Часть четвертая
Самодельные беспилотники

Таня пришла в восторг, узнав, что Моко схватили. Но когда она узнала, что для этого пришлось привлечь местных ополченцев, ей стало страшно.

Тем не менее она отправилась на место.

Туда было несколько часов езды на машине, поэтому Таня взяла машину во Флотилии.

Она зарегистрировала свой маршрут в управлении путешествий, чтобы о ее появлении было известно заранее. На пути будут контрольно-пропускные пункты.

Проезжая по побелевшим равнинам Миннесоты, растворяющейся в Айове, Таня снова подумала о том, почему покинула эти места.

На востоке район называли «Тропиком Канзаса». Это было не какое-то определенное место, которое можно обозначить на карте, и собственно Канзас даже не входил в него, но, попав сюда, человек сразу же это чувствовал и понимал, что подразумевается под таким названием. Которое ни в коем случае нельзя было считать комплиментом. Участки Среднего Запада, каким-то образом превратившиеся в третий мир. Шутили, что Луизиану пробовали вернуть французам, однако территория оказалась в слишком плачевном состоянии.

До сих пор не было единого мнения насчет того, почему это произошло. Целые политические движения возникли на основе тех или иных теорий, однако правду не знал никто.

Достоверно известно было только то, что значительные участки «кукурузного пояса» оказались поражены различными заболеваниями – неясно, вследствие неправильного скрещивания сортов, общего экономического упадка, климатических изменений, политических просчетов или божественного возмездия. Таня считала, что виновато все вышеперечисленное. Это происходило вокруг нее, когда она училась в школе, и позднее, когда она поступила на юридический факультет, и все это время она последовательно перебирала различные теории. После окончания университета ее обычным состоянием стала отрешенность, приправленная редкими искрами оптимистической надежды, быстро уничтожаемой суровой действительностью.

Неприятности начались в сельской глубинке. На старых дорогах, ведущих мимо безлюдных городов, опустошенных исчезающим будущим. Те, кого оставляли присматривать за имуществом, почему-то решили, что им нужна автономия и самостоятельный контроль над землями и законами. Эта болезнь и порожденные ею политические убеждения вскоре перекинулись и на близлежащие города.

Обратное освоение потребовало больше времени. Это называлось исцелением – то, как прерии преображались для новых разработок недр; но у тех, кто проезжал мимо и видел, как новые машины своими огромными хоботами впиваются в почву, возникали еще большие сомнения.

Седар-Рэпидс был одним из региональных центров, в которых началось обратное освоение. Если подъезжать к городу с севера, складывалось ощущение, что это какие-то индустриальные развалины двадцатого столетия. Обветшалые железобетонные башни элеваторов и продуктовых фабрик поднимались над обширными железнодорожными грузовыми станциями, покрытыми, словно татуировкой, эмблемами умерших корпораций. Кое-где виднелась новая инфраструктура: хромированные трубы, черные уплотнители и алюминиевые гланды новых процессов получения биотоплива. Даже сквозь закрытые окна чувствовалось исходящее от города зловоние горящей сахарной ваты, выделяющей ядовитый газ.

С эстакады в старом центре города виднелась река, и можно было разобрать, что она мертвая, с цветом воды, похожей на химическую жижу, с желатиновым течением, с берегами, начисто лишенными растительности и примыкающими городскими кварталами, очищенными от жителей.

Рядом с автострадой стоял рекламный щит с портретом президента, сделанным еще тогда, когда у него были обе руки, на зеленом поле с группой фермеров в бейсболках с логотипом биотехнологий и учеными в халатах, осматривающими молодые побеги кукурузы, кукурузы настолько огромной, что она казалась выходцем прямиком из научно-фантастического фильма. Тут же присутствовал и губернатор, положивший руку на плечо одному из фермеров. Его называли «пожизненным губернатором», что звучало как шутка до тех пор, пока господствующие фракции не воплотили это в жизнь.

База ополчения, где поместили Моко, находилась на огороженной территории на восточной окраине города. Это был дом местного землевладельца, доверившего ополчению задачу защиты своей собственности и поддержания порядка в городе.

Ополченцы были по большей части белыми, по большей части тупыми и все до одного внушающими ужас. В пустынном переулке лучше с такими не встречаться, особенно если ты чернокожая женщина. Особенно опасными были уроженцы Среднего Запада, потому что многие из них при первой встрече казались довольно приятными людьми. Это как в церкви, когда тебя с улыбкой угощают шоколадным пирожным с орехами, после чего говорят, как будут регулировать твою жизнь. Неплохо было вспомнить, что эти люди были такими же жалкими, как и те, кого они охраняли. Парни и редкие девчонки, выросшие в убогих районах, забытых столицей, и лишенные возможности выбраться оттуда. Те, кто верит политикам, работающим на бизнес – или бизнесменам, купившим возможность податься в политику ради дополнительных выгод, – говорящим, что во всех бедах виноваты те, среди кого они живут, у кого еще меньше, чем у них, благ, и потому они пытаются урвать свою долю.

Увидеть у себя на пороге чернокожую женщину в деловом костюме для этих ребят было не так захватывающе, как наблюдать за приземлением инопланетян, но Таня постаралась максимально использовать шок в свою пользу, преподнеся себя вожаком, способным управиться с этой хищной сворой.

Встретили ее здоровенный краснорожий тип в пуленепробиваемом коричневом комбинезоне со встроенными кармашками для боеприпасов, пахнущий табачным дымом, и маленький рыжеволосый парень, по одежде больше напоминающий пастора из захудалого прихода (это впечатление дополнял висящий на шее деревянный крест) и с большим пистолетом на поясе. Как выяснилось, это был врач, доктор Крейвен, а верзила был командир. Он представился главой народного патруля Кёнигом, но затем попросил называть его просто Бобом.

