Глава 15
Поначалу Николас Блейз не хотел идти в Шербрум, но Мордекай Тремейн не принял отказа.
– Мне необходима ваша помощь, Ник, – объяснил он. – Вы знаете в деревне всех и сможете сразу определить чужака. А именно чужак мне и нужен.
Блейз помедлил в нерешительности. На его смуглом лице застыло сомнение. Мордекай Тремейн привел самый убедительный аргумент:
– Уверен, что час-другой мистер Грейм сможет обойтись без вас. К тому же вы окажете ему немалую услугу. Не исключено, что обнаружится нечто способное направить следствие по иному пути.
Последняя фраза оказалась решающей. Блейз с заметным облегчением согласился:
– Хорошо, Мордекай. Сейчас предупрежу Бенедикта, и мы пойдем.
Через двадцать минут, когда они быстро шагали по заснеженной дороге в сторону деревни, секретарь проявил значительно больше интереса к предстоящей экспедиции.
– Вы выглядите так, словно напали на след, Мордекай, – сказал он.
Тремейн улыбнулся:
– Известно ли вам, что ваш дворецкий суеверен?
Николас Блейз слегка растерялся:
– Вы о Флеминге?
– Да, о нем, – ответил Тремейн.
Забавно было наблюдать, как Блейз борется с замешательством и в то же время пытается показать, что не испытывает ничего, кроме обычного интереса.
– Когда хористы выходили из дома, он пересчитал их. Оказалось тринадцать человек. И Флеминг счел это дурным предзнаменованием.
– О! – Блейз не смог скрыть разочарования. – И это все?
– Нет, не все. Потому что я тоже пересчитал их, возле елки. И тогда их было четырнадцать.
Николас Блейз остановился посреди дороги и уточнил:
– То есть один остался в доме?
Мордекай Тремейн кивнул:
– Да, Ник. Один из них не ушел. Необходимо выяснить, кто именно спрятался, где и зачем.
– Итак, кто-то задержался в доме, – медленно проговорил Блейз, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнику. В голосе слышалось напряжение. Вдруг он схватил Тремейна за руку: – Мордекай, это же очень важно! Значит, никто из обитателей дома не виноват. Следовательно, это не мог сделать…
Секретарь внезапно замолчал, и Тремейн закончил мысль за него:
– …Бенедикт. Вероятно, все не так просто, Ник.
– Но так должно быть! Тогда все встает на свои места. Разве вы не понимаете, что могло произойти? Джереми знал кого-то из жителей деревни. Этот человек пробрался в дом вместе с певцами. Задержался, когда все ушли, спрятался и дождался появления Рейнера. Наверное, они виделись раньше и договорились о встрече. Завязалась ссора, закончившаяся убийством. Преступник испугался и бросился наутек прямо по лужайке. – Секретарь заметно воодушевился. – Да, все случилось именно так! Отсюда и следы. На снегу осталось три тропинки: от Уинтона, Рейнера и убийцы, – две ведут к дому, а третья – от дома!
– Похоже, вы ощутили присутствие нашего старого приятеля – незнакомца из прошлой жизни, – заметил Мордекай Тремейн и многозначительно добавил: – А мне-то казалось, что в эту версию вы не верите.
– Не верил. Но только до убийства. К тому же все, что вы рассказали, представляет события в ином свете. Остается найти участника хора, который после выступления не ушел вместе с другими. Этот человек убил Джереми. Вы тоже так думаете, Мордекай, потому и спешите попасть в деревню. Разве не правда?
– Будет интересно выяснить, знал ли Рейнера тот, кто остался в доме. Если удастся найти ответ, получим неплохой старт для дальнейших поисков. Невозможно предположить все и сразу, Ник.
Секретарь вздохнул:
– Да, вы правы. Я слишком увлекся поисками решения, не затрагивающего обитателей дома.
Они продолжали путь. Мордекай Тремейн энергично размахивал руками и с удовольствием вдыхал морозный воздух.
– Что вам известно о профессоре Лорринге, Ник? – произнес он.
Блейз пожал плечами:
– Немногое. Впервые его вижу. Наверное, Бенедикт где-то встретил ученого и пригласил на Рождество. Он нередко так поступает.
– Довольно странный выбор. Профессор совсем не вписывается в общую картину. Например, даже до того, как произошло убийство, он не спешил радоваться празднику.
