Часть девятая
Авторская версия видео с заложниками

Сиг сидел голый на полу камеры, когда услышал, как к двери приближаются охранник и еще один человек.

– Строго десять минут, – предупредил охранник. – Я запру вас в камере вместе с вашим клиентом; надеюсь, вы знаете, что делаете.

– Спасибо, сержант. Насладитесь посылкой – вы, ребята, это заслужили.

Охранник отпер дверь, и в камеру вошел Уорд Уокер с улыбкой «Надеюсь, ты счастлив видеть меня» на лице.

– Тебе уже давно пора было постричься! – заметил Уокер.

Сига обрили наголо перед тем, как обработать из шланга химическими реактивами. Стандартная процедура.

Сиг сбил Уокера с ног захватом за щиколотку. Уокер упал – по-стариковски неуклюже. После чего Сиг схватил его левой рукой за правое ухо, правой рукой за галстук, поднял на ноги и с такой силой толкнул на стену, что та, казалось, готова была уступить.

– Эй! – поморщился Уокер. – Нельзя так обращаться со своим адвокатом!

– Даже адвокаты не врут так, как ты, – заметил Сиг.

– Это помогло мне проникнуть сюда, к тебе, – возразил Уокер. – Это, а также взятки наличными и контрабандой, сделанные кому следует.

– Надо бы вызвать охрану и заложить тебя, и тогда ты получишь особую камеру, которую берегут специально для тебя.

– Я пришел сюда, чтобы тебе помочь, – сказал Уокер.

– Змея! – бросил Сиг. – Меня называют вором, но я не краду чужую свободу. Надо бы выдернуть у тебя язык. Чтобы избавить окружающих от той лжи, которая выливается у тебя изо рта.

– О чем ты говоришь, болотная тварь? – воскликнул Уокер, отпрянув назад. – Капитализм не является преступлением. А если бы не я, никто бы не знал, что ты за звезда. Я здесь для того, чтобы снова вытащить тебя из тюрьмы. Я даже переговорил с твоим настоящим адвокатом.

– У меня нет адвоката, – сказал Сиг, отпуская Уокера.

– А он говорит совсем другое, – возразил тот, поправляя очки. – Донни Кимоу. Моко познакомил меня с ним. Замечательный парень. Я тоже пользуюсь его услугами – так что сам соображай.

– Хорошо, – сдался Сиг. – И что он сказал?

– К сожалению, пока что ничего хорошего, – сказал Уокер. – Но завтра утром он встречается с судьей, чтобы узнать, можно ли будет устроить освобождение под залог. И если это ему удастся, я помогу тебе заплатить залог.

– Ты выплатишь всю сумму, из кровавых денег.

– Послушай, все не так, как ты думаешь.

Сиг почесался. Уокер достал из кармана пиджака мятую пачку сигарет.

– Как ты думаешь, если я спрошу, куда дели твою одежду, тот тип, который кричит в коридоре, мне ответит?

– Ее сожгли, – сказал Сиг.

– Да, это было жестокое столкновение, – заметил Уокер. – Я видел пламя со своей станции. Жаль, не было Селины с видеокамерой.

– Где она?

– Они с Клинтом еще не вернулись из Хьюстона, – сказал Уокер. – Возможно, и не вернутся совсем. Ты всё, что у меня осталось. Моко все еще переживает из-за этих бедных детей, а «Маски» отрезали меня от стаи. Сказали, что я паразит на теле народа.

– Они правы, – сказал Сиг.

– В абсолютном плане я отдаю больше, чем беру, в финансовом и во всех остальных отношениях, – заявил Уокер.

Сиг проворчал что-то невнятное, вспоминая убитых ребят. Он подумал о том, по чьей вине это произошло.

Уокер сделал глубокую затяжку. Он старался вести себя самоуверенно, однако лицо у него было таким же желтым, как и стекла очков. А если посмотреть сквозь эти стекла в его глаза, можно было увидеть правду.

– Послушай, – снова заговорил Уокер, – я понимаю, что ты чувствуешь. Но мы все на одной стороне, и нам надавали по заднице. Я хочу все изменить. Хочу снова жить в свободной стране. Нам нужна полная перезагрузка, черт возьми!

Отобрав у него сигарету, Сиг прислушался.

Уокер достал черный планшет с антенной, который называл своим «кабинетом».

– Узнаёшь этого типа?

На экране побежали фотографии Ньютона Таунса. Сверкающего фарфоровыми челюстями анфас, играющего роль президента по телевизору, объезжающего Новый Орлеан вместе с ополченцами вчера.

– Этот долбаный козел определенно разучился различать голливудский спектакль и черную американскую действительность, – сказал Уокер. – Он катается здесь с местными подонками. В Девятом округе. И повсюду за ним следует съемочная группа. Понимаешь, к чему я клоню?

Сиг смотрел на Уокера. Следил за его глазами и руками, гадая, что тот задумал на самом деле. У кого-то на него что-то есть, и он старается выкрутиться из этого неприятного положения. А может быть, он просто увидел возможность устроить сделку, которая наполнит его сундуки.

