Не знаю, долго ли я стояла на продуваемом всеми ветрами холме, глядя на пустое дорожное полотно, где только что виднелся белый автомобиль. Мне казалось, что вакуум, оставшийся на месте исчезнувшей машины, втянул меня в жаркую бурлящую воронку, а потом, покрутив, швырнул, оглушенную, в пыль.

Наконец я взяла себя в руки и попыталась разглядеть, далеко ли успел уехать Хамид.

Он стоял у второго сирийского шлагбаума и протягивал в окно бумаги – наверное, документы на автомобиль. Дежурный пограничник забрал их, просмотрел и вернул Хамиду. Перешла из рук в руки пачка купюр. Мгновение спустя шлагбаум поднялся, машина тронулась с места и, наращивая скорость, помчалась по дороге. Вскоре она исчезла из виду позади обрывистого утеса.

По моим подсчетам, Хамид отставал от «порше» не более чем на четыре минуты. В считаные секунды его лимузин выскочил на прямой отрезок дороги, ведущий к мосту. Хамид нажал на тормоза. Взметнув продолговатое, как гриб, облако пыли, тяжелая машина остановилась у самого края крохотной рощицы. Хамид вышел из машины, тотчас же понял, что рощица недостаточно густа, чтобы в ней мог укрыться «порше», и обернулся к югу, прикрыв ладонью глаза от солнца. Спустя секунду-другую он вскочил обратно в машину, захлопнул дверцу и, промчавшись, в свою очередь, через мост, скрылся из виду за поворотом извилистой дороги.

Нетрудно было понять, что он заметил впереди на дороге белый автомобиль. И оставалось только гадать, сколько времени ему понадобится, чтобы догнать моего кузена. Мне подумалось, что профессиональный шофер, знающий дорогу как свои пять пальцев, сумеет без труда наверстать те несколько минут, на которые Чарльз опередил его, и даже скомпенсировать разницу в мощности между городским автомобилем и спортивным «порше». Четыре минуты на хорошей дороге – фора немалая, но если бы Чарльз всерьез куда-то спешил, он бы не стал терять столько времени на стоянку в рощице. Мой кузен резко рванулся с места всего лишь потому, что у него было прекрасное настроение, и теперь он, скорее всего, не торопясь катит в Дамаск, любуясь дикими штокрозами на склонах Джебель-Шейх-Мандура.

Я села возле ракитника, благоухающего диким медом, и принялась за ланч. Помимо рулетов с мясом в отеле мне дали бумажный пакетик с черными маслинами, кусок мягкого белого сыра и какие-то мелкие конвертики из теста, похожие на равиоли, с начинкой из ароматной колбасы с пряностями. Когда я как следует подкрепилась и принялась за персик, внизу на дороге почти не осталось транспорта, если не считать очередного автобуса, на сей раз направлявшегося на юг. Пограничник у ворот, очевидно, отправился вздремнуть после обеда. Я посмотрела на часы. Половина второго. И на дороге по-прежнему не видно ни Хамида, ни возвращающегося Чарльза.

В два часа они так и не появились. И в половине третьего тоже.

В придачу мне, даже среди цветов на уютном склоне горы, не приходилось и мечтать о сиесте. Двое арабских юнцов, которые лениво прогуливались вокруг здания таможни, посовещались, ухмыляясь и пихая друг друга локтями, – я сделала вид, что не замечаю их намерений, – решили наконец подойти и завязать со мной разговор. Скорее всего, ими двигало не более чем простое любопытство, но, поскольку их словарный запас в американском английском ограничивался всего тремя-четырьмя словами, а я совсем не знала арабского, они, все так же ухмыляясь, лишь бродили вокруг меня и пялились. В конце концов у меня не выдержали нервы, я в раздражении вскочила на ноги и принялась собирать вещи.

Мне кажется, я понимала, что произошло. Хамид неверно истолковал мою мимолетную вспышку раздражения, вызванную непредвиденной задержкой, и решил, что я до глубины души разозлилась на бедного Чарльза. Там, где я увидела всего лишь досадное недоразумение, он вообразил серьезную проблему. Одно из двух: либо Хамид до сих пор целеустремленно следует за «порше», либо какие-то непредвиденные обстоятельства задержали ту или другую машину на обратном пути. И если я буду ждать дальше и ни одна из машин не вернется, то я не сумею вовремя попасть в Бейрут и зайти в Управление национальной безопасности уладить недоразумение с визой, и тогда уже ничего не поделаешь.

