Глава 18

Впервые в жизни я позвонила на работу и сказалась больной. Мне казалось, что я позвонила достаточно рано и мне не придется разговаривать ни с кем лично, просто оставлю сообщение на автоответчике. Поэтому, когда после второго гудка трубку взяла Нэнси и мне в ухо раздалось бодрое приветствие, я на миг потеряла дар речи.

– Алло! – повторила она. – Говорите.

– Извини, Нэнси. Это я, Мелани.

– Ой. Ты здесь? Я не видела твою машину, да и Рут, когда я зашла за кофе, сказала, что она не видела тебя сегодня утром.

– Хм, нет. Я еще дома. А точнее, в постели. – Может, для убедительности стоит покашлять, подумала я. Или нет, это был бы перебор. – Я приболела, поэтому не приду сегодня. Надеюсь, ты сможешь отменить все мои встречи.

Воцарилось молчание.

– Подожди. Я должна снять серьги. Они в виде мячей для гольфа, и из-за них невозможно приложить к уху трубку, а я не могу найти наушники. – Было слышно, как она положила на стол телефон, но после короткого ожидания ее голос вернулся снова. – Как жаль. Мне показалось, ты сказала, что заболела.

– Да, это так. И я надеялась, что ты сможешь отменить все мои встречи.

– Ты с мужчиной? – еле слышно шепнула она.

– Нет, конечно же. Я просто… неважно себя чувствую.

– Так это Джек, верно?

– Нет, Нэнси. Мужчина здесь ни при чем. У меня легкое недомогание, вот и все.

– Ну, раньше ты никогда не болела, и, насколько я помню, у тебя не было кавалеров. Вот я и подумала, что это как-то связано.

– Нэнси?

– Да, Мелани?

– Не могла бы ты держать свои мысли про себя?

– Прости. Ты знаешь, я здесь, чтобы помогать тебе. Кроме того, я знала, что это не Джек.

– Неужели? Как?

– Потому что он уже звонил сюда сегодня утром, чтобы поговорить со мной.

Я нахмурилась.

– С тобой? О чем же?

– О тебе, Мелани. Он интересовался, все ли с тобой в порядке, и, когда я ответила ему, что еще не видела тебя сегодня утром, он сказал, что возможно, и не увижу. А еще он сказал, что ты получила какие-то плохие известия и сегодня нуждаешься в заботе и внимании. Вот почему я и зашла к Рут – на твоем столе сейчас стоит пакет с твоими любимыми пончиками.

Я невольно улыбнулась чуткости Джека, пока не вспомнила, что именно он – главная причина моего сегодняшнего паршивого состояния.

– Спасибо, Нэнси. Я ценю твою заботу. Но ты можешь съесть их сама. Я сегодня не приду.

– Погоди. У меня звонок по другой линии. Не отключайся.

В трубке зазвучала музыка. И пока я ждала, мои глаза скользили по некогда родным стенам моей квартиры – голым, белым стенам без карнизов или широких плинтусов, никакого камина в большой комнате, вообще ничего такого, что можно было хотя бы условно назвать декоративным. Центральным элементом декора был телевизор с плоским экраном, который я купила себе в прошлом году на Рождество.

И который я почти не смотрела, лишь изредка старые черно-белые романтические ленты на канале Эй-эм-си и новости канала погоды. Новые полы из твердых пород дерева не несли на себе каких-либо признаков износа. Впрочем, ничего удивительного, ведь по ним на протяжении двухсот лет, оставляя пятна и царапины, не ходили ничьи ноги.

Утопленные в потолке светильники не оставляли места для роскошных люстр, освещая лишь ослепительно-белые стены, а не картины маслом, изображающие Чарльстонскую гавань или портреты тех, что когда-то завтракали за столом из красного дерева и спали на той же кровати, что и я.

Мебель из хрома и стекла, которую я лично выбирала с мучительной тщательностью, теперь казалась безликой, холодной и неуместной. Все было новым, я бы даже сказала, первозданным, как будто у обитателя квартиры не было прошлого. Теперь все это доставляло дискомфорт, как будто я была лишь гостем, а мой настоящий дом был где-то еще.

Мысленно встряхнувшись, я заставила мозг вспомнить, что последние четыре месяца мое тело подвергалось изнурительным перегрузкам. На мои ногти нельзя было смотреть без содрогания, как, впрочем, и на волосы, но теперь я знала об удалении краски с различных поверхностей больше, чем то положено знать любой женщине в возрасте тридцати девяти лет.

Если хорошенько задуматься, то в голову невольно закрадывался вопрос: а можно ли считать мою безликую, скорее похожую на гостиничный номер квартиру домом в полном смысле этого слова?

Щелкнул определитель номера. Я посмотрела на маленький экран на трубке. Звонил отец. Я несколько секунд таращилась на номер. Еще пара трелей, и номер исчез с экрана.

– Мелани? Ты меня слушаешь? – прозвучал в моем ухе голос Нэнси.

– Да, слушаю. Мне больше нечего добавить – просто отмени мои встречи.

