто идти наверх.

Я ощутил усталость Дьютифула. Кажется, он уже не раз просил меня поднять стены. Его не было рядом. Почему?

В моей комнате другой незнакомый слуга оскорбил меня, предложив помочь снять окровавленную одежду и надеть чистую ночную рубашку. Я хотел только, чтобы меня оставили в покое, но тут пришел лекарь и настоял, чтобы промыть и царапину на плече, и рану на лбу. После чего он зашил мне бровь с бесконечными: «Простите великодушно, принц Фитц Чивэл», «Не соизволит ли мой принц повернуться лицом к свету…» и «Мне чрезвычайно неудобно заставлять вас терпеть такую боль…». Под конец я уже едва мог выносить его подхалимство. Когда со швом было покончено, он предложил мне выпить чаю. С первого же глотка я понял, что в чай положили слишком много валерианы, но лекарь настаивал, а у меня не хватало сил сопротивляться, так что я выпил настой. И потом, наверное, опять заснул.

Я проснулся, когда огонь почти догорел и в комнате было темно. Я зевнул, потянулся до боли в мышцах и тупо уставился на короткие язычки пламени, лениво лизавшие последнее бревно в камине. Медленно-медленно я вспомнил, где я и когда. И тогда сердце у меня в груди бешено забилось. Чейд ранен. Би похитили. Шут, возможно, умирает. Страхи наперебой старались завладеть мной.

Я слепо потянулся Силой и коснулся одновременно Неттл и Дьютифула:

Тише, тише, Фитц. Не выплескивайся так. Это нехорошо, – мрачно откликнулся Дьютифул. – Корсет отчасти защитил его, однако меч все равно проткнул ему бок. Чейд потерял очень много крови и вдобавок плохо соображает после того, что произошло с ним во время путешествия через столпы Силы. Единственное, что нам удалось уловить от него, это злость на тебя за то, что ты выдал его секрет – о дочери, которую тоже похитили. Я все никак не могу привыкнуть к этой мысли.

Я устало вернулся мыслями в недавнее прошлое. Неужели я и правда выдал тайну Чейда? Да, наверное, она выплеснулась из меня, когда я обрушил на Неттл и Дьютифула свою историю в Силе. Я ощутил укол вины за такую беспечность, однако быстро выбросил это из головы. Я ведь должен был подробно объяснить им, что произошло. А на вдумчивые беседы у меня и теперь не было сил.

Я и забыл, что коснулся и ее разума тоже.

Неужели я до сих пор настолько не в себе? – Это был мысленный вопрос, но он эхом разнесся в потоке Силы.

Я тоже иду, – сказал Дьютифул. – И да, ты и правда не в себе, поэтому, пожалуйста, вернись в себя и подними стены. Сиди тихо. Ты переполошил даже отдаленные круги магов. Похоже, во время перехода ты обрел огромную мощь и разучился контролировать мысли. Ты вторгаешься в разумы наших учеников, будто палками бьешь. И ты и правда не в себе, как будто все еще не можешь выбраться из потока Силы.

Забаррикадировать мысли в собственной голове оказалось невероятно трудно. Я словно строил каменную стену без раствора. Подгонял огромные валуны друг к другу. Сдерживал рвущиеся наружу мысли, обрубал цепочки, сплетенные из страха, тревоги, отчаяния и вины. Останавливал, не пускал наружу, сторожил.

И когда я вроде бы снова оказался в безопасности внутри своих стен, я наконец ощутил недовольство своего тела.

Несколько стежков на брови были наложены слишком туго. Стоило мне хоть чуточку изменить выражение лица, бровь откликалась болью. Ныла каждая мышца. И я вдруг ощутил зверский голод.

В дверь постучали, но не успел я встать с кровати, как вошла Неттл.

– Ты по-прежнему лавиной выплескиваешься наружу, – сообщила она. – Половине жителей замка сегодня будут сниться кошмары. И есть они будут, как оголодавшие волки. Ох, папа… – Глаза ее внезапно наполнились слезами. – Там, возле камней… У меня не было сил говорить с тобой после всего этого… Несчастные люди в Ивовом Лесу… И тот бой! И как ты мучаешься из-за Би, как больно тебе из-за того, что я просила привезти ее, каким виноватым ты себя чувствуешь и как сильно ты ее любишь… И как казнишь себя. Подожди. Позволь мне помочь!