Поэтому я решила отправиться в Бейрут, не откладывая. Внизу на дороге остановился автобус с табличкой «Баальбек». Один из юнцов, хитро косясь, присел в ярде от меня на пыльный валун и в двадцатый раз произнес: «Нью-Йорк? Лондон? Мисс?» – а затем отпустил какое-то замечание по-арабски, после которого его приятель покатился от хохота, но я не стала ждать продолжения, подхватила сумочку, вежливо попрощалась с мальчишками и зашагала вниз по склону холма.

В тени машины лежал знакомый тощий пес. Он приветливо, как бы узнавая меня, но, как мне показалось, без особой надежды шевельнул хвостом. Проходя мимо, я положила на землю у него перед носом остатки мясного рулета. Пес схватил подношение и поспешил убраться с пути двух юнцов, которые спускались по склону вслед за мной. Возле автобуса на жаре томилась толпа пассажиров, бесстрастно взирая, как таможенники перебирают груду домашнего скарба, достойную библейского Исхода. Пограничник без малейшего энтузиазма просматривал документы. Офицер у шлагбаума пропустил очередную машину и снова погрузился в безмятежный сон. Казалось, никому ни до чего нет дела. Даже юнцы оставили попытки познакомиться со мной.

Я вошла в барак. Меня встретил слегка остекленевший и в высшей степени неприветливый взгляд оливково-смуглого пограничника за стойкой. Я потратила добрых десять минут на то, чтобы найти в толпе человека, который сумел бы мало-мальски сносно перевести мои слова с английского на арабский, и наконец приступила к расспросам.

– Автобус, – спросила я, – во сколько он прибудет в Баальбек?

– В половине четвертого.

– А будет автобус отсюда в Бейрут?

– Да.

– В котором часу?

– В пять. – Пограничник пожал плечами. – Может быть, немного позже. Прибывает в Бейрут в шесть.

Я задумалась. До Баальбека придется сделать большой крюк в сторону, но там нетрудно будет найти автомобиль и вернуться в Бейрут короткой дорогой через горы. Таким образом, я прибуду на место гораздо раньше весьма сомнительного пятичасового автобуса. Как бы то ни было, у меня не было ни малейшего желания торчать здесь еще два часа. Уж лучше добираться автобусом.

– Скажите, в Баальбеке я сумею нанять такси или хотя бы взять напрокат машину без водителя?

– Конечно. – Однако при этих словах пограничник почему-то пожал плечами. – Понимаете, время позднее, уже конец дня, но все-таки…

– Где я смогу найти такси?

– Возле храмов или на главной улице. Или спросите в отеле «Адонис», рядом с автобусной остановкой.

Я вспомнила отель «Адонис». В день посещения Баальбека, в пятницу, наша группа остановилась там на ланч, и метрдотель, насколько я помнила, неплохо говорил по-английски.

– Где в Бейруте располагается Управление национальной безопасности? – спросила я.

– На Рю-Бадаро.

– В котором часу оно закрывается?

На этом разговор застопорился.

– В час дня, – был первый ответ.

Я отчаялась. Кто-то в толпе выдвинул еще одну версию:

– В пять часов.

Третий слушатель пояснил:

– Открывается снова в пять и работает до восьми.

– Нет, нет, до семи, – поправили его.

– Кто его знает?

Общее пожатие плечами.

Поскольку последняя версия была, по-видимому, самой точной, я прекратила расспросы, добавив напоследок:

– Если вернется мой шофер или еще кто-нибудь спросит обо мне, передайте, что я поехала в Управление национальной безопасности на Рю-Бадаро в Бейруте, а потом отправлюсь к себе в отель, в «Финикию». Буду ждать там. Compris?

Пограничники подтвердили, что все было compris, поэтому я оставила их в покое, поблагодарила всех присутствующих и вышла.

Мотор автобуса яростно ревел, из выхлопной трубы вылетало облачко черного дыма. Времени не оставалось более ни на что, кроме как взглянуть на дорогу – не покажется ли там белый «порше» или черное такси. Я села в салон. Шесть секунд спустя автобус, трясясь, грохоча и воняя сажей, помчался к Бар-Элиасу, чтобы через долину Бекаа попасть в Баальбек.