– Я отменю их до конца недели. Последнее время ты слишком много работала, и тебе срочно требуется отдых. Я сейчас изучаю твое расписание, хочу попробовать передвинуть ряд встреч на следующую неделю. Главное, не волнуйся. Я скажу мистеру Гендерсону, что у тебя грипп или что-то в этом роде. – Было слышно, как Нэнси постукивает карандашом по столу. Не иначе, как ей не терпелось вернуться к отработке ударов клюшкой.

– Но…

– Никаких «но», – перебила она. – И не обвиняй меня в материнской заботе. Это идея Джека. Погоди, у меня тут звонок по другой линии, я должна его принять. А ты пока отдыхай и ни о чем не думай.

Зажав в руке телефон, я слушала гудок и не знала, то ли мне сердиться, то ли радоваться. Я поймала себя на том, что в данный момент не хочу иметь дело с домами, старыми или новыми. Но идея Джека на неделю уложить меня в постель показалась мне такой возмутительной, что я была готова, сердито топая ногами, вернуться в офис. Или, еще хуже, – в дом на Трэдд-стрит с ведром краски.

Но затем я вспомнила бриллианты, ложь Джека и слова отца о том, что у нас нет денег, чтобы закончить реставрацию, и мой гнев тотчас переплавился в нечто похожее на разочарование. Я заползла обратно в постель, натянула на голову покрывало и уснула.

Следующие три дня я провела в постели, в основном спала. Я выползала из-под одеял лишь затем, чтобы заплатить доставщику пиццы или взять айпад, после чего возвращалась в свой кокон и нежилась в собственных страданиях. Я очистила адресную книгу на своем «БлэкБерри», рассортировала коллекцию компакт-дисков по названиям, а не по фамилии исполнителя и создала таблицу перекрестных ссылок. Я даже рассортировала по сезону макияж, группируя тени для век и оттенки помады. Увы, не знаю почему, но все это не принесло мне того чувства удовлетворения, как обычно бывало раньше.

Телефон беспрестанно трезвонил; бесконечный круг – Софи, Джек, отец, Марк. Однажды позвонила даже Амелия Тренхольм. Моя рука в нерешительности застыла над трубкой, пока телефон не умолк сам. Я не сердилась на нее; она пыталась заставить Джека с самого начала рассказать мне правду. Я даже признавала, что Джек должен был рассказать мне все сам, без ее подсказки. Но я избегала думать о неприятных вещах, а если поговорить с Амелией, это тотчас напомнило бы мне о наших трудах в доме на Трэдд-стрит и всей той работе, которую еще предстояло выполнить. И о том, что первый мужчина, проявивший за последний год интерес ко мне, на самом деле интересовался лишь этим проклятым домом.

В конце концов все они решили позвонить Нэнси, абсолютно правильно предположив, что она мой, так сказать, привратник, и были проинформированы о том, что я приболела и не хочу, чтобы меня беспокоили. Джек – единственный, кто продолжал звонить, но только раз в день. Он никогда не оставлял сообщения. Как будто просто хотел напомнить мне о своем существовании. Как ни странно, мне это было приятно. Хотя и не в той степени, чтобы взять трубку и поговорить с ним.

В первый же день по возвращении на работу я чувствовала себя не более отдохнувшей или бодрой, чем в тот, когда я сказала Джеку, что больше не желаю его видеть. Я четко и ясно довела до сведения Нэнси, что не хочу никого видеть хотя бы полдня, пока не разберусь с делами. Каково же было мое удивление, когда она позвонила мне в кабинет и сообщила, что в приемной меня ждет Марк и вряд ли будет рад получить отказ.

Я встретила его у стойки Нэнси. Собственный язык показался мне опухшим и неповоротливым, то ли потому, что он отвык говорить, то ли потому, что я не знала, что сказать.

Марк шагнул вперед и, взяв мои руки, поцеловал в щеку.

– Я скучал по тебе. Надеюсь, тебе лучше?

Я заглянула в его темные глаза, пытаясь увидеть в них уловку, но увидела лишь подлинную тревогу.

– Немного, – ответила я.

– Хорошо. Я боялся… – Он посмотрел на Нэнси, затем понизил голос и продолжил: – Я боялся, что ты избегаешь меня.

Чтобы он не прочел в моих глазах правду, я посмотрела вниз, на его мокасины от «Гуччи», и, высвободив руки, сказала:

– Выйдем на минутку, нам надо поговорить.

Он кивнул и пошел за мной.

Мы зашагали по Брод-стрит, к зданию старой Биржи. Считалось, что в нем обитает самое большое количество привидений Чарльстона, потому что в течение многих лет оно использовалось в качестве военной тюрьмы. В мои планы не входило публично опровергать этот факт – какой смысл предоставлять доказательства, противоречащие народному убеждению? Но поверьте мне, куда больше потерянных душ блуждало по садам и залам в доме моей бабушки на Легар-стрит, нежели под каменными сводами старой тюрьмы.

