Глава 3
Столовая имела вид, соответствующий остальной части дома. Красивый стол из красного дерева и набор изящных хепплуайтовских стульев, сиденья которых нуждались в свежей обивке. Тяжелые серебряные приборы с гербом и кое-где расставленные резные предметы из уотерфордского стекла странно контрастировали с пластиковыми подставками и бумажными салфетками. Обеденный сервиз когда-то был дорогим «Кроун Дерби» с изображениями букетов на тарелках с золотым ободком, но почти на каждом предмете имелись щербинки, а некоторые элементы, например, тарелки для овощей, вообще отсутствовали и были заменены толстым и прочным белым фаянсом. Но Мансайплы этих аномалий совершенно не замечали.
На приставном столике расположились блюда из восхитительных овощей, собранных в садах Грейнджа. Как статисты в оперетте окружают примадонну, так они окружили пару бройлерных курочек, гордо лежащих на тарелке с электроподогревом. Проходя мимо приставного столика, майор Мансайпл просиял и потер руки:
– Ух ты, курятина? Настоящий пир!
– Да, – ответила Вайолет так, словно ей стало стыдно. – Боюсь, я была несколько расточительна. Это из замораживающего прибора «Риглиз» в Кингсмарше. Насколько я понимаю, они из Америки.
– Америка, о небо! – воскликнул изумленный епископ. – Пернатые из самой Америки! Вы только подумайте!
– Надеюсь, они хорошо получились, – озабоченно сказала миссис Мансайпл. – По крайней мере, разнообразие после лосося. Вы только представьте, мистер Тиббет: Эдвин и Джордж за последнюю неделю поймали шесть больших лососей! Мы ели их на завтрак, обед и ужин, а если не лосось, то устрицы из дельты. Боюсь, что нам, обитателям сельской местности, трудно разнообразить рацион.
Прежде чем Генри успел собраться с мыслями для ответа, открылась дверь и, сопровождаемая высоким пронзительным звуком, вошла тетя Дора. Вокруг ее шеи была закреплена сложная система электропроводов и большой висячий предмет, похожий на транзисторный приемник. Следом за ней шла Мод, всем своим видом показывая, что ничего не может сделать.
– Опять свистит, – заключил майор Мансайпл.
– Я ничего не могу поделать, отец, – ответила Мод. – Она не позволяет мне его настроить.
– Тогда ради всего святого выключи его, – попросил сэр Клод. – Невыносимо слушать этот вой весь ленч.
– Хорошо.
Мод наклонилась вперед к тете Доре и чем-то щелкнула возле ее правого уха. Шум резко стих.
– Спасибо, милая, – сказала миссис Мансайпл. – Эдвин, если бы ты теперь…
Все встали, почтительно склонив головы, – каждый возле своего места. Генри последовал примеру остальных. Епископ прокашлялся, потом звучным голосом произнес длинное благословение на латыни. Прошла секунда почтительного молчании, потом радостный шорох придвигаемых стульев, и семья Мансайпл принялась за свой ленч. Майор взял большой нож с роговой рукоятью и начал расчленять обыкновенных жареных кур с таким плотоядным видом, будто это был толстый кусок говядины.
– Я смотрю, курятина, Вайолет, – сказала тетя Дора. – Роскошное угощение.
– Воды, тетушка? – спросила миссис Мансайпл, повысив голос. Не дожидаясь ответа, она стала наливать воду в стакан тети Доры, который отличался от других своей конструкцией и большей величиной. – Последний из прекрасного набора уотерфордского стекла Директора, – объяснила она инспектору. – Мы всегда ставим его тете Доре.
– Да, милая, немножко воды. И нет нужды повышать голос, как ты знаешь. У меня очень хороший слуховой аппарат.
Старушка одобрительно погладила молчащий транзистор.
Ленч шел своим ходом, и Генри решил не торопиться заговаривать о Реймонде Мейсоне. Но планы инспектора были нарушены его соседом, епископом, который неожиданно спросил:
– Вы интересуетесь Мейсоном, мистер Тиббет?
– Да, сэр, интересуюсь.
– Безумен, как шляпочник. Я вам это уже говорил перед ленчем.
