Глава 16
Газеты набросились на новую жертву с жадностью, усиленной двухдневным воздержанием. Обстоятельства и сценарий убийства оказались достаточно странными и представили богатый материал для подробного описания. Немалую роль сыграла и характерная для мирного Рождества нехватка новостей. Горькая ирония лежавшего под елкой мертвого Санта-Клауса, украденные подарки, заснеженная деревня, послужившая идеальной декорацией для преступления, – все разжигало и без того буйное воображение журналистской братии. А свободное пространство страницы позволяло творческой фантазии излиться в особенно красноречивых пассажах.
Утро Мордекай Тремейн провел в поисках свежих газет и чтении. К счастью, его имя ни разу не встретилось в сообщениях. Судя по всему, репортеры не успели установить личность смутно знакомого джентльмена и не направили на него свои безжалостные перья. Если не учитывать цветистые описания, пока статьи сообщали лишь общие факты: рано утром под елкой обнаружено мертвое тело. В то же время таинственным образом пропали все подарки, которые, следуя традиции, развесил на ветках ели хозяин дома. Мордекай Тремейн обнаружил в сообщениях строгий нрав суперинтенданта Кэннока. Сдержанный офицер сообщил представителям прессы сухие факты и пресек дальнейшие расспросы. Ему явно не хотелось, чтобы газеты преждевременно представили широкой публике излишнюю информацию.
Однако не следовало надеяться, что благоприятная ситуация сохранится на неопределенное время. Репортеры входили во вкус, получив возможность бесконечно развивать сюжет. В результате то обстоятельство, что суперинтендант Кэннок держал журналистов вдали от Шербрум-Хауса, а гости не выходили из дома и не давали интервью, не сыграло решающей роли.
Теперь Лондон непременно потребует продолжения истории. Следовательно, заполнивший деревню боевой отряд начнет действовать более прямолинейно и агрессивно. Каждому из обитателей дома придется выдержать вежливый, но настойчивый допрос.
Пока внимание прессы сосредоточилось на Остине Деламере, что было естественным, учитывая публичность политика. Газеты уже представили читателям краткий обзор его карьеры и на всякий случай подготовили более подробные материалы. Деламеру шум не нравился. Он с жадностью читал каждую новую газету и все глубже погружался в уныние, а страницы листал с яростным презрением, будто мечтал добраться до тех негодяев, которые писали и печатали всю эту дрянь. Его ни в чем не обвиняли. Нигде не промелькнуло ни одного предположения ни о причастности Деламера к смерти Джереми Рейнера, ни о понимании причины убийства. Однако имя политика упоминалось в связи с преступлением и последствия могли оказаться печальными.
Для Мордекая Тремейна интерес прессы и реакция Деламера означали, что тот сознавал шаткость собственной репутации и боялся спровоцировать хотя бы намек на скандал, чтобы не растормошить давние подозрения и не оказаться перед угрозой отставки.
– Понятно, что газетам не стоило труда превратить ваше пребывание в Шербрум-Хаусе в тему для спекуляций, – заметил Тремейн, намеренно добиваясь реакции Деламера. – Полагаю, это лишь одно из множества неудобств, с какими приходится мириться известному человеку.
Политик сердито зашуршал газетой.
– Черт подери всех этих вампиров! – возмущенно проворчал он. – Неужели нельзя оставить человека в покое?
Он старался говорить гневно, однако дрожь в его голосе выдавала совсем другие чувства. Мордекай Тремейн знал, что Остина Деламера терзает страх.
Он оставил беднягу страдать и, одевшись потеплее, вышел на террасу, где встретил миссис Тристам. Собственно, увидев прекрасную Люси, Тремейн и принял решение подышать свежим зимним воздухом. Закутавшись в шубу, красавица неспешно прогуливалась вдоль французского окна той самой комнаты, где встретил смерть Джереми Рейнер.
– Не желаете ли перед ленчем пройтись до деревни и обратно? – любезно предложил Тремейн.
Миссис Тристам ответила не сразу. Возможно, нерешительность объяснялась тем обстоятельством, что она только сейчас заметила его присутствие.
– Нет, спасибо. Слишком холодно для дальней прогулки.
– Да, вы правы, – многозначительно промолвил Мордекай Тремейн. – Тем более что в Шербруме уже рыщут любопытные журналисты.
В ее зеленых глазах вспыхнули искры. Что это – гнев или страх?
– Разве журналисты опасны? – процедила Люси сквозь зубы.