Она присела на край кровати и взяла меня за руку. И с терпеливой нежностью, словно учила ребенка держать ложку или помогала идти дряхлому старику, влила в меня свою Силу, смешала ее с моей и восстановила стены. Вернуться в собственные пределы было приятно, как будто кто-то застегнул на мне теплую шубу. Но даже после того, как ропот чужих голосов в потоке Силы остался снаружи, а мои мысли оказались надежно ограждены, Неттл не отпустила мою руку. Я медленно повернул голову и посмотрел на нее.

Минуту она лишь молча смотрела на меня. Потом сказала:

– Я никогда по-настоящему не знала тебя, верно? Все эти годы. Ты столько скрывал от меня, чтобы я не стала хуже думать о Барриче или моей матери. Сколько всего ты держал при себе, потому что не считал вправе вмешиваться в мою жизнь… Да есть ли такой человек, который знает тебя по-настоящему? Который понимает, что ты думаешь и чувствуешь?

– Твоя мать понимала, наверное, – сказал я, а потом невольно задумался над ее вопросом.

«А еще Шут, – чуть не добавил я. – И Ночной Волк». Последнее было правдивейшей из правд, но я оставил ее при себе.

Неттл тихонько вздохнула.

– Волк, – проговорила она. – Волк, вот кто лучше всех знал твою душу.

А я-то был уверен, что не делился с ней этой мыслью. Может быть, после того как я так открылся ей, Неттл научилась чувствовать, когда я что-то скрываю? Я пытался подобрать слова для ответа, но тут в дверь снова постучали и вошел Риддл с подносом. За ним с не самым царственным видом проследовал король Дьютифул.

– Я принес еду, – объявил Риддл, как будто одного аромата было недостаточно, чтобы у меня потекли слюнки и голова закружилась.

– Пусть он сначала поест, – посоветовал Дьютифул, как будто я был невоспитанной собакой или маленьким ребенком. – Из-за него уже весь замок помирает от голода.

И снова я не смог найти слов. Слова были слишком медленными и неуклюжими, чтобы передавать быстрые и сложные мысли. И целой жизни не хватило бы, чтобы облечь в слова даже соображения о самых простых вещах, которыми я хотел поделиться. Но не успел я впасть в отчаяние из-за этого, как Риддл поставил передо мной поднос. Я понял, что это еда из солдатской столовой – простая сытная пища, которую можно найти там в любое время дня и ночи. Густой суп с овощами и кусочками мяса, вкусный черный хлеб с поджаристой корочкой. Два ломтя Риддл щедро намазал маслом и не менее щедро нарезал оранжевого сыра, чтобы положить сверху. Эль из кувшина, стоявшего на подносе, немного расплескался, но мне было все равно.

– Он же подавится, – сказал кто-то, но я не подавился.

– Фитц? – окликнул Дьютифул.

Я обернулся к нему. И только тут вспомнил, что я в комнате не один. Это было так странно… Я настолько с головой ушел в поглощение пищи, что для меня стало почти открытием существование других образов, звуков, запахов… Я внимательно изучил лицо короля, обнаруживая в нем свои черты, а потом и черты Кетриккен.

– Ну как, тебе стало легче? – спросил он.

Интересно, сколько времени прошло? Я заметил, что тяжело дышу. Есть так быстро оказалось нелегкой работой. Никто ничего не сказал с тех пор, как Дьютифул заговорил в прошлый раз. Может, так и надо измерять время? По тому, сколько людей говорили и как много сказали полезного? Или по тому, сколько человек успел съесть? Я попытался упростить свои мысли до уровня, на котором их можно было бы выразить словами.

– Кажется, мне лучше, – пробормотал я.

Нет. Это неправда. Я ничего такого не думал. Лучше, чем что? Мысли снова понеслись вскачь. Кто-то коснулся меня. Неттл. Она подвинулась мне за спину и положила руки на плечи. Она укрепляла мои стены. Делала меня единым, цельным человеком, а не совокупностью ощущений вроде вкуса хлеба и треска огня в камине. Отделяла меня от всего прочего.

