Наступившую оглушительную тишину нарушило осторожное покашливание Фокса. Аллейн взглянул на него, потом быстро перевел взгляд на Хэчетта. Австралиец затравленно озирался по сторонам, будто опасался, что его сейчас закуют в наручники.

– Откуда вам это известно, мистер Хэчетт? – осведомился наконец Аллейн.

– Видел своими глазами. На бумаге.

– Где и при каких обстоятельствах?

– Дело было так. У нас с Бейсилом Пилгримом, типа, одинаковые рабочие халаты. Когда я только приехал, я сразу обратил внимание, что у него клевый халат. Ну, полный отпад. Цвета хаки, длиннющий и со здоровенными накладными карманами. Пилгрим сказал мне, где его купил, и я заказал себе такой же. Держал в чулане, как и все остальные. Доставили его в прошлый вторник. А утром в среду, значит, напяливаю его и вдруг зырю – пилгримовского халата на месте нет. Что ж, кумекаю, наверное, в доме оставил. Вот, значит, а днем после перерыва сую я клешню в карман, а там – листок бумаги. Я разворачиваю и читаю – мало ли, вдруг это счет из магазина или еще что. Ну вот, значит, а там написано: «Поздравляю с помолвочкой! А что, не сказать ли твоей крале, что у нее будет пасынок? Я буду в студии в десять вечера. Советую заглянуть». Вроде бы так. И подписано – «С».

– И как вы поступили с этой бумажкой?

– Эх, блин, я даже не представлял, что делать. Сначала у меня даже чавка отвисла. Надо ж было так вляпаться. В общем, почапал я снова в чулан, смотрю – халат Пилгрима уже на месте. Вот, значит, я, типа, засунул бумажку ему в карман и свалил оттуда. Вечером смотрю – он ходит как в воду запущенный. Ну, думаю, прочитал, значит, бедняга.

– Ясно.

– Слушайте, мистер Аллейн, вы уж извините, что я вам нахамил. Вечно у меня так – вспыльну, а потом готов волосы на себе рвать. Ну вы только ничего особенно не думайте. Эта Соня, она на всех подряд набрасывалась. Динковая лярва. Просто в открытую предлагала полялякаться. Бейсил небось разок не устоял, польстился – и влип. Но он все равно чумовой малый. Слушайте, мистер Аллейн, если он узнает, что это я…

– Хорошо, хорошо, – улыбаясь, замахал руками Аллейн. – По возможности постараемся вас не упоминать.

– Спасибочки, мистер Аллейн. Да, но вы не…

– Нет, в кандалы мы вашего мистера Пилгрима пока не закуем, – заверил Аллейн.

– Да, но…

– Ступайте, мистер Хэчетт. И послушайте совета старого служаки – не спешите вешать людям ярлыки: «мешок с дерьмом», «козел вонючий», «лярва» и тому подобное. Вы знаете, что такое комплекс неполноценности?

– Ню-ют.

– И то хорошо. Тем не менее мне кажется, что у вас он есть. Не торопитесь с выводами. И еще – наберитесь терпения. Дайте людям время привыкнуть к вам, и тогда сложностей в общении у вас наверняка поубавится. И простите за эту викторианскую проповедь. А теперь ступайте.

– Буу зде, мистер Аллейн.

Хэчетт зашагал к двери. Однако, едва открыв, обернулся.

– Спасибо большое, – прогнусавил он. – Покуха.

И сгинул.

Аллейн откинулся на спинку кресла и от души расхохотался.

– Ну, наворотил, – покачал головой Фокс. – Австралиец, что с него взять. Мне приходилось с ними общаться. Вечно подозревают, что над ними смеются. Ох, и публика!

– Потрясающая личность, – прогудел из угла Найджел. – Тарзан в Нью-Йорке. Даже его кошмарный акцент какой-то неестественный. Полукокни-полуянки.

– Чисто австралийский, – улыбнулся Аллейн. – Тамошний диалект американизируется буквально на глазах.

– Кошмарный тип. Немудрено, что от него все нос воротят. Как бы втолковать ему, что у него не пасть, а мусорный ящик? Только рядом с таким чудовищем и понимаешь, что молчание – золото. Абориген с кистью в руке.

– Я не могу с тобой согласиться, – покачал головой Аллейн. – Он и вправду неотесан, но я не вижу причин, почему его нельзя перевоспитать. Что вы думаете по поводу этой записки, Фокс?

– Трудно сказать, – задумчиво ответил Фокс. – Похоже на попытку шантажа.

