Глава 11
Сцены в двух квартирах и одном офисе
I
– Ну, мистер Аллейн, – обратился к начальнику Фокс, – на мой взгляд, решено. Обернется в точности так, как вы говорили. Уберите невозможное и останется… corpus delicti так сказать.
Они сидели в полицейской машине возле дома Пастернов на Дьюкс-Гейт. Оба поверх плеча водителя наблюдали через лобовое стекло за беспечной и быстро семенящей фигурой в шляпе чуть набекрень и помахивающей тросточкой.
– Идет себе, – продолжал Фокс, – такой нахальный и бойкий, словно сам черт ему не брат, а за ним – наш парень. Что ни говорите, мистер Аллейн, искусство наружного наблюдения умирает. Эти молодчики думают, что поступили к нам с единственной целью – носиться по городу в составе «Летучего отряда». – И, покончив, к собственному удовлетворению, с любимым ворчальным коньком, Фокс, все еще глядя вслед удаляющейся фигуре лорда Пастерна, добавил: – Куда теперь, сэр?
– Перед тем как ринуться в бой, будьте добры, объясните, почему служебный долг привел вас на Дьюкс-Гейт, и в особенности к проигрыванию на рояле очередного буги-вуги старого фигляра.
Фокс степенно улыбнулся.
– Привела меня, сэр, как я теперь понимаю, устарелая информация, и еще одна, не такая устарелая. После вашего ухода позвонил Скелтон и сказал, что осматривал револьвер его светлости вторично и что ему очень жаль, что он не упомянул об этом вчера. Он сказал, что они с нашим итонским сержантом затеяли дискуссию о petit bourgeoise или чем-то таком, и у него просто вылетело из головы. Я решил, что лучше не звонить вам на Дьюкс-Гейт, там ведь по всему дому отводные трубки. А поскольку это как будто уладило вопрос, какой именно револьвер его светлость взял с собой на сцену, я решил сам заскочить и вам рассказать.
– И Пастерн избавил вас от трудов?
– Именно так. Что до рояля, то его светлость все твердил, мол, его посетило вдохновение с новой композицией и что надо ее опробовать. Он устроил большой переполох из-за того, что бальный зал опечатан. Наши ребята там уже закончили, и я подумал, что не будет большого вреда ему уступить. Я счел, это поможет установить дружеские отношения, – грустно добавил Фокс. – Но сомневаюсь, что это в конечном счете чему-то поспособствовало. Скажем нашему парню, куда ехать, сэр?
– Заглянем в «Метроном», – предложил Аллейн, – потом к Морри, посмотрим, каково несчастной свинье поутру. Затем перекусим, Братец Лис, а когда с едой будет покончено, придет время навестить НФД в его логове. Если он там, будь он неладен.
– Да, кстати, – сказал Фокс, когда машина тронулась, – еще кое-что. Мистер Батгейт позвонил в Ярд и просил передать, что разыскал одного типа, который регулярно пишет для «Гармонии», и по всему выходит, что мистер Друг обычно сидит в конторе после обеда и по вечерам в последнее воскресенье месяца, поскольку на следующей неделе газета отправляется в печать. Этот джентльмен рассказал мистеру Батгейту, что никто из постоянных сотрудников, за исключением редактора, никогда мистера Друга не видит. Поговаривают, что он имеет дело напрямую с владельцами газеты, но, по общему мнению на Флит-стрит, он сам и есть владелец. Считается, что вся эта секретность просто для поднятия тиражей.
– Достаточно глупо, чтобы быть правдой, – пробормотал Аллейн. – Но мы уже по колено увязли в идиотизме. Полагаю, придется проглотить. Тем не менее, думаю, мы раскопаем причину получше для инкогнито мистера Друга еще до того, как истечет это бесконечное воскресенье.
– Полагаю, да, сэр, – с тихим удовлетворением отозвался Фокс. – Мистер Батгейт провернул для нас недурную работенку. Похоже, он еще чуток поднажал на своего друга и разговорил его о специальных статьях мистера Мэнкса для журнала, и выяснилось, что мистер Мэнкс часто бывает в тамошнем офисе.
– Наверное, обсуждает свои специальные репортажи, забирает гранки или что там еще делают журналисты.
– Много лучше, мистер Аллейн. Означенный джентльмен сказал мистеру Батгейту, что в ряде случаев видели, как мистер Мэнкс выходит из комнаты НФД, а однажды даже после полудня в воскресенье.
– О!
– Подходит, верно?
– Идеально. Спасибо Батгейту. Попросим его встретить нас у редакции «Гармонии». Учитывая, что сегодня у нас последнее воскресенье месяца, Братец Лис, посмотрим, что нас там ждет. Но сначала в «Метроном».
II
Из Ярда Карлайл вышла в смятении, где к изумлению примешивалась беспредметная скука. Выходит, это был все-таки не револьвер дяди Джорджа. Выходит, произошла какая-то страшная путаница, в которой кому-то придется разбираться. Аллейн рано или поздно в ней разберется, и арестуют кого-то другого, а ей следовало бы испытывать радостное возбуждение и толику тревоги. Возможно, где-то на задворках ее души возбуждение и тревога уже зародились и только ждали случая наброситься, но пока она просто чувствовала себя ужасно несчастной и усталой. Ее донимали всяческие мелкие соображения. Сама мысль о том, чтобы вернуться на Дьюкс-Гейт и постараться сладить с ситуацией, представлялась невыносимой. Не в том дело, что Карлайл ужасала сама мысль, что дядя Джордж, тетя Силь или Фэ могли убить Карлоса Риверу, нет, ужасала ее перспектива того, что несколько бурных характеров станут теснить ее собственный, ужасали их притязания на ее внимание и любезность. А у нее свое собственное несчастье, досадная мука, и ей хотелось побыть с ними наедине.
