Я даже не успела толком сообразить, что происходит.

Только впоследствии я поняла, как все случилось. Когда устанавливали лифт, это сделали основательно и продуманно, проложив шахту до самой крыши, чтобы иметь выход на крепостные стены и, как я обнаружила позже, к бельведеру на южной стороне. В своем полубезумном состоянии, хаотически нажимая на что попало в поисках звонка, я нажала кнопку лифта, тем самым вызвав его наверх, а потом, когда влетела в эту маленькую металлическую кабину и стала размахивать руками, тщетно пытаясь сохранить равновесие, должно быть, задела панель управления, и лифт отправился вниз.

Я не успела еще толком опомниться, когда движение прекратилось так же плавно, как началось. Задыхаясь и ловя воздух ртом, я стала неуверенно подниматься с пола, и в этот момент двери со щелчком открылись. Снаружи я успела заметить какой-то тускло освещенный коридор, в котором было пусто и тихо. Почти бессознательно, скользя руками по металлической стенке лифта, я заставила себя встать на ноги и, по-прежнему пребывая в полной прострации, неверной походкой двинулась к открытым дверям.

Они закрылись у меня перед носом. Металлическая клетка опять пришла в движение, на этот раз снова вверх. Это Шандор вызвал лифт с крыши. Очевидно, он стоял, держа палец на кнопке, и я, запертая здесь, как в западне, теперь возносилась обратно.

Я бросилась к панели с кнопками, хотя абсолютно не представляла, что они означают, да и надписи на немецком языке ничем не могли мне помочь. Одна из кнопок была красной, на нее я и нажала что было сил. Кабину неприятно тряхнуло, и лифт остановился на середине пролета. Отпустив красную кнопку, я надавила на другую, самую нижнюю в ряду, и секунды через две томительной паузы почувствовала, что лифт снова двинулся вниз…

На этот раз я уже была наготове: стоя у дверей, я сжимала в руке единственный предмет, который можно было перемещать внутри кабины, – большую прямоугольную пепельницу длиной в один фут и шириной девять дюймов, которая стояла в углу под панелью управления.

Двери легко раздвинулись в темноту. Они еще не успели разойтись на фут, как я уже выскочила наружу, повернулась и, прежде чем они заскользили обратно, засунула между ними пепельницу. Дверцы уперлись в нее и остались открытыми на девять дюймов – вполне достаточно, чтобы лифт не сдвинулся с места. Пучок света, падающего из кабины, позволил мне оглядеться: надо же было сообразить, где я нахожусь.

Я стояла на неровных каменных плитах, и по каким-то неуловимым признакам у меня сложилось впечатление, что это не коридор, а какое-то большое помещение вроде зала. Пробирающий до костей холод наводил на мысль о подвале, и в следующий момент до меня дошло, что так оно и есть в действительности. Слабо поблескивающие дальше в темноте ряды бутылок подсказали мне, что я попала в винный погреб, весьма рационально расположенный там, где кухонное крыло соединялось с главным зданием замка. Ничего не скажешь, этот новый лифт строили на совесть, соединив все уровни замка – от крыши до подземелья. И я рассудила: если здешние обитатели пользуются лифтом, когда спускаются за вином, то наверняка где-то поблизости должен находиться выключатель местного освещения.

Так оно и было. Пошарив рукой по стене с обеих сторон от лифта, я нашла выключатель, нажала, и вспыхнул свет – довольно слабый, но вполне сносный, и в тот же момент погас свет в лифте (вероятно, сработало реле времени).

