Глава 12
I
Сесил даже не отошел от окна. Когда Дороти, словно обезумевшая, сбежала от него, он какое-то время вел себя как человек, полностью разбитый параличом. Он уже боялся ее. Этой ярости, невесть откуда взявшейся силы, и вслед за первым испугом на него нахлынули ужас и отчаяние. Ничего не получилось. Он не воспользовался самой благоприятной возможностью, все испортил, а смелости повторить попытку ему уже не набраться никогда. И почему он вызвал у нее такой панический испуг? Он же собирался действовать осторожно, так сдержанно, чтобы цель была достигнута, а она даже не поняла бы, как это с ней произошло.
Сесил снова посмотрел вниз на черную, блестевшую от влаги мостовую. Мимо по-прежнему медленно проезжали такси. Еще несколько минут назад ему в голову пришла идея написать на такой основе новую книгу – процессия такси движется вдоль улицы, и в каждой машине сидит по одному пассажиру. А в одном автомобиле может ехать замужняя чета или пара женатых людей, но только не друг на друге. Открывалось множество вариантов, а потому он соединит все истории в единое целое. Пяти такси будет вполне достаточно. Разумеется, роман будет построен по образцу «Моста короля Людовика Святого». Многим писателям нравился такой сюжет, но, насколько он помнил, никто из них не подумал о возможности поместить персонажи в такси. Однако лучше было сразу же оставить все мысли о будущем, потому что для него оно уже не существовало. Сесил не сумел собрать воедино всю свою отвагу, когда она требовалась более всего. А ведь он имел дело всего лишь со слабой и застигнутой врасплох женщиной, которую никто не охранял. Он же сразу понял это. Осуществить план, казалось, не составляло особого труда. Но его постигла неудача. Выглянув опять в окно, Сесил увидел торопливо бежавшее под струями дождя черное существо, тоже похожее на крохотного жучка. Еле двигавшееся вдоль улицы такси остановилось – он обратил внимание, что дождевые стоки уже не справлялись с напором, и вода начала заливать тротуар. Черное существо запрыгнуло внутрь, и такси уехало.
Чувствуя себя более изможденным и упавшим духом, чем когда-либо прежде, Сесил вернулся в зрительный зал. Он не мог заставить себя сразу отправиться домой. Дождь все усиливался, за свой билет он заплатил сполна. А потому мог снова занять предназначенное для него кресло, что казалось сейчас наилучшим продолжением. Второе отделение шло уже некоторое время. Женщина, исполнившая прежде итальянскую арию, пела теперь что-то по-французски. Сесил обнаружил, что не сможет добраться до своего места, не потревожив все ту же представительницу артистической богемы. А женщина окинула Сесил взглядом, будто он был омерзительным насекомым, гнусным тараканом или клопом, и только брезгливость не позволяла ей раздавить его. Ему пришлось дождаться окончания арии, чтобы не помешать ей в спокойствии насладиться пением.
Затем она нетерпеливо уставилась на него.
– Ваша жена тоже вернется с опозданием?
– Какая жена? – рассеянно спросил он. – О нет. Ей пришлось уехать. Один из наших детишек подхватил простуду.
– Не понимаю, зачем она вообще пришла сюда, – бесцеремонно заметила дама. – Не может различить ни одной ноты.
Сесил пробормотал что-то нечленораздельное и бочком пробрался к своему креслу. Но когда он протискивался мимо внушавшей ему страх женщины, та внезапно издала восклицание и ухватила его за рукав.
– Осторожно! – вскричала дама. – Вы представляете опасность для окружающих. Должно быть, она вам нужна, чтобы успокоить жену, если та становится чересчур болтлива.
Сесил бросил взгляд вниз. Из-под отворота рукава плаща была отчетливо видна предательски торчавшая игла.
Сесил снова весь покрылся холодным потом. Потом забормотал нечто еще более неразборчивое. Но затем начал свой номер пианист, и Сесил смог плюхнуться в кресло с чувством невероятного облегчения. Но музыки он больше не слышал. Для него вся остальная программа могла состоять из одной и той же бесконечной песни. Его мысли целиком занимала недавняя катастрофа из-за неудавшегося покушения на Дороти. Снова и снова Сесил твердил себе, что совершил непоправимую ошибку. Другого шанса ему уже не выпадет. Лилиас может сколько угодно писать и посылать ей приглашения, но она ни за что не придет к ним домой. Это он понимал прекрасно. Более того, вся эта история может стать достоянием гласности, Сесил лишится работы, Лилиас уйдет от него, детям придется посещать дешевую общественную школу (в своих мысленных метаниях он совершенно забыл, что Дугласу нужна уже не школа). Он будет до такой степени дискредитирован, что никто больше не пожелает издавать его книг. Ему оставалось только самому выпрыгнуть из окна, и пусть бремя долгов ляжет на Лилиас, оставив ее без средств к существованию.
Его настолько захватили печальные размышления, что выйти из них помог только донесшийся сзади громкий голос.
– Какой смысл ходить в концертные залы, – отчетливо произнесла другая женщина, – если вообще не различаешь мелодий? Как можно не распознать «Боже, храни короля»?
Он огляделся и с ужасом увидел, что вся публика слушала последний номер программы стоя, и поспешил тоже подняться. Он вышел из концертного зала под продолжавшийся ливень, но мужчины, ухитрявшиеся загубить свою жизнь и потерпевшие поражение в схватке с истеричными старыми девами, не заслуживали права взять такси. И, даже не подняв воротника плаща, глубоко несчастный Сесил побрел под нескончаемым дождем.
II
Если бы часы не показывали всего лишь половину пятого пополудни в воскресенье, водитель такси с мисс Кэппер определенно решил бы, что пассажирка пьяна. Ее рука, открывавшая дверь машины, дрожала, как осиновый лист, голос, которым она назвала адрес, звучал то низко, то слишком высоко, не переходя в визг, но и не внушая доверия к состоянию ее ума. Повалившись на заднее сиденье, она беспокойно ерзала на нем, твердила какие-то фразы себе под нос, а на шофера смотрела так, что у него мороз стал пробегать по коже. Причем пассажирка постоянно оглядывалась через заднее стекло автомобиля.