– Если хотите сказать, что Лорринг вел себя как старый мизантроп без капли теплой крови в жилах, то я полностью согласен. Возможно, Бенедикт пригласил профессора в надежде смягчить его суровый нрав. Вы же знаете, какой он идеалист.
– Как по-вашему, Лорринг и Рейнер были знакомы раньше?
– Если и были, то ничем себя не выдали. – Николас Блейз взглянул на него. – А что, относительно Лорринга возникли подозрения? Должен признаться, что не испытываю к нему теплых чувств, но в то же время не вижу в его поведении ничего особенного.
– Могу лишь догадываться, – ответил Мордекай Тремейн, – но полагаю, что последний подарок снял с елки именно профессор. Хотелось бы узнать зачем.
– Если снял, то вполне мог сделать это внезапно, поддавшись мгновенному порыву. Говорят, ученые порой ведут себя непредсказуемо. А если он проводил какое-нибудь исследование? Планировал вернуть подарок на место, но вокруг дерева собралось много людей и сделать это не удалось.
– Следовательно, вы не видите в его поступке ничего из ряда вон выходящего?
– Трудно сказать, – пожал плечами Блейз.
– А как насчет других подарков? Почему они пропали?
Секретарь задумался:
– Самое простое объяснение способно оказаться самым верным. Обычная кража.
– Считаете версию вероятной?
– Почему нет? Если тот человек действительно собрался поживиться, то забрал все, что смог ухватить. Наверное, решил, что в таком большом доме дарят дорогие подарки.
– Не исключено. Но два обстоятельства остаются без ответа: во-первых, с какой стати Рейнер нарядился в костюм Санта-Клауса, а во-вторых, каким образом его пистолет оказался в его же комнате.
– Все потому, что мы пока не знаем, кто из хористов остался в доме, – возразил Блейз. – Как только выясним, объяснения появятся.
– В том числе станет понятно, куда делось бриллиантовое колье? – осведомился Мордекай Тремейн.
– А вот эта часть истории мне совсем не нравится, – промолвил секретарь. – Боюсь, Мордекай, что виноват кто-то из домашних. С тех пор как Бенедикт сообщил о пропаже, стараюсь не думать ни о ком плохо, и все же ясно, что похититель отлично знал, где искать драгоценности, и имел возможность проникнуть в комнату, пока хозяина там не было.
– Вы кого-то подозреваете, Ник, – заявил Мордекай Тремейн. – Кого же?
Секретарь покачал головой:
– Простите, Мордекай. Не имею права называть имен.
Он явно чувствовал себя неловко, и Тремейн решил не настаивать. В любом случае теперь он понимал, что творится в голове собеседника.
За поворотом дороги взору предстала деревня Шербрум. Безмятежно раскинувшись у склона холма, сейчас она выглядела необитаемой, и лишь тонкие столбики дыма над крышами напоминали о присутствии жителей. Снег покрывал холмы, толстым слоем лежал на окрестных полях, украшал голые ветки деревьев возле живых изгородей и создавал впечатление лаконичного графического этюда, мастерски выполненного в черно-белых тонах. Мордекай Тремейн вспомнил первое впечатление от поездки по пустынной главной улице в унылом свете зимних сумерек. Тогда показалось, будто заколдованное царство не предназначено для простых смертных. Скорее здесь вершат свои таинственные дела эльфы, гномы и прочие волшебные существа.
А еще живут фантазии…
Мысль закралась в сознание подобно настороженному шепоту. Если одна фантазия раскинулась перед его взором, то сколько же их осталось за спиной! Невозможно найти картину более причудливую, чем Санта-Клаус, распростертый на полу под рождественской елкой, полностью лишенной подарков!
Пару мгновений Николас Блейз пристально наблюдал за Тремейном, а потом проговорил:
– Живописное местечко, особенно сейчас, когда выпал снег. Странно думать, что в этот самый момент где-то тут может прятаться убийца.
– Действительно странно, Ник, – кивнул Мордекай Тремейн.
Душа его страдала. Давно ставшая частью существа глубокая любовь к добродетели беспомощно протестовала. Неправильно, что жадность и ненависть, страх и насилие проникают в самые прекрасные уголки милой патриархальной Англии. Плохо, что созданная высшим разумом холодная зимняя красота осквернена неспособностью человека жить в ладу с самим собой и с окружающими людьми; что убийство чернеет подобно грязному пятну на безупречно белой скатерти.