Если среди панельной обшивки коридоров замка лифт выглядел анахронизмом, то здесь он вообще казался чем-то из иного мира. Меня окружало громадное сводчатое помещение, в котором, словно лесные заросли, поднимались приземистые тяжеловесные колонны, подпирающие низкий потолок массивными каменными капителями. Повсюду между колоннами были установлены стеллажи для бутылок с вином. Будучи сами по себе отнюдь не современного изготовления, они могли бы сойти за новехонькие в сравнении с этим готическим подземельем, частично прорубленным, как я предположила, в естественном монолите скалы. Пространства между колоннами, окутанные мраком, простирались без конца и края во всех направлениях. С того места, где я стояла, не было видно ничего похожего ни на дверь, ни на лестницу, хотя на участках, где было темнее всего, угадывались переходы в какие-то другие помещения.

Я повернулась лицом к лифту и постаралась вспомнить, как он расположен на верхних этажах, чтобы точно представить, в каком месте под замком нахожусь. Где-то справа должна быть главная часть замка с центральной лестницей, слева – помещения кухни, а за ними – конюшни и привратницкая.

Я колебалась, не зная, что предпринять. Невозможно было предугадать, как поведет себя Шандор. Неизвестно, заметил ли он огни приближающегося автомобиля; мне думалось – нет. Но в любом случае можно было предположить (ведь, что ни говори, время его поджимало), что он не станет больше терять драгоценные минуты, прекратит погоню за мной и прямиком отправится к лестнице рядом с воротами. Он мог выбрать и другой вариант – вернуться тем путем, каким пришел, то есть через мою комнату; в этом случае он спустится вниз по центральной лестнице…

Гадать не имело смысла. Сомнений не вызывало только одно: я не собиралась оставаться здесь, в этом гулком подземелье. Так или иначе, надо было выбираться на свежий воздух, во двор. Даже если там разгуливает Шандор, теперь в любую минуту должен был появиться Льюис, а с Льюисом мне не страшна была никакая опасность.

И вдруг я сообразила, что моя безопасность может обернуться риском для самого Льюиса. Что, если он, войдя во двор или замок, встретит там Шандора? Я-то уже не питала иллюзий по поводу того, чего можно ждать от моего недруга, а вот Льюис совсем ни о чем не подозревает и, насколько мне известно, безоружен.

Возможно, это было глупостью с моей стороны, но только я отказалась от намерения ехать в лифте. Повернув налево, я побежала между колоннами, пытаясь найти выход.

Снова я окунулась в мир волшебного вымысла – Красная Шапочка, плутающая в чаще темного леса… Со всех сторон меня окружали могучие стволы каменных колонн, размежевавшие пол черными провалами темноты. Вскоре слабый электрический свет потерялся за лесом колонн, и я продолжала ощупью пробираться от камня к камню, спотыкаясь на неровных плитах. В какой-то момент я заколебалась и была уже готова повернуть назад, к свету, и даже, может быть, воспользоваться лифтом, хотя и понимала, чем грозит мне случайная встреча с Шандором в коридорах наверху. Однако в ту самую минуту я заметила проблеск впереди, а затем поняла, что это луч лунного света, пробивающийся из какого-то окна, и бросилась в ту сторону.

Это оказалось старинное стрельчатое окно в глубокой каменной амбразуре, и оно не было застеклено; через окно вливался свежий ночной воздух. Снаружи в лунном сиянии угадывались ярусы сосен, и откуда-то доносился отдаленный шум водопада. А внутри, почти рядом с окном, довольно отчетливо вырисовывался ряд каменных ступеней, ведущих наверх и заканчивающихся уже привычной для меня тяжелой дверью, щедро обитой железом. Молясь, чтобы она оказалась незапертой, и спотыкаясь на ступеньках, я устремилась вверх, схватилась за большую круглую ручку и, отодвинув внушительных размеров щеколду, толкнула дверь.

Дверь отворилась плавно и бесшумно. Из осторожности я приоткрыла ее на фут и высунула голову.