– Весьма похоже.

– Я бы нисколько не удивился, узнав, что на Пилгрима ее натравил Гарсия.

– Спорно, но мысль хорошая.

– А потом, прикарманив башли, расправился с ней, – предположил Найджел.

– Ну, фантазер, – усмехнулся Аллейн.

– А что, разве это невозможно?

– Нет, отчего же. Судя по всему, такое вполне возможно.

– Вызвать мистера Пилгрима, сэр?

– Пожалуй, да, Фокс. Посмотрим, согласится ли он обсуждать эту скользкую тему.

– Держу пари, что да, – сказал Найджел. – Куда ему деваться, если у самого рыльце в пушку. Кстати, это не тот ли Бейсил Пилгрим, который доводится старшим сыном пэру-пуританину?

– Он самый. Ты с ним знаком?

– Нет, но наслышан. Я писал статью про его отца. Судя по всему, Бейсил – славный малый. Приятный, во всяком случае. Обожает крикет. Подавал большие надежды, но потом целиком переключился на живопись. Не могу представить его в роли убийцы. А про Гарсию он сам заговорит – вот увидите.

– Потому что тебе так хочется?

– Разве вы сами не уверены, что убийца – Гарсия?

– Факты, которыми мы располагаем, указывают на него, это верно. Но я бы пока воздержался от окончательных выводов. В угол – живо!

Фокс ввел Пилгрима. Внешне Пилгрим и впрямь располагал к себе, как подметил Найджел. Высокий и широкоплечий, но вместе с тем стройный, с тонкими чертами лица. Широкий рот с прекрасными зубами. Разговаривая, Пилгрим поочередно обводил глазами всех собеседников. От нервозности, предположил Аллейн. Манеры у юного лорда были безукоризненны. Аллейн предложил ему сесть, угостил сигаретой и приступил к расспросам. Пилгрим рассказал, что в пятницу они с невестой покатили к друзьям Вальмы, мистеру и миссис Паскоу, которые проживали в Боксовере, милях в двенадцати от Боссикота. Поужинали, потом сыграли партию в бридж. На следующее утро отправились в Анкертон-Мэнор – резиденцию лорда Пилгрима в Оксфордшире, где Бейсил представил свою невесту отцу. Весь субботний день молодые провели там, переночевали, а в воскресенье днем возвратились в Татлерз-Энд.

– Вы не помните, в котором часу закончилась ваша партия в бридж с Паскоу? – поинтересовался Аллейн.

– Довольно рано, сэр. Часов в одиннадцать, кажется. У Вальмы безумно разболелась голова – бедняжка едва различала карты. Я принес ей аспирин. Она выпила три таблетки и отправилась спать.

– Помог ей аспирин?

– Очень! Она сказала, что спала как убитая. – Пилгрим обвел глазами Аллейна и Фокса и снова перевел взгляд на Аллейна. – Утром ее разбудила горничная, когда принесла чай. Голова к тому времени прошла.

– Часто у нее случаются головные боли?

– Да, довольно часто. Меня это даже тревожит. Я хочу показать ее окулисту, но Вальма и слышать не хочет о том, чтобы ходить в очках.

– Может быть, дело не в глазах.

– Мне кажется, что именно в глазах. Художникам ведь приходится постоянно напрягать зрение.

– А вы хорошо спали?

– Я? – Пилгрим недоуменно уставился на Аллейна. – Я всегда сплю так, что меня и из пушки не разбудишь.

– Как далеко отсюда до Анкертон-Мэнор, мистер Пилгрим?

– По спидометру – восемьдесят пять миль. Я специально обратил внимание.

– Значит, из Боксовера вы проехали семьдесят три мили?

– Да, сэр.

– Хорошо. Теперь давайте поговорим об убитой девушке. У вас есть какие-то мысли на этот счет?

– Боюсь, что нет. Гнусное преступление. Я до сих пор не могу без содрогания думать о нем.

– Почему?

– Как почему? Разве это не естественно? Ведь то, что случилось, – дико и жестоко.

– Да, безусловно. Но я имел в виду другое – нет ли у вас личных причин, чтобы принять смерть Сони Глюк близко к сердцу?

– Не больше, чем у всех остальных, – ответил Пилгрим, чуть помолчав.

– Вы ничего не утаиваете, мистер Пилгрим?

– Что вы хотите этим сказать? – Пилгрим снова поочередно обвел глазами Аллейна и Фокса. Лицо молодого человека заметно побледнело.

