Глава 13
Прибыв в «Викинг», Генри первым делом передал Эмми предложение от Вайолет Мансайпл – взять на себя обязанности выбывшей из строя миссис Пенфолд и принять командование конкурсом «Вес викария». Эмми сказала, что в жизни нужно испытать все.
– Ну, тогда ты лучше позвони миссис Мансайпл и скажи о своем решении, – ответил Генри. – Там сейчас сумасшедший дом, но я думаю, ей передадут твои слова.
– Ты не считаешь, что я должна туда поехать и сказать ей лично?
– Боже мой, ни в коем случае! Я тебе говорю, там сейчас как на Пикадилли в час пик.
Эмми исчезла в коридоре, направляясь в маленькую темную каморку под лестницей, где стоял телефон гостиницы, а Генри начал составлять официальный доклад о смерти Реймонда Мейсона. Через несколько минут Эмми вернулась.
– Ты до нее дозвонилась?
Эмми рассмеялась:
– В конце концов да, – сказала она. – Сумасшедший дом – это ты верно сказал. Но после нашего с ней разговора трубку взял майор Мансайпл, и заявил, что хочет поговорить с тобой. Ждет у телефона.
– О, проклятье! – заявил инспектор. – Он не сказал, в чем дело?
– Нет, этого майор говорить не пожелал.
– Ну, ладно. Пойду узнаю, чего он хочет.
– Тиббет?
Голос Джорджа Мансайпла звучал отрывистым соло на фоне аккомпанемента пронзительных звуков, наполнявших Грейндж.
– Слушаю, – ответил Генри.
– Вы тут вчера обыскивали дом в поисках некоторых предметов.
– Да, было такое.
– Хлам в кабинет! – донеслось призрачное эхо голоса Вайолет откуда-то издалека.
– В частности, вы искали мой пистолет, который я объявил пропавшим.
– И это верно.
– Так я подумал, вам приятно было бы узнать, что он нашелся.
Откуда-то донесся треск, голос Мод скомандовал:
– Все, что для «нырка», должно быть обернуто.
– Где он нашелся? – спросил инспектор.
– Ну, как. На своем месте. На стойке в гардеробной, со всеми остальными.
– О, проклятье! – отозвался Генри.
– Что такое? Я думал, вы будете рады.
– Увы, нет. Сегодня весь Крегуэлл слоняется по вашему дому, и вернуть пистолет на место мог кто угодно. Мне это не нравится.
– Ну, тут я ничего не могу поделать, Тиббет. – Джордж был уязвлен тем, что его хорошие новости встретили столь холодный прием. – Как-то я сообщил о его пропаже, теперь говорю о его возвращении.
– Хорошо. Я надеюсь, что будет возможность снять отпечатки пальцев. Послушайте меня внимательно, майор Мансайпл. Я прошу вас завернуть пистолет в…
– Боюсь, поздно, – сказал Джордж.
– Что это значит?
– Я бы не узнал, что он нашелся, если бы не Эдвин.
– При чем тут епископ?
– Он помогает мне в субботу на стрельбище. На удивление хорошо стреляет – для кларнетиста.
– Прошу вас, майор Мансайпл, не могли бы вы просто изложить мне факты?
– Я, видите ли, каждый год сдаю стрельбище в аренду, – сказал Джордж, явно никуда не спеша. – Конечно, без катапульт. Для любителей слишком сложно, да и подготавливать хлопотно. Нет, мы ставим обычные мишени и берем по полкроны за шесть выстрелов. В конце дня выдается небольшой приз за лучший результат.
И снова вдали зазвучал голос Вайолет:
– Ладно, если Джулиан взял машину Мод, а Фрэнк уехал, то узнайте, будет ли миссис Томпсон…
– Не могли бы мы вернуться к вопросу о пропавшем пистолете? – попросил инспектор.
– А, да, конечно. Как уже было сказано, Эдвин помогал мне на стрельбище в субботу, так что сегодня я попросил подготовить пистолеты обычным образом. Почистить, смазать и зарядить. Сейчас Эдвин пришел и сказал: «Джордж, я все сделал. Все пять». – «Все пять? – переспросил я. – Их там только четыре. Тот, из которого застрелили беднягу Мейсона, в полиции, а еще один потерян». – «Там, – говорит он, – их пять, и это так же верно, как то, что я стою здесь». Конечно, я пошел в гардеробную, а там они все…
– Тщательно вычищенные и смазанные епископом, – сказал Генри с горечью.