– Боб, где мой задержанный? – спросила Таня.

– Я что-то не расслышал, какое ведомство вы представляете?

– Отдел специальных исследований, – ответила Таня, предъявляя свое удостоверение. – В настоящий момент прикомандирована к Секретной службе. Можете проверить мои полномочия по правительственному каналу.

– Хорошо, доступа к нему нам не предоставляют, но нас предупредили о вашем приезде. Арестованный здесь, в подвале.

– Мы оказываем ему особое внимание, как вы и просили, – добавил доктор Крейвен.

– Предоставьте мне судить, соблюдаете ли вы требования, – заявила Таня, напуская на себя властный вид в надежде, что это сработает. Судя по тому, как переглянулись друг с другом ополченцы, у нее получилось.

Дом был огромный, на большом участке земли – загородный особняк, превращенный в штаб вооруженного ополчения. Стены были увешаны здоровенными картами окрестностей, обильно помеченными черным фломастером и красным маркером. Таня увидела фотографии подозреваемых, как официальные полицейские – в фас и профиль, так и снимки с камер наблюдения. Рации, компьютеры и прочее снаряжение. Пластиковые стаканчики и большая груда пустых банок из-под пива в углу. Много верзил, похожих на Боба, другие, поджарые и крепкие, и одна женщина азиатской наружности, судя по виду, самая крутая, хотя росту в ней было не больше пяти футов. Оружия больше, чем Таня видела где бы то ни было за пределами арсенала. И горы пропагандистских плакатов, флагов и транспарантов.

Рядом с крыльцом была псарня с двумя немецкими овчарками и парой питбулей. Одна из собак, с полосатой, как у тигра, шкурой и шрамами на морде, проводила пристальным взглядом проходящую мимо Таню.

– Спускаемся сюда, – сказал Боб, отпирая закрытую тремя засовами стальную дверь, ведущую в подвал.

Внизу зажегся свет, тусклое зарево дешевых люминесцентных ламп.

Боб возглавлял шествие, а доктор Крейвен шаркал следом за Таней. Они оказались в длинном коридоре со стенами из шлакоблоков. Двери в камеры были забраны металлической сеткой. Все камеры были пусты, за исключением последней, закрытой массивной дверью с крошечным застекленным окошком. Тане пришлось привстать на цыпочки, чтобы в него заглянуть.

Внутри находился обнаженный тощий парень с бурой кожей, привязанный к койке, только что обритая наголо голова лежала на дешевых подушках.

– Это еще что за чертовщина? – возмутилась Таня.

– У него сотрясение мозга, – объяснил доктор Крейвен. – Приходится держать ему голову приподнятой.

В подвале было по-зимнему холодно, и чувствовалось, что в камере еще холоднее. Напротив кровати стоял маленький переносной туалет, давно нуждающийся в чистке.

– Это полное нарушение правил содержания заключенных. Грубое нарушение прав человека.

– Девочка, не надо здесь рассуждать о «правах человека», – сказал Боб, быстро теряя обходительность. – Мы здесь воюем с терроризмом, понятно? И именно ваши люди показали нам, как это делать. Мы сохраним этого мерзавца живым и здоровым до тех пор, пока вы его не заберете.

– Не надо называть меня «девочкой», Боб, – гневно ткнула ему в лицо пальцем Таня. – И не надо объяснять мне законы. Господи! Мне прекрасно известны все законы. Могу процитировать их вам по памяти. Например, положение, дающее мне право приостановить вплоть до особого разбирательства разрешение на деятельность вашего ополчения, как только я увижу нечто такое, что посчитаю нарушением закона. И из того, что до сих пор ни у кого не хватило духа одернуть вас, еще не следует, что вас не держат на коротком поводке.

Не было никаких сомнений в том, что ни одна чернокожая женщина еще не разговаривала так с Бобом. На какое-то время командир ополчения полностью опешил, но Таня понимала, что долго эти чары не продержатся. Как только Боб расстанется с ней, он начнет строить планы, как вернуть прежний порядок вещей.

Оглянувшись на доктора Крейвена – смерив взглядом его глаза, жидкую бородку, деревянный крест, – Таня отдала ему новые распоряжения:

– Развяжите этого парня. Принесите ему одежду. Дайте мне воды. Еще лучше, горячего кофе. И обогреватель.

– Как вам угодно, – проворчал Боб, разворачиваясь. – Выполняй, док.

– Кто ты такая? – спросил Моко.

– Меня зовут Таня. Я работаю в Вашингтоне, в ведомстве, о котором ты никогда не слышал, расследую деятельность богатых преступников.

Моко потер лицо, затем потер руки. Теперь он был в одежде и в толстовке, которую ему принесли по приказу Тани. Пощупав толстовку, Моко долго смотрел на нее, словно не в силах вспомнить, что это такое, затем наклонился вперед и, глядя Тане в лицо, задрал левый рукав, обнажая руку.

– Это что еще такое, твою мать?

На запястье краснело пятно свежего раздражения. Посреди пятна скрещивались черные линии и точки, однако на татуировку это не было похоже.

– Думаю, это идентификатор, – предположила Таня.

– Я тоже так решил, – недовольно пробурчал Моко, глядя на пятно. Затем он опустил рукав.

– Я сожалею, что так получилось, – сказала Таня.

– И ты тоже ступай к такой-то матери!

– Кто это сделал?