– Сейчас объясню. Не были ли вы с мисс Глюк более близки, чем все остальные?

Если до сих пор в поведении Пилгрима проглядывала нервозность, то после вопроса Аллейна он просто окаменел. Глаза невидяще смотрели вперед, губы приоткрылись.

– Я вижу, что лучше во всем признаться, – сказал он наконец.

– Мне тоже кажется, что это самое разумное, – кивнул Аллейн.

– К случившемуся это не имеет никакого отношения, – сказал Пилгрим. – Если только Соня не рассказала Гарсии. О господи, я даже не знаю, с чего начать. Я думаю об этом с той самой минуты, как ее убили. Если бы это имело хоть малейшее отношение к убийству Сони, я бы рассказал сразу, но я… я не хотел, чтобы узнала Вальма. Это случилось три месяца назад. До моей встречи с Вальмой. Вышло так, что мы с Соней случайно познакомились на одной вечеринке в Блумсбери. Вино лилось рекой, и все были навеселе. Соня попросила, чтобы я отвез ее домой, а потом предложила зайти. На минутку. «Попить чайку». А потом… я не устоял. Больше это не повторялось. Я был неприятно поражен, узнав, что Соня будет у нас натурщицей. Я ничего ей не говорил, да и она не вспоминала о том, что между нами было. Вот и все.

– А как насчет ребенка? – спросил Аллейн.

– О господи! Значит, она все-таки кому-то рассказала?

– По меньшей мере – вам.

– Я не верю, что это правда. И не верю, что ребенок был мой. Все знают, какой образ жизни она вела. Бедная девчонка! Видит бог – я ни в коей мере не хотел бы клеймить ее, но теперь, когда дело приняло такой оборот… Будь я уверен, что ребенок и впрямь мой, я бы позаботился о Соне, но ведь все знают, что она долгое время была любовницей Гарсии. Просто Соня жестоко ревновала к Вальме и, узнав о нашей помолвке, решила таким образом насолить сопернице.

– Как вы об этом узнали?

– Соня оставила записку в кармане моего рабочего халата. Я ее сжег. Она предлагала встретиться.

– И вы встретились?

– Да. Вечером в студии. Гадко все вышло.

– А что случилось?

– Соня объявила, что ждет ребенка. Уверяла, что отец – я. Я сказал, что не верю ей. Я знал, что она лжет, и сказал ей об этом прямо в глаза. Пообещал, что сам расскажу Вальме, а потом пойду к Гарсии и все расскажу ему. Она, похоже, испугалась. Вот и все.

– Вы уверены?

– Да. Что вы имеете в виду?

– Она не пыталась шантажировать вас? Не говорила, что расскажет Вальме или что если с Вальмой у нее ничего не выйдет, то пойдет к вашему отцу?

– Чего она мне только не наговорила! С ней случилась настоящая истерика. Мне даже трудно все вспомнить. Она сама не понимала, что несет.

– Но вы бы запомнили, если бы она угрожала нажаловаться вашему отцу?

– По-моему, об этом речь не шла. Впрочем, если бы и шла, это бы ничего не изменило. Он бы не заставил меня жениться на Соне. Я понимаю, это звучит низко, но ведь я и вправду был убежден, что Соня пытается обвести меня вокруг пальца. Господи, как это было мерзко! Я боялся только одного – что ее крики кто-нибудь услышит. Словом, я просто повернулся и ушел.

– Она не пыталась привести свою угрозу в исполнение?

– Нет.

– Откуда вы знаете?

– Если бы она поговорила с отцом, я узнал бы об этом сразу.

– Значит, она и в самом деле грозила, что поедет к нему?

– Черт побери, я ведь сказал вам, что не помню этого.

– Вы ей давали какие-нибудь деньги?

Пилгрим беспокойно повел головой.

– Советую вам ответить, мистер Пилгрим.

– Я не обязан отвечать. Я могу вызвать адвоката.

– Разумеется. Вы считаете, это необходимо?

Пилгрим открыл было рот, затем закрыл его. На минуту задумался, нахмурившись, затем, похоже, принял решение. Посмотрел на Аллейна, перевел взгляд на Фокса и вдруг улыбнулся.

– Послушайте, – сказал он. – Я ведь не убивал ее. Паскоу и Вальма подтвердят, где я провел ночь с пятницы на субботу. Мой отец и вся прислуга поручатся, что субботу я провел в Анкертон-Мэнор. Я просто физически не смог бы подстроить эту ловушку. Что же касается истории с Соней… У меня были причины молчать о ней.