– Да, он отлично выполнил работу, надо отдать ему должное. Эдвин совершенно уверен, что их было пять, когда он начал работу, примерно час назад. А я уверен, что утром их было только четыре. Следовательно…
– Да, – сказал инспектор. – Я способен сделать вывод.
– Ну, вот так. Это все, что я хотел вам сказать. Будьте здоровы, Тиббет.
Генри вернулся к себе в комнату в смешанных чувствах. На первый взгляд – это хорошо, что пистолет вернулся к законному владельцу: по крайней мере, его не скрыли с какими-то нехорошими намерениями. Но, с другой стороны, он был размещен в месте, наиболее удачном для быстрого использования. И у инспектора появились нехорошие мысли относительно доступности каждого из пяти заряженных пистолетов в доме, где абсолютно точно произошло одно убийство. Он знал, что стрельбище со всем его оборудованием было открыто в субботу для всех, и данный факт тоже спокойствия не прибавлял.
Генри вернулся к своему докладу и работал над ним, не отрываясь, если не считать перерыва на быстрый ленч.
В половине четвертого его снова позвали к телефону. На этот раз звонили из Скотленд-Ярда. Согласно сообщению звонившего сержанта, с Тиббетом настоятельно хотел связаться некий мистер Мамфорд. Он отказывался сообщить о себе и о своем деле какие бы то ни было подробности – просто утверждал, что ему требуется поговорить с главным инспектором. Начал он звонить в три часа, и все попытки убедить его побеседовать с кем-нибудь другим оказались безрезультатными. Единственное, что мистер Мамфорд в конце концов объявил, – у него есть важная информация по делу Реймонда Мейсона. Тогда сержант решил, что об этом следует сообщить Генри. Он передал номер телефона мистера Мамфорда и предложил, чтобы инспектор сам позвонил этому человеку.
– Мистер Тиббет, слава богу, наконец-то! – Мамфорд был более чем взволнован: он так напуган, что в телефонной линии слышалось потрескивание, как при таянии льда. – Я не знаю, что мне делать. Такого никогда раньше не было. И я не могу звонить в полицию!
– Что случилось? – спросил Генри.
– Ну… – собеседник сглотнул. – Прежде всего, вы, быть может, помните, что когда вы у нас были, то пришли… нежелательные посетители…
– Помню, – ответил инспектор.
– Сегодня появилась совершенно непристойная… Нет, вы должны сами это прочесть в одной весьма популярной ежедневной газете, я не буду упоминать ее названия. Это про моего покойного работодателя и некоторых его клиентов. Написана очень продуманно, поэтому я немедленно позвонил юристу фирмы, и он ответил, что, по его мнению, в суд мы подать не можем. Отчего все это приятнее не становится.
– Мне очень прискорбно все это слышать, мистер Мамфорд, – скащал Генри, – но я совершенно не понимаю, чем могу вам помочь.
– Мне никто не может помочь, – ответил генеральный менеджер с трагическим отчаянием. – Статья стала большим ударом, но не предполагал, что это только начало.
– И что же случилось потом?
– Я приехал в офис после ленча позже обычного, – сказал мистер Мамфорд. – Причиной послужило большое количество времени, проведенного у юриста. Сначала я ничего особенного не заметил, но затем…
Настала небольшая пауза, после чего управляющий выдал только одно слово:
– Взлом!
– Вы хотите сказать, что офис был ограблен?
– Именно. Кража со взломом!
– Что было украдено?
– Вот в этом-то все дело, инспектор. Вот что самое ужасное. Самые… самые приватные материалы, принадлежавшие моему покойному работодателю. Я надеюсь, не требуется объяснять подробнее.
– Если вас обокрали, – сказал Генри, – вы должны были сразу же заявить в полицию. Почему вы этого не сделали?
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился, главный инспектор. Видите ли, я знаю, кто это сделал.
– Знаете?
– Конечно. Это сын моего покойного работодателя. Больше ничего сказать не могу. Вы должны приехать в Лондон и посмотреть лично.
– Да, – согласился Тиббет. – Да, наверное, должен. – Он посмотрел на часы. – Сейчас без четверти пять. Когда закрывается ваш офис?
