В коридоре было достаточно света. В одну или две старинные скобы для факелов были вставлены керосиновые лампы, – видимо, обитатели дворца готовились к ночным трудам. В их слабом мерцании я хорошо различила лестницу, ведущую в княжеский диван.

Больше бежать было некуда. Искать дорогу в сераль не имело смысла: нечего и надеяться, что я сумею в одиночку спуститься из окна. Задняя калитка была заперта, а парадный вход охранял Хассим. Кроме того, где-то оставался заперт Чарльз. Моей единственной надеждой были зал Большого дивана и ружье на стене.

Не успела я пробежать и третьей части пути вверх по лестнице, как вдруг гобелены на ее вершине раздвинулись, и навстречу мне, как горошина из рогатки, с криком: «Графтон! Графтон!» – выскочил Джон Летман. Он побежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Я не успела притормозить и со всего разбега влетела прямо к нему в объятия.

Он удивленно ахнул и крепко схватил меня. Еще более удивило его то, что я не сделала попытки вырваться.

Наверное, будь я в ту минуту способна рассуждать, я бы решила, что после убийства Халиды Летман встанет на мою сторону против Графтона, но в тот миг у меня не было сил раздумывать. Однако инстинктивно я видела в нем чуть ли не спасителя, возможного союзника, а не врага, человека, который не станет спокойно стоять в стороне и смотреть, как меня убивают.

– Как ты выбралась? – отрывисто спросил он. Потом поинтересовался: – Что случилось?

У меня не было сил говорить, я лишь цеплялась за него, показывая назад, на дверь кладовки. В этот миг в коридор со стрекалом наперевес выскочил Генри Графтон.

Увидев нас, он застыл как вкопанный. Смертоносное стрекало в руке медленно опускалось, пока наконец железное острие не коснулось пола. Наступило молчание. Никто не произносил ни слова. Наконец Летман, сжимая мой локоть, потащил меня вниз по лестнице, обратно к дверям.

Я не смотрела на него. Наверное, я просто зажмурилась. Летман не стал входить в кладовку, а остановился снаружи у самой двери.

Генри Графтон прочистил горло и заговорил:

– Это был несчастный случай. Она сама на меня набросилась.

Никто по-прежнему ничего не отвечал. Тогда он с внезапной яростью набросился на меня:

– Расскажи ему, дура, расскажи, что это был несчастный случай! Расскажи, что случилось!

Я не поднимала глаз ни на одного из них.

– Да, это был несчастный случай. Он не хотел ее убивать. Я в этом уверена. В порыве гнева он швырнул в нее тарелку с супом, она набросилась на него, он ощупью схватил что-то – он думал, что кнут, – и замахнулся. Наверное, в припадке бешенства он не заметил, что эта штука была железная. – Скованным голосом, который мне самой показался незнакомым, я добавила: – Честно говоря, я не могу даже притвориться, будто сожалею. Из их разговора я поняла, что она убила тетушку Гарриет.

Летман застыл как громом пораженный. Он все еще сжимал мою руку, но, похоже, почти забыл обо мне. Он рывком обернулся к Графтону:

– Что она сделала? Халида убила старуху? Что все это значит?

– Это правда. – Графтон уставился на железку в правой руке, точно впервые увидел ее. – Она, по всей видимости, время от времени потчевала ее изрядными дозами кротонового масла.

– Чем-чем? Боже милостивый, так вот в чем было дело! Помнится, она спрашивала меня, что в этом пузырьке. – Летман провел ладонью по лбу. Он смертельно побледнел и дрожал всем телом. – Но зачем? В толк не возьму. Этой дрянью… о боже, да на что она рассчитывала?

– На приданое, – сухо ответил Графтон. – Она отнюдь не намеревалась убивать старушку, все произошло по недомыслию. У нее хватило ума выбирать моменты, когда я был в отлучках. Должен признаться, мне и в голову не приходило, что она здесь вытворяет. Такой примитивный, идиотский замысел очень характерен для здешнего склада ума. Ей хотелось, чтобы старая леди периодически заболевала и становилась беспомощной, тогда она могла бы ухаживать за ней с той самоотверженностью, которая за милю отдает притворством и требует должной награды. Каковая и следовала.