Пока она нерешительно брела к ближайшей автобусной остановке, вспомнила, что неподалеку отсюда, в тупичке под названием Костер-роу, расположена квартира Эдварда Мэнкса. Если она пойдет на Дьюкс-Гейт пешком, придется пройти мимо этой улочки. Она уговаривала себя, что не хочет видеть Эдварда, что встреча будет невыносимой; однако бесцельно пошла дальше. Добрые прихожане, возвращавшиеся из церкви с видом степенным и добропорядочным, оставляли по себе эхо торопливых шагов в пустых переулках. Стайки воробьев ссорились из-за крошек хлеба. День выдался умеренно солнечный. Человек из Ярда, отряженный следить за Карлайл, лавировал в жиденьком потоке пешеходов и вспоминал воскресные обеды своего детства. Вареная говядина, думал он, йоркширский пудинг, подлива, а после подремать с часок в гостиной. Карлайл не чинила ему никаких неприятностей, но хотелось есть.
Увидев, что она помедлила на углу Костер-роу, он сам остановился прикурить. Она посмотрела вдоль фасадов, а потом, прибавив шагу, пересекла проулок и продолжала свой путь. В тот же момент из подъезда шестого дома по Костер-роу вышел смуглый молодой человек и мельком ее увидел. Он закричал: «Карлайл!» и несколько раз взмахнул рукой. Она поспешила дальше и, когда миновала угол и ее не стало видно из тупичка, бросилась бегом.
– Эй, Лайл! – закричал молодой человек. – Лайл! – и побежал догонять.
Человек из Ярда посмотрел, как он пробегает мимо, заворачивает за угол и нагоняет его подопечную. Когда он тронул ее за локоть, она круто обернулась, и теперь они стояли лицом к лицу.
Третий мужчина, появившийся из другого подъезда чуть дальше по проулку, быстро прошел по тому же тротуару, что и человек из Ярда. Они приветствовали друг друга как старые друзья и обменялись рукопожатием. Человек из Ярда предложил сигарету и поднес спичку.
– Как дела, Боб? – спросил он негромко. – Это твоя птичка?
– Он самый. А дамочка кто?
– Моя, – сказал первый, стоявший спиной к Карлайл.
– Недурна собой, – пробормотал, глянув в ту сторону, его коллега.
– Но я бы предпочел пообедать.
– Ссора?
– Похоже на то.
– Но говорят вполголоса.
Движения их были неброскими и небрежными: двое знакомых остановились перекинуться парой слов.
– Какие ставки? – спросил первый.
– Они разделятся. Вечно мне не везет.
– А ведь ты ошибся.
– Возвращаются к нему?
– Похоже на то.
– Бросим монетку?
– Идет. – Второй вытащил из кармана сжатый кулак. – Тебе угадывать.
– Орел.
– А выпала решка.
– Вечно мне не везет.
– Я позвоню, попрошу принести поесть. Сменю тебя через полчаса, Боб.
Они снова сердечно пожали друг другу руки, пока Карлайл с Эдвардом Мэнксом, уныло пройдя мимо них, свернули на Костер-роу.
Карлайл увидела Эдварда Мэнкса углом глаза, когда пересекала тупичок, и ее охватила беспричинная паника. Она прибавила шагу, делая вид, что смотрит на часы, а когда он окликнул ее по имени, бросилась бежать. Сердце у нее ухало, во рту пересохло. У нее было такое чувство, что она убегает в кошмарном сне: она была добычей, преследуемой, а заодно и – поскольку, даже невзирая на свой внезапный испуг, она растерянно сознавала в себе кое-что ее пугавшее – преследователем. Кошмарная убежденность усиливалась еще и звуком его шагов, громыхающих следом за ней, и его голосом, бесконечно знакомым, но сердитым, который кричал ей остановиться.
Ноги у нее налились свинцом, поэтому он легко ее догонял. Предвосхищение того, что он схватит ее сзади, было таким живым, что когда его рука в самом деле сомкнулась на ее локте, она испытала почти облегчение. Он рывком развернул ее лицом к себе, и она поймала себя на том, что сама рассердилась.
– Что, скажи на милость, ты вытворяешь? – спросил он, переводя дух.
– Это мое дело, – отмахнулась она и добавила с вызовом: – Я опаздываю. Я опоздаю на ленч. Тетя Силь будет в ярости.
– Не глупи, Лайл. Ты побежала, едва меня увидела. Ты слышала, как я тебя зову, но не остановилась. Что, черт побери, это значит?
Его густые брови сдвинулись, нижняя губа выпятилась вперед.
– Пожалуйста, Нед, отпусти меня, – попросила она. – Я правда опаздываю.
– Ребячество чистой воды, и ты это знаешь. Но я докопаюсь до сути. Пошли со мной домой. Я хочу с тобой поговорить.
– Тетя Силь…
– О, бога ради! Я позвоню на Дьюкс-Гейт и скажу, что ты осталась на ленч у меня.
– Нет.