Поездка была утомительной. Когда я окончательно выбилась из сил, автобус наконец сжалился и притормозил на жаркой пыльной улочке в двух шагах от развалин храма, прямо перед роскошным порталом отеля «Адонис».

Я выбралась из автобуса и расправила юбку, чувствуя, как из ее складок стаями выскакивают блохи. Автобус развернулся и уехал, пассажиры разбрелись по площади, в воздухе медленно растаяли вонючие клубы черного дыма. Улица была пуста, если не считать припаркованного у обочины огромного черного лимузина. Позади автомобиля нелепым контрастом возвышался высокомерный белый верблюд, которого держал под уздцы оборванный араб.

Внезапно араб подскочил ко мне и пронзительным голосом заверещал что-то по-арабски, перемежая свою речь отдельными английскими словами. Из его речи я поняла, что за ничтожную сумму в пять английских фунтов или чуть больше он предлагает мне покататься на своем великолепном верблюде. Я с трудом отбилась от араба, с ходу отклонила его предложение позировать мне для фотоснимка всего за десять шиллингов и взбежала по лестнице в отель.

С удовольствием я обнаружила, что метрдотель не удалился, как можно было ожидать, на сиесту, а находится в вестибюле. Я нашла его в маленьком, усыпанном гравием дворике, который служил ресторанным садом. Метрдотель с каким-то незнакомцем сидел за столиком под соснами и потягивал пиво. Это был невысокий круглолицый араб с тоненькой черточкой усов, с ног до головы увешанный побрякушками из бейрутского золота. Его спутник, на которого я поначалу не обратила особого внимания, казался похожим на англичанина.

Метрдотель поднялся и поспешил мне навстречу.

– Мадам… мадемуазель! Вы снова у нас? Но если не ошибаюсь, ваша группа уехала из Ливана?

– О боже, неужели вы меня узнали! – воскликнула я.

Метрдотель поклонился и, всем своим видом выражая радость, поцеловал мне руку. Можно подумать, я провела по крайней мере месяц в лучших апартаментах отеля со всеми удобствами, а не остановилась с группой на ланч несколько дней назад, чтобы купить всего-навсего стакан прохладительного напитка.

– Ну и память у вас! Я бы предположила, что к вам каждый день приезжает так много туристов, что вы, наверно, не успеваете даже разглядеть их всех как следует.

– Разве я мог забыть вас, мадемуазель! – Метрдотель поклонился с такой галантной улыбкой, что без единого обидного намека сумел убедить меня, что говорит искренне. Потом откровенно добавил: – Понимаете, я работаю здесь всего лишь с начала сезона и поэтому помню всех моих гостей. Присядьте, пожалуйста. Присоединяйтесь к нам, будем очень рады.

Но я покачала головой:

– Нет, большое спасибо. Я хотела спросить у вас кое о чем. Сегодня я здесь одна, без группы. Мне нужна помощь, потому я и решила обратиться к вам.

– С удовольствием поможем. Расскажите, в чем ваша проблема. Сделаем все, что в наших силах.

Метрдотель, несомненно, говорил искренне, но, едва я объяснила ему, в какую попала переделку, и поинтересовалась, нельзя ли нанять автомобиль, лицо его, к моему разочарованию, горестно вытянулось. Метрдотель развел руками.

– Готов сделать все, что в моих силах… но час уже поздний, все здешние машины к этому времени давно заняты и разъехались. Могу посоветовать вам попытаться поискать машину у храмов… Вы говорите по-арабски?

– Нет.

– Тогда я пошлю служащего вам на помощь. Может быть, там еще остались машины. Если же нет… я попробую разыскать что-нибудь для вас. Спрошу у друзей… Дело срочное?

– Да, мне бы хотелось попасть в Бейрут как можно скорее.

– Тогда, мадемуазель, пожалуйста, не беспокойтесь. Разумеется, я сделаю для вас все, что в моих силах. Мне лестно, что вы сочли возможным обратиться за помощью ко мне. Я бы сам сделал для вас нужные звонки, но мне, к сожалению, всего десять минут назад пришлось разыскивать машину для одного из наших гостей, и это, признаюсь, оказалось нелегко. Но я смогу попробовать еще раз минут через двадцать или через полчаса.