Объясняя это, Графтон не сводил глаз с младшего товарища. Летман не произносил ни слова. Когда человек старается припомнить что-то, это всегда заметно. Он покусывал губы, с озадаченного лица не сходила бледность. За дряблыми морщинами и крохотными, как булавочная головка, зрачками наркомана угадывалось лицо привлекательного юноши, втянутого Графтоном в грязную орбиту. И мне почудилось, что под торопливо надетой маской безразличия едва угадывается стыдливо подавляемый образ мальчика, с плеч которого свалилось непосильное бремя.

Графтон тоже заметил это.

– Награды следовали неизменно. Ты и сам знаешь, как щедра бывала временами покойная леди. Насколько я понимаю, большая часть добычи переправлялась на хранение родственникам в деревню. Приданое, как я уже сказал, накопилось изрядное.

– Ради бога, – взмолилась я, – прикройте ей лицо, и давайте выйдем отсюда, пока меня не стошнило.

Графтон бросил на меня уничтожающий взгляд, но все-таки подчинился. Он склонился над мертвым телом и натянул на лицо жирный от супа подол нежного шелкового платья. Летман поспешно отвернулся и потащил меня за собой к лестнице. Я охотно последовала за ним. Мы добрались до верхней площадки, и он откинул гобелены. Графтон вышел из кладовой, захлопнул за собой дверь, но вдруг, словно что-то вспомнив, толкнул ее снова и швырнул внутрь стрекало. Оно с лязгом упало на пол, и дверь страшной комнаты наконец закрылась опять.

Этой ночью зал Большого дивана был залит ярким светом. В центре нижней части зала, на покрытом доской фонтане, служившем столиком, стояла неизменная керосиновая лампа, в нишах возле двери горело еще несколько ламп, в скобе, вделанной в стену высоко под потолком, пылал дымным красным пламенем двойной факел. Когда Графтон вошел вслед за нами в залу и гобелены за ним взметнулись и снова опустились, пламя факела затрепетало в потоке воздуха, и по стенам заплясали причудливые черные тени.

– Во имя Аллаха, следи за девчонкой. – Голос Графтона звучал хрипловато, но он хорошо владел собой. Казалось, он снова ощущал себя на коне. – Если отпустишь ее, нам обоим крышка. Бог свидетель, Джон, я очень сожалею о том, что произошло, но это чистая правда – то, что Халида убила старуху и из-за нее мы сели в эту лужу, но неужели ты считаешь, что я нарочно ударил бы девчонку, если бы она не бросилась на меня с ножом? Вот что я думаю. Лучше нам поскорее выпутаться из этого дела, пока оно не зашло слишком далеко. Поэтому держи хвост пистолетом, и давай возвращаться к работе. И вот еще что. Полагаю, ты и сам догадываешься, что произойдет, если Насирулла заподозрит неладное. Нам нужно поскорее убрать тело и придумать предлог для Насируллы на случай, если он спросит, где сестра. Боже мой, – внезапно в голосе Графтона зазвучало неприкрытое раздражение, – да перестань ты пялиться на меня! Что сделано, то сделано, и не притворяйся, будто не скажешь мне спасибо, когда станешь свободен как ветер, с деньгами в кармане и при этом вокруг твоей шеи не будет обвиваться, как змея, смуглокожая чаровница! А для начала запри-ка эту девчонку, да поскорее, а то ее того и гляди вырвет прямо на нас. Запихни ее в ту же камеру, что и мальчишку, осталось уже недолго.

Да, он был прав, я чувствовала себя неважно. Поддерживаемая Джоном Летманом, я с трудом доковыляла до красного лакового кресла, но, едва он выпустил мою руку, колени мои подкосились, и я рухнула в кресло, пытаясь подавить мерзкую тошноту, которая ледяными волнами подкатывала к горлу. Меня бросало то в жар, то в холод, я обливалась потом и стучала зубами, по коже бегали мурашки. Сквозь приступы тошноты я улавливала, что где-то неподалеку идет сердитая перебранка, и пыталась вникнуть в смысл. Я не расслышала, что сказал Джон Летман, но Графтон отреагировал на удивление бурно.