Хотелось верить, что влюбленным всегда светит солнце, чувствовать в небесах присутствие Бога и знать, что все правильно в мире, где не звучат фальшивые ноты. Возможно, так проявлялась слабость, сказывалось стремление уйти от реальности, спрятаться от горькой правды бытия. Однако избавиться от собственной души невозможно.
Путники зашагали дальше по снегу, а когда приблизились к церкви, увидели у ворот пастора. Тот сразу узнал Николаса Блейза и кивнул в знак приветствия.
– Доброе утро, – дружелюбно произнес он и, немного помолчав, смущенно добавил: – Слышал страшную новость. Хотел дойти до вашего дома и узнать, не нужна ли помощь, но решил, что не нужно вторгаться, если тебя не просят.
– Очень благородно с вашей стороны подумать о нас, – ответил Блейз. – Полиция уже все взяла под свой контроль. Сделать ничего нельзя, остается лишь сидеть и ждать.
– Ах да, – вздохнул пастор. – Полиция. Офицеры, естественно, заняты расследованием. – Он печально покачал головой. – Бедный мистер Рейнер! Ужасная кончина! Да еще в то время, когда мы должны думать о мире на земле и о милосердии. Вдвойне трагично.
– Наверное, вы много общались с мистером Рейнером? – спросил Мордекай Тремейн.
Пастор покачал головой:
– Я знал этого человека, но, к сожалению, редко видел среди прихожан.
На мгновение сквозь образ священника проступил простой смертный и отдал дань любопытству:
– У полиции уже появились версии и подозрения?
– Если появились, то хранятся в тайне, – ответил Николас Блейз.
Мордекай Тремейн перевел разговор в иное, более безопасное русло:
– Нам очень понравилось пение хора. Голоса звучали прекрасно.
Внезапная перемена темы не огорчила пастора. Напротив, он испытал заметное облегчение, словно пожалел о вопросе и теперь спешил отвлечь от него внимание собеседников.
– Очень рад, – улыбнулся он. – Уверен, что певцы тоже получили огромное удовольствие от выступления в главном доме деревни. Достойная кульминация вечера.
– Участники вашего хора – местные жители? – осведомился Мордекай Тремейн.
Ему показалось, будто пастор замялся.
– Разумеется, я всех их знаю, – наконец ответил он.
– Они из этой деревни?
– Из деревни и из ближайших окрестностей. За исключением Дезмонда Латимера. Впрочем, он тоже свой, хотя живет в одном из центральных графств.
Обманчиво беззаботный вид Мордекая Тремейна скрывал далекоидущие намерения.
– Латимер? Довольно высокий, хорошо сложенный, темноволосый?
– Описание полностью соответствует внешности, – подтвердил пастор.
До сих пор его внимание было сосредоточено на Николасе Блейзе, но сейчас священнослужитель с любопытством взглянул на стоявшего рядом с секретарем скромного джентльмена в пенсне.
– Вы с ним знакомы?
– Пока не представлены друг другу, – пояснил Мордекай Тремейн. – Но я увидел его среди хористов и особенно отметил, потому что, подъезжая к дому, встретил у ворот. Боялся заблудиться в темноте и спросил, где находится Шербрум-Хаус.
Он помолчал в ожидании реакции. Доброе лицо пастора было задумчивым и слегка озадаченным. Тремейн заметил сомнение и продолжил:
– Следует признать, незнакомец удивил необычной внешностью. Похоже, ему есть что рассказать.
– Латимер снимает в деревне комнату. Можете с ним встретиться, – произнес пастор.
– Очень бы хотелось, – признался Тремейн с беспечным видом и, словно между прочим, добавил: – Полагаю, святой отец, все ваши… подопечные покинули Шербрум-Хаус так же дружно, как и явились?
Пастор удивился, не сразу поняв, что подразумевает любознательный джентльмен.
– После выступления? Вы это имеете в виду? Да, мы вышли все вместе.
– Вы уверены? Хор большой. Четырнадцать человек. Думаю, кто-то мог отстать. Заметить непросто, особенно в темноте.