На этот раз дверь вывела меня в коридор, вымощенный каменными плитами, с плетеными циновками и тусклыми лампочками; судя по всему, я находилась где-то рядом с кухонными помещениями. Слева от меня до того места, где коридор поворачивал под прямым углом, тянулся длинный ряд закрытых дверей; зато справа, всего в двадцати ярдах, коридор упирался в другую арочную дверь. Она была заперта изнутри на засовы, но я справилась с ними без особого шума и труда. За дверью царила темнота, лунный свет выхватывал могучие своды и неясные очертания громоздких предметов. Я осторожно затворила дверь и, прячась в тени, попыталась сориентироваться.

Почти сразу я сообразила, что очутилась в каретном сарае. Прямо передо мной чернели контуры старинной крытой кареты. Ее оглобля, торчащая вверх, словно мачта, разделяла на две части освещенный луной арочный проход, который вел во двор. Рядом стоял автомобиль – большой лимузин старой модели. Я на цыпочках прокралась между этими двумя средствами передвижения и, остановившись у одной из арок, выглянула во двор.

Двор был пуст. Я не смогла уловить ни единого звука, ни малейшего движения в открывшейся мне картине, словно нарисованной серебряным карандашом яркого лунного сияния. Но почти в тот же момент я услышала урчание мотора автомобиля, преодолевающего последний подъем на подступах к замку. Звук постепенно нарастал и наконец смешался с гулким эхом, когда автомобиль вкатился на мост. Свет фар пронизал арочный вход, и большая, незнакомая мне машина въехала во двор, потом развернулась, словно ощупывая своими прожекторами все темные закоулки, и медленно остановилась не далее чем в ярде от открытого входа в каретный сарай.

Фары погасли, мотор затих. Льюис не спеша выбрался из машины и нагнулся к заднему сиденью, чтобы взять портфель.

Когда он выпрямился с портфелем в руке, я выдохнула:

– Льюис!..

Судя по его виду, он меня не услышал, но, пока я собиралась с духом и решала, что лучше – позвать его громче или выйти навстречу, он повернулся, бросил портфель в машину и, снова усевшись на место водителя, завел мотор. Я еще продолжала колебаться и дрожала нервной дрожью, когда услышала скрежет ручного тормоза, и машина с потушенными фарами вползла в открытый вход каретного сарая.

Тут я вспомнила, как профессионально повел себя Льюис, оказавшись перед камерами кинохроники. И сейчас, когда до него донесся шепот из темноты, он позаботился о том, чтобы нечаянным упущением не сыграть на руку возможному наблюдателю. Машина остановилась почти рядом со мной. Льюис спокойно вышел из нее, оставив мотор включенным, и очень тихо произнес:

– Ванесса?

В следующий момент я очутилась в объятиях мужа и, сжимая его так крепко, что едва не удушила, могла только повторять: «Любимый мой, любимый, любимый…» – снова и снова.

Он переносил это со стоическим терпением, прижимая меня к себе одной рукой, а другой успокаивающе похлопывая по спине, как обычно поступают с испуганной лошадью. Наконец он мягко отстранился:

– Ну и ну. Вот это приветствие! Что случилось? – Внезапно от ласковой шутливости его тона не осталось и следа. – Твое лицо… Что тут стряслось? Несчастный случай?

Я уже успела позабыть про синяки на щеке, и только теперь ко мне вернулось ощущение боли.

Я дотронулась рукой до лица:

– Этот тип… из цирка… Шандор Балог, венгр… ты понимаешь, о ком я говорю. Он здесь, где-то поблизости, и, ох, Льюис…

Мой голос предательски дрогнул, и шепот почти сорвался на крик. Всхлипнув, я прикусила губу и снова прильнула к Льюису.

Он сказал:

– Успокойся, милая, все в порядке. Ты имеешь в виду того канатоходца? Это он так обошелся с твоим лицом? Ну же, моя дорогая, послушай, теперь все хорошо… все позади. Я здесь… Ни о чем больше не беспокойся. Просто расскажи мне. Ты ведь сумеешь рассказать обо всем и по возможности быстро?

