Глава 9
Скотленд-Ярд
I
В половине одиннадцатого в кабинете старшего инспектора Аллейна в Новом Скотленд-Ярде была официально начата рутинная процедура расследования убийства.
Сам Аллейн, сидя за столом, принимал доклады сержантов Гибсона, Уотсона, Скотта и Солиса. Мистер Фокс, в котором благодушие и отличное настроение умерялись строгостью, обычной его реакцией на доклады о наблюдении, критически слушал подчиненных, каждый из которых держал перед собой служебный блокнот. Шестеро мужчин серьезно занимались повседневной работой. Ранее тем же утром в других районах Лондона другие специалисты занимались каждый своим делом: капитан Энтуистл, эксперт по баллистике, вставил стрелку, изготовленную из трубки зонта, в револьвер и выстрелил ею в мешок с песком; аналитик мистер Каррик подверг пробку различным тестам на ряд смазочных веществ; а сэр Грэнтли Мортон, прославленный патологоанатом, которому ассистировал доктор Кертис, вскрыл грудную клетку Риверы и с большой осторожностью извлек его сердце.
– Хорошо, – сказал Аллейн. – Несите сюда стулья и курите, если хотите. Разговор, скорее всего, будет долгим.
Когда все устроились, он указал черенком трубки на сержанта с тяжелым подбородком, соломенными волосами и, по обыкновению, удивленным лицом.
– Это ведь вы обыскивали комнаты покойного, Гибсон? Давайте начнем с вас.
Гибсон большим пальцем перелистнул до нужного места блокнот, с явным изумлением глянул на записи и пустился докладывать нараспев и тоненьким голосом:
– Покойный Карлос Ривера проживал по адресу 102, Бедфорд-мэншнс, Остерли-сквер. Квартира с гостиничным обслуживанием, арендная плата пятьсот фунтов в год.
– И почему только мы все не играем на гармошках? – спросил Фокс, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
– В три часа утра первого июня, – продолжал визгливо Гибсон, – получив ордер на обыск, я произвел вход на вышеозначенную территорию посредством ключа на кольце, снятого с тела покойного. Квартира состоит из холла шесть на восемь футов, гостиной двенадцать на четырнадцать футов и спальни девять на одиннадцать футов. Обстановка в квартире следующая: в гостиной – ковер, пурпурный, толстый; занавеси, от пола до потолка, пурпурного атласа.
– «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками!.. – пробормотал Аллейн. – Пурпурные.
– Можно называть это муаром, мистер Аллейн?
– Э… Продолжайте.
– Диван, обитый зеленым бархатом, три кресла, то же самое, обеденный стол, шесть обеденных стульев, открытый камин. Стены выкрашены в желтовато-коричневый цвет. Подушки: семь штук. Зеленый и пурпурный атлас. – Он посмотрел на Аллейна. – Прошу прощения, мистер Аллейн? Что-то не так?
– Ничего-ничего. Продолжайте.
– Книжный шкаф. Четырнадцать книг. Иностранные. Опознал четыре как отчеты о полицейских расследованиях. Картины – четыре штуки.
– Они-то на что похожи? – поинтересовался Фокс.
– Не важно, грязный вы старикашка, – сказал Аллейн.
– Два наброска ню, мистер Фокс, что называется, «настенные девушки». Остальные еще откровеннее. Портсигары: четыре штуки. Сигареты коммерческого производства. Взял по одной из каждой коробки. Стенной сейф. Комбинационный шифр, но я нашел записку с цифрами в записной книжке покойного. Содержимое…
– Минутку, – прервал Аллейн. – Во всех квартирах есть такие сейфы?
– В ходе изысканий я установил, что покойный договорился об установке.
– Хорошо. Продолжайте.
– Содержимое. Мной был извлечен ряд документов, два гроссбуха, или бухгалтерские книги, и запертый ящик для наличности, содержавший триста фунтов банкнотами малого достоинства и тринадцать шиллингов серебром. – Тут Гибсон остановился по собственному почину.
– Надо же! – удивился Фокс. – Тут мы и впрямь, возможно, на что-то наткнулись.
– В сейфе я оставил записку с описью содержимого сейфа, а сам сейф запер, – сказал Гибсон с нотой неуверенности, вызванной, вероятно, опасениями за стиль своей прозы. – Мне представить содержимое сейчас, сэр, или продолжать со спальней?
– Сомневаюсь, что я способен снести спальню, – сказал Аллейн. – Но продолжайте.
– Она выдержана в черном, сэр. В черном атласе.
– Вы все это занесли в протокол? – внезапно вопросил Фокс. – Все про цвета и атлас?
– Вы велели проявить основательность, мистер Фокс.
– Есть же мера всему, – серьезно возвестил Фокс. – Прошу прощения, мистер Аллейн.
– Вовсе нет, Братец Лис. Спальня, Гибсон.
Но ничего стоящего в подробном отчете Гибсона о спальне Риверы не нашлось, если не считать откровением, что покойный питал пристрастие к черным атласным пижамам с вышитыми инициалами владельца, что, как предположил Аллейн, изобличает его личность, вынося ей окончательный приговор. Гибсон представил добычу из стенного сейфа, и она была должным образом изучена. Аллейн взял себе гроссбухи, а Фокс – стопку писем. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое только шелестом бумаги.
Однако наконец Фокс хлопнул ладонью по колену, и Аллейн, не поднимая глаз, отозвался:
– А?
– Странно, – хмыкнул мистер Фокс. – Только послушайте, сэр.
– Валяйте.
– «Как нежен, – начал мистер Фокс, – первый цвет любви! Как хрупок крошечный бутон, как легко подвержен заморозкам! Касайтесь его нежно, милый мальчик, не то его аромат будет утрачен навсегда».
– Ух ты! – вырвалось шепотом у сержанта Скотта.
– «Ты говоришь, – продолжал мистер Фокс, – что она непостоянна. Но и небо по весне тоже. Будь терпелив. Жди, когда раскроются крохотные лепестки. Если хочешь получить особый «Разговор по душам» и так далее». – Сняв очки, Фокс воззрился на начальника.
– Что вы имели в виду этим «и так далее», Фокс? Почему не продолжаете?
– Тут так сказано. И так далее. Тут текст обрывается. Сами посмотрите.
Он развернул на столе перед Аллейном смятый лист голубой писчей бумаги. Тот был заполнен машинописным текстом с малым интервалом между строками. Наверху листа был штамп с адресом по Дьюкс-Гейт.
– И о чем вы умолчали? У вас же что-то еще есть.