– Ну, брось, Эдвин, – вмешалась миссис Мансайпл. – Я не думаю, что это справедливо.
– Дорогая Вайолет, если ты собираешься утверждать, что таким может быть поведение разумного человека…
– Я согласна, Эдвин, в тот день он вел себя очень странно. Но я убеждена, что это одиночный эпизод!
Епископ обернулся к Генри.
– Вот как это было, мистер Тиббет. Чуть больше двух лет назад я приехал из Буголаленда в отпуск в гости к Джорджу и Вайолет. Они сообщили, что Лодж купил этот Мейсон, но я, конечно же, еще его не видел. Ну так вот, я позвонил ему в дверь и попросил его одолжить полфунта маргарина, а он завопил что-то неразборчивое и захлопнул передо мной дверь!
– Ты бы объяснил насчет маргарина, Эдвин, – сказала Вайолет. – Видите ли, мистер Тиббет, в последний понедельник августа отмечался День летнего отдыха, все магазины были закрыты…
Епископ перехватил нить рассказа:
– Вот-вот. А Вайолет обнаружила, что у нее нет маргарина. Я все равно собирался пройтись к реке искупаться перед ленчем. Помню, как раз переоделся в купальный костюм и надевал резиновые сапоги…
– Резиновые сапоги?
Генри очень старался скрыть удивление.
– Конечно. Чтобы добраться до реки прямым путем, нужно пройти через болото. Я как раз натягивал сапоги, когда Вайолет заглянула и попросила меня зайти в Лодж, чтобы одолжить маргарин у Мейсона. Я обратил внимание, что у меня уже зонтик и кларнет…
– Зонтик?
– Эдвин с детства подвержен солнечным ударам, – вставила Вайолет. – День был очень жаркий, а свой тропический шлем он легкомысленно забыл в Лондоне. Поэтому я настояла, чтобы он взял мой японский зонтик от солнца. Наверное, цветочный узор был для епископа слишком уж женским, но ведь не должен человек рисковать своим здоровьем? Вы согласны?
– А кларнет?
Инспектор уже перестал удивляться.
– А вы не знали? – Старик лучезарно улыбнулся. – Это мое страстное хобби – игра на кларнете. К несчастью, недостаточно успешное, и Вайолет не любит, когда я занимаюсь дома. В Буголаленде выйти поупражняться в джунгли очень просто – разве что наткнешься на буйволов, – но здесь уединение найти трудно. Так что раз я уже шел на безлюдный участок реки, то, естественно…
– Как бы там ни было, – сказала Вайолет, – я дала ему плетеную сеточку, чтобы в ней принести маргарин.
– Так что я пошел и позвонил в дверь этого приятеля…
– Минутку, – перебил Генри. – Хочу проверить, правильно ли я понял. Вы были в плавках…
– Ну что вы, конечно, нет! Я предпочитаю старомодные костюмы – штаны до колен, короткие рукава. Мне кажется, это больше подходит к моему сану и возрасту. Естественно, я не вышел бы на людный перекресток в таком наряде…
– Старомодный купальный костюм, – сказал Тиббет, – и резиновые сапоги. У вас в руках был цветастый японский зонтик, кларнет и сеточка. Вы позвонили в дверь Мейсона. Он понятия не имел, кто вы такой…
– Но я, естественно, первым делом объявил об этом. Как только он открыл дверь, я сказал: «Я епископ буголалендский, и мне нужно полфунта маргарина…»
– И что, – спросил Генри слабым голосом, – он на это ответил?
– Так в этом же все дело, дорогой мой. Он посмотрел на меня безумным взглядом, а потом сделал совершенно необычное заявление. Я его никогда не забуду. «А я вареное яйцо, – сказал он, – и мне нужен тостик». С этими словами он захлопнул дверь, и я услышал, как повернулся ключ. Но с тех пор я узнал, – торжествующе продолжал епископ, – что это известный бред умалишенных – воображать себя вареным яйцом. Разве не так, Клод?
– Я думаю, это давно известно, – ответил сэр Клод. – Рамона, передай картошку, пожалуйста.
