Глава 10
Я начинаю жажду крови ощущать.
Уильям Шекспир. Буря
I
Подтвердив свои подозрения, в истинности которых он ни секунды не сомневался, Крук зашел за угол станции метро «Эрлс-Корт» и отправился к себе в контору. День обещал быть наполненным важными событиями. Он это чувствовал. И, как и мисс Фицпатрик, интуиция его не подвела.
Зайдя в контору, Крук услышал, как там надрывается телефон. Сняв трубку, он сразу же узнал знакомый голос, который возбужденно произнес:
– Крук, а я-то думал, что ты ранняя пташка. Где ты был все утро? У меня для тебя кое-что есть.
– Так приноси, – пригласил Крук. – Очередная партия краденого?
Он по праву задал этот вопрос, поскольку на другом конце провода был некто Томас Эрмитаж, и самым респектабельным в нем являлась его фамилия, которую он официально сменил тридцать лет назад. Крук и Билл Парсонс несколько лет знали Эрмитажа как одного из хитрейших скупщиков краденого в стране. Его довольно долго выслеживала полиция, однако на бумаге он представал честнейшим из всех сущих людей на земле.
– Вот тут-то вся и загвоздка, – озабоченно ответил Эрмитаж. – Знаешь, я бы и за десять тысяч фунтов не стал ввязываться в это дело.
– Что же к тебе такое попало? – поинтересовался не на шутку заинтригованный Крук. – И почему все-таки ты ко мне за советом обращаешься? Он встанет тебе в шесть шиллингов и восемь пенсов плюс налог… – Тут он замер. – Вот только не говори мне, – понизил он голос, – что это жемчуга.
– Боюсь, что они самые, – ответил Эрмитаж. – Конечно, так и должно было случиться. Вся полиция Англии их разыскивает, а они оказываются у меня.
– Да дело-то проще простого, – быстро отозвался Крук. – Иди в полицию, сделай заявление…
– Ты подожди, пока сам не услышишь мое заявление, – мрачно произнес Эрмитаж. – Они там со смеху умрут, когда я им все расскажу.
– Дай мне право первого выбора, – сказал Крук.
– Послушай-ка! – воскликнул Эрмитаж, в котором сразу же проснулся бизнесмен. – Тебе делают одолжение, первому излагая все обстоятельства.
– Я запишу это в кредитную часть, – снисходительно пообещал Крук. Он повесил трубку и широко улыбнулся Биллу. – Все-таки у Провидения есть чувство юмора, – обратился он к Биллу. – Подумать только, жемчуга оказались у Франта Эрмитажа. – Приложив палец к носу, он произнес с тем прононсом, который комики из мюзик-холлов выдавали за семитский акцент: – Гасьпада, гасьпада, говорю же вам, что я таки ничегошеньки не знаю. Эти жемчуга – вовсе никакие не жемчуга. Они таки яечки, которые снесла вчера вечером любимая курочка моей доченьки.
– Вот интересно, что бы все эти разговоры значили, – задумчиво произнес Билл. – Зрелище для избранных – увидеть чуть не погоревшего Франта. Особенно когда думаешь, как осторожно он себя вел все эти годы. Это что, уже он? Наверное, он позаимствовал оленей у самого Санта-Клауса.
Франт Эрмитаж оказался подтянутым, небольшого роста человечком, тщательно одетым, с булавкой с жемчужиной в галстуке и в очень остроносых лакированных черных туфлях. Он походил на уже немолодого певчего из хора и был очень изящен как по телосложению, так и по поведению. Едва усевшись, он запустил руку в карман пальто и вытащил нечто, что заставило Билла податься вперед и тихо пробормотать:
– Прекрасная работа, Франт.
– Еще до захода солнца ты станешь самым знаменитым человеком в Англии, – поздравил его Крук.
– Не надо смеяться, – взмолился Эрмитаж. – А если уж очень хочется, то подождите, пока не услышите что-нибудь смешное. Но перво-наперво: что вы об этом скажете?
Крук взглянул на ожерелье и передал его Биллу как специалисту.
– Пять штук, – лаконично изрек Билл, которому нравилось, чтобы люди знали, что он умеет разговаривать на американский манер, если захочет. – Вопрос в том, те ли это самые жемчуга?
– Очень может быть, – сказал Крук. – Других я не видел, так что точно сказать не могу, но… откуда они у тебя взялись?
– Мой сын Том прислал их мне, – глухо ответил Эрмитаж.
– Том? – При этих словах даже многолетний опыт и искушенность Крука дали трещину. – А я-то думал, что он в ВВС служит.
– Да, служит, – подтвердил Эрмитаж.
– Я всегда догадывался, что они там ребята не промах, – с восхищением произнес Крук. – Но как они у него оказались? Только не говори, что он их подобрал на развалинах Берлина.
– Если бы ты так много не болтал, я бы смог тебе об этом рассказать, – возразил Эрмитаж. Он принял тщательно выверенную позу отчаявшегося человека и начал свой потрясающий рассказ.
Оказалось, что Том Эрмитаж недаром пошел весь в отца. Когда настало время обзавестись подружкой, он выбрал себе девушку родом из Глазго, которая знала, что почем в этой жизни.
– У Джин есть голова на плечах, – заверил Эрмитаж своих слушателей. – Она хорошо усвоила, что не надо позволять парню тратиться на кино и все такое. Том всегда любил поговорить, он все время знай себе говорит, говорит и говорит. Ну, а она из тех редких людей, кто умеет слушать, так что сами догадываетесь, как они друг другу подходят.
Оказалось, что в понимании юного Эрмитажа свидание с девушкой означало гулять и все время разговаривать, идя до края вересковой пустоши рядом со станцией «Буйная зелень», а потом, если позволит погода, посидеть там в кустиках, где, по его словам, им никто никогда не мешал.
– Иные лентяи ведут своих девушек в парк, – сказал Эрмитаж, наморщив нос. – Они платят по два пенса за стул, когда вся трава на окраинах не стоит ничего. Кто тогда станет оплачивать войну, если молодые мужчины и женщины примутся швыряться деньгами направо и налево?