Фокс положил перед ним второе вещественное доказательство. Это была вырезка из газеты, напечатанная на бумаге, какую предпочитают вычурные издания. Аллейн прочел вслух:
– «Дорогой НФД, я помолвлен с молодой леди, которая временами бывает очень нежной, а потом вдруг снова обращается со мной холодно. Дело не в дурном запахе изо рта, потому что я ее спрашивал, а она сказала, что нет и что ей бы очень хотелось, чтобы я не заводил про него разговор снова. Мне двадцать два года, рост у меня пять футов одиннадцать дюймов с головы до ног, и я хорошо сложен. Я зашибаю пятьсот пятьдесят фунтов в год. Я автомеханик первой ступени, и у меня есть виды на повышение. Она считает, что меня любит, но так вот себя ведет. Как мне к этому относиться? Карданный Вал».
– Я бы рекомендовал хорошенькую порку, – сказал Аллейн. – Бедный старина Карданный Вал.
– Продолжайте, сэр. Прочтите ответ.
Аллейн продолжил:
– «Дорогой Карданный Вал. Ваша проблема не столь необычна, как вы, возможно, склонны думать в своих расстроенных чувствах. Как нежен первый цвет любви…» Да, вот опять. Да. Хорошо? Фокс. Вы, похоже, нашли отрывок черновика и законченную статью. Черновик, отпечатанный на писчей бумаге Дьюкс-Гейт, выглядит так, словно лежал скомканный в чьем-то кармане, верно? Минутку.
Он открыл собственную папку, и мгновение спустя письмо, которое выронила из сумочки Фелиситэ в «Метрономе», лежало рядом со вторым. Аллейн склонился над обоими.
– Разумеется, это выстрел наугад, но готов поспорить, машинка одна и та же. Буква «с» несколько расшатана. Все обычные признаки.
– И к чему это нас приводит? – спросил Фокс.
Гибсон, очень довольный собой, кашлянул.
– Это приводит нас к некоторой путанице, сэр.
– Вот именно. Письмо, адресованное мисс де Суз, было напечатано на машинке в кабинете лорда Пастерна на бумаге, которой он пользуется для своей корреспонденции. На машинке имелись только его отпечатки. Я рискнул и спросил его в лоб, как давно ему известно, что Нед Мэнкс и НФД одно и то же лицо. Он не пожелал отвечать, но, клянусь, я выбил его из колеи. Я бы предположил, что он напечатал письмо после того, как увидел, что Нед Мэнкс вставил в петлицу белую гвоздику, пометил письмо «Доставлено почтой» и подбросил на столик в холле, где оно было обнаружено дворецким. Идем дальше. Не так давно Мэнкс три недели жил на Дьюкс-Гейт, и, думаю, разумно будет предположить, что он пользовался тамошней печатной машинкой и голубой писчей бумагой в кабинете, когда набрасывал заметки для своих тошнотворных статеек НФД для «Гармонии». Значит, черновик был напечатан Мэнксом. Но насколько нам известно, Мэнкс познакомился с Риверой только вчера вечером и, так уж получилось, по выражению Уильяма, съездил его по уху, потому что Ривера поцеловал не мисс де Суз, а мисс Уэйн. Так вот, если наши догадки верны, как и когда, черт побери, Ривера мог завладеть черновиком Мэнкса с галиматьей НФД? Не прошлым вечером, потому что мы извлекли его из сейфа Риверы, а он к себе не возвращался. Ответьте-ка на это, Фокс.
– Одному богу известно.
– Во всяком случае, не нам. И если мы это выясним, то увязывается ли это с убийством Риверы? Ладно, вперед, ребята, вперед.
Он вернулся к гроссбуху, а Фокс – к связке бумаг. Наконец Аллейн удивленно протянул:
– Надо же, как у них все по-деловому поставлено.
– У кого, мистер Аллейн?
– У шантажистов, конечно. Мистер Ривера был многосторонней личностью, Фокс. Играл на аккордеоне, торговал наркотиками, шантажировал. Даже жаль, что придется посадить его убийцу. Наш мистер Ривера сам напрашивался, чтобы его укокошили. Вот тут аккуратный, по дням, перечень поставок и оплат за них. Например, третьего февраля у нас запись: «Наличными, 150 фунтов, третья сумма, С.Ф.Ф.», а неделю спустя загадочная пометка в колонке «Расход»: «6 дюж. Для С.С., 360 фунтов», за которой следует череда записей в колонке «Приход»: «Дж. С.М., 10 фунтов», «Б.Б., 100 фунтов», и так далее. Эти записи стоят особняком. Он подвел под ними черту и суммировал, выжав прибыль в двести фунтов при начальном вложении в триста шестьдесят.
– Черт побери, это же его записи по торговле наркотиками. Вы сказали «С.С.», мистер Аллейн. Интересно, а вдруг он был связан со «Снежными Санта»?
– А «Б.Б.» в графе плательщиков. Довольно выгодный клиент этот «Б.Б.».
– Морри Морено?
– Я бы не удивился. Сдается мне, Фокс, что Ривера был посредником, как раз из тех, кого нам не так-то легко поймать. Скорее всего, он никогда не передавал товар напрямую потребителям. За исключением, несомненно, несчастного Морено. Нет, скорее уж дела Риверы велись в его пурпурно-атласной гостиной. При малейшем признаке того, что мы на него вышли, он сжег бы свои книги и, при необходимости, вернулся на родину или куда там еще.
– Или сам пошел нам навстречу, выдав информацию о мелкой рыбешке. Они и так довольно часто поступают.
– Да, верно. Что еще вам посчастливилось выудить, братец Фокс?
– Письма, – откликнулся Фокс. – Запечатанный пакет. И наличные.
– Вполне соответствует его бухгалтерии, пожалуй.
– Погодите, сэр. Нисколько не удивлюсь. Погодите.
Долго им ждать не пришлось. На стол Аллейну легли слишком уж знакомые орудия профессионального шантажиста: пошлые, бесцветные письма, за которые платили снова и снова, но так и не выкупали, потускневшие вырезки из давнишних газет, одна-две отчаянные мольбы о снисхождении, неумолимые записи в колонке «Расход». Аллейну показалось, он испачкал пальцы, перебирая их, а Фокс потирал руки.
– Вот и оно! – удовлетворенно констатировал Фокс, а через минуту-другую: – Посмотрите сюда, мистер Аллейн.
Это было письмо, подписанное «Фелиситэ» и с датой четырехмесячной давности. Внимательно его прочитав, Аллейн отдал его Фоксу, который сказал:
– Это подтверждает существование романа.
– По всей очевидности.
– Забавно, – сказал он, – глядя на него, даже мертвого, можно подумать, что любая девушка в здравом уме сразу бы его раскусила. Вот еще два письма. Более-менее в том же духе.
