Мистер Крук добрался до Фокс-Нортона за полчаса до закрытия местного паба. Времени у него оставалось маловато, и он направился в «Пса и ящерицу», смутно надеясь, что там его еще помнят. Так оно и вышло.

– Мне нравятся здешние места, – сказал мистер Крук, заказав пинту пива, отхлебнул из кружки сразу большой глоток и спросил: – А как вам?

– Меня здесь все устраивает, – кивнул бармен. – Я вижу, вас одолела изрядная жажда, верно?

– Работа над делом об убийстве всегда вызывает желание выпить, – подтвердил Крук. – Повторите, пожалуйста.

Бармен снова наполнил его кружку.

– Вам-то самому убийство не угрожает?

– Надеюсь, пока нет.

– Вы ведь заходили ко мне на прошлой неделе, верно? – спросил Сэм.

– С таким наметанным глазом вам непременно нужно вступить в службу внутренней безопасности, – льстиво заметил Крук.

Бармен сообщил, что, конечно же, уже вступил в ее ряды.

– Ну, и как вам служба? – спросил Крук.

– У нас тут творится такое, – мрачно ответил Сэм, – что есть шанс погибнуть за родину без всякого вражеского вторжения.

После чего Крук как бы вскользь поинтересовался, хорошо ли Сэм знал старого владельца усадьбы «Брейкс».

– Догадываюсь, что вы имеете в виду, – ухмыльнулся бармен.

– Вам от него не было никакого толка, как нетрудно предположить, – заметил Крук.

– Какой там толк! – еще более угрюмо сказал Сэм. – Представляете, этот мерзкий старикашка требовал выплатить ему залоговую стоимость бутылки еще до того, как возвращал ее пустой!

– Но умер как-то уж слишком поспешно, вам не кажется?

– Куда там поспешно. Целых восемьдесят лет никак не мог решиться, – возразил Сэм.

– Он провел здесь всю жизнь? – спросил Крук.

– Нет. Только последние пятнадцать лет. До него усадьбой владел мистер Уильям. Вот это был джентльмен, каким могла гордиться наша округа, странностей за ним не водилось. Он и сюда заглядывал почти каждый вечер, друзей приводил с собой.

– А брат Эверард входил в число этих друзей?

– Этот? Он бы воды пить не стал, если бы за нее брали плату.

– Но он заезжал, чтобы погостить в усадьбе?

– Заезжал, когда брат позволял. Заметьте, как мне всегда казалось, мистер Уильям порой тратил больше денег, чем было необходимо, только чтобы поддразнить родственника. «Мой братец меня не очень-то жалует, – говорил он нам всем. – Знает, что ему достанется все мое состояние, когда я помру, вот и боится получить слишком мало, чтобы как следует набить карманы».

– Он ведь не был женат? – Мистер Крук задал этот вопрос, импровизируя на ходу.

– Формально не был, насколько мы знали, – подтвердил бармен. – Но жил весело, это точно.

– Понимаю, о чем вы, – кивнул мистер Крук. – А что же остальные? Они сюда приезжали во времена мистера Уильяма?

– Иногда наведывался мистер Кристофер, а еще Хью порой появлялся. Других мистер Уильям не принимал у себя. Называл занудами, которые только портят ему все удовольствие. Но Эверарду не отказывал в гостеприимстве, и тот жил здесь на дармовщинку, как только подворачивался случай. Дошло до того, что в последний год или даже два он практически безвылазно здесь поселился. При нем была секретарем мисс Карбери, против которой никто из нас ничего не имел. А потом, когда погиб мистер Уильям, она очень помогла разобраться с делами и осталась уже насовсем. Будь мистер Уильям жив, он бы недолго терпел в доме такую женщину. Да и Эверард тоже сначала возражал. Ей же как-то удалось уговорить его, чтобы остаться в усадьбе.

– И никто из прежней прислуги не продолжил работать в «Брейкс»?

– Никто. Они говорили, что хотят нормально питаться. И пусть сам мистер Хоуп, как страус, ест одни камни, осколки стекла и другой хлам. С мисс Карбери осталась одна только Мэгги Мартин.

