Глава 12
Развлечения Малмсли
Найджел вернулся, когда Аллейн еще покатывался со смеху, перечитывая письмо Бобби.
У журналиста вытянулась шея и загорелись глаза. Сделал стойку, подметил Аллейн.
– Что происходит? – с деланым равнодушием спросил Найджел.
– Бейли раскопал нечто сногсшибательное. Настоящее эпистолярное чудо. Можешь прочитать. Жемчужина в своем роде.
Найджел погрузился в чтение, заглядывая через плечо Фокса. Внезапно он прыснул.
– Неплохо эта девица залепила насчет Долорес Дюваль и абортного адреса.
– Угу, – кивнул Аллейн.
– Слушайте, Фокс, а как вам понравился пассаж насчет праздника на обеих улицах? Если «Генианджело Гарсия» согласен.
– Да, прелюбопытно. А «настоящая прелесть» – это, судя во всему, достопочтенный Пилгрим, – предположил Фокс. – Тем более что дальше она упоминает собственного любовника-лорда. Неужели Соня Глюк надеялась, что мистер Пилгрим на ней женится?
– Вряд ли, – покачал головой Аллейн. – Скорее речь шла о попытке шантажа. Она рассчитывала подоить Пилгрима. Собственно говоря, Пилгрим и сам этого не отрицал. «Если Генианджело Гарсия согласен». Не намек ли это на то, кто являлся ее истинным вдохновителем? Эх, хотелось бы мне поговорить по душам с мисс Бобби О’Доуни. У вас что-нибудь еще, Бейли?
– Ну, – замялся дактилоскопист, – не знаю, верно ли я поступил, но я прихватил вот эту книженцию. – Он протянул Аллейну изрядно обветшавшую синюю книгу. – Она вся покрыта отпечатками, мистер Аллейн. Кроме пальчиков убитой, я обнаружил на ней несколько тех же широких отпечатков, что и на двери. Кто-то также безуспешно пытался взломать чемодан, в котором я нашел эту книгу.
– «Утешение критика», – прочитал Аллейн, рассматривая книгу. – «К. Льюис Кинг, 1911». Да, неплохое издание. И репродукции приличного качества. Стоп, а это что такое? Чтоб я сгорел – вот оно где!
Он оторопело уставился на репродукцию картины, изображавшей трех косцов на фоне средневекового замка с бастионами, амбразурами и зубчатой крепостной стеной.
– Черт побери, Бейли, вы раскрыли тайну мистера Малмсли! Я ведь тогда сразу понял, что уже где-то видел его косцов. Господи, что я за дуралей! Да, вот как раз написано: «взято из книги «Три часа счастья герцога Беррийского» Поля де Лимбурга и братьев». Эта книга хранится в Музее Конде в Шантильи. Я полчаса извивался угрем, прежде чем хранитель позволил мне на минутку взять ее в руки. Феноменальное произведение. Н-да, воистину – не было бы счастья, да несчастье помогло.
– А в чем, собственно говоря, дело? – недоуменно осведомился Найджел.
– Фокс знает, – кивнул Аллейн. – Вы ведь помните, Братец Лис?
– Да, теперь я наконец сообразил, – признался Фокс. – Вот, значит, что имела в виду Соня, когда спросила Малмсли насчет его идей.
– Совершенно верно. Ведите же его скорей, старина. Больше мы дражайшему маэстро Седрику Малмсли хорохориться не позволим. Собьем спесь с голубчика. – Аллейн наклонился и аккуратно положил книгу на пол, возле ножки кресла.
– Хоть бы объяснили, в чем дело, Аллейн, – взмолился Найджел. – Из-за чего такой ажиотаж?
– Потерпи немного, Батгейт. А вы, Бейли, молодчина. Классно сработано. Больше ничего не нашли?
– Нет, мистер Аллейн.
– О, вот и наш Фокс!
В открывшуюся дверь первым вошел Малмсли. Аллейну сразу бросились в глаза роскошные нефритовые перстни, украшавшие неестественно мясистые пальцы художника.
