Глава 6
Фрэнк Мейсон был агрессивным молодым человеком с рыжими волосами, мощной челюстью, имел заметный простонародный лондонский акцент. Гневно взирая на Генри через отцовский письменный стол в Крегуэлл-Лодже, он говорил:
– Нечего тут своих выгораживать! Я знаю, кто убил моего отца, и требую правосудия!
– Мистер Мейсон! – начал инспектор. – Я…
– Эти двойные фамилии! – презрительно скривился Фрэнк Мейсон. – Такие думают, что им убийство с рук сойдет. Обычное наглое убийство! Так вот, не выйдет.
Генри начал терять терпение.
– Если вы спокойно сядете, мистер Мейсон, и расскажете мне…
– Я буду говорить все, что мне, черт побери, заблагорассудится! И вы мне рот не заткнете!
– Сядьте, – сказал Генри не слишком громко, но в его голосе отчетливо ощущался командирский тон. Мейсон остановился – он такого не ожидал, затем сел.
– Так уже лучше, – сказал Тиббет и достал блокнот. – Итак, вас зовут Фрэнк Мейсон. Вам двадцать пять лет, и вы – сын покойного Реймонда Мейсона.
– Верно.
– Единственный его ребенок, если не ошибаюсь.
– Насколько мне известно, да. – Молодой человек несколько пришел в себя. – Во всяком случае, единственный законный. Моя мать умерла десять лет назад.
– Какая у вас профессия, мистер Мейсон?
Фрэнк впервые за весь разговор улыбнулся:
– Профессия? Никакой. Я джентльмен со свободным временем, инспектор.
– Вы хотите сказать, что ничего не делаете?
– Я ничего подобного сказать не хочу. Изучаю в колледже философию, а дома пишу книгу «Философия Ксенофана в свете диалектического материализма». Это пока рабочее название. Поскольку мне принадлежит половина доли «Букмекерская контора Реймонда Мейсона», я избавлен от досадной необходимости зарабатывать на жизнь. Хотя раз или два в месяц захожу в офис – посмотреть, как там зарабатывают денежки.
– Давайте будем точны, – сказал инспектор. – Вам принадлежала половина пая в этом предприятии.
– Что вы хотите этим сказать?
Мейсон невероятно встревожился.
– Только то, – ответил Генри, – что после смерти вашего отца, полагаю, предприятие принадлежит вам целиком.
Настала долгая пауза. Потом Фрэнк Мейсон сказал, словно про себя:
– Я об этом не подумал.
– Правда не подумали? – произнес Тиббет скептически. Обычно люди подобные вещи из виду не упускают, даже в момент тяжелой утраты. – Полагаю, по завещанию отца вы главный наследник?
Молодой человек гневно покраснел:
– На что вы намекаете?
– Я ни на что не намекаю. Я задаю вам вопрос. Вы – главный наследник?
– Единственный, насколько я знаю. И можете делать любые выводы.
Инспектор оставил заметку в блокноте, потом сказал:
– Пожалуй, сейчас вам стоило бы рассказать мне, чем вы занимались вчера.
– Это не имеет отношения к делу. Я приехал вам сказать…
Генри резко захлопнул блокнот.
– Извините, мистер Мейсон. Мне придется просить вас явиться в полицейский участок.
– Это зачем?
– Я надеялся, – ответил Тиббет, – что мы сможем поговорить здесь, в неформальной обстановке. Но если вы занимаете такую позицию…
– Ох, ну ладно. – Молодой человек устроился в кресле поудобнее. – Если я отвечу на ваш дурацкий вопрос, вы выслушаете меня?
– Конечно.
– Хорошо. Вчера утром я работал дома над книгой. Живу в Лондоне, как вы, вероятно, знаете. У меня квартира с гостиничным обслуживанием на Виктория-уэй. Потом я сходил на ленч в местный паб. После этого заглянул в офис – посмотреть, как там что. Вышел оттуда в половине четвертого и пошел в читальный зал Британского музея. Приехал домой на пригородном примерно в половине восьмого. Тут меня и нашла полиция – сообщить про старика. Я ответил, что сразу отправлюсь туда, но они сказали, что нет смысла приезжать раньше сегодняшнего дня. Поэтому сегодня я сел в машину и приехал. Удовлетворены?
– Вполне, – ответил Генри. – Все достаточно просто. А теперь… – Он выпрямился и посмотрел на Мейсона: – Что вы говорили насчет того, будто знаете, кто убил вашего отца?
– Скажу коротко: Джулиан Мэннинг-Ричардс.
– Это очень серьезное обвинение, мистер Мейсон.
– Уж куда серьезнее.
