Глава 13
Колеса вагона выстукивали один и тот же ритм, он убаюкивал, несмотря на странное ударение: Ка-рен Хэм-монд, Ка-рен Хэм-монд… А потом поезд загрохотал и закачался на многочисленных стрелках, Мордекай Тремейн очнулся от дремоты и увидел, что уже проезжает через пригороды Южного Лондона.
О Карен Хэммонд он думал непрестанно с тех пор, как утром покинул Далмеринг. Она не шла у него из головы, потому что ему было страшно. А боялся он того, что ему вскоре предстояло узнать. Тремейн догадывался, какая длинная и запутанная история скрывается за ее горестным, трагическим взглядом и за смертью Филиппа Хэммонда, и старался отдалить встречу с ней, хотя и понимал, что она неизбежна.
Раз десять за время поездки он принимался перебирать в памяти то немногое, что уже знал. Вспоминал затравленное выражение лица Карен вечером в «Стране роз» и отчаянную мольбу на ее лице, когда она остановила его позднее на дороге. Вспоминал похожего на хорька Хорнсби и его интерес к Хэммондам, а также страх перед ним, который пыталась скрыть Карен Хэммонд. Вспоминал вопиющий факт, на какой указал Джонатан Бойс: Филипп Хэммонд был убит за сорок восемь часов до того, как о его смерти стало известно, и все это время жена не выразила беспокойства, хотя и не получала от него никаких известий, и не предприняла попыток найти его.
Вспомнилось ему и напряжение Карен Хэммонд в тот день, когда выяснилось, что ее супруга убили, и странное выражение, адресованное ею Полу Расселлу, когда она задержалась у него в коридоре и сказала: «Что бы ни случилось, прошу вас… пожалуйста, не судите меня слишком строго».
Что побудило Карен Хэммонд обратиться к нему с такими словами? Мордекай Тремейн задумался о наиболее вероятных причинах, и его сердце снова мучительно сжалось.
Поезд подъехал к вокзалу Виктория. Тремейн взял такси и через тридцать пять минут уже с наслаждением пил кофе в обществе мисс Аниты Лейн в ее уютной кенсингтонской квартире. Аниту Лейн хорошо знали множество людей, никогда не встречавшихся с ней лично. Она снискала репутацию одного из наиболее заслуживающих доверия, хотя и острого на язык, лондонского критика, ее статей о театре и кино неизменно ждали и жадно прочитывали, а суждения ценили.
Это была женщина лет пятидесяти с мягким голосом, седеющими волосами, обаятельными манерами и талантом умно рассуждать на всевозможные темы. Мордекай Тремейн познакомился с ней во время одного из своих периодических визитов в Лондон к Джонатану Бойсу. Их представил друг другу инспектор – поразительно, сколько у него было знакомых и как широк был круг их интересов, – и оба сразу же прониклись дружескими чувствами. С тех пор они встречались несколько раз и постоянно переписывались. Тремейн знал, что всегда найдет радушный прием в художественно обставленной квартирке, где о литературной деятельности Аниты Лейн свидетельствовала лишь портативная пишущая машинка.
Дождавшись, пока он допьет свой кофе с шоколадным печеньем, Анита спросила:
– Итак, Мордекай, в чем причина этого неожиданного визита? Как правило, вы не приезжаете, не известив меня письмом о своих намерениях заранее. Значит, если я правильно понимаю, дело серьезное.
– Да, действительно, – признался он. – В настоящий момент я в гостях в Далмеринге, и…
– В Далмеринге? – Услышав это название, она указала на газеты, которые читала перед его приходом. – Хотите сказать, в том самом Далмеринге? Опять вы что-то расследуете!
– Можно сказать и так. Джонатан Бойс там же, и я проявил интерес к его делу. Вот почему приехал увидеться с вами, Анита. – Он взял квадратный пакет в коричневой оберточной бумаге, который привез с собой. – Я хотел бы, чтобы вы прочитали эту пьесу.