Мы остановились перед пустой скамейкой. Марк поднял руку, чтобы я подождала, пока он вытрет сиденье бумажным носовым платком. Я улыбнулась и села. Он сел рядом со мной и потянулся за моими руками. Заметив, что я предусмотрительно сунула их под себя, он положил свои руки на колени.

– Так в чем дело, Мелани? Мне казалось, что… нам было приятно в обществе друг друга.

Я встретилась с ним взглядом и даже слегка покраснела, вспомнив, как приятно это было. Но работа научила меня не терять время на сантименты, что я решила сделать и сейчас, прежде чем окончательно растаю.

– Когда ты сказал, что тебе нужно уехать из города, ты имел в виду Лас-Вегас и покер с высокими ставками?

Если Марк и был неприятно удивлен или разочарован, то быстро взял себя в руки.

– Да. – Он тяжело вздохнул. – У моего младшего брата Энтони проблема с азартными играми. Всякий раз, когда я слышу, что он собрался на какую-то большую игру, я тоже еду, чтобы присматривать за ним. Чтобы, если он и проиграет, сумма была в пределах разумного. – Марк пожал плечами. – Я не говорил тебе об этом, потому что не привык обсуждать личные проблемы нашей семьи. – Он с прищуром посмотрел на меня. – Ты поэтому молчишь? Потому что не одобряешь азартные игры?

Я покачала головой.

– Нет. Скорее, я не одобряю, когда лгут и притворяются, чтобы получить желаемое.

Он повернулся ко мне лицом.

– О чем ты?

Я ждала, что он отведет глаза или иным образом признает вину, но этого не произошло.

– Ты знаком с легендой о золоте конфедератов?

Похоже, мой вопрос смутил его.

– Конечно, разве есть хоть кто-то, кто о ней не слыхал? Отступая из Ричмонда в конце Гражданской войны, Джефферсон Дэвис взял с собой золото. В какой-то момент оно загадочно исчезло, и никто не знает, что с ним случилось. Но какое отношение это имеет к нам с тобой?

Зайдя уже довольно далеко, я отказывалась сдаваться.

– А ты слышал, что часть казны, может быть, спрятана в моем доме на Трэдд-стрит?

– Золото? Спрятано в твоем доме? У тебя ведь там полным ходом идет реконструкция. Будь оно там, ты бы давно уже нашла его, разве не так?

Я снова покачала головой.

– Не золото – бриллианты. – Я посмотрела ему в глаза, чтобы понять, дошло до него, наконец, или нет, но, похоже, на его лице читалась искренняя растерянность. Я продолжила: – Султан Брунея якобы подарил Конфедерации шесть ценных бриллиантов, и они были частью пропавшей казны. Предок мистера Вандерхорста был последним, кто их видел, но он погиб на войне. С тех пор они как будто сгинули.

Губ Марка коснулась легкая улыбка.

– Совсем как Луиза и Джозеф.

– Почему ты это говоришь?

Он пожал плечами.

– Просто исторические события, имеющие вполне логичные объяснения, с годами превращаются в легенды. Гораздо романтичнее предполагать нечто волшебное или мистическое, чем признать, что домохозяйка заскучала с мужем и убежала с другим мужчиной или что уважаемый чарльстонский джентльмен прикарманил деньги хлипкого правительства, чтобы гарантировать выживание своей семьи в тяжелые времена, которые, как известно, были не за горами. – Марк снова пожал плечами и улыбнулся. – Это называется жизнью. Никакой тайны здесь нет.

– То есть ты никогда не слышал о бриллиантах султана? – не унималась я.

Марку удалось вытащить из-под меня одну мою руку.

– Послушай, Мелани. Смею предположить, что эти идеи вбил тебе в голову твой друг Джек. В силу своей деятельности, он имеет крайне богатое воображение и видит зебру, когда перед ним обыкновенная лошадь. Успех его карьеры зависит от того, сумеет ли он сделать из рядовых событий нечто захватывающее, достойное того, чтобы писать книгу. Как говорится, флаг ему в руки – нам всем время от времени хочется убежать от реальности. Но при этом мы не должны забывать, что все это в лучшем случае основано на гипотезе и довольно поверхностном исследовании.

Я промолчала, все еще ожидая, что он ответит на мой вопрос.

Снова вздохнув, Марк продолжил:

– Это просто очередная легенда, связанная с Чарльстоном, я таких в свое время слышал немало. Так что вполне возможно, я слышал и об алмазах. Как я понял, ты хочешь знать, верю я в нее или нет, и если да, то не потому ли оказываю тебе знаки внимания, чтобы получить доступ в твой дом?

Я посмотрела на его руку с ухоженными ногтями, держащую мою, и вспомнила о том, как приятно было ощущать эти руки на других частях моего тела. Мне стоило немалых усилий заставить себя вновь посмотреть ему в глаза.

– И как же?

Марк на мгновение закрыл глаза, оскорбленный до глубины души.