– Четырнадцать? Честно говоря, не пересчитывал. Да, пожалуй, кто-нибудь мог потеряться. Мы выходили отдельными группами… – Священник неожиданно замолчал и встревожился. Смысл разговора наконец-то дошел до него. – Вы ведь не думаете, что кто-то действительно пропал?
– Я лишь хотел узнать, уверены ли вы, что все хористы оставались на месте. Предположим, вам зададут такой вопрос. Сможете ли вы подтвердить, что каждый из подопечных вышел из дома вместе с остальными?
Пастор покачал головой:
– Нет, боюсь, что не смогу. – Он заметно разволновался. – Сожалею, джентльмены, что не имею возможности продолжить беседу. Служба обязывает. Надеюсь, вы простите?
– Разумеется, – кивнул Мордекай Тремейн. – Это вы извините меня за то, что задержал вас своими банальными вопросами. Кажется, становлюсь чересчур любопытным!
Пастор торопливо повернулся, зашагал по дорожке и вскоре скрылся в церкви. Постояв секунду-другую, Тремейн и Блейз пошли дальше.
– Вы совсем расстроили старика, Мордекай, – заметил Николас Блейз. – Он определенно что-то знает, причем об этом самом Латимере.
– Вероятно, – согласился Тремейн. – Когда я спросил, мог ли кто-нибудь из подопечных остаться в доме, сразу стало понятно, что пастор об этом не думал. Но так же было ясно, что в первую очередь он заподозрил именно Латимера. Следовательно, святой отец знает, почему именно эта овечка могла отбиться от стада.
– Хочется его догнать и поставить вопрос ребром, – решительно заявил Блейз, – но скорее всего внятного ответа не последует.
– Не переживайте, Ник. Пастор вряд ли утаит важную информацию. Он не нарушит тайну исповеди в разговоре с нами, но когда придет время, честно изложит офицеру полиции все, что услышал от прихожан.
В деревне теплилась жизнь. Мимо пробежала веселая детская компания с санками, и Мордекай Тремейн проводил ребятишек нежным грустным взглядом. Чуть дальше из ворот гостиницы вышли два явно не местных человека. Одежда выдавала городских жителей, причем оба посмотрели на Тремейна и его спутника так, словно спрашивали, что привело их в Шербрум.
Мордекай Тремейн ощутил легкое возбуждение. Репортеры. Итак, пресса уже заинтересовалась событием. А ведь до сих пор царила тишина. Убийство, случившееся в ранние часы рождественского утра, не попало в предпраздничные номера газет. В первый и второй дни Рождества английская пресса хранила молчание. И только к северу от границы, где шотландцы терпеливо дожидались наступления Нового года, можно было прочитать мировые новости.
Но завтра – ах завтра! Страницы запестрят сенсационными заголовками газет. Специальные корреспонденты поразят читателей красочным рассказом о том, как смерть явилась в Шербрум и разрушила рождественскую сказку. Глаза Мордекая Тремейна азартно заблестели.
– Давайте зайдем и что-нибудь выпьем, Ник, – предложил он и направился к гостинице, однако в двух шагах от двери остановился и схватил его за руку. – Помяни черта, и он появится!
Из бара появился мужчина – высокий, темноволосый. Плотной фигурой он почти загородил дверной проем. В его взгляде мелькнуло узнавание, и он замедлил шаг, но только на пару мгновений. Прежде чем Мордекай Тремейн успел обратиться к нему, незнакомец быстро прошел мимо.
– Не желает вступать в разговор, – усмехнулся Николас Блейз. – Ничего удивительного.
Мордекай Тремейн поправил пенсне на переносице.
– На его месте я тоже вряд ли захотел бы общаться, – заметил он.
Они вошли в бар. Низкий потолок едва не вибрировал от гула множества голосов. Табачный дым висел плотным синим туманом. Ощущался волнующий, терпкий аромат рождественских сигар. Мордекай Тремейн уверенно прошествовал к стойке и заказал пиво. С кружкой в руке он принялся изучать посетителей – преимущественно местных жителей. Тремейн слышал характерный говор, видел загрубевшие от крестьянского труда руки. В дальнем конце зала дружная компания играла в дартс. Вдруг зрители притворно застонали и засмеялись. Кто-то позорно промахнулся: стрела вонзилась в доску в двух дюймах от мишени.