– Значит, юный Том экономит деньги, чтобы оплачивать войну? Это делает ему честь, Франт. Однако даже такая девушка, как Джин, наверное, предпочла бы, чтобы парень скопил денег ей на колечко.
– У меня есть для них колечко что надо, – ответил Эрмитаж. – Его много лет назад отдали мне в счет уплаты долга…
– И с тех пор ты не осмелился как-то показывать его на людях. Верю тебе, Франт, верю. Ну, а я по-прежнему не услышал, как же Том нашел жемчуга.
– Вчера они с Джин, как обычно, отправились гулять, но когда дошли до своего гнездышка в кустах – где, заметь, раньше никого никогда не было, – они увидели, что его кто-то захватил.
– И у захватчика были жемчуга? – терпеливо поинтересовался Крук.
– Погоди немного, – осадил его Эрмитаж. – Теперь нужно объяснить, что лица этого типа они не видели. Они лишь заметили, что на нем были широкополая черная шляпа и длинное черное пальто.
Крук, до этого проявлявший мало интереса к рассказу, вдруг замер и резко вскинул голову.
– Том говорит, у него создалось впечатление, что тот тип был стариканом. Я спросил его, откуда у него такая уверенность, ведь лица-то субъекта он не видел, а сын ответил, что у того были сильно сгорбленные плечи.
– Ты давай поосторожнее, – мрачно заметил Крук, – иначе тебе не отмыться от позора за то, что твой сын подастся в полицию служить.
Эрмитаж решил пропустить эти слова мимо ушей.
– Так вот, он сказал Джин: «Можно подумать, что старик стыдится своего возраста, раз забрался в наш уголок». И они прошли немного дальше, где нашли другое местечко, не такое хорошее, как прежде, заметь, но им понравилось. День в итоге выдался не очень погожий, после пяти пошел дождь, и они вернулись раньше, чем планировали. Проходя через пустошь, Том сказал: «Интересно, что случилось с тем стариканом?» Им пришлось по кустам подобраться поближе, и когда сын взглянул на то место, к своему удивлению, заметил, что старик, похоже, так и не шевельнулся. Тома нельзя назвать уж очень суеверным, но он решил, что там что-то не так. Он сказал Джин ждать его, не двигаясь с места, а сам отправился на разведку. Подойдя ближе, Том, по его словам, позвал старика, но безуспешно. К тому моменту он немного струсил. Но когда обогнул кусты, то обнаружил такое, чего уж никак не ожидал.
Эрмитаж умолк, вероятно, для большей театральности, но на самом деле просто хотел немного отдышаться.
– Молчи, молчи! – взмолился Крук. – Я сам догадаюсь. Он обнаружил призрак в шляпе Чайного Колпака с жемчугами мисс Керси на шее.
– Хотелось бы, чтобы ты бросил свои дурацкие выходки, дорогой мой Крук! – воскликнул Эрмитаж. – Дело очень серьезное, оно касается меня, моего сына и его будущей жены.
– Оно так же важно для Чайного Колпака, – напомнил ему Крук.
– То, что мой сын нашел в кустах у станции «Буйная зелень», оказалось вовсе не человеком. Это было… – Он умолк, уставившись на побагровевшее лицо Крука.
– Через минуту, – заявил Крук, – я сверну с твоих плеч дурацкую башку и ударю ею об стену. Ты можешь мне кратко сказать, что же нашел твой дражайший сынок?
– Ну… – Эрмитаж подавил неожиданный нервный смешок. – Он обнаружил черную шляпу, насаженную на старый зонтик, и черное длинное пальто, растянутое на кустах. Том сказал, что испугался больше, чем если бы увидел разложившийся труп.
– Подождем, пока он увидит несколько таких трупов, а потом уж пусть говорит, – язвительно отозвался Крук. – Так как, по его словам, выглядел зонтик?
Эрмитаж изумился.
– Да обычный большой зонт, старый, с желтой изогнутой ручкой.
– Продолжай, – бросил Крук.
Билл чиркнул спичкой и закурил сигарету. Могло показаться, что Эрмитаж рассказывает внукам сказку «Три медведя» и все это его особо не интересует. Но это было не так. Круку был знаком этот взгляд. И полиции тоже.
– Ну и что он сделал? Ты так заосторожничал, Франт, что из тебя каждое слово приходится клещами тянуть.
– Сначала он позвал Джин и сказал, какие тут жуткие вещи творятся.
– А что Джин ответила?
– Джин – девушка разумная. Я понял это, как только впервые ее увидел. Она ответила: «Ну что ж, Том, идет дождь, на мне прошлогодняя шляпка, а этому джентльмену зонтик уже не нужен. Так как насчет его позаимствовать?» Том говорит, что ему казалось в этом что-то странное, нечестное, хотя все выглядело, конечно же, смешно. Но у Джин твердый характер, к тому же вокруг никого не было, так что сын снял шляпу, вытащил зонтик из земли, раскрыл его и… и…
– Совсем новая сказочка, – одобрительно кивнул Крук. – В былые времена жемчуга выскакивали изо рта юной дамы.
– Я же тебе говорил, что все будет непросто, – возразил Эрмитаж. – Не надо мне твердить, что все это звучит нереально. Знаешь, я сам с трудом в это верю, если честно. Но именно так все и случилось. Он раскрыл зонтик, и жемчуга начали выползать оттуда, словно змеи. Это Джин их подхватила. «Ой, вот ведь странно, что можно найти в зонтике, – сказала она. – Но бусы очень симпатичные, Том. Интересно, кто их туда спрятал». Том забрал их у нее и ответил: «Если меня спросить, так это вовсе не бусы. Это жемчуга, и стоят они кучу денег». Прошло много времени, прежде чем Джин перестала думать, что он ее разыгрывает. Жемчуга, стоящие кучу денег, не прячут в зонтиках, заявила она. Но Том размышлял. «Тут к отцу на днях из полиции приходили, – сказал он ей. – Спрашивали о пропавшем жемчужном ожерелье. Вроде как с убийством связанном». «Ты хочешь сказать, что оно, возможно, то самое?» – спросила его Джин, а он ответил: «Не знаю. Но думаю, что отец узнал бы. Он ведь кое-что смыслит в жемчугах, понимаешь?»