– Да.
– Да. Ну так вот, – протянул Фокс, – если оставить на время молодую леди, что – если вообще что-нибудь – у нас есть теперь на его светлость?
– Надо думать, не слишком много. Если только вы не найдете что-нибудь, проливающее свет на доселе неведомые скандалы в прошлом его светлости, а он, на мой взгляд, не из тех, кто скрывает свои выходки.
– Тем не менее, сэр, возможно, что-то найдется. Вспомнить только, как его светлость поощрял роман своей падчерицы. Вам не кажется, что Ривера что-то на него имел?
– Возможно, – согласился Аллейн, – будь его светлость кем-то иным, чем его светлость. Но возможно. Итак, вчера вечером, решив ликвидировать Риверу, он пишет письмо якобы от имени НФД с мыслишкой толкнуть чересчур впечатлительную мисс де Суз в объятия Эдварда Мэнкса.
– Вот видите!
– А откуда лорду Пастерну известно, что Мэнкс и НФД одно и то же лицо? А если Ривера шантажировал Мэнкса при помощи черновика НФД, то, будучи отпечатанным на машинке, оно не слишком-то действенное средство. Кто угодно на Дьюкс-Гейт мог его напечатать. И он не был знаком с Мэнксом. Ладно, оставим пока. Да-да, оставим. Но все сходится… Отчасти… Только, только… – Он потер переносицу. – Простите, Фокс, никак не могу примирить со всем этим характеры Пастерна и Мэнкса, мне все кажется, что не те они люди. Знаю, аргумент крайне шаткий. Я и не пытаюсь его оправдать. А что там в коробке?
Фокс уже ее открыл и подтолкнул через стол.
– Сами наркотики, – сказал он. – Отличный улов, Гибсон.
В коробке лежали аккуратные маленькие пачки, надежно запечатанные, и в отдельной картонке несколько сигарет.
– Скорее всего да, – согласился Аллейн. – Значит, он все-таки не был конечным получателем, а они отправлялись обычным своим треклятым лабиринтом. – Он посмотрел на Скотта, сержанта помладше. – Вы, Скотт, кажется, ни по одному такому делу не работали. Скорее всего, это героин или кокаин, и, несомненно, он проделал немалый путь в фальшивых челюстях, пупках толстяков, фальшивых слуховых аппаратах, цоколях электрических лампочек и еще бог знает в чем. Отличный улов, как выразился мистер Фокс, Гибсон. Думаю, пока мы оставим Риверу. – Он повернулся к Скотту и Уотсону. – Давайте послушаем про Морри Морено.
Морри, судя по всему, проживал в меблированной квартире на Пайкстэфф-роу, возле Эбьюри-стрит. По этому адресу Скотт с Уотсоном отвезли его и не без труда уложили в постель. А там он с хрипами и храпами проспал остаток ночи. Они прочесали квартиру, которая в отличие от жилища Риверы была неопрятной и в полнейшем беспорядке. По словам сержантов, создавалось впечатление, будто Морри лихорадочно что-то искал. Карманы костюмов были вывернуты, ящики столов и шкафов выворочены, их содержимое разбросано где попало. Единственно опрятной во всей квартире оказалась стопка партитур. Скотт и Уотсон перебрали пачку корреспонденции, состоящей из счетов, настойчивых напоминаний кредиторов и писем поклонников, которых нашлось немало. У дальней стенки небольшой прикроватной тумбочки они нашли шприц, который и представили начальству, и несколько рваных и пустых пакетиков, в точности походивших на те, какие были найдены в сейфе Риверы.
– Даже слишком уж просто, – высказался Фокс с живейшим удовлетворением. – Конечно, от Скелтона мы уже знали, но тут налицо неопровержимое доказательство того, что Ривера поставлял Морено наркотики. Боже ты мой, – добавил он мрачно, – хотелось бы мне проследить эту торговлишку до самого верха. А вот теперь вопрос. Морри станет разыскивать наркоту и не поймет, где ее найти. Он впадет в истерику. И вот я спрашиваю себя: что, если Морри будет не в настроении и разговаривать?
– Тогда вам лучше вспомнить про кодекс полицейского, старина.
– Та же старая история, – пробормотал Фокс. – Морри не знает, где Ривера ее брал. Ха, конечно, откуда ему знать.
– Он не так давно начал колоться, – заметил Аллейн. – Кертис осмотрел следы уколов, и их не так много.
– Но укольчик ему ох как захочется, – сказал Фокс и после некоторого раздумья добавил: – А и ладно, мы ведь убийство расследуем.
Ничего больше интересного в квартире Морри не нашлось, и Аллейн повернулся к последнему своему сотруднику.
– Удалось поладить со Скелтоном, Солис?
– Сэр, – хорошо поставленным голосом ученика частной школы начал Солис, – вначале я не слишком ему нравился. По пути я захватил ордер на обыск, и ему это понравилось еще меньше. Однако остаток пути мы говорили о социологии, и я предложил дать ему почитать «Гуру йоги и комиссар», что немного подмыло барьеры. Он родом из Австралии, а я там бывал, так что это позволило завязать более товарищеские отношения.
– Переходите к докладу, – сурово приказал Фокс. – Не отклоняйтесь от темы. Мистеру Аллейну не слишком важно знать, любит ли вас Сид Скелтон.
– Прошу прощения, сэр.
Открыв блокнот, Солис перешел к докладу. Помимо большого количества коммунистической литературы, в комнатах Скелтона на Пимлико-роуд не нашлось ничего необычного. Аллейн представил себе, как Солис ведет обыск по ходу оживленного обмена идеями, а заодно и настороженную реакцию Скелтона на левацкие, поверхностные и намеренно ироничные замечания Солиса. Наконец вопреки себе самому Скелтон заснул в собственном кресле, а Солис тогда украдкой взялся за обеденный стол, служивший Скелтону также и письменным.
– Я заметил, что он нервничает всякий раз, когда я поворачиваюсь к столу. Он встал рядом с ним, едва мы вошли, и переложил там какие-то бумаги. У меня было такое чувство, что он хочет что-то уничтожить. Когда он благополучно заснул, я порылся на столе и нашел вот это. Не знаю, большой ли от него прок, но вот он.
Он протянул лист бумаги Аллейну, который его развернул. Это было неоконченное письмо Ривере, в котором последнему угрожали разоблачением, если он не перестанет снабжать наркотиками Морри Морено.
