Приехав на другой день в Цехштайн, мы увидели все то же, что и в Хоэнвальде: яркие афиши, неторопливое движение последних повозок циркового каравана, походный городок в поле у деревни, большой купол на фоне зелени, знакомые лица и вагончики.

Деревня лежала в долине около мили в ширину, которую с севера на юг прорезала ленивая извилистая речка. По краям долины поднимались округлые холмы; они постепенно переходили в склоны, поросшие лиственными деревьями, а еще выше взмывали горные кручи, темнеющие хвойным лесом. На самом верху серебрились голые скалы. Речное русло плутало среди камней. В одной из его излучин и расположилась эта деревушка с изящной кирхой, мостиком, водяной мельницей и винной лавкой. Только пройдя дальше за излучину, мы увидели замок.

Одна из гигантских скал резко выдавалась вперед, оттеснив реку. Сама скала, выветренная и совершенно отвесная, тоже походила на зубчатую стену замка, обрывающуюся прямо в речную воду. Узкий хребет соединял эту скалу с горным массивом. Ярусы темных сосен образовывали поразительный контраст с изумрудной зеленью раскинувшихся внизу лугов и голубизной полуденного неба. На самом краю выступающей скалы стоял миниатюрный замок Цехштайн, похожий на картинку из книги сказок. Но это был настоящий романтический замок, с башенками и куртинами, с зубцами и узкими щелями бойниц, с цветными гербами, нарисованными на камне. Там был даже свой мост, правда не подвесной, но настоящий каменный мост между лесом и воротами замка. Из-под него по отвесной скале бежали струи небольшого водопада. К замку вела узкая дорога, отходящая под прямым углом от главной деревенской улицы и пересекающая русло реки. По ее бокам стояли столбы с геральдическими знаками. Несмотря на бережно сохраняемые средневековые фортификационные сооружения, замок вовсе не выглядел мрачным и неприступным. От него веяло необычайной прелестью; он скорее походил не на экскурсионный объект, а на человеческое жилье.

Когда наш маленький автомобиль с трудом преодолел извилистый подъем, мы обнаружили, что ведущий к замку мост вовсе не такой хрупкий, каким выглядел снизу. Это была мощная и ничуть не пострадавшая от времени конструкция, достаточно широкая, чтобы по мосту могла проехать машина. Он уходил прямо под арку ворот, а за ней открывался мощеный дворик.

Широкая лестница, вырезанная из сосны, вела на галерею. В углу поблескивал зелеными изразцами настоящий камин, который не было надобности топить в это время года. И только на массивном деревянном столе возвышался кассовый аппарат, а рядом лежали бланки и прочие необходимые принадлежности. Портье, одетый в жилет и зеленый суконный фартук, принес наш багаж и показал, где нужно зарегистрироваться, а сам дожидался, когда можно будет проводить нас в номера. Я хотела подняться вверх по лестнице, но он остановил меня, объявив с плохо скрываемой гордостью:

– Прошу сюда, gnädige Frau. У нас есть лифт.

Наверное, на моем лице отразилось крайнее изумление. В таких местах зачастую не бывает даже водопровода, не говоря уже о лифте. Портье улыбнулся:

– Понимаю, это для вас неожиданность. Мы его установили совсем недавно, этим летом. Большое удобство.

– Конечно! Это просто замечательно.

– Сюда, пожалуйста. Здесь, к сожалению, нужно немного пройти по коридору в сторону кухни, но вы поймете, почему граф не хотел вторгаться в центральную часть замка. Было бы жаль портить резные настенные панели.

Мы шли за ним по тускло освещенному коридору, бесшумно ступая по коврам, устилающим каменные полы.

– Граф? – переспросила я.

– В замке живут граф и графиня, – объяснил портье. – Это старинное родовое имение. Комнаты хозяев находятся в другом крыле. – Он указал кивком в противоположном направлении.

По всей видимости, граф с графиней сохранили за собой южное крыло замка, а центральную часть, выходящую окнами на мост, превратили в гостиницу.

– Неужели они сами занимаются гостиницей? – спросила я.

– Нет, сударыня, у нас есть управляющий, но графиня проявляет к нашим делам большой интерес. А вот и лифт.

Мы остановились перед тяжелой деревянной дверью с коваными шляпками гвоздей и такими же петлями. В Австрии такие двери я видела повсюду. Сбоку от нее оказалась электрическая кнопка, спрятанная под декоративной кованой накладкой. Лифт двигался бесшумно; это был, к моему ужасу, самый современный образец, рассчитанный на самообслуживание, с приборной доской, напоминающей компьютерный центр. Через три секунды – или так мне показалось – мы уже выходили на третьем этаже.