– Сейчас я буду говорить, – начал Дьютифул. – И буду надеяться, что ты услышишь меня и поймешь лучше, чем Чейд. Фитц… Фитц, посмотри на меня. Вы пробыли внутри камней почти сутки. Ты сказал нам, что вы идете, и мы стали ждать, но вы не появлялись. Неттл потянулась Силой к тебе и благодаря поддержке Стеди и помощи Риддла смогла удерживать тебя, не давая рассыпаться, пока я не сумел вытащить вас. Эда и Эль, как же странно это было! Казалось, я схватил тебя за руку и вытащил прямо из земли!

Чейд истекал кровью, и ты тоже, хотя и не так сильно. Если ты беспокоишься из-за трупов, оставшихся на Висельном холме, то о них уже позаботились. Доверенный человек Чейда по-прежнему остается в Ивняках, и мы поручили ему сообщить оставшимся Баламутам, что на вас напали неизвестные, а их командиры и товарищи отдали жизни, чтобы вы смогли пройти сквозь камни. Им пока не нужно знать про измену, хотя, готов поспорить, кое-кто из них заподозрит, что без предательства не обошлось. Я потребовал, чтобы они все поклялись мне молчать о событиях в Ивовом Лесу, а Фитц Виджилант засвидетельствовал клятву за меня. Ни к чему сеять в народе страх, что на любое из наших селений могут напасть невидимые враги. И по размышлении я приказал леди Розмари выполнить тихую работу любым способом, который она сочтет нужным, чтобы воздать по заслугам отчиму Шун. Шун! Ну и имечко!

Я также разослал приказ всем патрулям на дорогах высматривать сани с девочкой и молодой женщиной и людей на белых лошадях, – продолжал он. – О том же оповещены и паромщики, и смотрители ледовых переправ. Похитители не могли раствориться в воздухе, и я сомневаюсь, чтобы они уже успели выбраться за пределы наших земель. Мы найдем и вернем и Би, и леди Шун.

Он говорил, и его слова у меня в голове складывались в картины. Я внимательно просмотрел их все. Среди них были и несбыточные. Как бы то ни было, эти картины доставили мне огромную радость.

– Спасибо, – сказал я.

Слово оказалось бессильным и не настоящим, будто легкий ветерок. Так никто не поймет, что я хотел передать. Я набрал побольше воздуха…

– Спасибо.

Риддл схватился за сердце и вытаращился на меня. Неттл опустила голову и сделала несколько глубоких вдохов. Дьютифул сполз по стене на пол.

– Так вот она какова, ваша Сила, да? – спросил Риддл у Неттл.

Она покачала головой:

– Нет. Я не знаю, как это назвать. То есть да, по природе это Сила, но Сила, которой мы пользуемся, обычно по сравнению с этим как легкое прикосновение по сравнению с ударом кувалдой. Дьютифул, что же нам делать? Он опаснее Олуха. Если он будет продолжать в том же духе, то может навредить тем ученикам, кто пока не научился закрываться как следует.

Даже сквозь свои стены я ощутил ее тревогу.

– Мои мысли постепенно проясняются, – заверил я всех. – Я снова становлюсь собой. Думаю, к утру мне станет лучше.

Я старательно использовал только слова, нарезая их тоненько, чтобы аж просвечивали. Все в комнате перевели дух.

Тогда я попробовал задать вопрос:

– Как Чейд?

Неттл покачала головой:

– Он только восторженно смотрит и слушает все подряд. Разглядывает узор на одеяле. Изучает форму ложки. Его рана плохо заживает. Мы хотели исцелить его Силой, когда он немного отдохнет, но Олух остался в Ивовом Лесу, а нам не нравится мысль посылать кого-то сквозь камни прямо сейчас. Мы рассчитывали, что ты оправишься достаточно, чтобы помочь, но…

– Завтра, – сказал я, надеясь, что это правда.

Я постепенно вспоминал, как это делается: надо взять крошечный кусочек смысла, обратить его в слова и выговорить ртом. Странно. Я и не знал, что всякий раз, говоря, я сопровождал слова посланием Силы, чтобы яснее донести свою мысль. Но раньше это прикосновение было легчайшим. А теперь я открыл свое сердце и дал им всем почувствовать всю мощь моей благодарности. Так нельзя было делать. Я не мог вспомнить, когда я этому научился. А может быть, я и не учился вовсе, а всегда умел? Все смотрели на меня. «Слова. Используй слова».