– Хорошо, говорите.
Молодой человек нахмурился, взял со стола нож из слоновой кости для разрезания бумаг и стал вертеть его в руках, подбирая слова.
– Наши отношения с отцом нельзя назвать очень близкими, как мне кажется. Я был для него разочарованием, ведь он хотел, чтобы сын все свое время занимался этим бизнесом. Он понять не мог, что я предпочитаю зарабатыванию денег жизнь кабинетного ученого. В политике у нас по всем вопросам не совпадали мнения, что и так понятно. Да на самом деле у нас во всем были разногласия. Но мы против этого и не возражали. Я говорю понятно?
– Да, – кивнул инспектор.
– Виделись мы нечасто. Фактически, когда он сюда переехал, мы перестали встречаться. Однажды я приезжал его навестить, но от всего этого меня воротило, не сомневайтесь. Жалкое зрелище. Бедный папаша, выставляющий себя напоказ в надежде, что его признают земельным аристократом, постоянно пресмыкающийся перед твердокаменными старыми фашистами вроде Адамсона. Я поклялся, что больше не приеду, и до сегодняшнего дня не приезжал.
– Значит, – спросил Генри, – с последней встречи с отцом прошло уже много времени?
– Ну, не очень. Один раз у нас был контакт – в офисе старой фирмы. Пару недель назад случайно встретились там и пошли вместе обедать. Поскольку мы друг другу глаза не мозолили, то были вполне дружелюбны. – Мейсон опять замялся, потом продолжил: – На самом деле я вскоре заподозрил, что отец узнал от менеджера, когда я собираюсь там быть, и устроил эту якобы случайную встречу. Он все мямлил что-то над супом и над рыбой, и только когда подали кофе и бренди, набрался храбрости все рассказать.
– Все – это что?
– Что он собирается снова жениться! И на какой-то мерзкой дебютантке вдвое его моложе! На этой девице Мансайпл. Я был крайне возмущен, так ему и сказал: достаточно уже того, что он сноб и рвется изо всех сил в высшее общество; быть похотливым старикашкой вовсе не обязательно.
– Да, подобное ему было приятно услышать, – сухо сказал Генри.
Фрэнк Мейсон хлопнул по столу ладонью:
– Самое, черт побери, противное в этой истории, что моя попытка оскорбить отца не проникла в его толстый череп.
– Нет? – переспросил Генри. – Я бы подумал…
– Он меня не понял. Вбил себе в голову, понимаете ли, что я против его брака, потому что боюсь лишиться наследства или должен буду делить его с этой пигалицей и сводными братьями-сестричками, когда они появятся. Отец не мог постичь, что финансовый аспект мне не интересен. И чем больше я пытался ему объяснить всю мерзость подобной идеи, тем настойчивее он уверял меня, что на этом можно только выиграть, а не проиграть. «Я очень люблю Мод, – говорил старик снова и снова, – но в то же время отлично знаю, где мне хлеб мажут маслом. И тебе, мой мальчик, тоже». Меня чуть не стошнило от этого. Я так понимаю, семейство девицы катается как сыр в масле в грязном унаследованном капитале.
Тиббет не стал комментировать, и Мейсон продолжил:
– В общем, я откровенно изложил свою позицию, и мы расстались не в лучших отношениях. А потом на прошлой неделе – во вторник вечером – старик мне позвонил. Впервые за многие годы. «Знаешь, Фрэнк, – сообщил он, – я получил отказ. Этой леди я не нравлюсь». – «Ну и отлично», – говорю я ему. «Этого мало, – отвечает он, – кажется, она уже помолвлена с молодым человеком по фамилии Мэннинг-Ричардс». На последнее я уже отреагировал. Этого прыща я встречал в университете. Он, как вы, быть может, знаете, из Буголаленда, старой породы империалистов, а в Англию приехал в какую-то аспирантуру. Мы схлестывались пару раз, и я решил, что девица достаточно неразборчива, раз думает о браке с ним, ну и пусть получит заслуженное.
Рассказанное мной про Джулиана Мэннинг-Ричардса отца очень заинтересовало. «Если так, – говорит он, – тебе небезынтересно будет узнать, что он мне угрожал физической расправой. Сказал: если я не оставлю Мод в покое, он постарается, чтобы здоровье у меня ухудшилось. Так что, мой мальчик Фрэнк, если со мной что-нибудь случится, ты будешь знать, кто виноват».
Достигнув кульминации в своем рассказе, молодой человек гневно фыркнул, затем спросил:
– Теперь вы понимаете, инспектор?
– А не было ли это весьма странным – что отец позвонил вам с целью рассказать о Мэннинг-Ричардсе?
