Глава 7
Алиби Трой
Аллейн поднял руку, словно желая возразить, однако уже в следующий миг спохватился и принял свой привычный для окружающих, застенчиво-вежливый облик.
– Значит, акт вандализма совершила натурщица. А что ее побудило?
– Злость на меня, – сказала Вальма Сиклифф. – Дело в том, что портрет получился гениальный. Настоящий шедевр. Мисс Трой собиралась экспонировать его на выставке. Соню это бесило. Вдобавок Бейсил высказал желание приобрести картину.
– И когда она совершила это… злодеяние? – спросил Аллейн.
– Неделю назад, – ответила Трой. – Мисс Сиклифф в последний раз позировала мне утром в прошлый понедельник. Затем все ученики собрались в студии, и я показала им только что законченную работу. Соня тоже присутствовала. Она и до этого уже несколько дней пребывала в довольно скверном расположении духа. Все, что вы здесь про нее слышали, – правда. Это был маленький дикий звереныш. Она и впрямь, как говорил Ормерин, сходила с ума от ревности. Пока мои ученики обсуждали портрет, о Соне все позабыли. А тут и Пилгрим спросил, нельзя ли ему приобрести эту работу, прежде чем она уплывет в чужие руки. А перед этим, должна вам признаться, я написала портрет самой Сони, который так никто и не купил. Соня решила, что дело в ее внешности. Трудно поверить, но это так. Она вбила себе в голову, что я написала портрет мисс Сиклифф только лишь по той причине, что меня перестала устраивать ее – Сони – внешность. Поэтому восторженная реакция всего класса и высказанное Пилгримом желание купить портрет окончательно добили ее. К тому же несколько человек в ее присутствии сошлись во мнении, что этот портрет – лучшая из написанных мною картин.
– А ей это было как острый нож в сердце, – сказал Ормерин.
– Потом мы разошлись, – продолжила Трой, – а Соня, судя по всему, задержалась. Когда же я вернулась в студию, уже вечером, то увидела… – Трой судорожно сглотнула. – Словом, вы знаете.
– Но вы приперли ее к стенке?
– Нет… Вернее – не сразу. Я… Мне было плохо. Понимаете, в жизни художника лишь однажды выпадает счастье создать нечто действительно выдающееся.
– Я понимаю.
– Столь необыкновенное, что когда-нибудь, разглядывая свою работу, можно невольно подумать: «Господи, неужели такое ничтожество, как я, могло создать подобное чудо!» Поэтому, увидев, какая участь постигла картину, я просто… заболела.
– Дрянная девчонка! – в сердцах выругалась Кэтти Босток.
– Впрочем, – продолжила Трой, – в тот вечер я все же нашла в себе силы и подошла к Соне. А она… она призналась в содеянном. Господи, чего она мне только не наговорила про Вальму, Пилгрима да и остальных студентов! Она визжала и билась в истерике.
– И вы ее не выгнали? – удивился Аллейн.
– Сначала хотела. Но так и не смогла. Ведь она позировала нам для других работ, в том числе для крупного полотна Кэтти. К тому же мне показалось, что Соня искренне раскаялась и всерьез сожалела о своем поступке. Ко мне она всегда относилась с симпатией. Просто она жила чувствами, а не разумом. Тогда она настолько разозлилась на Вальму, что ее охватила слепая ярость. Обо мне она вспомнила, когда было уже поздно. Она билась в истерике, рыдала и предложила всю оставшуюся жизнь позировать мне даром. – Трой криво усмехнулась. – Что мне оставалось делать – после драки кулаками не машут.
– Ох, и расстроились же мы с Бейсилом! – воскликнула Вальма Сиклифф. – Правда, Бейсил?
Аллейн скользнул взглядом по Пилгриму. Ему показалось, что в глазах молодого человека на мгновение промелькнуло удивление.
– Конечно, милая! – поспешно закивал Пилгрим. Его лицо уже приняло выражение щенячьего восторга, столь свойственного всем влюбленным.
– Случались ли подобные вспышки в дальнейшем? – спросил Аллейн.
– Пожалуй, нет, – чуть подумав, ответила Трой. – После этого случая Соня притихла. Остальные ясно дали ей понять, что если б не мое заступничество, то… то…
– Я бы вообще ее замочил, – ретиво заявил Хэчетт. – Я в глаза назвал ее…
– Прекратите, Хэчетт! – велела Трой.
