20. На следующее утро

Я проснулась оттого, что из окон лился серый свет. Я лежала, укрытая одеялом, на кушетке, где мама меня родила. На кресле у камина, где обычно сидел отец, лежало аккуратно сложенное одеяло. В огонь недавно добавили дров. Я лежала неподвижно и думала о том, как моя жизнь переменилась в один день. Прибыла Шун. И бледная незнакомка. Я помогла отцу занести ее в дом, и он понял, что я смышленая и от меня бывает польза. Он даже поверил, что я смогу выполнить его поручение. А потом Шун отвлекла его своими дурацкими жалобами, и с посланницей у нас ничего не вышло. Когда мы скрыли ее смерть, я была потрясена. Но еще я почувствовала, что ценна для него. Однако едва Шун испугалась, он меня бросил и совсем про меня забыл, побежав разбираться с ее истерикой.

Я сбросила одеяло на пол и села, сердито уставившись на отцовское кресло. Все хотят, чтобы он занимался кем-то другим, а не мной. Заботился о Шун, защищал ее; бледная девушка хотела, чтобы он отправился на поиски потерянного сына. Хоть кто-нибудь сказал ему позаботиться о собственной дочери, потому что никто другой в целом мире не сможет ее защитить? Нет.

Кроме, может быть, Неттл. А она считает меня дурочкой. Ну, может быть, не дурочкой – и, наверное, я сама виновата, раз не позволяла ей проникнуть в свои мысли, – но это все равно не предвещает ничего хорошего, если я поеду к ней и стану там жить. А вдруг Риддл, вернувшись в Олений замок, скажет ей, что я и есть слабоумная, как она думала? Если он вообще туда вернется. Он, похоже, слишком увлекся, оберегая Шун. А Шун очень хочется, чтобы он был рядом. При этой мысли я нахмурилась: почему-то у меня не было сомнений в том, что Риддл принадлежит моей сестре. С этой минуты Шун сделалась для меня не только чужачкой, но и врагом.

А мой отец, которого вечно нет, когда он нужен, немногим лучше.

Чем больше я думала о своей обиде, тем больше злилась. Пока я шла в свою спальню, внутри у меня все кипело от гнева на них всех. К моему неудовольствию, в комнате оказалось полным-полно слуг, и все они драили стены и полы. Сильно воняло уксусом. С кровати для служанки исчезла постель, а когда я протолкалась через незнакомых слуг к сундуку с одеждой, то оказалось, что он почти пуст. Замечательно, что мои вещи отправили в стирку, чтобы потом вернуть их чистыми и свежими, но во что же мне одеться? К моей досаде, выбирать было практически не из чего. А еще мне не понравилось, что четыре новые служанки и здоровяк, помогавший им двигать тяжелую мебель, застыли, вытаращив на меня глаза. Это они тут чужаки, а не я!

Но они на меня пялились, и никто не предложил мне помочь, пока я сражалась с тяжелой крышкой сундука. Я схватила одежду, до которой смогла дотянуться, и унесла с собой в мамину комнату, где можно было сменить ночнушку на что-то другое, не слишком сильно опасаясь вторжения.

Я поспешно переоделась, присев за ширмой в углу. Туника была летняя, тесноватая и уже слишком короткая для меня; мама бы настояла, чтобы я надела что-то подлиннее. Штаны растянулись на коленках и на попе. Я оглядела себя с помощью маленьких кусочков зеркала, вставленных в абажур лампы. Мои стриженые волосы торчали, как стерня на убранном поле. Я больше походила на мальчика-слугу, чем любой из наших мальчиков-слуг. Тяжело вздохнув, я велела себе не думать о красивых нарядах Шун, ее гребнях для волос, кольцах и шарфиках.

Моя красная ночная рубашка лежала на полу. Я подняла ее, встряхнула и поднесла к лицу. Мамин запах выветрился, но не до конца. Сложив ночнушку, я спрятала ее за табуретом: сама выстираю и придам ей запах с помощью одного из наших мешочков с лепестками розы. Потом я отправилась на поиски отца.