Он пошел бы по моим стопам, если бы Гитлер не перевернул тут все с ног на голову. Так вот, сын мне все откровенно рассказал вчера по телефону – а от одной мысли о том, во сколько ему обошелся этот звонок, меня озноб пробивает, – когда подумал о полиции и обо всей шумихе. Он был за то, чтобы вернуть жемчуга на место, а там уж пусть их найдет кто-нибудь другой. Честное слово, я так и хотел, – горько закончил Франт. – Но Джин всегда была девушкой практичной. «Наверное, за них объявлено вознаграждение, – сказала она, – и если ты никому не расскажешь, то тогда расскажу я».
У Тома вчера вечером был вылет – может, ему и не следовало мне говорить, но он сообщил, что вместо того, чтобы идти в полицию, он упаковал жемчуга в коробочку и отправил ее по почте даже без марки, как будто это всего-навсего полкило колбасы.
– Умница, парень! – одобрительно воскликнул Крук. – Совсем скоро твой сынок станет вполне достоин тебя, Франт. Если хочешь, чтобы письмо или посылка наверняка дошли до адресата, наклей марку изнутри, а не снаружи. Наша заботливая почта глаз с нее не станет спускать, боясь потерять свои пять пенсов.
– Думаю, именно поэтому она дошла так быстро, – угрюмо произнес Эрмитаж. – Если он пишет мне и отправляет письмо как обычно, в пять тридцать, оно никогда не приходит в Лондон с первой утренней доставкой.
Крук снова взял в руки жемчуга. Он смотрел на них так же, как полиция, наверное, разглядывала вещественные доказательства по делу об отравленных шоколадках. Для него они представляли ту же ценность, не больше и не меньше.
Через минуту он поднял взгляд.
– Ну-с, – спросил он, – чего вы от меня ждете? Не могу вам сказать, те самые эти жемчуга или нет. Более того, я не могу предложить никого, кто смог бы это утверждать. Нам остается надеяться лишь на Уотсон и мисс Флору, но обе они дилетантки. Для дилетантов поддельные жемчуга и настоящие почти неразличимы. Нет, зонтик – вот что нам нужно. Где он?
– Полагаю, они оставили его на том же месте, если только Джин не забрала его с собой. Я не спрашивал.
– Жаль, – сказал Крук.
– А почему так много шума вокруг этого зонта? – поинтересовался Эрмитаж. – Я-то подумал, что жемчуга…
– Они связаны вместе, – объяснил Крук. – Как хлеб и масло, винт и гайка, жених и невеста. Так и зонтик с жемчугами. Одно без другого вроде как…
– Знаю, знаю. Полагаю, все это что-то значит.
– Это уж точно, – согласился Крук.
– Думаю, ты сможешь доказать, что у старого господина был такой зонт, – продолжил Эрмитаж. – Хотя, по словам Тома, это вполне заурядная вещица.
– Не у старого господина, – терпеливо начал втолковывать Крук. – До вас что, еще не дошло? Зонт принадлежал мисс Керси, и она таскала его с собой, потому что, как никто другой, знала, что в нем содержится. А я бы сказал, что этого не знал никто, – добавил он, говоря больше с самим собой, нежели с остальными. – Хотя мне следовало бы самому догадаться. Однажды у меня была клиентка, которая носила все ценные бумаги в зонте. Она говорила, что это единственное место, где они в полной безопасности. Воры могут вырвать сумочку, но на такое старье не позарятся даже в качестве дров. – Он вдруг рассмеялся.
– Рад, что тебя это так забавляет, – ледяным тоном заметил Франт.
– Подумать только, тот субъект все перерыл в поисках жемчугов, а потом утащил их вот так, случайно. Смешно, да? Надеюсь, что смогу увидеть физиономию вора, когда его поймают и расскажут ему всю правду. Кстати, ты говоришь, что это было укромное местечко.
– Никто о нем не знал, кроме Тома и его девушки.
– Ну-у-у, – протянул Крук, – едва ли это так. О нем знал еще один субъект, тот, кто оставил там пальто и шляпу, не говоря уж о зонтике.
– Билл говорит, что ростом он был, наверное, под два метра, если судить по пальто. Ну что, Крук, теперь ты знаешь всю историю. А что же дальше?
– Разумеется, ты идешь в полицию. История настолько глупая, что в нее любой поверит.
– И ты мне говоришь, что знаешь полицию? – На лице Эрмитажа отразилась возмущенная скорбь. – Слушай, они не поверят такой истории из моих уст, даже если я поклянусь на Талмуде.
– Не переживай, – подбодрил его Крук. – В историю ты войдешь, Франт. А полиция получит праздник – сначала мисс Фицпатрик, а потом ты. Кстати, – как бы между прочим добавил он, – если ты можешь связаться с сыном, я бы это сделал. Заставь его тоже сделать в полиции заявление и сказать, что жемчуга у тебя.
Эрмитаж с подозрением поглядел на него.
– Какой-то слишком уж окольный путь, – заметил он.
– Ну, ты же не хочешь, чтобы полиция заявила, что твой сын попытался тайком передать тебе жемчуга? Похоже, Франт, ты забыл многое из того, что знаешь о наших стражах правопорядка. Не то чтобы я их всех винил, – великодушно добавил Крук. – Они должны быть умнее и хитрее обычных людей, а сейчас все такие сообразительные пошли, что недостаточно видеть лишь то, что на поверхности, нужно еще и вглубь заглядывать. Последуй моему совету, Эрмитаж. Я бы и сам так поступил.
Эрмитаж подозрительно смотрел на него.
– За этим что-то кроется, – произнес он. – И не надо мне ничего говорить. Ты выигрываешь время, Крук, и бесполезно внушать мне что-то другое.
Крук вздохнул.
– Ты читаешь мои мысли, как раскрытую книгу, – ответил он.
Эрмитаж встал, неохотно забрал жемчуга и объявил:
– Я пойду прямо в полицию и изложу им рассказ сына.