– Пьесу? – удивилась Анита Лейн. – Только не говорите мне, что вы встали на путь погибели! – И тут же она переменилась в лице. – А-а, вы имеете в виду пьесу, которую ставят в этой деревне, – ведь труп нашли во время репетиции! Дайте-ка взглянуть… «Для убийства есть мотив». Это она?
– Да, – кивнул Тремейн и вручил ей развернутую рукопись. – Я хочу, чтобы вы прочитали ее, Анита, и высказали свое мнение. Если только, – добавил он, – вы еще не читали.
– Нет, – ответила она, взглянув на первую страницу. – Алексис Кент? Впервые слышу это имя.
Мордекай Тремейн посмотрел на часы.
– Уже почти одиннадцать. Я вернусь к вам через полтора часа, и мы вместе сходим пообедать. Конечно, если у вас нет других планов.
– Если бы и были, я бы отменила их. Вы меня заинтриговали. В любом случае сейчас я ничем не занята, поэтому вы и застали меня дома. Ладно, Мордекай. Следующие полтора часа меня лучше не отвлекать.
Тремейн улыбнулся. Он и не собирался задерживаться у нее, поскольку хотел, чтобы она прочитала привезенную им пьесу целиком, не отвлекаясь на заботы об удобстве гостя. Ему было известно, что полутора часов ей хватит, чтобы проанализировать пьесу. Живой и быстрый ум Аниты был натренирован на решение подобных задач.
Тремейн знал, что самому ему представится более чем достаточно занятий на время ожидания. Лондон неизменно завораживал его. Огромные серые здания, сам воздух города, прочно вросшего корнями в землю, плотное уличное движение, миллионы спешащих горожан, его сила, энергия и поразительное ощущение жизни всякий раз с успехом пробуждали в нем любопытство, и он бродил по этим улицам, широко раскрыв глаза и удивляясь своим невероятным приключениям.
Когда Тремейн вернулся к Аните, она уже ждала его. За обедом в маленьком, но превосходном ресторане на одной из соседних улиц, шеф-повар которого превращал каждое блюдо в шедевр, Анита высказала свое мнение о пьесе.
– Ей недостает зрелости, Мордекай: конструкция непрочная, диалоги надо бы сократить, – и все же в ней что-то есть. В пьесе чувствуется жизнь. Кажется, будто она была написана по горячим следам. События развиваются стремительно, словно выходят из-под контроля, и автор уже ничего не может с ними поделать. Странно, но местами эта пьеса меня пугала.
– Любопытно, – заметил Тремейн. – Весьма любопытно. – Его глаза поблескивали за стеклами пенсне. – Спасибо вам, Анита. Ваше мнение бесценно.
– Мне это было в радость, – ответила она. – Такое чувство, будто я совершила открытие. Я не прочь встретиться с Алексис Кент. Она наверняка незаурядный человек.
– Она? – встрепенулся Тремейн.
– Да, а что? Ведь автор женщина…
– Не знаю. Пока не знаю.
Он беседовал с Анитой Лейн до тех пор, пока она поощряла его – разговоры с ней всегда помогали ему воспрянуть духом, – но в конце концов с сожалением объявила, что ей пора.
– Дел у меня хоть и не много, – объяснила Анита, – но они все-таки есть: нужно закончить статью для «Театрального обозрения». Надо же на что-то жить.
– Простите, – пробормотал Тремейн. – Я совершенно забыл о том, что вам надо работать.
Поезда до Далмеринга ходили часто, эта станция располагалась на одной из основных веток Южной линии, поэтому на вокзале Виктория он прождал всего десять минут. На маленькой станции в конце своего пути он вышел с приятным осознанием, что успеет в «Страну роз» к чаю.
По дороге к дому он встретил Джеффри Маннинга. Тот кивнул и хотел было продолжить путь, но Тремейн окликнул его.
– Минутку, Маннинг! Я как раз надеялся встретить вас.
Маннинг приблизился, держась чуть настороженно. Его дружбу с инспектором Бойсом, иронически подумал Тремейн, местные жители восприняли с одинаковым беспокойством, однако выразили свои чувства по-разному. Опасения Полин Конрой вылились во внезапную демонстрацию радушия, а Маннинг, не обладающий актерскими талантами, реагировал менее двусмысленно.