– Надеюсь, я приду в себя к завтрашнему дню, – проговорил я. – И возможно, сумею рассказать, что со мной произошло внутри камней. И помочь вылечить Чейда.

Тут я вспомнил кое-что очень важное, и тревога забурлила во мне. Как я мог забыть о нем?

– Шут! Он еще жив?

Неттл и Дьютифул переглянулись. Они скрывали страх.

– Что случилось? Он умер, да?

Мне страшно было даже подумать об этом. Ужас и горе вскипели во мне. Я как мог старался сдерживать их, не выпускать из себя.

Дьютифул побледнел:

– Нет, Фитц. Он не умер. Пожалуйста, не переживай так! Твое горе невыносимо. Нет, он не умер. Но он… стал другим.

– Он слаб? Умирает?

Я подумал о том, как втайне лечил его Силой. Что, если мои попытки исцеления пошли прахом?

Дьютифул заговорил поспешно, словно рассчитывал выстроить заслон из объяснений и защититься им от потока моих чувств:

– За ним ухаживал Эш. Лорд Чейд велел мальчику делать все, что понадобится лорду Голдену и пойдет ему на пользу. По крайней мере, так Эш понял приказ. Ты уже знаешь, что в стремлении последовать за тобой лорд Голден каким-то образом покинул свою комнату и сумел добраться аж до конюшен. Как ему это удалось, я не могу даже представить. Когда его нашли на следующее утро, он был еле жив от холода и ран.

– Я знаю это, – подтвердил я.

Дьютифул явно перевел дух, услышав мой бойкий ответ.

– Ты постепенно возвращаешься к нам, верно? Твоя речь делается все яснее. Все ближе к происходящему. Благодарение Эде, тебе становится лучше. Я уже боялся, что никто из вас никогда не вернется к нам в полной мере.

– Да. Лучше.

Это была неправда. Мне не становилось лучше. Мне становилось хуже. Я терял остроту ума и восприятия. Мир, что еще недавно танцевал и цвел вокруг во всей своей полноте и сложности, теперь подергивался дымкой, тускнел, упрощался. Стул снова стал просто стулом, все отзвуки дерева и леса, содержавшиеся в нем, затихли и сделались незначительными. На стуле сидела Неттл, и она снова была просто Неттл, а не слиянием могучих рек – меня и Молли, и не тихой заводью, где ворочался и рос ее ребенок. Мне не становилось лучше. Я упрощался, замедлялся, глупел. Снова делался человеком. А вот кем я был несколько предыдущих часов, я сказать не мог. Не знал подходящего слова.

Я поднял глаза на Дьютифула. Он выжидательно смотрел на меня.

– Шут, – напомнил я.

– Он был еле жив. Когда его нашли, то приняли за нищего или безумного бродягу. Его доставили в лазарет и положили в чистую постель, чтобы он мог спокойно умереть. Но потом одна юная ученица узнала в нем человека, которого ты принес в замок. Ей пришлось изрядно пошуметь, чтобы заставить наставницу прислушаться, но в конце концов они отправили ко мне гонца.

К тому времени Эш уже поднял тревогу из-за исчезновения лорда Голдена. Мы послали слуг обыскивать покои для гостей, но никто не ожидал, что он сумеет добраться до самых конюшен. Моя мать и ее целительница оказались в лазарете прежде, чем я. Она велела перенести его в свои личные покои. Там целительница попыталась помочь лорду Голдену, но едва она прикоснулась к нему, он очнулся с воплем и откуда-то нашел силы, чтобы, э-э-э, резко воспротивиться лечению. Моя мать прислушалась к его пожеланию и отпустила целительницу. Прежде чем снова потерять сознание, он попросил отнести его назад в старое логово Чейда. Мы так и сделали. А моя мать осталась бдеть у его смертного одра. Она покинула свой пост, только когда узнала, что на вас с Чейдом напали, а потом вы исчезли. Сейчас она снова там.

– Я хочу пойти к нему.

Я услышал достаточно и лишь надеялся, что смог произнести слова ровно, не выдав своего отчаяния. Мой друг умирает, а вместе с ним я потеряю и последнюю ниточку, ведущую к Би. Только Шут во всем мире мог сказать, зачем Слуги Белых Пророков явились в Ивовый Лес и похитили мою дочь и что они собираются с ней делать.