– Поступай, как знаешь, – сказал Крук.
– А я знаю, что, как только за мной закроется дверь, вы станете придумывать способ, как бы меня наколоть. Только ты поосторожнее, Крук. Когда-нибудь полиция окажется сильнее тебя.
– Но, возможно, когда со мной покончат, люди, от которых я защищаю общество, окажутся сильнее полиции. Тут все как в «Доме, который построил Джек». И все же… – Он кивнул на прощание Эрмитажу и подождал, пока закроется дверь. – Все же я не думаю, что за городом валяется много зонтиков, набитых жемчугами. Это, похоже, все связано, Билл. Теперь мне нужно лишь немного доказательств, и эта девушка в больнице Святого Магнуса их мне предоставит.
II
Поэтому к одиннадцати часам Крук примчался в больницу. Он уже проделал такую работу, на которую у многих уходит часов восемь, однако для него утро только-только начиналось.
Его появление едва ли было воспринято с восторгом. На самом деле человек более здравомыслящий наверняка бы стушевался. Сестра-сиделка отправила его к старшей медсестре отделения, довольно шумной даме с пышным бюстом, заявившей ему, что мисс Петерсен строго-настрого воспрещается принимать незнакомых людей.
Крук ответил, что он вовсе не незнакомый.
Сестра осведомилась, родственник ли он.
– Гораздо ближе, – заявил Крук.
Сестра смерила его подозрительным взглядом.
– Я ее спаситель, – простодушно произнес Крук.
Она, в свою очередь, направила его к сестре-распорядительнице.
Лишь одного взгляда было достаточно, чтобы понять: перед ним дама с такой кислой физиономией, каких он раньше никогда не видывал. Она приблизилась к нему, высокая и холодная, словно только что вышедшая из морозильника.
– То, что вы предлагаете, совершенно невозможно, – заявила она.
– Невозможно все остальное, – возразил Крук, – кроме этого. Здесь дело о покушении на убийство, знаете ли.
– Мне прекрасно об этом известно, мистер Крук. Полиция мне рассказала…
– Вот черт! – грубо воскликнул Крук. – Полиция не смогла бы вам ничего рассказать, если бы не я. И если бы не моя помощь, мисс Петерсен находилась бы вовсе не здесь. Она лежала бы в морге. Ей повезло, что я вернулся именно в то время. Если бы мисс Керси повезло так же… но увы. Она пришла слишком рано. Люди, которых я спасаю от насилия – кроме моих клиентов, конечно, – не должны приходить до шести вечера.
Сестра испытующе смотрела на него.
– Мисс Петерсен нашли полузадушенной в квартире моего клиента, – продолжал Крук. – В интересах правосудия я должен получить описание нападавшего.
– А если он окажется вашим клиентом?
– Тогда мне придется вкалывать в поте лица. Ему понадобится весь мой опыт и умение. Заметьте, я еще не признал, что это имеет к нему какое-то отношение, но я ведь как все английские герои. Я верю, что нет ничего невозможного… но если он в этом замешан, я понадоблюсь ему как воздух.
– Вы наверняка знаете, что ваш клиент замешан в этом жутком происшествии, – возразила сестра-распорядительница.
К ее ужасу, Крук наклонился ближе и прикрыл один карий глаз.
– Строго между нами, я точно знаю, кто убил мисс Керси, – произнес он. – Остается лишь это доказать. Правда сама по себе столь же бесполезна, как солдат с автоматом против танка. И ее совсем нечасто оценивают по достоинству. Послушайте, я не стану долго мучить девушку расспросами. Если хотите, можете посадить рядом сестру как свидетеля…
Сестра-распорядительница издала звук, чрезвычайно похожий на отрыжку, словно этот дикий посетитель оказался слишком крепким орешком даже для ее закаленного желудка, и ответила, что, если мистер Крук немного подождет, она посмотрит, можно ли организовать посещение.
Через несколько минут Крук уже сидел у постели Зигрид. В утреннем свете он полностью разглядел скромную красоту девушки. Кровоподтек смотрелся просто ужасно и свидетельствовал о большой силе удара. Крук подумал, что ей просто повезло отделаться лишь легким сотрясением. В самый решающий момент она, наверное, инстинктивно повернула голову, и удар пришелся по касательной.
Еще немного, но как много это значит, подумал он. Ему нравились словесные штампы. Он утверждал, что лишь великие люди могут ими пользоваться.
Когда Крук объяснил ей, кто он такой, она тотчас же улыбнулась.
– А я вас узнала, – сказала она. – Я видела вас на дознании. Поэтому-то и отправилась к вам…
– Хотелось бы, чтобы все мои клиенты обладали вашей сообразительностью, – признался ей Крук.
– Сообразительностью?
– Да. Существует твердое правило, что, когда идешь к незнакомому господину, всегда нужно оставлять на лестнице указание на то, куда направляешься. Вы понятия не имеете, насколько это полезно. Вот, к примеру, ваш фонарик. Как только я его обнаружил, сразу понял, что к нам кто-то пришел. Мисс Фицпатрик после наступления темноты никого не видит, вторая квартира пустует, в третьей никто не должен находиться, а в моей вас не было. Ну вот, сложив два и два, я пришел к очевидному выводу. А теперь давайте-ка перейдем к делу. Вы помните, как выглядел этот субъект? Было в нем что-нибудь особенное?
Зигрид оказалась для него полезной свидетельницей. К тому же ее совсем недавно о том же расспрашивала полиция, которая, как несколько цинично подумал Крук, наверняка сама предложила несколько ответов. Она объяснила свое беспокойство и страх из-за анонимных писем, и Крук моментально развеял все ее опасения, заверив, что письма писала наполовину невменяемая особа, неспособная за себя отвечать. Он сказал девушке, чтобы та больше не думала о них. Но когда дело дошло до описания нападавшего, Зигрид проявила меньше уверенности. Она сказала, что он был довольно высокого роста, в черной широкополой шляпе, низко надвинутой на лоб. Вел он себя дружелюбно и в то же время как-то неопределенно и рассеянно.