– Как ужасна эта история с Хэммондом… – начал Тремейн.
– Карен пришлось тяжело, – вздохнул Маннинг. – Говорят, она в полной прострации.
Ему было явно неловко. Он понимал, что это лишь вступление и добродушный с виду мужчина в пенсне, который, по слухам, дружит с самим детективом из Скотленд-Ярда, расследующим убийство, остановил его не ради обмена банальностями.
Тремейн не стал томить его в неизвестности.
– Если не ошибаюсь, – негромко продолжил он, – вы с Филиппом Хэммондом были не в ладах.
Маннинг опешил. На лице у него отразилась паника.
– Кто вам сказал?
– Мой источник сведений неважен, – ответил Тремейн. – Что меня интересует в данный момент, так это выяснить, правда это или нет.
Он смотрел Маннингу в лицо. Тот опустил голову, а потом проговорил:
– Ну хорошо… вы, наверное, все равно уже знаете, так что я могу признаться. Мы поссорились. Но я думал, все уже забыто. Хэммонд больше не упоминал о нашей ссоре, и я тоже.
– Что же стало предметом вашей ссоры?
– Все уже в прошлом.
В его голосе послышались нотки гнева и тревоги, и Мордекай Тремейн понял: Маннинг пытается что-то скрыть.
– Так что же?
– С какой стати я должен отвечать на ваши вопросы? – возмутился Маннинг. – У вас нет права допрашивать меня!
– Разумеется, нет. Но с вашей стороны было бы разумно рассказать мне все, что вам известно. Я гораздо отзывчивее многих – к примеру, полицейских.
– Я встретил Хэммонда несколько месяцев назад в Лондоне, – нехотя произнес Маннинг.
– Вряд ли этого обстоятельства было достаточно, чтобы между вами вспыхнула ссора.
– Я тоже так думал. Но когда вскользь упомянул об этом в деревне, он вдруг вскипел, обвинил меня в том, что я шпионил за ним, и пригрозил выбить из меня дух, если я не угомонюсь. Терпеть это я не собирался. И высказал ему все, что думал.
– Больше вы с Хэммондом не встречались в Лондоне?
– Нет.
– А кто-нибудь еще из деревни видел его там?
– Вряд ли.
– У вас есть какие-нибудь предположения, почему ваша встреча с Хэммондом вызвала у него такую реакцию?
– Да, – кивнул Маннинг, – есть. Он был с женщиной… не с женой.
Тремейн молчал. Он не сомневался, что Маннинг сказал правду. Судя по виду, тот сознавал, что поднес искру к пороховой бочке, и боялся последствий своего поступка. Помолчав немного, Маннинг продолжил:
– По-моему, об этом больше никто не подозревает. Я не говорил о случившемся ни одной живой душе, даже Филлис. И миссис Хэммонд вряд ли что-либо знает.
Смысл этих объяснений был очевиден. Филипп Хэммонд часто уезжал из дома и во время этих отлучек имел связь с другой женщиной. Само по себе то, что однажды его видели не с женой, ничего не означало: этому случаю мог найтись десяток простых объяснений, – но изобличающим фактором стала реакция Хэммонда. Он повел себя как виноватый, как человек, которому есть что скрывать.
Вот это и имел в виду Маннинг. Ему было известно, что Хэммонд ведет двойную жизнь, но изо всех сил старался сделать так, чтобы полиция поверила, будто бы Карен Хэммонд об этом не знала, потому что в противном случае становилось ясно, что у нее был мотив для убийства своего мужа.
– Можете положиться на меня: я не стану рассказывать всем и каждому то, что услышал от вас, – заверил Тремейн. – Но вы же понимаете, насколько это важно. Вы отдаете себе отчет, что инспектора Бойса надо поставить в известность?
– Да, – кивнул Маннинг.
Продолжая свой путь к «Стране роз», Мордекай Тремейн чувствовал встревоженный взгляд Джеффри Маннинга. Только когда Тремейн свернул к дому и вошел в калитку, Маннинг наконец перестал буравить его глазами.