– Этот мерзкий козел врач, – сказал Моко. – Он и еще два чувака. Вчера разбудили меня среди ночи.

– Я выясню, что это такое. А врач правда мерзкий.

– Заявляется сюда с хирургическими лакомствами и говорит на плохом испанском об Иисусе, вкрадчивым голосом сообщая мне, что я получу хорошее обращение, если выдам всех, кого знаю. Убеждает меня в том, что из-за своих татуировок, тех, которые были у меня до того, как я сюда попал, я попаду прямиком в ад, а он может их убрать, если я захочу стать «чистым».

– Что еще с тобой сделали? Я могу составить докладную записку.

– Докладную записку? Ты считаешь меня таким же придурком, как и их?

– Скажи мне всё. Я же чувствую, что тебе этого хочется.

Моко опустил взгляд, затем посмотрел Тане в лицо.

– Надо мной издевались всеми способами, какие только пришли им в голову. Стояли в камере и смотрели, как я сру. Лупили меня.

– Поговорим о чем-нибудь другом, – предложила Таня. Ей захотелось забрать этого парня. Она начала размышлять, как вытащить его отсюда.

Принесли кофе, и Таня стала расспрашивать Моко.

Они долго беседовали, и с выпитым кофе Моко становился все более разговорчивым, хотя, похоже, он почти ничего не знал о том, о чем его спрашивала Таня. Что являлось частью ее плана – техника ведения допроса, при которой вначале задаются вопросы, на которые у допрашиваемого гарантированно нет ответов, вопросы настолько сложные, что у него начинает болеть голова, и, когда наконец переходишь к вопросам, которые тебя действительно интересуют, допрашиваемый горит желанием выложить все, что знает. Работает это не всегда, но положительный результат бывает гораздо чаще отрицательного.

Таня расспрашивала Моко о высшем руководстве подполья, о том, что оно замышляет, об убеждениях и идеалах рей. Подобные вопросы она задавала о движении в Новом Орлеане: кто остался в живых после захвата города, где они скрываются. Таня спрашивала об антеннах, секретных частотах и пиратском телевидении, даже заводила разговор о кодах. Она узнала от Моко гораздо больше, чем рассчитывала. О конспиративных домах в Чикаго, дальше на юг и здесь, где он бывал. О дырах на границе. Об автономном кооперативе в Айова-Сити и о том, что он поставляет другим повстанцам. И вот, наконец, она показала Моко фотографию Сига.

– Где находился этот парень во время облавы? – спросила она.

– Смылся, – ответил Моко. – За три дня до того.

– Куда он направился? – Таня внимательно следила за его лицом, стараясь определить, не лжет ли он.

– Понятия не имею, – сказал Моко. – А ты сама куда бы направилась?

– Для него главное – постоянно быть в движении. Наверное, в Новый Орлеан. Говорят, там безопасно.

– Это осталось в прошлом. Если только не считать лагеря.

– Я слышала другое. Куда еще ты направился бы на его месте?

– На юг. До самого конца, через границу.

– В Никарагуа?

– С Никарагуа все кончено. Это было видно еще до слияния.

– Сколько «деловых поездок» ты совершил в Никарагуа?

– Пару.

– По суше?

– Да, в первый раз. Жуть страшная. После чего я свел со своими друзьями знакомых ребят с побережья, у которых есть лодки.

– Ты туда переправил того типа из Миннесоты?

– Никуда я его не переправлял. Я забрал одну даму, доставил ее в Хьюстон. Секретность была строжайшей.

– Какую даму?

– Обожженную. Была вся закутана с головы до ног.

Таня постаралась мысленно представить себе эту сцену. Перебрала в голове лидеров подполья. Тех, кто подходил бы под это странное описание.

– Как ее звали?

– Мне не сказали, я не спрашивал.

– Это была Максина Прайс?

Моко задумался. Таня затаила дыхание, взволнованная своим невероятным вопросом и возможным ответом на него.

– Если ты хочешь, чтобы я забрала тебя от этих деревенских костоломов, Морисио, ты должен рассказать мне все.

– Да не знаю я, кто она такая! Мне сказали, что раньше она выглядела по-другому, а я понятия не имею, как она выглядела раньше.

– Максина Прайс была вице-президентом Соединенных Штатов.

– Да, слышал, но я ее не узнал. Твою мать, да я тогда был еще совсем маленьким!

– Ты знал, что она считается погибшей?

– Выглядела она весьма помятой.

– Кто был с ней?

– Никого. Какие-то люди довезли ее до того места, где мы ее забрали в лодку, но поплыла она одна.

– Трудно поверить, что такая высокопоставленная беглянка будет путешествовать в одиночку. Дурдом какой-то!

– Это была очень милая дама. Умная. Я не понимал и половины того, что она говорила, но когда понимал, это было просто классно. Тебе не кажется, что всем нам нужно стремиться быть похожими на тех, кто жил в Новом Орлеане до захвата города? Ты бы видела это! Класс! Словно люди из будущего. Только такого будущего, которое получилось из другого прошлого.

– Теперь об этом можно только вспоминать. Пусть многим по душе эти идеи, но они не будут взрывать Белый дом ради их осуществления.

– Ты не согласна с тем, что этого паскуду нужно взорвать?

– Сознаешь ли ты, что только что совершил еще одно федеральное преступление?

Поежившись, Моко молча уставился на нее.

– Где сейчас находится Максина Прайс?

– Не знаю.

– Где ты с ней расстался?

– Я ведь уже говорил, разве нет? В Новом Орлеане. Нас выследили, долбаные беспилотные подводные лодки, или хрен знает как. Мы вовремя отвернули. Доставили даму надежным друзьям. После чего сожгли лодку и разделились.