Мой номер, просторный и элегантно отделанный, выходящий окнами на живописную долину, располагался примерно в середине коридора. Отсюда можно было подняться в одну из очаровательных башенок, придававших замку сказочный вид. В углу квадратной комнаты находился круглый эркер, где стоял письменный стол с парой стульев. Узкая дверь, похожая на амбразуру, вела на балкон.

Не успела я распаковать вещи, как Тимоти возвестил о своем приходе осторожным стуком в дверь.

– Потрясающее местечко, верно? Но тут даже как-то страшновато чаю попросить! Как ты считаешь?

– Полагаю, попросить можно, только неизвестно, как и у кого. Может, тут принято дудеть в охотничий рог или стучать мечом по фамильному щиту. Или вот еще хороший совет: поищи у себя в номере, на стене, длинную расшитую тесьму, дерни за нее и жди, пока к тебе явится согбенный прислужник.

– Вообще-то, у кровати стоит телефон, – сообщил Тимоти.

– Смотри-ка, и правда! Какое разочарование. Ну ничего, можно заказать чай и по телефону. Хочешь, чтобы нам его подали сюда? А я собираюсь выйти за эту дверцу, если смогу протиснуться, – посмотрю, что там снаружи.

Дверь была не заперта; она вела на галерею зубчатой стены. Моя башенка, увенчанная остроконечной конической крышей со шпилем, соединялась узким проходом с другой, метрах в пятнадцати от нее. Этот проход тянулся вдоль восточной стены замка. Скаты и коньки крыш краснели черепицей, стены замка были выложены из желто-медового камня, а каждый шпиль венчало позолоченное украшение – где простой шар, где летящий лебедь, а у меня над головой – дракон. Я облокотилась на каменные зубцы, горячие от солнца. В воздухе гулял легкий ветерок, от водопада доносился шум воды.

Сзади меня раздался голос Тимоти:

– Сейчас подадут чай. Какой отсюда великолепный вид! А деревню можно разглядеть?

– Нет, ее не видно, только самый край – вот там, где фермы. Видишь маленькое белое шале среди сосен? Цирк расположился где-то под ним. Я как раз обратила внимание на это шале, когда мы ехали к замку.

– Как ты думаешь, сколько до него?

– По прямой – около мили, а по дороге – трудно сказать. Божественное местечко.

– Лучше не придумаешь. Твой муж умеет делать правильный выбор, верно?

– Во всем.

– Ну-ну, – усмехнулся Тимоти. – Поверю на слово. Впрочем, возразить трудно. Когда его ждать?

– Сама не знаю, по телефону мне ничего не сказали. Может, он сегодня вообще не сумеет приехать, хотя собирался. Ведь цирк завтра уезжает. Надеюсь… – Не исключалась возможность, что ему придется поехать в Югославию. От одной этой мысли у меня на глаза наворачивались слезы – пусть дурацкие, но вполне настоящие. – Попробую позвонить еще раз, ближе к вечеру. Хочется верить, мне скажут, что он уже в пути.

– По крайней мере, больше не понадобится делать вид, что мы незнакомы. В такой обстановке постоянно приходится совершать над собой усилие.

– Усилие приходилось совершать только мне, – сухо заметила я. – Похоже, для вас с ним обман – родная стихия. Это ужасно.

– У меня сложилось впечатление, что для него любая обстановка – это родная стихия.

– Возможно.

– Итак, чем займемся? Сначала, конечно, попьем чаю. А потом – в цирк? – Тим посмотрел на часы. – Времени полно – сейчас ровно три. Успеем поговорить с циркачами до начала первого представления.

Утром, неспешно двигаясь за цирком из Хоэнвальда в Цехштайн, мы подробно обсудили свои открытия и пришли к единственно возможному выводу: не дожидаясь разрешения Льюиса, нужно рассказать герру Вагнеру и Аннализе обо всем, что нам стало известно. «Как бы ни обернулось дело, – сказал тогда Тим, – Франц Вагнер уже на том свете, и преступление лежит на нем, а не на его родне». Утром цирк пересечет югославскую границу, потом отправится в Венгрию, и, если могут возникнуть какие-то сложности с возвращением лошади, их надо утрясти сегодня.

– Конечно, – ответила я на его последний вопрос. – Мы будем в цирке через полчаса. Послушай-ка, вроде бы принесли чай. Будь добр, открой дверь.

На пороге стоял все тот же портье в зеленом суконном фартуке. Он держал в руках необъятных размеров поднос с изящным серебряным чайным сервизом. На тарелке мейсенского фарфора были разложены крошечные и на вид застарелые бисквиты.

– О, благодарю вас, – говорила я, возвращаясь в комнату следом за Тимоти. – Поставьте, пожалуйста, сюда, на письменный стол. Очень вам признательна. Вы сегодня обходитесь без помощников?