– Однако на самом деле я пришел поговорить с тобой не об этом. Вот какая у меня проблема. Проклятые «Маски» выгнали меня из моего собственного дома. Захватили станцию. Заявили, что это очень важно для народа. На самом деле это очень важно для моих личных доходов. А я-то думал, что нынешний режим плохо защищает права собственности. Теперь мне достается с обеих сторон! Это очень хреново! Ты должен помочь мне вернуть станцию. А «Маски» могут оставить себе свой канал.

Сиг проворчал что-то невнятное.

– Я возьму тебя в долю, – продолжал Уокер. – По-честному. Например, пять процентов.

Сиг молча усмехнулся.

– Честное слово, ты даже не представляешь. Эта штука только начинает раскручиваться, и впереди нас ждет солидный куш. У всех глаза вылезут из орбит. Это самая настоящая зараза. Все содержание СОВЕРШЕННО бесплатное. Деньги мы зарабатываем на рекламе, на видеодисках, на комиссионных по переводу «белого шума», на размещении продукции. И вот, когда полетело дерьмо, смотри, что получилось. У кого самое выгодное положение для того, чтобы зарабатывать на революции, как не у вашего покорного слуги, твою мать?

– Вот только станции у тебя нет, – заметил Сиг.

– Совершенно верно, – согласился Уокер. – Я знал, что могу рассчитывать на тебя.

– Послушай… – проворчал Сиг.

Послышались шаги возвращающегося охранника.

– Завтра, – поспешно промолвил Уокер. – Я верю в Донни Кимоу. Повтори эти слова самому себе, когда будешь сегодня засыпать. А когда ты выйдешь на свободу, ты будешь знать, что делать.

Сиг в этом сомневался.

Таня очнулась в помещении, полном солнечного света. В старой комнате. Такой, какие были в доме бабушки, но только пахло здесь скорее как в больнице. На стене висел натюрморт с цветами.

Таня лежала в кровати, укрытая толстым одеялом. Ноги ее были чем-то обернуты, чем-то влажным, и болели. В вене торчала игла капельницы.

В окно виднелась высокая передающая антенна. Сплошь металлическая, выкрашенная секциями в красный и белый цвета, наверху сгрудились большие коробки и тарелки. На антенне сидели не меньше сорока стервятников, наблюдающих за городом, уже насытившихся накануне, но готовых снова отправиться на пиршество.

Утро было чистым. У Тани горели ноги, но рассудок прояснился.

– Эй? – окликнула она.

– Здравствуй, моя хорошая, – произнес рядом с ней голос, знакомый голос.

Почувствовав, как ей на руку легла ладонь, Таня обернулась и увидела, что все происходит наяву.

Рядом с ней сидела мама. Усевшись в кровати, Таня протянула к ней руку.

– Полежи, полежи, – сказала мама, кладя ей руку на плечо. – Тебе нужно отдохнуть.

– Как ты сюда попала? – спросила Таня.

– С твоей помощью, – ответила мама. – Твои друзья из Айовы – они вытащили меня из дома Бошвитца, меня и еще двух задержанных, и привезли нас сюда, два дня в пути на машине.

– Мои друзья? Но я думала…

– Они сказали, что пытались связаться с тобой, после того как проверили твой рассказ, но не знали как. Сказали, что всем нам надо отправиться в Новый Орлеан и готовиться к главному дню.

Таня не сдержалась, и чувства выплеснулись из нее. Схватив маму за руку, она прижала ее к груди, смеясь сквозь слезы, капающие на ярко-красный лак на ногтях у мамы. Мама нагнулась, осторожно, чтобы не задеть трубки капельниц, и впервые крепко прижала к себе дочь.

Через несколько минут в палату заглянула еще одна женщина, чтобы проведать Таню. Одета она была скорее как мотоциклист, чем врач, но сказала, что она медсестра. Женщина улыбнулась, увидев трогательную сцену свидания.

– Как она себя чувствует? – спросила она.

– Просто отлично, – ответила мама. – Но в будущем, вероятно, ей придется носить только длинные брюки.

Мама откинула одеяло, и Таня увидела шрамы, пока медсестра меняла повязки. Она подумала было о том, чтобы пошутить насчет липосакции, но передумала.

– У нас здесь что-то вроде полевого госпиталя, – объяснила медсестра. – Только самое необходимое. Пластическую операцию вам придется делать в другом месте. Боль не беспокоит?

– Где я? – спросила Таня.

– В Байуотере, – ответила медсестра. – В демилитаризованной зоне. Здесь нас не трогают.

– Точно, – сказала Таня. – В рамках соглашения о прекращении огня.

– Так на бумаге, – сказала медсестра. – Но, судя по тому, что произошло с вами, соглашение больше не соблюдается.

Мама кивнула, не скрывая своей тревоги.

– Это я во всем виновата, – сказала Таня, вспоминая во всех подробностях, откуда у нее шрамы. – Вероятно, за мной следили, а я привела прямиком к тем, кто им был нужен.

– Все в порядке, – сказала мама, – так, как лгут любящие родители.

– Что случилось с остальными? – спросила Таня.