– Что? Что за чертовщина?

– Я как раз шел затем, чтобы сказать вам. Мальчишка сбежал.

– Не может быть!

– Это так. Его нет. Ушел. Никаких следов.

На миг я выплыла из липкой тошноты.

– Молодчина Чарльз, – сказала я.

– Значит, – продолжал Джон Летман, – через час-другой он явится сюда во главе всей полиции, какую сумеет найти в округе.

– Явится сюда? – Графтон налетел на него, как молния. – Ты хочешь сказать, он сбежал совсем… его нет во дворце?

– Наверно. Я нашел Хассима без сознания, главные ворота распахнуты. Должно быть, он не знал, что девчонка у нас, иначе…

– А ты тут прохлаждаешься, чертов дурень, тратишь время на пустяки! – Именно так, видимо, в глазах Графтона классифицировалась смерть Халиды. – Давно он удрал?

– Пожалуй, недавно. Разбил по дороге кувшин с водой, наступил в лужу, и, когда я пошел вас искать, следы были еще мокрые.

– Выпусти собак, – рявкнул Графтон. – Пошевеливайся! Он наверняка пошел к деревне, он не мог уйти далеко. Они легко его догонят, и можешь сообщить Насирулле, что нам не важно, в каком именно виде они его нам доставят.

– Может быть, собаки его и не тронут. Помните, я говорил…

– Ну и что с того? Разве не видишь, что мы сможем одним ударом убить двух зайцев – отправить Насируллу с собаками из дворца, а сами тем временем спрячем концы в воду. Собаки все равно найдут мерзавца, а если у Насируллы будет ружье… Мальчишку надо остановить, ты меня понял? Надеюсь, Хассим уже очухался? Иди, поторапливайся, оставь мне эту сучку, я сам ею займусь. И возвращайся поживее, у нас еще полно дел в подвале.

Джон Летман повернулся, чтобы уйти, но я схватила его за рукав.

– Ради бога, не оставляйте меня с этим негодяем! Разве не видите, что он совсем сошел с рельсов? Сначала Халида, теперь Чарльз… а вы сами – разве не видите, что у вас нет шансов спастись? – Я схватила его за локоть и встряхнула. С тем же успехом я могла обращаться с мольбой к зомби. – Послушайте, я знаю, что вы делаете только то, что он вам прикажет! Вы не имеете никакого отношения к смерти Халиды! Если вы дадите Чарльзу уйти и отпустите меня, клянусь, я буду защищать вас, я скажу…

– Живей, – бросил Графтон.

Джон Летман вырвался из моих рук и исчез.

Графтон отрывисто кивнул мне:

– Пошли. Пора.

– Куда?

– Обратно в клетку, моя птичка.

Я вцепилась в подлокотники лакового кресла так, что пальцы побелели.

– Туда, где она? Не пойду.

– Да нет же, не туда, там у нас дела, разве не слышала? На сей раз тебя ждет настоящая тюрьма, но не думай, что тебе удастся оттуда выбраться. Такой номер может пройти только у твоего кузена.

Цепляясь за подлокотники, я медленно поднялась на ноги. Тошнота прошла, голова больше не кружилась, я довольно крепко держалась на ногах, но, должно быть, мой вид говорил о том, что со мной по-прежнему можно не считаться, потому что Графтон, очевидно, уже выбросил меня из головы, перескочив на другую, более важную мысль.

– Пошли, не заставляй меня ждать. Пошевеливайся.

Тут я и пошевелилась. Я неожиданно вскочила, тяжелое кресло отлетело вбок и покатилось по мраморным плиткам на полу, отгородив меня от Графтона. Я бросилась бежать в противоположную сторону, к кровати. Вверх по лесенке, через помост… я вскочила на кровать и схватила со стены ружье.

Я обернулась, нетвердо стоя на ногах на мягкой постели, уперлась плечом в стену – и не успел Графтон пройти и трех шагов вслед за мной, как я уже целилась прямо ему в грудь.