– Буу зде, мисс Трой.
– Мы просто кипели от негодования, – добавила Кэтти Босток. – Я была готова удушить ее собственными руками. Соня это отлично понимала и, в свою очередь, мстила мне, когда позировала.
– Это святотатство! – воскликнула Филлида Ли. – Поднять руку на произведение искусства. Будь моя воля – я бы ей голову оторвала…
– Господи, Ли, да замолчите вы! – прикрикнула Кэтти Босток.
– Кому-то это, возможно, и показалось бы странным, – заговорил Малмсли, – но Гарсия воспринял случившееся так же, как все остальные. Возможно, даже острее. Во всяком случае, выглядел он вконец убитым. Когда я встретил его в саду, на нем лица не было.
– Кто бы мог подумать! – вскинула брови Вальма Сиклифф. – Мне он всегда казался совершенно бесстрастным и невозмутимым. Хотя, конечно, с другой стороны…
– Что? – спросил Аллейн.
– Как-никак портрет-то был написан с меня! А он был ко мне неравнодушен. Должно быть, из-за этого и огорчился.
– Чушь собачья! – громко фыркнула Кэтти Босток.
– Вы полагаете? – внешне вполне миролюбиво обратилась к ней Сиклифф.
– Может ли кто-нибудь сказать мне, какими были отношения между Гарсией и натурщицей в последнюю неделю? – спросил Аллейн.
– Ну, я же сказал вам, она была его любовницей, – произнес Малмсли. – Он сам мне об этом поведал в пятницу днем.
– Надеюсь, здесь они не встречались? – спросила Трой. – Я предупредила его, что не потерплю у себя дома любовных свиданий.
– Да, это он мне тоже сказал. Мне показалось, что он на вас обижен.
– А вот я точно знаю, что между ними и здесь что-то было, – торжествующе заявила Филлида Ли. – Я хотела рассказать об этом суперинтенданту, но вы все были так увлечены разговором, что возможность сделать это мне так и не представилась. Между прочим, Соня хотела выйти за него замуж.
– Почему вы так думаете, мисс Ли?
– Они вечно шептались по углам, а однажды днем, примерно с неделю назад, когда я зашла в студию, они вели… довольно интимную беседу.
– Как удачно вы все время заскакиваете в студию, Ли, – съехидничала Кэтти Босток. – Что вам удалось случайно подслушать на этот раз?
– Нечего язвить. Может, это обернется всем во благо. Правда, суперинтендант?
– Меня еще не произвели в суперинтенданты, мисс Ли. Но я буду признателен, если вы расскажете, что вы услышали.
– Собственно говоря, не так уж и много, но зато это было очень пикантно. Гарсия сказал: «Значит, в пятницу вечером?» Соня ответила: «Да, если получится». Потом, немного помолчав, добавила: «Только больше я никаких ее выходок терпеть не стану». «Чьих?» – спросил Гарсия, а Соня ответила – извините, мистер Аллейн, – но ответила она следующее: «Этой суки Сиклифф – чьих же еще». – Уши мисс Ли порозовели. – Прошу прощения, мистер Аллейн.
– Мисс Сиклифф понимает издержки дословного изложения, – успокоил ее Аллейн с едва заметной улыбкой.
– О, да наплевать мне на всю эту их галиматью, – с презрительной миной отмахнулась Сиклифф и, достав зеркальце, провела кончиком помады по своим хорошеньким губкам.
– Почему ты мне не сказала, что этот мерзавец приставал к тебе? – гневно набросился на нее Пилгрим.
– Зайчик мой, уж с Гарсией я вполне способна справиться сама, – хихикнула Сиклифф.
– У вас есть что-нибудь еще, мисс Ли? – настойчиво осведомился Аллейн.
– Да, – кивнула Филлида Ли. – Соня вдруг зарыдала и потребовала, чтобы Гарсия на ней женился. Гарсия молчал. Тогда она снова напомнила ему про пятницу и добавила, что если он ее обманет и на сей раз, то она пойдет к мисс Трой и выложит ей все-все без утайки. Гарсия в ответ рявкнул на нее, и прозвучало это как угроза.
– Что именно он прорычал, мисс Ли? Вы нам так и не сказали.
– О, вот что: «Если ты наконец не заткнешься, я тебе заткну глотку навсегда, поняла? Делай, что тебе говорят. А сейчас – убирайся отсюда!» Вот так-то! – торжествующе закончила мисс Ли.
– Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
– Только Сиклифф – по секрету, разумеется.
– А я ей сказала: это их личное дело, пусть сами разбираются, – сказала Сиклифф.
– А мне показалось, что хоть кто-то должен об этом знать.
– И еще я ей сказала, – добавила Сиклифф, – что если ей уж так невтерпеж, она может поделиться услышанным с мисс Трой.
– Вы воспользовались этим дельным советом, мисс Ли?
– Нет… Я… э-э-э… Я не знала… Я думала…
– Дело в том, что я терпеть не могу сплетен, – сухо пояснила Трой. – И уж тем более совершенно не выношу, когда подслушивают, подглядывают и суют нос в чужие дела. Видимо, она это знала. – Трой холодно посмотрела на мисс Ли, щеки которой стали совсем пунцовыми.
– Я вовсе не подслушивала, мисс Трой! – выпалила она. – Ей-богу! Я просто приросла к месту от страха. Тон Гарсии показался мне таким зловещим… А теперь видите, что случилось?
Трой повернула голову и посмотрела на Аллейна. Потом неожиданно улыбнулась, и Аллейн почувствовал, что у него заколотилось сердце. «Господи, только этого мне не хватало, – подумал он. – Неужели я и вправду влюбился?» Он быстро заставил себя отвернуться.
– Может, кто-нибудь хочет поделиться еще какими-нибудь важными сведениями? – спросил он, обращаясь ко всем присутствующим.
Ответом ему было молчание.
– Тогда я попрошу вас задержаться еще ненадолго. Прежде чем мы разойдемся до завтрашнего утра, я хочу побеседовать с каждым из вас в отдельности. Мисс Трой, вы можете выделить нам комнату? Еще раз извините, что доставляем вам столько хлопот.
– Ничего, – натянуто улыбнулась Трой. – Идемте, мистер Аллейн, я провожу вас.
Она встала и, не дожидаясь, пока за ней кто-нибудь последует, прошагала к двери и вышла в холл.
За дверью Аллейн шепнул Фоксу:
– Свяжитесь с Ярдом и попросите разослать циркуляр по Гарсии. Если он и впрямь путешествует, то далеко забраться, скорее всего, не мог. Если же он дал деру, то может оказаться где угодно. Я постараюсь раздобыть его фотографию. И еще – надо во что бы то ни стало разыскать склад, арендованный Гарсией. Передайте нашим ребятам. Потом займитесь служанками. Поинтересуйтесь, знают ли они, что происходило в студии в пятницу вечером или в субботу утром. Когда закончите, вернитесь в столовую.
– Слушаюсь, сэр.
Аллейн пересек холл и быстро подошел к Трой, которая дожидалась его, стоя возле открытой двери в библиотеку.
– Вот здесь, – сказала она.
– Спасибо.
Она уже повернулась, чтобы идти, когда Аллейн окликнул:
– Могу я попросить вас задержаться на одну минутку?
Трой кивнула, и Аллейн чуть посторонился, давая ей пройти в библиотеку. Она приблизилась к камину, нагнулась и достала из корзины несколько поленьев.
– Позвольте, я помогу вам, – предложил Аллейн.
– Спасибо, я сама.
Она положила дрова в камин и отряхнула руки.
– Сигареты на столе, мистер Аллейн. Если хотите, можете курить.
Аллейн чиркнул спичкой, поднес ее к сигарете Трой, потом закурил сам.
– Чем я могу вам помочь? – спросила Трой.
– Я хочу, чтобы вы точно вспомнили все, что вы делали после того, как в пятницу днем покинули студию, и до сегодняшнего утра.
– Вас интересует, есть ли у меня алиби?
– Да.
– Не думаете ли вы, – сдержанно спросила Трой, – что эту девушку убила я?
– Нет, не думаю, – чистосердечно признался Аллейн.
– Да, мне не следовало задавать вам этот вопрос. Извините. Ну что, начать с того, как я пришла домой?
– Да, будьте любезны, – кивнул Аллейн.