– А разве нет? – Мордекай Тремейн взглянул поверх пенсне и продолжил: – Журналисты весьма настойчивы. Задают разные вопросы. Даже могут спросить о чем-нибудь неприятном.
Она машинально шагнула навстречу. Лицо ее запылало румянцем. В эту минуту Люси Тристам выглядела очень хорошенькой… и злой.
– Даже не знаю, как вас назвать, – с ненавистью проговорила она. – Не похоже, чтобы в этих венах текла теплая кровь. Поначалу я не думала, что от вас может исходить опасность: приняла за безвредного любопытного болтуна, – но сейчас… – Ее рука скользнула по рукаву, и даже сквозь перчатку и пальто Мордекай Тремейн ощутил обжигающее прикосновение. – Сейчас понимаю, что жестоко ошиблась… Что именно вам известно?
– Известно, что Джереми Рейнер любил вас, а Бенедикт Грейм любит и сейчас.
Люси Тристам порывисто отвернулась и посмотрела вдаль.
– Предположение не доказательство.
– Вряд ли теперь удастся доказать любовь Джереми Рейнера. Но как насчет Бенедикта Грейма?
– При чем здесь Бенедикт? – удивилась Люси.
– Вы понимаете, что над ним сгущаются тучи?
– Нет, не понимаю. – Она повернулась, и в ее голосе зазвучали настойчивые ноты. – Что вы хотите этим сказать? Что-нибудь произошло?
Мордекай Тремейн поправил пенсне:
– Ночью, когда было совершено убийство, Бенедикт Грейм выходил из своей комнаты. Джереми Рейнер вас любил. И вот теперь Джереми Рейнер мертв. Представляете, какие выводы сделает полиция из этих простых фактов?
Он сумел произвести на Люси должное впечатление. Красавица покраснела, а потом побледнела.
– Это неправда, – горячо возразила она. – Неправда! Бенедикт не убивал Джереми! Я точно знаю, что не убивал. Потому что…
Она замолчала. В ее глазах мелькнул страх.
– Почему?
Однако Люси Тристам не ответила. Она зарыдала и поспешно удалилась.
Через пару мгновений Мордекай Тремейн услышал сухой притворный кашель. Он обернулся и увидел, что на террасу вышел Эрнест Лорринг.
– Кажется, вы обладаете особым даром доводить людей до слез, – язвительно произнес он.
– Только тех, кто имеет особые причины для расстройства, – спокойно парировал Мордекай Тремейн.
Густые черные брови Лорринга сошлись у переносицы. Он презрительно усмехнулся и прошел мимо. Тремейн невозмутимо продолжил:
– Полагаю, елка вас больше не интересует.
Профессор остановился и обернулся так резко, что его каблуки заскрипели на снегу. Узкое лицо потемнело от ярости.
– Осторожнее, Тремейн! – прорычал он. – Предупреждаю: не заходите слишком далеко!
Мордекай Тремейн порадовался, что их встреча произошла на террасе: вряд ли Лорринг решится наброситься с кулаками у всех на виду, – а вот без свидетелей вполне можно было бы ожидать нападения. Лорринг все-таки сумел подавить гнев и медленно отвернулся. Мордекай Тремейн дождался, пока профессор уйдет, и только после этого открыл французское окно и вернулся в дом.
Переступив порог, он сразу оказался лицом к лицу с Бенедиктом Греймом. За спиной хозяина стояли Дени Арден и Роджер Уинтон. Все трое только что стали свидетелями неприглядной сцены. Мистер Грейм смущенно откашлялся.
– Простите, Тремейн, – извиняющимся тоном произнес он. – Боюсь, общаться с мистером Лоррингом порой бывает довольно сложно. Да и понять его непросто. Одно утешает: профессор часто говорит то, чего на самом деле не думает.
Итак, Бенедикт Грейм старался представить ученого в невыгодном свете. Интересно, видел ли хозяин, как сам он разговаривал с Люси Тристам, и существовала ли здесь какая-то связь? Мордекай Тремейн внимательно оглядел комнату. Она оставалась почти такой же, как в то время, когда под елкой лежал труп Джереми Рейнера, а трагедия представлялась неожиданным и оттого еще более болезненным ударом. Хотя полиция уже завершила расследование, обитатели дома проявили нежелание использовать комнату по назначению. Даже слуги еще не начали здесь уборку. Тремейн пристально посмотрел на елку и обратился к хозяину:
– Не кажется ли вам несколько странной одна из карточек? Я говорю о той, где значится имя мистера Рейнера. Не согласитесь ли снять ее и показать?
