Глава 13
Наверху
Отправив Фокса на второй этаж и оставив Найджела сочинять заметку для своей газеты, Аллейн пересек холл и заглянул в столовую. Там царил дух уныния и подавленности. Филлида Ли, Ормерин и Уотт Хэчетт сидели за столом; выглядели они так, будто наспорились уже до хрипоты.
Кэтти Босток застыла у камина, завороженно уставившись на огонь. Малмсли развалился в единственном кресле. Вальма Сиклифф и Бейсил Пилгрим сидели, обнявшись, на полу в полутемном углу.
На придвинутой к стене диванной подушке спала, свернувшись калачиком, Агата Трой. Возле двери на стуле с прямой спинкой восседал неподвижный, как изваяние, местный констебль.
Кэтти подняла голову, посмотрела на Аллейна и перевела взгляд на Трой.
– Она совсем уже дошла, – проворчала художница. – Может, позволите ей уйти?
– Потерпите, уже недолго осталось, – заверил Аллейн.
Он прошагал к стене и остановился, глядя на спящую Трой.
Ее и без того худенькое личико казалось совсем измученным. Под глазами темнели круги. Внезапно Трой беспокойно поежилась, потом вздохнула и открыла глаза.
– Ах, это вы, – сказала она.
– Извините, бога ради, – пробормотал Аллейн.
– Я вам нужна?
– Да, мне очень жаль. Всего на одну минуту – и больше я вас сегодня не побеспокою.
Трой села, пригладила волосы и попыталась встать, но пошатнулась и едва не упала. Аллейн сделал быстрое движение и подхватил ее. Несколько мгновений Трой стояла, опираясь на его плечо.
– О, черт, ноги совсем затекли, – пожаловалась Трой.
Она держалась за плечо Аллейна. Инспектор крепко сжимал ее локти, пытаясь понять, кто из них дрожит – Трой или он сам.
– Ну вот, кажется, все уже в порядке, – сказала она через час. Или через пару секунд. – Спасибо большое.
Аллейн отпустил ее и обратился к остальным:
– Извините, что причиняем вам столько неудобств. Хлопот у нас, сами понимаете, полон рот. Прежде чем позволить вам разойтись по комнатам, мы хотели бы осмотреть их. Надеюсь, никто не возражает?
– Я на все согласна, лишь бы скорей добраться до постели, – пробурчала Кэтти.
Возражающих не нашлось.
– Очень хорошо, – кивнул Аллейн. – Могу я попросить вас пройти со мной, мисс Трой?
– Да, конечно.
Выйдя из столовой, она спросила:
– Вы ищете что-то определенное?
– Точно не знаю, – осторожно ответил Аллейн. – Мне кажется… – Он запнулся, потом с горячностью заговорил: – Если бы вы знали, как мне все это неприятно! Впервые в жизни работа внушает мне отвращение!
– Идемте, – кивнула Трой.
Они поднялись по ступенькам на один пролет и оказались на площадке, от которой наверх вели уже две лестницы – налево и направо.
– Кстати, чтобы не забыть, – проговорил Аллейн. – Вы не знаете, что случилось с бутылью азотной кислоты, которая стояла на верхней полке в чулане?
Трой недоуменно посмотрела на него:
– С кислотой? Она там, на месте. Бутыль заполнили только в пятницу.
– Наверное, Бейли что-то напутал. Не беспокойтесь, просто мы обнаружили непонятные пятна и пытаемся выяснить их происхождение. Куда дальше?
– Спальни моих учеников расположены там. – Трой указала направо. – Ванные и моя комната – с противоположной стороны. Эта дверь, – она указала на дверь, открывающуюся прямо с площадки, – ведет к комнатам прислуги, черной лестнице и мансарде, где… в которой жила Соня.
Аллейн заметил полоски света под дверями двух комнат.
– Там работают Фокс и Бейли, – сказал он. – Если не возражаете…
– Мою комнату лучше осмотреть вам, – сказала Трой. – Идемте, я провожу.
Они поднялись по левой лестнице. Трой провела Аллейна в просторную светлую комнату, где все было белым – и стены, и ковер, и узкая кровать. Стену оживляла лишь одна картина, но на камине стояла прелестная хрустальная елочка со сказочными цветами вместо шишек. Трой подошла к камину и, чиркнув спичкой, зажгла огонь.