– Не теперь, – твердо сказала Неттл. – Прежде чем повидаться с ним, ты должен узнать, что произошло.

Я не думал, что могу испугаться сильнее, чем уже испугался, но напрасно.

– Но что же?

«Неужели предательство?» – пронеслось у меня в голове.

– Разумеется, я пришел повидать его, – продолжил Дьютифул свой рассказ. – Однако, если у него еще и оставались какие-то силы, он потратил их на борьбу с целительницей. Он был глух и нем. Я потянулся к нему Силой, но не нашел его. А для моего Дара он оставался невидимым. Моя мать была рядом и ухаживала за ним. И парнишка Чейда, Эш, тоже. И… ворона.

В последнем слове прозвучал легчайший намек на вопрос, но я сделал вид, будто не понял. Возможно, позже у меня будет время рассказать, откуда взялась птица. Сейчас это не важно.

– Мальчик ужасно расстроился. Я подумал, его мучает совесть, и сказал, что никто его не винит и что я лично передам лорду Чейду, как он, Эш, хорошо выполнял свои обязанности. Но оказалось, я ошибся. Мальчик переживал не из-за того, что его станут попрекать случившимся. Он искренне горевал о судьбе лорда Голдена. Моя мать заверила его, что мы сделали все возможное и Шут сам решил перестать бороться за жизнь. А мальчик твердил, что лорд Голден – герой и не должен умирать таким позорным образом. Он заплакал. Мы сказали, что он совершенно прав, однако вряд ли ему от этого сделалось легче.

Я был уверен, – продолжал Дьютифул, – что они будут хорошо присматривать за Шутом и, если что-то случится, позовут меня. Мать полагала, что нам остается только по возможности облегчать его страдания, что она и делала, прикладывая ему холодные компрессы, чтобы снять жар. Я ничем не мог помочь. И ушел.

У Шута жар. Для того, у кого всю жизнь кожа была холодной на ощупь, это большая беда. Дьютифул говорил извиняющимся тоном, и я не мог понять, за что он просит прощения. Ненадолго умолкнув, он переглянулся с Неттл.

– Что? – резко спросил я.

Риддл поднял голову и заговорил:

– Если вкратце, леди Кетриккен отлучилась, чтобы встретить вас у Камней-Свидетелей. И пока никого из нас рядом не было, Эш самовольно дал что-то лорду Голдену. По-видимому, какой-то эликсир, или снадобье, или редкую микстуру. Он не признаётся, что это было, твердит только, что лорд Чейд велел помогать больному всеми доступными средствами, и он, Эш, это и сделал. И это снадобье… изменило Шута.

Теперь они все напряженно смотрели на меня, словно ожидали, что я пойму нечто, недоступное их пониманию.

– Так оно исцелило его? Или убило? – Меня тошнило от бесполезных слов, этих жалких огрызков смысла. – Я иду к нему.

Дьютифул открыл было рот, но Риддл не побоялся возразить своему королю, качая головой:

– Пусть идет. Словами этого не объяснишь. Чего человек не понимает, он и описать не может. Пусть сам увидит.

Я встал, пьяно качнулся в сторону, но успел восстановить равновесие прежде, чем Дьютифул схватил меня за руку. Когда гордость – последнее, что у тебя осталось, ею особенно дорожишь. У всех на глазах я подошел к шторам и, потянув за шнурок, открыл потайную дверь. Меня уже тошнило от тайн. Пора вытащить их все на дневной свет. Но откуда взять дневной свет, ведь сейчас ночь? Или лучше сказать, вытащить все тайны в ночь? Я тряхнул головой. Я ведь был чем-то занят… Да, я шел проведать Шута. Усилием воли я заставил себя сосредоточиться.

Я стал подниматься по лестнице, зная, что остальные пойдут со мной. Комната наверху была залита желтым светом свечей и очага. Я уловил смолистый аромат горных лесов, – должно быть, Кетриккен зажгла благовония, привезенные с ее родины. От запаха в голове у меня прояснилось, и когда я вошел в комнату, то был потрясен тем, какой теплой и приветливой она стала. Мой взгляд пробежал по обстановке, подмечая перемены. Ворона дремала в тепле у очага, усевшись на спинке стула.

– Фитц – Чивэл! – приветствовала она меня.