Бенедикт Грейм взглянул на него с удивлением, но ничего не возразил. Он принес стремянку, которая по-прежнему стояла у стены. Роджер и Дени с интересом наблюдали, как хозяин поднялся по узким ступенькам и снял карточку с ветки. Через пару мгновений он уже спустился и протянул Тремейну кусочек глянцевого картона. Тот принялся рассматривать добычу, глаза заблестели от возбуждения.
– Итак, – осведомился мистер Грейм, – о чем же она вам сообщает?
Мордекай Тремейн аккуратно спрятал карточку в карман.
– О многом, – ответил он.
Казалось, Бенедикт Грейм хотел задать следующий вопрос, однако, бросив быстрый взгляд на Дени и Роджера, передумал и сказал:
– Если не возражаете, я разыщу Ника. Нам надо кое-что обсудить.
Едва за хозяином закрылась дверь, Мордекай Тремейн обратился к Роджеру Уинтону:
– Молодой человек, на вас до сих пор не надели наручники?
– Только благодаря вам, – произнес тот. – Если бы вы не вмешались, суперинтендант уже давно посадил бы меня за решетку.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – проговорила Дени Арден. – Если бы вы не повлияли на мистера Кэннока, он ни за что не поверил бы Роджеру.
Она была такой серьезной и искренней, что Мордекай Тремейн даже смутился. Его по ошибке назвали героем и наградили медалью за выдуманный подвиг.
– Известно ли вам, что на самом деле опекун не возражал против вашего брака? – спросил он.
Дени Арден посмотрела на него с удивлением:
– Категорически возражал. И мы не могли понять почему.
– Что заставило вас упомянуть об этом? – поинтересовался Роджер Уинтон.
– Неважно, – ответил Мордекай Тремейн. – Кстати, вы уверены, что он вас ненавидел?
Уинтон нахмурился:
– Нет, не уверен. Первое время после знакомства с Дени наши отношения складывались нормально. И вдруг все изменилось. Иногда возникало странное ощущение, будто Джереми произносил чужие слова. Играл заученную роль. Мне казалось, что я просто воображаю то, что хочу видеть, чтобы не терять надежды. Но сейчас, когда вы об этом спросили, понимаю, что дело не в этом.
– Вероятно, – кивнул Мордекай Тремейн.
Он часто задумывался о Дени Арден и Роджере Уинтоне. Искренняя любовь всегда дарила его сентиментальной душе утешение.
День выдался нелегким. Страх перед журналистами держал обитателей дома в напряжении. Чувствовалось, что всем хочется уехать, но выбраться на свободу никто не решается. Предстояло пережить дознание и похороны, которые были назначены на следующий день. Пропустить хотя бы одно из этих важных мероприятий не представлялось возможным: осуждение окружающих последовало бы немедленно и неотвратимо.
Вечером Мордекай Тремейн поднялся в свою комнату. Живой интерес к событиям увял в удушающей атмосфере страха и всеобщих подозрений, сменившись усталостью и разочарованием. Вера в человечество едва теплилась, грозя окончательно исчезнуть. Он распахнул окно и, посмотрев вдаль – на сияющие в свете луны заснеженные поля, – с облегчением вдохнул холодный воздух, с надеждой ощутил его прикосновение к разгоряченному лбу. До сих пор азарт погони поддерживал силы, а стремление соответствовать масштабу грандиозной задачи вдохновляло на интеллектуальные подвиги. И вот задача сузилась до обычного уравнения. Пришлось близко познакомиться с участниками драмы, и вместо причудливых созданий, требующих бесстрастного изучения и холодного анализа, появились реальные люди, среди которых приходилось жить. А главное, теперь он точно знал, кто застрелил Джереми Рейнера.
Внезапно убийство словно превратилось в болезненное личное переживание. Оно несло трагедию, ужас и суровое наказание человеку, рядом с которым миновало несколько дней, показавшихся вечностью. Мордекай Тремейн вздрогнул, снова перебрал в уме все доказательства и в очередной раз пришел к неизбежному выводу. Не желая верить очевидным фактам, попытался найти ошибку в рассуждениях и определить хотя бы мелкий штрих, позволявший усомниться в верности своей версии.
Но ошибки не было. И сомневаться не приходилось. Тремейн не знал всей истории. Суперинтенданту Кэнноку придется доказать кое-какие подробности, о каких он мог лишь догадываться. Но правда смотрела в глаза – ужасная и неоспоримая.