– Я вижу, вы все трудитесь, мистер Аллейн, – ухмыльнулся Малмсли.
В ответ Аллейн загадочно улыбнулся и предложил Малмсли сесть. Найджел занял свое место за столом, Бейли остался возле двери, а Фокс молчаливо возвышался у камина, глядя на угасающие угли.
– Меня интересуют ваши передвижения с пятницы до вчерашнего вечера, мистер Малмсли, – с места в карьер начал Аллейн. – Надеюсь, вы окажете нам любезность и расскажете все без утайки.
– Боюсь, по части любезности природа меня обделила, мистер Аллейн. Что же касается передвижений, то я стараюсь двигаться как можно меньше и почему-то всегда выбираю неправильное направление.
– Однако, с вашей точки зрения, Лондон в пятницу днем лежал в правильном направлении.
– В том смысле, что, уехав в Лондон, я отвел от себя подозрения в совершении этого злодеяния?
– Не обязательно, – произнес Аллейн. Малмсли закурил сигарету. – Хотя вы уже рассказали, что отправились в Лондон на шестичасовом автобусе после того, как полдня провели в студии вместе с Гарсией.
– Да, я до смешного болтлив. Должно быть, потому, что нахожу собственную болтовню менее скучной и утомительной, чем чужие разговоры.
– Вам можно позавидовать, – произнес Аллейн.
Малмсли вопросительно вскинул брови.
– Что говорил вам в тот день Гарсия по поводу Пилгрима? – поинтересовался Аллейн.
– Пилгрима? – переспросил Малмсли. – Ах да, он сказал, что в лице Пилгрима Вальма Сиклифф обретет не мужа, а зануду. По его мнению, Вальме скоро надоест любоваться на его хорошенькую физиономию. Я же сказал, что куда скорее ей приестся его добродетельный нрав. Ведь от добродетельных мужей женщины страдают ничуть не меньше, чем от изменников.
«О господи, – подумал Аллейн. – Этот парень, кажется, начитался Оскара Уайлда». А вслух спросил:
– И что тогда?
– Тогда он ответил, что Бейсил Пилгрим не такой уж святоша. Я сказал, что не задумывался об этом. Тогда Гарсия предложил обсудить добродетель Сиклифф, присовокупив, что может про нее «ох как много» порассказать. Меня, признаться, это не прельщало. Я чувствовал, что помолвка Сиклифф с Пилгримом задела его за живое. Гарсия ведь – это ни для кого не секрет – всерьез увлечен ею, поэтому мне было неинтересно слушать, как он поливает ее грязью. Это так же нелепо и скучно, как выслушивать комплименты от человека, который тебя терпеть не может. Словом, я счел за благо сменить пластинку.
– И вы переключились на Соню Глюк?
– Гениальное озарение, инспектор, если бы я уже не сказал вам об этом раньше.
– Это едва ли не единственное из нашей беседы, мистер Малмсли, что я запомнил. По вашим словам, Гарсия спросил вас… – Аллейн сверился с записной книжкой, – не возникало ли у вас когда-нибудь желания убить свою любовницу – просто так, ради острых ощущений. Так?
– Да, – кивнул Малмсли.
– И что вы ответили?
– Я ответил, что никогда не связывал себя с женщиной настолько крепкими узами, чтобы она имела право назвать себя моей любовницей. Видите ли, есть в слове «любовница» нечто угрожающе постоянное. Тем не менее тема эта сама по себе достаточно приятная, и мы некоторое время и впрямь развивали ее. Гарсия подошел к моему мольберту, посмотрел на мой эскиз и сказал: «Нет, овчинка выделки не стоит». Я с ним не согласился, сказав, что, не испытав вкуса убийства, невозможно стать настоящим маэстро. «Ничто так не щекочет нервы, как убийство натурщика», – добавил я, напомнив ему про Микеланджело. Гарсия зловеще расхохотался и вернулся на свое место.
– Как по-вашему, он нормален?
– Нормален? А кого в наши дни, мой дорогой инспектор, можно назвать нормальным?
– Вы, конечно, правы, но все-таки, положа руку на сердце, вы поручились бы за то, что он абсолютно нормален?