– А Мэгги, часом, не была участницей увеселений, которые устраивал для себя мистер Уильям?

– Чего не знаю, того не знаю, но только мистер Уильям считал, что ее надо ценить пуще любого золота.

– Стало быть, она была для него важна, хозяйничая по дому? – предположил мистер Крук.

– Да. И никогда не мешала мистеру Уильяму забавляться от души, невзирая на ее присутствие. Даже выглядело странно, ей-богу! Я имею в виду, держать ее в доме, если вспомнить всех дамочек, каких он у себя привечал. Но Мэгги не подавала вида, пусть ей что-то могло и не нравиться. Мы тогда гадали, сколько денег она получит после кончины мистера Уильяма. И получила бы наверняка, если бы мистер Уильям не покинул наш мир так внезапно, выпав из окна. Жуткая смерть, доложу я вам, – добавил бармен.

– Похоже, у Хоупов семейная традиция – падать с большой высоты, – заметил Крук.

– Все случилось в дурную для марта погоду, и он слишком далеко высунулся, чтобы освежить голову, как мне рассказывали. А затем грохнулся вниз прямо в снег. Мужчиной он был крупным. Вмятина осталась глубокая, уж простите за такое описание. Но важно сказать вам другое. В здешних местах не было никого, кто не скорбел бы по нему.

Сэм посмотрел на часы.

– Простите, сэр, но мне пора закрываться, – покачал он головой.

– Очень жаль, – искренне сказал Крук, поднимаясь со стула. – Но ведь мы можем с вами встретиться снова. Скажите еще только одно: сейчас в доме кто-нибудь живет?

– Там задержалась только Мэгги Мартин, чтобы присмотреть за порядком. В доме ведь полно мебели и всяких картин, а что с ними делать, пока никто не знает, понимаете ли.

– Наследница разберется, – сказал Крук, выйдя с хозяином на небольшую площадь перед пабом.

– Об этом ходит много всяких пересудов, – сообщил бармен. – Эта леди для нас совершенная чужачка.

– И, надо полагать, никто особенно не огорчится, если она не сохранит наследство до конца своих дней, – высказал догадку Крук.

– Если хотите знать мое мнение, – заявил бармен с мудростью давно женатого человека, – женщины вообще не умеют с толком распорядиться деньгами или хотя бы получить от них настоящее удовольствие. Накупят безделушек, сделают себе новую прическу и, само собой, приобретут целый ворох нарядов. Вот если бы деньги достались мистеру Кристоферу или мистеру Хью…

– Они еще вполне могут им и достаться, – вставил реплику Крук.

– А что, Лондон уже перестали бомбить? – спросил Сэм.

– Гитлер – не самая большая угроза, – заверил его Крук. – А вот и сам дом, если не ошибаюсь?

Бармен снова кивнул.

– Да, жутко уродливый, по-моему. От него так и веет смертью. На такой особняк не скоро найдешь покупателя.

Крук распрощался с собеседником и направился в сторону усадьбы «Брейкс». Как справедливо отметил Сэм, особняк смотрелся непривлекательно, напоминая огромный сарай, уже издали выглядевший неуютным. Он позвонил во входную дверь, а когда никто не открыл, сквозь заросли мокрого кустарника пробрался к тыльной стороне дома. Внушительных размеров пристройка кухни простиралась вплоть до запущенного огорода. Он постучал в окно, и за стеклом показалось лицо. Когда женщина узнала Крука, она с облегчением вздохнула, улыбнулась и рукой указала в сторону черного хода.

– Я всегда держу парадную дверь на цепочке, – сказала миссис Мартин. – Не по душе мне теперь этот дом, скрывать не стану.

Крук сдвинул на затылок свой коричневый котелок.

– Да, здесь все пропахло упадком и гнилью, – согласился он, когда они вместе перешли в главный холл.