II
Остальные детективы ушли, и Аллейн предложил Фоксу заняться тем, что обыкновенно называл «прокруткой». Означало это безжалостное разъятие дела на части и попытки, так сказать, с чистого листа сложить кусочки в их истинную картину. Они провели за этим уже около получаса, как вдруг зазвонил телефон. Фокс поднял трубку и с многострадальной улыбкой объявил, что мистер Найджел Батгейт желал бы поговорить с мистером Аллейном.
– Я его ждал, – откликнулся Аллейн. – Скажите ему, что сегодня единственный из тысячи раз, когда я хочу его видеть. Где он?
– Внизу.
– Зовите его наверх.
– Шеф хотел бы вас видеть, мистер Батгейт, – степенно сообщил трубке Фокс, и через несколько мгновений появился несколько изумленный Найджел Батгейт из «Ивнинг кроникл».
– Должен сказать, – изрек он, пожимая руки, – что это крайне любезно с вашей стороны, Аллейн. У вас кончились все поносные слова в мой адрес? Или вы наконец поняли, у кого здесь мозги?
– Если ты считаешь, что я позвал тебя, чтобы побаловать заголовками на всю полосу, то прискорбно ошибаешься. Садись.
– С радостью. Как поживаете, мистер Фокс?
– Отменно, спасибо, сэр. А вы?
– А теперь слушай меня, – вмешался Аллейн. – Можешь мне что-нибудь рассказать про ежемесячник под названием «Гармония»?
– Что именно? Вы поверяли свои тайны НФД, Аллейн?
– Я хочу знать, кто он.
– Это как-то связано с делом Риверы?
– Да, связано.
– Тогда предлагаю сделку. Я хочу хороший сладкий кус, жареную информацию прямиком из уст Ярда. Все про старого Пастерна, и про то, как вы случайно очутились на месте преступления, и про погибшую любовь…
– С кем вы говорили?
– С уборщицами, ночными портье, ребятами из оркестра. А четверть часа назад я столкнулся с Недом Мэнксом.
– И что он имел сказать?
– Сопротивлялся, будь он проклят. Ни слова не пожелал произнести. И в ежедневной газете тоже ничего не напечатал. Болван бесчувственный.
– Тебе бы следовало помнить, что он кузен главного подозреваемого.
– Выходит, нет сомнений, что это старик Пастерн?
– Я такого не говорил, и ты намекать не будешь.
– Черт, дайте мне историю.
– Насчет того журнала. Ты сам с НФД знаком? Выкладывай.
Закурив, Найджел устроился поудобнее.
– Я с ним не знаком, – сказал он, – и не знаю никого, кто мог бы этим похвастать. Называет он себя именем Н.Ф. Друг, и говорят, что сам журнальчик ему принадлежит. Если это так, он нашел чертову золотую жилу. Это издание вообще для всех загадка. Оно нарушает все правила, а имеет успех. Появилось оно около двух лет назад и с большой помпой. Владельцы перекупили старое «Триппл миррор», знаете ли, и забрали себе типографию и прочие мощности и, не успел никто оглянуться, утроили продажи. Бог знает как. Этот журнал нарушает все правила: смешивает здравую критику со слезливыми побасенками и печатает самые дорогие сериалы бок о бок со статейками, от которых покраснел бы «Пегс уикли». Говорят, все держится на колонке НФД. А только посмотрите на нее! Подходец еще до войны провалился, а «Гармония» на нем процветает. Мне говорили, личные письма по пять шиллингов за штуку сами по себе золотая жила. Судачат, что у него жутковатый дар писать как раз то, что хотят услышать от него корреспонденты. Мальчики, которые пишут для «Гармонии», высший класс. Сплошь умники. А самого НФД никто никогда не видел. Он не водится со штатными ребятами, а парни, что работают для них на вольных хлебах, никогда не пробиваются дальше редактора, который всегда вежлив, но из него ни крохи не вытянешь. Вот. Это все, что я могу вам рассказать про НФД.
– А как он выглядит, никогда не слышал?
– Нет, ходит легенда, что он носит поношенную одежду и черные очки. Говорят, на двери в конторе у него особый замок, и он никогда ни с кем не встречается, мол, не желает, чтобы его узнавали. Все это спектакль. Шумихи ради. Да и сама редакция это обыгрывает: «Никто не знает, кто такой НФД!»
– Что бы ты подумал, если бы я сказал, что это Эдвард Мэнкс?
– Мэнкс? Вы же не всерьез!
– Это так невероятно?
Найджел поднял брови:
– На первый взгляд да. Мэнкс уважаемый и очень дельный журналист. Он написал уйму весьма серьезных материалов. Левацких, конечно, но авторитетных. У него большие перспективы, да что там, он восходящая звезда. Я бы подумал, его вывернет при виде этой колонки.
– М-да.
– Впрочем, все они в «Гармонии» со странностями. У Мэнкса радикальные взгляды на театр. Это один из его коньков. А еще он хочет национализации собственности и ухватится за любой шанс, чтобы сделать об этом статью. И вообще-то статьи они печатают такие, что их вакханалия против пороков, пожалуй, пришлась бы Мэнксу по вкусу. Я говорю не о стиле – слишком уж он забористый, – но дух и политика журнала, наверное, понравились бы. Они ведь по-крупному замахиваются, знаете ли. Имена всякие называют и вообще словно бы бросают вызов, мол, валяйте, подайте на нас в суд за клевету, посмотрим, что у вас выйдет. Совершенно в его духе. Да, пожалуй, «Гармония» печатает статьи Мэнкса, чтобы придать журналу весу, а Мэнкс пишет для «Гармонии», чтобы достучаться до ее читателей. К тому же там хорошо платят. По высшей ставке. – Найджел помолчал, потом сказал вдруг резко: – Но Мэнкс в роли НФД! Это совсем другое дело. У вас действительно есть веская причина такое подозревать? Вы что-то нарыли?
– В настоящий момент расследование так и пенится подозрениями.
– Расследование по делу Риверы? Это с ним связано?
– Не для протокола. Да.
– Боже ты мой, – серьезно протянул Найджел. – Если Нед Мэнкс стоит за этой колонкой, тогда понятна и секретность! Надо же, тогда все понятно.
– Нам придется спросить его. Но мне бы очень хотелось иметь побольше зацепок. Тем не менее попробуем к ним проникнуть. Где расположен офис «Гармонии»?
– На Мейтерфэмильес-лейн. В старом здании «Триппл миррор».
– Когда выходит эта галиматья? Журнал ведь ежемесячный?
– Дайте подумать. Сегодня двадцать седьмое. «Гармония» выходит в первую неделю месяца. Они вот-вот должны сдаваться в печать.
– Значит, НФД, скорее всего, будет на месте.
– Наверное, да. И вы собираетесь ворваться к Мэнксу, размахивая наручниками?