Тремейну открыла дверь Джин, и он радостно поприветствовал ее.
– Надеюсь, я успел к чаю! Меня мучает жажда, как верблюда, который истощил свои запасы, а пабы закрыты.
– Еще немного – и будете уверять меня, что были бы не прочь выпить пива, – отозвалась Джин. – Вы же сами знаете, что вам к нему не пристраститься.
– Вы правы, – согласился он. – Будущее завсегдатая пивных с извечной кружкой в руках, увенчанной шапкой пены, мне не светит. А Пол дома?
– Он у себя в приемной, но скоро выйдет. Пол просматривает свои записи.
– Беспокойный день?
– Почти как всегда.
– Привычные вызовы к пациентам, полагаю? Ничего из ряда вон выходящего?
Джин вдруг насторожилась.
– Нет. Он или принимал пациентов здесь, или совершал обычные визиты на дом.
– А вечером Пол куда-нибудь собирается?
– Нет, мы оба останемся дома. Не часто нам удается выбраться куда-нибудь вместе. А в чем дело, Мордекай? К чему эти вопросы?
– Ни в чем, – поспешно ответил он, – и ни к чему. Просто хотел узнать, нет ли у вас каких-нибудь планов. Я собирался встретиться и пообщаться с Бойсом, вот и не хотел вас задерживать.
Во время чаепития в комнате ощущалась некая скованность. Несколько раз Тремейн замечал, как многозначительно переглядываются Джейн и Пол. Никто ни словом не обмолвился о его поездке в Лондон – казалось, они стараются выбирать самые безобидные темы для беседы.
Тремейн вздохнул с облегчением, когда смог наконец, извинившись, покинуть дом. Он хоть и заявил, что намерен повидаться с Джонатаном Бойсом, однако сомневался, что у инспектора найдется время для разговора. Служебные обязанности могли занять его целиком. Но на сей счет он вскоре смог успокоиться, хотя и получил новую пищу для размышлений. Инспектор ждал Тремейна и вышел ему навстречу, как только увидел его на дороге возле «Адмирала».
– Здравствуйте, Мордекай! – воскликнул Бойс. – Энстон ждет, я тоже собирался повидаться с ним сегодня – у него в номере, в пабе.
– Энстон? – удивился Тремейн. – Зачем?
– Не знаю. Он ждет нас у себя в девять часов. Сказал, что это важно и что потом все объяснит.
– Вы пойдете?
– А почему бы и нет? Мы остановились в одном и том же заведении, я знаю Энстона. Если он говорит, что это важно, значит, так и есть. Хочет, чтобы и вы пришли, считает, что вам будет интересно. Похоже, Энстон принял вас в свой круг.
– Хорошо, я приду, – пообещал Мордекай Тремейн. – Возможно, наш друг Энстон намерен удивить нас.
Инспектору он об этом не говорил, но его мысли были заняты Говардом Шенноном.
Без пяти минут девять Тремейн уже был неподалеку от «Адмирала». У главного входа он увидел рослую фигуру журналиста, а рядом коренастого Джонатана Бойса. Энстон поприветствовал его кивком, в котором чувствовалась ирония вперемешку с триумфом, и провел в небольшой номер, который снимал в пабе. Репортер явно готовился к приему гостей, поскольку на тумбочке были выставлены три стакана.
– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, джентльмены, – произнес он.
Тремейн сел, достал трубку и протянул свой кисет Джонатану Бойсу. Инспектор удивленно посмотрел на него:
– Трубка! Значит, вам наконец-то это удалось, Мордекай!
Тремейн переглянулся с Энстоном, который с улыбкой наблюдал эту сцену.
– Джонатан считал, что я никогда не приобрету привычку курить трубку, – пояснил он. – Она часто действовала на мой желудок. Но я уже достиг той стадии, когда могу рискнуть выкурить трубку в чьем-либо присутствии. И мне кажется, – со значением добавил Тремейн, – что дым от трубки создаст подходящую атмосферу для нашего маленького совещания.
– Пожалуй, – согласился репортер. – Если не возражаете, я и сам угощусь вашим табаком.