Чувствовалось, что он встревожен и очень рассержен, но почему-то совсем не удивлен. Я подняла голову:

– Ты приехал сюда под именем Ли Эллиота потому, что знал про него?

– Нет… не про него. Но я ожидал худшего: могло случиться так, что я снова был бы вынужден пристроиться к цирку. Но возможно, надобность в этом теперь отпадет. Если уж дело идет к развязке, то молю Бога, чтобы все разрешилось по эту сторону границы. Ну давай, дорогая, рассказывай.

– Да-да, постараюсь, но он где-то рядом, Льюис. Он где-то здесь, и у него пистолет.

– И у меня тоже, – будничным тоном заявил мой муж, – и нам надо постараться увидеть его прежде, чем он нас. Что за этой дверью?

– Черный ход; полагаю, где-то поблизости от кухни. Я выбиралась сюда этим путем из подвала.

– Бедняжка моя. Отойдем-ка сюда, за машину… Если он появится из черного хода, мы его схватим, а если войдет через арку, мы его увидим первыми. Только говори потише. Теперь, пожалуйста, Вэн, если тебе не трудно…

– Я уже пришла в себя. Все в порядке. А началось с того, что Аннализа доверила нам старого пегого жеребца, принадлежавшего ее дяде Францлю. Вот мы и договорились вечером привести коня сюда наверх. И еще мы прихватили с собой седло и сбрую…

Стараясь быть как можно более краткой, я сжато изложила ему все случившееся, включая и то, что касалось брошки и портрета.

– И мне кажется, он снова вернется в мою комнату, – закончила я. – Там на полу валяются брошь и стразы. Он сказал – они ничего не стоят, но, по-моему, он это наврал для отвода глаз. А еще он заявил, что продает «иллюзии для убогих» и что на иллюзии всегда есть спрос. Кроме того, Шандор хотел – не понимаю зачем – во что бы то ни стало забрать седло, а раз так, он непременно явится в конюшню, чтобы проверить, действительно ли я положила седло в ящик для зерна. И потом, он почти наверняка видел, как ты приехал, а если нет – то слышал и теперь будет дожидаться, пока ты войдешь в дом, чтобы незаметно ускользнуть. Льюис, если ты не пройдешь через парадную дверь, Шандор заинтересуется – почему, а увидя тебя, конечно, узнает, и тогда…

Но Льюис, казалось, почти не слушал. Продолжая обнимать меня, но уже с каким-то отсутствующим видом, он, склонив голову, погрузился в размышления.

– «Иллюзии для убогих», – тихо повторил он. – Я начинаю понимать… И еще ему нужно это седло, верно? – Он поднял голову, и в его шепоте зазвучало ликование. – Ей-богу, сдается мне, ты ему всю игру испортила и к тому же разорила вчистую! Нет, расскажу тебе позже. Где конюшни? Следующая дверь?

– Да, рядом с каретой, а вон там – выход во двор.

– Ясно. Он не станет возвращаться в твою комнату; думаю, можно считать, он говорил правду и эти «драгоценности» на самом деле всего лишь бутафория. Ему просто незачем было врать – и тут же разбрасывать камни по полу, ведь он уже показал тебе свое истинное лицо и, вероятно, собирался так или иначе от тебя избавиться. Нет, он интересовался брошью по одной-единственной причине: это означало, что ты зачем-то трогала седло… А оно ему по-прежнему необходимо, из чего следует – он непременно наведается в конюшню. Как ты считаешь, у него было время спуститься с крыши, забрать седло и проскочить по мосту до моего приезда?

Я постаралась мысленно восстановить ход событий.

– Трудно судить, кажется, будто прошла вечность, но думаю, это заняло несколько минут… Нет. Я точно уверена – не мог.

– Тогда он либо все еще торчит над воротами и ждет удобного момента, чтобы унести ноги, либо уже забрался в конюшню. В любом случае он должен был видеть или слышать, как подъехала машина. Побудь здесь минутку, а я пока кое-что соображу.