– Пока что мы не знаем, дорогая, – ответила мама. – До сих пор ждем известий.

Клод появилась минут через сорок пять.

– У вас все в порядке, – сказала она. – И вы поступили совершенно правильно.

– Я рада, что вы так думаете, – сказала Таня. – Потому что обратной дороги нет.

– Это мне прекрасно известно, – согласилась Клод. – В жизни можно двигаться только вперед. К обновленной реальности.

Посмотрев на цветы на стене, Таня вспомнила развалины за окном.

– Это кажется невозможным, – сказала Таня.

– Это неизбежно, – возразила мама.

– И тут вопрос не только в том когда, – подхватила Клод. – Так обстоит дело с любыми переменами. Можно ждать, когда естественным путем случится эволюция. А можно ей помочь. И вы определенно дали ей хорошего пинка под зад. Мы не могли себе представить, какой клад вам удалось раздобыть. Это именно то, что было нужно, чтобы кардинально изменить ситуацию.

– Вот как?

– О да. Андрей уже работает с вашими материалами. Три редактора, которым он доверяет. В Париже, Берлине и Дели. Мы будем выдавать сведения отдельными порциями, доступными для переваривания. И сделаем побольше копий.

– Отлично.

– Не могу обещать, что люди обратят на это внимание.

– Неважно, – сказала Таня. – Они просто должны это знать.

– И они все узна́ют. Очень важно определить взаимоотношения президента и народа. Этот «талмуд» показывает истинные масштабы коррупции. Ну а когда подадут главное блюдо – «Список смерти», – это уже будет заслуживать уголовного преследования.

– Даже не знаю, – сказала Таня. – Судьи, которых нанял президент, быстренько обкорнали нашу Конституцию. Для уголовного преследования нужны прокуроры.

– Закон по-прежнему творят люди, – напомнила Клод. – Это последняя инстанция. Даже если речь идет о естественных законах.

– Не зря на юридическом факультете не изучают Декларацию независимости, – сказала мама. – Эти люди знают, что выглядит со стороны правильным, а что нет. Что является справедливым.

– Люди сошли с ума, – сказала Таня. – Маркетологи от политики манипулируют ими, превращая в обезумевшую, несоображающую толпу, кормящую президента и его олигархов.

– И это также правда, – согласилась Клод. – Но что, если мы заразим людей своим собственным вирусом? Подождем и всё увидим.

Таня выглянула в окно на передающую антенну.

– Это…

– Канал ноль.

– Ваш?

– Наш, – поправила Клод. – Это означает, что и ваш тоже. И теперь он действительно наш. Мы только что его экспроприировали.

– Хорошо, – сказала Таня. – Быть может, вам удастся запретить порнушку.

– Угу, – сказала мама.

– Что произошло с тем мальчишкой? – спросила Таня.

– С каким мальчишкой? – спросила Клод.

– С Сигом.

Клод переглянулась с мамой. Когда та печально кивнула, Таня поняла все и без слов.

Сиг не спал, следя за дверью своей клетки и пытаясь вникнуть в сотню отдельных разговоров, наполнявших огромный атриум крытого стадиона, приглушенных быстрыми порывами воздуха из системы искусственной вентиляции. Здесь всегда было шумно и светло.

Камера Сига находилась на нижнем уровне, где разобрали целую секцию пластиковых кресел, заменив их временными клетками из перегородок и проволочной сетки. На верхних уровнях сооружались новые клетки. Они окружали кольцом арену, где на огороженном искусственном покрытии толкались еще не отсортированные задержанные. Из пяти водруженных друг на друга морских контейнеров была сооружена сторожевая вышка на пятидесятиярдовой отметке, образуя пьедестал, с которого просматривались все до единой клетки. Под сводами болталось табло, четыре перепрограммированных экрана которого постоянно крутили видео, начинающее действовать на нервы, если оставаться без сна по тридцать шесть часов.

Желудок Сига урчал, требуя внимания, но тут появились два охранника, у одного был пакет с едой навынос, во втором пакете лежала новая одежда Сига. По крайней мере, одно свое обещание Уокер сдержал.

– Тебе сегодня повезло, мой мальчик, – проворчал охранник, просовывая пакеты сквозь прутья. – Очень аппетитно. Извини, что не могу дать тебе пластмассовые приборы, но, уверен, ты меня поймешь.

Одевшись, Сиг сожрал жареную курицу, оставив одни обглоданные косточки.

И тут началось ночное шоу ужасов.

Началось оно с завывания сирен, затем вспышка яркого света, после чего серия гулких ударов. Тюремщики догадались, как максимально эффективно использовать полный набор светового и звукового оборудования, оставшийся от предыдущих хозяев. Постапокалиптическое шоу в перерывах матча.

Шум, доносящийся из громкоговорителей, по мнению Сига, был похож на хорошее землетрясение. Клетки содрогнулись.

Раздалась музыка, похожая на скрежет электроинструмента по листовой стали, звучащий прямо в голове.

На экране табло появилось видео, предназначенное для дальнейшей деморализации заключенных. Прямой эфир.