С мгновение он смотрел на нее в ярости. Он все еще держал ее за локоть, его пальцы впивались в него, причиняя боль. Потом он сказал уже мягче:
– Не думаешь же ты, что я это так спущу? Это чудовищное положение вещей. Я должен знать, что такое случилось. Вчера, когда мы вернулись из «Метронома», я уже чувствовал, что что-то стряслось. Пожалуйста, Лайл. Давай не будем рявкать друг на друга среди улицы. Вернись со мной.
– Лучше не надо. Честное слово. Я знаю, что веду себя странно.
Его ладонь скользнула ей под локоть, он прижал его к себе. Рука его теперь была нежнее, но она не могла сбежать. Он начал увещевать ее, и она вспомнила, как, даже когда они были детьми, она никогда не могла противостоять его уговорам.
– Ты ведь пойдешь, Лайл, правда? Ну не дурачься, я не вынесу всех этих вывертов. Пойдем.
Она беспомощно оглянулась на двух мужчин на противоположном углу, смутно подумав, что, кажется, одного из них уже где-то видела. «Жаль, что я его не знаю, – подумала она. – Жаль, что я не могу остановиться и его окликнуть».
Они свернули на Костер-роу.
– У меня есть чем перекусить. Квартира довольно милая. Я хочу тебе ее показать. Мы ведь съедим ленч вместе, правда? Мне очень жаль, что я повел себя так грубо, Лайл.
В замке голубой двери щелкнул его ключ. Они очутились в маленьком коридоре.
– Квартира в полуподвале, – говорил он, – но не такая уж плохая. Даже сад есть. Вниз по этой лестнице.
– Иди первый, – предложила она, взаправду подумав, а вдруг это даст ей шанс улизнуть. А если даст, то хватит ли у нее смелости? Он посмотрел на нее пристально.
– Пожалуй, я тебе не верю, – сказал он беспечно. – Вперед!
Он едва не наступал ей на пятки на крутой лесенке и снова взял ее за руку, когда потянулся мимо нее и отпер вторую дверь.
– Ну вот и пришли. – Он распахнул дверь и саму Карлайл чуть подтолкнул вперед.
Перед ней открылась просторная комната-студия с низким потолком, белеными стенами и дубовыми балками. Французские окна выходили в небольшой дворик с цветами в горшках и пальмами в кадках. Обстановка была современной: стальные стулья с прорезиненной обивкой, продуманно расположенный стол, диван-кровать под алым покрывалом. Над камином висел строгий натюрморт – единственная картина в комнате. А вот книжные полки выглядели так, словно их набили исключительно из книжной лавки «Левая книга». Это была скрупулезно опрятная комната.
– Дубовые балки, если верить агенту по найму, тюдоровские, – говорил тем временем он. – Совершенно нефункциональные, конечно, и довольно отталкивающие. В остальном не так плохо, как по-твоему? Садись, пока я поищу, что выпить.
Сев на диван, она слушала его вполуха. Его запоздалое притворство, что это лишь приятная и случайная встреча, ничуть ее не успокаивало. Он все еще злился. Забирая у него коктейль, она поймала себя на том, что рука у нее дрожит так, что она не может поднести стакан ко рту. Напиток расплескался. Наклонив голову, она быстро его глотнула, надеясь, что он ее подбодрит. Она тайком потерла носовым платком пятна на покрывале, но, даже не глядя, знала, что Эдвард за ней наблюдает.
– Ну что, начнем с разгону или подождем до конца ленча? – спросил он.
– Не о чем разговаривать. Мне жаль, что я веду себя как идиотка, но, в конце концов, ночь выдалась тяжелая. Убийства, пожалуй, плохо на меня действуют.
– Нет-нет, – возразил он, – так не пойдет. Ты не стала бы убегать, как кролик, при виде меня только потому, что кто-то убил аккордеониста. – И после долгой паузы спокойно добавил: – Разве только ты случайно считаешь, что я его убил. Ты так считаешь?
– Не будь ослом, – бросила она, и по какой-то неожиданной случайности, совершенно вне ее воли и вне какого-либо распознаваемого желания, ее ответ прозвучал неубедительно и слишком резко. Такого вопроса она от него никак не ожидала.
– Хотя бы это радует, – сказал он и сел на стол возле дивана.
Опасаясь встретиться с ним взглядом, она смотрела прямо перед собой на его левую руку, расслабленно лежавшую на колене.
– Ладно, – сказал он, – что я такого натворил? Ведь я что-то натворил. Что?
Она думала: «Надо ему что-то сказать, что-то надо выдать. Но только часть. Малую часть, не то, что по-настоящему важно». Она поискала, как подступиться, какой взять тон, хотела найти что-нибудь убедительное, но на нее навалилась смертельная усталость, и она изумила саму себя, сказав внезапно и громко:
– Мне известно про НФД.
Его рука быстро скользнула из поля ее зрения. Она подняла глаза, ожидая увидеть его гнев или удивление, но он повернулся, чтобы поставить стакан на стол позади себя.
– Правда? – переспросил он. – Неловкая ситуация, верно? – Он быстро отошел на другой конец комнаты к стенному шкафу, который открыл, а там спросил, не поворачиваясь: – Кто тебе рассказал? Кузен Джордж?
– Нет. – Сквозь усталость пробивалось удивление. – Нет, я видела письмо.
– Какое письмо? – спросил он, роясь в шкафу.
– Адресованное Фелиситэ.