– Несомненно.

– Вы ведь, должно быть, знаете, что за человек мой отец. Недавно какая-то бульварная газетенка тиснула идиотскую статью о его пуританских взглядах. Он ведь и в самом деле убежденный, даже фанатичный моралист; поэтому, прослышав об этой истории, он мог не на шутку рассвирепеть. Естественно, я не хотел, чтобы это выплыло наружу. Мало того что у меня могут возникнуть проблемы, но его самого может хватить удар. Вот почему мне бы не хотелось распространяться на эту тему. Жаль только, что я сглупил и не рассказал вам все сразу.

– Что ж, понятно, – произнес Аллейн.

– А на ваш вопрос отвечу: да, я и в самом деле дал Соне чек на сотню фунтов, и она обещала оставить меня в покое. Более того, она даже призналась, что ребенок не мой, но… – Пилгрим грустно улыбнулся, – добавила, что при желании могла бы здорово попортить нервы моему отцу и Вальме.

– Вы рассказали об этом мисс Сиклифф?

– Нет. Я… У меня не хватило духу. Мог ли я вылить на нее столько грязи, когда мы только-только обручились? Видите ли, я и сам получил довольно строгое воспитание. Если б вы знали, как жестоко я корил себя за то злосчастное грехопадение. А Вальма – она такая чудная, чистая, – лицо Пилгрима засветилось от нежности, – такая тонкая и ранимая. Все мужчины вокруг в нее влюблены, а она этого почти не замечает. Просто принимает их поклонение как должное. Впрочем… – Он вдруг замолк. – Должно быть, нам ни к чему это обсуждать.

– Вы правы, – согласился Аллейн. – Что ж, на этом все, мистер Пилгрим. Позже мы дадим вам протокол, чтобы вы ознакомились и подписали его.

– Не станет ли история с Соней достоянием гласности, сэр?

– Пока не могу ничего обещать. Если это не связано с убийством, то разглашать эту информацию мы не станем. Я бы на вашем месте поделился с мисс Сиклифф, но дело ваше. Последний вопрос: не заходили ли вы в пятницу в студию, прежде чем уехать в Боксовер?

– Нет. Сразу после обеда я уложил чемодан – в это время ко мне как раз заглянул Хэчетт. Потом я зашел за Вальмой, и мы уехали.

– Понятно. Спасибо, мистер Пилгрим. Больше я вас не задерживаю.

– Спасибо, сэр. Всего хорошего.

Проводив Пилгрима, Фокс вернулся к камину. На лице его читалось сомнение. Найджел, оставив свой угол, присоединился к детективам.

– Итак, Фокс, что вы об этом думаете? – спросил Аллейн, приподняв бровь.

– Насколько я могу судить, представления молодого человека о невинности и ранимости его невесты несколько преувеличены, – заметил Фокс.

– А какова она из себя? – полюбопытствовал Найджел.

– Потрясающе красивая, – сказал Аллейн. – Из-за такой красотки можно пойти на любое преступление. Впрочем, лично я полагаю, что она бы и глазом не моргнула, узнав, что Пилгрим переспал с Соней. Она прекрасно понимает, что другие женщины ей в подметки не годятся, а больше, по-моему, мисс Сиклифф ничего не интересует.

– А наш достопочтенный дурачок влюблен в нее по самые уши. Это невооруженным взглядом видно, – заметил Найджел. – Он покосился на свои записи. – Кстати, как насчет его алиби?

– Если до Боксовера отсюда и впрямь лишь дюжина миль, – проворчал Фокс, – то его алиби не стоит ломаного гроша. Верно, мистер Аллейн? Спать они в пятницу легли рано. Ему ничего не стоило незаметно выскользнуть из дома, сгонять сюда и вернуться. Это не заняло бы и часа.

– Вы не забыли, что в студии ночевал Гарсия?

– Да, это верно. Тем более что я по-прежнему убежден: девушку убил Гарсия. Этот мистер Пилгрим, по-моему, не способен и муху обидеть.

– Возможно, – согласился Аллейн. – Хотя раскололся он лишь после того, как я припер его к стенке.

– На меня он тоже произвел впечатление искреннего и славного парня, – сказал Найджел. – Добрая душа.

– Что ж, я вполне склонен с тобой согласиться, – сказал Аллейн. – А теперь, Братец Лис, пригласите-ка сюда мисс Вальму Сиклифф.

