Каик все еще оставался там, где и был, он неподвижно стоял в спокойных водах гавани. На мачте – якорный огонь, его отражение мерцало футом ниже уровня бортового киля. Еще один огонь побольше горел на железной треноге в конце пирса. Остальная часть гавани была темна, а в воздухе стоял сырой соленый запах воды.

Юный моряк Алкис, должно быть, покинул каик на ночь, потому что ялик больше не толкался в его борт. Он лежал рядом с пирсом у наших ног.

Мы рассматривали его в молчании.

Потом рядом с моим локтем вдруг, заставив меня вздрогнуть, раздался голос:

– Вы хотите покататься на лодке? – Это был мой знакомец, мальчик Георгий. – Я возьму вас!

Я еще раз взглянула на каик, спокойно стоящий в темноте. Стратос отправился ловить рыбу, Тони был в баре, Алкис, предположительно, ушел домой. На первый взгляд нам представлялась возможность, которую не стоило упускать… Но… с Георгием? Если бы предложил Алкис – другое дело. Это было бы достаточным доказательством, и мы бы могли отказаться, благополучно исключив одну из возможностей. Но отправиться сейчас и, может быть, и в самом деле обнаружить там Колина… в деревне… в эту вечернюю пору…

– Что он говорит? – спросила Фрэнсис.

Я сказала ей о предложении Георгия и о своих собственных соображениях.

– Боюсь, ты права. Нам придется подождать выяснения до завтра. Ведь если мы и правда найдем его на «Эросе», – легкий смешок, – нам останется только поднять якорь и полным ходом идти прочь, навстречу другому каику. Несомненно, именно так и поступил бы твой многоопытный друг, надо признать, что это один из случаев, когда возможности женщины ограниченны. Ты ведь, я думаю, не умеешь управлять такой штукой, верно?

– Верно, не умею.

– То-то же.

– Есть лодка с веслами, – заметила я, уже не питая никаких надежд.

Она иронически хмыкнула:

– Я так и вижу, как мы гребем на юг вдоль побережья Крита в кромешной тьме и пытаемся найти каик, который спрятан где-то в небольшой бухточке. Извини, но нам надо считаться с нашими женскими возможностями и подождать до завтра.

– Ты, как всегда, права, – вздохнула я. – Так я скажу Георгию, что мы хорошенько попросим Стратоса утром. – Я взглянула вниз на мальчика, который с широко раскрытыми глазами следил за нашим непонятным диалогом. – Большое спасибо, Георгий, но не сегодня. Мы попросим господина Алексиакиса завтра.

– Мы можем попросить его сейчас, – сухо сказала Фрэнсис. – Вот он едет… Ничего себе! А если бы мы с тобой сейчас на «Эросе» как сумасшедшие дергались у штурвала и снастей? Я думаю, Никола, лапочка моя, нам надо придерживаться более спокойных законных путей.

Тихое пух-пух-пух двигателя лодки четко разносилось в воздухе, когда она поворачивала к пирсу.

– Вот и он! – радостно объявил Георгий, прыгая на краю бетонной кромки, где он стоял на цыпочках. – Он ловил на гарпун! Теперь вы увидите большую рыбу – морского окуня! Наверное, он что-то поймал, а то не вернулся бы так скоро!

Я обнаружила, что слежу за приближением лодки с облегчением и не без иронии: теперь, по крайней мере, не возникало вопроса о героизме. Более того, он был ни к чему. Мы легко могли узнать то, что хотели. И не надо было ждать утра.

Нам даже просить не пришлось, это за нас сделал Георгий. Лодка с заглушенным мотором уже скользила вдоль пирса, и Стратос, весело нас поприветствовав, бросил Георгию веревку.

– Что поймали? – спросил Георгий.

– Я не бил гарпуном. Я обошел ловушки. А вы, милые дамы, все еще прогуливаетесь? Если не ошибаюсь, мисс Скорби? Здравствуйте! Я вижу, вы не теряете зря времени, знакомитесь с нашим огромным городом. Жаль, что вы не пошли со мной, вечер замечательный!