– А, – протянул Мэнкс, – то письмо.
Он повернулся. В руке у него была пачка сигарет и, протягивая ее, он направился к ней. Она покачала головой, и он твердой рукой поднес спичку к своей сигарете.
– Как вышло, что ты его увидела?
– Оно было потеряно. Оно… я… да какая разница? Все и так совершенно ясно. Нам нужно продолжать?
– Не понимаю, почему это открытие вдохновило тебя на спринтерский забег.
– Думаю, я сама себя не понимаю.
– Что ты делала вчера ночью? – внезапно спросил он. – Куда ты ходила после того, как мы вернулись на Дьюкс-Гейт? Почему ты объявилась с Аллейном? Чем ты занималась?
Невозможно было объяснить, что Фелиситэ потеряла письмо, он разом тогда бы обнаружил, что Аллейн его читал, и хуже того, это неизбежно заставило бы ее признать, возможно даже обсуждать, его новые отношения с Фелиситэ. «Он может, – думала Карлайл, – прямиком мне сказать, что влюблен в Фэ, а мне не под силу сейчас брать такой барьер».
Поэтому она сказала:
– Не важно, чем я занималась. Я не могу тебе рассказать. В каком-то смысле это было бы нарушением доверия.
– Это как-то связано с НФД? – резко спросил Мэнкс и после паузы добавил: – Ты никому о своем открытии не рассказала?
Старшему инспектору Аллейну она ничего не говорила. Он сам узнал. Поэтому она со страдальческим видом тряхнула головой.
Он стоял над ней, нависая.
– Ты никому не должна говорить, Лайл. Это очень важно. Ты ведь понимаешь, как это важно, правда?
Разрозненные фразы неописуемой насмешливости пронеслись у нее в голове при одном только воспоминании о той тошнотворной колонке.
– Тебе незачем ничего мне объяснять, – сказала она, отводя взгляд от его проницательных глаз и насупленных бровей, а потом у нее вдруг вырвалось: – Это такая дрянь, Нед. Сам журнал. Это как если бы одна из наших повестей превратилась в слезливое месиво. Как ты мог!
– С моими статьями порядок, – сказал он, помолчав. – Так в этом дело, да? Вот как, ты пуристка?
Сжав руки, она уставилась на них.
– Должна тебе сказать, что если каким-то адски запутанным образом, решительно вне моего понимания, эта история с НФД связана со смертью Риверы…
– Ну?
– То есть если она… я хотела сказать…
– Ты хотела сказать, что если Аллейн напрямик тебя спросит, ты скажешь?
– Да.
– Понимаю.
У Карлайл болела голова. Утром она не смогла заставить себя позавтракать, и коктейль, который он ей дал, сделал сейчас свое дело. Их путаный антагонизм, ощущение, что она попала в ловушку в этой чужой комнате, ее личное горе – все эти обстоятельства слились в дымку неопределенности. Сама сцена сделалась нереальной и невыносимой. Вдруг он взял ее за плечи и сказал громко:
– Дело не только в этом. Ну же, что еще?
А она услышала его словно бы из далекого далека. Его руки тяжело давили ей на плечи.
– Я дознаюсь, – говорил он.
В дальнем конце комнаты зазвонил телефон. Карлайл посмотрела, как он отходит, чтобы снять трубку. Его голос внезапно переменился, сделался беспечным и дружелюбным, каким она его знала много лет.
– Алло? Алло, Фэ милая. Мне ужасно жаль, я должен был позвонить. Они часами терзали Лайл в Ярде. Да, я на нее наткнулся, и она попросила меня позвонить и сказать, что она так опаздывает, что попробует перекусить где-нибудь поблизости, поэтому я пригласил ее к себе. Пожалуйста, передай кузине Сесиль, что вина не ее, а целиком и полностью моя. Я обещал позвонить. – Он посмотрел на Карлайл поверх телефонной трубки. – С ней все в полном порядке, – сказал он. – Я о ней позабочусь.
III
Если бы какой-нибудь художник, предпочтительно сюрреалист, попытался изобразить фигуру трудящегося детектива на подходящем фоне, он отдал бы предпочтение комнате с наслоениями пыли и предметам, застывшим в непривычной тусклости, пепельницам и скатертям, неопустошенным мусорным корзинам, столам, заставленным грязными стаканами, сдвинутым в беспорядке стульям, несвежей еде и одежде, которую пропитал затхлый запах ненужности.
Когда Аллейн и Фокс в половине первого утра этого воскресенья вошли в «Метроном», на них пахнуло субботней ночью. Сам ресторан, раздаточные и кухни были убраны, но фойе и офисы остались нетронутыми, и спертый флер вчерашнего праздника лежал на них тонким налетом пыли. Трое мужчин в рубашках с закатанными рукавами приветствовали Аллейна с унылым удовлетворением, какое обычно сопровождает безуспешные поиски.
– Не повезло? – спросил Аллейн.
– Пока нет, сэр.
– Есть коридор, который идет от офисов к кладовым, – сказал Фокс. – Этим путем покойный должен был пройти, чтобы выйти в дальнем конце зала.
– Мы там были, мистер Фокс.
– Трубы в туалетах?
– Пока нет, мистер Аллейн.
– Я бы сначала попробовал. – Аллейн указал на открытую дверь из кабинета Цезаря Бонна в заднюю комнату: – Начните оттуда.