На миг Фрэнк задумался, потом ответил несколько задиристо:
– Мне кажется, это его самый разумный поступок за всю жизнь – учитывая, как обернулось дело.
– Это, – ответил Генри, – еще предстоит выяснить. Ну, большое вам спасибо, мистер Мейсон. А теперь, раз я уже здесь, нельзя ли мне пройтись по дому?
– Вы хотите сказать, что не арестуете Мэннинг-Ричардса?
– Не сейчас.
Молодой человек посмотрел на Тиббета, оскалив зубы в ухмылке:
– У кого вы в кармане, инспектор? Кто вам оплачивает хлопоты по выгораживанию истеблишмента?
Генри вздохнул и встал.
– Я вернусь с ордером на обыск, чтобы осмотреть дом, – сказал он.
– Да ради бога, осматривайте все, что хотите. А я пройдусь, а то задыхаюсь в этой берлоге.
Инспектор смотрел вслед угловатой фигуре в поношенном бобриковом пальто, широкими шагами уходящей в темноту сентябрьского сада. Потом занялся изучением Крегуэлл-Лоджа.
Здание было построено в качестве жилища привратника Крегуэлл-Грейнджа в те дни, когда главная дорога обходила большой дом не с запада, а с востока. После создания на рубеже веков новой дороги каретный подъезд к Крегуэлл-Грейнджу был заброшен, и Лодж остался сам по себе. Старая дорожка совсем заросла травой, превратившись в неровную, засыпанную листьями аллею. За ней тянулись к реке болотистые луга.
Лодж был небольшим, но компактным и функциональным, а также более удовлетворительным в архитектурном отношении домом, чем главное здание. Реймонд Мейсон его безупречно восстановил и обставил.
Почти весь первый этаж занимала большая библиотека-гостиная, из окна-эркера которой в настоящий момент Генри видел удаляющуюся фигуру Фрэнка Мейсона. Чтобы создать эту огромную комнату, соединили несколько небольших помещений. Обставлена она была дорого и подчеркнуто по-деловому – глубокие кожаные кресла, большой камин, в обширную пасть которого могло войти молодое деревце, густо-красный ковер, просторный письменный стол с классическими медными ручками и инкрустированной столешницей, оббитой красной с золотом полированной кожей. По обе стороны от камина прогибались под весом тяжелых томов в кожаных переплетах высокие книжные полки, а на корешке каждого тома виднелся сжатый кулак герба семейства Мансайпл.
Тиббет посмотрел заглавия книг. Почти все были греческие или латинские, в переводе или на языке оригинала. Была здесь и «История разрушения и упадка Римской империи» Гиббона, ученые комментарии к Гомеру, Софоклу и Вергилию, написанными блестящими викторианскими авторитетами. Перед сэром Джоном Адамсоном Мейсон притворялся, что читает именно эти книги, но небольшая полочка с изданиями в ядовитых бумажных суперобложках предоставляла более точную информацию о литературных вкусах покойного домовладельца.
Генри перешел к осмотру стола. При всей своей массивности и размерах он вряд ли использовался по назначению, так как большинство ящиков были пусты. В одном содержалась писчая бумага – большие темно-синие листы, стилизованные под пергамент, с неровными краями и со штампованным адресом в правом верхнем углу. В другом – папка с чеками от местных продавцов: по ним можно было заключить, что Реймонд Мейсон все счета оплачивал быстро и беспрекословно. Данная особенность, подумал инспектор, являющаяся попыткой заслужить симпатию местных жителей, наверняка лишь подтвердила их подозрение, что Мейсон земельный аристократ. У земельной аристократии не принято платить наличными и без задержек.
Единственным, что представляло реальный интерес, был ежедневник за текущий год, который Генри открыл с нетерпением. Ежедневник выглядел, как и все в этой комнате, кричаще роскошным: большой, в кожаном переплете, с тисненными золотом инициалами «Р. М.». Внутри на каждый день года был отведен разворот. К сожалению, Реймонд Мейсон бумажным простором пренебрегал, его записи были лаконичны и скудны. Но немногие были сделаны тщательно и с заметной гордостью. «Обед с сэром Джоном Адамсоном» состоялся 16 июля, а «Ленч с директором кингсмаршского колледжа для обсуждения стипендии Мейсона» значился 14 августа. Генри почти физически ощущал задержанное дыхание, с которым Мейсон 25 августа записывал: «Коктейль в Кингсмарш-Холле с лордом и леди Феншир».