Я понятия не имела, заряжено ли ружье. Скорее всего, нет, но Генри Графтон тоже не знал этого наверняка. А чтобы идти грудью против нацеленного на тебя ружья, нужно иметь твердую уверенность в том, что оно не заряжено. С ружьем шутки плохи.

Как я и рассчитывала, Графтон остановился.

– Брось эту штуку, оно не заряжено.

– Откуда вы знаете?

– Знаю.

Снаружи, во дворе, отчаянно залаяли собаки. Наверное, Насирулла спускал их с поводка в тщетной надежде, что они поймают Чарльза. Я рассмеялась Генри Графтону в лицо.

– Тогда идите, хватайте меня, – пригласила я.

Он не шелохнулся. Я снова засмеялась и, держа ружье на изготовку, оперлась рукой на стену, чтобы не упасть, и спустилась с кровати.

Но тут на меня снова нахлынул жар, накатила волна горячей, удушающей тошноты, я вспотела, дыхание перехватило. Я ухватилась за складки гобелена и повисла, едва сознавая, что позабытое ружье медленно опускается наперевес, что Графтон, мгновение поколебавшись, шагнул ко мне, что во дворе громко лают собаки, что кто-то кричит.

Я собралась с силами. Но было поздно. Графтон кинулся на меня. Он выхватил ружье из моих ослабевших рук, заглянул в пустой магазин, пинком зашвырнул его под кровать и, размахнувшись, изо всех сил ударил меня по щеке. Я растянулась на кровати, и в тот же миг из-под одеяла, как ракета, с яростным шипением выскочила серая кошка. Она проскользнула в сантиметре от меня и всеми волосками до единого проехалась мне по лицу.

Я завизжала что есть мочи. Графтон что-то заорал и попытался схватить меня, но я уже очутилась по ту сторону страха. Захваченная в тиски моего собственного ночного кошмара, я сражалась даже не с самой кошкой, а со своим ужасом перед ней. Я метнулась на противоположный край кровати и отчаянно замолотила руками и ногами.

Снаружи, в саду, поднялся чудовищный переполох. Кто-то орал хриплым голосом, скребли по мрамору когтистые лапы бегущих собак, пронзительный вопль перепуганной кошки потонул в бешеном лае борзых, почуявших добычу. Кошка, шипя, серой молнией метнулась обратно в комнату, следом за ней с громким лаем ворвались салюки, волоча на ошейниках остатки сломанного смычка, на котором их удерживали парой. За ними, чертыхаясь, вбежал Насирулла.

Кошка вспрыгнула на занавеси над кроватью. Борзые заметили это и ринулись за ней. Тяжелое кресло отлетело в сторону, грохнулось об стол и опрокинулось; из разбитой лампы широкой дугой выплеснулся керосин. Пламя взметнулось, как молния. Графтон завопил, схватил с кровати одеяло, соскочил с помоста, увернувшись от собак, поскользнулся в горящем керосине и упал, сильно стукнувшись головой о каменный край стола. Кошка, подобно серебристой птице, сиганула надо мной в раскрытое окно и была такова.

Все это произошло в считаные секунды. Языки пламени взметнулись, затрепетали, нащупали занавески над кроватью, лизнули их и пошли плясать, поглощая тонкую ткань своим пылающим чревом. Я скатилась с кровати, высвободилась из занавесок и метнулась в приветливый сумрак коридора. Последнее, что я увидела, прежде чем у меня за спиной опустился гобелен, был юноша-араб, наклонившийся, чтобы оттащить Графтона к противоположной двери.

Борзые выскочили следом за мной. Сафир, поскуливая от страха, кое-как выпутался из гобелена и кубарем скатился по лестнице. Когда собаки были уже у подножия лестницы, я захлопнула дверь и помчалась за ними.

– Сюда! – запыхавшись, окликала я их. – Сюда! За мной!

И мы мчались по коридору, сквозь неподвижный воздух, где уже запахло дымом, обогнули поворот, пробежали мимо кладовки, где лежала несчастная Халида, – и наконец вот она, дверь покоев принца.