Сквозь дымовую завесу Мордекай Тремейн не без труда рассмотрел неудачника. Тот снова прицелился и на сей раз уверенно попал в двойную вершину. Игрок стоял боком. Профиль четко выделялся на фоне просторного эркера. Это лицо Тремейн уже видел в Калнфорде… в зеркале, когда сидел в чайной. Заметил ли его игрок в тот момент, когда они с Николасом Блейзом вошли в бар? Может, потому и промахнулся? Он дернул спутника за руку.
– Знаете его, Ник?
Блейз кивнул. В его голосе прозвучала настороженность.
– Да. Его зовут Бретт. Он снимает комнату в гостинице.
– Чужой?
– Не из наших мест.
– Я уже видел его однажды, – пояснил Мордекай Тремейн. – Причем в обществе Шарлотты Грейм. Вас это не удивляет?
– Шарлотта знает, что вы ее видели? – спросил Блейз, не дав прямого ответа.
– Да. Потому что упорно отрицала, что находилась там.
Тремейн не смотрел на Блейза. Он все еще изучал человека, стоявшего среди участников игры. Кажется, пока Бретт не замечал, что за ним наблюдают. Тайный друг Шарлотты Грейм оказался не настолько высоким, как думал Тремейн, да и худоба не так явно бросалась в глаза, как в ярком свете чайной. Однако нервная, пружинистая энергия по-прежнему присутствовала в нем. Глаза под густыми бровями горели тем же странным огнем, а лицо хранило голодное, жадное выражение. Пугливым этот человек определенно не был. Может, его промах случайно совпал с появлением в баре двух новых посетителей?
Мордекай Тремейн взвесил шансы и пришел к выводу, что версия совпадения неприемлема. Если Бретт и не заметил, как они с Блейзом вошли, то наверняка обратил внимание в следующий момент, и рука дрогнула. Но почему же игрок занервничал при виде человека, которого встретил лишь однажды, да и то вряд ли запомнил? Напрашивался разумный ответ: за прошедшее с той мимолетной встречи время Бретт успел узнать нечто такое, что заставило его бояться Мордекая Тремейна.
Картина начала проясняться. Вчера днем Шарлотта Грейм тайком вышла из дома. Только она, если не считать Люси Тристам, знала о случайной встрече в Калнфорде. Скорее всего мисс Грейм нашла Бретта и сообщила, что Мордекай Тремейн увидел их вместе и запомнил. А еще предупредила, что джентльмен сотрудничает с офицером полиции, расследующим убийство Джереми Рейнера. Итак, холодным мрачным днем Шарлотта Грейм отправилась к Бретту, чтобы известить его об опасности. Следовательно, на то имелась серьезная причина.
Глаза привыкли к дыму, и теперь Мордекай Тремейн отчетливо различал резкие черты лица игрока. Видел жесткую линию тяжелого подбородка, даже багровый синяк под глазом и длинную кривую царапину на щеке. Внезапно он понял происхождение этих ран и затаил дыхание. Картина, до этого момента остававшаяся темной и туманной, вдруг ожила в мельчайших подробностях. Мордекай Тремейн тщательно проверил каждую логическую линию. Если удастся все запомнить сейчас, пока впечатления свежи, то больше не придется двигаться вслепую, мучительно пытаясь уловить в колебании теней размытые контуры правды.
В дальнем конце бара мелькнуло лицо. Внимательное, ничего не упускающее, умное. Лицо это показалось Тремейну смутно знакомым. Пришлось заглянуть в пыльную кладовую памяти, чтобы отыскать причину тревожного ощущения дежавю. И причина нашлась. Репортер. Лицо, сосредоточенное на его персоне, принадлежало журналисту, так же пытавшемуся вспомнить, где он видел скромного немолодого джентльмена в старомодном пенсне.
Мордекай Тремейн поставил на прилавок пустую кружку и повернулся к Николасу Блейзу:
– Кажется, нам пора, Ник.
Выйдя из бара, он вздохнул с облегчением. Вряд ли присутствие в деревне журналистов могло нести конкретную опасность, но все же следовало вести себя осторожно. Если один из сообразительных репортеров свяжет его с личностью того Мордекая Тремейна, который не так давно прославился расследованием другого преступления, сотрудничество с суперинтендантом окажется под угрозой. Несмотря на готовность к неофициальному общению, газетной шумихи Кэннок не одобрит. Ему предстоит регулярно отчитываться перед начальством, а оно не потерпит участия сыщика-любителя в серьезном полицейском расследовании.