Последняя особенная запись относилась к 12 сентября, хотя этот день, как вдруг дошло до Генри, наступит только послезавтра. «Чай с миссис Мансайпл, леди Феншир и преп. Дишфортом, обсуждение подготовки Праздника».
Остальное было нацарапано, как показалось Тиббету, очень скупо, почти стеснительно. «Совещание в конторе. Дивиденды согласованы», «Встреча с Беллсоном по поводу дальнейших действий. Юридическая позиция?», «Заседание Совета».
В начале дневника было несколько страниц, на которых владельцу предлагалось ввести различные данные – от номеров телефонов друзей до собственного размера рубашки. Как ни странно, Реймонд Мейсон все эти графы скрупулезно заполнил.
Адрес: Крегуэлл-Лодж, Крегуэлл.
Номер телефона: Крегуэлл 79.
Паспорт: № 383714.
Регистрационный номер автомобиля: КН6С83.
Размер обуви: 10.
Размер воротника: 15,5.
Группа крови: А.
При несчастном случае известить:
Генеральный менеджер
«Букмекерская контора Реймонда Мейсона», Делл-стрит, 14.
На следующих страницах, где было место для имен и адресов друзей, Генри нашел все наиболее знатные и богатые фамилии в округе, тщательно записанные Мейсоном. Некоторые были помечены галочками, и Генри с интересом отметил, что это те имена, которые встречались в старательно выписанных дневниковых записях.
Тиббет вздохнул и вернул дневник на стол. Потом стал обследовать дом дальше, но… Это не принесло никаких результатов. На первом этаже находилась небольшая кухня и туалет. Наверху – роскошно обставленная огромная спальня и спальня поменьше, запасная во всех смыслах, где сейчас организовал свою резиденцию Фрэнк Мейсон. В ванной наблюдалось разнообразие дорогих флаконов, содержащих лосьон после бритья со свежим ароматом, хвойные соли для ванн и тальковую пудру, ароматизированную, если верить этикетке, экстрактом из старых кожаных сапог для верховой езды.
Будь Генри менее настойчив, он мог бы этим ограничиться. Но инспектор заметил в потолке ванной люк и понял, что наверху должна быть приличных размеров мансарда. Он без особого энтузиазма подставил стул, толкнул люк вверх и подтянулся в полутемное пыльное пространство.
На первый взгляд это был обычный чердак: ненужные чемоданы и ящики, пустые картонные коробки, старые резиновые сапоги, трехногая кухонная табуретка.
Но затем Тиббет заметил пистолет.
Последний, на удивление чистый и блестящий по сравнению с запылившимся старьем, лежал на табуретке, прикрытый старой газетой, – точный брат-близнец того, что Генри видел в Крегуэлл-Грейндж. Спусковой крючок был обвязан бечевкой.
Вытащив из кармана чистый носовой платок, инспектор обернул им пистолет и очень осторожно отодвинул верхний край. Пистолет был не заряжен. Генри аккуратно положил его на место. Теперь он знал, куда делся пропавший пистолет майора Мансайпла, и был уверен, что его стоит использовать как наживку, а не как вещественное доказательство.
Внизу никаких признаков Фрэнка Мейсона не было. Тиббет осторожно закрыл за собой входную дверь, услышал щелчок и понадеялся, что молодой человек не ушел без ключа. Затем инспектор поехал в полицейский участок, а оттуда в гостиницу «Викинг», где его дожидались Эмми и стакан пива.
«Викинг» – веселая и уютная маленькая гостиница, облицованная белым сайдингом, как многие дома в округе. Эмми сидела в спальне возле зеркала, энергично расчесывая короткие темные волосы. Увидев в зеркале мужа, она улыбнулась.
– Привет, милый. Как дела? Загадка решена?
– Я думаю, да.
Она резко обернулась в удивлении.
– Нет, серьезно? Так быстро? Ты уже кого-то арестовал?
– Нет-нет, – ответил Генри.
– Тогда как же?
Он сел на кровать.
– Прости, любимая. Я не имел права так говорить. Еще ничего не разгадано, и до завтрашнего утра, как минимум, не будет изветстно точно, но интуиция подсказывает… хотя, ты же знаешь, что мне нельзя ничего рассказывать на этом этапе дела.
– Ты зверь. Я думала, что с женой поделиться можно, это не считается нарушением.
– Считается, – возразил Генри. – Ладно, как ты провела день?
– Довольно интересно. Пила чай с Изобель Томпсон, женой доктора. Она лучше меня сохранила фигуру, – мрачно добавила Эмми.
Инспектор подошел к ней и поцеловал в шею.
– Ты знаешь, что я обожаю толстых женщин, – сказал он. – Наверное, потому, что в возрасте шести месяцев был подсознательно влюблен в кухарку, которая весила семнадцать стоунов.