– Дамы хотели попасть на «Эрос», – сказал Георгий. – Вам отнести это?

– Нет. Я перегоню лодку к гостинице. Я приехал оставить на «Эросе» кое-какие снасти. – Он ловко стоял в раскачивающейся лодке, глядя на нас снизу вверх. – Вы на самом деле хотите осмотреть «Эрос»? Там нет ничего интересного, но если уж вы хотите… – И он сделал приглашающий жест.

Я засмеялась:

– Собственно, это Георгий хотел нас покатать. Посмотреть «Эрос», конечно, интересно, но давайте подождем до утра и тогда отправимся. Что вы поймали?

– Это скарос. Завтра попробуете. Очень хороший.

– Слышала, но никогда не пробовала. Вот этот? Как вы их ловите?

– Ставятся ловушки, почти такие же, как на омаров, кладется приманка из огородной зелени. И уверяю вас, эти рыбы вкуснее омаров, да и красивые тоже, верно? Вот, Георгий, можешь этого взять для матери… Как мальчишка догадался, что я вернусь этим путем?.. – Это уже с усмешкой и гримасой, когда Георгий убежал, схватив добычу.

– Так он вас ждал?

– А как же. Он все знает, этот ребенок. Он был бы находкой для Скотленд-Ярда. Вас не подвезти до гостиницы?

– Нет, спасибо, мы еще погуляем по деревне.

Стратос засмеялся:

– Ночной Айос-Георгиос? Вам не понадобится гид или телохранитель, а то я бы предложил свои услуги? Доброй ночи.

Он оттолкнулся веслом от пирса, и лодка медленно двинулась к безмолвной массе «Эроса».

Мы пошли обратно к домам.

– Это уже кое-что, – сказала я. – Каик ни при чем, и наше путешествие по деревне Стратоса тоже не волнует. Не смущает его и то, что этот малыш, Георгий, болтается вокруг день и ночь и треплется со мной на греческом без умолку. Стратосу наплевать на все на свете. Где бы ни был Колин, он не беспокоится, что его найдут…

– Нет, не беспокоится, – вот и все, что сказала Фрэнсис, и очень некстати: мы как раз проходили мимо освещенного дверного проема, и я увидела выражение ее лица.

Мое сердце болезненно сжалось – так сокращается кожа от прикосновения льда.

– Ты все время была уверена, что Колин мертв?.. – решилась я спросить наконец.

– Дорогая моя, – сказала Фрэнсис, – какой им резон оставлять его в живых?

Ночь стояла очень темная. Хотя было около полуночи, луна не появлялась, а звезды были закрыты облаками. Я позаимствовала у Фрэнсис синее поплиновое пальто и, натянув его, ждала наверху, на каменных ступеньках.

В доме Софии еще горел свет. И хотя я заставила себя признать правоту Фрэнсис в отношении Колина, однако внутренне все же была с ней не согласна и готова была всю ночь не спускать с Софии глаз, а если она выйдет из дома, последовать за ней. Но наступила полночь, и прошло еще с полчаса, а свет у нее продолжал гореть, хотя в доброй половине домов уже погасли огни.

Лишь в половине первого произошло небольшое изменение: светящаяся щель вокруг двери исчезла и появился свет за плотными занавесками спальни. Она засиделась допоздна, возможно дожидаясь Джозефа, а теперь, видно, собралась лечь спать. Но я оставалась на месте: если София не вышла из дома и со двора, значит на то была серьезная причина. Я дам ей еще несколько минут, а потом – что бы там ни говорила Фрэнсис – загляну в этот двор сама.

Я, как привидение, скользнула вниз по ступенькам, придерживаясь фисташковых деревьев, обошла открытое пространство, как вороватый кот. Пыль под ногами скрадывала звуки шагов, и я бесшумно проскользнула мимо ограды сада Софии, обогнула ее дом, вышла на узенькую тропку, которая с окраины деревни, пятляя, шла вверх, в сторону виноградников под скалой.