– Могу только снять перед такой дамочкой шляпу, – делился впечатлениями водитель со своим коллегой тем же вечером. – Надо ухитриться довести себя до такого опьянения к половине пятого дня в треклятое тоскливое воскресенье. Не пойму, как ей это удалось.
Второй таксист предположил употребление наркотиков.
Но ведь она выбежала из «Александра-Холла», возразил первый.
Второй заметил, что как раз в таких местах и творятся порой самые странные вещи, если судить по его наблюдениям.
Дороти действительно оставалась настолько потрясенной, что не могла отличить пенни от кроны и сильно переплатила шоферу, в значительной степени компенсировав ему все волнения. Мисс Карбери с комфортом устроилась в любимом кресле Дороти, наливая себе четвертую чашку чая, когда хозяйка квартиры ввалилась в комнату.
– Надеюсь, он не пытался напоить тебя чаем? – сразу же спросила Джулия.
– Нет, – ответила Дороти лишенным всякого выражения голосом, проходя к столу и тяжело опираясь на него. – Он пытался вытолкнуть меня из окна и еще вколоть какое-то зелье. Я думала, мне уже не спастись от него.
– Я же советовала тебе ни в коем случае не встречаться с ним, – без малейшего сочувствия напомнила Джулия. – Лилиас тоже была там?
– Нет, – ответила Дороти. – У их маленькой дочери заболело горлышко. Посмотри на это. – Она вытянула руку вперед. На кисти виднелась чуть заметная царапина. – Понятно, что он собирался лишить меня сознания, чтобы потом ничто не могло остановить его…
Она с трудом закончила фразу, так трудно было дышать.
– Вышвырнуть тебя на улицу, а потом, если бы к нему возникли вопросы, заявить, что ты отправилась в дамскую уборную и выпала из окна на обратном пути. Что ж, тебя предупреждали. Жаловаться не на кого. В один прекрасный день, когда будет уже слишком поздно тебе помочь, ты, Дороти, умирая в своей постели или на мостовой, на дне шахты лифта или еще где-нибудь, только тогда, вероятно, вспомнишь мои слова.
Но подобная ситуация сейчас выглядела слишком оптимистичным вариантом даже в устах мисс Карбери.
Как только Дороти немного оправилась от шока, выпила чашку чая, а ее все еще дрожавшая рука оказалась в состоянии держать авторучку, она уселась писать послание мистеру Круку. «Поддерживайте со мной связь», – сказал он. А она сейчас отчаянно нуждалась в ком-то достаточно крепком, на кого смогла бы опереться. Мистер Крук как раз и представлялся ей крепче Гибралтарской скалы.
И Дороти без устали густо покрывала листок за листком своим мелким почерком. Наконец глубоко вздохнула и отпихнула от себя блокнот.
– Закончила? – по-доброму поинтересовалась мисс Карбери.
Все это время она вязала шерстяную шапочку цвета петуньи под каску для сапера. Шерсть была когда-то частью ее свитера, но она верила, что в военное время каждый должен приносить жертвы, отказываясь от самого дорогого своему сердцу. Шапочку такого цвета не спутают ни с какой другой, утешала себя она.
– Не совсем, – ответила Дороти. – Письма адвокатам требуют особой тщательности.
– А почему бы тебе попросту не отправиться и не повидаться с ним? – задала вполне разумный вопрос мисс Карбери.
– По-моему, ты сама говорила, что личные визиты к юристам обходятся гораздо дороже.
– В итоге это уже не будет иметь никакого значения, – заверила ее Джулия. – Можешь мне поверить, любой адвокат заранее решает, сколько ему с тебя слупить. И своего ни один из них не упустит.
– Кроме того, когда я беседую с адвокатами, то еще больше запутываюсь, – добавила Дороти, уже дошедшая до предела.
– В том-то и состоит замысел, – улыбнулась мисс Карбери. – Если ты достаточно сбита с толку, то даже не заметишь, какой крупный счет тебе выставили.
Дороти вновь склонилась над листом бумаги. Время выемки почты давно миновало, а на улице лил такой дождь, что отбивал всякое желание добираться до почтовой будки. Однако она с детства привыкла слышать перед сном назидательный стишок:
Не откладывай на утро,
То, что сразу сделать мудро.
Наша жизнь так быстротечна.
Не растрачивай же времени беспечно.
Я даю тебе совет вполне серьезно —
Вдруг назавтра станет слишком поздно?
И на протяжении жизни Дороти постоянно встречала людей, неукоснительно следовавших этому совету.
– Лучше дождись, когда я получу ответ от Холлинса, – сказала мисс Карбери. – Тогда в твоем распоряжении окажется нечто действительно неопровержимое. В конце концов, у тебя же нет доказательств, что Сесил пытался вытолкнуть тебя в окно, верно? А руку ты могла случайно поцарапать сама.
– Как ты думаешь, долго нам еще ждать вестей от мистера Холлинса? – нерешительно спросила Дороти.
– Подобные вещи требуют какого-то времени. По крайней мере, мне так кажется. Не стану делать вид, что много знаю о покушениях на убийства. В знакомых мне книжках сыщики, причем, как правило, детективы-любители, могли только взглянуть на чашку из-под кофе и сразу же сказать, сколько гран яда в нее бросили, но в реальной жизни все куда как сложнее. Особенно если мистеру Холлинсу пришлось передать конфеты более авторитетному эксперту. А он вполне мог так поступить, будучи человеком педантичным и добросовестным.
– Тогда мое письмо подождет до первого появления почтальона завтра утром, – согласилась Дороти.