– У меня есть еще вопросы относительно типа из Миннесоты.

– Мне нужно передохнуть! – возмутился Моко.

Оставив Моко одного в камере, Таня задумалась над значением того, что сейчас услышала. Максина Прайс жива и где-то скрывается.

Внезапно ей стало не по себе от того, чем она занималась. Таня вспомнила маму и то, что та сказала при расставании.

Быть может, ей удастся забрать Моко с собой. Сделать из него союзника.

Таня спросила у дежурившего у двери верзилы, где найти Боба, и тот ответил, что командир ополчения как раз ее искал.

Когда Таня поднялась из подвала, Боб ждал ее у лестницы вместе с половиной своего отряда, все с оружием.

– Время вышло, – объявил Боб.

Коротышка-азиатка, которую Таня уже видела, уютно прильнула к нему; вид у нее был еще более зловещим, чем прежде.

– Мне нужно забрать задержанного с собой, – сказала Таня.

– Только в сопровождении Патриотов отчизны. Ты мне кажешься какой-то скользкой. Вот Джойс тут навела кое-какие справки, и у нас возникли определенные сомнения.

Джойс пристально посмотрела на Таню.

– Это потому, что вы действуете чересчур медленно, – сказала Таня. – И обращаетесь не к тем людям. Но у меня нет времени учить вас, как работать. Освободите дорогу.

После чего она расправила костюм и прошла прямо сквозь толпу, расступившуюся перед ней.

Сидя в машине и направляясь на юг, а не на север, каждые несколько секунд оглядываясь назад, ожидая увидеть несущуюся с ревом погоню, Таня думала о Моко и о том, как его освободить. О маме и о том, как ее освободить. Обо всех остальных, таких же, как они.

Все начинало проясняться, вот только Таня теперь не совсем понимала, куда едет.

Возможно, Сиг ей поможет, если ей удастся его найти.

Таня увеличила скорость.

– Это не обычное собрание, – обратилась она к тем семнадцати, кого пригласила сюда. – Это чрезвычайный совет.

Сиг обвел взглядом присутствующих. У всех, кроме него, волосы были седые.

– Давайте объявим войну! – пошутил какой-то старик. У него была длинная серебристая борода и бритая наголо голова.

– Перестань пороть чушь, Майк, или уходи, – отрезала Билли.

Как оказалось, Билли была настоящей террористской. Об этом Сигу наконец рассказал Фриц. В восьмидесятые годы она была членом «Ястребиной армии», революционной группы студентов Среднего Запада. Ее арестовали в 86-м году после взрыва регионального отделения «Белл-Нет», но затем отпустили под залог, после чего она ушла в подполье. По словам Фрица, на самом деле ее звали Кэтрин. Настоящую ее фамилию не знал даже он.

Сиг пошевелил пальцами загипсованной руки. Его отвели к травматологу, симпатизировавшему движению. Врач сделал все возможное и посоветовал Сигу особо не усердствовать, если он хочет восстановления всех двигательных функций.

Сиг слушал, как Билли излагает собравшимся суть дела. Она хотела освободить Моко. Ополченцы заявили, что он высокопоставленный террорист, лишенный гражданства, и они собираются передать его федералам для отправки на острова Маис.

– Это экстерриториальная тюрьма, – объяснила Билли. – Хуже, чем Детройт. Там конституция просто не действует – в отличие от наших краев, где она только приостановлена. Это дорога в один конец, ребята.

Послышались многочисленные недоверчивые восклицания. Все остальные, кто не бежал вместе с Сигом, были освобождены благодаря хорошему юридическому представительству и выплатам из общего котла. Фриц объяснил Сигу, что именно так и ведутся в здешних краях дела с ополчением: по большей части так называемые силы правопорядка занимаются похищением людей с целью выкупа и рэкетом.

– Нам нужно перестать укрывать этих ваших любимчиков, которые буквально притягивают к нам ополченцев, – сказал один старик, похожий на неудачного Санта-Клауса, тыча пальцем в Сига. – Иначе мы потеряем все, что смогли здесь построить.

– Самые горячие уйдут, Том, – сказала Билли. – После того, как мы освободим последнего.

– Они вернутся к тому, что один раз уже закончилось неудачей, – сказала одна из присутствующих женщин.

– Назревают большие перемены, Мери, – сказала Билли. – Да, возможно, нам придется снова раздувать огонь. В настоящий момент дело обстоит так: мы обещали этим малышам защиту и не сдержали слово, поскольку пребывали в наивном заблуждении, что, если мы все будем делать мирно, нас никто не тронет. Необходимо это исправить. Прямо сейчас. Нельзя допустить, чтобы людей отправляли в этот кошмар.

– Значит, ты хочешь взорвать отряд ополчения?

– Я не хочу никого убивать, – сказала Билли. – Я только хочу снова начать борьбу. Это скорее психологическая борьба – игра на информационном поле. Будем надеяться, у нас это получится лучше, чем у них.

– Психологическая борьба с применением оружия? – спросила одна из женщин.

– Выслушайте меня, – сказала Билли.

Она вкратце изложила свой план. Со всеми обсуждениями и отступлениями это потребовало времени. Билли на собраниях кооператива не раз повторяла, что не верит в принцип иерархии управления – в то, что одни говорят другим, что делать. По ее словам, она сама являлась сторонницей «чисто автономного сотрудничества».

Однако на этот раз никто не захотел ее поддержать. Она проиграла голосование.

– Извини, Сиг, – сказала Билли после того, как все разошлись. – Но я не могу идти против мудрости большинства. Так оно и к лучшему.