– Той ночью неужели тебе все показалось фальшивым? Неужели тебе показалось, что я заставлял себя заниматься любовью с тобой? – Он выпустил мою руку и встал. – И неужели я произвожу впечатление некомпетентного бизнесмена, не способного найти иной способ приобрести твой дом – даже если бы я действительно считал, что там спрятано состояние, – кроме как приударив за тобой?

Я была вынуждена признать, что сказанное им имеет смысл. Даже то, что он сказал о Джеке, отчасти было правдой, которую еще больше подкрепляло то обстоятельство, что я была готова поверить в худшее в отношении Джека, лишь бы только перестать думать о нем.

Я тоже встала и положила руки ему на плечи.

– Прости, Марк. Просто… – Я не договорила, не готовая доверить ему все. Оторвав глаза от темно-серого лацкана его пиджака, я встретилась с ним взглядом. Его глаза лучились заботой и теплом. – Просто… дело в том, что с восстановлением дома возникли проблемы, и я хотела убедиться, что меня не ждут новые дурные вести.

Он погладил меня по щеке, и по моему телу пробежала приятная дрожь.

– Что случилось, Мелани?

– Реставрация дома требует гораздо больших денег, чем мы планировали изначально, и я не уверена, что мы сможем ее завершить.

Он недоуменно поднял бровь.

– Но ведь этот дом тебе не особенно и нравится. Разве не ты как-то назвала его обузой, «зобом на шее твоей жизни»? – Он мягко улыбнулся мне, но его взгляд оставался напряженным.

– Да, наверное. Но я вложила в него столько времени и сил, что мне страшно подумать о том, что, возможно, работа по его восстановлению так и не будет доведена до конца.

– И что тогда будет?

– Не знаю. Мне нужно поговорить с отцом. Он попечитель, и окончательное решение за ним. Я предполагаю, однако, что, если я окончательно вернусь в свою квартиру и откажусь от дома, собственность, по причине неуплаты налогов на недвижимость, перейдет к кому-то еще. В любом случае я останусь ни с чем.

«Дом – это кусок истории, которую можно потрогать руками».

Как я ни старалась, я не могла выкинуть из головы слова мистера Вандерхорста.

– Что не так уж и плохо, ты ведь с самого начала заявляла, что этот дом тебе не нужен.

– Верно, – сказала я и подумала, не слышит ли он притворство в моем голосе.

– Если только ты не найдешь эти неуловимые бриллианты. Тогда все твои проблемы разрешатся сами собой.

Я резко подняла глаза и увидела, что он улыбается.

– Да, что-то в этом роде, – сказала я, улыбаясь в ответ, и покачала головой. – Я ощущаю себя полной идиоткой.

Марк прикрыл ладонями мои руки.

– Ты не идиотка. Ты невероятно умна, но, пожалуй, легко позволяешь вводить себя в заблуждение людям, которым ты доверяешь. И я прощаю тебе поспешные выводы. Из-за реконструкции дома ты живешь в постоянном напряжении, к которому не привыкла. Поэтому, – произнес он и, наклонившись, поцеловал меня в лоб, – почему бы нам еще разок для снятия стресса не провести уик-энд в моем пляжном домике? Обещаю, что целых два дня тебе не придется ни о чем думать. Даже не нужно будет одеваться, если тебе так будет удобнее.

На сей раз я позволила себе покраснеть и без всякого смущения подставила для поцелуя губы.

– Не уверена относительно последнего пункта, но я обеими руками за уик-энд и снятие стресса.

В кармане его пиджака негромко пискнул телефон. Марк отошел, чтобы ответить на звонок.

– Мне нужно идти, – сказал он, завершив разговор. – Я заеду за тобой в пятницу в четыре часа, если тебя это устроит.

Я дала ему адрес своей квартиры и поцеловала на прощание. Глядя ему вслед, я впервые заметила человека на соседней скамейке. Одетый в полную форму кавалерийского офицера армии конфедератов, он спокойно наблюдал за мной, и я на миг решила, что передо мной участник клуба исторической реконструкции, коих в городе было немало, пока не поняла, что вижу сквозь его торс планки скамьи. Увы, прежде чем я успела отвернуться, демонстрируя свое безразличие, он исчез, оставив после себя лишь дуновение ветерка, прошелестевшего по тротуару опавшими листьями, как будто его вообще там не было.

Три дня спустя я была в магазине нижнего белья, выбирая для поездки в пляжный домик соответствующее неглиже, когда зазвонил мой мобильник. Увидев, что это Софи, я решила не отвечать на звонок. Я не видела ее с того катастрофического вечера в доме на Трэдд-стрит, хотя у меня и был с ней и с отцом телефонный разговор и мы обсудили приостановку ремонтных работ. Тогда она предпочитала молчать, и я подумала, не сердится ли она на меня. Как будто все было по моей вине.

Я открыла телефон, одновременно сравнивая шелк одной ночной рубашки с шелком другой.

– Привет, Соф.

– Привет, Мелани.

– Соф? Это ты? Судя по голосу, у тебя простуда.