– Вы не можете припомнить в нем ничего примечательного или бросающегося в глаза? Может, у него был как-то особой формы галстук? Или отороченные мехом сапоги? Или монокль?
Зигрид покачала головой.
– Ничего такого. Но он был тем, кого вы называли Чайным Колпаком.
– Отчего вы так говорите?
– Он сам так сказал.
– Я мог бы сказать, называйте меня герцогом Веллингтоном, но это бы не прошло на Боу-стрит. Главное вот в чем – вы достаточно ясно разглядели его лицо, чтобы опознать субъекта, если вновь его увидите?
Зигрид покачала головой.
– Нет, думаю, нет.
– Понимаете, у него, наверное, будет какое-нибудь алиби – преступники-дилетанты всегда его себе обеспечивают. На это полиция и рассчитывает.
– А я думала, что алиби – это очень хорошо, – пробормотала девушка.
– Хорошо для полиции. Оно дает им что-то, над чем нужно поработать, понимаете? Если говоришь человеку, что не можешь подтвердить, чем занимался в какой-то определенный момент, то уже ему приходится доказывать, что ты находился именно там, где должен был находиться, по его словам. Но это не так легко сделать, как кажется. Но если вы утверждаете, что находились в некоем определенном месте, ему остается лишь доказать, что вас там не было, а это куда проще. Ваш друг об этом знал.
– Мой друг?
– Прошлым вечером. Вы его спросили, где он был всю прошедшую неделю, а он ответил, что не знает. Понимаете, куда это вас приводит? Прямиком в пустоту. Если он не знает, то откуда, черт подери, знать кому-то еще? Он не дал нам ничего, от чего можно оттолкнуться. На самом деле вы могли бы догадаться, что он вас запутывал.
– Правда? – грустно спросила девушка. – А что же я пропустила?
– Вам не показалось странным, что он во всех подробностях запомнил телефонный звонок и последовавшее за ним нападение – каждый шаг, заметьте, – но ничего после? Так вот, если бы его действительно треснули по голове, как субъект утверждает, после чего он не помнил ничего, что произошло потом, то любой врач подтвердит вам, что пострадавший также не запомнил бы того, что было непосредственно перед ударом. Вот это самое плохое у этих «артистов». Они тщательно расставляют все точки над «i». И именно это приводит их в конце концов в крохотную уютную камеру.
– Вы хотите сказать, что прошлым вечером он себя выдал?
– С головой, – весело ответил ей Крук. – Теперь вот еще что. Вы уверены, что ничего не забыли касательно его внешнего вида? В полиции работают люди очень аккуратные. Мы с вами можем сложить два и два, получив при этом шестьдесят пять, но в полиции знают, что в результате будет четыре. И поговори потом с полицией о прогрессе… – Он грустно покачал головой. – Они выучили таблицу умножения, сидя у мамы на коленях, и считают, что этого им достаточно на всю жизнь.
Но хотя некоторое время Зигрид напряженно размышляла, ей пришлось признаться, что она ничего больше не может прибавить к своим показаниям.
– Извините, что ничем не смогу еще помочь, – виновато произнесла она.
Крук встал.
– Вы мне очень помогли. Вы сказали мне то, что я хотел разузнать. Теперь берегите себя. Не общайтесь с прессой, что бы ни случилось, и не уходите отсюда никуда, пока не получите от меня известий. Не обращайте внимания на слова всех остальных, помните, что я однажды спас вам жизнь и продолжу стоять за вас, пока вы будете делать то, что я вам говорю.
Взгляд голубых глаз Зигрид тотчас изменился.
– Вы хотите сказать, что мне по-прежнему может угрожать опасность?
Крук удивленно уставился на нее.
– Ну а сами-то вы как думаете? – вполне логично спросил он. – Этот субъект так много и часто рисковал, что рискнуть еще раз ему труда не составит. Безопаснее всего вам, наверное, было бы в монастыре, но даже там он мог бы оглушить мать-настоятельницу и переодеться в ее мантию.
Выйдя в коридор, он снова нос к носу столкнулся с мадам Кислой Физиономией.
– Присмотрите за этой девушкой, – доверительно сказал он ей. – У нее очень незавидное положение.
Сестра-распорядительница словно не поверила своим ушам.
– Напротив, доктор высказывает в отношении ее очень благоприятный прогноз. Это обычное сотрясение вследствие удара или падения. В любом случае, койка нам понадобится как можно скорее. Во время налетов в больнице разбомбили одно крыло, и у нас очень мало мест для поступающих после несчастных случаев.
– Я вскоре за ней пришлю, – пообещал Крук. – Она не станет вас так долго обременять.
С этими словами он вышел на улицу.
III
Следующим пунктом назначения Крука стал дом «Падший лебедь». Уотсон сама встретила его в прихожей.
– Ой, мистер Крук! – Экономка выглядела несколько растерянной. – Я вас не ждала.
– А я ненадолго, – заверил он ее. – Мне нужно кое-что узнать.
Уотсон проводила его в гостиную, где мисс Флора в тот раз вела с ним разговор в довольно резких тонах.
– Боюсь, что уже слишком поздно, – сказала Уотсон, поворачиваясь и нервно сжимая пальцы. – Мисс Флора уехала.
– Вот как? – спросил Крук, приподняв рыжие брови. – Времени она не теряла.
– По-моему, она не могла примириться с тем, что дом достался мне, – пояснила Уотсон. – Мисс Флора была совершенно уверена в том, что тетушка завещает его ей.
– А она так этого хотела? – удивился Крук.
– По-моему, дело тут не в том, хотела или нет. Конечно, она всегда могла бы его продать. Но вот одно я точно знаю – она никогда бы не осталась тут жить после смерти тетушки. Она говорила, что ненавидит деревню.
– Какое самопожертвование с ее стороны оставаться здесь так долго, – предположил Крук.
– Думаю, ей бы не понравилось бросить мисс Керси после стольких лет. Конечно, сейчас, я думаю, она найдет себе работу. В том смысле, что она достаточно молода, и столько гражданских работают на военных заводах.