Плавно, как тень, Льюис скользнул мимо меня, а потом от машины донеслись звуки: скрип сидений, шум включенного мотора, вскоре прекратившийся, звук шагов по каменным плитам пола и в заключение – громкий щелчок захлопнувшейся дверцы машины.

И вот он, с портфелем в руке, уже снова стоял рядом со мной. Свободной рукой Льюис обнял меня, прижав к себе. От него исходила спокойная уверенность. Я ощущала неторопливые удары его сердца и ровное дыхание на своих волосах. Мое напряжение спало, и я подумала: как это здорово – передать дело в руки профессионала. Вот теперь эта затянутая в черную кожу скотина поймет, что связался не с какой-то взбалмошной туристкой из Англии и ее простофилей-мужем, а с Нашим Человеком (временно исполняющим обязанности) в Вене.

– Мне придется войти через парадную дверь, – сказал Льюис. – Он ведь именно этого ждет. Я позабочусь, чтобы меня он не узнал, если следит за входом; а машины моей он раньше не видел, поскольку на этот раз я специально взял «мерс». Потом я возвращусь прямо сюда через эту твою дверь. Я ее в две минуты найду: планировка-то совсем простая. Ты позволишь мне оставить тебя здесь на пару минут?

– Да.

– Вот и умница. Тебе лучше туда не возвращаться – на случай, если он все-таки внутри. Оставайся здесь, но не в машине… Что скажешь об этой старой карете? Да, дверца открыта. Залезай-ка туда и сиди тихо. Я вернусь.

– Что ты собираешься делать?

– Видишь ли, я полагаю, что за тобой Шандор уже не станет охотиться: ему не до того, он уже не чает, как побыстрее разделаться с этим делом. Но если мой расчет верен, позже он немедленно свяжется со своими боссами, и, когда это произойдет, мне бы надо быть поблизости. Вот я и думаю: мы позволим ему забрать то, что он хочет.

– Значит, ты допустишь, чтобы он вот так ушел? Сейчас? И ничего ему не сделаешь?

Очень нежно он коснулся рукой синяка на моей щеке и сказал:

– Когда я доберусь до него… обещаю тебе, что ему уже никогда больше не придется ходить по проволоке или заниматься чем-то подобным. Но работа есть работа.

– Понимаю.

Я не видела его улыбки, но она слышалась в его голосе.

– Мы оба знаем, что синяк на твоей щеке значит больше, чем целая груда самых секретных документов, но, к сожалению, факт остается фактом: я все еще состою на службе.

– Конечно, Льюис. Не беспокойся.

– А теперь забирайся туда и не высовывайся. Я не задержусь.

– Льюис…

– Да?

– Будь осторожней, ладно? Он опасен.

Льюис засмеялся.

Внутри старинного экипажа я чувствовала себя так, словно меня заперли в маленьком душном сейфе. Здесь пахло затхлостью, старой заплесневевшей кожей и соломой. На окошках висели занавески, по-видимому из парчи, плотные и слегка влажные на ощупь. В темноте я нашарила петлю, которая позволяла поднимать и опускать занавески, высвободила их из петли, и они упали по всей ширине окошка, напрочь лишив мое убежище всякого доступа света. После этого я откинулась на рваные колючие подушки, приготовившись к ожиданию.

В темноте моей маленькой камеры я ничего не видела, зато, как выяснилось, могла слышать. В обоих дверцах кареты верхняя часть была застеклена, почти как в купе поезда, но на стороне, обращенной к конюшне, одно из стекол было не то разбито, не то опущено, и оттуда тянуло прохладой.

Едва ли не сразу я услышала во дворе крадущиеся шаги, а затем тихий щелчок замка в конюшне.