Я нашла его, Шун и Риддла за завтраком в столовой. К моему удивлению, стол был накрыт по всем правилам. Я увидела тарелки и два чайника с чаем. Пустой стул дожидался меня. Интересно, теперь так будет каждый день, пока Шун живет с нами? Все уже почти закончили есть. Я тихонько вошла и заняла свое место.

Шун несла какую-то чушь про то, как защититься от призраков с помощью чашек с зеленым чаем. Я позволила ей договорить. Прежде чем отец сумел ответить, я сделала ему замечание:

– Ты сел завтракать без меня.

Я даже не пыталась скрыть свою сильную обиду. Это был наш маленький общий ритуал, который мы соблюдали с той поры, как остались одни после маминой смерти. Что бы ни случилось, он будил меня по утрам и мы вместе отправлялись завтракать.

Он выглядел неопрятным и усталым, хотя побрился и надел чистую рубашку. Но я запретила себе его жалеть.

Он сказал:

– Мы все поздно легли. Я подумал, ты захочешь поспать подольше.

– Ты должен был меня разбудить и спросить, хочу ли я позавтракать с тобой.

– Наверное, ты права, – негромко сказал отец.

Тон его голоса подсказывал, что он недоволен тем, что этот разговор происходит в присутствии Риддла и Шун. Я вдруг пожалела, что начала его.

– Детям нужно больше сна, чем взрослым. Это все знают, – услужливо сообщила мне Шун.

Она взяла свою чашку и взглянула на меня поверх края, потягивая чай. У нее были глаза злобной кошки.

Я ответила ей бесстрастным взглядом:

– И еще все знают, что призраки привязаны к месту своей смерти. Твой Роно там, где ты его оставила. Призраки не таскаются за людьми повсюду.

Если бы Шун и впрямь была кошкой, она бы на меня зашипела. Она оскалила зубы, словно готовясь это сделать. Но если бы она была кошкой, то поняла бы, что ночью шумел всего лишь кот. Я посмотрела на нее и спросила отца:

– Для меня осталась какая-нибудь еда?

Он ответил мне молчаливым взглядом и позвонил в колокольчик. В комнату поспешно вошел незнакомый слуга. Отец велел ему принести мой завтрак. Риддл, должно быть, решил сгладить неловкость. Он спросил:

– Ну, Би, чем ты думаешь сегодня заняться?

Шун прищурилась, когда он заговорил со мной, и я мгновенно поняла, чем собираюсь заняться: буду отвлекать Риддла, чтобы у него не осталось времени на Шун.

Я вздернула подбородок и улыбнулась ему:

– Раз уж ты здесь, а мой отец так занят приготовлениями для нашей гостьи и ремонтом в доме, что у него на меня почти не остается времени, может быть, ты мог бы поучить меня ездить верхом?

Риддл вытаращил глаза, искренне обрадовавшись:

– Если твой отец разрешит, то с удовольствием!

Отец застыл как громом пораженный. Сердце мое сжалось. Я должна была сообразить, что такая просьба, адресованная Риддлу, ранит его чувства. Я целилась в Шун, а попала в отца. Впрочем, ее тоже зацепила. Прищурив глаза, она сделалась еще больше похожа на мокрую кошку.

Отец заметил:

– Ты когда-то утверждала, будто не хочешь учиться ездить верхом, потому что тебе неудобно сидеть на спине другого существа и приказывать ему, куда идти.

Я призналась в этом, когда была гораздо меньше, и по-прежнему так считала. Но я бы не стала говорить такие слова в присутствии Шун. Мои щеки сделались пунцовыми.

– Какая странная идея! – воскликнула Шун и рассмеялась, довольная.

Я сердито уставилась на отца. Как он мог сказать такое вслух при этой чужачке? Неужели он это нарочно, чтобы отплатить мне за обиду?

Я сухо проговорила:

– Я по-прежнему считаю несправедливым то, что мы навязываем животным свою волю просто потому, что мы люди и можем заставить их подчиняться. Но если я собираюсь когда-нибудь навестить сестру в Оленьем замке, мне придется научиться ездить верхом.