Пытки, продолжающиеся в настоящий момент в других частях здания. Мужчина в годах, полностью раздетый, скованный наручниками в позу йоги с выгнутой спиной, кричащий на полу. Заключенный, старающийся увернуться от двух овчарок, рвущихся с поводков, чтобы вцепиться ему в лицо.

Женщина в грязном больничном халате, привязанная к металлическому стулу, в ужасе наблюдающая за тем, как ей в набухшую вену вводится из шприца какой-то неизвестный препарат.

Голый мужчина, которого запихивают в кубический ящик со стороной три фута.

Крупный план глаз женщины, смотрящей на то, как истязают ее сына.

Все методы сломать дух и тело, выработанные в войнах в противоположных концах земного шара, теперь применялись против собственного народа, и оправдывалось это тем, что повстанцы, изменив своей родине, тем самым отказались от гражданства. Стали чужаками без родины, не имеющими никаких прав.

Сиг подумал о Дональде Кимоу, эсквайре.

Пока крутили видео, некоторых заключенных вывели на огороженное футбольное поле. Тюремщики ходили вдоль рядов клеток, с электрическими дубинками в руках и в резиновых масках, скрывающих лица, выбирая актеров для предстоящего спектакля.

На экране табло появилось новое видео. С портативных камер на касках бойцов контртеррористических подразделений, зачищающих Байуотер. Взрыв стены и проникновение в гостиную, где семья смотрит телевизор, выстрел в отца, потянувшегося за оружием, и раздел матери и детей для дальнейшей обработки. Спуск по лестнице в старый кирпичный подвал, с освещением светодиодными лампами на голове пути через железную дверь в укрытие, где корчатся на полу оставшиеся в живых повстанцы, изувеченные взрывами гранат. Инфракрасный глаз перехватчика с дистанционным управлением, распознающий лица тех, кто входит в здание склада в промышленном районе, после чего ракета класса «воздух – земля» начисто стирает левое крыло здания, как будто его и не было.

Объектив камеры задержался на разгорающемся пламени.

Охранники в масках провели отобранных заключенных по коридору. Шоу подавления всего человеческого. Гусеницы в человеческом обличье и люди-собаки. Настоящие собаки, обученные примитивному повиновению. Танцы, вызванные местным применением электрического тока.

На табло появилось новое жуткое зрелище – кадры жертв войны из числа мирного населения, с субтитрами, обвиняющими повстанцев за искалеченных детей и убитых стариков.

Охранники направились к Сигу, возвещая о своем приближении грязными ругательствами и стуком стальной дубинки по прутьям решетки. Их было двое – мужчина и женщина.

– Твое освобождение задерживается, изменник, так что тебе придется остаться и посмотреть представление, – сказал мужчина, у которого из-под полумаски зомби с отрезанным носом виднелись пышные усы.

«Зомби» засунул дубинку под мышку. Затем достал из кобуры шоковый пистолет и передал его женщине в бело-красно-черной маске Арлекина. «Арлекин» навела пистолет на Сига, а «зомби» тем временем достал наручники и отпер дверь клетки.

Сиг набросился на него, как только распахнулась дверь. У него в руке была зажата куриная кость, заточенная о бетонный пол до остроты ножа первобытного человека. Вонзив кость между усами и клювом, он схватил дубинку.

Держа оружие обеими руками, женщина выстрелила в Сига. Один провод задел ему плечо. Второй вонзился в грудь мужчине. Электрический ток разлился по руке Сига, вызвав волну судороги, пробежавшую по его телу к мужчине и обратно. Недостаточно, чтобы вывести его из строя. Толкнув мужчину на потолок стоящей внизу клетки, Сиг дернул за провод, вырывая оружие у женщины из рук. Та подалась вперед, теряя равновесие. Сиг обрушил кулак на ее лицо. Женщина упала.

Сиг забрал у мужчины дубинку и ключи и стал отпирать двери остальных камер секции. Пистолет мужчины он отдал одному из освобожденных заключенных, а пистолет женщины – другому.

Ему не нужно было объяснять, что делать.

К тому времени как охранники на вышке оторвались от зрелища карнавала, бунт уже выплеснулся в коридор, и у заключенных появились еще три пистолета.

«Суперкупол» горел всю ночь, хотя снаружи пламени не было видно. Задержанных было вдвое больше, чем охранников, и у первых были ко вторым свои счеты. После того как был обнаружен склад горючего для вспомогательных генераторов, все произошло очень быстро.

Ночная смена армейской охраны состояла из двадцати четырех человек. Когда на подмогу прибыло еще одно отделение солдат, а затем пожарная команда, военным удалось вернуть контроль над стадионом. Но это произошло уже после того, как были выбиты ворота «Браво» и семьдесят два заключенных бежали на улицу Жиро, после чего растворились в городе.

Те, кто не успел выбраться в десятиминутный промежуток времени, когда были открыты все четверо ворот, оказались в ловушке после обрушения уровня «Джи». В спешке подыскивая надежное место для взятых в плен повстанцев и тех, кто был схвачен во время облав, власти больше беспокоились о том, как удержать задержанных внутри, а не о том, как вывести их наружу в случае пожара.