– Пожалуй, нет, – ответил Малмсли после некоторого раздумья.
– Вам известно, принимал ли он наркотики?
Малмсли наклонился вперед, загасил окурок и оставил его в пепельнице. Потом полюбовался на свои нефритовые перстни и произнес:
– Представления не имею.
– Вам не доводилось замечать, какие у него зрачки? – продолжал Аллейн, не сводя глаз с Малмсли. – Зрачки ведь почти всегда выдают наркомана.
– В самом деле?
– Да. Они обычно сужены. Но время от времени резко расширяются. Вы, наверное, замечали это, если смотрели на себя в зеркало, мистер Малмсли.
– О, вы весьма сведущи, мистер Аллейн.
– Я еще раз спрашиваю вас, мистер Малмсли, употреблял ли Гарсия наркотики. Предупреждаю: все комнаты в этом доме подвергнутся самому тщательному осмотру. И какие будут приняты меры в том случае, если мои люди обнаружат у вас наркотики, целиком зависит от полноты и искренности ваших ответов.
Малмсли быстро перевел взгляд с Фокса на Найджела.
– Эти господа помогают мне в расследовании, – пояснил Аллейн. – Если же вы хотите пощекотать себе нервы, мистер Малмсли, полиция может обеспечить вам это удовольствие. Итак?
– Для Гарсии наркотики – слишком большая роскошь, – быстро ответил Малмсли. – Он ведь живет за чужой счет.
– А вы когда-нибудь предлагали ему… ну, скажем, раскурить по трубочке опиума?
– Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос.
– Что ж, имеете полное право. Однако предупреждаю: получив ордер, я немедленно прикажу обыскать вашу комнату и личные вещи.
Малмсли заметно увял.
– Одна только мысль об обыске внушает мне глубочайшее омерзение, – изрек он. – Я, знаете ли, весьма разборчив в выборе гостей.
– А Гарсия входил в число ваших гостей?
– Допустим, входил, и что из этого? Ладно, хватит играть в кошки-мышки. Я ведь давно раскусил вашу игру, инспектор. Вы хотите знать, не балуюсь ли я травкой, опиумом или чем-нибудь еще в этом роде? Да, случается. Друг подарил мне прелестный набор для курения опиума – из нефрита и слоновой кости. Мог ли я устоять перед таким искушением? С другой стороны, я не позволил себе впасть в зависимость. Собственно говоря, я не использовал и половины того запаса, что мне подарили. Я вообще неподвластен привычкам.
– И вы приглашали Гарсию курить опиум?
– Да.
– Когда?
– В прошлую пятницу. Днем.
– Наконец-то, – вздохнул Аллейн. – Где вы это делали?
– В студии.
– Где вам никто не мешал?
– Где нам было удобно.
– Вы собирались успеть на шестичасовой автобус. А ведь после опиума вас, должно быть, уже не слишком тянуло в Лондон?
Малмсли беспокойно заерзал.
– Собственно говоря, – медленно пояснил он, – я выкурил не полную трубку. Я вообще только раскурил ее, а потом передал Гарсии.
– А сколько выкурил он?
– Он докурил мою трубку. Только одну.
– Допустим. Теперь, если можно, уточните, как вы провели этот день. В студию вы отправились сразу после обеда. Гарсия был уже там?
– Да. Только пришел.
– И когда вы дали ему опиум? В котором часу?
– Господи, дорогой инспектор, разве я помню? Часа в четыре, кажется.
– Уже после того, как вы с ним побеседовали о женщинах, натурщице и тому подобном?
– Да, это логично завершало наш разговор. Речь ведь шла об удовольствиях. Вот мы и закончили опиумом.
– И вы сходили домой за принадлежностями для курения?
– Э-э-э… да.
– Ранее вы утверждали, что не покидали студию до самого отъезда в Лондон.
– В самом деле? Что ж, вполне возможно. Видимо, я решил не будоражить ваше воображение рассказом про опиум.
– Каково было состояние Гарсии, когда вы покинули студию? – спросил Аллейн.