– Не твое дело.
– Да ладно вам, – сказал Найджел. – А что я с этого получу?
Аллейн коротко изложил ему события, сопутствовавшие смерти Риверы, и красочно описал выступление лорда Пастерна в «Метрономе».
– Пока очень даже неплохо, – согласился Найджел. – Но я столько же и у официантов разузнал бы.
– Нет, если Цезарь Бонн свое дело знает.
– Вы собираетесь арестовать старика Пастерна?
– Не сейчас. Пиши статью, потом пришлешь ее мне.
– Ну надо же! – ахнул Найджел. – Хорошенькое дельце вырисовывается. Пастерн вообще хорошая тема, а такой скандал просто находка. Можно воспользоваться вашей пишущей машинкой?
– Десять минут.
Найджел удалился за машинку в дальнем конце комнаты.
– Я ведь, разумеется, могу написать, что вы там присутствовали? – спросил он поспешно.
– Черта с два.
– Ну же, Аллейн, не жмотничайте.
– Я тебя знаю. Дай тебе волю, ты опубликуешь какую-нибудь омерзительную фотографию, на которой я буду выглядеть полоумным идиотом. И подпись: «Старший инспектор, который стал свидетелем преступления, но не знает, кто убийца!»
Найджел ухмыльнулся.
– А ведь хорошенькая вышла бы статейка! Но и так «жареная» получится. Поехали, ребята. – Он застучал по клавишам.
– Еще кое-что, Фокс, в этой путанице бросается в глаза – точь-в-точь дорожный знак, вот только я не могу его прочесть. Почему этот треклятый старый фигляр посмотрел на револьвер и едва бока не надорвал от смеха? Вот! Погодите-ка. Кто был с ним в кабинете, когда он варганил себе холостые и заряжал пушку? Шанс слабенький, но, может, удастся что-то вытянуть. – Он подтянул к себе телефон. – Поговорим-ка снова с мисс Карлайл Уэйн.
III
Когда позвонили, Карлайл была у себя в комнате и ответила на звонок там, сидя на кровати и рассматривая цветы на обоях. Сердце точно молоток застучало ей по ребрам, а горло сдавило. В далеком закоулке мозга шевельнулась мысль: «Словно я влюблена, а не напугана до тошноты».
Необычайно низкий и внятный голос произнес:
– Это вы, мисс Уэйн? Прошу прощения, что снова тревожу вас так скоро, но мне бы хотелось еще раз с вами поговорить.
– Да, – механически отозвалась Карлайл. – Я понимаю, да.
– Я мог бы приехать на Дьюкс-Гейт, или, если бы вы предпочли, мы поговорили бы в Ярде. – Карлайл ответила не сразу, и голос продолжил: – Что вам больше подошло бы?
– Я… думаю… я приеду к вам.
– Возможно, так было бы проще. Большое вам спасибо. Можете приехать сейчас?
– Да. Да, конечно, могу.
– Великолепно.
Он дал ей подробные указания, через какой вход войти и где его спросить.
– Вам все ясно? Тогда увидимся минут через двадцать.
– Минут через двадцать, – повторила она, и ее голос сорвался на нелепо веселую ноту, точно она радостно назначает ему свидание. – Ладненько, – произнесла она и подумала с ужасом: «Я никогда не говорю «ладненько». Он решит, что я выжила из ума».
– Мистер Аллейн, – сказала она вслух.
– Да? Алло?
– Мне очень жаль, что я так глупо повела себя сегодня утром. Я не знала, что случилось. Кажется, я стала весьма эксцентричной.
– Не страшно, – любезно ответил низкий голос.
– Я… хорошо. Спасибо. Сейчас приеду.
Он ответил вполне дружеским хмыканьем, и Карлайл повесила трубку.
– Бежишь на свидание к симпатичному инспектору, милочка? – спросила от двери Фелиситэ.
При первом звуке ее голоса тело Карлайл дернулось, и она пронзительно ойкнула.
– А ты и впрямь нервничаешь, – сказала Фелиситэ, подходя ближе.
– Я не знала, что ты здесь.
– По всей очевидности.
Карлайл открыла платяной шкаф.
– Он хочет меня видеть. Бог знает зачем.
– Так ты убегаешь в Ярд. Какое для тебя развлечение.
– Чудесно, правда? – сказала Карлайл, стараясь придать ответу побольше иронии.
Фелиситэ смотрела, как она переодевается в костюм.
– Тебе лицом надо чуток заняться, – обронила она.
– Знаю. – Карлайл отошла к туалетному столику. – Впрочем, это неважно.
Посмотрев в зеркало, она увидела у себя за плечом лицо Фелиситэ. «Глупое и злобненькое», – подумала она, проводя по носу пуховкой.
– Знаешь, дорогуша, – сказала Фелиситэ, – а я прихожу к выводу, что ты темная лошадка.
– Ох, Фэ! – раздраженно бросила она.
– Ну, вчера ты тот еще спектаклец устроила с моим покойным молодым человеком, а сегодня тайком договорилась о встрече с энергичным инспектором.
– Он, наверное, желает знать, каким зубным порошком мы пользуемся.
– Лично я, – сказала Фелиситэ, – всегда считала, что ты помешалась на Неде.
Дрогнувшей рукой Карлайл провела пуховкой по следам слез под глазами.
– Ты ведь в жутком состоянии, верно? – не унималась Фелиситэ.
Карлайл повернулась к ней.
– Ради бога, Фэ, перестань. Как будто без того все недостаточно плохо, ты вдруг решила донимать меня глупыми насмешками. Неужели ты не поняла, что даже находиться рядом с твоим дурацким, насквозь фальшивым молодым человеком невыносимо? Ты же должна понимать, что вызов мистера Аллейна в Скотленд-Ярд попросту до чертиков меня напугал. Как ты можешь!
– А как насчет Неда?
Карлайл подобрала перчатки и сумочку.
– Если Нед пишет чудовищную чушь, на которую ты клюнула в «Гармонии», я и разговаривать с ним больше не хочу, – с нажимом произнесла она. – Бога ради, успокойся наконец и дай мне пройти, чтобы меня выпотрошили в Ярде.
Но покинуть дом без дальнейших инцидентов ей не удалось. На площадке второго этажа она встретила мисс Хендерсон. После сцены ранним утром с Аллейном на лестнице Карлайл вернулась в свою комнату и не выходила оттуда, борясь с бурей беспричинных рыданий и слез и сама не понимая, что на нее нашло. Поэтому до сих пор она мисс Хендерсон не видела.
– Хенди! – воскликнула она. – В чем дело?
– Доброе утро, Карлайл. Дело, милая?