– Только не надо делать мне одолжений, как это у тебя получается, – сказала Джулия. – Не забывай, насколько тебе повезло, что сейчас изучают шоколадки, а не содержимое твоего желудка.
Но с первой утренней почтой от аптекаря все еще ничего не пришло, и Дороти больше не желала прислушиваться к уговорам компаньонки дождаться послеобеденной доставки. Ведь письмо, отправленное из Фокс-Нортона в воскресенье, уже никак не могло быть получено в Лондоне на следующий день. Дороти предчувствовала, какое облегчение испытает, как только опустит конверт в почтовый ящик, и это действительно произошло. Как странно, подумала она, что хотя мистер Крук не производил впечатления джентльмена и даже не пытался им быть, от него исходила мощная аура надежности и безопасности. Ты понимала: если он взялся за дело, то непременно доведет его до успешного для тебя конца.
III
Невозможно было бы отрицать, что Дороти в эти дни переживала самый бурный и волнующий период всей своей жизни. Никогда еще не выпадало на ее долю столько опасений и переживаний, а очень многое ожидало в ближайшем будущем. И вообще-то говоря, Дороти следовало быть более благодарной мисс Карбери за присутствие в ее квартире. Позже, когда состоялась их намеченная встреча с Круком, тот открыл ей глаза на этот факт, и она даже испытала некий стыд из-за своего отношения к гостье. Но, как мы отметили, случилось это позже.
А следующим знаменательным событием стало письмо от Гарта. В своей сдержанной, сухой манере он писал, что чувствует себя обязанным информировать мисс Кэппер: после консультаций с другими юристами он решил последовать их рекомендациям и взялся оспорить завещание покойного Эверарда Хоупа. При этом честно пояснял, что дело может носить затяжной и дорогостоящий характер, а потому для обеих сторон, вероятно, выгоднее прийти к компромиссному соглашению. Гарт предлагал мисс Кэппер встретиться в приватной обстановке для предварительного обсуждения вопроса. Он подчеркивал, что любые решения, которые могут быть ими приняты, не будут иметь никакой законной силы, пока не окажутся формально зафиксированы в присутствии их юридических представителей. Письмо имело многозначительный заголовок печатными буквами: БЕЗ ПРИСТРАСТИЯ.
Естественно, писал Гарт, принимая на себя роль истинного английского джентльмена, если бы он не был уверен в итоговом успехе предпринимаемых им действий, то не стал бы делать мисс Кэппер подобного предложения. У него есть серьезные основания полагать, что ни один суд не утвердит условия завещания в их нынешнем виде. В любом случае, отмечал он, никому из них не принесет вреда откровенное обсуждение сложившегося положения.
Внося окончательную ясность, Гарт недвусмысленно давал понять: поскольку их встреча не является обычным светским мероприятием, ее лучше провести в его офисе на Балморал-роу. Дороти тщательно обдумала предложение и даже позвонила мистеру Круку, стремясь посоветоваться с ним. Но тот в городе отсутствовал, а обсуждать что-либо с его помощником она не посчитала необходимым. В силу природного оптимизма, свойственного женщинам ее склада, мисс Кэппер казалось, что ей сделали предложение, способное серьезно уменьшить напряжение до истечения фатального тридцатидневного срока. Дороти прекрасно сознавала, насколько бессмысленным окажется для нее любое наследство, если она сойдет с ума от страха и нервозности еще до наступления положенного дня. Время за решетками психиатрической лечебницы можно с таким же успехом проводить без гроша в кармане, как и обладая капиталом в сто тысяч фунтов.
Дороти перечитала письмо. Гарт был юристом и знал суть дела. Она решила встретиться с ним, и, если проявит ум и некоторую ловкость, то, возможно, заставит его выложить все свои карты на стол. Затем ей не составит труда обратиться к мистеру Круку, показав ему козыри оппонента. Она рассудила, что Гарт будет более откровенен в беседе с ней одной, нежели в присутствии другого представителя его профессии. Дороти ощутила, как настроение ее заметно улучшилось. Ведь с самого начала, напомнила она себе, в ее планы не входило завладеть всей завещанной суммой. Нет, в этом отношении у нее сложились твердые убеждения. Незамужняя женщина, не имевшая потомства, очевидно, обязана поделиться со своими родственниками. Но проблема как раз в них и состояла, поскольку до сих пор они, как казалось, готовы были разделить деньги с кем угодно, кроме нее самой. Однако, если ей удастся прийти к какому-то дружественному соглашению с Гартом, она сможет оставить часть состояния на собственные нужды, подыскать более удобную квартиру и, самое главное, избавиться от мисс Карбери, которая наверняка сама не захочет задержаться у нее, как только поймет, что здесь ей ничто не светит.
Черно-желтый ансамбль показался ей слишком легкомысленным для такого случая, и Дороти облачилась в свое коричневое платье греческого покроя, плащ в тон ему, коричневую лакированную соломенную шляпку, коричневые высокие ботинки на шнуровке, простые коричневые перчатки. Она захватила с собой старый зонтик с закругленным концом рукоятки, крепкую коричневую сумку и отправилась поездом подземки до «Чэнсери-лейн». Опыт, приобретенный за последнюю неделю, выработал в ней несколько преувеличенную осторожность. На платформе Дороти стояла как можно дальше от края. На улице долго осматривалась по сторонам, прежде чем перейти на противоположную сторону. Число дорожно-транспортных происшествий неуклонно возрастало, и она легко могла оказаться среди жертв одного из них. Зачастую зеленый свет успевал несколько раз смениться на красный, а Дороти даже не пыталась сделать первый шаг через сточную канавку. Она попалась на глаза одному известному газетному карикатуристу, который, наблюдая за ней, заметил, обращаясь к своему компаньону:
– Занятно, как женщины разных эпох похожи друг на друга. История повторяется. Помню, моя тетушка Мария выглядела точно так же, когда отправлялась купаться в Брайтоне, только надевала еще и спасательный круг поверх юбочки.