Экипаж, в котором я притаилась, находился не далее чем в двух ярдах от стены, отгораживающей каретный сарай от конюшни, и рядом с соединяющей их дверью. Она была закрыта, но, напряженно вглядываясь в щелочку между складками отсыревшей парчи, я заметила на полу под дверью пятно света, которое не оставалось неподвижным, но перемещалось и увеличивалось, по мере того как Шандор с фонарем в руке приближался к концу конюшни – туда, где стоял ящик для зерна.

Он продвигался осторожно, но особого беспокойства не проявлял: по всей вероятности, видел, как Льюис – в роли припозднившегося постояльца – входил в дом. Естественно было предположить, что это и есть задержавшийся муж, и Шандор мог считать себя в относительной безопасности, пока Льюис не дойдет до комнаты, обнаружит пропажу жены и начнет поиски. Сейчас у зловредного циркача оставалась единственная цель: забрать то, за чем он пришел, и исчезнуть как можно быстрее.

Чуть слышно звякнул металл – это открылась крышка ящика, затем оттуда донеслись звуки какой-то возни и шорох осыпающегося зерна, когда Шандор достал седло; потом, похоже, он бросил его на пол, и крышка захлопнулась.

Однако он не спешил уйти. Я навострила уши, чтобы понять, что он делает, но не могла угадать… Снова какое-то шуршание, его шумный вздох, а через минуту я могла бы поклясться, что слышу звук рвущейся ткани. Поскольку «драгоценностей» на седле больше не осталось и ему нечего было отпарывать, вероятно, он распарывал само седло. Льюис был прав: украшения действительно не представляли никакой ценности; должно быть, в седле хранилось что-то еще. Не желая целиком тащить неудобный груз, Шандор предпочел задержаться и вынуть из подкладки то, что так старательно туда зашил. Я вспомнила следы многократного ремонта и его предложение починить сбрую.

Две минуты, сказал Льюис. Сидя в темном ящике, трудно судить о времени. Могло миновать две минуты, четыре или сорок, но, думаю, вряд ли прошло многим больше двух минут, которыми собирался ограничиться Льюис, когда совершенно неожиданно звуки за стеной прекратились.

В последовавшей тишине я снова уловила щелчок задвижки и приближающиеся шаги. Вошедший двигался тихо, но не таясь.

Не веря себе, я с ужасом услышала голос Тимоти.

– Кто здесь? О-о, герр Балог? Что вы тут делаете? – Голос Тима теперь звучал сердито. – С какой стати вы вытворяете это с седлом? Послушайте, что все-таки здесь происходит? И где Ванесса? Ах ты…

Топот, шум недолгой потасовки; крик Тимоти, сбитого с ног, глухой звук падения и стремительно удаляющиеся шаги. По этим звукам я смогла понять, каким путем следовал Шандор к двери конюшни, потом во двор, где он круто срезал угол, и наконец на мост за воротами, откуда шаги уже не были слышны.

– Тим!..

Каким-то образом я открыла дверцу кареты, оступилась на выходе, пропустив единственную ступеньку, и едва не упала. Свет исчез вместе с Шандором, но я нащупала ручку дверцы, и пальцы сами нашли ключ весьма внушительных размеров. Буквально в считаные секунды я распахнула огромную дверь и влетела в конюшню.

Лунный свет тускло сочился сквозь затянутое паутиной окошко напротив стойла Гране. Рядом с ящиком для зерна, скрючившись на полу возле останков выпотрошенного седла, лежал Тимоти. Я упала на колени рядом с ним и едва не захлебнулась благодарственным воплем, когда он шевельнулся. Тим поднес руку к голове и с трудом приподнялся, опираясь на локоть.

– Ванесса? Что случилось?

– Как ты, Тим? Куда он тебя ударил?

– По голове… нет, он промахнулся… шея… проклятье, больно все-таки, но, полагаю, ничего страшного. Эта свинья Шандор, ты знаешь, что…

– Да, знаю. Не беспокойся сейчас об этом. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты свалился с таким жутким грохотом! Я подумала, ты врезался головой в ящик для зерна.