Все вокруг выглядело уныло, как и предупреждала гостя миссис Мартин. Стены отсырели, бледное предвечернее солнце высвечивало трещины в потолке, почерневшие деревянные панели отделки, искусно вырезанные когда-то перила лестницы, ставшие теперь липкими на ощупь. Все комнаты выглядели необъятно просторными. Свет успевал померкнуть, не достигнув высоких потолков, и по углам чернели густые тени. Круку оставалось лишь восхититься женщиной, решившейся остаться тут в одиночестве. Представлялось весьма возможным, что по ночам могли мерещиться шаги по дому старика, постукивавшего своей тростью, как и отчаянные крики другого призрака, разбившегося насмерть мартовским днем шестнадцать лет назад.

Миссис Мартин знала все детали трагической истории дома. Она показала Круку широкое окно, занимавшее почти целиком одну из стен на верхней лестничной площадке, откуда упал мистер Уильям Хоуп. Теперь его закрывали очень плотные портьеры, отчего площадка постоянно находилась в почти полной темноте.

– Прежде здесь висели шторы только для защиты от сквозняков, – пояснила миссис Мартин. – Но на них нет никакой надежды. Когда мистер Уильям падал, он, возможно, пытался ухватиться за шторы, но они оказались непрочными. И мы потом обнаружили, что они во многих местах порваны.

– Да уж, печальнее ничего не придумаешь, – сказал мистер Крук.

Миссис Мартин только вздохнула.

– Ему всегда нравились окна, – предалась воспоминаниям она. – Потому так все и произошло. А труп нашел мистер Эверард, возвращавшийся с прогулки.

После осмотра окна Крука подвели к началу спуска с лестницы, откуда свалился и нашел свою страшную смерть Эверард. Крук посмотрел вниз, в черноту глубокого лестничного проема. Его воображение живо нарисовало ему маленькую скрюченную фигурку, оступившуюся у края почти бездонной пропасти, раскинувшую, вероятно, беспомощные руки, прежде чем рухнуть. Если верить показаниям свидетелей, он был охвачен безумной паникой. Но в то же время, когда проводили расследование, никто, насколько он помнил, не утверждал, что слышал голос старика, какие-либо слова, произнесенные им. Конечно, шум в тот момент стоял как при вавилонском столпотворении, множество ног топали и шаркали взад-вперед, вспыхивал луч фонарика, отблеск свечи танцевал, отбрасывая тени на стены и потолок… И все равно странно, почему никто не слышал последних слов Эверарда Хоупа. Эта мысль тревожила Крука. Было похоже… Это почти свидетельствовало о том…

У него внутри головы гудело, словно пчелиный улей.

Склонившись, он осмотрел прореху в ковре, которая, как полагали, и послужила причиной гибели старика. Она оказалась сквозной, выглядела продранной за долгие годы, пока ковер лежал на этом месте. После трагедии ее грубо зашили нитками, заметно отличавшимися от цвета коврового покрытия. Под неодобрительным взглядом миссис Мартин он начал обрывать наложенные кем-то стежки.

– Вы из полиции? – с внезапной резкостью спросила она.

– А вы обратитесь к полицейским и послушайте, что они вам скажут, – небрежно ответил Крук. – Гм… Как я и предполагал. Это была не простая прореха. Дыру в ковре прорезали преднамеренно.

– Вы хотите сказать, что его падение с лестницы той ночью кто-то заранее спланировал?

– Я хочу сказать – кто-то знал о предстоящей пожарной тревоге, как и о том, что Эверард Хоуп выйдет к этой лестнице, а не к другой, малой, расположенной рядом с его спальней. Какой вывод из этого сделаете вы?

Согласно его собственному выводу, ситуация представала теперь совершенно иной.

В Лондоне мисс Кэппер возвращалась в район Буш, мрачно обдумывая предостережение Крука.

«Разумеется, – говорила она себе, – мисс Карбери права, утверждая, что она представляет опасность для того, кто убил мистера Хоупа, если мы будем все же считать его смерть убийством. Вполне вероятно, она даже знает, кто именно совершил его. Но если это так, – задавалась вопросом мисс Кэппер, – то почему Джулия ничего не рассказала полиции? Ладно, предположим, мисс Карбери все знает, но не имеет доказательств. Или существует другой вариант: убийца обладает над ней какой-то властью, и потому она не осмеливается обращаться за помощью к властям».