В самом деле, сходство он подметил точно. Рано или поздно старая тетушка Мэри набиралась храбрости, чтобы окунуться. Так и мисс Кэппер вдруг решительно переходила через дорогу.
Поднимаясь или спускаясь по ступенькам, Дороти крепко держалась за перила, эскалаторы стала считать словно специально созданными для преступников. Более того, она вообще перестала в последние дни посещать кинематограф. Каждое деяние, свершенное в темноте, вещал с кафедры преподобный Клифтон Брис, будет явлено Богу, однако жертве не станет легче, думала Дороти, если все закончится для нее плачевно. Подобно большинству представительниц своего пола, мисс Кэппер совершенно не верила в абстрактное понятие высшей справедливости.
Выбравшись наружу со станции «Чэнсери-лейн», мисс Кэппер замерла на тротуаре и чуть не свернула себе шею, озираясь по сторонам, читая названия улиц. Она не знала, где располагалась Балморал-роу, но не хотела обращаться за помощью к прохожим – один из них мог оказаться ее замаскированным родственником. Однако вскоре заметила почтальона и, полагая, что форменный мундир королевской почты может служить залогом безопасности, попросила указать ей нужное направление. Не умея ориентироваться в центре города, Дороти несколько раз свернула не туда, куда следовало, и оказалась на Балморал-роу с пятнадцатиминутным опозданием. Этим она привела Гарта в сильнейшее раздражение, поскольку он считал пунктуальность крайне важной и сам неуклонно проявлял ее. А кузина лишь все усугубила, еще пять минут потратив на объяснение причин опоздания.
– Извините, обычно я всегда прибываю несколько раньше назначенного срока, – несколько раз повторила она.
Гарт смотрел на нее и внутренне содрогался от стонов. Трудно было поверить, что такое ничтожество способно разрушить жизнь им всем.
Мисс Кэппер он поначалу внушал страх, но она повторяла про себя, что ее судьба находится не в его руках. Если бы ей, фигурально выражаясь, захотелось прижать Гарта к канатам, она могла бы с легкостью одержать над ним победу. Причем Гарт понимал это гораздо лучше, чем Дороти, зная, что у него нет ни шанса оспорить завещание и добиться нужного результата, не прибегая к прямому обману. А потому он постарался скрыть раздражение, подавил нетерпение и начал разговор предельно осторожно.
– Очень рад нашему с вами знакомству, – сказал он очень серьезно. – Остается только сожалеть, что мы встречаемся при столь щекотливых обстоятельствах.
– Я тоже чувствую, насколько неправильно позволять деньгам приобретать такое значение и влиять на наши отношения, – не менее серьезным тоном ответила ему Дороти. – В конце концов, важнее всего люди, а не вещи и деньги.
Гарт оказался поражен подобным заявлением значительно меньше, чем мог бы. Подобно многим другим представителям своей профессии, он привык порой иметь дело с весьма своеобразными дамами. Но теперь ему все представлялось еще проще.
– Разумеется, я была просто потрясена, когда узнала новость, – продолжала Дороти, полагавшая лучшим способом показать свое спокойствие легкой и складной речью без продолжительных пауз. – Трудно даже себе представить, почему мистер Хоуп решил завещать все свое состояние именно мне.
– Это стало в некотором роде сюрпризом для нас всех, – поспешил признать Гарт.
– По моему мнению, наш викарий был прав, – сказала Дороти. – Деньги в нашем мире становятся причиной более многочисленных неприятностей, нежели что-либо другое.
– Но и отсутствие денег тоже создает немало проблем, – заметил Гарт.
– Разумеется, это тоже справедливо, – дружески согласилась Дороти. – Вы не должны думать, что я не испытываю к вам симпатии. Кроме того, деньги как бы делают тебя своей заложницей, накладывая большую ответственность.
Все напускное добродушие Гарта не помогло ему сразу найти достойную ответную реплику.
– Как только до меня дошла новость, – продолжала бесхитростная старая дева, – я сразу же подумала: мы непременно должны все деньги разделить между собой. Ведь сто тысяч фунтов – огромная сумма. Я бы даже не знала, как одной распорядиться ею. У меня очень тихий и размеренный образ жизни, а мой темперамент близок к эмоциональному характеру пенсионерок. Но я, естественно, не имею в виду, что мне не требуется больше денег, чем имею сейчас. Вокруг столько людей, которым хочется помочь. Но, конечно же, члены собственной семьи прежде всего. И поэтому, – продолжала Дороти, окончательно доверяясь судьбе, – я так рада вашему предложению встретиться в столь дружеской атмосфере. Мы сможем обменяться точками зрения. Вы выскажете мне свои мысли, а я затем обращусь к своему адвокату и изложу ему ваши предложения, и он сообщит нам обоим, что думает по этому поводу.
Гарт не подал вида, но насторожился.
– Адвокат? – переспросил он. – Вы говорите о мистере Мидлтоне, как я полагаю?
– О нет. – Дороти постаралась выразиться как можно беззаботнее: – У меня есть свой адвокат. Мистер Крук с Блумсбери-стрит. Не знаю, слышали ли вы о нем.
Гарт сложил свои крупные ладони на столе перед собой.
– Да, я наслышан о нем, – подтвердил он.
И еще как наслышан! Но ему оставалось только поражаться, каким образом Дороти набрела именно на этого человека, имея перед собой столь обширный выбор других юристов. И как же это оказалось некстати для… всей их семьи. Гарт считал, что мог предвидеть любой поворот событий, рассмотрел ситуацию под всеми возможными углами, но ему и в страшном сне не могло присниться столкновение с Круком. В борьбе против него у Гарта оставалось столько же шансов одержать верх, как у воробья в схватке с королевским грифом. Крук ни с кем не считался, не был щепетильным и имел наилучшую репутацию – то есть никогда не проигрывал в суде. А кроме того, он обладал более тонким чутьем на деньги, чем медведь на мед. Крук никогда не согласится, чтобы мисс Кэппер добровольно отдала четыре пятых своего наследства родственникам. Сделает все возможное, но не допустит этого. И сразу поймет, что никакое предполагаемое приватное соглашение, достигнутое мисс Кэппер с кузеном, не будет правомочным. Если Крук отстаивает ее интересы, не стоит даже пытаться заключать самые ловкие частные сделки.