Фриц вызвался помочь Сигу. Это открывало ему возможность воспользоваться самодельными беспилотниками.

Разумеется, Фриц не называл их беспилотниками. Он называл их моделями.

Сначала испытали большую. Она с трудом поместилась в старый ржавый «Мерседес»-универсал Фрица. Именно ее Сиг видел в подвале, похожую на распухший треугольник. Как выяснилось, в носовой части находился объектив. От него отходила толстая антенна, прикрепленная к фюзеляжу. Толкающий винт находился сзади, его приводил в действие бензиновый моторчик.

Сиг сомневался, что подобная штуковина полетит.

Как выяснилось, летал беспилотник весьма неплохо. Вся проблема заключалась в том, как поднять его в воздух.

Накануне поездки в Седар-Рэпидс прошел последний в эту весну снегопад. Снега выпало больше, чем ожидалось. Но все-таки недостаточно для того, чтобы завалить дороги. И скрыть зловоние Седар-Рэпидс, где практически ежедневно воздух был насыщен запахами приправленной сахаром скотобойни, исторгаемыми заводами по производству биотоплива.

Они сидели на стоянке перед заброшенным административным зданием. Асфальт был мокрым и скользким от растаявшего снега, но чистым. Пока Фриц возился с двигателем самолета, Сиг следил за тем, чтобы не появился патруль. Наконец двигатель затарахтел, извергая сизый дым. Звук получился довольно громким.

– Так, отходи! – крикнул Фриц, перекрывая шум двигателя.

Самолет побежал вперед, набирая скорость. Двигатель взревел на полную мощность, напоминая бензокосилку. Затем самолет взмыл в воздух, словно поднятый невидимой нитью.

Сиг вел машину, а Фриц управлял беспилотником. На заднем сиденье он оборудовал что-то вроде кабины, установив телевизионный монитор, несколько компьютеров и радиостанций, а также пульт от игровой видеоприставки. Оборудования было так много, что Фрицу пришлось забираться в салон через люк на крыше.

Фриц знал, где располагается база ополченцев. Это был особняк в богатой части города. Дом какого-то типа, который продал принадлежащую его семье фабрику крупной компании, производящей биотопливо, и теперь проводил почти все свое время в Нью-Йорке. Он был одним из главных спонсоров ополчения и предоставил им свой особняк в полное распоряжение.

Они подъехали ближе и остановились на тихой улочке в паре кварталов. Перебравшись назад, Сиг смотрел на черно-белое зернистое изображение, поступающее с беспилотника. Особняк был огромным. Комнат десять, не меньше. Участок был еще больше, наверное, три акра. На нем стояли гараж на несколько машин, конюшня, пустой бассейн и домик для прислуги.

Во дворе полно машин, снег плотно утрамбован тяжестью проехавшей по нему техники.

Шестеро заключенных в спортивных костюмах находились на дне пустого бассейна, ходили по кругу под надзором двух вооруженных охранников.

Фриц покружил над особняком минут двадцать, пока Сиг мысленно составлял план местности. Затем они посадили беспилотник и сели обедать, хотя уже пора было ужинать.

К тому времени как они закончили есть, стемнело и заметно похолодало. Фриц сказал, что это идеальные условия для запуска коптера.

Коптер был совсем не похож на вертолет. Внешне он напоминал летающий мяч, сделанный из зубочисток. Меньше баскетбольного, но больше бейсбольного. Ажурный каркас из бальзы был утыкан маленькими стекловолоконными глазами, подключенными к контроллеру размером с пачку жевательной резинки. Внутри наружного корпуса имелось шесть маленьких винтов. Шума они производили не больше, чем обыкновенный вентилятор. Как и самолет, коптер не производил впечатления машины, способной летать. Он и не летал. Скорее, он плавал в воздухе.

Дальность действия у него была небольшой, поэтому машину пришлось поставить на той же улице, где был особняк, отчего Фриц нервничал. Но все прошло гладко. Коптер поднялся в воздух и облетел вокруг дома, заглядывая в окна и проверяя, что внутри, до тех пор, пока не нашел комнату, где держали Моко.

Фриц был доволен. Он пребывал в хорошем настроении, пока Сиг не сказал, что собирается проникнуть внутрь этой же ночью.

Таня въехала на окраину Айова-Сити, ища надежное место, чтобы укрыться и обдумать следующие шаги. Она со страхом ждала, что в зеркале заднего вида вот-вот покажется пикап ополченцев, но машин на дороге почти не было – одни только тяжелые грузовики, следующие в противоположные концы страны. Единственной пассажирской машиной, которую заметила Таня, был ярко-желтый «Мерседес»-универсал, судя по виду, появившийся на свет раньше ее, который направлялся в ту сторону, откуда приехала она, извергая старомодные дизельные выхлопы.

Таня позвонила Берту, но тот не ответил. Она оставила опрометчивое сообщение, спрашивая, нет ли у Берта каких-либо мыслей насчет того, как организовать перевозку заключенного. Таня хотела помочь Моко, но для этого ей требовалось прежде всего защитить себя и спасти маму. Задача эта оказалась гораздо сложнее, теперь, после того как она узнала от Моко, что только что разминулась с Сигом. Сперва Лисбет, теперь вот это. Нужно остановиться и собраться с мыслями.

Таня изучала оценивающим взглядом корпоративные мотели вдоль автострады, окруженные высокими деревьями. На стоянке для дальнобойщиков она едва не превысила лимит своей кредитки, накупив предоплаченных карточек, которые можно было использовать в качестве анонимного платежного средства. По большей части подарочные карты; продавец объяснил, что одну из карт можно пополнять через банкомат.