– Он был совершенно спокоен.
– Он говорил еще что-нибудь после того, как выкурил опиум?
– О да. Немного, правда.
– Что он сказал?
– Что счастлив.
– И все?
– Сказал, что решительный человек найдет выход из любого, даже самого затруднительного положения. Больше, кажется, ничего.
– Вы отнесли опиум с трубкой назад, в дом?
– Нет.
– Почему?
– Горничная собиралась менять мне постельное белье. Мне не хотелось с ней встречаться.
– И где вы оставили наркотик?
– В коробке, под кроватью Гарсии.
– А когда забрали?
– Сегодня утром, до начала занятий.
– Все было на месте?
– Не знаю.
– Вы уверены?
Малмсли раздраженно фыркнул:
– Я заглянул в коробку. Опиум и трубка лежали там, где я их оставил. Я забрал коробку и отнес к себе.
– Сколько там опиума?
– Понятия не имею. По-моему, там еще полбанки.
– Как вам кажется, не мог ли Гарсия курить еще после вашего ухода?
– Ответ тот же – не знаю. Не думаю. Впрочем, я об этом не думал.
Аллейн изумленно посмотрел на него:
– Неужели вам и вправду не приходило в голову, к чему это могло привести?
– Боюсь, что не понимаю вас, инспектор.
– Мне кажется, вы прекрасно понимаете, мистер Малмсли. Все, что вы рассказали мне про Гарсию, позволяет сделать один весьма печальный вывод.
Малмсли подскочил как ужаленный.
– Что за дичь! – возмутился он. – Я рассказал вам всю правду. Вы… вы не имеете права обвинять меня в том, что я… что я нарочно одурманил Гарсию, чтобы…
– Вы все понимаете, мистер Малмсли. Вы перестали отпираться сразу после того, как поняли, что при обыске у вас найдут опиум. Вы также поняли, что, давая показания, Гарсия расскажет, как вы предложили ему опиум. Возможно, вы также слышали, что состояние наркотического опьянения может служить частичным оправданием при совершении преступления.
– Вы хотите сказать… Если Гарсию будут судить за убийство, он… попытается переложить часть вины на меня? Но это… это же просто чудовищно! Нет, я даже слушать вас не желаю. У вас разыгралось воображение, инспектор. На подобные измышления способны только очень впечатлительные натуры.
– И только глупец способен чувствовать себя в безопасности, учитывая все, что вы нам сейчас рассказали. Спуститесь на землю, мистер Малмсли. До сих пор вы изображали из себя эдакого современного Дориана Грея и интеллектуала. Такой образ едва ли способен вызвать доверие дотошных полицейских. Заявляю вам со всей ответственностью: ваше положение очень серьезно.
– Вы подозреваете Гарсию?
– Мы подозреваем всех вместе и никого в отдельности. Судя по вашим словам, в пятницу вечером, когда, как мы предполагаем, и подстроили эту ловушку, Гарсия вполне мог находиться в состоянии наркотического опьянения. Одурманили же его вы.
– По его собственной просьбе! – выкрикнул Малмсли, заметно утративший самообладание.
– Вот как? А вы уверены, что он это подтвердит? А вдруг он возьмет да заявит, что вы его уговорили?
– Нет, он сам захотел. И я дал ему всего одну трубку. Это сущий пустяк. Проспав несколько часов, он встал бы с совершенно ясной головой. Более того, когда я уходил из студии, он вообще уже на ходу засыпал.
– И когда, по-вашему, он мог проснуться?
– Не знаю. Как я могу судить? В первый раз опиум действует на всех по-разному. Трудно сказать. Но в любом случае по прошествии пяти часов он был уже как огурчик.
– Считаете ли вы, – тщательно подбирая слова, спросил Аллейн, – что роковую ловушку для Сони Глюк подстроил именно Гарсия?
Малмсли побелел как полотно.
– Не знаю, – пролепетал он. – Я ничего не знаю. Я думал, что… Словом, да – я считал, что это его рук дело. Но вы просто загнали меня в угол. Ведь если я соглашусь, что это он, то стану соучастником… Нет, я решительно отказываюсь…
Голос Малмсли сорвался на визг, губы дрожали. Казалось, он вот-вот расплачется.