И потому теперь, пытаясь соображать как можно быстрее, Гарт сидел похожий на бронзовую скульптуру – на бюст работы Эпштейна или на нечто подобное.
– Он ведь хороший юрист, верно? – немного нервно спросила Дороти.
Она чувствовала себя в этот момент одной из тех амбициозных женщин, которые годами делали себе прическу в местной парикмахерской, а теперь набрались смелости и отправились в салон красоты элитного Мейфэра.
– Кто занимается вашими волосами, мадам? – неожиданно высокомерно спросил помощник Гарта.
И несчастная старая дева принялась бормотать, что уже давно живет на окраине Лондона. Она выслушала от этого жалкого клерка, который сам жил, вероятно, еще дальше от центра города, целую лекцию, как важно даме следить за своей прической. Многие его знакомые леди считали, что дешевые мастера на протяжении длительного периода времени обходились им дороже, чем эксклюзивное обслуживание в стильных салонах. Так он невольно заронил в голову Дороти мысль: мистер Крук тоже явно относился к числу провинциалов, даже если судить только по внешности, а его офис находился в Эрлс-Корт. Она уже была готова начать оправдываться за обращение к адвокату, показавшемуся ей сейчас далеким от образа юриста подлинно высокого класса.
– Хотел бы я знать, – задумчиво сказал Гарт, – как вы с ним познакомились. Но, я полагаю, ваша матушка…
Но Дороти сразу же решительно отвергла его предположение.
– О нет. У нас в последние годы ее жизни не было адвоката вообще. Когда-то мы пользовались услугами старого мистера Мерридью, но он умер, и мама не посчитала нужным заводить другого стряпчего, потому что, во‐первых, его партнер сразу же ушел в какую-то крупную фирму, а во‐вторых, нам юрист оказался вроде бы ни к чему. В банке разбирались с нашими мелкими финансовыми вопросами – ничего серьезного, как вы понимаете, – а потом стали заниматься уже только моими. Но когда я услышала о наследстве, мне показалась, что теперь необходим кто-то для защиты моих интересов. Потому как в денежных делах мне ничего не понятно, ведь я ничуть не похожа на всех этих современных женщин… и состоялось мое знакомство с мистером Круком.
– Вероятно, вас свела с ним одна из подруг? – продолжал упрямо допытываться Гарт.
– Нет, все получилось иначе… Мне… То есть я встретила его совершенно случайно. Искала другого юриста, но по ошибке перепутала конторы, а он сказал, что вполне сможет сам взять на себя заботы обо мне.
– Понятно, – протянул Гарт. – Он поступил не совсем корректно, верно? Юристам запрещено перехватывать чужих клиентов, как и врачам.
– Тетушка Эми, – начала Дороти таким тоном, словно собиралась цитировать подлинного оракула, – всегда говорила, что на свете почти нет правил, которые не смог бы обойти ловкий доктор или адвокат. А уж она много чего повидала в своей жизни.
Гарт никак не реагировал на ее слова. Дороти даже испугалась, что обидела его. Ей мерещилось в нем сходство с Наполеоном, хотя крайне маловероятно, чтобы малейшие черты такого сходства сумел бы разглядеть кто-то еще.
– Мистер Крук, стало быть, посвящен во все обстоятельства вашего дела? – спросил Гарт.
– Разумеется, – ответила Дороти. – Я поведала ему все о завещании и об отравленном шоколаде…
Она намеренно упомянула об этом факте небрежно и будто мимоходом, чтобы он невольно, быть может, выдал себя, если имел к нему отношение. Шоковая тактика – так, если Дороти не ошибалась, называли подобную манеру вести разговор. Но Гарт лишь изумленно уставился на нее, сдвинув брови.
– Вы хотите сказать, что вам кто-то прислал отравленный шоколад?
– Вообще-то, его прислали на имя мисс Карбери, но человек, отправивший посылку, кто бы то ни был, прекрасно знал, что она непременно поделится им со мной. Он стремился убить, так сказать, двух зайцев одним выстрелом, – с невинным видом пояснила Дороти.
– Вы сообщили об этом полиции? – спросил Гарт.
– Всю инициативу взяла в свои руки мисс Карбери, – ответила Дороти. – И, как я ожидаю, скоро предпринятые ею шаги принесут результаты.
– Но вы сами никого не заподозрили?
– Я не могла ни о ком подумать такое, поскольку очень мало знаю о тех людях, один из которых мог это сделать, а мисс Карбери ничем со мной не делится. Хотя, как я думаю, ей очень многое известно.
Гарт не сводил с нее пристального взгляда.
– Будьте осторожны с мисс Карбери. Вы же не можете не признавать очевидного: она принимает столь горячее участие в ваших делах, поскольку сама рассчитывает получить определенную выгоду.
– А чем отличаются от нее все остальные? – спросила Дороти, причем обобщение прозвучало в ее устах столь бесхитростно, что он не нашелся, как реагировать на него, и попросту обошел вопрос стороной.
– Возвращаясь чуть назад, хочу отметить, что я интересовался, посвятили ли вы мистера Крука во все обстоятельства, имея в виду несколько иную информацию. Вы рассказали ему о себе все без утайки?
Настала очередь Дороти искренне изумиться.
– Я не совсем вас понимаю.
Гарт склонился вперед.
– Мисс Кэппер, разве вы действительно не знаете реальных причин, заставивших моего кузена завещать свои деньги именно вам?