– Но это еще не конец, – продолжал Эдвин. – Как бы ни были странны манеры этого человека, мне не хотелось возвращаться домой с пустыми руками. Поэтому я обошел дом и заглянул с веранды в стеклянную дверь кабинета, который ему приятно было называть своей библиотекой. Там он стоял и что-то пил – судя по виду, чистый виски. Я был, конечно, несколько смущен, но все же постучал в дверь зонтиком и помахал кларнетом. Мейсон меня увидел, жутко дернулся, уронил стакан на пол и попытался, кажется, забраться за софу. Я такого сумасшедшего поведения не видел с тех пор, как в году тридцать пятом один кухонный мальчишка в Алимумбе впал в буйство. Решив, что иметь дело с таким маньяком небезопасно, я направился домой – увы, без маргарина. Я настаивал, чтобы Вайолет позвонила в полицию или доктору, но она была против.
– Какая необычная история, Эдвин, – сказала леди Мансайпл, не сводя с епископа больших черных глаз. – Этот человек явно был слегка не в себе.
– Просто сумасшедший.
– Вы больше никогда подобного не замечали, Вайолет? – спросила Рамона.
– Нет, никогда. Вот почему я думаю, что это было лишь разовое помрачение, о чем и сказала Эдвину.
– Ну, я не знаю, что ты подразумеваешь под «никогда», Вайолет, – продолжил старик. – В следующую нашу встречу, которая произошла в этом доме через несколько дней, он был, мягко говоря, необычен. Мейсон и Джордж сидели в гостиной и выпивали, когда вошел я. Этот человек снова резко дернулся и чуть не перевернул стакан. Тогда Джордж сказал: «А, Мейсон, вы знакомы с моим братом, епископом буголалендским?» Мейсон уставился на меня с тем же полоумным выражением на лице, потом спросил у Джорджа – не у меня, обратите внимание: «Вы хотите сказать, что он и правда епископ?». И это после того, как уже двое сообщили ему сей факт: я и Джордж. Не могу справиться с чувством, что ты, Вайолет, приглаживаешь факты, когда продолжаешь твердить, что он был нормален.
– Я начисто забыл об этом инциденте, – сказал майор Мансайпл. – Да, тогда все его выходки объясняются обычным безумием.
– Это не имеет отношения к тому, кто и зачем его застрелил, – произнесла тетя Дора своим громким надорванным сопрано.
– Это был несчастный случай, тетя, – ответил ей сэр Клод.
– Это не мог быть несчастный случай! – воодушевленно возразила старушка. – Напомню тебе, Клод, что там была я, а не ты. Вайолет, осталась еще курица?
– Боюсь, что нет, тетушка, – ответила смущенная миссис Мансайпл. – Ну, пора прибирать со стола. Мод, милая, пожалуйста, помоги мне. Остальные не беспокойтесь.
– Все было очень вкусно, миссис Мансайпл, – сказал Генри, передавая тарелку.
– В любом случае разнообразие после лосося, – ответила Вайолет, продвигая стопку грязной посуды через служебное окно в кухню.
Последнее утверждение никто не мог оспорить.
Ленч продолжался – бисквиты с вином и сливками, сыр, после чего все перешли в гостиную пить кофе. Епископ вернулся к своей газете, Вайолет и Мод удалились мыть посуду, а сэр Клод с женой стали обсуждать свои планы по наблюдению за птицами. Генри воспользовался возможностью поговорить с майором Мансайплом.
– Конечно же, дорогой инспектор. Я буду только рад – предлагаю свой кабинет в ваше полное распоряжение. С кем из нас вы хотели бы побеседовать сначала? А, понимаю. Хорошо, если вы мне позволите кое-что допечатать, то через пять минут я вернусь к вам. Может быть, вы захотите посмотреть мое стрельбище и вообще… я только скажу Вайолет…
Майор поспешно вышел. Епископ оторвался от газеты и обратился непосредственно к Тиббету.
– Теория Эйнштейна снова под огнем в Штатах в последнее время.
На этот раз Генри решил не позволять себе быть застигнутым врасплох.
– Так, думаем, – сказал он. – Теория Эйнштейна – релятивистская, ре. Последнее время – недавно. В Штатах – это, как я понимаю, США. Сколько букв?
– Прошу прощения?