– В шесть часов, слава богу, – ответил мистер Мамфорд, проявляя проблеск человечности. – Я вас подожду. Нет слов, чтобы выразить мою благодарность, главный инспектор.
Генри вернулся в спальню и сообщил Эмми срочную новость, что едет немедленно в Лондон, а когда вернется, не знает.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Нечто крайне странное.
– В смысле?
– В том, в котором я и сказал. Не могу понять, что происходит, но есть у меня ощущение: возможно, я был полным идиотом. И мне это не нравится. – Он надел пальто. – Будь ангелом, позвони от моего имени сержанту Даккетту. Скажи, что я должен был уехать в Лондон, но завтра с ним увижусь.
Дорога в столицу заняла больше времени, чем рассчитывал инспектор. Он угодил прямо в час пик пригородного трафика. После долгого перемещения от пробки к пробке Генри наконец оказался возле офиса «Букмекерская контора Реймонда Мейсона». Дверь была крепко заперта, но настойчивый звонок заставил пребывающего в ужасе мистера Мамфорда впустить посетителя. Через внутренний офис они прошли в святилище управляющего.
Первое, что заметил Тиббет – шкаф с личными папками покойного владельца стоял открытым и был пуст. Мамфорд, отследив взгляд Генри, тяжело опустился в большое вращающееся кресло за столом и спросил:
– Видите?
– Расскажите, что случилось.
– Да почти нечего рассказывать. Я вернулся только после трех. Когда я проходил через большой зал, мисс Дженкинс сказала мне: «Вы, мистер Мамфорд, только что разминулись с мистером Фрэнком. Он вышел пару минут назад». Честно говоря, главный инспектор, мне скорее стало приятно, чем досадно. Наши с мистером Фрэнком отношения никогда не были… скажем так: он совсем не похож на своего отца.
– Да-да. Значит, Мейсон-младший только что ушел.
– Да, верно. Он ждал меня в кабинете. Приехал в половине третьего, насколько я смог понять, и уехал где-то без десяти три. Ну, в общем, я вошел – и увидел то, что видите сейчас вы. Я был в ужасе, главный инспектор – да, именно в ужасе. Я не знал, что делать.
Мистер Мамфорд, казалось, удивился последнему обстоятельству как исключительно редкому.
– При всем отвращении к мысли делиться произошедшим с сотрудниками, я был вынужден позвать мисс Джексон, старшую машинистку, и спросить, были ли при мистере Фрэнке какие-либо документы, когда он покидал офис. «Да, конечно, – сказала она совершенно беззаботно. – Целая охапка – папки, коробки и еще какие-то предметы. Он велел сказать вам, что взял кое-какое имущество своего отца».
– Вынужден констатировать, – сказал Генри, – что он взял не только документы, но и деньги. Не говоря уже про виски. И…
– Где он взял ключ? – даже не спросил, а горестно возопил Мамфорд. – Где? Вы сказали, что ваш ключ – личный ключ мистера Мейсона…
Генри вздохнул:
– Он уже неделю живет в отцовском доме, в Крегуэлл-Лодже. Вполне возможно, что у Реймонда Мейсона были дубликаты ключей, и сын их нашел.
– Эти материалы были конфиденциальны, главный инспектор. Вы полагаете, он… мне очень не хочется об этом думать. Вы же помните, какие там имена. Люди очень высокого общественного положения.
– Вы хотите сказать, – спросил Генри, – что эти папки были бы весьма полезны для шантажиста?
– Какое жуткое слово!
– Кстати, – заметил Тиббет, – у вас есть поблизости экземпляр этой газеты? Про которую вы мне говорили?
– Конечно, есть! – Тут же у Мамфорда возмущение возобладало над страхом. – Из всех позорных… ох, если бы я только знал виновного!
– Наверное, виновен журналист? – предположил Генри.
– Нет, я о том, кто натравил на нас прессу.
– Да, это очень интересный вопрос, – отозвался инспектор. – Давайте посмотрим газету.