– Я много думала об этом. Но единственное, что могла предположить: он сделал это только ради того, чтобы досадить всем остальным родственникам.
– Вы ведь даже не догадывались прежде о его существовании, верно?
– Мама никогда не рассказывала о нем. По крайней мере, мне.
– И это тоже не показалось вам подозрительным?
– Конечно, нет. – Дороти явно испытывала чувство неловкости. – А с чего бы у меня взяться каким-то подозрениям?
– Мисс Кэппер, а о вашем отце мама когда-нибудь вам рассказывала?
Дороти резко подняла на него испуганный взгляд. Манера поведения собеседника заметно изменилась, став теперь определенно угрожающей и зловещей. Ей подумалось, что это было похоже на кинофильм «Она слишком много знала», в котором адвокат неожиданно доставал револьвер и стрелял в сердце несчастной героини, не убив ее только потому, что главный герой догадался о его намерениях и накануне вечером вынул из барабана все патроны. Мисс Кэппер никогда не отличалась знанием реальной жизни, и ей не показалось совершенно невероятной ситуация, когда всеми уважаемый юрист поставил бы на карту свою карьеру, стреляя в женщину через стол в своем кабинете среди бела дня. Настоящие адвокаты, надо отметить, если и замышляют убийство, то пускаются на бо`льшую хитрость, чем простые обыватели. Кроме того, на револьвер необходимо иметь лицензию, и Гарту, конечно же, это было прекрасно известно. Но самое важное заключалось в том, что он ничего не добивался, попав на виселицу за убийство.
– Я спрашиваю о вашей матери, – повторил он голосом, напомнившим ей об Эдварде Робинсоне в одном из популярных гангстерских фильмов с его участием. – Именно о ней.
– Почему вас это интересует?
Гарт откинулся снова на спинку кресла. Он чувствовал себя рыбаком, на чью наживку наконец готов был клюнуть лосось.
– Мисс Кэппер, а отца своего вы помните?
– Он умер, когда я была еще совсем маленькой девочкой, – быстро ответила Дороти.
– Ну не такой уж и маленькой, – пробурчал себе под нос Гарт.
– Мама всегда придерживалась этой истории.
– Несомненно, она имела в виду, что он умер, но только для нее самой.
– Насколько я знаю, он очень дурно обращался с ней.
– Допускаю, что это правда. Но разве она больше ничего не рассказывала вам о нем?
– Она просто не желала о нем вспоминать. Мистер Хоуп, к чему вы клоните?
– Я хочу преподнести вам новость как можно деликатнее. Если только, конечно, это для вас давно уже не новость.
– О чем идет речь? – спросила Дороти, не отличавшаяся быстрой сообразительностью.
– После того как нам зачитали завещание моего кузена, – продолжал Гарт, – я сразу подумал, насколько интересно и даже полезно будет выяснить, почему он оставил деньги вам, а потому провел свое расследование. И обнаружил, что странным образом… – тут Гарт сделал паузу.
Все получалось не так легко, как он предполагал, даже для юриста, привыкшего нередко оказываться в неловких ситуациях. Дороти не сводила с него прямого и пристального взгляда. И хотя она первой бы рассмеялась, если бы кто-то сравнил ее сейчас с львицей, оберегающей своих детенышей, или предложил другое, столь же фантастическое сравнение, она в самом деле выглядела женщиной, готовой совершить самый неожиданный и смелый поступок. И потому, прежде чем Дороти решится нырнуть слишком глубоко, утопив их обоих, Гарт поспешил добавить:
– Только не подумайте, что мои слова имеют целью бросить малейшую тень на доброе имя вашей матушки, мисс Кэппер.
– Едва ли это удалось бы сделать даже вам, – резко сказала Дороти, преимущество которой состояло в том, что она хорошо помнила покойную миссис Кэппер.
Если бы некий скульптор пожелал изваять скульптуру, воплощавшую Женскую Добродетель, он не смог бы найти для себя лучшей модели, чем миссис Кэппер.
– Вот почему, как только ваша мать ближе узнала вашего отца и поняла, что это за человек, она не захотела оставаться с ним больше ни одного дня. Все доказательства указывают на это.
Его реплика мгновенно лишила Дороти всей энергии и решительности.
– Вы хотите сказать, что не он бросил нас, а мы сами ушли от него?
– Вероятно, ваш собственный юрист изложил бы все в несколько иных выражениях, но факт остается фактом, как ни верти словами.
– Значит, отец был еще хуже, чем я думала. Но если честно, мне не совсем понятно, почему мы с вами ударились в обсуждение моего отца. Я пришла сюда для урегулирования финансовых вопросов.
– Верно. Так вот, в некотором смысле, – Гарт вложил в свое объяснение отчетливую неодобрительную интонацию, – это его деньги. То есть были когда-то.
– Его деньги? Но это же бессмыслица какая-то! Кузен Эверард…
– Для вас он был дядюшкой Эверардом, – сказал Гарт уже мягче.
– Значит, вы считаете, что… Что Уильям Хоуп был моим отцом?
Гарт склонил голову. Не кивнул, а именно склонил – иного определения невозможно было бы подобрать.
– Тогда я на самом деле… Дороти Хоуп?
– Только не с точки зрения закона.
– А моя мама вернула себе девичью фамилию, когда рассталась с отцом?
– Необходимо подчеркнуть, что она и не имела юридических прав на другую фамилию.
– Но ведь моя мама была за ним замужем!
– Да, она так считала, но фактически не была.
– Они даже обвенчались, – яростно воскликнула Дороти, чувствуя, как слова бьются в ее голове, как стая голубей, пытающихся вырваться на свободу. – Я знаю, в какой церкви…
– Я вам уже объяснил. Ваша мама только думала, что связана с ним узами брака, но продолжалось это недолго. То есть она недолго так считала. Уильям Хоуп не пожелал сообщить ей в то время, что у него уже была другая жена, впрочем, умершая через пару лет и преданная забвению. Как только миссис Кэппер выяснила это, она ушла от него.