– Это верно, – согласился Крук. – А вы, кстати сказать, остаетесь здесь?
– О, да, я останусь, – сказала Уотсон. – В том смысле, что теперь в моем распоряжении весь дом. Я всегда хотела иметь свой дом, хотя и никак не ожидала получить его подобным образом. Мне будет здесь неплохо, я сдам несколько комнат.
– Вам бы начать прямо сейчас, пока сезон еще впереди, – заметил Крук.
Однако несколько похожее на лошадиное лицо Уотсон окаменело.
– Я не стану ничего тут делать, пока окончательно не разрешится загадочная история с мисс Керси, – заявила она. – Конечно же, очень надеюсь, что полиция раскроет дело как можно скорее. Все это так нервирует. И мне придется раздобыть еще несколько кроватей, но в таком уголке, как наш – не такой уж он и глухой, хоть мисс Флора и называла его глухоманью, – будет не очень трудно заполучить постояльцев. А питанием и закупками я занимаюсь давным-давно. Мадам была человеком особенным. Она не любила ничем разбрасываться.
– Вот и прекрасно, – заверил ее Крук. – А этот молодой, как его бишь? Он поможет вам начать дело?
– Мистер Грант? Ой, ну тут случились небольшие неприятности.
– Еще бы не случились, – добродушно буркнул Крук, усаживаясь, чтобы услышать продолжение. – До или после отъезда мисс Флоры?
– Ой, ну конечно, до. Она практически в приказном порядке выставила его за дверь.
– Довольно смело, не так ли, с учетом того, что это ваш дом?
– Похоже на то, что мисс Флора не смогла этого понять и спрашивала его, какие у него планы. А мистер Грант сказал: «Что мне мешает здесь остаться?» А она как-то злобно рассмеялась и ответила: «Нет, ровным счетом ничего». А потом продолжила, что всем известно, что он занимает пост на государственной службе и живет припеваючи. По-моему, это нехорошо, а по-вашему, сэр? Ведь нельзя говорить про джентльмена, который находится на госслужбе, что он вообще ничего не делает.
– Это вовсе не обязательно, – весело признался Крук. – Ну, а что же произошло дальше?
– Мистер Грант спросил: «Это же не доставит вам неудобств, если я останусь, коль скоро вы отправляетесь в Лондон?» А она чуть не кинулась на него и ответила в моем присутствии: «Вы так хорошо все рассчитали, верно? Сначала вы жили за счет моей тетушки, а теперь намереваетесь продолжать жить за счет ее экономки».
– Надеюсь, мистер Грант отвесил ей хорошую оплеуху, – произнес Крук, – хотя не очень-то я верю всем этим молодым людям с безукоризненно поставленным произношением. Вечно корчат из себя джентльменов, и глядите, чем все это кончается.
– Было очень приятно иметь в доме такого жильца, как мистер Грант, – холодно заметила Уотсон. – И вообще, не стоит удивляться тому, что мисс Керси нравилось его присутствие здесь. Всегда веселый и такой вежливый…
– Звучит прямо как популярная реклама, – согласился Крук. – А он… э-э-э… навсегда удрал?
– Я сказала мистеру Гранту, что в любое время, когда ему понадобится жилье, его здесь ждут. Он ответил, что с удовольствием оставит здесь кое-какую одежду на случай непредвиденных обстоятельств. Мистер Грант думает, что может в любой момент отправиться за границу, хотя, разумеется, не любит об этом распространяться.
– Именно что, – чрезвычайно мрачным тоном произнес Крук. – Нельзя допустить, чтобы страны наших противников догадались о его перемещениях. Однако на самом деле я хотел повидать именно вас. Итак, как я понимаю, для тетушки мисс Флора могла быть племянницей, а мистер Грант ее близким другом, но все-таки вы делали всю работу по дому. В том смысле, что ухаживали за ней и за ее вещами, возможно, собирали ее в дорогу.
– О, да, сэр, – ответила Уотсон, немного шокированная тем, что кто-то еще может вторгнуться в эту деликатную сферу.
– И вы укладывали вещи мисс Керси перед ее последней поездкой?
– Совершенно верно, сэр.
– Вы помните, хотя бы приблизительно, что она с собой взяла?
– Только туалетные принадлежности и смену белья, то же самое, о чем я говорила в первый раз, когда меня спросили. Я уложила все для нее заранее, она любила, когда все делается загодя, и оставила сумку открытой, чтобы она могла перед отъездом положить зубную щетку и расческу.
– Она действительно положила их сама?
– Да, мистер Крук. Я поднялась наверх, чтобы узнать, могу ли чем помочь, но она захлопнула сумку и застегнула ее. Хотя это была сумка на молнии, так что, по-моему, «захлопнула» не совсем верное слово.
– Как долго, по-вашему, вы находились внизу после того, как закончили укладывать вещи?
– Ой! – слегка растерялась Уотсон. – Точно вам не скажу. Но не очень долго.
– Ничего, ничего, – успокоил ее Крук. – Итак, вы точно знаете, что она взяла и сколько у нее было сорочек и всего прочего?
– Я все для нее стирала сама, – ответила Уотсон. – Она никогда не отдавала ничего в прачечную. Там ведь так портят хорошие вещи. Единственное, что мы отдавали стирать на сторону, это большие вещи одной женщине из деревни. Но последние три недели она лежала с гриппом, так что только я занималась гардеробом мадам.
– Как же все содействует благу тех, кто ищет правду, – перефразировал Крук библейский стих и широко улыбнулся. – Слушайте, сделайте мне одолжение. Поднимитесь наверх, посчитайте вещи мисс Керси и убедитесь, что все они на месте и в порядке.
Лицо Уотсон приняло оскорбленное выражение.
– Мне не нужно пересчитывать вещи, чтобы в этом убедиться, – ответила она.
– А вы уверены, что кто-то из полицейских не прихватил под шумок что-нибудь?
Уотсон взглянула на него так, словно сама мысль об этом является верхом непристойности.
– Или же мисс Флора?
– Я не могу досконально точно знать, кому что принадлежит, – призналась экономка. – Разумеется, я бы и не подумала, чтобы надеть или носить что-то из вещей мадам. Возможно, немного позже я их раздам.