– Просто аллергия на собачью шерсть.

Софи шмыгнула носом.

– Я думала, что Генерал Ли у Чэда.

В трубке воцарилась тишина, нарушаемая лишь сопением. Затем послышались негромкие голоса и приглушенный собачий лай.

– Чэд сейчас у тебя, Софи? И ничего, что ты Близнец, а он Рак?

– Он Козерог, Мелани. И он здесь потому, что купил мне полный комплект дисков с мультиком «Скуби-Ду», и я пригласила его посмотреть их со мной. Он был вынужден захватить пса, потому что Генерал Ли скучает, если слишком долго остается один, и начинает выть. Чэд сказал, что соседи уже начали жаловаться. Пока что хозяин квартиры разрешает держать собак, но Чэд опасается, что, если пес будет выть и дальше, хозяин может передумать.

Выбрав бирюзовую шелковую ночнушку, я перебросила ее через руку. У меня появилось ощущение, что я знаю, что будет дальше.

– Ты хочешь, чтобы я пришла за ним?

– Нет. Я приняла антигистаминные препараты, так что все должно пройти. Я звоню, чтобы напомнить тебе о моей пешеходной экскурсии «Дорогой призраков» в эту субботу по случаю Хеллоуина. Надеюсь, ты не забыла, что купила билет?

Кое-как вставив согласные и вникнув в носовые гласные, я наконец поняла, о чем она говорит. Я застыла как вкопанная.

– Что? В эту субботу?

– Это всегда третья суббота октября, Мелани, ты же знаешь. Я звоню, чтобы узнать, как ты смотришь, если мы сначала встретимся и что-нибудь выпьем?

Я посмотрела на роскошную, бирюзового цвета ночную рубашку, перекинутую через мою руку.

– Хм, хорошо, я… у меня возникли другие планы.

На другом конце линии повисла мертвая тишина – не считая сопения через заложенный нос. Я занервничала. В последний раз, когда я отказалась от ее пешеходной экскурсии, Софи добавила мое имя в список рассылки всех до единого секонд-хендов штата Южная Каролина, а также внесла в шорт-лист выступающих на национальной веганской конференции.

– Ты обещала мне, что будешь.

За обвинениями последовало новое сопение.

– Прости, Соф. Я забыла. И планировала на эти выходные уехать из города.

– С Марком Лонго?

Несмотря на заложенный нос Софи, ее упрек прозвучал довольно четко.

– Представь себе, да, с ним.

– После всего, что тебе рассказал Джек?

Как бы мне ни хотелось, чтобы Джек навсегда исчез из моей жизни, было совершенно ясно, что у моей подруги такого желания не было.

– Джек рассказал тебе о пресловутых бриллиантах?

– Да, Мелани, рассказал. И еще немного про Марка Лонго. По-моему, ты невероятно глупа, если отказываешься выслушать Джека.

– Я его выслушала. Я собственными ушами выслушала его признание, что он лгал мне с того момента, как мы с ним впервые поговорили по телефону.

– А откуда ты знаешь, что Марк с тобой честен?

Я вздохнула, стараясь не вспоминать, сколько раз я задавала себе тот же вопрос.

– Потому что я спросила его. И он сказал мне, что не лгал. – Это было не совсем так, но в целом ответ Марка сводился именно к этому. Не говоря уже про его взгляд, который был сама искренность.

– Понятно. – Мне было слышно, как Софи отложила трубку и высморкалась. – И ты склонна верить ему, а не Джеку. Весьма любопытная психология, Мелани. Думаю, нам стоит запланировать еще один сеанс медитации и проанализировать это глубже.

Схватив охапку трусиков из корзины рядом с кассой, я бросила их на прилавок рядом с ночной рубашкой.

– Меня не нужно анализировать. Я лишь хочу побыть одна и принять собственные решения.

– Например, решение отшить свою лучшую подругу. Ту, что, бросив собственные дела, поспешила тебе на помощь, когда ты попросила помочь со старым домом, который достался тебе в наследство.

Ох. Сейчас Софи будет давить на мою совесть – что она делала не часто, но, по крайней мере, в данном случае была полностью права. Я подняла руку, делая знак продавщице, которая уже начала заворачивать ночную рубашку в мягкую розовую бумагу, и одними губами сказала: «Подождите», после чего снова заговорила по телефону:

– Как я понимаю, если я не появлюсь, ты снова подпишешь меня на отдых на нудистском пляже или на роль модели во время показа унылых мод твоих друзей?

– Возможно.

В голосе Софи не было даже намека на улыбку.

Я тяжело вздохнула.

– Хорошо. В какое время мне нужно быть?

Она сообщила мне подробности, и я повесила трубку. Я поблагодарила продавщицу и сказала, что передумала. Бросив долгий прощальный взгляд на шелковую бирюзовую ночную рубашку, я отправилась к выходу. Оставалось лишь надеяться, что в этом году Софи внемлет моему совету и оденется поприличней.