Таня вошла было в вестибюль чистенького мотеля, стоящего на большом участке земли на некотором отдалении от шоссе, но ее испугали неприятные флюиды, исходящие от двух постояльцев, вывалившихся из бара. Поэтому она подъехала ближе к городу и решила заглянуть в «Ривер-Инн», гостиницу, показавшуюся ей опрятной, но пустой. На стоянке стояли по большей части старые машины, на которых ездят те, кто хочет держаться подальше от приспешников власти или не может себе позволить примкнуть к ним.

Ночной администратор внешне напоминал хиппующего владельца похоронного бюро, что в данном случае было хорошо. Таня заплатила за неделю вперед своей новой карточкой и назвалась вымышленным именем. «Надеюсь, вам у нас понравится, мисс Рорк».

Таня уговорила администратора дать ей угловой номер на втором этаже, подальше от лифта и рядом с пожарной лестницей, откуда открывался вид на автостраду и поля за ней.

Перед тем как разгрузить машину, Таня нашла старенький банкомат и пополнила карточку. Продукты она купила в кооперативном магазине – бутилированную воду, пачки с лапшой быстрого приготовления, что-нибудь перекусить на ночь, готовые сандвичи и айовское вино. Таня немного успокоилась, оказавшись в городе, в котором поняли, как превратить заброшенный корпоративный форпост вроде Квик-Стопа в торговый центр, предлагающий товары местного производства.

Машину она поставила за зданием, под навесом, где ее можно было заметить только в том случае, если присмотреться очень внимательно.

Таня отправила Герсон неполный отчет, затем потратила три часа на то, чтобы придумать, как отключить устройства слежения, в том числе спутниковый навигатор в машине. Майку она сказала только, что будет в разъездах, не добавив ничего определенного. Таня отправила зашифрованное сообщение Тодду, спрашивая у него, удалось ли ему получить доступ к базам данных и может ли он помочь ей подключиться к системе безопасности этой гостиницы.

Таня позвонила Одиль, но не получила ответа – даже приглашения оставить речевое сообщение.

Она посмотрела на фотографии мамы и Сига.

Выглянув в окно в поисках опасности, Таня увидела к югу от гостиницы старую антенну.

Стоящий в углу приемник был настроен на канал новостей, без звука. Только после того как Таня убедилась, что сегодня ей, наверное, ничто не угрожает, и решила отдохнуть, она попробовала переключить каналы, увидела повсюду одно и то же и только тогда вспомнила, какой сегодня день.

Годовщина. День Памяти. Минул еще год со дня гибели заложников.

Приспущенные флаги, траурная музыка и фотографии погибших. Общенациональная боль, за которую нельзя отомстить в полной мере.

Когда это случилось, Тани еще не было на свете, однако с начальной школы трагедия была центральным моментом программы патриотического воспитания. Быть может, именно поэтому она так успешно доводила людей до националистического исступления.

Перед каждой рекламной паузой прокручивали минутный ролик о жизни одного из этих шестидесяти шести. Ньютон Таунс торжественно-серьезным голосом диктора рассказывал об ответном военном ударе.

Таня почувствовала приход запрограммированного чувства. Сочувствие этой погибшей много лет назад женщине, чья жизнь оборвалась так рано. Она ощутила зарождающийся внутри крик, прекрасно сознавая, что ею манипулируют. Она не просто оплакивала эту погибшую американскую дипломатку с длинными вьющимися волосами. Она оплакивала свое собственное мертвое будущее, внезапно осознав, что вся ее карьера была ошибочным подражанием этим детским кумирам националистической добродетели, благородным государственным служащим, чья собственная непорочность скрывает грехи их хозяина. Она оплакивала маму, бесконечно уставшую от длящейся всю жизнь борьбы с Левиафаном, которого она не может даже поцарапать. Она оплакивала Моко, энергичного подростка, на собственном опыте усвоившего страшный урок: что происходит с теми, кто стремится к свободе перемещения, особенно если речь идет о выходцах из лагерей. Она оплакивала Трассера, мальчишку, у которого хватило ребяческой смелости бросить вызов привилегированному положению своей собственной семьи. Она оплакивала Сига, бродящего бог весть где, ведущего образ жизни одинокого зверя. Она оплакивала даже неприкасаемую Одиль. И Америку, свою родину, превратившуюся в людоеда.

Радикально настроенные белые школьные друзья Тани называли День Мучеников событием, которое разбивает сердца американцев, делая их мстительными. Когда она как-то за ужином повторила эти слова своей матери, та ответила, что вся правда не известна никому.

Выключив приемник, Таня встала. Посмотрела на свое отражение в черном экране. Она снова подошла к окну. Увидела на мачте вдалеке два мигающих огонька, красный и белый. Быть может, настало время смотреть другое телевидение. Настало время придумать, как найти Сига и освободить маму, без предательства, без лжи, без использования старых знакомых. Если разыграть все правильно и если немного повезет, все останутся на свободе.

Достав из сумки для компьютера портативное устройство, которое ей одолжил Тодд, Таня установила его на кофейном столике. Она взяла листок, полученный в «Ганимеде», со списком частот. Включив питание, она стала настраивать устройство.

В центре экрана появилась точка, быстро превратившаяся в цветную вьюгу.

Таня пощелкала каналами. Повсюду вариации на одну и ту же тему.

Она покрутила ручки настройки. На какое-то мгновение ей показалось, будто она увидела в беспорядочных точках контуры человеческого лица; но тут же она рассмеялась над собой за попытку найти смысл в этой мешанине.