Подобного рода сюжеты настолько часто встречались в излюбленных фильмах мисс Кэппер, что их полнейшая неправдоподобность даже не рассматривалась ею.

«Если обстоятельства таковы, – продолжала Дороти свой безмолвный монолог, – тогда он или она попытается устранить Джулию, прежде чем та успеет подготовить меня к встрече с опасностью, зная, что в таком случае я останусь совершенно беззащитной».

Дороти оставалось надеяться на неосведомленность преступника или преступницы об участии в деле с недавних пор мистера Крука, и виновная сторона может по неведению выдать себя, попавшись прямо в руки адвоката.

Но как ни посмотри, сложившееся положение не внушало оптимизма. Даже мистер Крук не мог находиться в двух местах одновременно, и пока он защищал мисс Кэппер, злодей имел случай совершить расправу над мисс Карбери. Единственной возможностью предотвратить такой трагический исход была бы постоянная неразлучность двух находившихся под угрозой женщин, но Дороти вполне серьезно порой считала смерть предпочтительнее этого варианта. И все же, если с Джулией действительно произойдет несчастье, то она, Дороти, останется практически беспомощной. Только лишь благодаря исключительному везению она до сих пор не умерла, а жизнью вместо нее поплатилась какая-то неудачливая пожилая леди.

«Беззащитна!» – повторила про себя Дороти и всем телом вздрогнула. Как солдат, посланный под вражескую бомбардировку без противогаза и крепкой стальной каски. Она дошла до Рассел-сквер и спустилась в метро. На платформе ей сразу же бросился в глаза странный тип, упершийся спиной в стену и наблюдавший за ней. Пробравшись сквозь толпу в зону для некурящих, Дороти заметила, как он последовал за ней и вошел в тот же вагон, хотя она была убеждена: всего минуту назад видела его курящим. На станции «Южный Кенсингтон» Дороти поднялась из подземки, чтобы сесть в автобус до Буша, но когда скромно заняла место в конце очереди на остановке, поняла, что преследователь не отстает и идет за нею буквально по пятам. Мгновенно решив, она взмахом руки остановила такси и почти сразу тронулась в путь. Посмотрев сквозь заднее стекло, увидела, как этот загадочный, потрепанный с виду персонаж достал из кармана маленький блокнот и принялся что-то в него записывать.

«Разумеется, заносит в блокнот номер такси, – подумала мисс Кэппер. – О боже, что же ждет меня дальше?»

(На самом деле он занялся подсчетом проигранных на бегах денег, а Дороти не замечал вообще.)

Все еще опасаясь слежки, мисс Кэппер остановила такси перед одной из закусочных сети «Панда», где заказала тарелку супа, порцию спагетти и булочку из муки грубого помола. Выйдя вновь на улицу, Дороти с удивлением заметила, что время близится к двум часам пополудни. Как могла она так долго торчать в закусочной, читать в газете рассказ, просматривать заметки и прочую чепуху? Уму непостижимо! Добравшись до дома, она торопливо взбежала вверх по лестнице и, вставляя ключ в замок, прокричала:

– Эй, кто-нибудь здесь есть?

Абсурдно было вести себя так с непрошеной гостьей, но у нее возникло странное ощущение, будто она вернулась в детские годы, когда в квартире мог находиться кто-то из недовольных ее опозданием взрослых.

Однако ответа от мисс Карбери не последовало. Дороти влетела в свою комнату, сняла шляпку и пальто, надела кретоновый халат в цветочек и вышла в гостиную. Она по-прежнему не наблюдала никаких признаков присутствия гостьи, но на столе лежала коробка рядом с сорванным с нее листом оберточной бумаги. Надпись на коробке гласила: «Шоколадные конфеты с мятной начинкой». Дороти посмотрела на сласти с предвкушением, но, взяв в руки обертку, с разочарованием поняла, что угощение прислали для мисс Карбери.

«Но ведь Джулия специально оставила их на виду, чтобы поделиться со мной, – подумала она. – Это же мои любимые конфеты».