Смотря официальные выпуски новостей, Таня гадала о том, что стало с Сигом и остальными, кто там был.

Сиг и трое других беглецов двигались в тенях Среднего города, выбирая переулки и темные проходы между бараками, при необходимости перелезая через заборы. Они слышали вой сирен и лай собак. Видели вертолеты, слышали шум низко летящих беспилотников. Услышав крики и выстрелы, говорящие о том, что их товарищей загнали в угол, они спрятались в мусорном баке и просидели там целый час, прижимаясь друг к другу и прислушиваясь к опасности.

Им повезло. Они добрались до Зулусского лагеря на рассвете, усталые, голодные и грязные. Им надо было затеряться там. Один из беглецов, гватемалец по имени Альваро, знал одно место с северной стороны, где можно перелезть через забор без необходимости общаться с охраной. Они пробрались в лагерь и растаяли среди его обитателей.

Беглецы плутали по лабиринту узких проходов между палатками, переоборудованными контейнерами, лачугами и хибарами, возведенными из всякого хлама и мусора. Кое-где встречались временные дома для размещения беженцев, обросшие со всех сторон пристройками. Вокруг постоянно присутствовал шум стоящих прямо на улице генераторов, служащий фоном для звуков повседневной жизни поселения.

Лагерь бурлил кипучей деятельностью. Люди были заняты приготовлением пищи, строительством жилья, починкой своих вещей, они бегали по делам, разносили сообщения, доставляли посылки, обрабатывали раны, лечили болячки, покупали и продавали, оживленно торгуясь. Беглецы видели взрослых мужчин, играющих в карты и домино, и детей, играющих в войну и в восстание. Двое подростков раздавали листовки, напечатанные на обратной стороне старой бумаги. Над крышами поднимались телевизионные и радиоантенны, тут и там люди сидели кучками, словно замышляя что-то значительное.

Когда беглецы наконец разыскали Моко, тот сказал, что пора отправляться на собрание.

Чтобы Таня смогла отправиться на встречу в церковь, ей раздобыли кресло-каталку. Девушку привезли на место в бронированном прицепе, который тянули два велосипеда.

Ей сказали, что, возможно, удастся выяснить, что произошло с ее братом.

Дорога была долгой. На севере линия баррикад была прорвана, но в остальных местах она еще держалась. Пока что держалась.

В церкви в самом сердце Байуотера разместился командный пункт. Катушки кабеля, ряды телефонов и компьютеров, большие карты на стене, исписанные многочисленными слоями каракулей, повествующих о том, как кварталы переходили из рук в руки. Линии обозначали тайные проходы, распределение ячеек отмечалось специальными кодами, разноцветные точки указывали очаги сопротивления, косыми штрихами подсчитывалось количество убитых – их было слишком много.

Здесь находилась полковник, на возвышении вместе с Клод, Андреем и другими. Она яростно тыкала пальцем в карту. Таня спросила насчет Максины Прайс, но ей никто не ответил. Возможно, она снова вернулась в подполье.

Полковник рассказывала своим товарищам, что освобождение «Купола» станет последней возможностью переломить ход борьбы, прежде чем всех их переловят и уничтожат. Вычеркнут из истории. Пришло время нанести удар, породить хаос и сломать машину.

В просторном помещении находились несколько бежавших заключенных, они ели и отдыхали, понимая, что скоро им представится возможность вернуться назад. Здесь была мать Тани, помогала раненым. Таня поискала взглядом Сига, но не нашла, и мама также ничего о нем не слышала.

Таня беседовала с беглецами, выясняя у них, что им известно, но тут к ней подошел Андрей и отвез ее в сторону.

– Как дела? – спросила она.

– Не очень, – ответил Андрей.

– Что ты имеешь в виду?

– Файлы. Мы не можем их передать.

– Но ведь немцы… ты же сам говорил.

– Это говорила Клод, – поправил Андрей, – и она была права. Но для того чтобы передать файлы, их нужно вставить в эфир. И тут у нас возникли проблемы.

– Вы не можете обойти фильтры?

– Ну… не можем, уже не можем, – подтвердил Андрей. – Они стали слишком надежными. С введением ЕООСП все чрезвычайно осложнилось. Нашим компьютерам не хватает мощности, чтобы выполнять вычисления. Такие компьютеры имеются только у военных.

– Так каким же образом вы передаете файлы через телевидение?

– Для этого в передачу вставляются «окна». Пустые интервалы. У нас был один старик, разбиравшийся во всем этом. Но его схватили.

– Кто?

– Ополченцы. Скорее всего, техасцы. Захватили всю станцию. Теперь она больше не выходит в эфир. Мы застряли.

– Вам нужно…

– Над этим уже работают, – сказал Андрей, указывая на полковника, Клод и их помощников.

– Дай я переговорю с ними.

– Да, хорошо, но сначала я должен кое-что тебе сказать.

От Тани не укрылось, как изменилось выражение его лица.

– Точной информации у нас нет, но все говорит о том, что твой… э… брат… – Андрей положил руку Тане на плечо. – Утверждают, что он убит. Есть снимки, но по ним трудно что-либо определить.