– Я ухожу, чтобы не мешать, – сказала Трой.
Аллейн промолчал.
– От меня еще что-нибудь требуется? – спросила Трой.
– Я хотел только сказать, что, будь у меня хоть малейшая возможность сделать одно-единственное исключение…
– С какой стати вы должны делать для меня исключение? – оборвала его Трой. – Не вижу для этого причин.
– Тогда представьте, что я корабельный стюард или иное бесполое существо, – неуклюже пошутил Аллейн.
– Ничего иного мне и не остается, мистер Аллейн. И не стоит терзаться угрызениями совести. Вы просто делаете свое дело.
– Это была попытка извиниться, – пояснил Аллейн, потупившись.
Трой, уже взявшись за ручку двери, обернулась.
– Я не хотела вас обидеть… – сказала она.
– Да, я понимаю. Я сморозил глупость…
– …но вы тоже должны понять: любой женщине неприятно, когда роются в ее нижнем белье. И тот унизительный факт, что вы подозреваете меня…
Аллейн в два прыжка очутился рядом с ней.
– Неужели вы не понимаете, что я подозреваю вас не больше, чем марсианскую принцессу?
Трой уставилась на него как на полоумного. Она открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. Затем, так ничего и не сказав, развернулась и вышла в коридор.
– Тьфу, черт! – выругался Аллейн. – Проклятие! Дьявол и преисподняя!
Он с минуту беспомощно пялился на дверь, за которой исчезла Трой, затем приступил к работе. Подойдя к комоду, выдвинул ящики и быстро пробежал пальцами по тонкому белью. В верхнем ящичке хранилась всякая всячина. В том числе несколько писем. Одно, начинавшееся словами: «Милая Трой!», было подписано: «Твой до ошаления, Джон». «Джон, – подумал Аллейн. – Джон Белласка?» Быстро пробежав глазами письма, он уже собирался вернуть их на место, но в последнюю минуту передумал и отложил в сторону.
– Что за мерзкое занятие! – пробурчал он под нос. – Недостойное, унизительное, подлое.
Он заглянул в платяной шкаф и быстро осмотрел развешанную в нем одежду Трой: платья, жакеты, вечерний наряд, старенькие замызганные брючки. Порылся в карманах. Господи, какой только ерундой она не набивала свои карманы! Кусочки угля, ластики, перепачканный в краске носовой платок, использовавшийся вместо тряпочки, и даже блокнот для этюдов, который художница ухитрилась запихнуть в карманчик, в котором с трудом поместилась бы пара наперстков. Взгляд Аллейна упал на до боли знакомый синий твидовый пиджак, в котором он запомнил Трой еще в Квебеке. Запустив руку в карман, Аллейн извлек из него письмо, подписанное Кэтти Босток. Это уже придется прочитать внимательно.
«И угораздило же тебя понабрать таких пиявок… Гарсия – скульптор от Бога, но ведет себя как последняя свинья… И где, спаси меня Вакх, ты откопала этого недоношенного аборигена? Из канавы с утконосами, что ли? Или из сумки пьяной кенгуру… Сегодня приехал Малмсли. С бородой точь-в-точь как ты описала, – мне она напомнила козлиную зад… Забавная штука – секс. Я даже в мыслях не допускаю ничего дурного, но с мужчинами у меня порядок. Ты – другое дело. Стоило бы тебе хоть пальчиком поманить, и они укладывались бы к твоим ногам штабелями. Но ты держишься так неприступно, что они не смеют хоть на что-то надеяться… (Аллейн мысленно погрозил Кэтти пальцем). Твои намеки по поводу сыщика мне не слишком понятны, но, коль скоро он помешал твоей работе, ты имела полное право оторвать ему башку и сгрызть ее с солью. Ишь, указчик выискался. И вообще, к чему ты клонишь? Ладно, третьего все расскажешь.
Твоя Кэтти».
Судя по адресу на конверте, Трой получила это письмо в Шато-Фронтенаке, в Квебеке.
«Должно быть, – подумал Аллейн, – я здорово надоел ей на борту парохода. Мешал работать. Черт бы меня побрал!»