Во время ее ежегодных прогулок на Хеллоуин она изображала из себя медиума, способного общаться с духами усопших. Я воспринимала как личное оскорбление, когда она наряжалась ведьмой или кем-то в этом роде с клыками. Зная, что она принудила меня отказаться от выходных, чтобы побывать на ее безумной прогулке, она могла хотя бы одеться как настоящий экстрасенс и следовать моему примеру по части моды.

Возле ворот кладбища Св. Филиппа толпился народ, с открытыми ртами глядя на существо в черной мантии с наброшенным на голову капюшоном и косой в руке. На шее на шнурке болталась бирка экскурсовода. Заметив меня, фигура в черном сделала шаг вперед. Под мантией мелькнули полосатые гольфы и сандалии, и я поняла, что это Софи.

Сначала она отвела меня на ужин, а затем отвезла на машине в город, где высадила на Кинг-стрит, чтобы я могла сделать кое-какие покупки, пока она будет готовиться к экскурсии, поэтому я еще не имела возможности увидеть ее костюм. Прежде чем она укатила домой, я еще раз напомнила ей о необходимости одеться надлежащим образом. Увы, дурное предчувствие не отпускало меня. И не без оснований.

По крайней мере, она не оделась ведьмой и не вставила в рот клыки, но я подумала, что коса тоже перебор.

Рядом стояли другие группы, но Софи захватила лучшее место, ближе всего к могиле Сью Говард Харди, где, согласно городским легендам, чаще всего видели ее призрак. Считалось, что миссис Харди проводит почти все свое время, скорбно склонившись над могилой мертворожденного младенца, которого она произвела на свет более ста лет назад. Я прекрасно знала, что это не так, потому что еще в детстве, гуляя с мамой, однажды поговорила со скорбящей женщиной. Моя мать оттащила меня от торчащей сквозь ворота руки прежде, чем бледные белые пальцы схватили меня за рукав. Лишь позже, когда вечером мать уложила меня в постель, я поняла, что она ее тоже видела.

Софи в знак приветствия подняла вверх косу. Я закатила глаза, на всякий случай держась от ворот подальше, – вдруг кто-то из обитателей кладбища захочет привлечь мое внимание. Окинув взглядом другие группы, я с удовлетворением отметила, что большинство гидов не стали облачаться в маскарадные костюмы. Софи попыталась объяснить, что костюм привлекает в ее группу больше людей, а значит, она соберет больше денег для колледжа, но меня это не убедило. Я сказала, что для увеличения числа желающих присоединиться к ее экскурсии ей следует рассказывать более правдивые истории, нежели рассказывают конкуренты, но она со мной не согласилась.

– Именно на этом месте, – заговорила Софи, – в 1987 году фотограф-любитель сделал снимок, который превратил это кладбище в центр многих паранормальных исследований. Фотограф даже не догадывался о том, что миссис Сью Говард Харди, бывшая жительница Чарльстона, скончавшаяся от горя сто лет назад, сидела, склонившись над могилой, оплакивая своего мертворожденного ребенка. Он был очень удивлен, когда, проявив пленку, увидел ее изображение.

Голос Софи, еще более гнусавый, чем обычно, дрогнул, я же едва не расхохоталась.

– Она так говорит, как будто знает, что это такое, вам не кажется?

Я обернулась, чтобы защитить мою подругу, и застыла на месте. Увидев перед собой Джека, я дернулась в сторону и налетела на дородную даму в футболке с логотипом кафе «Солти дог», стоявшую позади меня.

– Джек, что вы здесь делаете?

– То же, что и вы. Пришел поддержать колледж Чарльстона, а также узнать что-то новое о своем городе.

Я посмотрела в его лучистые голубые глаза и была вынуждена признать, что он хорошо выглядит. Хотя и не настолько, чтобы я простила его или подпустила к себе близко, однако достаточно, чтобы любоваться им издалека. Очень издалека.

– Рада за вас, Джек. Но, пока вы слушаете, пожалуйста, постарайтесь не стоять рядом со мной. Надеюсь, вы не забыли, что я больше не желаю вас видеть?

Я начала пробираться к краю толпы, но Джек положил руку мне на плечо.

– Вы не ответили ни на один из моих звонков.

– И вас это удивляет? – Я попыталась сбросить его руку, но он крепко держал меня. Заметив, что женщина в майке уделяет нам больше внимания, чем Софи, я оставила попытки высвободиться.

– Нет, – сказал он, понизив голос. – Но я удивлен, что вы не даете мне возможности реабилитироваться. – Он убрал руку, но наклонился ко мне так низко, что его лицо почти касалось моего. – Мне казалось, мы друзья.

– Мне тоже так казалось, – ответила я, отступая. – И вы ничего не можете сделать, чтобы искупить свою вину, так что просто уходите и оставьте меня в покое.

Я повернулась и начала пробираться сквозь толпу, обступившую Софи. Кстати, та в данный момент поэтично рассказывала о привидениях, блуждающих по ночам по улицам Чарльстона, даже не подозревая о том, что позади нее, за кладбищенской оградой, в петле болтается мертвый пират.