– Разумеется, так бы она и поступила, – сказала Дороти с теплотой в голосе, навеянной воспоминанием о матери. – У нее был очень сильный характер.
Здесь Гарт был полностью с ней согласен.
– Только женщина с очень сильным характером могла заставить Уильяма Хоупа пойти с ней к алтарю.
– Теперь я начала хоть что-то понимать, – сказала Дороти. – Таким образом, у меня все-таки имеются некоторые права на эти деньги. Вот в чем заключается суть дела.
Гарт встрепенулся и вскинул на нее пронизывающий взгляд. Он никак не предвидел подобной реакции с ее стороны.
– Но ваши права не превосходят прав остальных членов семьи, – попытался объяснить он.
– Безусловно, я обладаю более значительными правами, – тут же возразила Дороти. – Никто из вас не был прямым отпрыском Уильяма Хоупа.
– Вы не поняли. Я имел в виду других его детей. Есть ведь и другие, да будет вам известно.
– Но они незаконнорожденные, – выпалила мисс Кэппер, но затем густо покраснела, поскольку, разумеется, с педантичной точки зрения Гарта, она сама являлась незаконнорожденной.
Дороти уже готова была с радостью отказаться от наследства в сто тысяч фунтов, лишь бы не узнать столь горькой истины. Ей вспомнились некоторые фразы мамы, смысл которых становился теперь яснее. Когда маленькая Дороти играла в дочки-матери у себя в крошечной детской, миссис Кэппер порой могла сказать: «Только не считай, что семейная жизнь – это сплошное счастье. Иногда замужество становится самым тяжелым крестом, какой приходится взваливать на свои плечи женщине». А однажды Дороти спросила: «Тогда не лучше ли жить вместе, не поженившись?» И не поняла, почему мама схватила ее, больно шлепнув по руке, заявила, что не потерпит такой дерзости. Дороти не посчитала то наказание несправедливым, потому что мама всегда была права, но для нее осталось непостижимым, за какой проступок ее наказали.
Бывали и другие случаи, когда поведение и манера обращения с людьми миссис Кэппер удивляли дочь, но сейчас все становилось на свои места. О, моя бедная, несчастная мамочка. И если разобраться, так же несчастливо сложилась жизнь самой Дороти. Если версия, изложенная Гартом, была правдивой, – а она не могла быть иной, иначе зачем ему приглашать ее к себе для особой приватной встречи? – то Дороти могла считать себя родившимся нежеланным ребенком. Причем она всегда считала, что лучше быть мальчиком, родившимся вне законного брака, нежели девочкой. Даже с точки зрения юристов. Не могло быть ничего горше, разве что появиться на свет после позорного случайного совокупления. И тут у Дороти снова перехватило дыхание, поскольку она вдруг осознала – именно к такой категории ее и причислят. Дитя позорного и порочного блуда. Ей доводилось как-то читать книгу под названием «Великие мужчины, родившиеся во грехе», но никому и в голову не пришло написать такое же о женщинах. Она подняла свое искаженное страданием, побагровевшее лицо и посмотрела на собеседника.
– Обо всем этом знает кто-то еще? Кто-то, помимо вас самого? – шепотом спросила она.
Гарт покачал головой.
– Я хотел сначала увидеться с вами с глазу на глаз.
– Есть причина, чтобы факты стали известны всем?
– Никаких причин для этого не существует, – совершенно искренне ответил Гарт. – При условии, что мы с вами придем к определенному соглашению.
– К соглашению?
– Поймите, если дело дойдет до судебного разбирательства, вся эта история станет достоянием всеобщей гласности.
Она сразу мысленно перебрала всех значимых для нее людей, которые узнают о ней правду. О викарии, о Джорджи, о других прихожанках церкви Святого Себастьяна, с кем она иногда ходила пить чай. Стыд-то какой! Но зато один не менее важный вопрос разрешился для Дороти раз и навсегда. Ее благородная мама отказалась взять у Уильяма Хоупа деньги, даже после его смерти. Так вот чем объяснялось письмо, пришедшее от Эверарда с предложением материальной помощи после того, как деньги перешли к нему. Мама посчитала позорной свою прежнюю связь с этой семьей, а теперь Дороти, храня верность идеалам матери, тоже не прикоснется к грязным деньгам. Ей вполне хватает на жизнь, а пережитая ею кратковременная перспектива стать богатой наследницей не принесла счастья.
Гарт с тревогой наблюдал за ней. Наступил крайне важный и ответственный момент, чреватый риском. Крук не замедлит вставить стальной прут в шестеренки запущенного Гартом механизма, как только получит возможность для этого. Крук ни за что не позволит своей клиентке расстаться даже с частью ста тысяч фунтов, владея всеми нужными для этого приемами. А остановить Крука, вступившего на тропу войны, не способно ничто. Гарт опять склонился вперед.
– Мы можем прийти с вами к соглашению, – сказал он, – согласно условиям которого все родственники Эверарда Хоупа получат равные доли. Пятая часть, конечно…
– Нет, – резко перебила его Дороти. – Я не возьму себе ни пенни.
– Вы чересчур драматизируете ситуацию, уж извините за прямоту. Слишком остро все воспринимаете.