– Простите, – вмешался в разговор его спутник. Я совсем забыла о нем и удивленно обернулась. Англичанин поставил бокал с пивом на стол и поднялся. – Я невольно подслушал ваш разговор. Если вам в самом деле нужно срочно попасть в Бейрут, я охотно помогу. Я тоже еду в Бейрут и с удовольствием подвезу вас.

– О, благодарю вас…

Я онемела от неожиданности, но тотчас же вмешался метрдотель. В его голосе звучало радостное облегчение:

– Разумеется, это было бы прекрасно! Замечательная мысль! Разрешите вас представить. Мадемуазель, это мистер Ловелл. К сожалению, не знаю вашего имени…

– Мэнсел. Мисс Мэнсел. Рада познакомиться, мистер Ловелл.

– Очень приятно.

Он говорил по-английски без акцента, произношение выдавало человека образованного. Это был полноватый мужчина лет сорока, чуть ниже среднего роста. Лицо его загорело на солнце так, что казалось оливково-смуглым, как у араба, темные волосы на лбу начали редеть. Он был одет в добротный легкий светло-серый костюм и шелковую рубашку, глаза прятались под стеклами темных очков в тяжелой оправе. Было в нем что-то неуловимо знакомое, и мне подумалось, что, должно быть, мы где-то уже встречались.

В тот же миг, когда эта мысль пришла мне в голову, мистер Ловелл с улыбкой подтвердил ее.

– Собственно говоря, мы уже встречались, хотя и не были представлены. Вряд ли вы это запомнили.

– Боюсь, я и вправду не запомнила, хотя мне тоже кажется, что мы уже виделись. Напомните, пожалуйста, где и когда.

– На прошлой неделе в Дамаске. Если не ошибаюсь, в среду… или же в четверг? Да, действительно, в четверг утром, в Главной мечети. Вы были там с туристской группой, верно? Пока вы, милые дамы, любовались коврами, мы поговорили с вашим гидом, затем ему пришлось вмешаться в какой-то незначительный международный инцидент, и мы с ним обменялись еще парой слов. Вы наверняка не помните. Но расскажите, соизволила ли та дородная леди в конце концов расстаться со своими босоножками?

Я рассмеялась:

– Ах, так вот что вы имели в виду под «международным инцидентом»! Да, она согласилась разуться и даже признала, что была бы недовольна, если бы вся эта толпа гуляла по ее личным коврам в уличной обуви. Ну и сцена была, правда? Мне показалось, что я узнала ваш голос. Значит, вот оно в чем дело.

– Сегодня вы здесь без группы, сами по себе?

– Да. Собственно говоря, со мной не произошло ничего исключительного, но именно поэтому я брожу здесь в тоске и ищу машину. Вы в самом деле едете прямо в Бейрут?

– Без сомнения. – Квадратной ухоженной рукой мистер Ловелл указал на машину, припаркованную у края площади возле садовой ограды. Я разглядела черный «рено». Возле машины неподвижно стоял араб в национальном платье и белой куфии. – Буду очень рад, если смогу быть полезен. Я как раз собирался выехать через несколько минут. Разумеется, если вы желаете задержаться и сначала полюбоваться городом, то, наверное, немного позже вам захочется разыскать такси, и мистер Наджар, я уверен, с удовольствием вам поможет. – Мистер Ловелл улыбнулся. – В любой другой день я и сам был бы счастлив показать вам город, но сегодня, прошу меня извинить, у меня назначена деловая встреча, которую я не могу отменить. Поэтому отправляюсь в путь не откладывая.

– Очень любезно с вашей стороны, я с удовольствием поеду с вами, – ответила я. – Я уже видела Баальбек, в пятницу, когда была здесь с группой, и очень хочу как можно скорее прибыть в Бейрут.

– Тогда пойдемте.

Метрдотель проводил нас до машины. Шофер-араб услужливо распахнул заднюю дверь, мистер Ловелл подал мне руку, что-то сказал шоферу по-арабски и сел рядом со мной. Мы распрощались с метрдотелем, и машина тронулась.