Через минуту-другую он закончил обыск. Закрыв платяной шкаф, Аллейн в сотый раз кинул взгляд на фотографию мужчины, стоявшую на секретере. Приятное лицо, импозантная внешность. Вот, значит, кто подписывался: «Твой до ошаления, Джон». Уступив внезапному порыву, Аллейн ожег фотографию свирепым взглядом и скорчил злобную гримасу. Затем, повернувшись, чтобы идти, остолбенел: в проеме двери стояла Трой.
Аллейн почувствовал, что лицо его пылает до кончиков ушей.
– Вы закончили, мистер Аллейн?
Он судорожно сглотнул и выдавил:
– Да, спасибо.
Он прекрасно понимал, что Трой заметила его неприличную выходку, и поспешил объясниться:
– Я… э-э-э… слегка пригрозил этому фотоснимку.
– Да, я видела.
– Я осмотрел вашу одежду, порылся в карманах и просмотрел все письма. Можете ложиться спать. В доме останутся наши люди. Доброй ночи, мисс Трой.
– Доброго утра, мистер Аллейн.
Аллейн перешел в спальню Кэтти, но ничего, заслуживающего внимания, не обнаружил. Из-за беспорядка он провозился там гораздо дольше, чем в комнате Трой. На дне гардероба в бесформенной куче валялись скомканные рабочие брюки, перепачканные красками. Вечернее платье висело рядом с рабочим халатом. На полу выстроился ряд тупоносых сбитых туфель. Карманы были набиты всякой всячиной. Единственным личным посланием, которое ему удалось обнаружить, было письмо от Трой, отправленное из Ванкувера. Письмо пришлось прочитать. Характеристики учеников его здорово позабавили. Затем он прочитал абзац про себя:
«Уже под конец мне помешал один человек. Поначалу я приняла его за придурка из тех, что вечно ко мне цепляются, но он оказался неглупым парнем. Я даже сама почувствовала себя идиоткой… Похоже, этот парень у нее под каблуком; так что по большому счету он все-таки болван…» По мере того как Аллейн читал, брови его все сильнее ползли на лоб. Закончив, он присвистнул, аккуратно сложил письмо и возвратил его на место. Затем отправился на поиски Фокса и Бейли. Они к тому времени успели покончить с мужскими спальнями.
Фоксу не составило труда отыскать в комнате Малмсли экзотические принадлежности для курения опиума. Самого наркотика оказалось совсем немного, хотя по всем признакам в свое время банка была наполнена до краев.
– Это не вполне согласуется с рассказом мистера Малмсли, – заметил Аллейн. – Бейли уже проверил отпечатки пальцев?
– Да. И на трубке, и на лампе, и на банке имеются отпечатки Гарсии и Малмсли.
– Вот как, и на банке? Это любопытно. Ладно, давайте заканчивать.
Отослав Бейли в спальню Филлиды Ли, он вместе с Фоксом приступил к обыску комнаты Вальмы Сиклифф. Стены спальни украшали многочисленные портреты самой Вальмы, среди которых был один портрет Малмсли, один – Ормерина, два портрета Пилгрима и его же рисунок карандашом.
«Воистину “самовлюбленная нимфоманка”», – невольно подумал Аллейн, припомнив письмо Кэтти.
На столике у кровати красовался изящный карандашный портрет Пилгрима, подписанный «Сиклифф». Порядок в комнате царил идеальный, да и само присутствие женщины ощущалось в ней куда сильнее, чем в спальнях Трой и Кэтти. А количество одежды и головных уборов было у Сиклифф раза в три больше, чем у обеих женщин, вместе взятых. Модные брючки, платья, сшитые в Париже. Аллейн заметил, что дорожная сумка, с которой Сиклифф, судя по всему, ездила на уик-энд, еще не до конца распакована. Инспектор обнаружил в ней три вечерних платья, ночную рубашку, туфли, три пары перчаток, два дневных платья, пару беретов и сумочку, в которой, помимо прочих мелочей, лежала наполовину пустая склянка аспирина.
– Должно быть, Пилгрима, – произнес Аллейн, упрятав бутылочку в полицейский чемоданчик. – Теперь посмотрим переписку.
Писем было пруд пруди. Два ящика туалетного столика были доверху забиты аккуратно перевязанными стопками конвертов.
– На помощь! – позвал Аллейн. – Нам придется все это прочитать, Братец Лис. Вдруг что-нибудь раскопаем. Возьмите вот эту пачку, перевязанную красной лентой. Наверное, от Пилгрима. Да, точно.