Риддл, как будто не замечая, что за буря бушует вокруг, улыбнулся и сказал:

– Сдается мне, если ты приедешь в гости, твоя сестра необычайно обрадуется. В особенности когда услышит, как хорошо ты разговариваешь.

– А она что, раньше заикалась? Или шепелявила? – Если Шун и пыталась скрыть, насколько презирает меня, у нее это плохо получалось.

Риддл устремил на нее прямой взгляд, его лицо сделалось мрачным, а голос – серьезным:

– Она была неразговорчива. Только и всего.

– Если Би хочет, чтобы ты научил ее ездить верхом, я, конечно, рад, – сказал отец. – В конюшне есть лошадь – не пони, просто маленькая лошадка. Я выбрал ее для тебя, Би, когда тебе было пять, думал, что сумею убедить тебя попробовать ездить верхом, но ты отказалась. Это кобыла, серая в яблоках. С одним белым копытом.

Я посмотрела на отца, но лицо у него было непроницаемое. Он выбрал для меня лошадь столько лет назад! Но стоило ему попытаться усадить меня в седло, я принималась дергаться и извиваться, и тогда он отказался от своей затеи, ни словом меня не упрекнув. Почему он сохранил эту кобылу? Потому что сохранил надежду. Я не хотела причинять ему боль.

– Одно белое копыто – испытай, – тихонько проговорила я. – Прости, что я ее не испытала тогда, несколько лет назад. Теперь я готова.

Он кивнул, но не улыбнулся:

– Я буду рад посмотреть, как ты учишься, Би, кто бы тебя ни учил. Но пока что никаких поездок в Олений замок. Сегодня рано утром я получил известие о том, что вскоре к нам оттуда отправится твой новый наставник. Будет весьма странно, если он покинет замок и прибудет сюда лишь для того, чтобы узнать, что ты уехала туда.

– Мой новый наставник? Это что еще за новости? Когда это было решено? – Комната вокруг меня как будто начала качаться.

– Много лет назад. – Отец теперь говорил сжато. – Его зовут Фитц Виджилант. Это было запланировано довольно давно. Он прибудет в ближайшие десять дней. – У него вдруг сделался такой вид, словно его одолел приступ ноющей боли. – И ему тоже надо приготовить комнату.

– Фитц Виджилант, – негромко повторил Риддл. Он не бросил на моего отца странный взгляд, не поднял брови вопросительно, но я услышала в его голосе утвердительную нотку и поняла, что так он давал отцу понять, что знает больше, чем ему сказали. – Я слышал, что младшие сыновья лорда Виджиланта достаточно взрослые, чтобы появиться при дворе.

– Да, в этом все дело, – согласился мой отец. – Хотя мне сообщили, что это скорее решение супруги лорда, чем его самого. Я даже слышал, что лорд Виджилант удивился, когда узнал о случившемся.

Леди Шун бросала внимательные взгляды то на одного, то на другого. Понимала ли она, что они знают больше, чем сочли нужным ей сообщить? Мне было почти все равно. Я как будто погрузилась в сон наяву.

Воспоминания о раннем детстве, как и воспоминания о том времени, что я провела внутри моей матери, зыбки. Они существуют, но не привязаны крепко к моей повседневной жизни. Лишь когда запах, звук или вкус пробуждает одно из них, оно вырывается из глубин памяти. Теперь их пробудило имя.

Фитц Виджилант.

Имя зазвенело в моих ушах как колокол, и внезапно меня захлестнули воспоминания. Они пришли с запахом маминого молока и дыма от яблоневых и кедровых дров, и на минуту я снова сделалась младенцем в колыбели и услышала это имя – произнес его юный сердитый голос. Одно дело, когда к тебе приходит смутное воспоминание о детстве. Совсем другое – когда разум сознательно подбирает воспоминание к ситуации и предлагает его тебе. Этот человек прокрался в мою детскую, когда я была совсем маленькой. Отец не дал ему ко мне прикоснуться. Отец говорил о яде. И угрожал убить этого Фитца Виджиланта, если он опять приблизится ко мне.

А теперь он должен стать моим наставником?