Шофер искусно вел машину по узким улочкам, потом, свернув на шоссе, ведущее к Бейруту, прибавил скорость. Несколько минут спустя остались позади последние домики, спрятавшиеся среди зелени садов. Направо от нас, насколько хватало глаз, тянулись бесконечные холмы и долины, залитые ослепительным сиянием послеполуденного солнца. В открытое окно вливался прохладный свежий воздух. Я блаженно откинулась на спинку сиденья.

– О, какое счастье очутиться в машине после этого кошмарного автобуса! Вам случалось ездить в местных автобусах?

Мистер Ловелл рассмеялся:

– Нет, слава Аллаху. Бог миловал.

– Должна вас предупредить: держитесь от меня подальше, пока я не приму ванну.

– Рискну ослушаться. Где вы остановились в Бейруте?

– В отеле «Финикия». Но не беспокойтесь об этом, подбросьте меня до любого места, куда вам удобно, а дальше я возьму такси.

– Никаких хлопот, мне по пути.

– Большое спасибо, но дело в том, что сначала мне нужно заехать на Рю-Бадаро. Я не знаю, где это. Вы не подскажете?

– Да, разумеется. Это даже упрощает дело, мне тоже нужно в ту сторону. Рю-Бадаро пересекается с одной из центральных улиц, ведущих к площади, на которой стоит Национальный музей. Если мы на въезде в город свернем на одну из боковых улиц, то как раз попадем туда. Там я вас и высажу.

– Огромное спасибо.

В голосе мистера Ловелла не звучало ни малейших следов любопытства. Когда я упомянула Рю-Бадаро, он кинул на меня быстрый взгляд, значения которого я не смогла разобрать под темными очками, и я подумала, что он, должно быть, знает, что там располагается Управление национальной безопасности, но либо ему все это безразлично, либо он слишком хорошо воспитан, чтобы задавать вопросы о моих делах. Он ограничился тем, что спросил:

– Что случилось с вашей группой?

– О, дело совсем не в том, что я от них отстала! Я попала в затруднительное положение и была вынуждена обратиться к вам за помощью только потому, что у меня оказалась не в порядке виза, а моя машина уехала… То есть были веские причины, по которым мне пришлось отослать машину в Дамаск, хотя это означало, что мне придется добираться в Бейрут своим ходом. Группа улетела домой в субботу, и в некотором роде тут и кроется причина всех бед.

Я вкратце объяснила мистеру Ловеллу, что произошло с моей визой.

– Понимаю. Ужасная нелепость. Наверное, вам нужна новая виза? Правильно ли я понял, что на Рю-Бадаро вам нужно посетить Управление национальной безопасности?

– Да. – Я невольно бросила обеспокоенный взгляд на часы. – Вы, случайно, не знаете, до которого часа они работают?

Мистер Ловелл ответил не сразу. Сначала он тоже бросил взгляд на наручные часы, потом склонился и что-то сказал по-арабски водителю. Огромный автомобиль плавно прибавил скорость. Мистер Ловелл улыбнулся мне:

– Вы успеете вовремя. Как бы то ни было, может быть, я сумею вам помочь. Не волнуйтесь.

– Вы? Вы хотите сказать, что знаете там кого-то?

– Можно сказать и так. Теперь я понимаю, в чем причина ошибки. Ничьей вины тут нет, и вряд ли у вас будут сложности с получением новой визы. Просто придется заплатить еще полкроны и подождать, пока они заполнят пару-другую документов в трех экземплярах, вот и все. Поэтому отдохните немного, пока мы едем. Обещаю, все будет в порядке. А если хотите, я пойду с вами и помогу.

– Правда? Поможете? То есть… если у вас есть время… Чрезвычайно любезно с вашей стороны! – От радостного волнения я даже начала заикаться.

– Не стоит благодарности, – безмятежно сказал мистер Ловелл. – Курите?

– Нет. Впрочем, иногда. Спасибо, пожалуй, покурю. Это турецкие сигареты?

– Нет, «Латакия» – лучший сирийский табак. Смелей, попробуйте.