– До чего ж неудобно торчать в этом сыром и темном углу! – пожаловался Найджел. – Да и сквознячок по ногам тянет. Может, позволите перебраться к вам? Я буду сидеть тихо, как мышка. Очень уж хочется полюбоваться на вашу красотку.

– Что ж, я не возражаю. Кстати говоря, ты ведь сам предложил спрятаться в углу. Так и быть, сиди за столом и строй из себя проницательного сыщика. Или хотя бы доктора Ватсона.

– Вы и сами не слишком похожи на сыщика в этом вечернем костюме. Признайтесь, Аллейн: вы ведь влюблены в мисс Трой?

– Не говори глупости, Батгейт, – осадил его Аллейн с такой неожиданной горячностью, что брови молодого человека поползли вверх.

– Прошу прощения, – расшаркался он. – Был не прав. Не хотел никого обидеть, и все такое.

– Я тоже прошу прощения, – виновато улыбнулся Аллейн. – Просто я очень озабочен расследованием.

– Ладно, ладно, – великодушно махнул рукой Найджел. – Кто старое помянет, тому глаз вон.

Дверь распахнулась, и в библиотеку впорхнула Вальма Сиклифф. Следом ввалился Фокс – даже здесь мисс Сиклифф ухитрилась создать впечатление, что не может сделать и шага без мужского эскорта. На ней был шелковый брючный костюм. Зачесанные назад волосы были собраны в пучок на затылке. Она плыла неторопливым шагом манекенщицы, соблазнительно покачивая бедрами. Приблизившись к креслу, которое выдвинул для нее Аллейн, мисс Сиклифф приостановилась, повернулась и села с заученной грацией топ-модели. Выразительно и томно посмотрела на Найджела, рука которого машинально взлетела, чтобы поправить галстук.

– Итак, мистер Аллейн? – пропела красотка.

Все трое мужчин, в свою очередь, уселись. Аллейн намеренно неторопливо пошелестел страничками записной книжки, затем произнес уже ставшие привычными в этот вечер слова:

– Мисс Сиклифф, я все пытаюсь выяснить, где и как каждый из вас провел прошедший уик-энд. Мистер Пилгрим уже рассказал нам, что вы ездили с ним в Боксовер, а затем – в Анкертон-Мэнор. Я бы хотел кое-что уточнить. Вы не заходили в студию перед отъездом?

– Нет, я укладывала вещи. Мне помогала горничная, которая затем отнесла мои чемоданы к машине.

– Вы приехали в Боксовер в пятницу днем?

– Да.

– И провели остаток дня с мистером и миссис Паскоу?

– Да. Сначала они предложили нам поиграть в теннис, но я была не в настроении. Я вообще ненавижу теннис. Поэтому мы просто отправились на прогулку.

Аллейн подметил ее необычную манеру обрывать фразу как бы на полуслове, а затем продолжать на вдохе.

– А как вы провели вечер?

– О, мы немного поиграли в бридж. У меня вдруг жутко разболелась голова, и я рано отправилась спать. Я была совершенно разбита.

– Да, это неприятно. Часто вас мучают такие головные боли?

– Нет, только в последнее время. Они появились примерно месяц назад. Неприятная штука.

– Может, вам стоит показаться окулисту?

– Нет, на зрение я не жалуюсь. Напротив, один известный окулист как-то раз сказал мне, что ярко-синие глаза – залог отменного зрения. И добавил, что никогда не видел таких сочно-синих глаз, как у меня.

– Вот как? – учтиво произнес Аллейн, не пытаясь, впрочем, рассмотреть столь необычные глаза. – Чем вы в таком случае объясняете свои головные боли?

– Тогда, в пятницу, я, наверное, зря смешала шампанское с портвейном. Видите ли, за ужином мы с Паскоу выпили шампанского, чтобы отметить нашу помолвку, а затем нам подали коньяк. Я ненавижу коньяк, поэтому Бейсил налил мне портвейна. Я говорила, что мне будет плохо, но он не отставал. И кофе был премерзкий. Горький и противный. Хотя из таких простушек, как Сибил Паскоу, обычно выходят хорошие хозяйки, кофе готовить она ну совершенно не умеет. Бейсил тоже жаловался, что это не кофе, а отрава.

– В котором часу вы прервали партию в бридж?

– Ой, не помню. Мне стало так плохо, что продолжать просто не было сил. Бейсил дал мне три таблетки аспирина, и я отправилась спать. Остальные, по-моему, тоже разошлись довольно скоро. Во всяком случае, я слышала, как Бейсил зашел в свою спальню.