В зал ресторана он прошел один. Вчера они с Трой сидели за вторым справа столиком. Сейчас на него были закинуты стулья. Спустив один на пол, он на него уселся. «Двадцать лет, – думал он, – я тренировал память. И при том усердно. Впервые в жизни я стал свидетелем по своему собственному делу. Хороший из меня свидетель или паршивый?»
Сидя в одиночестве, он стал воссоздавать сцену преступления, начиная с мелочей: белая скатерть, предметы на столе, длинные пальцы Трой совсем близко от его собственных. Он подождал, пока эти детали не упрочатся в его памяти, а потом чуть расширил мысленно поле зрения. За соседним столом спиной к нему сидела Фелиситэ де Суз в красном платье. Она вертела в руках белую гвоздику и бросала косые взгляды на мужчину подле себя. Мужчина сидел между Аллейном и лампой на их столике, и различим был только вычерченный светом профиль. Его голова повернута к сцене. Справа от него, видимая яснее, освещенная ярче, – Карлайл Уэйн. Она развернулась посмотреть выступление, сидит наполовину спиной к столу. Ее волосы завиваются на висках, на лице у нее – сочувствие и недоумение. За Карлайл, спиной к стене, тяжелая фигура, почти скрытая остальными, – леди Пастерн. Когда остальные сместились, он по очереди разглядел ее каменную прическу, ее многозначительные плечи, жесткий силуэт бюста; но лица никогда не видел.
Поднятая над ними, но близко к ним фигура бешено жестикулирует среди барабанов. Эта картина виделась яркой, так как ее обрамляло озерцо света. Лысоватая голова лорда Пастерна подергивалась и кивала. На его инструментах помаргивали металлические блики. Луч прожектора сместился, и вот в середине сцены – Ривера: он выгибается назад, поднимает, прижимая к груди, аккордеон. Сверкают глаза и зубы, сталь и перламутр накладок. Стрелка метронома неподвижно указывает ему на грудь. Позади, наполовину в тенях, пухлая рука дергается вверх-вниз, отбивает такт миниатюрной палочкой. Широкая улыбка влажно блестит на луноподобном лице. Вот лорд Пастерн уже стоит лицом к Ривере на краю озерца света. Револьвер нацелен на изогнувшуюся фигуру, вспышка, Ривера падает. Потом еще выстрелы и комические падения, потом… В пустом ресторане Аллейн резко ударил ладонями по столу. Только тогда, и не раньше, завели свое адское мигание лампочки. Они вспыхивали и гасли по всей длине стрелки и по всей стальной конструкции, которая ее поддерживала, вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, красные, зеленые, голубые, зеленые, красные. Тогда, и только тогда, стрелка качнулась прочь от распростертой фигуры, и заикающееся, слепящее светопреставление набрало ход.
Встав, Аллейн поднялся на сцену. Он остановился ровно там, где упал Ривера. Скелетообразная башня метронома оказалась просто рамкой. На обратной стороне конструкции было закреплено электрическое оборудование. Он посмотрел на острие гигантской стрелки, зависшее прямо у него над головой. Изготовленная из стальных трубок или отлитая из пластмассы, усеянная миниатюрными лампочками, она на мгновение фантастично напомнила ему усеянное драгоценными камнями орудие убийства. Справа от двери в комнату оркестрантов и скрытый от аудитории роялем, в стену был утоплен миниатюрный распределительный щит. За свет, как ему сказали, отвечал Хэппи Харт. Со своего места за роялем, как и с того места, где упал, он мог дотянуться до рубильников. Сейчас это сделал Аллейн, опустив тот, на котором имелась пометка «мотор». Низкое жужжание предвосхитило первый громкий «тик». Гигантская, указывавшая вниз стрела качнулась, описала половину дуги, потом качнулась назад и заходила взад-вперед под аккомпанемент собственного перестука. Он включил подсветку и постоял с мгновение – неуместная фигура в сердце мигающего калейдоскопа. Сверкая огнями, стрелка метронома прошла в четырех дюймах над его головой, чтобы описать до конца дугу, потом вернулась. «Если слишком долго смотреть на треклятую штуковину, она, наверное, загипнотизирует», – подумал он и дернул оба рубильника.
В офисе он застал мистера Фокса, сурово надзирающего за двумя водопроводчиками, которые снимали в уборной пиджаки.
– Если не выудим ничего проволоками, мистер Аллейн, – сказал он, – боюсь, придется все демонтировать.
– Я больших надежд не питаю, – отозвался Аллейн, – но приступайте.
Один водопроводчик потянул за цепочку и задумался, созерцая вызванный этим действием феномен.
– Ну? – требовательно спросил Фокс.
– Не сказал бы, что так уж хорошо работает, – поставил диагноз водопроводчик, – но ведь, опять же, работает, если понимаете, о чем я. – Подняв палец, он посмотрел на товарища.
– Неполадки с бачком? – рискнул предположить тот.
– Эге.
– Предоставляю все вам, – сказал Аллейн и забрал с собой Фокса в офис.
– Фокс, – начал он, – давайте переберем ключевые кусочки этой чудовищной головоломки. Каковы они?
– Происшествия и взаимоотношения на Дьюкс-Гейт, – тут же подсказал Фокс. – Торговля наркотиками. «Гармония». Подмена. Аккордеон. Характер орудия убийства.
– Добавьте еще один. Пока Ривера играл, метроном не работал. Стрелка начала раскачиваться после того, как Ривера упал, и после того, как были произведены остальные выстрелы.