– Волосы не спутывай, глупый, – ответила миссис Тиббет. – В общем, Изобель согласилась передавать мне все местные сплетни на случай, если они тебе помогут. Но раз ты раскрыл дело…
– Мне все равно хотелось бы знать, что говорят в деревне.
Эмми передала слова Изобель об общественном мнении Крегуэлла.
– Очень интересно, – сказал Генри. – Значит, твоя подруга замужем за сыном того врача, который лечил Огастеса Мансайпла?
– Верно. Она мне рассказывала о старике. Это правда, что вся семейка слегка не в себе?
– Отнюдь. Далеко не так. Точнее, совсем не так. – Инспектор помолчал и добавил: – Что ж, пойдем в какой-нибудь бар и сами оценим местные сплетни. И эль.
На следующее утро в половине девятого Генри снова стоял перед дверью Крегуэлл-Грейнджа, дергая кованую ручку звонка. Его желание допросить Вайолет Мансайпл и тетю Дору было вполне выполнимо, но остальные члены семьи в это ясное и холодное воскресное утро уже оказались заняты чем-то другим. Клод и Рамона, как убежденные атеисты и почитатели природы, уже ушли на болота, вооружившись полевыми биноклями и ящиком для образцов. Джордж, Эдвин, Мод и Джулиан собрались посетить заутреню в деревенской церкви. Тетю Дору, несмотря на стойкое сопротивление, несколько лет назад удалось уговорить перестать посещать службы, и сейчас она ограничивалась слушанием религиозных передач по Би-би-си.
– А лично я, – говорила Вайолет со своей милой улыбкой, – слишком занята приготовлением ленча, чтобы много думать о Боге. То есть, – быстро добавила она, покраснев, – я очень много о нем думаю, но почти всегда, когда моюсь. Я знаю, Эдвин возмущается, что я не хожу в церковь. Он в чем-то похож на св. Павла. Но в душе я уверена, что Господь понимает, сколько сил забирает домашняя работа.
– Не сомневаюсь в вашей правоте, миссис Мансайпл, – ответил инспектор.
– Тогда я сейчас попрошу Мод подготовить тетю Дору к вашему приходу. Пройдите, пожалуйста, в кабинет.
Генри устроился за столом майора Мансайпла, аккуратно выложил перед собой блокноты и карандаши, и тут буквально прибежала Вайолет, приглаживая на ходу волосы и одновременно пытаясь расправить передник.
– Боже мой, мистер Тиббет! – сказала она. – Боюсь, вам тут не очень удобно.
– Спасибо, я всем доволен, миссис Мансайпл. Так что присядьте, пожалуйста, и…
– Но позвольте я дам вам нормальное кресло вместо этого! Помилуй нас небо, это же старое кресло Джорджа, которое я просила выбросить еще в прошлом году…
– Это вполне пригодное кресло, – сказал Генри с ноткой отчаяния в голосе.
– Совершено непригодное, – непреклонно возразила хозяйка.
В ту же секунду инспектор, пошевелившись в кресле, почувствовал под собой зловещее потрескивание и начавшееся проседание.
– Двумя руками держитесь за стол, иначе провалитесь! – распорядилась миссис Мансайпл тоном опытного боевого командира в смертельно опасной ситуации.
Тиббет послушно вцепился в стол, и тут же плетение старого кресла рассыпалось под ним. Оставалось только порадоваться, что сержант сейчас этого не видит.
Вайолет, бормоча извинения, с силой отделила остатки сиденья от Генри и принесла простой, но прочный стул из кухни. Затем робко села на вращающийся стул напротив стола и спросила инспектора, чем она может ему помочь в расследовании смерти бедного мистера Мейсона.
К счастью, Тиббет был не из тех полисменов, которым для поддержания своего авторитета нужны атрибуты официальности. Он поблагодарил миссис Мансайпл за помощь, широко и заразительно ей улыбнулся, а потом спросил, что она знает про погибшего.
– Что я о нем знаю? – Вайолет была явно встревожена. – Да ничего, наверное, инспектор. Он сделал что-нибудь плохое?
– Насколько мне известно, нет, – ответил Генри. – Я просто хотел узнать – когда и как вы с ним познакомились?
– Как? Он, естественно, ответил на объявление о продаже Лоджа. Это было четыре года назад.
– До этого момента вы с ним не встречались?