Эш сидел на полу возле очага, у ног Кетриккен. Он страдальчески взглянул на меня и снова уставился в огонь. Моя бывшая королева устроилась в старом кресле Чейда. Она застелила его ярким покрывалом из Горного Королевства. На столе рядом с ней исходил паром пузатый чайничек, расписанный скачущими зайцами. Косы Кетриккен были уложены вокруг головы, манжеты простого синего платья подвернуты, словно она собиралась заниматься грязной работой. Она повернулась ко мне с чашкой душистого чая в руке. В глазах у нее была тревога, но на губах – улыбка.

– Фитц! Я так рада, что ты снова с нами! И так переживаю о крошке Би! И о дочери Чейда.

Я не ответил на приветствие. Мой взгляд был прикован к человеку, сидевшему с ней за столом. Он был строен и статен, но в его позе все еще чувствовалась неуверенность. По-прежнему калека, он кутался в одежды из мягкой серой шерсти, набросив на голову свободный капюшон. Я не знал, видит он меня или нет. Его глаза, прежде затянутые серыми бельмами, теперь ярко сияли и чуть отливали золотом, словно отражая огонь в очаге. Он протянул мне руку – костяшки были все такими же опухшими, кости выпирали из-под кожи, но в жесте мне почудилась тень прежней грации.

Он повернул руку ладонью вверх и спросил:

– Фитц?..

Так я понял, что он не видит меня. Но я не мог избавиться от ощущения, что он каким-то образом меня чувствует. Я быстро пересек комнату и обхватил его ладонь обеими руками. Его кожа оказалась чуть прохладной, как и всегда.

– Тебе стало лучше! – воскликнул я вне себя от облегчения, видя, что он способен стоять и двигаться.

Я-то опасался застать Шута распростертым в кровати, пепельно-серым. Я перевернул его руку – тыльная сторона кисти была покрыта странными крохотными лунками, словно кожа неоперившегося птенца.

– Я жив, – отозвался он. – Причем куда больше, чем прежде. Но лучше ли мне? Не знаю. Я чувствую себя настолько иным, что даже не могу сказать, лучше мне или хуже.

Я уставился на него во все глаза. Запасу лекарственных снадобий Чейда позавидовала бы любая аптекарская лавка в Бакке, а может, и в Удачном. Большая часть этих зелий была мне знакома, многие доводилось использовать. Каррим. Эльфийская кора. Белладонна. Кардамон. Валериана. Ивовая кора. Семена карриса. Мак. Не раз мне и самому приходилось прибегать к их помощи. Во время моего ученичества Чейд при случае знакомил меня с действием слабых ядов, снотворных капель и несметного множества укрепляющих. Но ни одно из известных мне зелий, которые он держал в своем тайном логове, не могло поднять человека со смертного одра и вдобавок придать его глазам золотистое сияние.

Эш переводил взгляд с Шута на меня и обратно. Вид у него был как у собаки, ожидающей щелчка кнута, – плечи ссутулены, глаза больные.

Я строго посмотрел на него:

– Эш… Что ты ему дал?

– Мальчик считал, что исполняет указания Чейда. И кажется, это помогло, – мягко сказала Кетриккен.

Я не стал говорить вслух о том, чего боялся. Действие многих снадобий лишь временно. Семена карриса могут поддерживать силы день или два, но потом тело потребует вернуть долг, и человек свалится в полном изнеможении. Бодрость, которую дарит эльфийская кора, вскоре сменяется тоской и отчаянием. Надо понять, что сделал Эш: действительно спас жизнь Шута или лишь подарил ему отсрочку.

Ученик Чейда не ответил на мой вопрос.

Тогда я повторил, подпустив в голос повелительного рычания:

– Что ты ему дал, Эш? Отвечай!

– Господин…

Мальчик неуклюже встал на ноги и серьезно поклонился мне. Его смущенный взгляд скользнул мимо Кетриккен, пробежал по Неттл и Риддлу – и напоролся на Дьютифула, ожидавшего ответа со строгим выражением лица.

– Могу я поговорить с вами наедине?

Голос Дьютифула прозвучал обманчиво мягко, когда он спросил:

– И что же такого ты хочешь поведать принцу Фитцу Чивэлу, чего не можешь сказать своему королю?