Фокс водрузил на нос очки и принялся с непроницаемым лицом читать любовные письма, адресованные Бейсилом Пилгримом Вальме Сиклифф.
– Настоящий джентльмен, – произнес он по прочтении первых трех.
– Вам не везет, старина. Мне посчастливилось наткнуться на совершенно захватывающую эпопею. Чего в ней только нет… Влюбленный юноша сравнивает нашу искусительницу с миражом. А вот, кстати, и сонет!
В следующую минуту-другую слышалось только деловитое поскрипывание пера – Аллейн сосредоточенно строчил в блокноте. Вошел Бейли и возвестил, что у Филлиды Ли не нашлось ничего достойного внимания. Аллейн швырнул ему пачку писем:
– Вот, займитесь пока.
Бейли уныло кивнул.
– Кое-что есть, – произнес Фокс. – Это последнее письмо от достопочтенного мистера Пилгрима.
– И о чем в нем говорится?
Фокс прокашлялся и начал читать:
– «Милая моя! Меня, как всегда, мучают мысли, что я тебя не стою. В своем последнем письме ты призналась, что впервые обратила на меня внимание, когда поняла, что я не такой, как все остальные. Да, я согласен: сравнение с такими отпетыми проходимцами, как Гарсия, Малмсли и им подобные, может быть и впрямь в мою пользу. Откровенно говоря, мне претит ежедневно видеть тебя в их обществе. Такие люди, как Гарсия, не имеют права дышать с тобой одним воздухом, солнышко мое, моя чудесная, возвышенная Вальма. Да, многие в наше время способны лопнуть от смеха, услышав слова «чистая» или «возвышенная». Такие понятия им недоступны. Но ты, моя Вальма, и вправду чиста, как родник. Если я правильно истолковал твои строки – господи, даже не верится! – то и ты нашла во мне родственную душу. Боже, как я боюсь, милая, что ты во мне разочаруешься! Ведь отсутствие вредных привычек вовсе не делает меня Галахадом. Господи, что за ерунду я пишу! Благословляю тебя тысячи и тысячи…»
– Вот, пожалуй, и все, сэр, – закончил Фокс.
– Понятно, – кивнул Аллейн. – А в комнате Пилгрима нашли какие-нибудь письма?
– Нет. Должно быть, он отвез их в Анкертон-Мэнор.
– Вполне возможно. Мне бы хотелось взглянуть на то послание, в котором мисс Сиклифф поет ему дифирамбы. Да, Братец Лис, у этой красотки повадки лисицы, но хватка бульдога. Во всяком случае, наш будущий пэр – если, конечно, слухи о скорой кончине его отца не лишены основания, – не просто млеет от нее, но вдобавок еще и мучается комплексами. – Аллейн задумчиво потер кончик носа. – Влюбленные мужчины порой совсем теряют голову, Братец Лис. Настолько, что сами себя не узнают.
– Все эти письма, – произнес Фокс, стуча костяшками пальцев по пухлой стопке, – были написаны до приезда сюда. Должно быть, наши молодые условились о помолвке еще за месяц до этого.
– Вполне вероятно. Так, а что дал осмотр вещей юного Пилгрима?
– Ровным счетом ничего.
– Вы нашли у него аспирин?
– Нет.
– Ну надо же. Значит, та бутылочка, что я обнаружил среди пожитков мисс Сиклифф, и впрямь принадлежит ему. Хорошо. Давайте продолжим.
Некоторое время все трое сосредоточенно читали письма. На сей раз молчание нарушил Бейли.
– Вот письмо от Гарсии, – сказал он.
– Позвольте взглянуть, – протянул руку Аллейн.
Письмо было нацарапано карандашом на каком-то обрывке бумаги. Ни даты, ни адреса, ни даже конверта при нем не нашлось.
«Дорогая Вальма!