– Улавливаю, сэр. Да, – замогильно протянул Фокс. – Еще и это. Добавим метроном.
– Теперь давайте пройдемся по остальному материалу и посмотрим, что у нас накопилось.
Устроившись в затхлом офисе Цезаря Бонна, они перебирали, отбрасывали, сравнивали и разбирали фрагменты, установленные в ходе расследования. Их голоса гудели под неумолчный аккомпанемент водных трюков слесарей. Через двадцать минут Фокс закрыл блокнот, снял очки и серьезно посмотрел на начальника.
– Вот что мы имеем, – подвел итог он. – Если отвлечься от горстки незначительных деталей, нам не хватает всего одного кусочка. – Он занес над столом руку ладонью вниз. – Если отыщем его и если, когда его отыщем, он подойдет, что ж, картиночка завершена.
– Если, – сказал Аллейн, – и когда.
Дверь во внутренний офис открылась, и вошел старший водопроводчик. С видом ложной скоромности он протянул голую и выбеленную хлоркой руку. На ладони лежал мокрый револьвер.
– Вам не это нужно было? – спросил он уныло.
IV
Кертис ждал их у входа в здание, где проживал Морри.
– Простите, что мы вас вытащили, Кертис, – извинился Аллейн, – но нам может потребоваться ваше мнение, в состоянии ли он сделать заявление. Это выход Фокса. Он у нас наркорыцарь.
– Что скажете, доктор, как он? – спросил Фокс.
Доктор Кертис некоторое время смотрел на свои туфли, потом осторожно высказался:
– Тяжелое похмелье. Озноб. Депрессия. Возможно, обида на весь свет. Возможно, попытки примирения. Нельзя знать наперед.
– Если он решит заговорить, какова вероятность того, что он будет говорить правду?
– Невелика. Обычно они лгут.
– Какой подход будет лучшим? – спросил Фокс. – Агрессивный или улещивающий?
– Положитесь на свой опыт.
– Могли бы и подсказать, доктор.
– М-да, – неопределенно протянул Кертис. – Пойдемте на него посмотрим.
Квартиры были более современного пошиба и хвастливо выставляли напоказ хромированную сталь почти в «манере Морри Морено» – крикливо и бессодержательно. Аллейн, Фокс и Кертис поднялись на лифте в стиле рококо и прошли по похожему на туннель коридору. Фокс нажал на звонок, и дверь открыл полицейский в штатском. Увидев их, он снял цепочку и, впустив их внутрь, снова запер дверь.
– Как он? – спросил Аллейн.
– Проснулся, сэр. Ведет себя смирно, но беспокоен.
– Что-нибудь говорил? – поинтересовался Фокс. – То есть осмысленное.
– Не особенно, мистер Фокс. Он, кажется, очень тревожится из-за покойного. Говорит, мол, не знает, что будет без него делать.
– Это, во всяком случае, осмысленно, – хмыкнул Фокс. – Идемте, сэр?
Это была дорогая и довольно безликая квартира, примечательная лишь большим числом подписных фотографий в рамках и немалым беспорядком. Морри, облаченный в домашний халат невероятной роскоши, утопал в глубоком кресле, в котором, когда они вошли, как будто еще больше съежился. Лицо у него было цвета невареной курицы и такое же дряблое. Едва завидев доктора Кертиса, он завел жалобный вой.
– Док, – заскулил он. – Я полная развалина. Док, бога ради, посмотрите на меня и объясните им.
Кертис взял его за запястье.
– Послушайте, – умолял Морри, – вы же умеете распознать больного человека… послушайте…
– Помолчите.
Морри потянул себя за нижнюю губу, моргнул и с непоследовательностью куклы чревовещателя расплылся в своей прославленной улыбке.
– Извините нас, – сказал он.
Кертис проверил его рефлексы, поднял веки и посмотрел на язык.
– Вы немного нездоровы, – сказал он, – но нет причин, почему бы вам не ответить на вопросы, которые хотят задать вам эти джентльмены. – Он посмотрел на Фокса. – Он вполне способен усвоить обычное официальное предупреждение.
Фокс оное произнес и пододвинул стул, чтобы сесть лицом к Морри, который наставил дрожащий палец на Аллейна.
– И как вам в голову взбрело, – заревел он, – натравить на меня этого типа? Что плохого в том, чтобы поговорить со мной самому?
– Инспектор Фокс, – объяснил Аллейн, – ведет расследование дел о незаконной торговле наркотиками. Он хочет получить от вас кое-какие сведения.
Он отвернулся, и Фокс взялся за дело.
– Так вот, мистер Морено, – начал он, – думаю, только честно будет вам сообщить то, что нам уже удалось установить. Немного сэкономит время, а?
– Мне нечего вам сказать. Я ничего не знаю.
– Нам известно, что вы очутились в весьма незавидном положении, – продолжал Фокс, – войдя во вкус употребления некоего наркотического препарата. Они ведь крепко забирают, правда?
– Это только потому, что я слишком много работаю, – сказал Морри. – Дайте мне вздохнуть, и я брошу. Клянусь, брошу. Но постепенно. Надо ведь постепенно бросать. Правильно, док?
– Думаю, – мирно отозвался Фокс, – так оно и есть. Вот это я понимаю. Теперь о поставках. Из достоверного источника нам стало известно, что наркотики вам поставлял покойный. Хотите к этому что-нибудь добавить, мистер Морено?