Она вышла в коридор и огляделась, словно мисс Карбери могла спрятаться там под ковровой дорожкой. Понятно, там никого не оказалось, и Дороти решила, что компаньонка пошла куда-то обедать одна.

«Наверняка она тоже сочла, что я отправилась перекусить, – подумала Дороти, поскольку дома есть было совсем нечего, если только вы не любили консервированную фасоль. – И она, конечно же, не стала бы возражать, если бы я съела одну из ее мятных шоколадок».

Они выглядели такими аппетитными, отливая коричневым глянцем. От них веяло чем-то забытым, еще довоенным. Викарий как-то объявил, что обжорство есть грех, противоречащий седьмой заповеди, но всего лишь одна конфета никак не могла считаться проявлением чревоугодия. А поскольку мисс Карбери завтракала, обедала, полдничала и ужинала вместе с хозяйкой квартиры, которая до сих пор не потребовала с нее за это ни пенни, одна мятная конфета не виделась Дороти чрезмерным своеволием за счет гостьи. Она взяла одну из соблазнявших ее сладостей и сунула в рот. Но буквально в тот же момент услышала стон и легкий скрип двери ванной. «До чего же удивительно, – подумала Дороти, – что у меня и мысли не возникло поискать мисс Карбери там». Но еще более странным показалось отсутствие всякого ответа Джулии на ее неоднократный зов. Эта женщина отнюдь не страдала чрезмерной сдержанностью и скромностью. С чувством вины Дороти достала изо рта так и не надкушенную конфету и сунула ее в карман халата.

На пороге показалась Джулия. Но как она выглядела сейчас! Куда делись ее неизменная бодрость и самонадеянность? Почему больше не казалось, что Джулии Карбери глубоко наплевать на все, что происходит в этом мире? Она не производила впечатления женщины, которой можно поручить любое дело и быть уверенной в его выполнении наилучшим образом? У этой Джулии были влажные волосы, бледное лицо, трясущиеся руки.

– О, моя дорогая! – воскликнула мисс Кэппер. – Боюсь, ты серьезно заболела.

Мисс Карбери оперлась о стену.

– Слышала, как ты пришла, – тихо пробормотала она. – Пыталась звать тебя. Но не смогла дозваться. Но ведь ты не сделала этого? Скажи, что нет?

– Не сделала чего? – Дороти изумленно смотрела на нее.

– Я виновата во всем, – простонала мисс Карбери. – Могла бы сразу догадаться. Но это настолько дьявольски хитрый трюк. Каждый, кто знаком со мной, прекрасно знает о моей слабости к мятным конфетам.

Только теперь волна понимания ситуации окатила Дороти с головы до ног, заставив ее чуть не лишиться чувств, к чему была очень близка компаньонка.

– Мятные шоколадные конфеты! – громко воскликнула она.

Мисс Карбери в знак согласия качнула головой, не отрываясь от стены.

– А когда я увидела, что они из магазина «Дюбуа»…

Она на нетвердых ногах, пошатываясь, двинулась вперед, пока они обе не оказались в гостиной. Дороти взяла в руки крышку коробки. Она была красной с золотом, а поперек тиснением обозначено название фирмы – «Дюбуа».

– Я особенно люблю их сладости, – продолжала мямлить Джулия.

Болезненный вид отнюдь не красит компаньонку, подумалось Дороти. Вся замысловатая прическа с кудряшками растрепалась, а в ее одежде, казалось, провел ночь уличный бродяга. Рука Дороти, в которой она держала крышку от коробки конфет, начала сильно трястись. «Я и сама должна была заподозрить подвох, – подумала она. – Ведь мистер Крук предупреждал меня. Но как же мне повезло!» Она имела в виду, что даже не надкусила ни одной конфеты, хотя именно это и собиралась сделать.

От мисс Карбери не ускользнуло, как дрожала рука Дороти.

– Ты же не съела ни одной, смею надеяться? – спросила она.

Дороти почувствовала себя маленькой девочкой, пойманной за поеданием чужого джема. Именно таким тоном задавала ей вопросы разгневанная миссис Кэппер, прежде чем нахлестать по щекам.