Мамфорд выдвинул ящик стола и вытащил последний номер популярной ежедневной газеты. Она была раскрыта на развороте с заголовком: «Жизнь и смерть игрока», сопровождаемым большой фотографией покойного Реймонда Мейсона. Присутствовали также фотографии нескольких наиболее аристократических клиентов Мейсона, но Генри заметил, что «личных» среди них не было. Каждый раз, когда фамилия титулованного или знаменитого лица появлялась в тексте, она резко выделялась типографским способом – даже если упоминание было случайным – как, например, упоминание Джона Смита, «родственника ГРАФА ФЕНШИРСКОГО». Таким образом, автор активно снабдил свою статью известными именами, и еще тонко приправил ее паутиной намеков. Наличие таких фраз, как «безукоризненно прокладывал курс между волчьими ямами почти-легальности и откровенным беззаконием, марающим доброе имя этой профессии» и «выгодные побочные предприятия, пользующиеся щедрой поддержкой влиятельных знакомых» способствовало созданию определенного эффекта.
– …вы лучше меня разбираетесь в тонкостях законодательства, – говорил тем временем управляющий.
– Я так понял, что юрист сообщил вам об отсутствии оснований для судебного преследования? – спросил Генри.
– Нет-нет, я говорю о мистере Фрэнке. О завещании.
– А что там с завещанием?
– Юрист сообщил мне сегодня, что завещание мистера Мейсона предельно простое. Все остается его сыну. Так что, сами понимаете, мистер Фрэнк, видимо, счел себя вправе прийти и забрать желаемое. Но так ли это, главный инспектор?
– Нет, – ответил Тиббет, – не совсем так. Завещание еще не вступило в силу, и Фрэнк Мейсон в данный момент ни на что права не имеет.
– Значит, я мог бы подать на мистера Фрэнка в суд за кражу?
– Да, – ответил Генри, – но я бы на вашем месте не стал этого делать. Завещание вступит в силу задолго до того, как ваш иск дойдет до суда, и… в общем, я не думаю, что вам понравится общественный отклик, который эта история породит.
– Именно об этом я и говорю, главный инспектор. Я же не дурак. Именно поэтому и позвонил вам, а не в полицию.
Тиббет не понял до конца, лестно ли ему подобное разграничение. А Мамфорд продолжал:
– Я знал, что вы меня поймете и поможете советом. Что я сейчас должен делать?
– Самое лучшее, что я могу вам посоветовать, – ответил Генри, – не делать ничего.
– Ничего? Но эти материалы…
– Ничего полезного вы сделать сейчас не можете. Если вас всерьез волнует пресса, позвоните в полицию. Если будет еще что-нибудь интересное, звоните мне.
На клочке бумаги Тиббет написал номера «Викинга» и полицейского участка Крегуэлла и отдал управляющему.
– Но, главный инспектор…
– А тем временем, – сказал Генри, – кое-что сделаю я. – Он посмотрел на часы. – Без пяти восемь. Дороги сейчас свободны, так что, даст бог, к девяти вечера буду в Крегуэлле. И навещу мистера Фрэнка Мейсона.
Около девяти вечера, паркуясь на стоянке напротив Крегуэлл-Лоджа, Генри был рад заметить, что в доме горит свет. Его заинтересовало, почему красные бархатные шторы кабинета плотно закрыты.
Он громко позвонил в дверной колокольчик, что спровоцировало неожиданный эффект. Сначала чуть раздвинулись шторы, будто кто-то выглянул. Потом в доме послышался какой-то тихий шорох, и всюду выключился свет. Настала полная тишина.
Инспектор позвонил снова. Реакции не последовало, и он подошел к стеклянной двери кабинета – невольно вспомнив аналогичный поступок епископа буголалендского при аналогичных обстоятельствах. Шторы были плотно задернуты, свет выключен, но сквозь них можно было заметить едва различимое мерцание. Генри осторожно попробовал ручку двери – она легко поддалась, и инспектор проскользнул между шторами в кабинет.
Фрэнк Мейсон стоял возле двери, ведущей в холл, напряженно прислушиваясь. Видимо, он ожидал новых вызовов от дверного звонка. В большом открытом камине весело горели сложенные штабелем дрова, и в кабинете в этот теплый сентябрьский вечер стояла невыносимая жара. На столе лежали несколько секретных папок Реймонда Мейсона, а остальные уже превращались в пепел в камине.
– Добрый вечер, – сказал Генри.
Молодой человек развернулся словно ужаленный. Он посмотрел на гостя, будучи явно в ужасе, – и вдруг широко улыбнулся:
– Забыл я про дверь в сад, – сказал он.
– К моему счастью, – ответил Тиббет. – Можно вообще-то снова включить свет.