– Она была рядом с вашей?

– Да.

– Вы быстро уснули?

– Да, и спала как убитая. Я проснулась в девять, когда горничная принесла чай.

– Головная боль к утру прошла?

– Да, но неприятные ощущения еще оставались. Не следовало мне пить этот чертов портвейн.

– А хозяйская спальня располагалась по соседству с вашими?

– Нет, не совсем. Мы ночевали на втором этаже. В первой комнате спал Бейсил, затем – я, далее шли еще две гостевые спальни, которые в ту ночь пустовали. Затем – ванная и уже потом – спальня Сибил и Кена. А что?

– Вам это, конечно, кажется нелепым, – сказал Аллейн, – но нам важно как можно подробнее установить, как провел ту ночь каждый из вас.

Мисс Сиклифф пожала плечами.

– Бейсил в мою комнату не заходил, если вы к этому клоните, – бесстрастно ответила она. – К тому же я всего этого не поощряю. Вне зависимости от того, болит у меня голова или нет. Увлечение сексом приводит к слишком раннему увяданию. Взять, например, ту же Соню.

– Понятно. Значит, насколько вам известно, в ту ночь все мирно спали в своих постелях.

– Да, – твердо ответила мисс Сиклифф, глядя на Аллейна как на недоумка.

– А утром в субботу вы с мистером Пилгримом отправились в Анкертон-Мэнор. В котором часу вы уехали?

– Около десяти мы выпили по стаканчику хереса, после чего сразу сели в машину и укатили. Бейсил боялся опоздать к обеду, да и вообще хотел как можно скорее сбежать оттуда. Хотя я вовсе не считала, что нужно так торопиться.

– А почему он так спешил?

– Он все время приговаривал, что Сибил нужно ехать в Лондон. Когда же я заметила, что из-за этого не стоит так дергаться, он сказал, что боится опоздать к обеду. На самом же деле бедняжке не терпелось познакомить меня со своим отцом. В итоге уже за обедом старикан до того расчувствовался, что подарил мне несколько фамильных изумрудов. Я закажу себе из них украшения. Камни просто изумительные.

– Вы покинули Анкертон вчера после обеда?

– Да. Бейсилу хотелось, чтобы мы задержались там до понедельника, но мне уже до смерти надоело. Старикан заставил меня осматривать их угодья на такой строптивой кобыле, что я едва без рук не осталась. Я вижу, вы заметили, что я поранилась.

Медленным и грациозным движением она протянула вперед левую руку и показала Аллейну изящную, слегка надушенную ладошку. Кожа на ладони едва заметно вздулась, а у основания мизинца алели две или три царапины.

– У меня ведь такая нежная кожа, – томно протянула красотка, едва не тыча ладошкой в лицо Аллейну.

– Да, – кивнул инспектор. – И наездница вы, судя по всему, не слишком опытная.

– Почему вы так решили?

– Эти отметины оставлены отнюдь не поводьями, мисс Сиклифф, видимо, вы неосторожно схватились за гриву.

Девушка тут же отдернула руку; щечки ее зарделись.

– Я вовсе и не строю из себя амазонку. Я вообще терпеть не могу лошадей. Да и старик мне до смерти надоел. К тому же я не хотела пропускать занятие – мне предстояло еще изрядно повозиться с портретом Сони. Увы, теперь, конечно, он останется незаконченным.

Фокс кашлянул, а Найджел воззрился на Вальму Сиклифф в немом изумлении.

– Наверное, – согласился Аллейн. – Теперь, мисс Сиклифф, давайте поговорим о трагедии, которая случилась сегодняшним утром. Расскажите, пожалуйста, поподробнее, как все было.

– У вас есть сигареты?

Аллейн поспешно вскочил и протянул девушке раскрытый портсигар.

– Что у вас за марка? А, вижу. Спасибо.

Аллейн поднес ей зажигалку. Закуривая, Вальма Сиклифф пристально смотрела инспектору прямо в глаза – заметно дольше, чем следовало. Аллейн выдержал ее взгляд и молча ждал, пока девушка, закурив, сядет на место.