Епископ уставился на собеседника поверх очков.
– Сколько букв?
– Букв? Очень много. Целых два письма в сегодняшнем «Таймс». Одно от профессора какой-то лаборатории в Алабаме, а другое от издательства научного журнала в Нью-Йорке. Оба нападают на выводы Эйнштейна. Старая история экспериментов 1923 года в Паломарской обсерватории. Полная чушь, ты согласен, Клод?
И тут же два брата, не обращая внимания на Генри, затеяли дискуссию о физике и метафизике, так что инспектор был рад, когда вернулся майор и объявил, что готов предоставить себя и все имущество в полное распоряжение гостя, и не угодно ли будет пройти в кабинет…
Когда дверь гостиной уже закрывалась за ними, Генри услышал, как епископ говорит Клоду театральным шепотом:
– Сперва Мейсон, теперь этот Тиббет… я ему рассказал про два письма в «Таймс», а он мне ответил весьма странным образом…
Кабинет майора Мансайпла выглядел еще более запущенным и замусоренным, чем весь остальной дом, но все же казался уютным и обжитым. Вдоль стен стояли книги в кожаных переплетах, на каждом корешке золотое тиснение – та же рука, сжимающая круглый предмет, что была выгравирована на столовом серебре.
Джордж Мансайпл проследил за взглядом Генри:
– Библиотека моего отца – точнее, то, что от нее осталось. У Директора было великолепное собрание, но мы многое распродали – в основном греческие и латинские тома. В классике, увы, никто из нас не разбирается. Грустно было смотреть, как книги постепенно исчезают, но нужно было место, да и… – Он не добавил «и деньги», но, как бы продолжая рассказ, пояснил: – Это герб Мансайплов. Рука, держащая мешок золота. Нечто вроде каламбура на тему фамилии, я полагаю: «мансайпл» – старинное слово, означающие «заготовитель» или «приобретатель». – Майор коротко засмеялся. – В наши дни звучит как сарказм. Но садитесь же, инспектор, и скажите, чем я могу быть вам полезен?
Они сели по разные стороны массивного викторианского письменного стола из красного дерева – под суровым взглядом Директора на большой ретушированной фотографии. Генри уже хотел ответить хозяину дома, но сообразил, что вопрос был чисто риторическим. Быстро переложив на столе какие-то бумаги, Джордж Мансайпл продолжал говорить:
– Я тут постарался для вас сделать кое-что подготовительное. Разнес по спискам имена людей, которые вчера присутствовали, отметил их мотивы, возможность и так далее. Вы именно так работаете?
– Я, – начал инспектор, – обычно…
– Начнем, – продолжил майор, будто его и не перебивали, – со списка обитателей дома на момент шести часов вчерашнего вечера. Вот ваш экземпляр. – Он подвинул Генри лист бумаги. – Я сам, моя жена, Эдвин, Клод, Рамона, Мод и Джулиан – это молодой человек Мод – и тетя Дора. Так, а вот второй список, который я озаглавил «Мотивы». Здесь все, у кого был стимул убить Мейсона. В нем, как вы увидите, числятся «Я сам, Вайолет, Мод, Джулиан и Мейсон-младший».
– Мейсон-младший? – переспросил удивленный Генри.
– Сын. Вы не знали, что у него есть сын?
– Вообще-то знал, – ответил Тиббет. – Детектив-инспектор Робинсон сегодня утром сказал, что у Мейсона есть взрослый сын от брака, расторгнутого много лет назад. Но я считал, что он ни разу не навестил здесь своего отца, и о его существовании почти никто не знает.
Генри закончил предложение с едва заметным вопросительным тоном, но Джордж Мансайпл не отреагировал. Он объяснил:
– Я включил его в список, поскольку он предположительно наследник своего отца.
– А каковы мотивы у других?
– Об этом позже, – сухо произнес майор. – Прежде я хотел бы, чтобы вы посмотрели на третий список, озаглавленный «Возможность». Как видите, в него включены «Я сам, Клод, Рамона и тетя Дора». У всех остальных имеется алиби. Если ознакомитесь с четвертым списком, то вам станет ясно, кто где был и чем занимался. Вайолет находилась в доме, звонила бакалейщику Ригли. Эдвин после отдыха у себя в комнате как раз спускался в холл, когда Вайолет звонила по телефону, а Мейсон был застрелен. Мод и Джулиан гуляли вдвоем у реки, Мейсон-младший предположительно вообще был далеко от Крегуэлла. Так что я сказал бы, что эти списки должны вас навести на некоторую мысль.