На обратном пути Николас Блейз хранил молчание, и погруженный в размышления Мордекай Тремейн не пытался вовлечь его в разговор. Лишь около ворот Блейз неуверенно заметил:
– Не хочу, чтобы вы, Мордекай, подумали, будто я что-то скрываю. Особенно после того, как сам вас сюда пригласил. Но есть вещи, о которых я не имею права говорить.
Мордекай Тремейн взглянул на него поверх пенсне:
– Имеете в виду нашего друга мистера Бретта?
– Да, Бретта.
Тремейн улыбнулся. Его глаза светились теплом и пониманием, однако секретарь слишком глубоко погрузился в свои переживания, чтобы заметить это.
– По-моему, я знаю причину, Ник.
Они проходили мимо сторожки. Блейз посмотрел в сторону.
– Как вы думаете, что заставило Джереми Рейнера отправиться сюда среди ночи? – произнес Тремейн.
Секретарь резко обернулся:
– Разве он сюда приходил?
– Да. Судя по всему, непосредственно перед убийством. Можете что-нибудь предположить, Ник? Зачем ему понадобилось лезть по снегу, когда все уже спали?
– Ясно одно, – медленно проговорил секретарь. – Мотив был серьезным. Что считает полиция? Полагаю, им это обстоятельство известно?
– Известно лишь то, что Джереми Рейнер заходил в сторожку. Остается выяснить зачем. Во время моей последней встречи с суперинтендантом он еще этого не знал. Может, мистер Грейм представит убедительную версию?
Николас Блейз ответил после долгой паузы:
– Бенедикт прочно завладел вашими мыслями, Мордекай. Мое мнение по данному вопросу вам известно.
– Твердая позиция делает вам честь, Ник, но, к сожалению, не дает ответа на вопрос. Если Джереми Рейнер зачем-то отправился ночью в сторожку, то напрашиваются два объяснения: или он пошел туда по собственной инициативе, или кто-то приказал ему зайти в заброшенное строение. Если верна первая причина, то перед нами открывается широкое поле возможностей, но если вторая, тогда… отправить его туда мог единственный человек, обладавший значительным влиянием. Бенедикт Грейм.
– Но зачем Бенедикту понадобилось посылать Рейнера в сторожку? Там давно никто не живет. Да и время выбрано более чем странное.
– Мне показалось, что вы могли бы предположить разумную причину.
Николас Блейз помрачнел:
– Послушайте, Мордекай, если вы подозреваете в преступлении Бенедикта, то совершаете огромную ошибку. Я точно знаю, что он невиновен. Не сомневаюсь, что порой между друзьями возникали разногласия, но они всегда оставались близкими людьми.
– Можете ли вы доказать невиновность мистера Грейма, Ник? – не отступал Мордекай Тремейн. – Доказать, что, развесив подарки и поднявшись к себе, он вскоре не спустился снова?
– Нет, – признался Блейз после долгого молчания. – Но я знаю Бенедикта и уверен, что он не убивал Джереми!
Его искренность проявилась в ноте отчаяния. Мордекай Тремейн сдержанно заметил:
– Не терзайте себя, Ник. Пока обвинения против вашего хозяина нет. Обещаю, что, если появится нечто важное, немедленно вам сообщу.
Ленч прошел в обычной угрюмой обстановке. Время от времени все натужно пытались изобразить веселье, однако вскоре снова наступало глубокое молчание. За каждым стулом словно стоял призрак Джереми Рейнера. Осмотревшись, Мордекай Тремейн увидел, что лишь хозяин да он сам свободны от гнетущего страха. Мистер Грейм воодушевленно рассуждал, энергично привлекая и удерживая всеобщее внимание, и вообще действовал, как капитан получившего пробоину судна, отчаянно старающийся сплотить испуганную команду.
За время, прошедшее с момента убийства, Грейм значительно укрепил собственное положение. Другие с каждым часом все больше волновались, а он уверенно набирал силу. Мордекаю Тремейну показалось даже, будто хозяин наслаждается ситуацией. И не просто наслаждается, но каким-то образом контролирует ход событий. Тремейн посмотрел на Бенедикта и наткнулся на лукавый взгляд голубых глаз. Густые брови слегка поднялись. Наверное, мистер Грейм приглашал разделить шутку, которую, по его мнению, могли оценить только двое.