– Мне показалось, вы выглядите… извините. Полагаю, мы все немного не в своей тарелке. Вы что-то ищете?
– Потеряла где-то серебряный карандашик. Тут его быть не может, – сказала она, когда Карлайл стала неопределенно оглядываться по сторонам. – Ты уходишь?
– Мистер Аллейн хотел, чтобы я к нему заехала.
– Почему? – резко спросила мисс Хендерсон.
– Не знаю. Хенди, это ведь ужасная история, правда? И в довершение всего я, кажется, поссорилась с Фэ.
Свет на первой площадке всегда был довольно странным. Карлайл сказала себе, что холодный отблеск из дальнего окна всегда придает лицам зеленоватый оттенок. Наверное, в этом все дело, потому что ответила мисс Хендерсон совершенно безмятежно и с обычной для нее мягкостью:
– И почему именно сегодня утром вы решили поссориться?
– Наверное, мы обе раздражительны. Я сказала ей, что считала злополучного Риверу ужасно неприятным, а она считает, что я строю глазки мистеру Аллейну. Слишком глупо, чтобы рассказывать.
– Пожалуй, так.
– Мне лучше пойти.
Легко коснувшись ее руки, Карлайл отошла к лестнице. Тут она помедлила, не поворачиваясь к мисс Хендерсон, которая не двинулась с места.
– В чем дело? – спросила мисс Хендерсон. – Ты что-то забыла?
– Нет. Вы ведь знаете, Хенди, верно, про фантастический снаряд, которым, как говорит полиция, его убили? Про трубку от зонтика, в которую вставили вышивальное шильце.
– Да.
– Вы помните… знаю, звучит нелепо… но вы помните, вчера вечером, как раздался тот страшный грохот из бального зала? Все мы – вы и тетя Силь, Фэ и я – были в гостиной, и вы разбирали шкатулку для рукоделия тети Силь, помните?
– Разве?
– Да. И вы подпрыгнули от неожиданности и что-то уронили.
– Правда?
– А Фэ подобрала.
– Разве?
– Это было вышивальное шильце, Хенди?
– Я ничего такого не помню. Совершенно ничего.
– Я не обратила внимания, куда она его положила. Я просто думала, вдруг вы заметили.
– Будь это что-то из шкатулки для рукоделия, полагаю, она положила его на место. Ты не опоздаешь, Карлайл?
– Да, – сказала Карлайл, все еще не поворачиваясь. – Наверное, мне лучше пойти.
Она слышала, как мисс Хендерсон ушла в гостиную. Дверь мягко затворилась, и Карлайл спустилась вниз. В холле дежурил незнакомый мужчина в темном костюме. Увидев ее, он встал.
– Прошу прощения, мисс, но вы мисс Уэйн?
– Да.
– Спасибо, мисс Уэйн.
Он открыл перед ней двойные стеклянные двери, а затем дверь на улицу. Карлайл быстро проскользнула мимо него на солнечный свет. Она совершенно не обратила внимания на мужчину, который отделился от угла дома чуть дальше по Дьюкс-Гейт и, раздраженно глянув на часы, подождал автобуса и поехал с ней до Скотленд-Ярда.
– За всем кварталом, черт побери, наблюдайте, – раздраженно приказал перед отъездом в шесть утра старший инспектор Аллейн. – Мы не знаем, что нам понадобится.
В Ярде Карлайл проследовала за констеблем, который выглядел странно ручным и милым без положенного шлема, по выстеленному линолеумом коридору в кабинет старшего инспектора. Она думала: «Полиция приглашает кого-то прийти и дать показания. Это что-то значит. Предположим, меня подозревают. Предположим, они выискали какую-то мелочь, из-за которой решили, что это сделала я». Ее воображение неслось во весь опор. Что, если, когда она войдет в кабинет, Аллейн скажет: «Боюсь, дело серьезное. Карлайл Лавдей Уэйн, арестую вас по обвинению в убийстве Карлоса Риверы и предупреждаю вас…»? Потом он попросит другого констебля позвонить, чтобы привезли одежду, какая ей может понадобиться. Хенди – наверное, это будет она – упакует чемодан. Возможно, они тайком испытают небольшое облегчение, будут почти приятно встревожены, потому что им больше не придется бояться за самих себя. Возможно, Нед придет ее повидать.
– Сюда, пожалуйста, мисс, – объявил тем временем констебль, положив ладонь на дверную ручку.
Аллейн быстро поднялся из-за стола и направился к ней. «Донельзя педантичный, – подумала она. – У него приятные манеры. Они у него такие и тогда, когда он собирается кого-то арестовать?»
– Мне так жаль, – говорил он тем временем. – Наверное, это для вас такая досадная трата времени.
За спиной у него маячил седой массивный инспектор. Ах да, мистер Фокс. Инспектор Фокс. Он пододвинул ей стул, и она села лицом к Аллейну. «Чтобы свет бил мне в лицо, – подумала она. – На допросах так всегда поступают».
Фокс отошел и устроился за вторым столом. Ей видны были его голова и плечи, но не руки.
– Вы, наверное, думаете, что я просил вас приехать сюда из-за какого-то пустяка, – начал Аллейн, – и мой первый вопрос, без сомнения, покажется вам нелепым чудачеством. Но так или иначе, мне нужен ответ. Вчера вечером вы сказали, что находились с лордом Пастерном, когда он изготавливал холостые патроны и заряжал револьвер.
– Да.
– Хорошо, не случилось ли чего-нибудь, особенно в связи с револьвером, что показалось бы вам комичным?
Карлайл уставилась на него во все глаза.
– Комичным?
– Я же сказал, что вопрос нелепый.
– Если вы про то, что мы только взглянули на револьвер и разразились неконтролируемым хохотом, то простите, нет, такого не было.
– Нет, – повторил он. – Как я и боялся.
– Настроены мы были скорее сентиментально. Револьвер – один из пары, которую подарил дяде Джорджу мой отец, и дядя Джордж мне об этом рассказывал.
– Значит, он был вам знаком?
– Ни в коей мере. Мой отец умер десять лет назад, а при жизни у него не было обыкновения показывать мне свой оружейный склад. Думаю, они с дядей Джорджем оба были меткими стрелками. Дядя Джордж рассказывал, что отцу изготовили револьверы на заказ для стрельбы по мишеням.
– Вы осматривали вчера вечером револьвер? Внимательно?
– Да… потому что… – Тут ее обуяла нервная и беспричинная осторожность, и она помешкала.
– Потому что?..
– На нем были выцарапаны инициалы моего отца. Дядя Джордж велел, чтобы я их поискала.
Повисла долгая пауза.