Мордекай Тремейн закрыл окно и лег в постель. Начал читать «Романтические истории», однако сосредоточиться не смог. Через несколько минут он закрыл журнал, выключил свет и приказал себе уснуть.
Очнувшись от нервного, полного тревожных видений сна и выйдя из комнаты, Тремейн попал в круг людей, каждый из которых со страхом и нетерпением ожидал дознания. Мороз сменился оттепелью. Снег начал таять, и укрывшая землю белая пелена превратилась в грязные лохмотья слякоти. Наступило безрадостное утро, не сохранившее даже смутного воспоминания о сказочном Рождестве.
Прежде чем отправиться в деревню, Мордекай Тремейн украдкой вошел в комнату, где стояла елка. Тусклый серый свет представил дерево не в лучшем виде. Ветки уныло поникли, украшения перекосились, а мишура утратила блеск.
Похороны не принесли острых переживаний. Священник провел в деревенской церкви службу, после чего Джереми Рейнер обрел вечный покой на небольшом кладбище. Торжественный обряд ничем не отличался от прочих, веками проходивших в древних стенах.
Дознание началось днем в местной школе. Мордекай Тремейн с любопытством разглядывал деревянные парты, доску, яркие карты на стенах и пытался представить красочные сцены учебы, но стоявшая перед ним важная задача не располагала к веселью.
Коронер оказался быстрым, по-военному точным юристом, отлично знавшим свое дело. Полицейское расследование он считал единственно верным и не мог допустить хаотичного развития событий. Свидетелей опрашивал лаконично и четко, не позволяя им отклоняться от темы, и скоро определил, что Джереми Рейнер был убит одним человеком или группой лиц, чья личность пока не установлена.
Мордекай Тремейн показаний не давал. Из обитателей дома к ответу призвали только Бенедикта Грейма, Дени Арден и Николаса Блейза. В качестве остальных свидетелей выступили сотрудники полиции, в том числе доктор и суперинтендант. Кэннок отвечал коротко и официально, явно не желая раскрывать информацию, а доктор говорил на профессиональном языке, часто используя медицинские термины.
Во время перекрестного допроса Мордекай Тремейн изучал присутствующих. Помимо обитателей Шербрум-Хауса и репортеров в школу проникли несколько деревенских жителей. Возле дальней стены, чрезвычайно заинтересованные процессом, стояли двое: Дезмонд Латимер и тот самый человек, которого Николас Блейз назвал Бреттом.
Латимер был встревожен. На его лице застыло выражение какого-то предчувствия. Казалось, он ожидал, что с минуты на минуту ему на плечо опустится тяжелая рука констебля. Заметив на себе внимательный взгляд Тремейна, Латимер сразу же отвернулся. Бретт, напротив, вызывающе посмотрел на Тремейна и презрительно усмехнулся.
Когда дознание закончилось, пробиться к суперинтенданту было непросто: Кэннока окружила плотная толпа. После нескольких попыток Тремейну все-таки удалось поймать его взгляд, и офицер знаком показал, что необходимо срочно поговорить. Тремейн кивнул, медленно выбрался на размокшую дорогу и зашагал в сторону Калнфорда.
Никто, кроме Напьеров, не обратил внимания на его уход. Супруги стояли возле школы, в отдалении от остальных. На фоне серого камня, низкого свинцового неба и грязного снега они казались еще скучнее и зауряднее, чем обычно. Эвелин Напьер сжала руку мужа. Мордекай Тремейн не слышал слов, но знал, что оба со страхом смотрят ему вслед. Он не подал виду, что заметил это, однако задумался. Пройдя поворот дороги, скрывший его от посторонних глаз, Тремейн остановился. Примерно через десять минут рядом притормозила машина суперинтенданта. Кэннок открыл дверцу и шутливо проговорил:
– Выглядите так, будто прячете в кармане убийцу!
– Может, и прячу, – мрачно отозвался Мордекай Тремейн.
Кэннок сразу стал серьезным. Он вышел из автомобиля и спросил:
– Итак, кто же он?
– Рано называть имя, – ответил Мордекай Тремейн. – Не все доказательства собраны. Сначала надо кое-что выяснить.
– Что именно?
– Например, зачем ушла из дома Шарлотта Грейм: чтобы встретиться с неким Бреттом, который временно живет в деревне?
Суперинтендант кивнул:
– Да. Она отправилась в гостиницу и спросила его.