– Да, сударыня, можно и так сказать, только сегодня у нас работы не много, – улыбнулся портье. – До вас здесь была большая компания американцев – съехали как раз сегодня утром, так наши служащие сразу взяли выходной. В деревню приехал цирк, все хотят посмотреть.

– Это замечательный цирк, – подхватил Тимоти. – Мы видели его в Хоэнвальде.

– Неужели? Я вот тоже схожу на пятичасовое представление, а потом остальных отпущу. У нас работает в основном деревенский люд – ночевать ходят домой.

Вдруг Тимоти вскрикнул, увидев что-то за окном. Я вздрогнула от неожиданности.

– Смотрите, что это? Вот там, над деревьями, – клубы дыма. Может, это лесной пожар?

Я выглянула из-за его плеча. Действительно, далеко на севере, над долиной, в противоположном конце деревни поднимался черный дым.

– Домов там нет, – сказала я. – Что же там горит? Как вы считаете… э-э-э… – Я не знала, как обратиться к портье.

– Меня зовут Иозеф, сударыня. Нет, там ничего не горит. Это всего лишь die Feuerwehr, по вашему – «огневая машина».

– «Огневая машина»?

– Кто как говорит: одни – der Flügelzug, то есть «летучий поезд», другие – der Feurige Elias, что-то вроде «Ильи Громовержца». А так, между собой, называют «гремучая коптилка». Это небольшой горный поезд.

– Настоящий поезд? – переспросил Тимоти. – В горах? Ему же приходится одолевать подъемы в сотни метров, а то и в тысячи.

– Да, высоковато, но здесь проложены горные рельсы – не соображу, как это по-вашему называется. Теперь-то всюду делают канатные дороги и подъемники, а этим рельсам уж не знаю сколько лет, никак не меньше ста будет. Не знаю, как такая штука правильно называется.

– Это кремальера, – подсказал Тимоти. – Состоит из шестерни и зубчатого рельса. У нас это называется «зубчатая железная дорога».

– Вот-вот, – закивал Йозеф, – зубчатая железная дорога. Надо запомнить. Пользуется огромным успехом, – с улыбкой продолжал он. – Во-первых, это старина; американцам нравится. Она начинается километрах в пяти-шести от деревни, идет мимо озера и парочки маленьких гостиниц, где всегда есть туристы. Место называется Цвайбрунн-ам-Зее. В летний сезон там очень людно.

– А где кончается эта дорога? На вершине горы? – поинтересовалась я.

– Да, на самой макушке. – Он показал куда-то вверх. – Отсюда не видно, а вот из вашего номера, сударь, можно разглядеть. Дорога проходит аккурат между этой горой и соседней, а потом поднимается на самый верх. Там стоит маленький гастхауз, где можно подкрепиться. Представьте себе, какая оттуда открывается панорама: видно и Югославию, и Венгрию. Если пробудете здесь пару дней, очень советую вам, сударыня, туда выбраться. Лучше всего пораньше: первый поезд идет вверх в семь утра.

– Я бы с удовольствием, только семь утра – это выше моих сил. Но все равно спасибо, Йозеф.

– Что-нибудь еще желаете, сударыня?

– Нет, благодарю. Хотя постойте. Не приходило ли вам сообщение о времени прибытия моего мужа, мистера Льюиса Марча?

– Нет, сударыня, известий не было.

– Ясно. Спасибо.

Когда за ним закрылась дверь, Тимоти в тоске уставился на поднос:

– И это у них называется чай?

– Побойся бога, сейчас всего три часа. Не хочешь ли ты сказать, что успел проголодаться после сытного обеда?

– Так ведь это когда было! Слушай, как ты думаешь, он ушел? Что, если я сбегаю к себе и принесу кое-что из снеди, купленной в дорогу? Ты ведь не откажешься от свежего гугельхупфа, правда?

– Конечно не откажусь. А где, кстати, твой номер? Рядом?

– Нет, на другой стороне коридора, комнаты через две или три. Одноместные номера поскромнее, окна выходят во внутренний двор, но все равно красота. Можно любоваться горными вершинами. Так что, можно идти за едой?

Он тихонько прикрыл за собой дверь, а я стала разливать чай.

В холле было пусто. Невзирая на подтрунивания Тимоти, я отказалась спускаться вместе с ним в лифте, а пошла вниз по ступеням широкой лестницы и была вознаграждена, поскольку с каждой ступеньки горная долина выглядела по-иному. Тимоти уже стоял у машины, но я не торопилась присоединиться к нему и зашагала в сторону кухни.

Дойдя до двери лифта, я не встретила ни портье в зеленом фартуке, ни кого-нибудь другого. Бесконечный коридор с наглухо закрытыми дверями оказался совершенно пустым и безмолвным. Я дошла до поворота и заколебалась, но в тот момент, когда я уже поворачивала назад, раздался звук открывающейся двери. Вслед за этим появился какой-то старичок. Он заметил мою нерешительность и подошел ко мне.