– Это вам старикан рассказал? – вскинулся Морри. – Готов поспорить, что старикан. Или Сид. Сид знал. У Сида на меня зуб. Мерзкий большевик. Это был Сид Скелтон?
Фокс сообщил, что сведения поступили из нескольких источников, и спросил, как лорд Пастерн узнал, что наркотики поставлял Ривера. Морри ответил, что лорд Пастерн всякое умел вынюхивать, но выразиться яснее отказался.
– Насколько я понимаю, – продолжал Фокс, – его светлость затронул вчера эту тему.
Морри тут же впал в истерику.
– Он меня доконает! Вот что он сделает. Послушайте! Что бы ни случилось, не дайте ему это сделать. Он достаточно чокнутый, чтобы это сделать. Честно. Честное слово, он достаточно чокнутый.
– Чтобы сделать что?
– Что он и сказал. Написать про меня в ту проклятую газету.
– В «Гармонию»? – помолчав, переспросил Фокс. – Вы про это издание говорите?
– Про нее самую. Он сказал, что знает кое-кого… Боже, да у него просто пунктик. Ну, понимаете… Будь он проклят, распят и четвертован! – заорал Морри. – Он меня прикончит. Он прикончил Карлоса, и что мне теперь делать, где дурь добывать? Все следят и шпионят, а я просто не знаю! Карлос никогда мне не говорил. Я не знаю.
– Никогда вам не говорил? – мирно переспросил Фокс. – Подумать только! Никогда не открывал, откуда берет?! И готов поспорить, гайки прикручивал, когда приходило время платить. А?
– Ха, Америку открыли!
– И никаких послаблений? Скажем, если вы его выручите?
Морри снова съежился в кресле.
– Ничего про это не знаю. Я вообще вас не понимаю.
– Я к тому говорю, – объяснил Фокс, – ведь, бывает, подворачиваются удачные возможности, верно? Леди или, возможно, их партнеры просят дирижера сыграть конкретную вещицу. Банкнота переходит из рук в руки, и неизвестно: может, она чаевые, а может, авансовый платеж, а на следующий раз доставляется товар. Мы с таким встречались. Интересно, не вынуждал ли он вас оказывать ему услуги? Нет-нет, не хотите, можете ничего не говорить. У нас есть фамилии и адреса всех вчерашних гостей клуба, и картотеки тоже имеются. Дела на людей, ну, понимаете, про которых известно, что они таким балуются. Поэтому я не буду настаивать. Не беспокойтесь. Но я думал, что у него с вами была какая-то договоренность. Из благодарности, если можно так выразиться…
– Благодарность! – Морри визгливо рассмеялся. – Вы воображаете, будто вам все известно. – Он многозначительно втянул носом воздух. Тут он начал задыхаться, его прошиб пот. – Не знаю, что мне делать без Карлоса, – прошептал он. – Кто-то должен мне помочь. Это все старикан виноват. Он и девчонка. Если бы мне только покурить… – Он посмотрел на доктора Кертиса жалобно. – Не укольчик. Я знаю, укольчик вы мне не сделаете. Но только покурить. Обычно я по утрам не принимаю, но сегодня же исключение, док. Не могли бы вы, док…
– Вам придется еще немного потерпеть, – с толикой доброжелательности отозвался доктор Кертис. – Погодите немного. Мы не станем утруждать вас дольше, чем вы способны выдержать. Потерпите.
Внезапно и глупо Морри зевнул, да так, что зевок расколол его лицо пополам, обнажив десны и обложенный язык. Он потер руками шею.
– У меня все время такое чувство, будто что-то забралось мне под кожу. Червяки или еще какие насекомые, – сказал он раздражительно.
– По поводу орудия убийства.
Морри подался вперед, уперев руки в колени и пародируя Фокса.
– По поводу орудия убийства? – злобно передразнил он. – Занимайтесь-ка своим делом, сами ищите орудие убийства. Приходите сюда, мучите человека. Чья была пушка? Чей был чертов зонт? Чья была чертова падчерица? Чье это чертово дело? Убирайтесь! – Задыхаясь, он снова рухнул в кресло. – Убирайтесь. Я в своем праве. Вон.
– Почему бы и нет? – согласился Фокс. – Предоставим вас самому себе. Разве только мистер Аллейн?..
– Нет, – сказал Аллейн.
У двери доктор Кертис обернулся.
– Кто ваш врач, Морри? – спросил он.
– Нет у меня врача, – прошептал Морри. – Никогда со мной ничего не случалось. Ничегошеньки.
– Мы найдем кого-нибудь, кто бы за вами присмотрел.
– А вы сами не можете? Вы не можете за мной присмотреть, док?
– Мог бы, – пожал плечами доктор Кертис.
– Пошли, – сказал Аллейн, и они вышли.
V
Один конец Мейтерфэмильес-лейн сильно пострадал при бомбежке и практически исчез с лица земли, но другой стоял целый и невредимый – узенькая улочка старого Сити с древними зданиями, водянистым запахом, темными проходами между домами и дерзким очарованием.
Редакция «Гармонии» располагалась в высоком здании на углу, где Мейтерфэмильес-лейн начинала спуск с холма, а вправо ответвлялся тупичок под названием Джорнеймен-степс. Оба этим воскресным днем пустовали. Шаги Аллейна и Фокса гулко отдавались на мостовой. Не доходя до угла, они встретили Найджела Батгейта, который стоял в подворотне, ведущей на двор пивоварни.