– Ладно, хватит об этом, – жестко оборвал его Аллейн. – Теперь займемся вами. Итак, вы сели на шестичасовой автобус?
Больше понукать Малмсли не требовалось – он торопливо изложил во всех подробностях, как провел уикэнд. Посетил выставку, затем поужинал в «Савое» и поехал на квартиру приятеля. Там они просидели до трех часов ночи. Всю субботу провел в обществе того же приятеля. Вечером они вместе сходили в театр, а спать легли, как и в прошлый раз, совсем поздно. Аллейн то и дело перебивал его, уточняя подробности. Когда они закончили, уже никто не узнал бы в потрясенном и растерянном Малмсли прежнего самоуверенного спесивца.
– Ну что ж, вроде бы все ясно, – сказал наконец Аллейн. – Мы, разумеется, проверим все ваши показания, мистер Малмсли. Кстати, я посмотрел ваши иллюстрации – они очаровательны.
– Весьма признателен, – пробормотал Малмсли.
– Особенно мне приглянулась ваша акварель с тремя косцами.
Малмсли резко вскинул голову, но промолчал.
– Вам когда-нибудь приходилось бывать в Шантильи? – полюбопытствовал Аллейн.
– Нет.
– И вы не держали в руках книгу «Три часа счастья герцога Беррийского»?
– Нет, не имел счастья.
– Но возможно, вы видели иллюстрации к этой книге?
– Я… Может быть.
Глядя на внезапно побагровевшего Малмсли, Найджел усомнился, не пригрезилось ли ему поначалу, что у художника бледное лицо.
– А не помните ли вы книгу под названием «Утешение критика»?
– Я… нет, не помню…
– Может быть, у вас такая книга имеется?
– Нет… я…
Аллейн наклонился и, взяв с пола книгу, положил ее на колени Малмсли.
– Эта книга принадлежит вам, мистер Малмсли?
– Я… я отказываюсь отвечать. Это становится невыносимым.
– На ней стоит ваше имя.
Найджел вдруг посочувствовал Малмсли. Журналисту стало мучительно стыдно, будто он сам совершил позорный поступок. Ему даже захотелось, чтобы Аллейн отпустил художника. Молодой человек был окончательно сломлен. Уже не пытаясь оправдаться, он только вяло блеял и отбивался. «Чувство прекрасного, подсознание, воображение художника» и так далее.
– Все это, – произнес Аллейн уже смягчившимся тоном, – совершенно необязательно. Я здесь вовсе не для того, чтобы дискутировать с вами по поводу этических норм. Плагиат это или нет – решать вам, вашему издателю или, в конце концов, вашей совести. Меня интересует другое – как попала эта книга к Соне Глюк.
– Понятия не имею. Должно быть, я где-то ее обронил… Или забыл. Однажды, когда я работал в студии один, я взял туда книгу на целый день. Потом кто-то вошел, и я… отложил ее. Не думайте – я вовсе не стыжусь содеянного. Я имею полное право на этот сюжет. Я переписал его на свой лад.
– Вот, значит, что Соня имела в виду в тот день, когда спросила, где вы черпаете идеи?
– Да.
– Вы просили ее вернуть книгу?
– Да.
– А она отказалась?
– Она вела себя просто по-хамски. Я сказал, что нисколько не испугаюсь, если кто-нибудь увидит эти иллюстрации.
– Вы заходили в комнату Сони?
– Я имел на то полное право. Книга – моя собственность.
– Понятно. И вы пытались найти ее в отсутствие Сони. Должно быть, в пятницу, прежде чем уехать в Лондон. Да?
– Да.
– И вы ее не нашли?
– Нет.
– Бейли, где была эта книга?
– В запертом чемодане, сэр, под кроватью убитой. Кто-то пытался вскрыть замок чемодана.
– Это ваших рук дело, мистер Малмсли?
– Я имел на то полное право.
– Ваших?
– Да.