– Против него что-нибудь есть?
– Пока нет. Скоро получу ответ на запрос.
– А как насчет мистера Бичли?
Кэннок потер подбородок:
– Джеральд Бичли вызывает серьезные сомнения. Он заметил слежку и попытался уйти. Бичли что-то скрывает.
– В деревне он с кем-нибудь встретился?
– Нет. Но позвонил по телефону. Очевидно, не хотел звонить из дома. Я выяснил номер. Это частный адрес джентльмена по фамилии Рубенс – старшего партнера фирмы «Макэнсти и Бренлоу», Калифордского отделения «Терф комишн».
– Букмекер, – заключил Мордекай Тремейн.
– Да.
– А что удалось выяснить о гостях? О профессоре Лорринге и других?
Суперинтендант принялся рассказывать:
– Над Лоррингом я пока работаю. Чтобы все выяснить, требуется время. А об остальных кое-что узнал. Возможно, вас не удивит, что Остин Деламер замешан в нескольких темных делах. Из последнего скандала он выбрался с трудом. Еще пара свидетельств, и карьере пришел бы конец. С тех пор минуло лет пять-шесть. Некрасивая история с размещением государственных контрактов. Если бы не исчезло написанное им письмо, он бы пропал. Не сомневаюсь, – сухо добавил Кэннок, – что Деламер вовремя это понял и принял меры.
– Как сейчас обстоят его финансовые дела?
– Весьма неплохо. Во всяком случае, насколько мне известно.
– Существует связь между Деламером и Рейнером… или Греймом?
– Ничего подозрительного. С Греймом он знаком несколько лет. Регулярно приезжает на Рождество.
– А в прошлом Рейнера есть что-нибудь сомнительное?
Кэннок покачал головой:
– Ну… все довольно туманно. Пока окончательно не выяснил. Приходится копать глубоко. Много лет подряд Рейнер опекал мисс Арден: оплачивал образование и прочее. Странно, однако, что, судя по всему, именно он погубил ее отца. Арден потерял состояние в какой-то мошеннической сделке с золотыми акциями, вскоре заболел пневмонией и умер. Дени тогда была совсем маленькой. Рейнера замучила совесть, и он занялся ее воспитанием. Должен заметить, что совесть оказалась чересчур сговорчивой. Ему пришлось бежать из Южной Африки, спасаясь от преследования полиции. Дело о незаконной покупке бриллиантов могло в итоге закончиться обвинением в убийстве. Да только Рейнеру удалось скрыться.
– Быстро работаете, суперинтендант, – улыбнулся Тремейн.
– Криминальная полиция Рождество не празднует! – воскликнул Кэннок, и в глубине его карих глаз вспыхнули лукавые искры. – Есть и еще одна новость, специально для вас. Относительно Напьеров.
– Ах, – вздохнул Мордекай Тремейн, – Напьеры…
– Гарольд Напьер не всегда носил такую фамилию, – продолжил свой рассказ суперинтендант. – Когда-то его звали Ньютон. Доктор Ньютон. Попался на продаже наркотиков пациентам. К его счастью, в следствии присутствовал элемент сомнения, так что ему удалось вывернуться. Глядя на него сейчас, трудно представить, что когда-то мистер Ньютон блистал в свете, слыл завсегдатаем ночных клубов Уэст-Энда. Сорил деньгами направо и налево. И не собирался хоронить себя в деревне. Но однажды нервы не выдержали.
Мордекай Тремейн испытал глубокое удовлетворение человека, чьи догадки полностью оправдались. Он благодарно взглянул на Кэннока поверх пенсне.
– Вы многое прояснили, суперинтендант. Теперь постараюсь помочь вам в меру своих скромных сил. Известно ли вам имя человека, у которого Бенедикт Грейм купил Шербрум-Хаус?
– Подождите. Дайте вспомнить. Кажется, Мелвин. Дом принадлежал семейству Мелвин, так?
– Изначально. Но потом, когда все Мелвины умерли, поместье перешло к дальним родственникам. Бенедикт Грейм приобрел Шербрум-Хаус у некоего Латимера, а сейчас в деревенской гостинице живет Дезмонд Латимер. И в ночь убийства он находился в доме!
Суперинтендант замер.
– Что вы узнали? – наконец спросил он.
– Сейчас расскажу.
Почти полчаса Тремейн подробно излагал свою версию, а когда закончил, суперинтендант полностью согласился с его выводами.