Тут, в стене позади дома, была и калитка во двор. За ней смутно вырисовывались очертания большого конуса печи для выпечки хлеба, большой поленницы дров в углу и сарая, прижавшегося к стене, идущей вдоль тропки.

Я боялась, не скрипнет ли калитка. Хотела осторожно положить на нее руку, но рука встретила пустоту: калитка была открыта.

Я замерла на минуту, прислушалась. Ночь была очень тихая. Из дома тоже ничего не было слышно. Ни одно из окон не выходило на эту сторону. Сердце у меня бешено колотилось, а во рту пересохло.

Что-то зашевелилось у моих ног. От неожиданности я чуть не вскрикнула, как вдруг поняла, что это всего лишь кот, тоже с какой-то столь же секретной, как у меня, миссией, но явно готовый приветствовать партнера по приключениям. Он тихо заурчал и начал тереться о мои лодыжки, но стоило мне нагнуться, как он выскользнул из-под моей руки и исчез.

Кажется, никому не было до меня дела. Я глубоко вздохнула, чтобы замедлить удары сердца, потом вошла в калитку.

Дверь сарая, по-моему, была справа. Я ощупью прошла туда, осторожно ступая среди всякого хлама.

Где-то за домом, по ту сторону площади, неожиданно распахнулась дверь, пролившийся свет сделал более четкими его очертания. Я отпрянула в тень поленницы. Свет исчез, так как дверь закрылась, и я услышала торопливые шаги сначала по дощатому настилу, потом по пыли уже ближе ко мне.

Стратос вышел из гостиницы повидать сестру. Если бы Колин был здесь… если бы Стратос вошел во двор…

Но нет, он раскрыл садовую калитку и спокойно прошел в двери дома. Она не была заперта. Я услышала, как лязгнула задвижка, потом тихие голоса: вопрос, ответ. София, должно быть, принесла из спальни лампу, чтобы встретить его у дверей, потому что я видела, как просиял свет за темной массой дома.

Его посещение, несомненно, не было тайным, а цель визита поэтому вряд ли дурной, и, в смущении осознав это, я с ужасом подумала, что меня могут обнаружить в час ночи во дворе у Софии. Если уж мне суждено такое, так пусть лучше меня найдут на тропинке…

Как я установила еще при дневном свете, это был грязный и малохоженый проулок, который проходил между отдельными группами кипарисов и заканчивался у маленького виноградника под скалой. Как объяснить свое присутствие здесь, я не знала, но, поскольку у Стратоса не было абсолютно никаких оснований подозревать меня, я, конечно, могла выйти из положения, сославшись на тривиальную бессонницу и необходимость прогуляться на свежем воздухе. Все-таки это лучше, чем оказаться застигнутой во дворе, и я быстро проскользнула через калитку назад на тропинку.

И тут мной овладели сомнения. Одного взгляда на гостиницу было достаточно, чтобы понять, насколько трудно вернуться незамеченной: свет из дверей дома падал на стену сада, и я могла видеть движение тени Стратоса.

Я осторожно ступала, поспешно удаляясь от калитки, и тут же споткнулась о валявшийся камень, хорошо еще, что не упала. Едва я опомнилась, как услышала, что снова хлопнула дверь дома и Стратос быстро прошел к калитке.

Я стояла не шевелясь, отвернув лицо в сторону. Оставалось только надеяться, что после яркого света его глаза еще не успели привыкнуть к темноте, иначе, взглянув в мою сторону, он бы непременно увидел меня.

Кулаки мои в карманах синего пальто Фрэнсис были крепко сжаты, а мысли кружились, как перышки в потоке воздуха. Что сказать ему? Какую придумать более или менее правдоподобную причину полуночной прогулки по этому неприглядному тупику?