Джек упрямо увязался следом за мной.

– Я могу найти для вас бриллианты. Подумайте, что это будет означать. По крайней мере, вы сможете закончить реставрацию вашего дома.

Я остановилась и посмотрела ему в лицо.

– Это не мой дом. И никогда им не был – никогда. Для меня он был лишь нескончаемым источником хлопот и разочарований. Так что с меня хватит. И дома, и вас. Просто оставьте меня в покое. – Я повернулась спиной к нему и лицом к Софи и сделала вид, будто внимательно ее слушаю.

Джек говорил тихо – идеальный контраст с гнусавым чириканьем Софи.

– А как же Луиза и Невин? Вы намерены бросить их вместе с домом? А ведь вы не хуже меня знаете, что Луиза любила своего сына. Чтобы она оставила его, с ней должно было случиться нечто поистине ужасное. Более того, по какой-то непонятной причине газеты развязали кампанию по очернению ее имени, чтобы все подумали, будто она сбежала с Джозефом Лонго. Но мы ведь с вами знаем, что это неправда? Помните фотографию в рамке, которая вечно летает по всей комнате? Это делают Луиза и Невин – и даже не пытайтесь это отрицать. Мы с вами оба знаем, что с домом что-то не так. И что Луиза и Невин хотят, чтобы все, наконец, узнали правду. – Джек потянул меня за руку, и я была вынуждена повернуться к нему. – Вы нужны им. Помогите им сказать правду.

– Можно подумать, вы что-то о ней знаете! – воскликнула я. Головы присутствующих тотчас повернулись в мою сторону, Одновременно до меня дошло, что Софи только что спросила у людей, есть ли у кого-нибудь из нас сверхъестественный опыт.

Софи подняла голову и посмотрела в мою сторону.

– Молодая леди в заднем ряду! У вас был опыт, которым вы хотели бы поделиться?

Я с ужасом посмотрела на нее и снова увидела пирата, который теперь качался в петле на ночном ветру. Мне был слышен скрип веревки о кору дерева. Это тотчас напомнило мне о ребенке на старых деревянных качелях.

– Хм. – Я кашлянула. – Вообще-то, нет.

– Вы уверены? – Софи нахмурилась и выразительно посмотрела на меня, как будто подавала сигнал, который я должна была расшифровать.

– Уверена, – ответила я, наблюдая за появлением нескольких пиратов. Пустив в ход длинные сверкающие сабли, они принялись снимать своего мертвого приятеля с дерева.

– Но мне показалось, что вы хотели нам что-то сказать, – не унималась Софи.

Я мысленно застонала.

– Ну, хорошо. Однажды мне позвонила бабушка.

Дородная дама в майке нахмурилась.

– И что в этом паранормального?

Я повернулась и посмотрела ей в глаза.

– Моя бабушка вот уже двадцать лет как умерла.

Пышнотелая дама отступила. В толпе раздалось несколько смешков и замечаний вроде «Не иначе это какой-то розыгрыш по телефону».

Я посмотрела на Софи и пожала плечами.

Толпа развернулась и последовала за Софи по Черч-стрит, к углу, где та пересекалась с Куин-стрит, и остановилась перед почтенным и якобы кишащим привидениями зданием театра, в котором в настоящее время шел масштабный ремонт. Я чувствовала, как Джек молча шагал рядом со мной, но даже не повернула голову в его сторону.

Как только толпа вокруг Софи угомонилась, моя подруга заговорила снова.

– Женщина в темно-красном платье медленно парит в воздухе, бродя по залам и по внешнему балкону второго этажа. Ее видели капельдинеры, а также зрители.

Что-то легонько коснулось меня. Я тотчас резко обернулась на Джека, чтобы в очередной раз потребовать, чтобы он оставил меня в покое. Но Джек смотрел прямо перед собой, внимательно слушая Софи, и даже не ведал о женщине, что стояла за ним, положив голову ему на спину. Полупрозрачным пальцем она смахнула с его уха выбившийся завиток черных волос. Джек потянулся, как будто хотел отогнать назойливую муху, но затем его рука на миг замерла в воздухе и легла на то самое место, где только что была рука женщины. Потом, как будто не отдавая себе в том отчета, он наклонил голову, словно любовник, который хочет услышать тихий шепот своей возлюбленной.

Я мысленно услышала ее голос, хотя губы ее не двигались. И глаза ее были закрыты, но я знала, что ее слова предназначены для меня. «Скажи ему. Скажи ему, что я люблю его. Скажи ему, что моя любовь к нему не дала мне иного выбора, кроме как уйти. Скажи ему, что ты знаешь». Затем она открыла глаза, но за веками была лишь пустота. А потом она исчезла.

Кто-то легонько дернул меня за свитер. Посмотрев вниз, я увидела пухленького мальчика лет восьми.

– Я тоже ее видел.

– Кого? – нервно спросила я.

Он посмотрел на меня глазами умудренного жизнью старика.