Вопросы так и бурлили у меня в голове. Новый слуга шмыгнул обратно в комнату и поставил передо мной тарелку с кашей, два вареных яйца и блюдце с припущенными яблоками. Яблоки благоухали корицей. Интересно, Тавия сделала это специально для меня или для всех? Я подняла взгляд. Они все смотрели на меня. Я была в недоумении. Неужели отец забыл имя мальчика, который приходил к моей колыбели той ночью? Неужели думает, что тот изменился? Зачем ему становиться моим наставником? Я зачерпнула мякоть яблока ложечкой и, поразмыслив, спросила:

– Ты думаешь, этот Фитц Виджилант будет меня хорошо учить?

Шун потягивала чай. Она со стуком поставила чашку на блюдце. Посмотрела на Риддла, в ужасе качая головой. Заговорщическим голосом, словно не рассчитывая, что мой отец и я услышим, заявила:

– Ни разу я не слышала, чтоб ребенок подвергал сомнению решения отца! Если бы я хоть раз возразила своей бабушке, уверена, она бы отвесила мне пощечину и отправила в мою комнату.

Это был изящный ход. Я не могла отразить удар, потому что в этом случае выглядела бы еще более балованной и дерзкой, чем выходило по ее словам. Я выпила немного молока, глядя на отца поверх чашки. Он был сердит. Его лицо совсем не изменилось, и, возможно, только я увидела, что сказанное его задело. Интересно, сказанное мной или Шун?

Он проговорил своим нормальным голосом:

– Значит, мои отношения с Би отличаются от тех, какие были у тебя с бабушкой и дедушкой. Я всегда поощрял ее думать и обсуждать со мной дела и планы, касающиеся ее. – Он отпил чаю из чашки и прибавил: – Не могу себе представить, чтобы я ее ударил. Такое просто невозможно.

Наши взгляды на миг встретились, и у меня на глазах выступили слезы. Я так ревновала, так уверилась, что Шун ему небезразлична… Но этот быстрый взгляд показал мне, что он не просто мой отец – он мой союзник.

Поставив чашку на стол, он добродушно кивнул мне и прибавил:

– Лорд Чейд несколько лет готовил Фитца Виджиланта, чтобы он сделался твоим наставником, Би. – Он подмигнул мне так, что никто другой этого не заметил. – Испытай его.

– Хорошо, – пообещала я. Я была в долгу перед отцом. Сосредоточившись, я изобразила улыбку на лице. – Будет очень увлекательно выучить что-то новое.

– Рад это слышать, – сказал отец, и я почти ощутила тепло от мыслей, которые он мне послал.

Шун встряла:

– Гонец с известием о его прибытии явился ночью? Его прислал лорд Чейд? Но я ничего не слышала, а ведь, заверяю тебя, я не спала. Этой ночью мне совершенно не удалось отдохнуть. А гонец ничего не сказал про меня? Он ничего для меня не передавал?

– Сообщение пришло незаметно и касалось только наставника, – ответил мой отец.

Слова были вежливыми, но тон его прозрачно намекал, что это не ее дело. Что касается меня, то я поняла: лорд Чейд связался с ним при помощи Силы. Действительно, ночь у отца выдалась трудная, и неудивительно, что он выглядит изможденным. Моя улыбка едва не сделалась самодовольной, когда я поняла: Шун не знает о том, что мой отец и лорд Чейд владеют магией Силы.

Порадовавшись этому обстоятельству, я решила, что расспросить отца можно будет и потом. Я вплотную занялась завтраком, краем уха слушая, как разговаривают Риддл и мой отец, а Шун встревает с вопросами, которые относятся лишь к ней одной. Рабочие должны были вернуться к полудню и продолжить ремонт особняка. Шун надеялась, что в дальнейшем они не будут начинать работу слишком рано, – ей не нравилось просыпаться от шума. Отец сообщил Ревелу, что надо приготовить покои для писаря, Фитца Виджиланта. Шун спросила, какие комнаты ему дадут. Всплыла тема воображаемых клопов, Шун пришла в ужас и потребовала, чтобы ей предоставили совершенно новую постель. Отец заверил, что новая постель – часть переделки Желтых покоев. Она спросила, останутся ли они желтыми, ибо ей больше по нраву розовато-лиловый или лавандовый цвет.