Ответ пришел мелодичный, пронизывающе громкий, из кипарисовой рощи за пределами стены. Откуда-то с остроконечных вершин деревьев в темноту полилась песня соловья. И тотчас показалось, что застывшая в неподвижности ночь именно этого ждала. Я задержала дыхание. Трели и свист, длинные, нарушающие покой кларнетные ноты лились, били ключом из чернеющих кипарисов. Птица, должно быть, пела не менее двух минут, а я стояла и, благословляя ее, пыталась еще услышать и шаги удаляющегося Стратоса.

Соловей прекратил петь. И тут в десяти ярдах от себя я отчетливо услышала бренчание мелочи в кармане, потом чирканье спички. Стратос остановился за углом дома и неторопливо прикуривал сигарету.

Горящая спичка показалась неестественно яркой. Если бы он взглянул сейчас…

Он поднял голову, чтобы сделать первую затяжку. Моя рука, засунутая в карман пальто Фрэнсис, наткнулась на пачку сигарет.

Я шагнула вперед:

– Господин Алексиакис?

Он обернулся. Спичка упала в пыль и погасла, не успев догореть. Я двинулась к нему с сигаретой в руке.

– Извините за беспокойство. Дайте, пожалуйста, прикурить. Я вышла без спичек.

– А, это вы, мисс Феррис! Конечно. – Он пошел мне навстречу, зажег и протянул спичку. – Вы что-то допоздна загулялись? Все еще знакомитесь с окрестностями?

Я засмеялась:

– Ночной Айос-Георгиос? Да нет. Я уже было отправилась спать, да услышала соловья и решила послушать.

– Ах да. Тони мне говорил, что вы увлекаетесь такого рода вещами. – Голос его звучал спокойно, чуть ли не равнодушно. Он оперся плечом о стену и протянул руку с сигаретой в сторону кипарисов. – Вон там, да? Они всегда там поют, я помню их со времен, когда еще был мальчишкой. Теперь и не замечаю. И сегодня пел? Пожалуй, рановато для них.

– Только один, и кажется, он замолчал. – Я подавила зевок. – Пойду-ка я укладываться. День был такой длинный, но такой приятный. Может быть, завтра…

Я остановилась на полуслове, потому что он сделал резкое, призывающее к молчанию движение: какой-то звук встревожил его. Я слышала его тоже, но на меня он не подействовал так быстро, как на Стратоса: видимо, даже в расслабляющей спокойной обстановке этот человек был настороже, как лисица.

Мы стояли близко к стене сарая, который я пришла обследовать. Он был сложен из крупных, грубо отесанных камней, в небрежной кладке было множество щелей. Звук, очевидно, донесся из какой-то щели рядом с нами – легкий звук царапанья, потом тихий шорох, как от сыплющегося песка. Какое-то движение в сарае Софии.

Стратос замер, голова поднята. Я увидела в его глазах отблеск огонька сигареты.

– Мне кажется, я что-то слышал. Подождите.

Колин, лихорадочно подумала я, это Колин… но потом поняла, что страх делает меня глупой. Если бы это действительно был Колин, Стратос бы об этом знал, и уж конечно, не сообщал бы мне о присутствии мальчика в сарае. Но если в сарае кто-то был, то я знала, кто это… Нет, я подумала не о Ламбисе, который вполне бы мог тут спрятаться до наступления темноты, чтобы потом как следует обыскать деревню. Мои мысли сразу обратились к Марку. Не было никакой причины для такой моей уверенности, но я настолько ясно представляла себе, что именно он находится там, будто слышала его речь… там, по другую сторону стены, он ждал и прислушивался, пытаясь даже не дышать после этого единственного предательского движения…

Я быстро двинулась прочь по шуршащим под моими ногами камням.

– Я ничего не слышала. Вы теперь обратно? Может быть, это было просто…

Но он уже двинулся вперед, я же была так близко к нему, что видела, как рука его инстинктивно скользнула к бедру. Когда он входил в калитку, я настигла его.