И тут зазвонил телефон.

Номер Таня не узнала, но, взглянув на время, она поняла, кто это и что ей нужно делать.

Фриц предложил сгонять обратно в Айова-Сити и достать из сейфа пистолет, но Сиг ответил, что обойдется и без оружия. Оружие он не любил и считал, что оно ему не нужно.

Фриц назвал бредовой мысль Сига утыкать гипс шипами, чтобы использовать его как палицу. Но все равно помог ему. Они соорудили новый наружный слой гипса из длинных обивочных гвоздей и изоленты, купленных в кооперативном хозяйственном магазине.

Основные материалы для бомбы они нашли в отделе садоводства.

На всякий случай Фриц дал Сигу налобный фонарь. Так же он закрепил рядом видеокамеру, снятую с беспилотника. Раций у них не было, но, по крайней мере, Фриц сможет наблюдать за происходящим и определить, когда они вернутся. Он не стал добавлять «если».

По-настоящему все началось часа в три ночи. Фриц поставил машину на том же месте в квартале от особняка, и дальше Сиг двинулся пешком. Он подобрался к дому сзади, в том месте, где, как он уже знал, тот стеной примыкал к ограждению. Даже с одной здоровой рукой Сиг взобрался по водосточной трубе на гараж, затем вскарабкался на крышу. Отсюда легко можно было спрыгнуть в снег.

Послышалось завывание двигателя большого беспилотника.

Сиг бегом пересек внутренний двор, по возможности укрываясь за деревьями, и оказался возле бассейна, рядом с домиком для прислуги. Заключенных в бассейне не было. Верзила-часовой стоял неподалеку и курил. Вернувшись к ограде, Сиг кружным путем приблизился к особняку с восточной стороны.

Все было чисто. Сиг подбежал к окну подвала. Оно было частично засыпано снегом, но можно было заглянуть внутрь. Внизу горел свет. По радио гремела рок-музыка, похожая на рев мощного перфоратора. Моко лежал на полу, голый, свернувшийся клубком. Вид у него был дерьмовый.

– Эй! – услышал Сиг голос за спиной.

Он оглянулся. Охранник, направивший на него фонарик.

ПЛОМ! ПЛОМ! ПЛОМ! Звук пуль, впивающихся в снег. Сиг нырнул в сугроб и пополз.

Вынырнув далеко от окна, он побежал к передней стороне здания.

Сработала сигнализация, сирена завыла внутри и снаружи. БЛАМ! БЛАМ! БЛАМ! БЛАМ!

Сиг побежал подобно дикому зверю. Он к этому привык. В прошлом на него уже охотились.

Сиг услышал завывание приближающегося беспилотника. Он заложил слишком глубокий вираж и упал лицом в снег.

Перевернувшись, он увидел склонившегося над ним жирного «ястреба», с налобным фонарем вместо третьего глаза. В причудливом свете светодиода, смешанного с сиянием луны и отсветами кристаллов снега, Сиг рассмотрел вспотевшее лицо и синеватую сталь дула.

Беспилотник взвыл, словно крошечный бомбардировщик, заходящий в пике. Его мелькнувшая тень врезалась в окно второго этажа.

ТРРРРАXXХ!

Взорвалась бомба, состряпанная Фрицем из биотоплива и компоста. Распустившийся огненный шар опередил ударную волну. Лицо «ястреба», обернувшегося на взрыв, озарилось багрянцем.

Вскочив на ноги, Сиг обрушил свой кулак-палицу ополченцу на голову, чуть ниже уха. Послышался звук впивающихся в живую плоть гвоздей. Верзила закричал. Сиг вонзил ему под грудину нож, по самую рукоятку.

Прошло какое-то мгновение, прежде чем он сообразил, как же сильно болит запястье. Ему пришлось срезать изоленту и освободить гипс от гвоздей.

Снег окрасился кровью.

Забрав у часового винтовку, Сиг побежал обратно к Моко.

Во дворе лихорадочно метались ополченцы. Женщина и мужчина выкрикивали приказы у входа в особняк. Однако их никто не слушал. Застигнутые врасплох, ополченцы начисто забыли про дисциплину.

Моко в камере не оказалось. Дверь была нараспашку. Музыка по-прежнему играла.

Сиг выбил окно прикладом винтовки и спустился вниз, увлекая за собой снег. Плакат был сорван со стены. Сиг выглянул в коридор, неуклюже держа винтовку одной левой рукой.

Моко лежал на полу, навалившись на охранника, и колотил его отнятой у того железной дубинкой. Был слышен хруст костей. Моко повернул к Сигу свое обезумевшее лицо; такого выражения не бывает ни у одного зверя.

Сиг махнул рукой, подзывая его к себе.

Лицо Моко изменилось, он обнажил в улыбке свои плохие зубы.

Они помогли друг другу выбраться наверх в окно.

Во дворе царило смятение. Ополченцы суетились на месте взрыва. Беглецы устремились к ограде. Они добрались до того места, которое Сиг заприметил еще глазом беспилотника, то самое, где внизу склона у ограждения намело высокий сугроб. Им пришлось помучиться в глубоком рыхлом снегу, но в конце концов они залезли на сугроб и перебрались через ограждение.

Но только это был не Берт. Берт был Жасмин, йеменской шпионкой с самыми сумасшедшими в мире ресницами. И когда он (она) говорил, его речь появлялась в виде текста в нижней части экрана.

– Извини, – набрала текст Таня, печатая на клавиатуре на обратной стороне пульта дистанционного управления приемника, стоящего в гостиничном номере. – Исследования, потеряла счет времени.