– Да, понимаю, – сказал Аллейн.
Она поймала себя на том, что крепко стиснула, перекрутила перчатки. Испытав приступ острого раздражения на себя саму, она резким движением их разгладила.
– Один из пары, – повторил Аллейн. – Вы оба осмотрели?..
– Нет. Второй лежал в своей коробке, в ящике на столе. Я только видела его там. Я его заметила, так как ящик стоял почти что у меня под носом, и дядя Джордж все складывал и складывал в него обманки, если они так правильно называются.
– Ах да. Я их там видел.
– Он сделал больше, чем нужно. На случай… – Ее голос пресекся. – На случай если когда-нибудь его попросят повторить выступление.
– Понимаю.
– Это все? – спросила она.
– Очень любезно было с вашей стороны приехать, – с улыбкой ответил Аллейн. – Возможно, нам удастся придумать что-нибудь еще.
– Спасибо, не утруждайтесь.
Улыбка Аллейна стала шире.
«Утром на лестнице Фэ строила ему глазки, – подумала Карлайл. – Она взаправду с ним флиртовала или просто старалась сбить с толку?»
– Дело в стальном острие того эксцентричного снаряда. Болта или стрелки, – сказал Аллейн, и она разом напряглась. – Мы почти уверены, что это острие вышивального шильца из шкатулки для рукоделия в гостиной. Мы нашли выброшенную рукоятку. Вы, случайно, не помните, когда в последний раз видели шильце? Если, конечно, обратили на него внимание?
«Вот оно, – подумала она. – Револьвер – пустяк, отвлекающий маневр. На самом деле он вызвал меня поговорить о шильце», а вслух произнесла:
– Не помню точно, но сомневаюсь, что шкатулка была открыта, когда я заходила в гостиную перед обедом. Во всяком случае, я этого не заметила.
– Помнится, вы говорили, что леди Пастерн показывала вам и Мэнксу свою вышивку гладью. Это ведь было как раз тогда, когда все собрались в гостиной перед обедом? Кстати, рядом со шкатулкой мы нашли вышивку.
«Следовательно, – думала она, – шильце могли взять тетя Силь, или Нед, или я». Она повторила:
– Уверена, что шкатулка была закрыта.
Она старалась не думать дальше одного мгновения, того единственного безопасного мгновения, в которое сразу могла бы сказать правду.
– А после обеда? – небрежно спросил Аллейн.
Она снова мысленно увидела, как маленький блестящий инструмент выпадает из пальцев мисс Хендерсон, когда в бальном зале раздается грохот. Она увидела, как Фелиситэ автоматически нагибается и его подбирает, а секунду спустя разражается слезами и выбегает прочь из комнаты. Она услышала ее громкий голос на площадке: «Мне надо с тобой поговорить», и голос Риверы, произнесший: «Ну разумеется, если хочешь».
– После обеда? – пусто повторила она.
– Вы были тогда в гостиной. Перед тем как пришли мужчины. Возможно, леди Пастерн вынимала рукоделие. Вы в какой-либо момент видели шкатулку открытой или заметили шильце?
Как быстра бывает мысль? Так быстра, как говорят? Было ли ее промедление фатально долгим? Она шевельнулась, уже собираясь открыть рот. И что, если он уже говорил с Фелиситэ про шильце? «На кого я похожа? – панически думала она. – Я уже похожа на лгунью».
– Вспомнили? – спросил он. Выходит, она уже тянула слишком долго.
– Я… кажется, нет. – Ну вот, она это произнесла. Почему-то лгать о воспоминании было не так постыдно, как о самом действии. Если случится что-то дурное, она всегда может потом сказать: «Да, теперь я вспоминаю, но я забыла. В тот момент это не имело для меня значения».
– Вам кажется, что не можете. – Она не нашлась что сказать, но он почти тут же продолжил: – Мисс Уэйн, постарайтесь взглянуть на случившееся непредвзято. Попробуйте сделать вид, будто это история, о которой вы где-то читали и которая лично вас никак не затрагивает. Это непросто, но попробуйте. Теперь предположим, что группа совершенно неизвестных вам людей связана со смертью Риверы, и предположим, что одному из них, мало что знающему о происходящем и неспособному увидеть фактический лес за эмоциональными деревьями, задают вопрос, на который он знает ответ. Возможно, из-за ответа он или она сама попадет под подозрение. Возможно, ей кажется, что подозрения падут на кого-то, кого она любит. Она понятия не имеет, какие могут быть последствия, но отказывается брать на себя ответственность, рассказав правду об одной детали, которая может завершить картину, дополнив истину. По сути, она не хочет говорить правду, если, сделав это, примет на себя хотя бы тень ответственности за то, что к ответу будет привлечен бессердечный убийца. И потому она лжет, лжет в одном этом единственном случае, но вскоре понимает, что на этом все не заканчивается. Ей нужно заставить других людей подтвердить ее ложь. А тогда она обнаруживает, что, по сути, несется вниз с опасного обрыва, потеряв контроль над машиной, объезжая одни препятствия, наталкиваясь на другие, принося непоправимый урон и подводя на грань катастрофы себя и других, возможно, ни в чем не повинных людей. Возможно, вам покажется, что я чрезмерно утрирую, но поверьте, на моих глазах такое случалось достаточно часто.
– Зачем вы все это мне говорите?
– Я вам объясню. Вы только что сказали, что не помните, видели ли вообще шильце перед обедом. Но перед тем, как это заявить, вы помедлили. Ваши руки сжали перчатки и внезапно их перекрутили. Ваши руки двигались неистово, но при этом дрожали; даже после того, как вы замолчали, они продолжали жить собственной жизнью. Ваша левая рука мяла перчатки, а правая довольно бесцельно шарила по лицу и шее. Вы сильно покраснели и напряженно уставились на мою макушку. По сути, вы явили собой ярчайший пример из любого учебника по поведению лгущих свидетелей. Вы оказались вопиющим образчиком неумелого лжеца. А теперь, если все это чушь, можете рассказать адвокату на суде, как я вас запугивал, и он тоже сможет меня мучить, насколько у него хватит умения, когда придет мой черед давать показания. Если подумать хорошенько, он будет весьма неприятен. Однако и прокурор тоже, если вы будете держаться своего провала в памяти.
– Значит, за меня говорят руки? А если я сейчас на них сяду? Вы играете не по правилам.
– Господи боже, – вскинулся Аллейн, – это не игра. Это убийство.
– Он был омерзителен. Гораздо отвратительнее всех в доме.
– Он мог быть самым мерзким типом во всем христианском мире, но он был убит, и вы даете показания в полиции. Это не угроза, а предупреждение; мы только начали, возможно, нам в руки попадет еще множество улик. После обеда вы были в гостиной не одна.