Старшему инспектору показалось, что Трой держится с ним отчужденно, что ей неприятен и он сам, и то, чем он занимается. Аллейну даже в голову не пришло, что такое поведение Трой вызвано тем, что несколько минут назад, сидя за одним с ней столом, он не ответил на ее улыбку. Аллейн был тонким знатоком и ценителем женской натуры, но на сей раз чутье ему изменило. С первых минут знакомства с Трой он пребывал в заблуждении, что она его недолюбливает. Трой, в свою очередь, полагала, что Аллейн держится с ней подчеркнуто холодно, давая ей понять: их прошлое знакомство – не в счет. Вероятно, тогда, на корабле, Аллейн решил, что она преследует его. «Наверное, он подумал, что я просила его позировать мне, рассчитывая на дальнейшее, более личное знакомство», – в ужасе думала Трой.
И вот теперь, впервые встретившись в Татлерз-Энде, они держались друг с другом строго и подчеркнуто вежливо.
Собравшись с духом, Трой приступила к рассказу:
– Придя домой, я умылась, переоделась и пообедала. После обеда, насколько я помню, мы сидели здесь с Кэтти и курили. Затем отправились в гараж, я вывела машину, и мы покатили в Лондон, в наш клуб «Юнайтед артс». Приехали часа в четыре, посидели с друзьями, попили чаю, затем немного побегали по магазинам, а к шести вечера вернулись в клуб. Посидели с Кэтти в гостиной, выпили по коктейлю, а потом поужинали вместе с Артуром Джейнсом – президентом «Феникса» – и с его женой. Затем мы с Кэтти отправились на предварительный просмотр и в клуб вернулись уже совсем поздно. В субботу с самого утра я поехала в салон на Бонд-стрит, где сделала прическу. Потом мы с Кэтти побродили по выставке. Пообедала я довольно рано, в «Ритце», вместе со своим знакомым Джоном Беллаской. Затем заехала за Кэтти в клуб, и мы вернулись сюда. Часа в три, кажется.
– Вы заходили в студию?
– Да. Я отправилась туда, чтобы взять свой этюдник. В воскресенье я хотела сделать вылазку на природу. Я принесла этюдник сюда и почти весь день подправляла наброски. Почти сразу по приезде я спросила у горничных, уехал ли Гарсия. По их словам, он не появлялся ни за завтраком, ни за обедом, из чего я сделала вывод, что он уехал на рассвете. Ужинал он накануне вечером у себя в студии. Ему так проще. Он ведь и ночует там.
– А почему?
– Это мое решение. Мне просто не хотелось видеть его в своем доме. Вы ведь слышали, как он падок на женщин.
– Понятно. Сколько времени вы провели в студии в субботу?
– Нисколько. Я взяла этюдник и сразу ушла.
– С вами кто-нибудь был?
– Нет.
– Вы не обратили внимания на драпировку?
Трой пригнулась вперед, обхватив голову ладонями.
– Я пытаюсь вспомнить это с той самой минуты, как только Хэчетт сказал, что в воскресенье она была натянута. Сейчас. Одну минуту. Значит, так: я прошагала прямиком к своему шкафчику, который находится почти сразу за дверью, и забрала этюдник. Потом увидела, что бутылочка для терпентина почти пуста, зашла в чулан и наполнила ее. Вышла в студию и… да, да!
– Вспомнили?
– Да! Дело в том, что с тех пор, как Соня надругалась над портретом Вальмы Сиклифф, я не могла на него смотреть. Я поставила его лицевой стороной к стене и больше к нему не подходила. Тогда же, выйдя из чулана, я сказала себе: «Сколько можно это терпеть? Хватит терзаться – ведь всякий раз, как мой взгляд падает на этот портрет, у меня надолго портится настроение». Я направилась к нему и, проходя мимо подиума, обратила внимание, что драпировка натянута. Вы, должно быть, заметили, что сверху она приколота булавкой к подушке? Я сделала это специально, чтобы ткань не сползала вниз под тяжестью тела натурщицы. Так вот, я совершенно уверена, что тогда она была натянута.
– Мне нет смысла объяснять вам, насколько это важно, – медленно произнес Аллейн. – Вы абсолютно в этом уверены?
– Да. Готова поклясться.
– А на портрет мисс Сиклифф вы посмотрели?
Трой отвернулась.
– Нет. – Голос ее предательски дрогнул. – У меня не хватило духу. Стыдно, да?
Она еле слышно всхлипнула.
Аллейн порывисто наклонился к ней, но в последний миг спохватился и выпрямился.
– Нет, вовсе не стыдно, – сказал он. – И после этого ни вы, ни Кэтти больше в студию не заходили?