Джеральд Бичли к ленчу не вышел. Пустой стул словно являл собой вопросительный знак, приглашавший к комментариям, однако до сих пор их не получивший. Похоже, все знали, что упоминать об отсутствии Джеральда не следует. И только Мордекай Тремейн, еще не успев познать всех тонкостей местного этикета, отважился спросить прямо:
– Интересно, что случилось с мистером Бичли? – обратился он к Розалинде Марш, которая вновь оказалась его ближайшей соседкой.
Та посмотрела на него с легким удивлением:
– Я думала, вы уже знаете. Джеральд снова утонул в бутылке.
– Снова?
– Это случается далеко не впервые, – пояснила мисс Марш.
Судя по всему, она решила, что Тремейн изображает неведение, чтобы вытянуть из нее информацию. Короткий диалог с Розалиндой Марш уже привлек внимание присутствующих. Мордекай Тремейн полагал, что конкретные слова не долетели до любопытных ушей, но и Остин Деламер, и профессор Лорринг смотрели в их сторону настороженно.
Обстановка в доме накалилась до такой степени, что каждый из его обитателей тайно следил за остальными, стараясь не пропустить даже мелкой подробности, имевшей отношение к трагедии. И все, как один, следили за Тремейном. Каждое действие и слово подвергалось анализу в надежде обнаружить намек на суждения и подозрения как опасного джентльмена, так и сотрудников полиции.
Мордекай Тремейн подумал, что не столько сидит на пороховой бочке, сколько служит фитилем. Осталось лишь поднести спичку, чтобы бочка взорвалась.
После ленча Бенедикт Грейм взялся развлекать гостей. Он решил, что нельзя сидеть по комнатам, размышлять о худшем и обреченно ждать, когда всеобщее раздражение и подозрение приведут к неизбежному кризису. Вторая половина дня прошла в старомодных играх. Странно, что никто не отказался участвовать в нелепых забавах. Даже профессор Лорринг позволил завязать себе глаза, ограничившись невнятным ворчанием.
Основная нагрузка легла на плечи Николаса Блейза. Снова и снова хозяин окликал секретаря, и тот безропотно позволял превратить себя в мишень для нового издевательства. С его лица не сходила улыбка, хотя внутреннее напряжение порой прорывалось в нервозной суете. В отношении Ника к благодетелю присутствовала почти собачья преданность, казавшаяся Тремейну особенно трогательной.
Бенедикт Грейм так властно руководил весельем, что скрыться от этого было трудно. Когда же наконец неуемная энергия хозяина истощилась, Мордекай Тремейн незаметно выскользнул из гостиной и вздохнул с облегчением. Обстановка, накалившись до предела, уже граничила с истерикой. Зрелище множества взрослых людей, скованных темным страхом и в то же время из последних сил пытавшихся изобразить веселье, предстало не просто гротескным, но почти неприличным.
Дверь комнаты Джеральда Бичли была заперта. Мордекай Тремейн постучал с бесцеремонностью человека, не допускавшего мысли об отказе, и через несколько мгновений услышал шаркающие шаги. Дверь распахнулась. Неестественно румяный Джеральд Бичли стоял на пороге, покачиваясь, и смотрел на него в упор.
– Я хочу поговорить с вами, – заявил Мордекай Тремейн.
Уверенный, твердый голос проник в размытое алкоголем сознание. Бичли не помешал незваному гостю войти. Он закрыл дверь и упал в придвинутое к камину кресло. Мордекай Тремейн посмотрел на пламя и спросил:
– Сегодня вы жгли улики?
На распухшем лице отчетливо проступил страх.
– О чем вы?
Хотя Джеральд Бичли много выпил, но способности соображать он еще не утратил. Покрасневшие глаза смотрели хитро и агрессивно.
– О том, что суперинтенданту Кэнноку известно, что вчера вы сожгли в камине костюм Санта-Клауса, и сделали это так неаккуратно, что полицейским экспертам не составило труда понять, от какой именно вещи вы пытались избавиться.
Бичли приподнялся в кресле.
– Пронырливая змея, – угрожающе пробормотал он. – Подожди, вот только доберусь до твоей мерзкой шеи…
Мордекай Тремейн невозмутимо посмотрел на него.