Руки у меня тряслись, и собаки, подскакивая от страха, дважды нетерпеливо отпихивали меня, прежде чем я сумела отодвинуть непокорный засов. Дверь открылась, и мы вышли. Массивная дверь подалась легко и бесшумно. Может быть, пробка мертвого воздуха задержит распространение огня. Я захлопнула дверь и снова задвинула засов. Потом обернулась – и обнаружила, что огонь уже выбрался наружу…

По крайней мере, так мне показалось в первый момент. С замиранием сердца я увидела, что наружный коридор залит ярким мерцающим светом. Потом я поняла его происхождение. Этот коридор тоже осветили для ночной работы. В старинных скобах по обе стороны княжеских дверей торчали самодельные факелы, которые вспыхивали неровным коптящим пламенем. Наверно, отсюда и исходил тот самый дым, запах которого я ощущала в коридоре.

Я в нерешительности остановилась, хватая ртом дымный воздух, а собаки тем временем поскуливали, дрожали и жались к моим ногам. Вскоре должен прийти караван, и, скорее всего, он подойдет к задним воротам. Однако Халида говорила, что задняя дверь заперта и ключа в ней нет. Значит, караван ждут у главных ворот. Надо рискнуть.

Я побежала по коридору направо и, спотыкаясь, преодолела ярдов двадцать по щербатым, плохо освещенным камням, как вдруг Сафир снова заскулил, и я услышала, что впереди, в главном дворе, раздаются громкие сбивчивые крики. Я застыла как вкопанная. Да, наверняка там собрались они все – Графтон, Летман, Насирулла, Хассим. Если бежать туда, я попаду прямо к ним в лапы. Мало того, если они питают хоть малейшую надежду спасти свой драгоценный груз, то с минуты на минуту ринутся прямо в мой коридор. А когда весь этот прогнивший дворец будет полыхать, как пучок соломы, я готова дать голову на отсечение, что любой из них, кто доберется до меня, первым делом швырнет меня прямо в огонь.

Я побежала обратно, к лестнице, ведущей в сераль.

Дверь легко подалась, и мы выскочили наружу. В тот же миг нас бархатным одеялом окутала темнота, душная, безмолвная, пугающая. Я захлопнула дверь и неуверенно сделала пару шагов, потом споткнулась о нижнюю ступеньку и упала, ушибив голень. Один из псов прижался к моей ноге и жалобно заскулил. Горячая кожа под шелковистой шерстью подрагивала. С другой стороны мне в бок уткнулась узкая собачья морда. Я ощутила под пальцами ошейник и поднялась на ноги. Держась одной рукой за ошейник, а другой нащупывая перила на наружной стене лестницы, я принялась кое-как пробираться по винтовой лестнице.

– Ну, друзья, показывайте дорогу, – шептала я.

Собаки рвались вперед так рьяно, что я поняла: они хорошо видят даже в такой темноте. Я спросила себя: может быть, они чувствуют запах воды? Мне казалось, я сама ощущаю его. Мысль о гигантской водяной линзе, лежащей прямо над головой, больше не пугала; сверкающая, прохладная, вода обещала спасение. Вцепившись в ошейник могучего пса, хватаясь левой рукой за невидимые минареты, кипарисы, певчих птичек на деревьях, я с трудом, задыхаясь, поднималась по винтовой лестнице. Наконец собака, прыгнув вперед, толкнула расписную дверь, та распахнулась, и мы, все трое, выскочили в прохладный ночной воздух. В саду было светло как днем.

Но в ночном воздухе стоял запах дыма, а свет был золотисто-красным, мерцающим. Вслед за собаками я сбежала по лестнице, ведущей из павильона, и остановилась у самого берега.

Огонь охватил все сооружения дворца к западу от озера. Старое прогнившее дерево, сухое, как порох, мгновенно заполыхало на ночном ветру, и, пока я в страхе и отчаянии взирала на пожар, с крыши одного из сараев взвился сноп искр, длинный и яркий, как хвост кометы. Он перелетел через озеро и рассыпался вдоль аркады на восточном берегу, возле окна, через которое не так давно пробирался Чарльз. Аркада вспыхнула.