Я взяла сигарету. Мистер Ловелл поднес зажигалку. Шофер, который до сих пор не произнес ни слова, тоже затянулся. Мистер Ловелл зажег сигарету для себя и откинулся на спинку сиденья возле меня. Зажигалка у него, как я успела заметить, была золотая, марки «Фламиния», и портсигар тоже из золота. Запонки на шелковых манжетах были сделаны из литого золота и искусно украшены тонкой гравировкой. Да, мистер Ловелл, несомненно, человек состоятельный и в высшей степени самоуверенный. Может быть, важная персона? Судя по надменному виду, не исключено. Я спросила себя, не могло ли оказаться так, что я по чистой случайности завела в Бейруте то самое «полезное знакомство», на котором настаивал папа. Похоже, теперь у меня не будет хлопот с визой и с Управлением национальной безопасности.

Мистер Ловелл молчал и, полуобернувшись, глядел в окно. Мы еще немного покурили в тишине. Могучий автомобиль бесшумно катил на юго-запад, без малейших усилий преодолел крутой перевал Ливанского хребта и устремился вниз, туда, где в долине раскинулись многоэтажные кварталы Бейрута. Мне нравилось сидеть в тишине и ни о чем не думать, воспользовавшись ненадолго выпавшей передышкой, пока автомобиль плавно несет меня вперед, туда, где мне снова придется что-то предпринимать и напрягать силы. Но и эти предстоящие усилия станут для меня легче благодаря помощи вежливого, компетентного мистера Ловелла.

И только в ту минуту, когда я, расслабившись, ощущала, как звенящее, словно тонкая тетива, напряжение покидает мое тело, как ослабевают натянутые нервы, засыпают мышцы, плавятся, словно сладкий ирис, усталые кости, только тогда я поняла, до чего измотало меня чудовищное нервное напряжение, до какой степени я бессмысленно, бесполезно взвинтила сама себя перед лицом опасности, которая существовала только в моем воображении. Я позволила Хамиду увидеть и почувствовать это нервное напряжение, он неверно истолковал его, и, таким образом, я по собственной вине осталась в одиночку выпутываться из неприятностей. Что ж, пока что мне это неплохо удается… а тем временем машина стремительно катит к Бейруту, в окно врываются горячие солнечные лучи, встречный ветер сдувает пепел с моей сигареты и уносит прочь клубы дыма, прозрачные, как шарфики из голубого нейлона, и я блаженно поднимаю руку, чтобы стряхнуть с глаз эту невесомую голубую дымку, потом роняю руку на колени ладонью вверх и безмятежно, бездумно откидываюсь назад.

Мой спутник, на первый взгляд такой же расслабившийся, как я, оторвался от созерцания видов, проплывавших за окном машины. Сразу за обочиной крутой горный склон уходил вниз широким откосом, где среди зеленой травы белели бесчисленные камни. Внизу темнел свежей зеленью лес и сверкал бегущий ручей. Вдали, за ручьем, обрамленным полоской лесов, склон снова поднимался. На ступенчатых террасах были разбиты поля, зеленые, бледно-желтые и темно-золотистые. Выше них опять тянулись каменистые пустоши, пронизанные сероватыми ниточками снегов. Вдоль обочины мелькали, уносясь вдаль, стройные тополя, размеренные, как телеграфные столбы. Их голые ветви кружевным узором вырисовывались на фоне далеких снегов и жаркого синего неба.

– Боже милостивый!

Мистер Ловелл очнулся от дремотного созерцания, скинул темные очки, вытянул шею и, прикрыв глаза рукой, вгляделся в далекий склон горы.

– Что там такое?

– Ничего, ничего, просто красивый вид. И отнюдь не такой неуместный в здешних краях, как может показаться на первый взгляд. – Мистер Ловелл издал короткий смешок. – Романтика неисчерпаема – Гарун аль-Рашид, аравийские благовония, кровь на розах и тому подобное. Там, вдалеке, скакал на лошади араб с парой персидских борзых – салюки, слышали о них? Очень красивые создания. Как в сказке.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Я, пытаясь загасить окурок сигареты, возилась с пепельницей, вделанной в спинку переднего сиденья.

– А на руке у него для полноты картины непременно должен сидеть ястреб, – добавил мистер Ловелл. – Может быть, он и сидит, только издалека не могу разглядеть.

Я быстро подняла глаза:

– Как вы сказали? Всадник с двумя салюки? Здесь?

Разумеется, это простое совпадение. Мы находимся за много миль от Бейрута, по другую сторону от города, и до Дар-Ибрагима очень далеко. Всадником с двумя салюки никак не может быть Джон Летман. Однако совпадение было достаточно странным, чтобы насторожить меня. Я выпрямилась и сказала:

– Где? Можно посмотреть?