– Да, – ответил инспектор. – Из них очевидно: в обоих списках есть только одно имя – ваше.
Майор Мансайпл просиял.
– Именно! Конечно! Ясно же, что я первый, на кого падает подозрение, правда? Ну, и еще, разумеется, вопрос о пропавшем пистолете.
– Пистолет не пропал, – возразил Генри. – Его нашли в кустах.
– Я говорю не о том пистолете, – нетерпеливо ответил майор. – Сержант Даккетт должен был вам сказать, что пару недель назад я заявил о пропаже пистолета.
– Да, – подтвердил инспектор. – Он мне сказал.
– Ну вот. Теперь делайте выводы.
– Сделаю, – заверил Генри. – Как я понимаю, пистолет был идентичен тому, из которого застрелили Мейсона.
– Это так. У меня их полдюжины – для упражнений в стрельбе. Вам стоит на них взглянуть, то есть на пять из них, точнее на четыре. Полиция, конечно же, забрала тот, из которого был убит Мейсон.
– Сержант Даккетт сообщил, что вы подали заявление о пропаже армейского пистолета десять дней назад.
– Верно. Как-то утром заметил, что его нет на стойке.
– Есть предположения, кто мог его взять?
– Да кто угодно, дорогой мой. Накануне заходил Джон Адамсон. Мейсон здесь был, искал Мод. В тот самый день они с Джулианом… в общем, он здесь присутствовал. Доктор Томпсон приходил осматривать тетю Дору. И викарий заходил поговорить с Вайолет насчет деревенского праздника. Бессмысленно меня спрашивать, что случилось с тем пистолетом. Я просто заметил, что его нет, и сообщил об этом.
Генри промолчал. А майор продолжал:
– Так не думаете ли вы теперь, что будь я виновен, то мог бы придумать историю о пропавшем пистолете, чтобы сбить вас с толку?
– Полагаю, могли бы.
– Ну, тогда на этом месте я закончу рассказ и отправлю вас в свободное плавание, – доброжелательно сказал Джордж Мансайпл и откинулся на спинку кресла. – Предложил бы начать с допроса меня, не забывая ни на минуту, что мои ответы могут быть ложью.
Тиббет заставил себя быть суровым.
– Это не игра, майор, – ответил он. – И не кроссворд.
– Кроссворд? – Мансайпл был шокирован. – Я никогда ими не увлекался. Не понимаю, откуда у вас мысль о моем пристрастии к кроссвордам.
Генри вздохнул.
– Оставим это. Расскажите о Реймонде Мейсоне и о своем столь сильном мотиве убить его.
– Вам это может показаться неубедительной причиной, инспектор, – ответил Мансайпл, – но этот человек меня преследовал, в том числе и в суде. Пытался выжить из моего собственного дома.
– Выжить?
– Конечно, я не могу доказать, но это было слишком очевидно. Начал он вполне цивилизованно: откликнулся на мое объявление о Лодже. Я решил, что Мейсон – весьма достойный человек. Помог ему переоборудовать Лодж и все такое. Потом, ни с того ни с сего, год назад, он пришел ко мне и сказал, что хочет купить вот этот дом и сделал крайне заманчивое предложение. Когда я отказал ему, Мейсон принялся время от времени повторять свое предложение. Я снова и снова ему говорил, что дом не продается ни по какой цене. Наконец, сосед начал вести себя несносно. Боюсь, у нас произошла неприятная сцена.
– Позвольте спросить, – поинтересовался Генри, – почему вы так решительно были настроены против продажи?
– Продать этот дом? Этот дом? – Майор был возмущен. – Подобное не может рассматриваться ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Я лучше умру с голоду – и Вайолет тоже. – Заметив несколько скептическое выражение лица инспектора, он добавил: – Наверное, будет лучше, если я объясню. Но придется начать издалека.