Я слышал, на ближайший семестр ты собралась к Трой. Я тоже. Я совершенно на мели. Ехать мне не на что, запас красок совсем иссяк. А я как раз собрался написать несколько картин. Словом, я приобрел в «Гибсоне» кое-какие мелочи и записал их на твой счет. Гибсону я сказал, что ты не возражаешь, а он не стал проверять, поскольку уже видел нас вместе. Как думаешь, не стрельнуть ли мне пятерку у Бейсила Пилгрима? Или сама раскошелишься? К возвращению Трой я уже встану на ноги – на горизонте маячат неплохие заказы. Словом, деньги появятся. Если ты не ответишь, я обращусь к Пилгриму. Больше не к кому. Кстати, это правда, что ты решила его захомутать? Лучше бы предалась любви со мной – безвозмездно.
Г.».
– Лихо, – покачал головой Фокс.
– Кажется, этот парень привык жить за чужой счет, – сказал Бейли.
– Он ничем не брезгует, – поморщился Фокс.
– Да, похоже, – согласился Аллейн. – Это и любые другие письма от Гарсии отложите в сторону, Фокс. Есть что-нибудь еще? Тогда пора закругляться. Скажите всем, Фокс, что можно идти спать. Мисс Трой у себя в комнате, а остальные еще сидят в столовой. Пойдем, Батгейт.
Несколько минут спустя они встретились в холле. Наконец обитатели Татлерз-Энда смогли отойти к столь долгожданному сну. В каминах догорали последние поленья, и дом постепенно погрузился в тишину, которую время от времени нарушали какие-то неясные скрипы и шорохи – звуки ночного дома. Бейли открыл входную дверь, Фокс погасил свет, а Найджел закурил. Аллейн стоял у подножия лестницы, словно к чему-то прислушиваясь.
– Все в порядке, сэр? – осведомился Фокс.
– Да, идем, – кивнул Аллейн. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, сэр, – эхом откликнулся местный констебль, оставшийся караулить в доме.
– Да, кстати, а где находится гараж?
– За углом дома, с правой стороны, сэр.
– Спасибо.
Входная дверь с грохотом захлопнулась у них за спиной.
– Вот дубина! – покачал головой Аллейн. – Ведь перебудит всех.
Стояла холодная, безветренная и безлунная ночь. Под ногами полицейских громко шуршал гравий.
– Я хочу заглянуть в гараж, – сказал Аллейн. – Ключ с доски я уже снял. Я не задержусь. Дайте мне чемоданчик, Бейли. А ты поезжай, Батгейт.
Включив фонарик, Аллейн обогнул дом и зашагал по дорожке к старой конюшне. Четыре стойла были перестроены в гаражи. Ключ подходил ко всем дверям. В первом гараже стоял дорогой спортивный «остин». «Пилгрима», – догадался Аллейн. Два следующих гаража пустовали, а в четвертом Аллейн увидел небольшой фургон. Он нахмурился. Подумав, измерил расстояние между колесами, затем – высоту от земли до днища кузова. Затем, открыв заднюю дверцу, забрался внутрь. Нашел кнопку выключателя и зажег свет. Две койки, складной столик, буфет и несколько шкафчиков – вот и вся нехитрая обстановка. Аллейн осмотрел шкафчики и нашел там краски, кисти, баночки и несколько холстов. Развернул один из них и, окинув пейзаж оценивающим взором, удовлетворенно хмыкнул.
– Трой, – проговорил он себе под нос.
Затем стал внимательно разглядывать днище. У самой двери нашел две темных вмятины, оставленные чем-то тяжелым. Дверца открывалась наружу. По нижнему краю ее виднелись царапины, которые появились совсем недавно. Инспектор осмотрел их через лупу. Параллельные, словно оставленные колесиками, темные следы он обнаружил и внутри фургона, но там они были менее четкие. Затем Аллейн проверил уровень горючего – в баке оставалось два галлона бензина. Аллейн снова обследовал пол и наткнулся на несколько уже знакомых на вид зеленовато-серых кусочков. Он аккуратно соскреб их и упрятал в маленькую жестянку. Затем перебрался в кабину и проверил, нет ли на рулевом колесе отпечатков пальцев. Четких отпечатков не было. На полу кабины валялось несколько окурков сигарет «Плейер». Еще один окурок Аллейн осторожно вытащил пинцетом из прорези у основания рычага коробки передач.
Вдруг снаружи послышался голос:
– В котором часу вам позвонить, сэр?
– Фокс! – встрепенулся Аллейн. – Извините, дружище. Что? Я совсем закопался?