– Не знаю. По-моему, нет. Я туда больше не ходила, а Кэтти весь день просидела в библиотеке, сочиняя статью для «Палитры». Ей заказали серию статей об итальянском примитивизме. Вы лучше сами спросите ее.
– Непременно. Давайте вернемся к вам. Что вы делали потом, после того, как вышли из студии?
– Когда я вышла, было одиннадцать часов. Колокола боссикотской церкви только что отзвонили. Я работала в саду до двух, а потом пришла домой и пообедала. Кисти вымыла здесь – в студию больше не заходила. Мы с Кэтти обсудили мой эскиз, потом она прочитала мне вслух свою статью и начала ее перепечатывать. В пять часов, как раз к чаю, приехали Пилгрим и Сиклифф, а остальные прибыли позже, на шестичасовом автобусе.
– Соня Глюк тоже?
– Да.
– Вечер вы провели вместе?
– В задней части дома я устроила для своих учеников нечто вроде клуба. Во времена молодости моего дедушки там размещался бальный зал, а позднее, когда мой отец лишился почти всего своего состояния, эту часть дома закрыли. Я поставила туда кое-какую мебель и разрешила ученикам собираться и проводить там время. Это сразу за столовой, в конце коридора. Вчера после ужина они все отправились туда. Я тоже несколько раз к ним заглядывала.
– Все были в сборе?
– Кажется, да. Только Пилгрим с Вальмой выходили через балконную дверь прогуляться по саду. Вкусить радостей помолвки.
Аллейн вдруг рассмеялся. Смех у него довольно приятный, подметила Трой.
– Что вас рассмешило? – спросила она.
– «Вкусить радостей помолвки», – процитировал Аллейн.
– А что тут смешного?
– Всего три слова, а сколько в них скрытого смысла!
На мгновение завеса отчуждения упала, и они посмотрели друг на друга как закадычные друзья.
– Во всяком случае, – продолжила Трой, – вернулись они в таком приподнятом расположении духа, что остальные еще долго подтрунивали на их счет. Кроме Сони, которая сидела чернее тучи. Сиклифф права – в прошлом году Соня и впрямь пользовалась бешеным успехом у мужской половины моих учеников. Затем появилась Сиклифф и сразу затмила ее. Соня, не привыкшая ко вторым ролям, изводилась от ревности. Вы же сами видели, как держится Сиклифф. Она сознает свою притягательность и постоянно этим пользуется. Кэтти утверждает, что она нимфоманка.
– А вот Пилгрим кажется мне честным малым.
– Он славный.
– Вы одобряете их помолвку?
– Нет, категорически нет. Я уверена, что она польстилась на его титул.
– Так он сын того самого Пилгрима?
– Да. Причем достопочтенный пэр может в любой день отправиться к праотцам. Он ведь уже давно стоит одной ногой в могиле.
– Понимаю.
– Да, кстати… – Трой замялась.
– Что вы хотели сказать?
– Не знаю, насколько это может быть важно.
– Пожалуйста, говорите.
– Я боюсь, что вы можете отнестись к моим словам слишком серьезно.
– Постараюсь быть объективным. Во всяком случае, в Ярде нас этому учили.
– Прошу прощения, – сразу нахохлилась Трой. – Просто мне показалось, что после помолвки Пилгрим стал выглядеть непривычно озабоченным.
– Из-за чего – не знаете?
– Поначалу я думала – из-за отца, однако теперь мне так уже не кажется.
– Может быть, он понял, что поторопился, и уже сожалеет о своем выборе?
– Нет, вряд ли, – сдержанно сказала Трой. – Думаю, это как-то связано с Соней.
– С натурщицей?
– Мне кажется, его уязвило высказывание Сони насчет влюбленных голубков. Соня вообще была падка на колкости, и, похоже, ей удалось задеть его за живое.
– А было что-нибудь серьезное между самой Соней и Пилгримом?
– Понятия не имею, – чистосердечно призналась Трой.
В дверь постучали, и вошел Фокс.
– Я связался с Ярдом, сэр. В студии наши люди закончили.
– Попросите их не уезжать. Я сейчас подойду.
– Больше от меня ничего не требуется? – спросила Трой, вставая.
– Да, благодарю вас, мисс Трой, – официальным тоном произнес Аллейн. – Если вас не затруднит, сообщите нам, пожалуйста, имена и адреса людей, с которыми вы общались в Лондоне. Мы обязаны проверить показания.
– Да, я понимаю, – холодно ответила Трой.