Мальчик испуганно потупился, но не отступил:

– Сир, лорд Чейд сделал меня своим учеником. Когда он спросил, хочу ли я научиться его ремеслу, то предупредил, что, возможно, в будущем королю придется сказать, будто он не знает меня. Или может случиться так, что я должен буду хранить молчание, оберегая честь трона Видящих. Он сказал, что есть тайны, которыми люди нашего ремесла не должны делиться даже с самыми благородными людьми.

Я хорошо помнил, как Чейд давал мне такие же наставления. По-видимому, старик открыл своему новому ученику куда больше, чем я думал.

Дьютифул не спускал с него пронизывающего взгляда:

– Однако принцу Фитцу Чивэлу ты можешь доверить этот секрет?

Щеки Эша вспыхнули, но он продолжал стоять на своем:

– С вашего позволения, мой король, я слышал, что принц Фитц Чивэл был одним из нас много лет, прежде чем возвыситься. – Он виновато посмотрел на меня. – Мне пришлось решать самому. Леди Розмари вызвали куда-то. Вот и я поступил так, как, по-моему, хотел бы лорд Чейд.

Главным тут был не я. Мне оставалось только ждать, когда Дьютифул позволит мальчику разрешить противоречие, как тот считает нужным. После долгого молчания король тяжело вздохнул. Леди Кетриккен едва заметно одобрительно кивнула, а ворона несколько раз церемонно поклонилась и объявила:

– Спарк! Спарк! Искорка!

Я не понял, к чему это она, но разбираться в ходе птичьих мыслей времени не было.

Дьютифул принял решение:

– Я позволю вам поговорить наедине. Только в этот раз. Тот, кто служит мне, совершая бесчестные поступки, не сможет сохранить мою честь.

Эш хотел было ответить, но я положил ему руку на плечо, чтобы он замолчал. Время от времени приходится поступать бесчестно во имя чести правителя, каким бы этот правитель ни был. Не стоит говорить об этом теперь, благо Дьютифулу пока не доводилось пачкаться. Губы Шута изогнулись в подобии улыбки. Неттл и Риддл молчаливо поддерживали решение Дьютифула. На лице мальчика отчетливо отразилось облегчение.

Собравшись с духом, он низко поклонился и добавил:

– Лишь уважение к династии Видящих заставило меня настаивать на этом, мой король.

– Быть по сему, – окончательно сдался Дьютифул.

Я жестом велел Эшу следовать за мной. Мы покинули теплую и освещенную часть комнаты, удалившись в темный ее конец. Отступили в тень, где и надлежит скрываться убийцам, подумал я. Назад, к старому рабочему столу, хранившему еще отметины от опытов времен моего ученичества.

По пути я думал о поручении, легшем на плечи леди Розмари. Тот, кто нанял убийц для покушения на королевских убийц, скоро познает неизбежность королевского суда. Прикончит ли она его более милосердным способом, устроив падение с лестницы или отравив кусок мяса? Или не будет спешить и позаботится, чтобы виновник понял, кто и за что принес ему смерть? Останется ли его труп лежать на виду как предостережение другим либо же тела вовсе не найдут? Возможно, в «Веселой форели» вспыхнет пожар. Или случится на редкость разрушительная драка. Или в винных бочках обнаружится рыбий жир? Я заставил себя выбросить эти мысли из головы. Это дело леди Розмари, порученное ей самим королем. И как ее собрат по ремеслу, я не должен вмешиваться или судить о ее решениях. Как еще предстоит узнать Эшу, некоторые тайны мы не открываем даже себе подобным.

Мальчик молча стоял у скрытого в густой тени края стола.

– Ну? – спросил я.

– Лучше присядьте, господин.

Ощутив укол раздражения, я все же опустился на стул, посмотрел на парня и сказал, подражая тону Чейда:

– Докладывай.

Он облизнул губы:

– Лорд Чейд велел мне делать все, что в моих силах, чтобы помочь вашему другу. Я должен был приносить ему все, что потребуется. И как мне сообщили, он еще раз передал это распоряжение из Ивового Леса, воспользовавшись Силой. Я должен был наилучшим образом удовлетворять все пожелания больного. Но, господин, я делал это не только по приказу. Я хотел помочь этому человеку – уж и не знаю, как его лучше звать. Он с такой добротой говорил со мной, даже в самый первый раз, когда я невольно напугал его. Даже когда я, положа руку на сердце, все еще боялся, а его вид был мне противен!