Фрэнк Мейсон так и поступил. Затем сказал:
– Простите меня за необщительность. Ничего такого, просто мне хотелось побыть одному. – И после паузы неловко добавил: – Я тут жгу кое-какие старые бумаги.
– Вижу, – ответил Генри. Сев в кожаное кресло, он спросил: – А зачем вы натравили журналистов на бедного мистера Мамфорда?
– Не натравливал я их на него. Этот мелкий ябедник не стоит и минуты времени, чьего бы то ни было. – Фрэнк замолчал, потом добавил: – Я подумал, что мир должен знать про таких людей, как мой отец.
– Мне кажется, – сказал инспектор, – что у вас какая-то путаница в мыслях. Всего пару дней назад вы утверждали, что вашего отца убили, и требовали правосудия и справедливости.
– Так нельзя же убивать человека только за то, что вам не нравится, как он живет, – ответил Мейсон и снова внезапно улыбнулся: – Даже если вы – коммунист-революционер. И к тому же он был моим отцом. Вы только что сказали, что я требовал правосудия и справедливости? Да, я требую: правосудия для человека, который его убил, и справедливости – для общества в целом, защиты от таких людей, каким он был. Я бы не назвал это путаным мышлением.
– Нам с вами, – сказал Генри, – необходимо прояснить несколько моментов. Во-первых, вашего отца никто не убивал.
– Но…
– Я объясню, – перебил Тиббет.
И рассказал, как все произошло.
Когда он закончил говорить, Фрэнк Мейсон медленно произнес:
– Наверное, вы правы. Это значит, что я должен извиниться перед Мэннинг-Ричардсом, но будь я проклят, если это сделаю. – Помолчав, он добавил: – Забавно вот что: старик пожертвовал жизнью, чтобы спасти старую мисс Мансайпл, а она умерла меньше чем через неделю. Мог не беспокоиться.
Генри посмотрел на него с интересом:
– Никто же не мог знать, что мисс Мансайпл умрет, – сказал он. – Правда ведь?
– Да, конечно. Никто не мог.
– Ну, вот, – продолжил инспектор. – С этого мы и начнем, с пистолета. Что вы с ним сделали?
– Я вам говорил. Положил его в этот ящик…
– Вы не относили его сегодня в Крегуэлл-Грейндж с хламом для праздника?
– Конечно, нет. А что, он нашелся?
– Да, – ответил Генри.
– Ну, что ж, это хорошо. Одной загадкой меньше.
– Возможно, – согласился Тиббет. – Теперь о вещах, которые вы сегодня забрали из личного шкафа отца.
Этим вопросом молодой человек был застигнут врасплох:
– Откуда…
– Ну не думали же вы, что мистер Мамфорд оставит подобные действия без последствий? Он тут же связался со мной и очень переживает.
– Это хорошо, – ухмыльнулся Мейсон.
– Почему, ради бога, вы не заперли шкаф снова? Он бы вообще не узнал о пропаже.
– Потому что я, естественно, хотел, чтобы он попереживал, – ответил Фрэнк. – Надеюсь, у него сосуд лопнет. Пусть орет своим голосишком проклятия, какие сможет придумать, и кулачком трясет. Сделать он тут ни черта не может.
– Почему вы так в этом уверены?
– Так в этом офисе теперь же все принадлежит мне? В том числе, кстати, и Мамфорд.
– Нет, – ответил Генри. – Это не так.
– Но завещание моего отца…
– Не вступило в силу, – перебил инспектор. – По закону вам еще не принадлежит ничего. Ваши сегодняшние действия квалифицируются как кража со взломом. С тем же успехом могли чулок надеть на голову и ограбить банк.
Фрэнк Мейсон встревожился:
– Вы уверены? Вы хотите сказать… но он же действительно ничего не может сделать, правда?
– Он мог бы, – ответил Генри. – Но не думаю, что станет. Если вы будете вести себя разумно.
– Разумно – это как?
– Завтра первым делом, – сказал Генри, – поехать в Лондон, принести извинения Мамфорду и вернуть все, что взяли из шкафа.
– Но… – Мейсон инстинктивно глянул на огонь.
– Вполне понимаю ваши трудности, – отреагировал Тиббет. – А зачем вы их жжете?
– Вы знаете, что это?
– Да, знаю.
– А сами бы их не сожгли?