– Я полагал, ты смотришь специальный выпуск новостей.

– Занималась своими делами.

Из динамика послышался рев реактивных двигателей, изображение содрогнулось. За спиной у Берта (Жасмин) были видны горящие пирамиды.

«Воскресная ночь в Каире» – так назвал Берт этот секретный канал общения. Это был «Зов свободы», многопользовательская игра-стрелялка, действие которой происходило в альтернативной вселенной, где не было Иранской войны, не было Генерала, а Америка вела религиозную войну с арабскими повстанцами, засевшими в горных пещерах и укрепленных городских подземельях. Берт любил ее за непопулярность, за то, что она была погребена в самых отдаленных глубинах Потока, куда редко заглядывали агенты-роботы, а также за то, что она была практически целиком населена стриженными «ежиком» ребятами из спецназа, нередко с обнаженным торсом, бормочущими крепкие ругательства. Таня находила игру адски мрачной, от заставки, на которой террористы врезались на самолете в Эмпайр-стейт-билдинг, до правил, позволявших игрокам применять по отношению друг к другу пытки; однако Берт был прав в том, что она прекрасно работала в подпольной среде, если забыть о том, что в тебя постоянно виртуально стреляют.

– Как Дулут? – спросил Берт.

Таня не хотела отвечать на этот вопрос, поэтому задала свой:

– Никогда не задумывался, что сталось с Максиной Прайс?

– Если честно, нет, – ответил Берт. – Она была первой американской террористкой-самоубийцей. Я просто недоумеваю, почему этой сучке не удалось довести дело до конца. Но когда ей предоставлялась возможность, она неизменно все портила. Молоть языком легче, чем действовать.

– Возможно. Официальная версия не вызывала у тебя никаких вопросов?

Жасмин пожала плечами. У нее за спиной был виден оцифрованный Сфинкс.

– Тело было? – продолжала Таня.

– В Потоке показали какую-то обугленную головешку, – сказал Берт. – Тело показывают всегда, даже если на самом деле его нет.

– Погребение в море, – заметила Таня.

– Совершенно верно, – подтвердил Берт. – Ты же понимаешь, мне известно, что ты на самом деле не там, где должна быть, правильно?

Проклятие.

– Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне правду, – набрал текст Берт. – Особенно с этим бредовым переводом заключенного, которым ты прожгла мне видеопочту.

– Айова, – напечатала Таня.

– Айова? Ты же должна быть в Миннесоте. В той части Миннесоты, которая максимально удалена от Айовы.

– Я получила другой приказ, – набрала Таня.

– Что? – напечатал Берт. Жасмин удивленно подняла подведенные брови.

Таня верила Берту. Ей требовалась его помощь. Она рассказала ему всё. Почти всё.

Когда она закончила, Берт сказал, что ею играют как пешкой.

– Неужели ты не понимаешь? Тебя используют и одновременно завлекают в ловушку.

Таня обдумала его слова.

– Мне уже приходилось видеть подобное, – продолжал Берт. – По отношению к другим осведомителям. Ты поможешь арестовать диссидентов, после чего тебя объявят причастной к заговору. Ты же сама говорила мне, что, как тебе кажется, ты уже есть в списке и они только ждут, когда ты совершишь достаточно большую ошибку.

– Я заключила соглашение. В письменном виде.

– Беспочвенные мечтания. Ты же знаешь, что соглашение не имеет никакой силы.

Возможно, Берт прав. Он уже долго крутится в этом и, как правило, знает, что и как происходит.

– Ты сделаешь своей матери только хуже, – добавил Берт.

– Как бы поступил ты?

– Удрал бы. Смылся. Залег на дно.

– Ты можешь мне помочь?

Берт ничего не ответил.

Таня сбежала бы прямо сейчас, но она боялась выйти на улицу. Боялась просто покинуть свой номер.

«Я так больше не могу». Таня произнесла это вслух, но печатать не стала.

– Самое большее, я постараюсь прикрыть тебя на работе, – выпалил Берт. – Мне пора идти, пока.

Таня уставилась на внезапно лишившееся жизни лицо Жасмин и на мигающий курсор, ожидающий от нее указания следующего хода. За окном завывал ветер. У Тани мелькнула мысль, где здесь, в незнакомом городе, ночью в темноте она сможет найти друзей.

Когда они сели в машину, Сиг помог Моко вырезать из тела новую татуировку. Более или менее убедившись в том, что все маячки извлечены, они выбросили их в окно.

По дороге они слышали гул вертолетов и вой сирен, видели прожектора и мигалки. Им оставалось только гадать о том, чего они не видели.

Фриц захватил для Моко новую одежду, фляжку бренди, рогалик, бутылку с водой и витамины. У него была аптечка первой помощи, которой воспользовались и Моко, и Сиг.

По велосипедным прогулкам Фриц знал весьма неплохие проселочные дороги. Он выехал из города и час двигался на юг в сторону границы с Миссури.

Фриц высадил беглецов у заброшенного мотеля, где им предстояло отсиживаться до тех пор, пока они не смогут двигаться дальше. Он дал Сигу бумажку с контактными данными, своими и Билли, именами других проводников до Нового Орлеана и кодом, который, по его словам, должен был открыть доступ к «белому шуму». Это была совершенно сумасшедшая длинная последовательность букв и цифр, занявшая целую страницу. Затем Фриц дал Сигу запечатанный конверт, в котором, судя по всему, лежал еще один лист, и сказал, что его нужно доставить кое-кому в Новом Орлеане, Моко знает, как найти этих людей.

Говоря все это, Фриц держал Сига за руку.

Появление Фрица в новостях они так и не увидели.