– Нет. Мы дали объявление про Лодж в «Кантри лайф», прошло всего несколько часов, и мистер Мейсон прислал телеграмму, где говорил о своей заинтересованности. В тот же день он приехал на машине, только глянул на Лодж и тут же его купил. Сел на тот самый стул, на котором вы сейчас сидите – то есть нет, не на тот, конечно, я имела в виду тот стул, который так не к месту развалился. Думаю, это мистер Мейсон, из-за него кресло тогда треснуло. Он, знаете ли, был человеком тяжелым. Я ему как-то сказала, что нужно перейти на высокобелковую диету… – миссис Мансайпл прервалась, смущенно глядя на Генри. – Но вряд ли вас интересует диета мистера Мейсона?
– Не слишком, – ответил инспектор.
– Так о чем это я говорила?
– О том, что Мейсон купил Лодж.
– А, да. Ну, больше нечего рассказывать. Он прямо на месте выписал чек, и мы с Джорджем очень обрадовались. Если совсем откровенно, мистер Тиббет, нам отчаянно нужны были деньги. Джон Адамсон, помню, был очень недоволен. У него была подруга – леди… как ее там, – которая мечтала о Лодже. Она не могла бы заплатить столь большую сумму, сказал он, но была из тех, кого Джон называет «подобающими». Я никогда не могла понять, что он имеет в виду, но это одно из его излюбленных выражений. Вы понимаете, о чем это, мистер Тиббет?
– Я полагаю, – ответил Генри, стараясь выразиться как можно деликатнее, – что сэр Джон проводит границу между людьми благородного происхождения и теми, у кого оно отсутствует.
– Благородного происхождения? – На миг Вайолет Мансайпл приобрела шокированный вид. Затем она спросила: – Но вы же не хотите сказать, что Джон Адамсон вульгарен настолько… что он просто сноб?
– Ради всего святого, миссис Мансайпл! – Инспектор почувствовал некоторое раздражение. – Вы наверняка понимаете, что я хочу сказать. Вы же слышите разницу, скажем, в манере речи разных людей. Я думаю, что у Мейсона был… некоторый региональный акцент.
– Восхитительный оттенок Восточного Лондона, – догадалась Вайолет. Потом добавила: – А у меня – Южный Дублин. У Джорджа в голосе еще слышится Килларни, хотя родился он здесь, в Крегуэлле. Несомненно, это влияние отца. А вот тетя Дора – другое дело. Она тоже из Килларни, как ее брат, но в молодости жила в Корке, поэтому…
– Мы не могли бы вернуться к мистеру Мейсону?
– Конечно, мистер Тиббет. Простите, пожалуйста. Боюсь, что я все время увлекаюсь… ой, правильно сказать – отвлекаюсь. Директор был очень строг к точности речи у своих родственников, и конечно, когда я вышла за Джорджа и стала одной из Мансайплов… – о боже! – Вайолет зарделась при воспоминании о прошедших днях. – Ой, я опять. Так вот, мистер Мейсон. Как я уже сказала, он купил Лодж. Полностью его обновил и переехал сразу же, как только ремонт закончился. Потом он сказал нам, что ему требуется дополнительная мебель… и так далее. За несколько предметов, которые нам были уже не нужны, он предложил очень хорошую цену. Я должна была бы сказать: «которым мы больше не находили применения», так точнее. Директор всегда следил, чтобы…
– Миссис Мансайпл! Мистер Мейсон.
– А, да, конечно. Итак… мебель, и довольно большое количество книг Директора. В кожаных переплетах, из старой библиотеки. Поскольку никто из нас не читает ни по-гречески, ни по-латыни, казалось…
Генри прервал поток воспоминаний:
– Вы в это время были в хороших отношениях с мистером Мейсоном?
– О да, действительно так. Да и вообще, не стоит думать, что мы когда-нибудь ссорились, мистер Тиббет. Разлад между Джорджем и мистером Мейсоном произошел только год назад, когда мистер Мейсон сделал очень щедрое предложение по поводу этого дома, а Джордж рассердился. Конечно, при посторонних я всегда была на стороне мужа, но наедине говорила ему, что он все-таки слишком суров с бедным мистером Мейсоном. В конце концов, откуда ему было знать, что для нас этот дом – священное наследие? Он всего лишь сделал предложение…
– Которое ваш муж отклонил?
– Естественно. После чего начались недоразумения. У мистера Мейсона сложилось впечатление, что Джордж рассчитывает получить больше денег, и он стал повышать цену. Каждый раз муж злился сильнее и все резче отказывал. К тому времени, как мистер Мейсон осознал, что мы не собираемся продавать дом ни за какую цену, эти двое уже были готовы хвататься за ножи. По-моему, без всякой необходимости. Потом мистер Мейсон начал, как это назвал Джордж, кампанию преследований – я думаю, он вам об этом говорил.