– Итак, значит, сегодня утром, – повторила она. – Вас интересует, как погибла Соня. Все это было совершенно ужасно. Я до сих пор не могу прийти в себя. Должно быть, все испытали шок. Но мне выпала самая роковая роль. Вы, должно быть, знаете, что именно я… я укладывала Соню в нужную позу… – Вальма Сиклифф запнулась, переводя дыхание. На ее лице впервые отразилось искреннее огорчение. – Должно быть, Гарсия нарочно это подстроил. Он ведь ненавидел Соню лютой ненавистью и одновременно хотел отомстить мне за то, что я отвергла его ухаживания. Подобная выходка – вполне в духе Гарсии. Он редкостный мерзавец. Боже, как это было страшно! Я… до сих пор не могу оправиться от шока. Наверное, никогда не забуду эту кошмарную сцену. Она мне теперь всю жизнь будет сниться.

– Извините, что заставляю вас пережить это заново, но вы же понимаете, насколько…

– О да. И психиатры не советуют замыкаться в себе. Меня утешает только одно: все-таки не я ее убила. Не нарочно же. Только это я себе и повторяю.

– В котором часу вы пошли в студию?

– Чуть раньше начала занятий. Мы шли вместе с Бейсилом. В студии уже была Кэтти Босток и еще… Сейчас вспомню. Да – этот жуткий австралиец Ли, Ормерин и Малмсли подошли чуть позднее.

– Вместе или порознь?

– Не помню. Когда я пришла в студию, никого из них там еще не было.

– Понятно. Что дальше, мисс Сиклифф?

– Мы установили мольберты, палитры, разложили кисти и все остальное. Последней пришла Соня, и тогда Кэтти сказала, что можно начинать. Соня отправилась в чулан и разделась. Затем вышла оттуда в белом кимоно и принялась слоняться по студии, заговаривая с мужчинами. Кэтти велела ей идти к подиуму и лечь в позу. Соня начала укладываться в позу, очерченную мелом. Сначала она делала упор на полусогнутую правую ногу… Я понятно объясняю?

– Да, вполне.

Внезапно эта сцена со всей живостью предстала перед глазами Аллейна. Словно воочию он увидел натурщицу, облаченную в белое кимоно, сквозь которое проглядывало ее молодое прелестное тело. Вот она подходит к мужчинам, заговаривает с ними, потом, повинуясь строгому окрику Кэтти, медленно приближается к подиуму, сбрасывает кимоно и, обнаженная, принимает нужную позу.

– Она стала, как обычно, жаловаться, что эта поза ей уже до смерти надоела. Да, она еще спросила, не знаем ли мы, куда именно отправился Гарсия. Должно быть, он не соизволил поставить ее в известность. Затем легла на бок. Драпировка была по-прежнему натянута у нее за спиной. У нас так повелось, что в нужную позу, придуманную мисс Трой, укладывала Соню я. То есть Соня вполне могла принять ее и сама, но она так долго хныкала и ругалась, что мы решили ей помогать. Я брала ее за плечи и прижимала спиной к помосту. И вот я подошла к ней, взялась за плечи, но Соня вдруг ни с того ни с сего закапризничала и говорит: «Не надо». Я ей отвечаю: «Не вредничай». А Кэтти добавила: «Господи, Соня, хватит выпендриваться!» Или что-то в этом роде. Тогда Соня вдруг говорит: «Ой, до чего у тебя руки холодные – ты делаешь мне больно». И вырвалась у меня из рук, прижавшись спиной к помосту, а тут я еще как раз надавила сверху. О боже! – Вальма обхватила лицо руками. – Она не сопротивлялась, но я почувствовала, что ее тело вдруг дернулось, а потом как-то странно задрожало. Даже не могу это описать. Все случилось в одно мгновение. Потом ее глаза широко раскрылись, а лоб сморщился, словно в изумлении. Мне показалось, что она еще раз сказала: «Не надо», но я уже не уверена. Почему-то – сама н-не знаю почему – я вдруг подумала, что Соня рожает и у нее начались схватки. Это просто необъяснимо. Но я нутром понимала, что с ней что-то случилось. Я посмотрела ей в лицо и, кажется, произнесла: «Соня заболела». Кэтти или еще кто-то фыркнул: «Чушь собачья!» Потом Соня еще раз вздрогнула и затихла. Филлида Ли сказала: «Она в обмороке». Тут п-подошли ос-стальные. Кэтти обхватила Соню руками и попыталась приподнять, но у нее ничего не вышло. Она сказала: «Я не могу ее сдвинуть – ее что-то держит». Потом она п-потянула сильнее, и С-Соня подалась… Вдруг Ормерин выкрикнул: «Mon Dieu, c’est le рoignard!» А драпировка словно приклеилась к моей руке. Кровь так и хлестала из раны в спине. Вмиг залила всю спину. Все засуетились, а Кэтти попыталась остановить кровь с помощью какой-то тряпки. Тут пришла Трой. Она сразу же послала Бейсила за врачом. Потом посмотрела на Соню и сказала, что та еще жива. Не знаю, сколько прошло времени, но Соня вдруг как-то кашлянула. Глаза ее широко открылись. Трой подняла голову и сказала: «Она умерла». Филлида Ли заплакала. Мы все стояли и молчали. Вернулся Бейсил, и Трой сказала, что никто не должен покидать студию. Она накрыла Соню драпировкой. Мы заговорили про кинжал. Ли и Хэчетт сказали, что это – дело рук Г-Гарсии. Тогда мы все согласились, что это именно так. Потом пришел доктор, осмотрел Соню и вызвал п-полицию.