Чтобы взглянуть вниз по склону горы, мне пришлось почти перегнуться через мистера Ловелла. Он откинулся назад, чтобы не мешать, и показал на далекую точку на склоне намного ниже нас.

Автомобиль плавно скользил по внешней дуге крутого поворота. С противоположной стороны дорогу не ограждала ни стена, ни даже небольшая изгородь. За обочиной тянулась узкая полоска высохшей глины шириной всего в ярд, где между тополями росли кустики чертополоха. Сразу за ней земля обрывалась вниз. Я вгляделась.

– Ничего не вижу. Какой масти лошадь?

– Светло-гнедая. – Мистер Ловелл снова указал куда-то вниз. – Вон, смотрите, подъезжает к деревьям. Скачет быстро. Всадник в белом. Видите?

Я вгляделась туда, куда указывала его правая рука. Как только я склонилась ближе, левой рукой он скользнул мне за спину и крепко стиснул.

В первый миг мне подумалось, что он хочет поддержать меня, чтобы я не упала на крутом повороте. Потом его рука напряглась, и я, не веря себе, решила, что он неуклюже пытается ухаживать. Я напряглась и попыталась вырваться. Он, крепко вцепившись мне в левый локоть, удерживал меня, не давая пошевелиться. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Мое тело оказалось прижато к его боку, правая рука стиснута. Я не могла ею шевельнуть.

– Сидите смирно, и останетесь целы.

Он перешел на шепот. И тут я узнала его голос. И глаза, сверлившие меня уже не из-под стекол очков. И длинный нос, и оливковое лицо, казавшееся бледным в свете керосиновой лампы…

Но это было безумием. Даже предположение о том, что Джон Летман мог ускакать на лошади за сорок миль от дворца Дар-Ибрагим, само по себе казалось невероятным, но допустить, что моя двоюродная бабушка Гарриет, переодевшись в мужчину сорока с небольшим лет, сидит рядом со мной в машине и одной рукой стискивает меня мертвой хваткой, а в другой руке у нее что-то блестит…

Я завизжала. Шофер-араб даже не повернул головы. Он лишь снял руку с руля, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу под приборной доской.

– Что вы делаете? Кто вы такой?

Я пыхтела и извивалась, пытаясь вырваться из железных объятий. Машина качнулась, выехав на следующий поворот. Но помощи ждать было неоткуда. На дороге не было никого.

Вся эта картина – и стремительный бег автомобиля сквозь головокружительные повороты дороги, где с одной стороны темнел утес, а по другую разверзалось бездонное синее небо, бег, напоминавший полет птицы-глупыша сквозь пылающую пустоту полудня, и ослепительные вспышки света-тени от проносившихся мимо тополей, и бесстрастное молчание шофера-араба – все это сливалось в странный сказочный занавес, неведомым образом милосердно ограждавший меня от того кошмара, который казался невероятным. Этого не могло быть – и тем не менее это происходило со мной.

Мистер Ловелл ухмылялся. С расстояния в несколько дюймов его зубы казались уродливыми, как челюсти вампира из фильма ужасов. Он боролся, не выпуская меня из объятий, и надо мной моргали и поблескивали глаза тетушки Гарриет.

– Кто вы такой? – выкрикнула я, чувствуя, что вот-вот истерически разрыдаюсь.

И он, по-видимому, понял, в каком состоянии я нахожусь. Голос его зазвучал ровно. Теперь я сидела тихо, раздавленная, оцепеневшая.

– Вы ведь помните, я говорил, что мы уже встречались, но не были должным образом представлены. Разрешите представиться. Мое полное имя – Генри Ловелл Графтон. Оно вам о чем-нибудь говорит? Да, осмелюсь предположить, что говорит. А теперь сидите смирно, а то будет больно.

При этих словах его правая рука метнулась вниз, к моему обнаженному предплечью. Что-то укололо меня, ужалило и отпустило. Доктор Графтон опустил в пакет шприц для подкожных инъекций и улыбнулся, не выпуская меня из железных объятий.

– Пентотал, – сказал он. – В профессии врача есть свои преимущества. Мисс Мэнсел, в вашем распоряжении десять секунд.