– Сами знаете. – Он подался вперед и прошептал: – Я не должен говорить об этом, но я подумал, что, если вы тоже ее видели, значит, я не сумасшедший.

Мое сердце ёкнуло. Я вспомнила, как в его возрасте меня дразнили на детской площадке, потому что я сказала, что Мэри Лу Уоткинс провела ночь в моем доме, хотя все знали, что она погибла в автокатастрофе.

– Ты не сумасшедший, – сказал я мальчику. – И если тебе повезет, то с годами у тебя это пройдет.

– Но у вас не прошло, – возразил он и осуждающе посмотрел на меня.

– У меня не прошло. Но у многих детей проходит.

– Надеюсь, у меня тоже не пройдет, – сказал он и, слабо улыбнувшись, вернулся к матери.

– Кто это был? – спросил Джек, оборачиваясь.

Я пожала плечами.

– Какой-то мальчишка. Думал, что потерял мать.

Джек нахмурился и, вплотную наклонившись ко мне, посмотрел мне в глаза.

– У вас такой вид, будто вы только что видели призрака.

Нервы мои были взвинчены. Я издала истерический смешок, отчего все обернулись и вопросительно посмотрели на меня. Софи вновь повернулась ко мне. Я мгновенно испугалась, что, попроси она меня поделиться еще каким-нибудь реальным событием из моей жизни, меня тотчас вырвет.

– Мне надо идти. Скажите Софи, что она отлично поработала, а я позвоню ей завтра, – сказала я Джеку.

Я даже не подумала, как доберусь до дома.

– Мне тоже. Мелани, нам нужно поговорить. Мы просто не можем оставить все, как есть.

– Отчего же, очень даже можем, – возразила я, с удивлением обнаружив, что мои руки и голос все еще дрожат. Я зашагала по Черч-стрит в сторону Брод-стрит, думая, что позвоню Нэнси и попрошу ее подвезти меня.

Рядом со мной звякнул мобильник Джека. Он остановился, чтобы ответить, я же зашагала дальше. Я почти дошла до следующего квартала, когда Джек снова окликнул меня по имени:

– Мелани, пожалуйста, подождите!

Я остановилась посреди улицы. Может, рассказать ему про Эмили? Мне хотелось сделать ему больно, как он сделал больно мне. Но потом я вспомнила, как он наклонил голову и как она коснулась его волос, и поняла, что не смогу. Он наверняка знал. Я должна была придумать, как сказать ему это, не уничтожив нас обоих.

– Ну, так как, Джек? Какая часть «нет» до вас не дошла?

Вместо ответа он схватил меня за руку и зашагал дальше.

– Звонил ваш отец.

– С ним все в порядке? – спросила я, ощутив легкий укол совести. Я давно уже не тревожилась о нем. Я выбрала эту позицию годы назад.

– После того, как вы сказали ему, что имя вашего деда значилось на акте передачи права собственности на поместье «Магнолия-Ридж», он решил порыться в его вещах в надежде на то, что вдруг всплывет что-то новенькое о вашем деде Гасе и его связи с Вандерхорстами.

– И как? Всплыло? – спросила я, слегка задыхаясь, потому что мы почти бежали.

– Он нашел хумидор, коробку для сигар, принадлежавшую Гасу. Замок он сломал и теперь говорит, что мы должны посмотреть, что он нашел внутри.

Я попыталась вонзить каблуки в землю, чтобы Джек остановился, но в результате он несколько шагов тащил меня за собой, и я была вынуждена вновь перейти на бег.

– Стойте, Джек! Довольно! Или вы забыли? С меня хватит загадок и тайн!

Ничего не ответив, он потащил меня дальше по Черч-стрит, чем привлек к нам внимание пары, одетой как солонка и перечница и шагавшей по противоположной стороне улицы.

– Джек, остановитесь. Мне все равно. Без разницы, честное слово. Не говоря уже о том, что я зла на вас и на отца, ведь я велела вам убираться из моего дома, потому что не желала вас больше видеть. И вот теперь выясняется, что вы оба за моей спиной продолжали биться над разгадкой этой так называемой тайны.

Наконец мы дошли до его машины. Здесь Джек отпустил мою руку и посмотрел на меня.

– Давайте на одну минутку притворимся, сделаем вид, что речь не о вас и не обо мне, договорились? Возможно, весь этот проект значил для вашего отца гораздо больше, чем кто-либо из нас мог предположить. И теперь он… не знает, чем себя занять.

Мой гнев быстро улетучился, сменившись свинцовым страхом.

– Что вы хотите сказать, Джек? Мой отец снова запил?

Джек открыл пассажирскую дверь машины.

– Это будет зависеть от того, как быстро мы доберемся туда.

– Куда именно?

– В «Черную бороду». Он сидит за столом на пару со стаканом джина.

Я молча скользнула на сиденье. Не знаю почему, но я чувствовала себя разочарованной. Но еще больше меня удивило то, что после всего, что было известно, мне удалось обнаружить в сердце крошку надежды.