Когда он немного привык к моему обществу, то стал беседовать со мной. У него накопилось так много, о чем он хотел кому-то рассказать. И истории его были такие удивительные! Сначала я думал, он все это выдумывает. Но потом заглянул в свитки, где вы описывали те времена, и нашел почти те же самые рассказы.

Мальчишка умолк, ожидая моего ответа, но его слова лишили меня дара речи. Он читал мои записи, которые я доверил Чейду. Те, где я описывал тайную историю войн красных кораблей, то, как мы вернули Дьютифула из плена у отщепенцев Древней Крови и как дракон Айсфир освободился из ледников Аслевджала. О падении Бледной Женщины. Я был потрясен до глубины души, хотя и понимал, что это глупо. Ничего удивительного, что Эш читал мои записи. Зачем Чейд вообще просил меня доверять все бумаге, если не для того, чтобы использовать эти свитки для обучения новых убийц? Разве я сам не читал множество свитков, написанных рукой Верити, Шрюда и даже моего отца?

– Однако, не в обиду вам будь сказано, его рассказы звучали куда более захватывающе. Это были повести о подвигах, поведанные устами героя. Не то чтобы он преуменьшал вашу роль в своих свершениях, но…

Я кивнул. Интересно, Шут немного приукрасил свой рассказ или подлинная история наших приключений сама по себе разожгла воображение мальчика?

– Я заботился о нем так хорошо, как только мог, – готовил ему еду, перестилал постель и несколько раз, когда он позволял, менял повязки. Мне казалось, он идет на поправку. Но когда он узнал, что вы отправились в Ивовый Лес, его как подменили. Он кричал и рыдал. Он говорил, что должен был пойти с вами, что только вы и он способны защитить друг друга. Мне никак не удавалось успокоить его. Он встал с постели и стал ковылять по комнате, требуя, чтобы я принес ему одежду и обувь, – и тогда он, мол, отправится за вами, как сумеет. И я послушался, но мешкал так долго, как мог, понимая, что это не доведет его до добра. И должен признаться, я принес ему чай – тот, что пахнет сладкими пряностями и молоком и навевает сон. Ваш друг выпил его и немного успокоился. Он попросил принести ему поджаренного хлеба с сыром, солений и стакан белого вина.

Я был так рад, что он успокоился, и так уверен в действенности своего чая, что пообещал немедленно все доставить. Когда я уходил, он сидел на краю кровати. Чтобы приготовить еду и сложить ее на поднос, понадобилось время. А когда я вернулся, то увидел, что надежды мои оправдались – он мирно спал под одеялом. И я не стал его будить.

– Но на самом деле его там не было.

Мальчик лишь немного удивился тому, как быстро я разгадал уловку Шута:

– Верно. Но обнаружил я это много позже. Когда он не проснулся к тому времени, когда, по моим расчетам, был должен, я решил проверить, не начался ли у него снова жар. И оказалось, что под одеялом – лишь простыни и подушки, завернутые в плащ с капюшоном, который я принес ему раньше.

– Остальное мне известно. Что ты дал ему, чтобы вернуть к жизни?

– Непроверенный эликсир. Я понимал, что сам во всем виноват, – это мой сонный чай подействовал на вашего друга, когда он уже почти добрался до конюшен. И если бы он замерз насмерть, это было бы на моей совести. Какое-то время назад лорд Чейд приобрел одно зелье. Оно обошлось ему в целое состояние. Лорд Чейд не сказал об этом прямо, но, как я понял, это зелье похитили у гонца, который нес его герцогу Калсиды.

– Значит, это было много лет назад! – заметил я.

– Да, господин. Я учел это. Снадобье было старое, а такие средства часто теряют силу со временем, поэтому я дал вашему другу двойную меру в сравнении с тем, что указано в рукописи. Я дал ему две полные ложки.

– Две ложки чего?

Оставив меня, он направился к полкам Чейда и вернулся с маленьким стеклянным флаконом, который я уже видел. Теперь флакон был полон только наполовину, в оставшейся ярко-алой жидкости по-прежнему извивались серебряные нити. От такого зрелища мне стало не по себе.

– Что это?

Эш заметно удивился:

– Кровь дракона, господин. Это кровь дракона.