– Добрый день. Не могу ли чем-нибудь быть полезен? – Его мягкий голос звучал почти без акцента. У него было худое лицо, обрамленное прядями длинных седых волос. При ходьбе он сутулился. Его костюм, сшитый из заграничного сорта твида, отличался необычным старомодным покроем.

Я ответила:

– Благодарю вас, я не хотела никого беспокоить. Насколько мне известно, сегодня у вас не хватает персонала. Мне всего лишь нужно оставить поручение Йозефу, вашему портье.

– Милости прошу, только он сейчас в другом крыле. Если вы направляетесь в вестибюль, я его к вам пришлю. – Мы вместе шли к выходу, и старичок добавил: – Йозефа вызвала моя жена, но она его долго не задержит.

Только сейчас я начала догадываться, кто это такой.

– Прошу прощения, но не вы ли, случайно…

Я смутилась, не зная, как принято обращаться к австрийскому аристократу.

Он вежливо склонил голову, что послужило и утвердительным ответом, и легким поклоном:

– Граф Цехштайн, к вашим услугам.

Оказавшись в вестибюле, он отворил передо мной тяжелую резную дверь с табличкой «Входа нет», начертанной готическим шрифтом, но я остановилась.

– Если позволите… не могли бы вы уделить мне несколько минут? По правде говоря, мне нужны были именно вы. Я искала Йозефа с единственной целью – оставить ему сообщение для вас.

– Чем могу служить?

Я немного помедлила.

– История достаточно длинная, и я, конечно же, вам ее расскажу, но попросить хотела не об этом. Скажите, пожалуйста, нет ли в замке или его окрестностях конюшни, где можно было бы на сутки-двое оставить лошадь? Еще лучше, если бы ее можно было выпустить на луг. Как бы это объяснить… Я случайно стала владелицей лошади, но мне ее совершенно некуда девать. Как вы думаете, можно будет ее приютить? – закончила я с некоторым сомнением.

Граф не выказал ни малейшего удивления.

– Разумеется, у нас есть конюшни, и в них, конечно, найдется место для вашей лошади. Просто скажите об этом Йозефу. С выпасом тоже не будет никаких затруднений: на горных склонах растут отменные травы. Йозеф вам все покажет. Сейчас я распоряжусь.

Я открыла рот, чтобы объясниться, но поняла: граф не ждет никаких объяснений. Возможно, он привык к чудачествам постояльцев; а может быть, еще помнил те времена, когда все без исключения приезжали в эти края на лошадях; возможно также, что к нему, графу Цехштайну, никто лично не обращался с подобной просьбой – такие дела находились в ведении Йозефа, как, впрочем, и все остальное в этом замке. Я поблагодарила любезного хозяина и пошла к машине, возле которой меня давно поджидал Тимоти.

– Извини, что заставила тебя ждать, но я хотела разузнать, можно ли будет оставить здесь пегого, если цирк решит нам его отдать. Я разговаривала с самим графом – чудный старик. Здесь есть и конюшня, и пастбище. Он даже бровью не повел. Можно подумать, он готов к тому, что гости, того и гляди, приедут верхом или в каретах, запряженных шестеркой лошадей. На бедного Йозефа лягут дополнительные хлопоты. Боюсь, в цирк он не попадет. Ты собираешься садиться за руль?

– Ехать по такой дороге вверх – это одно, а вниз – совсем другое. Полагаю, теперь твоя очередь. Не хочу быть эгоистом. И если ты считаешь, что сюда может взобраться карета, запряженная шестеркой лошадей, то у тебя разыгралось воображение.

– Вот что мне пришло в голову, – сказала я, оставив без внимания его иронию. – Если ты всерьез решил пойти работать в испанскую школу верховой езды, то тебе имеет смысл для начала вернуть туда одну из похищенных лошадей.

Тим ухмыльнулся:

– Мой извращенный ум уже посещали подобные мысли.

– Так ты все решил? Молодчина. Ну, садись в машину, поехали. Интересно, в конюшне этого замка бывал хоть один настоящий липициан?

– «Полеты над землей», – продекламировал Тим, когда наш миниатюрный автомобиль с осторожностью въезжал на узкий мостик. – Бьюсь об заклад, великий Неаполитано Петра никогда не взбирался на такую высоту. Между прочим, как нам его сюда затащить?

– Ты молод и полон сил, – жизнерадостно сказала я. – Поведешь его в поводу. К сожалению, не могу тебе предложить проехаться на нем верхом, для этого еще не пришло время.

– Так я и знал, – сокрушенно покачал головой Тимоти. – Недаром ты говорила, что не сможешь без меня обойтись. Вот к чему все свелось. Слава богу, хоть съел гугельхупф с чаем.