– Мне… Я подумала, что ты не станешь возражать, – пробормотала она.

– Какая же ты дура! – прошипела мисс Карбери. – Тебе лучше будет сразу же принять рвотное. Быстрее! Конфеты отравлены! Я-то теперь знаю. У меня для этого появилось немало доказательств.

Дороти с тем же виноватым видом сунула руку в карман халата и достала блестящую конфету с отчетливыми следами зубов на поверхности.

– Я только собиралась раскусить первую, – краснея от позора, призналась она.

– Тогда ты просто счастливица, – сказала Джулия. – Тебе чертовски повезло! А вот я… Сказать, как поступила я? Съела сразу две! Одновременно. Засунула по одной за каждую щеку. Я всегда говорила, что получаешь двойное удовольствие, если съедаешь две шоколадки за один раз. И только когда проглотила их, мне показалось, насколько все странно. Начать с того, что у конфет оказался необычный вкус, но ведь во время войны не приходится жаловаться, если ешь слегка просроченные продукты. Мне часто доводилось. А потом обратила внимание на вторую странность. К коробке не приложили обычной карточки с именем того, кто прислал мне угощение из моего особенно любимого магазина. Кто же это мог быть? И только затем я поняла, что угодила в ловушку. Попалась на простейший трюк. Так меня пытались устранить с дороги к наследству. Никто, кроме любимых кузенов мистера Хоупа, не ведал о моем пристрастии к мятным шоколадкам, и ни один из них не любил меня настолько, чтобы пойти на такие хлопоты для моего удовольствия. Такие коробки никогда не лежат на полке в магазине. Их приходится заказывать с кондитерской фабрики. А когда подкатила тошнота, я осознала – если срочно не предприму что-то, мне конец. А потому растворила в воде ложку соли. – Она звучно рыгнула. – И разумеется, это подействовало. Меня вывернуло наизнанку. Теперь внутри меня не осталось ни крупицы яда, как и чего-либо другого.

– Но разве тебе не требуется помощь врача? – спросила Дороти.

– Нет, – резко отмахнулась мисс Карбери.

С ней все уже в порядке, а все эти лекари – сплошные шарлатаны. Однако так или иначе, заверила Джулия, но ею все будет выяснено от начала и до конца. Она отправит конфеты мистеру Холлинсу, аптекарю из Фокс-Нортона, ее доброму другу, который с первого дня придерживался особого мнения о причинах гибели мистера Хоупа. Если он подтвердит ее подозрения и конфеты окажутся отравленными, они вместе доставят их в полицию.

– Должна признать, здесь видна очень опытная рука весьма сообразительного человека, – уже ровным, но еще более мрачным тоном добавила она. – Видишь, какие они крупные… Я имею в виду шоколадки. А коробка рассчитана всего на полфунта веса. Это значит, что уложить конфеты можно было только по три в ряд. Так вот, отправитель прекрасно знал, что я сразу схвачу две, а третьей угощу тебя. Так будет уничтожен верхний ряд, а заодно и мы с тобой. А позже окажется, что остальные конфеты совершенно безвредны. Отдай мне ту, что положила себе в карман. Она станет образцом для лабораторного теста, хотя я, само собой, отправлю мистеру Холлинсу всю коробку.

– А надпись на обертке ничего тебе не подскажет? – спросила Дороти, стараясь изо всех сил быть полезной.

Она взяла лист коричневой бумаги, но адрес на ней был тщательно выведен печатными буквами. Что же касалось штампа на почтовой марке, то он оказался смазан и совсем не читался.

– Мне остается винить только саму себя. – Голос мисс Карбери снова заметно дрогнул. – Я обязана была все предвидеть. Но когда поднялась наверх и обнаружила небольшую посылку под твоей дверью, мне и в голову не пришло… Хотя о том, что я поселилась у тебя, знают очень немногие. Можно было сообразить, что посылку отправил кто-то из кузенов. Теперь мы сохраним все – коробку, обертку, ленту. Они могут стать уликами под номерами один, два и три в суде по делу о покушении на убийство.