– Я поверю только тогда, когда сама все увижу, – решительно заявила Таня. Но даже тогда не будет полной уверенности. – Ты можешь выделить мне для работы консоль?

Сиг убедился в достоверности информации, увидев три трупа, сложенных перед главными воротами станции, и американский флаг, трепещущий на перекрестье антенны.

– Удивительно, как это их головы не насадили на пики, – заметил Скользкий, вместе с Сигом наблюдающий за станцией из кустов напротив.

– Времени не было, – заметил Моко.

– Даже ворота оставили открытыми, – добавила Мангуста.

Стальные ворота были выбиты большим пикапом, который теперь стоял во внутреннем дворе, с помятым передом, но, по-видимому, на ходу, с выбитыми стеклами и испещренной оспинками от пуль бортовой броней.

– Вы на это не пойдете, – сказал Сиг. – Больше ни одного убитого подростка.

– Ты сам подросток, тупица, – возразил Моко. – Мы с тобой всего на пару лет старше этих ребят, а каждый из них безумнее нас обоих, вместе взятых. Я видел их в деле.

– Все мы когда-нибудь умрем, – философски произнесла Мангуста.

– Вот видишь? – улыбнулся Моко.

– Быть может, но первым пойду я. Разведаю, что к чему. А вы держите наружный периметр.

Сиг обогнул комплекс сзади, перелез через забор и подошел к маленькой двери в дальнем конце строения. Уокер в свое время показал ему, как открыть эту дверь, и это сработало.

Главный коридор был тускло освещен. В дальнем конце у входа стоял ополченец. Он был в боевом комбинезоне с вышитым логотипом «Охотников на скунсов» на груди. У него за спиной висела мексиканская штурмовая винтовка ручной сборки.

У Сига мелькнули воспоминания про скунсов, которых он видел в дикой природе. Он помнил, как они бросаются в поле и поднимают над травой свои огромные хвосты, чтобы отпугнуть хищника, чье присутствие они почувствовали. Как правило, это у него получалось.

Получилось и на этот раз. Сиг проскользнул вдоль стены в противоположную сторону, по направлению к лестнице.

Поднявшись наверх, он обнаружил незапертую дверь в кабинет. Ковер, провонявший плесенью, нес на себе следы тех, кто недавно входил и выходил из комнаты. Изнутри не доносилось ни звука, поэтому Сиг шагнул в дверь, надеясь найти панель видеонаблюдения и мониторы, которые Уокер хранил у себя в кабинете.

Он почувствовал запах людей. Услышал приглушенный кашель.

Освещение в приемной было каким-то странным. Окна были заклеены бурой бумагой.

Сиг опустился на пол перед столом секретарши, затем прополз вдоль стены туда, откуда в приоткрытую дверь можно было заглянуть в сам кабинет.

Там находился Уокер, привязанный электрическим шнуром и изолентой к стулу, лежащему на боку на полу. Рот Уокера был заткнут кляпом, которым стал его собственный скомканный галстук, затолканный в рот и заклеенный скотчем. Белая рубашка в брызгах крови. Раздавленные очки валялись рядом на полу.

Увидев Сига, Уокер встрепенулся, принялся мычать и извиваться.

Сиг взглянул на мониторы за столом, на которые выводились изображения с разных камер.

Он увидел во дворе Моко и Мангусту, которых охранял еще один «Охотник на скунсов». Оба были связаны по рукам и ногам и лежали в кузове пикапа. Похоже, Моко был ранен.

На другом экране Сиг увидел трех человек, взятых в заложники в студии. У двоих на головах надеты капюшоны. Третьим был седой мужчина в годах с бородой – Фриц! Должно быть, он пришел сюда, чтобы помочь с сетью. «Скунсы» задавали ему вопросы и отвешивали затрещины, когда он не отвечал.

Сиг перерезал провод, которым Уокер был привязан к стулу. С кляпом он не стал связываться. После чего Сиг занялся окном.

Уокер попытался отодрать от лица скотч, но его было слишком много, а времени – слишком мало.

Уокер замычал, увидев, что Сиг возится с окном, после чего он стал рыться на столе, что-то ища.

– Охраняй дверь! – приказал Сиг.

Схватив стул, к которому раньше был привязан Уокер, он ткнул ножками в окно. Стекло не столько разбилось, сколько просто вылетело из рамы.

Уокер держал в руке старый револьвер. Он подошел к Сигу.

Сиг очистил окно от стальной сетки, чтобы можно было выбраться наружу.

БАХ! Одиночный выстрел.

– Лежать! – раздался крик в коридоре.

Уокер возился с револьвером.

БУБУХ! Ружье. Уокер отлетел назад и ударился затылком о стол.

– Твою мать, убирайся в свою дыру! – приказал голос.

– Эй, ты! Отойди от окна, твою мать! – крикнул другой голос.

Отбросив стул, Сиг спрятался за столом.

ТРАХ, ТРАХ, ТРАХ!

– Маленький ублюдок!

Уокер замычал в кляп, получив удар ногой.

– Идиот, проверь Далласа! – крикнул тип своему напарнику.