– Почему вы не рассказали об этом мисс Трой?
– Я… Трой могла… Трой вообще смотрит на жизнь сквозь розовые очки. Она могла бы неверно истолковать… извратить… Ведь женщинам, а уж тем более англичанкам, свойственно лицемерить…
– Достаточно, – жестко оборвал его Аллейн. – С какой целью Соня взяла эту книгу?
– Хотела надо мной поизмываться.
– Вы не предлагали заплатить ей за то, чтобы она вернула книгу?
– Она просто издевалась надо мной, – уныло пробормотал Малмсли.
– Сколько она требовала?
– Я не говорил, что она чего-то требовала.
– Хорошо, – кивнул Аллейн. – Это ваше болото, мистер Малмсли. Выбирайтесь сами, если хотите.
– Что вы хотите этим сказать?
– Пораскиньте мозгами сами. Я вас больше не задерживаю, мистер Малмсли. Боюсь, что пока не могу вернуть вам вашу книгу. И еще – мне понадобятся отпечатки ваших пальцев. Мы можем сами снять их с этого портсигара или с других предметов, но вы сэкономили бы нам время, позволив сержанту Бейли взять их прямо сейчас.
С кислой миной Малмсли согласился, однако по окончании процедуры, глядя на свои толстые перепачканные пальцы, не удержался и проворчал:
– Не понимаю, к чему вам было подвергать меня этому унижению?
– Бейли даст вам марлю и раствор, чтобы снять чернила, – сказал Аллейн. – До свидания, мистер Малмсли.
– А вам, Бейли, еще одно задание, – сказал Аллейн, когда дверь за Малмсли закрылась. – Нужно осмотреть их комнаты, прежде чем распустить наших маэстро на ночь. Фокс, они там по-прежнему препираются?
– Еще как, – вздохнул Фокс. – Если австралиец еще хоть раз откроет рот, боюсь, у нас на руках окажется второй жмурик.
– Начать с комнаты мистера Малмсли, сэр? – спросил Бейли.
– Да. Затем – комнаты остальных мужчин. Мы сейчас к вам присоединимся.
– Слушаюсь, мистер Аллейн, – кивнул Бейли и отправился выполнять приказание.
– Что вы думаете по поводу наркотиков, сэр? – спросил Фокс. – Нам ведь теперь придется искать источник, не так ли?
– Боюсь, что да, – глухо простонал Аллейн. – Впрочем, Малмсли, без сомнения, укажет на своего дружка, который подарил ему нефритовые безделушки. Мне кажется, он не соврал, когда сказал, что просто балуется. Не похож он на наркомана.
– Надо же – опиум, – покачал головой Найджел. – Несколько необычно для нашей страны.
– По счастью, – согласился Аллейн. – Все-таки опиум – не столь губительное зелье, как многие другие.
– Вы считаете, Аллейн, что Гарсия мог вставить кинжал в подиум под действием опиума? – поинтересовался Найджел.
– Во всяком случае, – вставил Фокс, – это объяснило бы, почему он был так неосмотрителен, что оставил там кусочки глины.
– Вы правы, Братец Лис, – кивнул Аллейн. – Впрочем, нам нужно посоветоваться со специалистом. Тем более что, проснувшись, Гарсия мог глотнуть и виски. Он ведь, кажется, любитель приложиться к бутылке. Судя по рапорту Бейли, на бутылке виски имеются свежие отпечатки его пальцев.
– Да, сэр, – с готовностью подтвердил Фокс. – Одно мне только непонятно – когда он успел отправить свои вещи?
– Должно быть, вечером в пятницу.
– Да, но каким образом? Мы опросили местные службы доставки. Никого не пропустили.
– Может, он взял напрокат машину и сел за руль сам? – предположил Найджел.
– Одурманенный опиумом и виски, мистер Батгейт?
– Может быть, он вовсе и не был одурманен, – задумчиво произнес Аллейн. – С другой стороны…
– Что? – нетерпеливо спросил Найджел.
– Ничего, – задумчиво покачал головой Аллейн. – Идемте посмотрим, как дела у Бейли.