Через несколько минут все трое уже сидели в креслах, а дым из трубок поднимался к старым, неровно отесанным балкам, поддерживавшим крышу паба. Бойс выжидательно взглянул на репортера:
– Вам слово, Энстон. Где ваш большой сюрприз?
– А разве я говорил, что приготовил большой сюрприз? – возразил тот. – Вообще-то мне есть что сообщить, и, полагаю, вы найдете мое известие достойным вашего визита, но я подумал, что сначала мы могли бы просто пообщаться и обменяться новостями, тем более что и в редакции от меня ждут материалов.
– А это, случайно, не шантаж? – усмехнулся Бойс.
– Если и так, что такого? – обезоруживающим тоном ответил Энстон. – Вы же меня знаете, инспектор. Моя задача – действовать вместе с вами, а не против вас. Но работа есть работа, и я хотел бы знать все, что, по вашему мнению, можно опубликовать. Итак, попробуем создать подходящую для беседы атмосферу… Пива?
– Да, не откажусь, – кивнул Бойс. – Если предстоит разговор, меня замучает жажда.
– А мне сидр, – подал голос Тремейн. – Если, конечно, найдется.
– Найдется, – заверил Энстон. – Я уже выяснил у инспектора, что вы предпочитаете сидр местному пиву.
Тремейн улыбнулся:
– Вы на редкость тактично выразились.
Джонатан Бойс подался вперед, сделал большой глоток из своего стакана, потом снова откинулся на спинку кресла. Видно было, что словесную пикировку он затеял просто для отвода глаз. Если бы инспектор не хотел обсуждать дело, которое расследовал, то не явился бы к Барри Энстону. Репортера он хорошо знал и понимал, как тот дорожит его доверием.
– Итак, – начал Бойс, – вы оба в ожидании – следовательно, вправе кое-что узнать. Я до сих пор так и не принял решение насчет Воэна.
– Полагаю, ваши доводы против него весьма серьезны, – произнес Энстон.
– Да. Однако множество неувязок мешают мне высказаться определенно. Что я хотел бы знать, Мордекай, – продолжил он, обращаясь к Тремейну, – так это мотив, который, по вашему мнению, может быть у Полин Конрой. Мои коллеги внимательно следят за нею, но пока что она ничем не навлекла на себя подозрения.
– А я и не говорил, что у нее есть мотив, – возразил Тремейн, – но если хотите, могу высказать одно предположение. Полин Конрой актриса. Она только и ждет, когда ей выпадет шанс сделать себе имя и триумфально ворваться на самые известные сцены Уэст-Энда. И не просто ждет. Ее гложет тщеславие. Вы когда-нибудь задумывались, на что способна такая женщина?
– Убийства – рекламный трюк, чтобы ее имя появилось в газетных заголовках и привлекло к ней внимание лондонских продюсеров? – Бойс покачал головой. – Нет, я на эту удочку не клюну. Слишком надуманно.
– Есть ведь еще и Галески. Может, и он тут замешан.
– Даже с участием Галески данная затея бессмысленна. За убийства людей отправляют на виселицу. Да, рекламы они получают сколько угодно, только никакой пользы она им не приносит.
– Я и не говорил, что дело обстояло именно так, – лишь указал, что у нашей блистательной Полин мог найтись подобный мотив.
– Но вы ведь посоветовали мне следить за ней…
– Да, посоветовал.
Мордекай Тремейн поудобнее устроился в кресле, попыхивая трубкой.
– «Это представленье я задумал, – негромко процитировал он, – чтоб совесть короля на нем суметь намеками, как на крючок, поддеть».
– Значит, теперь будем развлекаться загадками? – усмехнулся Бойс. – Я знаю, что это Шекспир, цитата из «Гамлета». Далеко не все полицейские неучи. И все-таки, к чему вы клоните?
Тремейн выпрямился, позабыв про свою трубку.
– Я просто обращаю ваше внимание на одну версию, поскольку она представляется мне любопытной. Вы работаете над версией, согласно которой Воэн убил Филиппа Хэммонда, потому что Хэммонд знал, что Воэн убил Лидию Дэр. Иными словами, исходите из предположения, что два убийства взаимосвязаны. А если между ними нет связи? Допустим, что это два совершенно разных преступления. И к чему мы придем тогда?