– Да, говорил, – подтвердил инспектор.
– Ребячество. Но все это время мистер Мейсон меня навещал и приносил растения для моего альпийского сада, был очень любезен, снабжая меня отводками и корнями, даже когда Джордж грозил ему письмами юристов по поводу этого дела с правом прохода.
– Насколько я понимаю, – сказал Генри, – Мейсон хотел жениться на вашей дочери?
– Да, это вы тоже слышали? Как по мне, мистер Тиббет, это была муха в стакане воды, то есть буря… То есть из мухи делали слона. Равно как и с домом. Хотел купить дом, сделал хорошее предложение, был отвергнут. Хотел взять в жены Мод, сделал хорошее – то есть вполне достойное – предложение, и снова был отвергнут. Разве в этом есть что-то ужасное?
– Ничего, насколько я могу понять, – ответил инспектор. – Но это было несколько неожиданно? Я имею в виду влюбленность в Мод.
– Полагаю, это можно назвать неожиданным, но вряд ли он до недавнего времени был с ней знаком. Она училась в университете, потом год провела в Сорбонне и, только когда нашла работу в Бредвуде, стала на выходные ездить домой…
– В Бредвуде?
– Да. В атомной научно-исследовательской лаборатории.
– Мод работает у своего дяди?
– В некотором смысле да. Но тут, могу вас заверить, нет никакого протекционизма, мистер Тиббет. Мод – специалист-физик, она подала заявление на эту должность и получила ее без ведома Клода. Он говорил, что даже опешил, когда ее имя появилось у него на столе в качестве единодушно одобренной кандидатуры. – Вайолет добавила после некоторого колебания: – Не могу сказать, что особенно довольна Джулианом. Конечно, я никоим образом не вмешиваюсь, и Мод достаточно взрослая, чтобы решать самостоятельно. Вы согласны, мистер Тиббет, что если молодых людей не подталкивать, они никогда не…
– Миссис Мансайпл! – попросил Генри. – Нельзя ли вернуться к мистеру Мейсону?
– Ох, простите, опять я. Да, конечно. Мистер Мейсон. Ну, что еще можно сказать? Бедняга был поражен, познакомившись с Мод, хотя она его многим моложе. Он был достаточно старомоден и обратился ко мне за разрешением сделать дочери предложение. Мне это показалось совершенно очаровательным. Естественно, я ответила ему, что решение полностью зависит от Мод. Думаю – мне не хочется говорить об этом, но не следует скрывать правду, – Мод обошлась с ним негуманно. Рассмеялась ему в лицо – совершенно невоспитанно. В конце-то концов, мистер Мейсон сделал дочери большой комплимент, что я пыталась ей объяснить. А Мод все это показалось смехотворным и немножко противным. Боюсь, мистер Мейсон был очень уязвлен.
– И зол?
– О нет, это Джулиан разозлился. Конечно, совершенно понятно, но ведь их помолвка еще не объявлена официально, и вряд ли следовало ожидать, что мистер Мейсон о ней знает. Я все это сказала дочери, но молодые люди…
– Итак, – твердо сказал Генри, – мы возвращаемся к позавчерашнему дню и визиту мистера Мейсона. Расскажите, пожалуйста, что именно произошло?
– Но ведь ничего не произошло, мистер Тиббет.
– Мейсона ожидали?
– Нет-нет. Он просто появился на своей большой машине где-то в половине пятого. Я услышала из кухни шум мотора и вышла в холл. Джордж как раз схватил из гардеробной пистолет и старался как можно быстрее скрыться в саду. Он изо всех сил избегал бедного мистера Мейсона. Клод и Рамона были в саду, а Мод с Джулианом ушли гулять, так что в доме были только мы с тетей Дорой. Еще Эдвин, но он прилег наверху поспать.
Я пошла встретить мистера Мейсона, и он сказал, что привез для меня несколько саженцев. Мы вместе занесли их в дом и немножко поговорили об альпийских растениях. Потом тетя Дора спустилась вниз и выдала мистеру Мейсону целую охапку брошюр общества спиритов, к которым она крайне неравнодушна. Между нами говоря: я не думаю, чтобы они интересовали его по-настоящему, просто он был очень вежлив, как всегда. Но мне все-таки пришла в голову мысль, что, уходя, он не совсем случайно их оставил. Поэтому я не напомнила ему. Решила, что так тактичнее – тем более что тетя Дора уже поднялась к себе наверх.
– А о чем вы говорили, миссис Мансайпл? Можете припомнить?
Вайолет наморщила лоб.