– Нет, не головой. Кажется, локтем. Черт, это действительно локоть. – Тим уже сумел сесть и теперь энергично растирал локтевой сустав. – Знаешь, он, по-моему, парализован… а вдруг так до конца жизни останется? Ух, мерзкая свинья. Он, конечно, смылся? Послушай, он распотрошил седло. С чего бы?..

– С чего бы?.. – Эти слова эхом прозвучали из темноты прямо позади нас; и мы оба так и подскочили, словно преступники, застигнутые врасплох. Из нас обоих – Тимоти и меня – получились бы никудышные агенты спецслужб. Это вполне мог оказаться Шандор, сочти он необходимым вернуться, но, к счастью, вернулся не он, а Льюис. Однако на какое-то мгновение выражение его лица непостижимо изменилось: могло показаться, что это вообще не Льюис. Сейчас он выглядел столь же опасным, как Шандор, и будто явился из того же мира.

Эта пугающая метаморфоза сохранялась не дольше секунды, и револьвер в его руке исчез едва ли не раньше, чем мы успели его разглядеть. Льюис сказал:

– Тимоти, это ты? Кажется, ты поймал его с поличным. Какого дьявола тебя понесло сюда? Ладно, не имеет значения, он улизнул, и я должен его догнать. Ты видел, что именно он взял?

– Какие-то пакеты, плоские… примерно такого же размера, как образцы стиральных порошков… ну, те, которые разносчики суют через порог в руки хозяевам. – Тимоти оставил в покое локоть и начал неуклюже подниматься на ноги. – Но один все-таки остался, я на него упал.

Мальчик еще не успел оторваться от пола, как Льюис выхватил пакет, сделанный, по-видимому, из полиэтилена. Он был продолговатым и плоским, чуть больше почтового конверта. Льюис извлек откуда-то нож, осторожно надрезал угол, понюхал и, вытряхнув несколько крупинок порошка на ладонь, попробовал на язык.

– Что это? – спросил Тимоти.

Льюис не ответил. Он загнул разрезанный угол, снова сунул пакет Тимоти в руки и отрывисто распорядился:

– Сохрани это для меня, никому не показывай. Ты как, не очень пострадал?

– Да нет, все нормально.

– Оставайся с Ванессой.

– Но я…

Однако Льюис уже отошел. Я слышала, как дверь автомобиля открылась, а затем захлопнулась, когда он забрался внутрь. Заработал мотор.

Когда «мерседес» выехал задним ходом из каретного сарая, я вскочила и бросилась во двор. Автомобиль вкатился под арку и остановился. Я подбежала к правой дверце и взялась за ручку. Потянувшись через сиденье, Льюис щелкнул замком, и я распахнула дверцу.

– Да?

– Я с тобой. Пожалуйста, не возражай. Я не стану вмешиваться, обещаю. Только не проси, чтобы я осталась здесь.

Он колебался совсем недолго. Затем кивнул:

– Хорошо, забирайся.

Едва я уселась рядом с ним, как Тимоти протянул руку над моим плечом, открывая замок задней дверцы.

– Я с вами! Пожалуйста, мистер Марч. Я, может быть, вам пригожусь, правда. Мне очень хочется с вами.

Льюис неожиданно рассмеялся.

– Чего уж там, поехали все, – весело заявил он. – Все равно я уже раскрыл карты, верно? Ладно, залезай. Только, бога ради, давай быстрее.

Тимоти не успел захлопнуть дверь, как «мерседес» сорвался с места, взвизгнув шинами, развернулся и пулей помчался к узкому арочному проходу. Свет фар на мгновение выхватил своды арок, под которыми мы пронеслись, оставляя за собой громкое эхо. За какую-то секунду «мерседес» преодолел громыхающий под ногами мост, а затем с потушенными фарами, под ровное и тихое гудение мотора мы покатили вниз по склону в туннеле из темных сосен.