– О нет, сэр. Берт Бейли уснул в машине сном младенца, а мистер Батгейт уехал в дом вашей матушки. Мистер Батгейт просил передать, сэр, что подумывает перерезать телефонные провода.
– Пусть только попробует, – усмехнулся Аллейн. – Послушайте, Фокс, мы только опечатаем этот фургон и сразу – домой. Давайте сделаем так: Бейли поедет в Лондон, а вы – ко мне. Матушка будет счастлива. Я дам вам чистую пижаму, мы несколько часов соснем, а рано поутру вернемся сюда. Согласны?
– Благодарю вас, сэр. Вы очень добры. С превеликим удовольствием.
– Вот и прекрасно!
Аллейн опечатал дверцу фургона, а за ней – и дверь самого гаража. Ключ упрятал в карман.
– Нечего им завтра резвиться, – сказал он. – Пойдемте, Фокс. Черт, ну и холодрыга!
Растолкав Бейли, они уговорились встретиться с ним утром в Ярде, а сами покатили в Дейнс-Лодж.
– Тяпнем по рюмочке на ночь глядя, – предложил Аллейн, входя в дом.
Фокс на цыпочках прокрался за Аллейном. Возле двери будуара леди Аллейн полицейские замерли и переглянулись. Из-за двери явственно доносились голоса.
– Ну и дела, черт возьми! – изумился Аллейн и, постучав, вошел.
В камине весело потрескивали поленья. Перед камином на пушистом коврике сидел, поджав под себя скрещенные ноги, Найджел Батгейт. Леди Аллейн в кружевном чепце и длинном голубом пеньюаре расположилась в кресле.
– Здравствуй, мамочка!
– Привет, милый. Мистер Батгейт рассказал мне про твое расследование. Очень занятно. У нас уже имеется целых три версии.
Она повернула голову и заметила Фокса.
– Это возмутительно, – с притворной серьезностью насупился Аллейн. – В Ярде мне устроят выволочку. Позвольте, мадам, представить вам мистера Фокса – его необходимо срочно уложить спать.
– О, конечно! – радостно закудахтала пожилая леди. – Какой сюрприз! Рада с вами познакомиться, мистер Фокс.
– Я тоже, – заулыбался Фокс, приближаясь и вежливо пожимая огромной лапищей предложенную сухонькую ручку.
– Родерик, принеси стулья и налейте себе чего-нибудь. Мистер Батгейт пьет виски, а я предпочитаю портвейн. Как я рада, что Родерик наконец соизволил привести вас, мистер Фокс. Я столько о вас слышала! Вы ведь уже раскрыли вместе уйму преступлений.
– Да, ваша милость, – скромно согласился Фокс. Он уселся на стул и чинно воззрился на старушку. – Для меня великая честь – сотрудничать с вашим сыном. Тем более что работать с таким человеком – одно удовольствие. Мы все счастливы, что мистер Аллейн вернулся.
– Виски с содовой, Фокс? – спросил Аллейн. – Мамочка, ты подумала, какая участь ждет твои глаза после неумеренных возлияний в час ночи? Тебе подлить, Батгейт?
– Нет, спасибо, у меня есть. Знаете, Аллейн, ваша мама убеждена, что Гарсия – не убийца.
– Не совсем, – поправила его леди Аллейн. – Я не утверждаю, что он не убийца: просто мне кажется, что вашу натурщицу убил не он.
– Ты говоришь загадками, – нахмурился Аллейн. – Что ты имеешь в виду?
– Мне кажется, его подставили. Сделали парня козлом отпущения. Возможно, этот ваш неприятный бородач. Судя по словам мистера Батгейта…
– У мистера Батгейта слишком длинный язык, – заметил Аллейн.
– Не сердись, милый. Должен же он был как-то развлечь старуху до твоего прихода. Он блестяще изложил мне суть дела. Я вникла в него и абсолютно убеждена, что Гарсию кто-то подставил. Бедняжка, все эти художники изображают его таким отталкивающим.
– В убийствах вообще мало привлекательного, моя дорогая, – заметил Аллейн.
– Если всерьез рассматривать кандидатуру мистера Малмсли, – вставил Фокс, – то им, насколько мы пока можем судить, движет честолюбие.