Сиг мельком выглянул из-за укрытия. Это был лысый коренастый верзила, скорее корпоративный служащий, чем ковбой, в черном кевларовом бронежилете. В руках он держал ружье. Он потерял свою серьгу, но Сиг все равно его узнал. Это лицо было выжжено у него в памяти, и он помнил имя по бетонной полосе в Хьюстоне.

– Привет, Холт, – сказал Сиг, вставая и поднимая руки.

Холт с опаской смотрел на него, держа под прицелом ружья. У него за спиной еще один ополченец в балаклаве склонился над упавшим товарищем. Сиг узнал и раненого. Даллас.

Это расплата еще за одного друга, погибшего из-за Холта, хотя Даллас и сам заслужил такой конец.

– Ты содрал с меня мою прическу, – усмехнулся Холт, наводя дуло ружья на обритую наголо голову Сига. – Хитрый ход. Мы уже давно ищем тебя. Вот этот жирный сказал, что поможет вытащить тебя из той норы, где ты спрятался. Похоже, он был прав.

– Вот только он выбрал не тех людей, – заметил Сиг.

Холт оглянулся на Далласа.

– Этот друг чересчур шустрый, но нам были нужны дополнительные люди, а он на все руки мастер.

Сиг перехватил взгляд Далласа. Даллас попытался что-то сказать, но у него получилось только бульканье.

Третий ополченец склонился над Далласом, стараясь оказать ему первую помощь и не зная, как это делается.

– Холт, помоги мне! – с жаром воскликнул он, обращаясь к своему товарищу. – Он в плохом состоянии.

– Подожди! – сказал Холт.

Сиг посмотрел на Уокера. Белая рубашка насквозь пропиталась кровью. Дыхание стало медленным, хриплым, открытые глаза стекленели.

– Ты погоди умирать, король порнушки! – воскликнул Холт. – Тебе еще надо будет последний раз появиться на телеэкране. Как только я передам большому боссу, чтобы тот настроился на нужный канал. Эта двойная удача обернется для меня крупной наградой.

– Это твой большой босс прячется в норе, – презрительно заметил Сиг. – Но когда мы за ним придем, его не спасет никакая нора!

– Помечтай, помечтай, маленький вождь, – усмехнулся Холт. – В жизни такого не бывает. Если не веришь, спроси у своих дружков, если из них кто-нибудь остался в живых.

Сиг прыгнул на Холта. Но тот прошел подготовку, обладал опытом, действовал быстро, как и полковник. Он встретил нападавшего Сига ударом приклада в голову, после чего с силой вонзил колено ему в яйца. Сиг повалился на пол.

– Лежи и не шевелись! – приказал Холт.

– Холт, Даллас умер! – крикнул другой ополченец.

Склонившись над телом Далласа, он стащил с лица балаклаву. У него по щекам катились слезы.

– Господи Иисусе… – тихо пробормотал Холт, после чего перешел на крик: – Ты что, не видишь, что у меня руки заняты?

Плачущим человеком был Ньютон Таунс. Кинозвезда, собственной персоной. И сейчас, похоже, это была не игра.

– Замечательно, – сказал Холт. – Держись.

Схватив Сига за ухо, он поднял его одной рукой, а другой отвесил затрещину по лицу.

– Смотри на меня, паскуда! – приказал Холт.

Сиг попытался сделать ему подножку, но приклад ружья оказался более расторопным, и, когда он соприкоснулся с лицом Сига, у того перед глазами все померкло.

Взрыв оказался таким громким, что слух тотчас же отказал и окончания грохота она уже не услышала.

Все произошло не в замедленной съемке, как в кино. Все произошло мгновенно. Скорость военной физики. Внезапно все взмыло вверх, разлетаясь во все стороны. Кирпич, стекло, бумага, гвозди, живая плоть, земля, клочья одежды.

Таня была у входа, когда ракета ударила в дальнюю часть. Ту, где располагается комната священника.

Таня поползла на четвереньках по грудам мусора, не замечая новые раны, не обращая внимания на то, что произошло с ее одеждой.

Перед ней торчал палец. Ноготь был покрашен. Бордовым лаком.

Мир погрузился в тишину, хотя все вокруг кричали.

Громче всех кричала Таня, пытаясь найти остальные части тела своей матери.

Сиг очнулся от ощущения того, что его тормошат. Он открыл глаза, и его ослепил яркий свет. Почувствовав, как ему загибают ноги назад, Сиг попытался оказать сопротивление, но он уже был связан.

Когда глаза его привыкли, Сиг увидел телекамеры, силуэты людей и красное светящееся табло на стене.

Он лежал на полу телевизионной студии, связанный. Его скрученные колени торчали из шины от грузовика, закрепленные рукояткой от швабры, просунутой под них. Руки были связаны за спиной электрическим проводом. Во рту торчал комок ткани от футболки, срезанной с его тела.

– Смотрите, как он извивается, словно крыса в ловушке, – сказал Холт, черный силуэт.