Это заставило меня поднять глаза. Я увидела, как отец и Риддл обменялись испуганными взглядами. Отец нахмурил брови.

– Но Желтые покои всегда были желтыми, – сказал он, как будто это все объясняло.

– Есть еще Фиолетовые, в конце крыла, если я не ошибаюсь, – заметил Риддл.

– Они расположены довольно далеко от обжитой части дома, но если пожелаешь… – начал отец.

Я спрятала улыбку и принялась доедать остывающую кашу. Шун возразила:

– Но мне нравится вид из окон в этих комнатах! Разве нельзя просто перекрасить стены и повесить полог и шторы, более приятные глазу? То, что они всегда были желтыми, не значит, что им суждено таковыми остаться.

– Но… это ведь Желтые покои…

То, что Шун не могла этого понять, сбивало отца с толку, а она продолжала давить на него, пытаясь убедить, что желтое можно перекрасить в розовато-лиловый. Пока они отвлеклись, я выскользнула из-за стола. Думаю, отец и Риддл краем глаза видели, как я улизнула. Но ни один не попытался меня остановить.

Моя спальня так оголилась, что я смогла бы перекрасить ее в любой цвет, не тревожась о мебели, гобеленах или коврах. Из камина плыли клубы густого дыма, изгоняющего клопов. Деревянные скелеты кроватей остались на своих местах. Мои сундуки с одеждой кто-то выволок в коридор. Я разыскала в них вещи потеплее и отправилась наружу.

Дождь перестал, и поднялся ветер, теплый для этого времени года. Первым делом я отправилась туда, где мы с отцом ночью разожгли костер. Он горел жарко: в центре круга из обугленных веток и сучков остался только белый пепел. Я потыкала в центр кострища веткой. Посыпались красные искры, словно дремавшие под пеплом черные уголья проснулись и взглянули на меня. Вопреки ожиданиям, я не увидела ни костей, ни округлого черепа. Может, отец успел побывать здесь до меня, на заре? Я ногой подбросила полусгоревших веток в середину костра и стала ждать. Вот взвился тонкий язычок дыма – и наконец огонь пробудился. Я стояла и смотрела, как он горит, вспоминая все, что сказала наша странная гостья, и спрашивая себя, станет ли отец действовать согласно ее словам или все забудет теперь, когда она умерла. Пророчество о нежданном сыне… Когда-то кто-то считал, что оно относится к моему отцу. Да уж, я маловато о нем знаю. Может быть, пока он так занят ремонтом Ивового Леса, я смогу смелее таскать его бумаги и читать их? Ничего другого не остается, решила я.

Я направилась обратно к дому. Путь мой лежал мимо загонов для овец; на поросшем лишайником камне посреди скошенного пастбища сидел, изогнувшись, молодой и поджарый черный кот и смотрел туда, где трава была повыше. Две его передние лапки были белыми, хвост оказался надломленным. Он охотился. Я остановилась, замерла и стала смотреть. Вот он напружинился еще больше и, точно стрела, выпущенная из лука, бросился на что-то в траве. Со всей силы ударил передними лапами, а потом опустил голову и убил добычу быстрым движением челюстей. Взглянул на меня, и я вдруг поняла, что все это время он знал, что я за ним наблюдаю. В его пасти болтался темно-серый мышиный трупик.

– Я знаю, где есть много мышей, разжиревших на сыре и сосисках, – сообщила я котику.

Он молча на меня посмотрел, словно обдумывая услышанное, повернулся и целеустремленно потрусил куда-то с добычей в зубах. «А он быстро вырос», – подумала я.

Мысль, возникшая в моем разуме, была такой четкой, что я едва не приняла ее за собственную.

– Мне нужен такой охотник, как ты! – крикнула я.

Он бежал прочь, будто не слышал.

Никто не хочет помогать мне, подумала я, глядя ему вслед. Значит, придется самой о себе позаботиться.