– Насилие вам не поможет, – спокойно произнес он. – А вот откровенность пойдет на пользу.
Его тон подействовал на Бичли отрезвляюще. Агрессия исчезла. Он снова упал в кресло.
– Что вам нужно?
– Вы купили в Калнфорде костюм Санта-Клауса, а потом сожгли в камине, потому что испугались, что его у вас найдут. В этом наряде вы разгуливали в ночь смерти Джереми Рейнера.
– А вы следили за мной! – воскликнул Джеральд Бичли, и в его голосе прозвучала ненависть. – Явились сюда, чтобы подглядывать, подслушивать и вынюхивать! Но чтобы выдвинуть обвинение, нужны доказательства, а против меня доказательств нет!
– Не стал бы заявлять столь уверенно, – возразил Мордекай Тремейн. – А если кто-нибудь сообщил полиции о том, что вы купили красную шубу и шапку? Положение не самое приятное.
– Возможно, – презрительно усмехнулся Бичли. – Вот только никто не сообщил.
– Ошибаетесь. Сообщил Бенедикт Грейм.
На самом деле мистер Грейм не обращался непосредственно к суперинтенданту, но, беседуя с Тремейном на террасе, понимал, что каждое слово будет передано Кэнноку.
Эффект оказался неожиданным. Джеральд Бичли начал задыхаться и откинулся на спинку кресла, словно получил сильнейший удар в грудь.
– Бенедикт? – прошипел он. – Бенедикт сказал?
Мордекай Тремейн кивнул:
– Да, мистер Грейм.
Бичли попытался приспособиться к новой сложной ситуации, которой совсем не ожидал. Облизнул губы. Пристально наблюдая за ним, Мордекай Тремейн увидел, что его лицо утратило выражение страха, а неуверенность уступила место мстительности. Наконец Бичли подался вперед. Глаза заблестели. Схватив Тремейна за рукав, он хрипло произнес:
– Если полиция стремится узнать правду, то имеет смысл ответить на один важный вопрос: где находился Бенедикт во время убийства Джереми?
– Разумно предположить, что спал в своей постели, – промолвил Тремейн.
– Дело в том, что его там не было, – заявил Бичли. – Комната пустовала.
– А откуда это обстоятельство известно лично вам?
На сей раз ему не удалось сохранить полную невозмутимость, и Бичли внезапно сообразил, куда завела его ненависть. Он снова откинулся на спинку кресла и замкнулся в себе, будто спрятался в раковину.
– Я пошутил, – произнес он. – Выпил лишнего. Сам не знаю, что говорю.
Глядя в его опухшее лицо, Мордекай Тремейн понял, что температура достигла точки воспламенения. Бичли испугался до такой степени, что мог поступить непредсказуемо. Оценив масштаб фигуры, величину и силу рук, Тремейн решил, что пришла пора ретироваться.
– Что ж, отлично, – миролюбиво заключил он. – Если вдруг почувствуете, что настроение изменилось, сразу дайте знать.
Джеральд Бичли не попытался задержать опасного посетителя. Тот беспрепятственно вышел в коридор, глубоко вздохнул, провел ладонью по лбу и подумал, что, наверное, так чувствует себя дрессировщик, выйдя из клетки тигра. Однако риск оправдался. Если Джеральд Бичли знал, что в ночь убийства комната Бенедикта Грейма пустовала, значит, заходил туда. А в результате пропало драгоценное колье.
Несомненно, лишь опасение выдать себя заставило его замолчать. В мстительном стремлении обвинить Бенедикта Грейма Бичли забыл, что разоблачает не только его, но и себя. Ночь не время для светских визитов. В сочетании с известными финансовыми затруднениями и странным вопросом в холле – не пропало ли что-нибудь – факт представлял неопровержимое свидетельство воровства.
Однако в данную минуту Мордекай Тремейн беспокоился вовсе не о судьбе колье. Важнее казалось то обстоятельство, что Бенедикт Грейм, не услышавший шума и так не скоро отозвавшийся на стук в дверь, в ночь убийства на некоторое время выходил из комнаты.
В мстительном порыве Джеральд Бичли раскрыл тайну своего благодетеля. До его свидетельства неподтвержденное алиби Бенедикта Грейма выглядело ничуть не менее убедительным, чем все остальные. А теперь оно разбилось вдребезги.