Смех со стороны других теней. Один силуэт шагнул в свет. Полицейский в маске, с резиновой дубинкой в руке. Он пнул Сига, затем полоснул ему дубинкой по босым пяткам. Сдвоенная острая боль разлилась по всему телу Сига до самой макушки.

– Добро пожаловать в контрреволюцию! – продолжал Холт. – Сейчас мы продемонстрируем нашим телезрителям, из чего на самом деле состоят такие слабаки-недоумки, как ты.

Перекатившись вбок, Сиг огляделся по сторонам. Моко валялся всего в нескольких шагах от него, тоже связанный и с заткнутым ртом. Мангуста лежала на полу рядом с телом Далласа, связанная по рукам и ногам. Фриц работал в кабинке под дулом ружья. Уокер находился позади Сига, прикрученный к креслу на колесиках, руки связаны за спинкой, ноги засунуты под сиденье. Рубашка промокла насквозь, лицо было белым как мел.

За спиной у Уокера на стальных стропилах висели подвешенные за ноги тела двух молодых парней, двух «Масок», бывших вместе с Фрицем при захвате студии. Они медленно покачивались из стороны в сторону на фоне американского флага, которым была завешена карта на стене, истекая кровью на пол.

– Поймать этих скунсов было непросто, – сказал Холт, разгуливая между Сигом и Моко. – Однако вонь их чувствуется за целую милю. Особенно сильно смердит вот этот, долго скрывавшийся в разных сточных канавах после перехода через границу.

Он ударил Сига ногой в живот. Тот сглотнул желчь, которой не давал выхода кляп во рту.

– А вот этот его дружок, – продолжал Холт, перешагивая через Моко, – участник незаконной банды, которого мы нашли прячущимся в лесу вместе с нашим маленьким мальчиком. Эти гнусные террористы заявились сюда, чтобы вызволить своего хозяина, этого «костюма», который воровал у народа. И у которого даже хватило наглости замахнуться на наше национальное достояние, помогавшее нам очистить город от изменников. Ньютон, выходите сюда!

Из тени, шатаясь, вышел Таунс, которого явно подтолкнули в спину. Он был в оливковой военной форме и держал в трясущейся руке пистолет. Увидев объектив телекамеры, Таунс сверкнул своей улыбкой на миллион долларов, однако глазам было не до веселья.

– Ньютон сегодня уже снял два скальпа, и он еще только начал, – торжествующе заявил Холт.

Бросив взгляд на болтающиеся тела, Таунс снова повернулся к Холту.

– А вот и Уорд Уокер, – продолжал тот. – Его разыскивают за другие преступления, коим нет счета: мошенничество, измена, «отмывание» денег, помощь врагу и даже кража у врагов. Это он выливал потоки пропагандистской грязи из этой зоны беззаконья, отравляя умы патриотов, умы наших детей. И вот мы сейчас снимем здесь на студии новый фильм. Дадим Ньютону Таунсу показать, как он расправляется с врагами в реальной жизни.

Таунс взвел пистолет и подошел к Уокеру.

Сиг услышал донесшийся со стороны стропил шум. Подняв взгляд, он увидел Скользкого, ползущего по фермам, на которых висели софиты и микрофоны.

– Пусть он признается! – воскликнул Холт. – Но только будьте осторожны, когда вытащите у него кляп. Его рот очень опасен!

– Да, – пробормотал Таунс.

Оторвав от лица Уокера скотч, он дулом пистолета вытащил изо рта скомканный галстук. У него по щекам снова текли слезы.

– Не надо… – едва слышно кашлянул Уокер.

Холт ударил его по голове.

– Признавайся в своем предательстве!

Уокер выдавил что-то невнятное. Сиг разобрал слова «любовь», «ненависть» и «Америка».

– Он виновен, – подытожил Холт. – Он предатель. Опасный. Привести приговор в исполнение!

По лицу Таунса было видно, что он сроднился с телекамерой. Впитал в себя взгляд объектива.

Сиг почувствовал, как палка от швабры дала слабину.

Подняв пистолет, Таунс посмотрел на него. Полированная сталь сверкнула в свете прожекторов.

Таунс направил пистолет на Холта и выстрелил ему в лицо.

БАХ!

Сиг сломал палку в тот самый момент, когда Скользкий спрыгнул с потолка на Таунса.

Холт пошатнулся. Метнувшись вперед, Сиг ударил его по коленям. Холт ничего не видел, но он по-прежнему сопротивлялся.

В пылу борьбы кляп вывалился у Сига изо рта. Холт был сильнее Сига, но силы быстро его покидали.

Вырвав у Таунса пистолет, Скользкий направил дуло ему в голову.

– Эй, вы, деревенщина, назад, мать вашу! – воскликнул он. – Президенту не понравится, если мы убьем его любимую кинозвезду из-за того, что вы не смогли обеспечить охрану здания!

Полицейский в маске попятился назад, жестом показав своим товарищам, занимавшимся Фрицем, следовать за ним. Те попытались было забрать с собой Фрица, но Сиг, теперь уже с пистолетом Холта, принудил их отступить одних.

Когда все помещение телестудии оказалось под полным контролем, Сиг, стоя перед камерой, почувствовал запах крови у себя на руках.