– Хотел бы так сделать, – ответил Генри, – но для очернения памяти вашего отца нет ничего лучше, как отдать их прессе.
Молодой человек покраснел:
– Он был моим отцом.
После паузы инспектор сказал:
– Я бы завершил это дело, а потом все сжег. Насколько я понимаю, документы иллюстрируют клиентские задолженности?
– Конечно. В том и состоял этот мерзкий замысел.
– Тогда никто жаловаться не будет.
– Но Мамфорд…
– И Мамфорд в последнюю очередь, – сказал Генри. – Кстати, когда примете наследство, не выгоняйте его. Человек честный и крайне полезный для фирмы.
Мейсон уставился на собеседника:
– Любопытный вы тип.
– В обоих смыслах слова, – согласился Генри. – Среди прочего мне еще очень интересно, почему ваш отец так рвался купить Крегуэлл-Грейндж.
– Снобизм.
Это слово выскочило будто рефлекторно.
– Иных причин не было?
– Если и были, мне они неизвестны.
– Он никогда ничего не говорил вам?
– Ничего полезного, – отрезал Фрэнк. Он взял со стола очередную папку, инспектор увидел на ней надпись «Джон Адамсон». – И эту на всесожжение, – произнес молодой человек.
Глядя, как пламя лижет содержимое пухлой папки, Генри почувствовал укол сомнения, но подавил его. Он спросил:
– Когда вы узнали об этих секретных папках?
– Когда нашел запасной ключ от шкафа. Он был в ящике отцовского туалетного столика с какой-то неразборчивой биркой. Я сунул его в карман в день, когда сюда приехал – до того, как вы тут рыскали, и не вспоминал о нем, пока не увидел список фамилий в старом ежедневнике отца. Вот тогда я решил разобраться.
– Ключ еще у вас?
– Да, он здесь. – Мейсон вынул из кармана ключ. На нем не было никакой бирки, и Генри это отметил. – Бирку я сжег.
– Ну, ладно, – сказал Генри. – С этим ясно. Но очень важно, чтобы вы вернули завтра все остальное.
– Вы про деньги?
– Деньги, виски и книгу. Кстати, могу я на нее взглянуть?
Мейсон удивился:
– Я не знал, инспектор, что вас интересует порнография.
Тиббет очень вежливо ответил:
– Это книга, которая в нашей стране запрещена. Я должен ее изъять.
Фрэнк встал.
– Как все странно, – сказал он и открыл ящик письменного стола. – Вот она, но боюсь, вы разочаруетесь.
– Почему?
– А тут только суперобложка непристойная. Боюсь, отец думал, что это как-то поднимет его в глазах некоторых клиентов. Такой уж был у него образ мыслей.
Он бросил инспектору книгу. Под яркой аляповатой суперобложкой скрывался детектив. Глядя на выражение лица Генри, Мейсон сказал:
– Я и сам был разочарован. Что, накрылось ваше чтение перед сном?
– Да, – сказал Тиббет и широко улыбнулся. – Накрылось.
Когда он вернулся в «Викинг», Мэйбл уже закрывала бар. Вечер выдался оживленный, сказала она. Заходил сэр Клод Мансайпл со своей племянницей и с ее симпатичным молодым человеком. Они, конечно, приехали на похороны. Бедная мисс Дора, как же это грустно, но все-таки она прожила хорошую жизнь. А миссис Тиббет поднялась к себе, уже легла. Генри не хочет выпить на ночь? Нет? Ну, тогда она желает ему очень доброй ночи.
Когда инспектор поднялся в номер, Эмми уже лежала в кровати. Он ей кратко рассказал, что было в Лондоне и в Крегуэлл-Лодже, а она ответила рассказом о приятном вечере, проведенном с Мод, Джулианом и сэром Клодом.
– А! Я вспомнила, о чем должна тебе рассказать, Генри. Сэр Клод сказал: Вайолет просила его сообщить, если он тебя увидит, что с таблетками леди Мансайпл вышла ошибка. Она их нашла. Видимо, совсем забыла, как положила их в несессер. Так что этот вопрос закрыт.
Генри сел на свою кровать. Вид у него был мрачный.
– Да, – вздохнул он.
– Ты должен быть рад, – сказала Эмми. – Сперва пистолет, теперь таблетки. Все твои загадки оказываются вообще не загадками.
– Вот это, – ответил Генри, – меня и тревожит.