– Во мне, – приветствовал их Найджел, – вы видите добровольного летописца детективов и карманный путеводитель по Сити.
– Надеюсь, ты прав. Что у тебя для нас есть?
– Его комната на первом этаже, окно выходит на эту улицу. Ближайший вход – за углом. Если он на месте, дверь в его контору будет заперта на засов изнутри, снаружи будет табличка «Занято». Он, видите ли, запирается.
– Он на месте, – сказал Аллейн.
– С чего вы взяли?
– За ним был хвост. Наш человек позвонил из автомата, и сейчас он вот-вот должен вернуться к себе в контору.
– Вот по этому проулку, если сообразительности хватит, – пробормотал Фокс. – Осторожно, сэр!
– Тихонько, тихонько, – шепнул в ответ Аллейн.
Найджел обнаружил, что его ловко задвинули в глубь подворотни, погребли в объятиях Фокса и затянули в нишу. Аллейн как будто прибыл туда же одновременно.
– Только попробуйте пискнуть, в управление больше ни ногой! – шепнул Аллейн.
Кто-то бодрым шагом шел по Мейтерфэмильес-лейн. Приближающиеся шаги эхом отдались в подворотне, когда Эдвард Мэнкс прошел мимо в лучах солнечного света.
Они неподвижно привалились к темному камню и явственно услышали стук в дверь.
– Ваш ищейка, – не без пыла заметил Найджел, – похоже, опростоволосился. За кем, по-вашему, он следил? Явно не за Мэнксом.
– Явно, – согласился Аллейн, а Фокс что-то буркнул невнятно.
– Чего ждем? – раздраженно спросил Найджел.
– Дай ему несколько минут, – отозвался Аллейн. – Пусть обустроится.
– Я иду с вами?
– А ты хочешь?
– Конечно. Только слишком уж жаль, – сказал Найджел, – что мы с ним знакомы.
– Может, до рукоприкладства дойти, – раздумчиво протянул Фокс.
– Очень даже вероятно, – согласился Аллейн.
Стайка воробьев перепархивала и ссорилась на солнечной улице, откуда ни возьмись ветер нанес вдруг пыль, и где-то за пределами видимости фалы бились об оставленный без присмотра флагшток.
– Скучно, однако, – заметил Фокс, – работать в Сити воскресным днем. В молодости я полгода так оттрубил. Ловишь себя на мысли, какого черта ты тут делаешь и все такое.
– Ужасающе, – согласился Аллейн.
– Я носил с собой свод правил и процедур, выдаваемый констеблям, и старался заучивать по шесть страниц в день. В те дни я был, – безыскусно пояснил он, – молодым и честолюбивым.
Найджел глянул на часы и закурил.
Тянулись минуты. На Биг-Бене пробило три, затем последовал беспорядочный перезвон других часов. Осторожно выйдя из подворотни, Аллейн посмотрел в обе стороны Мейтерфэмильес-лейн.
– Выступаем, – сказал он. Он опять выглянул на улицу и подал кому-то знак.
Фокс с Найджелом последовали за ним. По тротуару к ним шел мужчина в темном костюме. Обменявшись с ним несколькими фразами, Аллейн первым свернул за угол, но новоприбывший остался в подворотне.
Они быстро прошли мимо окна, на котором не было занавесок, зато имелась надпись масляной краской «Гармония», и очутились в тупичке, куда выходила боковая дверь с медной табличкой. Аллейн повернул ручку, и дверь открылась. Едва не наступая ему на пятки, Фокс и Найджел прошли по обветшалому проходу, который явно вел в основной коридор. Справа от них, едва различимый во внезапном полумраке, маячил силуэт двери. Зато на самой двери ясно видно было слово «Занято» белыми буквами. За дверью слышалось клацанье пишущей машинки.
Аллейн постучал. Клацанье замерло, скрипнул стул. Кто-то подошел к двери, и голос Эдварда Мэнкса произнес:
– Да? Кто там?
– Полиция, – отозвался Аллейн.
В повисшей тишине троица с любопытством переглянулась. Согнув пальцы, Аллейн поднял руку к двери, подождал и спросил:
– Можно с вами поговорить, мистер Мэнкс?
Последовало секундное молчание, после чего голос произнес:
– Минутку. Я сейчас выйду.
Аллейн посмотрел на Фокса, который встал с ним рядом. Слово «Занято» с шумом отодвинулось и сменилось буквами «НФД». Лязгнул засов, и дверь отворилась вовнутрь. На пороге, держась одной рукой за саму дверь, а другой за косяк, стоял Мэнкс. За спиной у него высилась деревянная ширма.
Ботинок Фокса незаметно скользнул за порог.
– Я выйду, – повторил Мэнкс.
– Напротив, лучше мы войдем, – возразил Аллейн.
Без особого проявления силы или даже напористости, но с немалой ловкостью инспекторы проскользнули мимо Мэнкса и обогнули ширму. Мэнкс с секунду смотрел на Найджела, но, казалось, его не узнал. Потом он последовал за полицейскими, а Найджел – незаметно – за ним.
На столе стояла лампа с зеленым абажуром, а за столом спиной к вошедшим сидел мужчина. Когда Найджел вошел, вращающееся кресло как раз со скрипом поворачивалось. В поношенной одежде и очках с зелеными стеклами перед непрошеными гостями предстал лорд Пастерн.