– Да ни о чем, мистер Тиббет. Ни о чем существенном. Мистер Мейсон меня спросил, на стрельбище ли Джордж, и я сказала, что да. Затем он поинтересовался, не опасно ли это в принципе, и я ему ответила, что нет, конечно же, иначе не позволила бы ничего подобного, да и Совет согласился, что там безопасно. Тогда он сменил тему – видимо, смутился, потому что от него в Совет была подана жалоба, – и спросил про Мод. В этот момент пришла тетя Дора, и разговор зашел о возможности выживания животных в метафизической или же астральной форме. Это было непросто, потому что тетя Дора не переставала свистеть.
Генри понадобилась всего доля секунды, чтобы понять сказанное правильно.
– Вы имеете в виду ее слуховой аппарат?
– Да, его. Джордж считает, что виновато здравоохранение, но…
– Потом ваша тетя опять поднялась наверх, и мистер Мейсон ушел. Правильно?
– Да, я его проводила. Он сел в машину, завел ее и двинулся по дорожке. Я вернулась в холл, и тут из гостиной вышла тетя Дора с брошюрами. «Мистер Мейсон забыл их, – сказала она, – а ведь был так заинтересован. Попробую его догнать». – «Тетя Дора, он уже уехал», – сказала я, но она вышла из двери и крикнула: «Нет, не уехал. Остановил машину». И тетушка стала спускаться по ступеням, окликая его…
Генри, делавший заметки, на этом месте нахмурился и спросил:
– Миссис Мансайпл, насколько подвижна ваша тетя?
Вайолет удивилась:
– Вы же ее видели, мистер Тиббет. Она в чудесной форме, учитывая возраст и плохой слух. Доктор Томпсон ее предупреждал…
– Я имел в виду, – перебил инспектор, – что тетя должна была подняться и спуститься обратно очень быстро, если смогла оказаться в гостиной и увидеть забытые брошюры до того, как мистер Мейсон уехал достаточно далеко…
Вайолет несколько растерялась:
– Ну… был небольшой промежуток. Несколько минут…
– Что вы имеете в виду, миссис Мансайпл?
С откровенным нежеланием касаться темы, которая обычно не упоминается, Вайолет сказала:
– Мистер Мейсон меня спросил, можно ли ему… помыть руки перед уходом…
– Понимаю, – усмехнулся Генри. – Значит, Мейсон пошел в туалет при гардеробной внизу. Долго ли он там был?
– Знаете ли, мистер Тиббет, я не стояла у двери с секундомером. Если вспомнить – да, меня удивило, что он пробыл там чуть дольше, чем… чем обычно там бывают. Когда мистер Мейсон вышел, я проводила его и вернулась в холл позвонить Ригли. В этот момент спустилась тетя Дора – как я вам и сказала. И когда мне ответил мистер Ригли, раздался выстрел.
– Вы тут же выбежали к дорожке?
– Боюсь, не сразу. Выстрел меня не встревожил – в этом доме к звуку стрельбы привыкаешь, мистер Тиббет. Мое внимание привлек жуткий вопль тети Доры. Я тут же повесила трубку, и как раз тогда спустился Эдвин – он отдыхал у себя в комнате, и сказал: «Тетя Дора орет на дорожке как резаная. Что стряслось?». – «Не знаю», – ответила я, и мы вместе вышли.
– И что вы увидели?
– Ой, это было ужасно. Бедный мистер Мейсон лежал на земле перед своей машиной. Капот был открыт – видимо, он смотрел внутрь, искал, почему остановилась машина. Тетя Дора, бедная старушка, была совершенно не в себе. Она повторяла, что он махал руками и орал. Почти сразу же из кустов вылез Джордж и, естественно, взял командование на себя. Вскоре прибежали Мод и Джулиан, а за ними Клод и Рамона. Я оставила их возиться с бедным мистером Мейсоном, а сама отвела в дом тетю Дору. Рамона попросила меня дать тетушке снотворное, которое она принимает, но я объяснила, что доктор Томпсон категорически запретил старушке принимать что-либо подобное из-за сердца. Так что вместо этого я сделала ей чай. Вот весь мой рассказ.
– Спасибо, миссис Мансайпл, вы очень помогли.
– Правда?
В голосе Вайолет слышалось удивление и даже отчаяние, будто помогать она хотела меньше всего.
– Может быть, я смог бы до ленча поговорить с вашей тетей?
– Да, конечно. Я сказала Мод, чтобы она привела ее в гостиную. Тетя будет рада вас видеть. Только не позволяйте ей переключаться на спиритизм, если у вас получится, то тогда вы увидите, что сознание у нее на удивление ясное. Для ее возраста просто невероятно.