Надо было его как-то остановить, как-то предупредить Марка… Я крикнула:

– Боже мой! Это пистолет? – Я схватила Стратоса за руку, стараясь, чтобы голос мой прозвучал по-женски взволнованно с настоящей дрожью, и, вероятно, это подействовало. – Ради бога! Не надо! – Меня трясло. – Это, наверное, собака. Вы же не можете ее так просто пристрелить! Пожалуйста, господин Алексиакис!

– Если это собака, мисс Феррис, я ее не убью. Прошу вас, отпустите меня… ого!

Теперь ошибки быть не могло, из сарая исходила целая серия звуков. Царапанье и стук, что-то напоминающее кудахтанье и глухой звук падающего с высоты маленького тела. Потом из приоткрытой двери промелькнуло что-то неопределенной формы, с мяуканьем проскользнуло мимо наших ног и исчезло во тьме тропинки.

Стратос остановился, его рука соскользнула с бедра. Он рассмеялся:

– Кот! Вот кто посягнул на собственность моей сестры! Можете успокоиться, мисс Феррис, его я убивать, конечно, не стану.

– Простите, – робко произнесла я. – Глупо было с моей стороны, но пистолеты и всякое прочее оружие приводят меня в ужас. Кроме того, вы могли ушибиться… Слава тебе, Господи, все кончилось благополучно! Я недавно разговаривала с этим котом на тропинке: он, должно быть, ловил крыс.

– Дело полезное, – живо отозвался Стратос. – Зять держит там для приманки перепелку. Коты до нее добраться не могут, но все время пытаются. А теперь мы закроем сарай, правильно?

Он плотно закрыл дверь и вышел на улицу. Обратно в гостиницу мы пришли вместе.

Двор Софии казался темнее обычного. Дверь сарая была все еще закрыта. Кот убежал, а соловей в кипарисах молчал. Надтреснутый колокол где-то в гавани пробил три.

Дверь отворилась, чуть скрипнув. Я скользнула в сарай и прикрыла ее за собой.

– Марк? – Это был всего лишь один мой выдох.

Ответа не последовало. Я стояла не шевелясь, стараясь услышать его дыхание, но слышала только собственное. Где-то был сложен хворост: я ощущала запах розмарина, сухой вербены и все приятные запахи постели, которую мы с ним разделили прошлой ночью.

– Марк? – Я ощупью пробиралась вдоль стенки, выходившей к тропке.

Какой-то звук позади заставил меня резко обернуться, всмотреться широко открытыми глазами в темноту, но это было всего лишь царапанье лап и легкое шуршание из угла, где, по-видимому, находилась клетка с перепелкой. Больше никаких звуков.

Я снова повернулась к стенке. Когда мои руки натолкнулись на ее холодный камень, соловей в роще опять запел. Звук наполнил темноту – сильный, близкий. Я ощупала стену. Камень, грубо отесанный камень. Ничего больше. И никаких звуков, кроме великолепной музыки из кипарисовой рощи. Я ошиблась: Марка здесь не было – сильное ощущение его присутствия было вызвано лишь запахом вербены от сложенного хвороста. Это была кошка, мы слышали только кошку.

Но вдруг моя рука наткнулась на что-то, что не было камнем, что-то скользкое, липкое и еще слегка теплое. Волосы у меня на затылке встали дыбом, желудок судорожно сжался.

Я отдернула руку и некоторое время стояла так, вытянув ее перед собой и растопырив пальцы.

Предчувствие оказалось верным: Марк все-таки был здесь. Прислонившись к стене в нескольких дюймах от меня и от Стратоса, он, обессилев, сделал какое-то неосторожное движение, а плечо у него кровоточило. В неожиданном страхе я наклонилась проверить, не упал ли он там, у подножия стены. Ничего. Сарай был пуст. Осталась только кровь…

Соловей все еще продолжал петь в кипарисах.

Не помню, как я добралась до гостиницы. Знаю только, что забыла об осторожности. Но я никого не встретила, и никто не видел, как я бежала через площадь, прикрывая одной рукой другую, запачканную кровью.