– Я должна сделать то, что считаю правильным, – заявила Дороти, для которой принципы оказывались важнее материального комфорта. – Моя мама не пожелала прикасаться к тем деньгам, и я поступлю так же. Однако я теперь не имею права сбросить с себя ответственность, возложенную на меня без… Помимо моего прямого участия, – добавила Дороти, отчаиваясь, поскольку не была уверена, что четко излагает свою мысль. – И вы сами уведомили меня, что мой отец… Словом, он был в ответе за других своих детей. Я думаю, деньги должны унаследовать именно они. – Дороти продолжала перебирать в уме факты. Трудно изложить Гарту правду в столь неприкрытой ее наготе, но она тем не менее собиралась пойти именно на это. – Разумеется, у меня нет возможности разыскать их. Но даже если бы она и появилась, я не стала бы грубо вторгаться в их жизнь. Однако… Есть одна общественная организация, всегда нуждающаяся в средствах. Они заботятся как раз о тех несчастных, чьи судьбы навсегда разрушили отвратительные люди, подобные моему собственному отцу.
Гарт все еще смотрел на нее, но так, словно мозг отказывался служить ему. Она, по его мнению, не могла всерьез иметь в виду того, о чем сейчас говорила. Но продолжение сделало все очевидным даже для него.
– Организация называется «Общество помощи заблудшим душам», – сказала Дороти. – Как только получу деньги, сразу же передам их благотворителям. Только так я смогу искупить грехи своего отца, исправить вред, нанесенный им маме, мне и, если верить вашим же заверениям, еще очень многим другим. Мой поступок позволил бы отдать его долг и восстановить память о нем, поскольку он все-таки был моим отцом, хотя я бы предпочла по-прежнему не ведать об этом.
Гарт почувствовал, как что-то вскипает у него внутри. Он считал, что предусмотрел любой возможный поворот событий, но ничего подобного происходившему в этот момент ему и в голову прийти не могло.
– Но вы же не можете не понимать, – сказал он, – что такие действия с вашей стороны привлекут ко всей истории вашей жизни всеобщее внимание. Ничего нельзя будет скрыть.
– Да, я все прекрасно понимаю. Осмелюсь даже предположить, что это вызовет поначалу некоторые кривотолки, – кивнула Дороти. – Но они продлятся дней девять-десять, а быть может, и того меньше. В разгаре мировая война, а мы – если взять страну в целом – тратим на нее такие колоссальные суммы, что сто тысяч фунтов не стоят даже особого обсуждения. Люди очень скоро забудут мою историю, а если нет… Что ж, я готова рискнуть своей репутацией. Понимаете, приняв ваше предложение и скрыв неприятные для меня факты, я потом не смогла бы простить себе этого, а значит, никакие деньги не смогли бы принести мне счастья и покоя.
Гарт ощущал себя так, что, окажись у него под рукой молоток, он бы тут же ударил ее по голове, не задумываясь о последствиях, лишь бы полностью выплеснуть накопившиеся в нем негативные эмоции, освободиться от них.
– Если вы готовы предать все огласке, – пробормотал он, – то вас никто не сможет отговорить и остановить. Но я все же посоветовался бы сначала с мистером Круком и лишь потом начал совершать какие-либо реальные действия. Мне почему-то представляется, что он едва ли разделит вашу точку зрения и одобрит начертанный вами план.
– Уверена, что ему абсолютно все равно, как я поступлю с деньгами. Для него важно только, чтобы они были мною получены и оплачен счет за его услуги, – заявила Дороти с несколько излишней откровенностью.
– И, разумеется, мое намерение оспорить завещание остается в силе.
– Не думаю, чтобы у вас был даже минимальный шанс выиграть это дело, – сказала ему Дороти. К этому моменту у нее открылось вроде второе дыхание, и на нее снизошло полнейшее умиротворение. От прежней нерешительности не осталось и следа. Ее дальнейший путь лежал перед ней прямой и четко различимый, такой представляется для каждого истинного христианина дорога к вратам Вечного Блаженства. – Каждому станет ясно, насколько естественной стала для мистера Хоупа попытка хотя бы отчасти компенсировать вред человеку, которому его брат принес столько зла. А поскольку моя матушка не дожила до дня искупления (хотя знаю наверняка, что, как и я сама, она отказалась бы использовать в личных целях даже пенни), он завещал деньги мне, своей племяннице. Скажу вам откровенно, я ощущаю свои позиции теперь гораздо более прочными, чем до того, как вошла в эту комнату.
«Да, черт тебя побери, ты на все сто процентов права!» – подумал Гарт.
Он отчаянно искал любой способ исправить ситуацию, обернув ее в свою пользу.
– Хорошо. Если вы настолько преисполнены решимости осуществить свое намерение, то доводите его до конца, – сказал он. – Я хотел спасти вас от публичного позора, если бы смог…
– А вот это бесстыдная ложь, – жестко бросила ему в лицо Дороти. – Если вы намеревались спасти меня, вы бы ни за что не рассказали мне правду. Хотя есть еще одна истина, о которой вы предпочли умолчать. Вы сами хотите завладеть всеми деньгами или хотя бы их частью. Думали, вам удастся принудить меня поделиться, заставить силком. Что ж, вы предприняли попытку, но все закончилось не так, как ожидали, верно? А теперь никто меня ни к чему не сможет принудить: ни вы, ни мистер Крук, ни мисс Карбери, ни даже бомба с часовым механизмом.
И Гарт видел, что она говорила предельно искренне. Догадывался он и о другой угрозе – Дороти полностью перескажет всю историю мистеру Круку, а зная его репутацию, не приходилось сомневаться, насколько сильно пострадает потом общественное положение Гарта. Он будет уничтожен как юрист. Крук не принадлежал к числу тех, кто лезет за словом в карман, и хотя не совсем справедливо было бы назвать предложенную Дороти сделку шантажом, именно так охарактеризует ее Крук. А налепленные им ярлыки имели тенденцию приклеиваться надолго. Шекспир написал однажды в трагедии «Гамлет», что нет ни добра, ни зла – такими делают их мысли, и не требовалось особой смекалки, чтобы предугадать ход мыслей Крука. Дороти между тем уже поднялась из кресла. Ей нечего было больше сказать. Гартом овладело отчаяние. Он знал, что она готова немедленно отправиться к Круку.
Но вот только добраться до него ей не удалось.