Она подумала: «Хенди ничего не скажет, и тетя Силь тоже. Но в какой-то момент приходил Уильям. Что, если он видел Фэ на площадке? Что, если он заметил у нее в руке шильце?» А потом она вспомнила, как видела Фелиситэ в следующий раз: Фелиситэ была на вершине блаженства, ходила по облакам из-за письма от НФД. Она переоделась в самое роскошное свое платье, и ее глаза сияли. Она уже выбросила из головы Риверу так же легко, как выбрасывала прошлых своих молодых людей. Какая глупость лгать ради Фелиситэ! И в этой сцене с Аллейном было что-то мелочное и тщетное. Она выставляет себя дурой, и ради чего?
Достав из ящика стола конверт, он его открыл и вытряхнул перед ней на стол содержимое. Она увидела маленький блестящий предмет с острым концом.
– Вы его узнаете? – спросил он.
– Это шильце.
– Вы так сказали, потому что мы говорили про шильце. А на самом деле он ничуть на него не похож. Посмотрите еще.
Она наклонилась поближе.
– Надо же, – сказала она, – это… карандаш.
– Вам известно чей?
Она помедлила.
– Думаю, Хенди. Она носит его на цепочке как старомодный амулет. Она всегда его носит. Сегодня утром она искала его на площадке.
– Действительно. Вот ее инициалы. ПКХ. Совсем крошечные. Нужна лупа, чтобы их различить. Как инициалы, которые вы видели на револьвере. Колечко на конце было, вероятно, из мягковатого серебра и разомкнулось под весом карандаша. Я нашел карандаш в шкатулке для рукоделия. Мисс Хендерсон когда-нибудь пользуется шкатулкой леди Пастерн?
Тут хотя бы безопасные воды.
– Да. Она часто ее разбирает для тети Силь. – И тут же Карлайл подумала: «Не умею я это делать. Ну вот, опять проговорилась».
– Она разбирала шкатулку вчера вечером? После обеда?
– Да, – безжизненно ответила Карлайл. – О да. Да.
– Вы заметили, когда именно это было?
– До того как пришли мужчины. Ну… пришел, собственно, только Нед. Дядя Джордж и остальные двое были в бальном зале.
– Лорд Пастерн и Морено в то время находились в бальном зале, а Ривера и Мэнкс в столовой. Согласно расписанию. – Он открыл папку на столе.
– Я знаю только, что Фэ ушла, когда вошел Нед.
– К тому времени она уединилась с Риверой в кабинете. Но вернемся к инциденту в гостиной. Можете описать сцену со шкатулкой? О чем вы тогда говорили?
Фелиситэ защищала Риверу, на нее в который раз нашел обычный ее дух противоречия. Карлайл тогда еще подумала: «Ривера ей надоел, но она не хочет в этом признаваться». А Хенди, слушая, перебирала что-то в шкатулке. В пальцах у Хенди было шильце, с шеи свисал на цепочке карандаш.
– Мы говорили про Риверу. Фелиситэ считала, что с ним обошлись пренебрежительно, и потому сердилась.
– И приблизительно в это время лорд Пастерн произвел в бальном зале выстрел, – пробормотал Аллейн, разворачивая на столе расписание. Он поднял на нее глаза, и Карлайл подумала, что взгляд у него всегда остается прямым и заинтересованным и тем сразу привлекает к себе внимание. – Это вы помните?
– О да.
– Скорее всего, он вас напугал?
«Что теперь делают мои руки?» Она снова приложила ладонь к шее.
– Как вы отреагировали на этот звук, он ведь, скорее всего, произвел адский шум? Что, например, делала мисс Хендерсон? Вы помните?
Ее губы пересохли, раздвинулись. Она снова их сомкнула, сжала как можно крепче.
– Мне думается, вы помните, – подбодрил старший инспектор. – Что она сделала?
– Она выпустила крышку шкатулки, – громко сказала Карлайл. – Возможно, карандаш зацепился, и крышка сорвала его с цепочки.
– В руках у нее что-нибудь было?
– Шильце, – произнесла она, чувствуя, как слова выходят скрежетом.
– Хорошо. А потом?
– Она его уронила.
Вдруг он этим удовлетворится? Шильце упало на ковер. Кто угодно мог его подобрать. Кто угодно, думала она с отчаянием. Возможно, он решит, что это был кто-то из слуг. Или Морри Морено много позднее.
– Мисс Хендерсон его подобрала?
– Нет.
– Кто-нибудь другой подобрал?
Она молчала.
– Вы? Леди Пастерн? Нет. Мисс де Суз?
Она молчала.
– И чуть позднее, всего несколько секунд спустя, она вышла из комнаты. Потому что сразу после хлопка Уильям видел, как она ушла в кабинет с Риверой. Он заметил у нее в руке что-то блестящее.
– Она не отдавала себе в этом отчета. Она подобрала его автоматически. Думаю, она положила его в кабинете и начисто про него забыла.
– Мы нашли там рукоятку слоновой кости, – сказал Аллейн, а Фокс издал довольный горловой клекот.
– Но вы не должны считать, что это имеет значение.
– Уже хорошо, что хотя бы знаем, как и когда шильце попало в кабинет.
– Да, – отозвалась она. – Полагаю, что так. Да.
В дверь постучали. Констебль с непокрытой головой принес конверт и сверток и положил их на стол.
– От капитана Энтуистла, сэр. Вы просили принести их, как только доставят.
Он ушел, не посмотрев на Карлайл.
– Ах да, – сказал Аллейн. – Отчет по револьверу, Фокс. Отлично. Мисс Уэйн, перед тем как вы уйдете, я бы попросил вас осмотреть револьвер. Нужно бы еще раз его опознать.
Она подождала, пока инспектор Фокс выйдет из-за стола и развернет пакет. Там были два отдельных свертка. Она знала, что в меньшем, скорее всего, орудие убийства, и подумала: а вдруг шильце все еще в засохшей крови Риверы? Открыв сверток побольше, Фокс достал револьвер.
– Посмотрите на него, пожалуйста, – попросил Аллейн. – Можете взять в руки. Мне бы хотелось, чтобы вы официально его опознали.
Карлайл повертела в руках тяжелое оружие. Свет в комнате был ярким. Она наклонила голову и замерла, инспекторы ждали. Потом она ошеломленно подняла взгляд, и Аллейн протянул ей карманную лупу. Последовало долгое молчание.
– Итак, мисс Уэйн?
– Но… Это необычайно. Я не могу его опознать. Тут нет инициалов. Это не тот револьвер.