– Этого вполне достаточно, мистер Фокс. По словам мистера Батгейта, Малмсли – весьма одаренная, но тщеславная личность. Без сомнения, бедная девочка грозилась раскрыть его секрет. Наверняка сказала, что выставит его на посмешище, раззвонив всему свету, что он украл сюжет у Поля де Лимбурга. Должна тебе заметить, Родерик, что у Малмсли прекрасный художественный вкус. Картина – совершеннейшая прелесть. Помнишь, мы с тобой видели ее в Шантильи?
– Помню, но, к своему стыду, не сразу узнал ее в интерпретации Малмсли.
– Да, дорогой, это на тебя не похоже. Тут ты, конечно, сел в лужу. А что, мистер Фокс, если ваш Малмсли нарочно задержался в пятницу, чтобы одурманить Гарсию опиумом и подбить его на то, чтобы тот устроил смертельную ловушку натурщице? Вы не исключаете такой вариант?
– Да, мадам, это очень логично, – серьезно произнес Фокс, глядя на леди Аллейн с искренним одобрением. – Позвольте, я возьму ваш бокал.
– Спасибо. А как насчет Бейсила Пилгрима, Родерик?
– Что тебя интересует, мамуля?
– Я допускаю, что у молодого человека не все дома. Его папаша, Роберт Пилгрим, – сумасброд, каких мало. По-моему, он вообще чокнутый, как Мартовский Заяц. А жена его – Господи, упокой ее душу, – по-моему, приходилась ему не то кузиной, не то отдаленной родней. Отсюда и все их невзгоды. Сколько бедняжка ни рожала, все младенцы оказывались девочками. Бейсил стал первым и единственным мальчиком, но его бедная мать умерла при родах, не выдержав напряжения. А вскоре и у Роберта крыша поехала. Представляешь, в каких условиях воспитывался малыш? Ты не думаешь, что он может быть причастен к убийству?
– А Батгейт рассказал тебе про нашу беседу с Пилгримом? – в свою очередь, спросил Аллейн.
– Как раз начал рассказывать, а тут вы пришли. На кого похож Бейсил? Не на Роберта, надеюсь?
– По-моему, нет. Но он и впрямь безумно влюблен.
– Да, в Сиклифф. Что она собой представляет, Родерик? Современная и самостоятельная? Мистер Батгейт сказал, что она очень красива.
– Да, внешность у нее броская. Что-то в ней есть от авантюристки.
– Как по-твоему, она способна на убийство?
– Не знаю, мамуля. Ты понимаешь, что тебе уже давно пора спать, а мистеру Батгейту крепко влетит за болтовню?
– Мистер Батгейт знает, что я нема, как Великая Китайская стена. Верно, мистер Батгейт?
– Я настолько вас обожаю, леди Аллейн, – сказал Найджел, – что доверился бы вам, даже если бы вы были величайшей болтушкой в мире.
– Вот видишь, Родерик, – расплылась в улыбке леди Аллейн. – Ты меня совсем не знаешь. Что ж, пожалуй, мне и в самом деле пора на боковую.
Десять минут спустя Аллейн снова постучал в дверь материнского будуара.
– Заходи, мой дорогой, – позвал до боли родной высокий голос.
Войдя, Аллейн увидел, что мать сидит в постели в очках, читая книгу.
– Ты похожа на маленького сычика, – пошутил Аллейн, присаживаясь на край кровати.
– Ты уложил своих друзей? – спросила леди Аллейн.
– Да. Оба от тебя без ума.
– Какие милые. Я не слишком нескромно держалась?
– Чудовищно нескромно.
– Противный. А твой Фокс и впрямь очень приятный.
– Да, мамуля. Послушай, дело крайне деликатное.
– Я знаю. Ну, как она?
– Кто?
– Не притворяйся, Родерик.
– Мы уже успели поссориться. Я поступил как последний невежа.
– Зря ты так, Родерик. Ты не должен распускаться. А с другой стороны – кто знает. Как по-твоему, кто все-таки совершил это ужасное преступление?
– Гарсия.
– Из-за того, что накурился опиума?
– Не знаю. Ты никому не расскажешь?
– Ну что ты, Родерик!
– Я знаю, мамуля, я просто так, на всякий случай.
– Ты передал ей мое приглашение?
– К сожалению, не сумел выбрать подходящий момент. Я уеду на рассвете, мамочка.
– Поцелуй меня, Рори. Благослови тебя Господь, сыночек. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, моя родная.