– Эвакуированным. Возможно, это неплохое решение, – согласился Крук. Однако он снова сказал не то, что надо бы.
– Я не имела в виду кого-то из этих людей, – холодно произнесла Уотсон. – Уверена, что вещи мадам покажутся слишком простыми и скромными для всех, кто здесь обосновался. Им все больше подавай кружевную отделку и фестоны по краям. Ни стыда, ни совести. Развешивать их в саду напоказ всему свету. Нет, я, возможно, передам все в женский дом престарелых.
– Прекрасная мысль, – одобрил Крук. – Однако вот что. Прежде чем вы сделаете с вещами нечто подобное, окажите мне услугу: посчитайте и посмотрите, сходится ли общее количество. Нет, я не намекаю, что кто-то что-нибудь прихватил – просто мне в голову пришла одна идея.
Уотсон, теперь уже и ошеломленная, и уязвленная, поднялась наверх, а Крук принялся разгуливать по гостиной, весело насвистывая.
Когда Уотсон вернулась, он спросил:
– Ну и как там все?
– У мадам было по восемь штук каждого предмета, – ответила Уотсон. – Она всегда говорила, что шесть нужно для носки, а два про запас, если что-то начнет изнашиваться. Если она кое-что и выбрасывала, то тут же докупала. В этом деле она была скрупулезной.
– А сколько сейчас наверху комплектов?
– Семь.
Крук задумался.
– Полиция вернет то, в чем она была, когда…
Уотсон вздрогнула.
– Конечно же нет. Уж мне-то эти вещи все равно не нужны.
– А сумку на молнии не нашли?
– Вы же сами знаете, что нет.
– И тем не менее в ящиках наверху лежат семь комплектов?
– Да. – Обида у экономки начала потихоньку проходить, а вот недоумение нарастало.
– И вы не понимаете, что из всего этого следует. Подумайте еще раз. Итак, один комплект мадам надела, второй взяла с собой. Восемь минус два равняется шести – а наверху все-таки лежат семь комплектов.
– Ой! – Лицо Уотсон, похоже, начало вытягиваться под его взглядом. Он подумал, хотя и никогда бы не высказал этого вслух, но с другим характером она вполне успешно могла бы выступать в мюзик-холле. Ее лицо, маленькое и уже стареющее, казалось сделанным из резины. – Об этом я не задумывалась. Вы правы, это странно. Я же помню, что именно ей упаковывала.
– И теперь один комплект снова оказывается в ящике. Вам это хоть о чем-то говорит?
Женщина посмотрела на него с величайшим недоверием, но он не отвел прямого взгляда своих карих глаз.
– Вы хотите сказать, что она не взяла комплект в Лондон? Так вот почему вы меня спрашивали, все ли я ей упаковала.
– Продолжайте делать шаг за шагом, и таким образом вы взберетесь на вершину горы, – одобрительно заметил Крук.
– Тогда… – Уотсон осторожно переступила с ноги на ногу. – Что же было в сумке, которую она взяла с собой? Я отнесла ее вниз, и нельзя сказать, что она была тяжелая, но уж точно не пустая.
– А я никогда так и не думал.
– Значит… вы знаете, что в ней было?
– Я мог бы высказать догадку, – ответил Крук. – Когда я удостоверюсь… точнее сказать, когда я смогу доказать то, что знаю. Вот тогда-то мы окончательно раскроем дело.
– А долго еще до раскрытия, как вы думаете? – спросила Уотсон, нервно ломая руки.
– Все зависит от развития событий. Однако вы кое-чем могли бы помочь. Полагаю, вы бы узнали зонтик мисс Керси?
– Узнала бы из сотни других, – тотчас отозвалась Уотсон.
– На нем было обозначено ее имя?
– На зонтике – нет. Это очень странно, если учесть, что на всем ее белье стояли именные метки. Но кое в чем она вела себя странно и забавно.
– Не мне вам это рассказывать, – вежливо произнес Крук.
– Иногда мадам одолевала мысль о том, что за ней следят или идут по пятам. Ей не хотелось нести с собой ничего такого, что могло бы указать на то, кто она такая. Разумеется, ее… белье – совсем другое дело.
– Совершенно другое, – согласился Крук, подбадривая экономку.
– Если представлялась хоть малейшая возможность, мисс Керси даже не брала с собой удостоверение личности, а уж о том, чтобы пометить своей фамилией противогаз, она и слышать не желала.
– Наверное, она обладала очень бурным воображением, – выдал Крук свою любимую фразу. – Послушайте, давайте-ка одевайтесь и поедемте со мной на станцию «Буйная зелень».
– На «Буйную зелень»? – уставилась на него Уотсон.
– Там у них есть зонтик, который, по-моему, может принадлежать мисс Керси.
– Ой! – Уотсон снова вытаращила глаза.
– Вы удивлены? – спросил Крук.
– Еще бы. Я не знала о том, что мисс Керси хоть когда-то ездила на «Буйную зелень».
– Я не говорил, что она ездила. Я лишь сказал, что туда отправился ее зонт.
– Она никогда не выпускала зонтик из виду.
– Прямо как одна моя клиентка, которая хранила документы у себя в зонте и погибла, когда нагнулась поднять его с трамвайных путей. Она почти наверняка так и не заметила самого трамвая.
Уотсон с настороженным лицом поднялась наверх, чтобы надеть шляпу. До ее возвращения Крук бесцельно вышагивал по гостиной. По дороге на станцию он извинился за то, что по причине закона о продаже спиртного не может угостить ее чем-нибудь приличным. Однако экономка чопорно ответила, что принадлежит к религиозной сестринской общине, и в заведении «Мерри Мейд» они выпили по чашке отменного чая.
По пути в «Буйную зелень» с обязательной пересадкой на станции «Барнемская чаща» Уотсон говорила очень мало. Лишь однажды она произнесла:
– Вот уж никогда бы не подумала, что все кончится вот так, а ведь мадам так умно со всем управлялась.