Голос Вальмы Сиклифф звучал тихо, словно издалека. Если начинала она свой рассказ вполне спокойно, то теперь речь ее звучала все более сбивчиво, а по рукам пробегала мелкая дрожь.

– Я даже не ожидала, что это на меня так подействует, – с трудом выдавила она. – Однажды врач мне сказал, что у меня нервы чувствительные, словно струны скрипки.

– Да, все вы испытали ужасное потрясение, – кивнул Аллейн. – Скажите, мисс Сиклифф, когда вы впервые заподозрили, что ловушку подстроил именно Гарсия?

– Сразу же. Я вспомнила, что рассказала мне Ли про подслушанный разговор Сони с Гарсией. Я просто не в силах представить, чтобы это мог сделать кто-то другой; к тому же…

– Да?

– К тому же эта выходка вполне в стиле Гарсии. Мне всегда казалось, что кровь в его жилах холодная. Он давно по мне сохнет, но сама мысль о том, что он ко мне прикоснется, вызывает у меня отвращение. Ли уверяет, что он страшно сексапилен, да и Соня была от него без ума, но лично я этого не вижу. Мне он просто отвратителен. И что в нем находят все эти женщины!

– А причина?

– Думаю, Соня ему просто осточертела. Она ведь буквально изводила его своим вниманием. Не отходила ни на минуту. Следила за каждым его шагом. Мужчины сатанеют от такого поведения… – Мисс Сиклифф пристально посмотрела на Аллейна: – Не так ли, мистер Аллейн?

– Боюсь, что не являюсь знатоком в этой области.

– Ну и окончательно она вывела его из себя, изуродовав мой портрет. Представляю, как эта дуреха меня ненавидела. Есть в этом нечто фрейдистское, когда сексуальная ревность выливается в надругательство над изображением, символизирующим ненавистную личность.

– Несомненно, – произнес Аллейн, начиная терять терпение.

– И еще, по-видимому, Соня собиралась родить ребенка и требовала, чтобы Гарсия на ней женился. Боюсь, в какой-то степени тут есть и моя вина.

Вид у Вальмы Сиклифф был покаянный, но в голосе, как показалось Аллейну, мелькнули самодовольные нотки.

– Вот как?

– Да, к сожалению. Ведь не будь Гарсия так влюблен в меня, ничего этого не случилось бы.

– А я считал, – произнес Аллейн, – что вас заботит ваше непосредственное участие в случившемся.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожилась мисс Сиклифф.

– Как-никак ведь именно вы сыграли роковую роль, опустив натурщицу на острие кинжала. – Голос Аллейна звучал глухо. – Скажите, мисс Сиклифф, вы не ощутили сопротивления? Не услышали какой-нибудь необычный звук, когда кинжал вошел в тело?

– Я… Мне не…

– Для нас важно выяснить любые, даже самые мельчайшие подробности ее агонии, – сказал Аллейн. – Очень вас прошу – попробуйте вспомнить.

Глаза красотки широко раскрылись, лицо исказилось от ужаса. Вальма Сиклифф затравленно оглянулась по сторонам, потом метнула разъяренный взгляд на Аллейна и сдавленно прохрипела:

– Отпустите меня. Я ухожу.

Фокс встал, чтобы загородить ей дорогу, но мисс Сиклифф оттолкнула его и слепо кинулась к двери.

– Оставьте ее, Фокс, – сказал Аллейн.

Дверь с грохотом захлопнулась.

– Что она задумала? – встревожился Фокс.

– Она сбежала! – воскликнул Найджел. – Чего сидите? Свидетельница удирает!

– Не далее как в туалет, – произнес Аллейн. – Роковую женщину сейчас вывернет наизнанку.