Барри Энстон пристально посмотрел на него.
– Продолжайте, – попросил он.
– Я предполагаю, что, во-первых, Мартин Воэн мог убить Лидию Дэр, потому что был влюблен в нее, а она собиралась замуж за другого. А во-вторых, Карен Хэммонд убила своего мужа, потому что у него был роман с другой женщиной!
Джонатан Бойс не проявил реакции, на какую рассчитывал Тремейн.
– Я старался не думать об этом, – нехотя признался он, – но ее показаниям не продержаться на свидетельской трибуне и пяти минут, если за них возьмутся обвинители. Единственная соломинка, за которую я могу уцепиться, – отсутствие свидетельств, что они с мужем не были преданы друг другу.
– В том-то и дело, – подхватил Тремейн, – что такое свидетельство есть! Я побеседовал с Джеффри Маннингом: несколько месяцев назад он видел Филиппа Хэммонда в Лондоне в обществе некой женщины. Хэммонду встреча не понравилась, и он обвинил Маннинга в слежке за ним, причем зашел так далеко, что начал угрожать ему. Вел себя как человек, который что-то скрывает.
Вот теперь реакция инспектора была очевидна. Он выпрямился в кресле, позабыв про свою трубку.
– Думаете, Маннинг говорит правду?
– Не вижу причин лгать, – ответил Тремейн.
– А я вижу! Я знаю, что у Маннинга с Хэммондом вспыхнула бурная ссора. Этот факт известен настолько широко, что Маннинг вряд ли сможет отрицать его. Но причина ссоры, похоже, не стала достоянием гласности. Теперь Маннинг утверждает, будто все дело в его встрече с Хэммондом в Лондоне, как вы и сказали, и в том, что Хэммонд поднял из-за нее шум. Звучит правдоподобно, но допустим, что ссора вовсе не закончилась и она стала причиной вражды между ними, а также дала Маннингу мотив для убийства. Тогда что же такое его история? Вероятно, хитрая уловка, предназначенная для того, чтобы бросить подозрения на Карен Хэммонд, а от себя, напротив, отвести.
– Не исключено, – промолвил Тремейн. – Разумеется, я не могу доказать, соврал ли Маннинг.
– Мне кажется, – вмешался Барри Энстон, – это мой шанс. – Несколько минут он слушал своих гостей молча, а теперь поднялся и перевел взгляд с одного на другого. – Вот как я вижу сложившуюся ситуацию. Может, Филипп Хэммонд и вправду был донжуаном и все время, пока считался счастливо женатым человеком здесь, в Далмеринге, на самом деле встречался в Лондоне с любовницей. Допустим, Карен Хэммонд разоблачила его и убила из ревности. Я прав?
– К чему вы ведете? – спросил инспектор.
– К тому, что миссис Хэммонд здесь, – объявил Энстон. – Возможно, она сумеет нам помочь. Нет, не вставайте, – поспешно добавил он, заметив, что Бойс собирается подняться. – Я попросил вас прийти сюда, потому что знал, что и она тоже будет тут. Миссис Хэммонд ждет в соседней комнате.
Он шагнул к двери в стене, теряющейся в тени, и распахнул ее:
– Вы не могли бы войти, миссис Хэммонд?
После краткой паузы в комнате появилась женщина. Мордекай Тремейн с любопытством взглянул на нее и вдруг вытаращил глаза, так как прежде никогда ее не видел. Темными глазами и волосами и усталым лицом незнакомка ничуть не напоминала белокурую Карен Хэммонд.
Инспектор Бойс встал.
– Что за игру вы затеяли, Энстон? – возмутился он. – Мне показалось, вы сказали, что пригласили сюда миссис Хэммонд!
Услышав его слова, женщина ничем не выразила недовольства, а напротив, как будто ожидала этой вспышки, вышла в центр комнаты и произнесла:
– Я и есть миссис Хэммонд. Настоящая миссис Хэммонд.