А потом еще:
– Вот ведь бедняжка. Верно все-таки сказано в Библии: никто не умирает для себя. Как же все это ужасно. И какое счастье, что не ведаешь, что с тобой случится, иначе мадам никогда бы не смогла спать спокойно.
По дороге на станцию Крук завернул на почту и отправил телеграмму. В половине четвертого дня они достигли пункта назначения, и Крук представился в своей обычной непринужденной манере. Однако тамошнюю полицию оказалось не так легко одолеть, как их лондонских коллег. К тому же имя Крука для них почти ничего не значило, в отличие от столичных стражей порядка.
– Вы родственник покойной? – спросили его.
– Я представляю интересы ее пропавшего племянника, – скороговоркой ответил Крук.
– Нам об этом ничего не известно, – заявил сержант.
– В том-то и беда, – запротестовал Крук. – Если бы вы могли его отыскать, мы продвинулись бы намного дальше.
– Если он не свяжется со своим поверенным в делах… – несколько раздраженно начал сержант.
– Вероятно, мой клиент не может этого сделать, – лукаво предположил Крук. – В этом случае ваша работа состоит в том, чтобы найти его. А может, он и не хочет, и вот тогда нам надо совместными усилиями раскопать его – или выкопать, что очень вероятно, – вполголоса добавил он.
– В любом случае, чем мы можем вам помочь? – осведомился сержант.
– Мне известно, что вы нашли зонт, полный жемчугов. Нет, не спрашивайте, откуда мне это известно. Знать подобные вещи – моя работа. Так вот, я привез с собой единственную женщину в Англии, которая может опознать этот зонт. Экономку покойной мисс Керси.
Сержант выглядел несколько ошарашенным, и он действительно поразился такому беспардонному присвоению материалов дела и официальных полномочий. Он задал множество вопросов. Ему хотелось знать, каким образом Крук увязал неопознанный зонт с покойной женщиной. Крук отвечал ему объяснениями про Чайного Колпака. Он сказал, что если бы смог увидеть пальто и шляпу, найденные вместе с зонтом, то, возможно, еще больше помог бы расследованию. Крук был убедителен, напорист и равнодушен поочередно. И как обычно, он добился своего.
Уотсон моментально опознала зонт по нескольким царапинам и отметинам, невидимым несведущему глазу.
– Так вот почему она с ним не расставалась, – произнесла она, нервничая так, словно ждала, что зонт вот-вот сам собой раскроется и выбросит ей на колени змею. – Все эти разговоры о погоде и нежелании пользоваться тростью, потому что она выдает…
– Полнейшая чепуха, – согласился Крук. – Я уже кое-что подозревал, когда мистер Принс сообщил мне, что она даже к столу не являлась без зонта. Я бы не удивился, если бы мисс Керси и в туалет с ним ходила. Я бы тоже так себя вел, будь у меня зонт ценой в пять тысяч фунтов, вот и мистер Принс на все это купился, как молокосос, – добавил Крук в несколько грубоватой манере, которая так раздражала его нескольких знакомых из высшего общества.
– Но это же чистое безумие, – заявила Уотсон с широко раскрытыми глазами. – Ну а если бы она его потеряла?
– Очень маловероятно, – ответил Крук. – Она же глаз с него не спускала. К тому же кто польстится на такое старье?
Зонтик действительно был основательно потрепанный и видавший виды, старьевщик не дал бы за него и шести пенсов.
Крук вздохнул с искренним разочарованием.
– Как жаль, что здесь нет мистера Икс, – произнес он. – Хотелось бы посмотреть на его физиономию – если вас интересуют человеческие эмоции, конечно. Подумать только – перетряхнул дамскую сумочку старухи, потом вывернул наизнанку сумку на молнии – и никаких жемчугов. А все это время… – Он повернулся к полисменам. – Полагаю, вы не знаете, где остальные вещи, то есть дамская сумочка и сумка на молнии?
– Ну-у, нет, – протянул сержант, и ему захотелось, чтобы мистер Крук побыстрее ушел.
– Мы не знаем, что же было в большой сумке, – дрожащим голосом произнесла Уотсон.
Крук удивленно посмотрел на нее.
– А вы даже теперь не догадываетесь? – спросил он. – Вы и вправду не знаете, что лежало внутри, когда она доехала до вокзала Паддингтон?
IV
Перед тем как покинуть полицейский участок, Крук поинтересовался, может ли он взглянуть на шляпу и пальто. Он уже обращался с подобной просьбой, которую вежливо проигнорировали. Но теперь сержант был повержен. Принесли пальто и шляпу, и Крук тотчас же их опознал.
– Узнал бы их где угодно, – в своей самоуверенной манере произнес он.
– Вы хотите сказать, что видели их раньше?
– Вечером седьмого апреля в доме, где я живу. Видите это зеленоватое пятно на рукаве? Оно особенно бросилось мне в глаза. Думаю, он рассчитывал, что если бросит их в глуши вроде «Буйной зелени», то они сгниют прежде, чем кто-то их обнаружит.
– Он? – спросил сержант, приподняв брови.
– Мистер Икс, – ответил Крук, тоже приподняв брови. – Убийца, тот, которого не может поймать полиция. И если бы не скромная тяга сержанта ВВС Эрмитажа к уединению, они так бы там и сгнили. Ну да, как же верно поется в той песенке, что крутят по радио: «Любовь – сильнейшее оружие…»
Он посадил готовую расплакаться Уотсон на поезд, потом вошел в телефонную будку и позвонил на аэродром. Когда его соединили, он представился чиновником из полицейского управления и попросил к телефону Эрмитажа-младшего. Услышав голос молодого человека, он сказал:
– Извините за беспокойство, но в ваших показаниях необходимо уточнить одну подробность. Когда вы в последний раз были в «Буйной зелени», на том месте, где вы нашли жемчуга?
– Две недели назад, – ответил Эрмитаж. – Если точнее, то пятнадцать дней.
– И там не было никаких признаков постороннего вмешательства, присутствия или подозрительных предметов?
– Ни единой пуговички, – сказал Эрмитаж-младший.
– Так я и думал, – произнес Крук и повесил трубку.
